Аннотация: Однажды мне нужна была статья про зоофилов. В очередной раз я была без работы. Накрапывал дождь, я тупо читала объявления в сообществе ћПапарацциЋ и думала о том, что в запасе у меня нет ни одного скандала.
Война не Мир. Холодно
Для того, чтобы извести крыс, берут железную бочку. В нее сажают десяток взрослых животных. Кормить не нужно. Через неделю в бочке останется всего одна крыса. Ее-то и выпускают в дом.
На блатном цветном телевизоре моей тетки стоял сушеный варан. Тетка привезла его из Алжира. Они прожили там с семьей много лет. Дыра в пищевод чучела была заделана красной материей. Пасть варана над программой "Время" - таково мое первое впечатление из цикла "глобальное слияние культур".
Тогда тоже была война. Лучших учеников пятого класса тренировали без ошибок находить подвальное помещение и спасать близбегущих товарищей. Нам не говорили, как все произойдет, просто готовили на случай атаки. При звуках "Рейган" мое сердце до сих пор загадочно замирает.
Сегодня четверг, я беру диктофон. По четвергам я хожу в гости к приятелю и записываю его рассказы про армию.
Офис, где он сидит, расположен между цирком на Цветном Бульваре и Сретенским монастырем. Я могла бы указать другие координаты. Скажем - у роскошного киоска с модифицированным виноградом и персиками размером с бройлерных кур. Или "последний вагон из центра, из стеклянных направо. Как дойдешь до банка, отдай честь. В переулке увидишь Корвет. Набери, я тебя встречу". Любую точку земного шара можно рассматривать с разных углов.
Я еду к корвету.
Метро последнее время исчеркано, и выглядит как в кино. Так и должно быть, иначе, чем бы общественный транспорт стал отличаться от персонального? Моя подруга (или как называть человека, с которым ты схавал пуд картриджей и на протяжении нескольких лет ходил в один туалет?), так вот, моя подруга успела купить машину еще до пересмотра пошлин на иномарки. Ее родители выехали на дипломатическую миссию в последний раз (старенькие уже) и подкинули ей списанный посольский автомобиль. Внутри, на всех его дверках было что-то написано. Значительное и важное. Я не читаю по-французски, а подруга не колется. Загадочные надписи завораживают меня каждый раз, как я попадаю в это авто. Обычно, когда рядом окно, я смотрю только в него. Но, путешествуя по городу с ней, не могу оторваться от дверок. Мне даже кажется, что надписи каждый раз меняются, словно мятежный дух бывшего хозяина прилетает из-за границы и черкает на кожаной обивке канцелярской замазкой, пытаясь что-то нам сообщить иноземным подчерком.
Иногда мне верится, что едва я узнаю, в чем смысл этих надписей, как жизнь наладится, ситуация в мире придет в равновесие, и ни одно яблоко больше не слопает червь. Хотя, собственно, последнюю проблему мы решили успешно. Современные продукты не портятся.
Я люблю знаки цивилизации. След, оставленный человеком, почти так же красив, как груда камней на дороге после того, как сошел сель. Особенно он хорош, если наследивший уже куда-то свалил, а результат его действий успело упорядочить время. Расковырянный паз от шурупа - это прекрасно. Ковыряя, хомо пытался что-то сказать. Время нанесло на царапины благородную патину, приняв рукоделие как дар. Какого ж фига я буду нудеть: вот, загадили все метро? Мне столько раз говорили, что-то, что проверено временем, - качественно.
Про крыс мне рассказал мой приятель, к которому я и еду. Он из Харькова. Мы познакомились, когда я работала в одном популярном журнале. Тогда у него был всего один сын. Сейчас целых четыре. И визитки в начале нашего знакомства у него были красные, с аляповатыми разноцветными буквами. Сейчас - просто белые, только фамилия и телефон. Только я не меняюсь. Если про фэшн-стилиста можно сказать: "Она обшивает всех звезд", то про моего приятеля - он звезд обрисовывает. Он художник. Что можно сказать про меня - не знаю.
За что я люблю таскаться к нему по четвергам? Наверное, за то, что, кроме прочего, он настоящий чучельник.
Глава первая
Слово ЧУЧЕЛЬНИК - я не знаю, кто его выдумал. Первым произнес Дима. За ужином. Мы сидели на высоте 10 м над постаментом, на теплой и скользкой жести - на крыле памятника космонавтике и пили чай с пончиками. Черт его знает, зачем нас туда понесло. С Димой вечно какие-то странные ужины. Помню только, что было темно, булькал холодный чай и шуршал пакет с пончиками. Слово слетело в ночь и воспарило над эстакадой вдоль проспекта с названием Мир.
Дима - тоже один из моих приятелей. В отличие от других, активных и цельных личностей, описать его родом занятий нельзя. Он не занимается, он живет. Последний раз, звонил из Киева, следил за событиями и помогал поднимать знамя рыжих. Потом затерялся в Крыму. Поддерживал друзей в покупке земли. Или яхты. Или грузового корабля, чтобы наладить торговлю с Турцией, не помню.
В любой момент истории Дима дружит. Он есть в телефонных книгах депутатов, докторов, наркоманов, рокеров, скинхэдов, футболистов, дальнобойщиков, дочерей олигархов, сыновей проституток, брррррррр и других представителей современности. У Димы нет телефонной книжки.
Мы познакомились... Божечки, где же мы познакомились? Ах, ну да. Это совсем не важно.
Чучельник. Почему-то я сразу поняла, о чем речь. Даже объяснять не нужно было. Есть слова, которые ты знаешь с рождения, а может быть, еще до. Тебе не нужно брать Ожигова и долго шуршать страницами. Есть опасность, что тебе всего лишь кажется, что ты понимаешь. Но это проверяется временем. Как завещал Алисе Высоцкий: не произноси слова только за то, что они красивые и длинные. Я стараюсь. Чучельник - это тот, кто не вписался. Но не вписался, не потому что плох, а потому что хорош, просто сам об этом не знает. Я думаю, каждый из нас на какую-то часть чучельник. Ровно настолько, насколько еще пытается не вписаться.
Однажды мне нужна была статья про зоофилов. В очередной раз я была без работы. Накрапывал дождь, я тупо читала объявления в сообществе "Папарацци" и думала о том, что в запасе у меня нет ни одного скандала.
У меня нет скандала. Мне не нужен мобильный пресс-аташе Билана (он у меня есть). Я не уполномочена свистать народ на политические дебаты "Открытые Рты" или спринтерский забег на шпильках по инициативе журнала Гламур. Проще говоря, мне нечего сказать в сообществе "Папарацци". Возможно, не только в нем.
Я поползла искать своих зоофилов.
Материал мне заказал один отвязанный молодежный журнал, который позиционировал себя на редкость крутым. Его появление на рынке я пропустила. Со мной всегда так. На англофаке я пропускала свежие сплетни, а в редакциях не вовремя узнавала, за что уволили шефа. Я и о падении башен-близнецов узнала намного позже, чем стоило. Наверное, как раз это-то было правильным.
В одном из офисов международного центра остался мой бойфренд. Скорее всего, последнее, что он видел - это какой-нибудь взорвавшийся ксерокс. Но мне приятней думать, что напоследок он любовался на сейф и купюры, разлетевшиеся как птицы.
Сообщества зоофилов, почему-то в Интернете не оказалось. Ну да, кого же им там ловить? Журнал, который заказал материал, настаивал на личном опыте.
- Все авторы, что нам пишут, пишут не с потолка, - презрительно и жадно глядя в мой вырез, пояснял главный редактор, лет 20-ти, - если ты пишешь о сноуборде, ты должен уметь кататься с горы. Если собираешься сделать материал о тантрическом сексе, то идешь и пробуешь на себе. Мы специально доставали нашему репортеру пропуск в закрытый клуб.
Ожидая, что я забьюсь в истерике от восторга, главный редактор недоуменно пнул мусорную корзину, потому что я просто смотрела в окно. На улице было уже темно, и кружили большие белые хлопья, как растопыренные ладони, они прилипали к стеклу.
- Моя тетя преподает эту пургу, - безрадостно объяснила я, - но сама занимается сексом по-русски.
О тантрическом интиме тогда не писал только "Колобок". Чтобы попробовать на себе, не нужно было рваться в закрытый клуб.
Главный редактор сел. Его звали, кажется, Петя. По крайней мере, на вид он точно был Петя. Топая под почти зимним дождем в редакцию отвязанного молодежного журнала (в метро я изучила их свежий номер), я ожидала увидеть что-то такое: бычки на распечатанных текстах, гении играют в футбол надувным фаллосом, редактор расшифровывает интервью с Мадонной о преимуществах кальяна перед вело-прогулками. В углу сидит тибетский монах и общается с душой загипнотизированной секретарши. По крайней мере, я привыкла, что если издание пишет о моде, в редакции обязательно будет свалка коллекций. Ну и так далее. Пробуем на себе.
Все оказалось не так. Начну с того, что секретаршей был мальчик. Что касается редакции, то сначала шел кабинет главреда, потом все остальное. Подозреваю, что всего остального вообще не было. Стояла такая тишина и порядок, что невольно приходил на ум кабинет главврача евро-клиники. Петя оказался юношей со злым лицом и животом, выпиравшим под клетчатой жилеткой. Шею стягивал пыточный воротничок, а кисти наполовину закрыты манжетами.
Я знаю, как ведут себя девственники. Петя был девственник. Девственник перед показом "Глубокой глотки". Его тошнило. Чуть больше жизни в его редакции, и его начнет полоскать свежими вишнями. Должно быть, поэтому там не водилось ни запахов, ни звуков, странно, что окно не занавесили черными тряпками, впрочем, оно выходило на глухую серую стену.
- Итак, - Петя ожесточенно повозил мышкой, куда-то нажал и вынул из принтера пачку листов, - вот правила к нашим текстам. Их обязан соблюдать каждый автор. Мы платим 5 долларов за килобайт. Пожалуйста, оставляйте поля!
В метро я изучила врученные мне листы. Про поля там было сказано шесть раз. Журнал, действительно, крут. Круче только красная армия.
Пять долларов за одного зоофила, и в моем кармане прибавится целых 25 баксов. Блин. Какая досада сидеть без работы.
Странно, но меня ни разу не увольняли, не вынуждали уволиться, не вытесняли. На втором году карьеры я поняла, что я просто ходячий телеканал ТВ-6. Настоятель одного буддистского храма (чучельник еще тот) как-то сказал, что некоторых людей притягивает разруха и запустение. В моем случае - о-пустение. Издания мрут как мухи, не успею я там окопаться и обложиться словарями, телефонами, диктофонами и образцами эксклюзивной продукции для заказнухи.
Зоофилы не находились. Редкие сайты, выплывавшие на мой запрос, выдавали "Извините, страницы больше не существует", в лучшем случае, ссылки отправляли в медицинскую энциклопедию, в худшем - на порно рассказы трехлетней давности. Я уже было решила, что за зоофилию опять ввели статью. Расстрел. 25-ти баксов не будет.
Сотрудникам милиции звонить не хотелось, про то, что от контактов с животными люди попадают в больницы с разрывами половых полостей, я еще не знала. Я взяла телефон и набрала Диму, другу депутатов, звезд, наркоманов... Без особой надежды. Впрочем, и рвения. Я уже начиталась баек о домашних питомцах - Джеков и Принцев. Набивать голову этой инфой мне больше не хотелось, тем более, примерять на себя, чтобы потом за четвертак продать в молодежный журнал "непредвзятые, достоверные сведения". Абстрагироваться, в принципе, можно от чего угодно, даже от того, что ты когда-нибудь дообстрагируешься. Но, представив, с какой жадностью достоверные сведения будет читать девственник Петя, я поняла, что он заразил меня тошнотным синдромом. Хотелось на свежий воздух.
- Зоофила? - радостно спросил Дима, - ну, найдем тебе зоофила, если так надо, а как же!
Думаю, приспичь кому-то взять интервью у зеленого человечка, Дима бы устроил на улице затор из НЛО с надписями "Марс" на бортах. Он припер не одного, а целых 5 зоофилов. Как я и мечтала.
Если крутой журнал говорит, что тебе нужно знать, о чем пишешь, тебе нужно знать. "Авторы у них - небожители", - стараясь придать мысли необходимый оттенок уважения, думала я. Все статьи очень значительны. Обо всем есть свое мнение, крутое. У меня все равно так не получится, мое мнение чаще всего какое-то не подходящее, но я буду стараться. Я не читала их статью о тантрическом сексе, и вообще уже забыла, что все в редакции было не как настоящее. А если и помнила, то это только подтверждало мою идею о небожителях.
Люди вообще - боги. Они знают очень много вещей, о которых ты не имеешь понятия. Когда 10 человек однажды после рабочего дня сгрудились у компьютера редактора моды и их лица одно за другим стали бледны, и с божественных уст посыпалось: "Вот уроды! Смотри, смотри! Афигееть! Да ясно же, кто! Но как они умудрились их пропустить?", я подумала: "Надо же! Они говорят о чем-то таком, чего я никогда не узнаю! Они в курсе всего, что мне ни за что не понять! Круто!".
Восхитившись каждым по-очереди (итого 10 раз), я осталась сидеть за своим компом, набивая какой-то жалкий текст про любовь - письмо моему бойфренду. Я пила кофе. Через пару часов стало ясно, что по монитору редактора моды небожители наблюдали, как в твин-тауэрз врезались самолеты. Я допила кофе и просто не стала отправлять письмо. Ни один чертов компьютер в башне его не получит. Но все-таки здорово, что я дописала...
Зоофилы пришли в полночь.
Один из них оказался отставной звездой русского рока. Остальные занимали социальные должности поскромнее: директор, манагер, коллега и танцовщица. Открытый общественный доклад был только у музыканта, прочие стеснялись своих увлечений. Предполагалось, что с каждым я побеседую потом, тет-а-тет. На крайняк, возьму телефон, чтобы в ближайшее время созвониться.
Собравшиеся заметно парились. Хозяевами встречи были два голубых (точно не зоофилы, этих я давно знала), тамадой - рок звезда. Мы сидели на белых диванах, как на ладонях. Со второго этажа квартиры все время кто-то спускался. Кажется, там была своя тусовка, но наша понемногу перевешивала. Мы с Димой хлестали кофе. Мы его глушили. Дима всегда берет на себя половину твоей работы. Растворимый, с молоком, по-венски, из черной кофеварки и прозрачного кофе-пресса - Дима заваривал. Остальные к середине монолога главного зоофила просто надрались. Они пили виски. Но когда рок-звезда начал рассказывать про голубей и волнистых попугаев, все протрезвели. Кроме одного, который упал за кадушку с пальмой. Утром я видела, как он тихо плачет.
Я думала - о чем мне писать? О том, как подростки начинают иметь дело с животными. О любовниках матери, запырявших ее ножами. О сиротах в цыганских таборах. Или о русском роке? Это был обширный доклад.
- О чем ты плачешь? - спросила я утром того парня.
- Он такой клевый! - всхлипнул тот, - ты видела, какие у него белые ноги?
Надо написать о ногах, подумала я. И написала обо всем сразу. Если бы все это продалось, получилось бы много баксов.
В ночь после зоофила я не могла уснуть. Мне снились кошмары. Голос у рок-звезды был могучий. Он выходил из маленького тела, как молния из сморщенной тучи. Почему к трем часам он метался между диванами в шелковом халате? Не помню. Кажется, ему стало мало говорить. И он начал показывать. Ноги у него, действительно, белые. Походило на фильм Чарли Чаплина.
Интересно, что он так и не спел. Иногда переходил на шепот. Я ждала, что все-таки что-то сбацает. Но, видимо, песни его много раз слушали, а рассказ про то, как погибали питомцы, еще ни разу.
Он был маленьким мальчиком, и никто не учил его, как надо ухаживать за животными. Поэтому он просто отдавал им свою любовь. Они брыкались, из скромности. Но потом привыкали, если не успевали быстрее сдохнуть. Только намного позже он понял, что был не прав. Надо было давать передышки. Их было много. Но не сразу, а один за другим. Рок и зайцы. Они предавали его, не любили.
Затронули тему страха. Почему-то жива еще байка "боятся, значит уважают". Я помню, что удивилась. Разговор шел на чистоту. После попугаев и голубей уже никто не стеснялся своих пороков. Мы глушили кофе. Танцовщица рассказала, как приручила пуделя. На сметану. Мне казалось, что в носу у меня стоит запах фермы. Манагер рассказал, что с теленком лучше, чем со свиньей. Телка вообще идеальное существо - температура, форма, размер... Ладонями я почти ощутила сено и ворсистую морду. Я поняла, что совсем не знаю природу. Однажды меня едва не спихнула в речку лошадь. Как оказалось, выпрашивала сахар. Коллега говорил о том, что на Кавказе существует обычай посвящать юношу в мужчины путем прилюдного секса с ослицей. А чабаны, уходя далеко от селений со своими стадами, даже не вспоминают про женщин. На зоне развлечение - обрывать мухе крылышки и сажать на торчащий из воды член. А что до сайтов, то их давно погрохал грин пис. Я вспомнила, что в детстве у меня тоже был пудель. Его отловил сосед алкоголик. Говорят, съел. Надеюсь, что так. Я его до сих пор люблю. Божечки, люди - небожители, они вечно умеют что-то такое, до чего я никогда не додумаюсь.
Статья вышла мрачной. Даже мой знакомый одного супер-пошлого мужского журнальчика сказал "кошмар". Переделывать не хотелось. Петя поставил под сомнение Кавказ и его обычаи, сказал, что не нашел такой информации в Интернете. А раз невозможно подтвердить сетевым путем, сомнения вызывает и все остальное.
- Мы же просили, чтобы сведения были достоверными, из первых рук. И вообще, что это за пассаж про телок?
А ведь я еще не написала в статье того, что мне рассказал отловленный после ночи с зоофилами доктор. Кровавое дело. Вы хотели круто? Их есть у меня. Почему я таки без работы?..
Сегодня четверг. Я куплю к чаю шоколадку. И чипсов. И какой-нибудь пирожок. Я включу диктофон и буду писать рассказы про армию. О том, как в нее ходил художник и чучельник. Практически, пароход.
Помню, в романе Генри Миллера "Тропик Рака" меня потрясла одна вещь. У главного героя гостила знакомая иностранка. И болела она гонореей. Хозяину и его приятелю приходилось все время выкидывать полотенца. Они боялись, что случайно вытрут лицо гонорейной махрой и заболеют ужасной глазной болезнью, которую вызывают венерические бациллы. Они боялись ослепнуть. Но никак не могли объяснить иностранке, чтобы ты не брала чужих полотенец.
Все, что им нужно было сделать, на мой взгляд, это взять обычную железную бочку.
- Ты это про крыс не шутишь?
Художник смотрит - я бы сказала "поверх мольберта", но он в этот вечер обводит на компе какие-то фотографии.
- Знаешь, главная редакторша сказала, что я перестал стараться. Типа люди выходят не настоящие. Я долго заглядывал в свой внутренний мир. Потом понял: какого хера? Возьму настоящих и обведу... Нет, про крыс кроем шуток. Сородич-убийца - лучший способ навести порядок в строю. Кофе будешь?
Этому художнику давно не надо доказывать, что он не верблюд. Но каждому в этом мире может попасться главный редактор, который считает, что он умнее. Тогда профи берет фотографии и обводит.
Я хочу кофе. Я его все время хочу. С тех пор, как пять лет назад от верхушки международного центра ни осталось ни одного ксерокса. Застряла во вкусе. Хотя, мне кажется, больше нравится запах. Но не станешь же заваривать чашку и нюхать. Я пробовала перейти на нюхательный. Насыпала в баночку молотых зерен, открывала и подносила к носу. Говорят, если пить больше двух чашек в день, климакс наступит раньше на 10 лет и обостряется целлюлит. Но оказалось, что мне по большому счету до барабана. От горячей воды зерна пахнут тем самым. И я забываю про апельсиновые бедра.
- Я видел, как солдаты, которых везут в армию, делают в поезде такие вещи. Неправильные с точки зрения окружающих. Это от страха. Я работал проводником.
Рассказ про крыс меня уже впечатлил. И я жду, что художник расскажет еще. Обычно парни про армию не треплются, даже своим женам. О мертвых годах - хорошо или ничего. Один говорил, что с тех пор, как вернулся, ненавидит сгущенку. Он служил в Монголии, и их кормили консервами.
- Что?
- Нет, я ничего не сказала, - я отрицательно трясу головой.
Художник ерошит ладонью лысину. То есть, он делает такой жест. Из мультиков мы знаем, что мужчины делают так, когда смущены. Я пытаюсь вспомнить, были ли у него когда-нибудь волосы.
- Я наблюдал... - он кладет шуршащую нейлоновую ногу на ногу и перевешивается через спинку стула, - я проводник, а они едут в часть. Я наблюдал. Они едут там, и им страшно.
Он говорит с приятным южным акцентом. Мыши боятся веревки - вспоминаю я. Однажды поимев на пути змею и прочухав, чем она может кончиться, они истерят при виде куска веревки - начинают метаться, визжать и прыгать и, если их не спасти, вполне вероятно расшибут себе лоб о стену.
- Почему? - спрашиваю я.
Художник смотрит на меня без удивления. Это профи, у которого особый взгляд на натуру. Он не сравнивает, он смотрит. Оценщик берет предмет и сличает его с другим, с тем, который находится рядом или есть в памяти, и выносит оценку: тупой журналист. Чучельник просто слышит вопрос "почему?". Он кивает.
- Они не знают, куда попадут, - он вздыхает.
Мыши думают, что знают, но ошибаются. Салаги думают, что не знают, наверное, ошибаются тоже. На самом деле, они в курсе. Первые печатные сведения о дедовщине, сержантах, самоубийствах на гауптвахте и прочих ужасах, породивших комитеты солдатских матерей, появились в .... году. Для меня это была не новость. Тогда вообще мало что было новостью, казалось, все плохое в мире давно привычно, тянется испокон, петляет между нашими шеями, и не затянулось еще только потому что кто-то должен присутствовать на политинформации.
Катастрофы, война с мусульманами и застрелившиеся мальчики начались в моей жизни куда раньше, чем земляки получили возможность читать об этом в статьях и заметках.
И я давно не верю в газеты.
- Мой дед не мог слушать радио, - ни к селу, ни к городу говорю я, - включал. Он был в плену.
Художник снова не удивляется. Он кивает и продолжает рассказ.
- Да. Люди, которые едут в поездах, напиваются, хулиганят, в общем, ведут себя не адекватно. Но не потому что они плохие, просто им рассказали, что там, куда они едут, им будет плохо...
Я глажу пальцем экран диктофона. Про землетрясение в .... репортажей по телевизору не показывали. Это было в ... году. Толчки докатились до нас поздно вечером. Судя по силе, эпицентр был где-то рядом.
Мы давно не выскакивали на улицу в ночных рубашках. Но каждая трясучка вызывала небольшую истерику. Мы косились на косяки и думали о том, что в целях безопасности надо бы подняться из-за стола и занять место в дверном проеме. И мы начинали смеяться. Потому что не знали, кто под какой косяк побежит. Народу много, косяков мало. У каждого в квартире была своя почетная трещина на стене. Мы любили собираться друг у друга в гостях. Железные стыки на дюбелях по углам не вызывали оптимизма - когда ты один. Кто-то вспоминал фильм с Пьером Ришаром и Орнелой Мути, где они сидели - он в ванной, она, кажется, в унитазе, а вокруг после пожара рушился дом. Мы кивали - безопасное место. Строили планы: что из имущества надо хватать, что оставить. Не успеешь схватить - как же быть? И паспорт, и ордер завалит обломками, и без кастрюль и спичек не сможешь пожрать. Почему-то никто не думал о том, что его расплющит. При штучном перечислении оказывалось, что для жизни после того, как расплющится все, необходимо слишком много вещей.
- Всё. Буду класть в халат документы и деньги. И кольца. А рядом с кроватью - одеяла.
Взрыв хохота.
- Деньги лучше в трусы.
- Что? Да. Правда. Халат не успеть.
- На порог - сумку консервов.
- Можно бросить в окно.
- Ты ловишь.
От ржачки текут слезы. Потом мы начинаем травить. Так мы друг друга подбадриваем. Должно быть, с тех пор я люблю слушать истории.
Например. Одна кассирша считала зарплату. И тут началось. О деньгах трескотни всегда было больше всего. Представив себя у разрушенного дома, без зубной пасты и надежды на будущее, первым делом думали о билетах. О том, как распрощаются с этой гнилой долиной и адью отар-опа. Каждое землетрясение - шанс рвануть на большую землю. "В Россию", - как любовно там говорили. Еще говорили, что самолеты оттуда не летают. Приезжавшие на чуть-чуть, застревали почти навсегда (почти, потому что в один прекрасный момент все это кончилось, как до этого кончилась жизнь в России). Новички приезжали, страдали год, мучились два. Но зарплаты были большими, квартиры давали сразу, на большую землю в отпуск ты ездил не как с золотых приисков, но тоже королем. И дедам в отпуске снились сны - крученая дорога в горах, жара, маки и унылая песня аллаху. И они возвращались. Каждый раз перед отпуском кто-то говорил:
- Меня пригласили работать. Новая лаборатория. Начальником. Новосибирск. От моей родины далековато, но лучше, чем здесь.
А, вернувшись, прятали глаза:
- Отказался.
Хотя, скорее всего, так и было. И Новосибирск, и перспективы лаборатории. Но там, не в России, для каждого сосредоточилась маленькая свобода.
Так вот. Кассирша сидела за столом и считала зарплатные деньги. За зарешеченным окном курили сотрудники. Кассирша насчитала уже до хрена. Тогда машинок не было, считали пальцами.
- Семьсотпятьдесят три, семьтпятьчетыре...
Чем тогда платили зарплату - тысячами, миллионами? Нет, просто рубли. На столе лежали взъерошенные пачки и мелочь в коробочке. Затрясло.
Затрясло так, что она испугалась. За окном завизжали на разные голоса, хотя на открытом воздухе тряска почти не заметна. Больше пространства, меньше ориентиров. Толчки растекаются по земле. И только в помещении, над рукотворным фундаментом ты явственно чувствуешь, как почва уходит у тебя из-под ног. Твердые предметы беспорядочно разбегаются из точек, где им положено быть. И пора бы за что-нибудь уцепиться. Или хотя бы сесть на пол. Свидетели настоящих трясучек так непроизвольно и делали. При этом у них останавливались глаза.
В кино землетрясение демонстрируют так. Изображение начинает вибрировать, надвигается грозный шум, овалы испуганных лиц плывут не в такт с компьютерным задником. Помню, к нам в гости приехала родственница. Она ела дыню и вдруг нахмурилась и стала оглядываться за кресло. Она решила, что кто-то качает его из баловства. Она даже кричала: "Прекратите там!". Не было шума, и картинка перед глазами не расплывалась. Как она могла сличить то, что знала, с тем, что происходило на самом деле?
Так вот, кассирша. Едва ее тело почувствовало, что дело бензин, как пальцы, держащие кучу денег, разжались. Кассирша швырнула средства к существованию на пол и, поскальзываясь на купюрах и монетах, бросилась вон.
Над ней потом ржал весь город. Кажется, от умиления даже перевели в старшие бухгалтера.
У нас не было пенсионеров, и с детьми не сидели бабушки. Но один одинокий дед все-таки жил. За восемь часов до большой трясучки его увела в поле кошка. Разрушенный дом рассыпается вокруг себя на две трети своей высоты. То есть, если рядом стоят две пятиэтажки, бежать тебе некуда. Дома специально строили на расстоянии. Между ними оставляли огромные дворы. Кошка разволновалась к обеду. К вечеру скоропостижно сошла с ума - кидалась на дверь и орала. Дед не знал, чем ее успокоить, открыл дверь и пошел провожатым. На середине кукурузного поля, он вспомнил, что животные чувствуют приближение катастроф. Оглянулся и испугался. Но вернуться к домам уже не успел. Он сел в посевы и вытирал слезы кошкой.
- Если бы люди знали, какова реальность на самом деле, каждый бы сам решал, -