Как всегда было холодно. Эта осень теплом вообще не отличалась. И как всегда было серо, дождь барабанил по окнам. Наступал вечер, но человеку, лежащему на диване, не хотелось включать свет. Он медленно допивал шерри, и, закрыв глаза, представлял море, и горы, и залитые солнцем листы тетради.
Тетрадь была исписана мелким косым почерком, на полях рисунки - лица, силуэты, какие-то незнакомые люди. Некоторые были перечеркнуты красной ручкой, а рядом - надпись совсем другим почерком, ясным, крупным: "Саша, переставай рисовать в тетрадях". Их училка по литературе не жаловала тетрадных рисунков - а его сосед по парте всегда рисовал только на литературе. Наверное, Пушкин с Бодлером его вдохновляли.
Человек на диване отпил еще из пузатой бутылки. Вкус вишни остался на языке. Человек грустно улыбнулся воспоминаниям.
В его мыслях море накатывало на них своими волнами, захлестывало, и снова отступало. Солнце оставляло на чужой коже свои обжигающие поцелуи.
Следом за солнцем следовали его губы, прохладные, со вкусом настоящей вишни, той, что росла под их окном, а не той, что оставалась после дорогого алкоголя.
Человек встал, распахнул окно, вдохнул воздух, пахнущий морозом. Наутилус что-то шептал про то как "я закрыл глаза и придумал тебя".
- Я закрыл глаза... и придумал тебя, - человек и вправду закрыл глаза, стоя перед окном. - И придумал тебя. - Отпил еще наливки. - Ты стоишь на пороге в белом плаще... С длинных волос на паркет стекает вода.
За закрытыми веками ветер перелистывал тетрадь с множеством рисунков, в то время как его целовали прохладные сашины губы.
- Слишком поздно тебя придумать назад...
Их старая учительница смотрит на них укоризненно. Зря они тогда приехали на встречу выпускников... Могли и дома посидеть, в Новороссийске. Нет, потащило их в Москву! В серую Москву, которая сейчас смотрела на него в открытое окно - равнодушно и холодно.
- Я закрыл глаза... и придумал тебя.
За закрытыми веками сашкин отец смотрел так же равнодушно и холодно. И чеканил слова, говоря, что ему нужно поговорить с сыном наедине.
Потом любовник вернулся, чтобы забрать вещи и забыть зубную щетку.
Москва ухмыльнулась и, довольная, стала смотреть на других. Он так и не уехал, поселился в пустой квартире, оставшейся от родителей - что ему было делать дома, в Новороссе?
Человек поглядел на осень за окном и отпил еще шерри. Равнодушно повернулся, услышав дверной звонок - в такое время? Соседка, наверное.
Наутилус начал шептать по-новой про придуманную мечту, стоящую на пороге.
- Твои тонкие пальцы лежат на кнопке звонка, - подпевал он, идя к двери.
Белого плаща не было. Волосы - да, действительно отросли за то время, что они не виделись.
Шерри разлилось по паркету, когда он выронил бутылку.
- Здравствуй, - сказали знакомые губы. Он подумал, что, наверное, ослышался. Или это галлюцинации.
Галлюцинация шагнула вперед, снимая мокрую кожаную куртку, которую они покупали еще в Новороссе, года два назад. На пол оказалась поставлена дорожная сумка. Наутилус продолжал пророчествовать в магнитофоне.
Галлюцинация оказалась осязаемой, когда обняла его и уткнулась в шею. Запах сашкиного одеколона заставил его зажмуриться.