И ничего не изменилось. Не вздрогнула земля, не колыхнулись травы, не зазмеились трещины по глинистым холмам. Только истерично застрекотала тощая сорока, презрительно дернула маслянисто блеснувшим хвостом, сорвалась с ветки яблони-дичка и по дуге скользнула вниз, к реке. Я проводил сороку взглядом и упрямо повторил: "Индейская тропа!" Выдохнул, как заклинание, как "сим-сим, открой дверь"... Увы, я не Али-Баба, и кустарник сим-сим не растет в окрестностях Алма-Аты. Заклинание не сработало, и дорога, полого, в два поворота, ползущая на холм к дачам и горнолыжной базе спортобщества "Динамо", осталась все той же: унылой, узкой и пыльной.
Как же все-таки мы называли ее в детстве? Точно, не "индейская тропа". "Индейская тропа" проходит выше, возле ржавых облупленных рогулек опор заброшенной канатки. А ведь когда-то было чрезвычайно важно помнить имена всех клочков и закоулочков окружающего пространства. Емкие, точные, яркие и звучные названия. Заключавшие в себе бездну информации, определявшие не только основные тактико-технические характеристики, но и особенности эмоционального восприятия.
Так ближний к дачному забору склон холма, просматриваемый и простреливаемый вдоль и поперек заботливыми бабушкиными глазами, мы называли "простое поле". Слишком оно на виду, совершенно незапретно и обыденно: невысокая жухлая трава, истерзанная тракторами дорога с пятнами солярки, припорошенные пылью редкие коровьи лепешки - даже не поймешь, где находишься.
Зато противоположный склон этого же холма - "дальнее поле". Там летает кузнечик с фиолетово-алыми крыльями, там, в колючем кусте барбариса, притаился страшный богомол, и ящерица мелькает в шершавой тени валунов. Там ничто не препятствует взору и можно часами разглядывать сверкающие вдали ледники, высматривая альпинистов, похожих отсюда на черных букашек (а может, то и не альпинисты вовсе, а снежный человек алмасты вывел свою семью на прогулку в погожий день).
Еще нам с братом очень нравится, как пугаются наши бабушки, когда мы отпрашиваемся играть на "дальнее поле".
- Это куда? Далеко нельзя!
- Да это рядом! На той стороне, - снисходительно успокаиваем мы непосвященных.
- Сандали обуйте, земля еще холодная! И на речку не ходить,.. - напрасно взывают они к нашим спинам.
Сколько удовольствия мы получали от тайного летнего языка. Забывшись, уносили его с собой в осень. И тогда, разглядывая гербарий, учительница возмущалась:
- Что это за "синяя колючка" такая? А "волдырница жгучая"? Ты что, не мог посмотреть, как правильно называются это растения?
А зачем? Чем название "татарник" лучше "синей колючки"? Мы были королями мира. Разве король не имеет права давать имена своим подданным?
Каждое лето мы с братом совершали географические экспедиции. Мы бродили по склонам гор, тайно проникали в колхозный яблоневый сад, собирали грибы в березой роще и сооружали запруды на страшно недовольной этим Весновке. И всем встреченным камням и тропинкам, бабочкам и птицам, деревьям и травам давали имена. Ведь мало оставить в дорожной пыли след своей босой королевской ступни - надо закрепить право владения, включить в реестр.
Имена часто давались самые незатейливые, в детстве у тебя в распоряжении не так уж много слов. Зато все они новенькие, почти не пользованные, а потому и стоят гораздо дороже. Сейчас, наверное, большинство из тех имен не вызовет в моей душе никакого отклика. Я могу просто не узнать их, даже если вспомню. Это все равно, что складывать числа, вместо того, чтобы умножать или возводить в степень.
Например, "мост". Сколько мостов я успел увидеть, пройти и пощупать? Уйму. А тогда МОСТ был один. Узенький железный мостик с невысокими перилами, сваренными из уголков и арматурных прутков. Когда-то на листах настила было рифление, чтобы пешеходы не оскальзывались. Но постепенно рифление сшаркали, чернение стерли, и мост поблескивал на солнце большими проплешинами, окаймленными красивыми разводами ржавчины.
Был этот мост каким-то несуразным. Кривым. С обрывистых склонов лога косо тянулись похожие на толстые рельсы стальные балки, упиравшиеся в полотнище моста примерно в четверти длины от краев. Середина должна была опираться на такую же рельсу, вертикально воткнутую в дно лога. Однако то ли рельса оказалась чересчур длинной, то ли лог пытался отторгнуть чужеродное тело, но мост получился немного горбатым и скособоченным.
До того, как через лог сделали насыпь и проложили асфальтированную дорогу, по мосту было очень удобно ходить из одного корпуса военного госпиталя в другой, но сейчас мост служил всего лишь дополнением к терренкуру, маленьким разнообразием оздоровительного прогулочного маршрута. Ветераны в больничных халатах из блеклой фланели и драных дерматиновых шлепанцах медленно и осторожно проходили по мосту, иногда останавливаясь кинуть взгляд на горы. Они почти никогда не смотрели вниз, в лог. В его вечносырую плотную тень, в мутнозеленую пену крапивы, лопухов и полыни, из которой густо всплывали пузырящиеся кроны яблонь-дичков. И чувствовалось какое-то пренебрежительное безразличие в сырой тяжелой зелени лога...
В жару, когда под ногой поддавался и плющился асфальт терренкура и душной испариной туманился лог, мост раскалялся, как сковородка. В один из таких дней мы с братом решили устроить на мосту испытания воли: кто пробежит босиком из конца в конец, тот герой.
Уже на третьем шаге в подошвы вонзились миллионмиллионов огненных гвоздей, выбив слезы из-под прищуренных век, мост удлинился и выгнулся дугой. Не выдержав пытки, брат вспрыгнул на перила, я за ним. И быстро-быстро перебирая ногами по ребристым пруткам, по-крабьи, мы поспешили к спасительной земле. Вдруг снизу раздался издевательский, судорожный вопль зловещей птицы-вороны, пробравший нас внезапной дрожью "мурашиков". А еще через несколько минут мы весело шагали в госпитальный буфет, где за шесть копеек пекли замечательные слойки с повидлом. Как хорошо, что хотя бы в детстве тебе не надо быть победителем, чтобы получить награду...
Вот и добрел. Сейчас над гребнем холма покажется низкая плоская крыша лыжной базы, и навстречу выкатится, захлебываясь демонстративным, нарочито-злобным лаем, встрепанная дворняга. Если от реки подниматься короткой дорогой, по крутой самодельной тропинке, то Шарик (или его папа?) появлялся гораздо эффектнее, выскакивая на фоне неба, словно чертик из коробки. Тьфу-ты, елки-палки! Дорога называлась просто "длинной"! Два пути вели от Весновки к дачам: "короткая дорога" и "длинная дорога". И все. А я-то развел турусы на колесах. Имя мира, имя мира!.. Отстань, псина, я блохастый!