Осенняя улица выглядела пустынной, пыльной и мрачной. Так выглядят чуланы, когда переполняются хламом и забываются на несколько лет. Перепуганные взрывами дома тянулись друг к другу обломками своих стен, но так и не смогли спасти друг друга.
Получившийся лабиринт серый лабиринт нуждался в постоянном внимании. Во всяком случае, так считало командование. Ясное дело, что не им лично придётся вести патрулирования. Подобраться сюда на машине или броне не представлялось возможным. Солдаты по-старинке вышагивали между больших глыб и аккуратно переступали через маленькие осколки. Ловушек не встречали уже несколько недель, но первые встречи с минами оставили горький осадок. Изувеченные тела отправили домой, здоровые продолжали работать. Шаг за шагом, день за днём.
Утомившись однообразием, один из двух патрульных позволил себе присесть на подходящий камень. В нескольких метрах впереди начиналась большущая площадь, где иногда снайперы-одиночки клали под флаг целые отделения. Потом командование сократило патрульные группы до двух человек, и разовые потери резко сократились. Нельзя потерять больше, чем сунешь в капкан. Конечно, пехота постоянно нарушала инструкции, сбиваясь в группы. Каждый вырывал своё: штаб - показатели, солдаты - собственные жизни. Сейчас стало спокойнее, но отсрочить выход на такое место было милым делом.
Дом с правой стороны улицы заметно выступал вперёд, прикрывая отдыхавших от пугающего пространства. Слева открывался замечательный вид на руины древнего собора. Если, конечно, кто-то может счесть прекрасным вид дикого уничтожения культуры.
- Как можно жить таком унылом месте, а? - спросил солдат, растягиваясь на холодном тротуаре.
Его товарищ, сидевший на камне не отводил взгляд от руин. Глаза одновременно искали снайпера и оценивали картину.
- Раньше этот город считался одним из красивейших в мире.
- Чушь. Я бы взбунтовался только от необходимости постоянно болеть. Сырость убьёт больше наших, чем вся оккупационная армия.
Солдат на камне повернулся к сослуживцу.
- Тогда сырость дала хорошую фору. Ты слышал, сколько вернулось из штурмовой бригады? И это после всех бомбёжек! С мясорубкой драться легче, чем захватить этот город. Да и не захватили мы его, а уничтожили. Его вообще никто никогда не мог захватить.
- Эй, парень, Большие Погоны на брифинге говорил, что мы его освободили. А за неправильную тер.. терми... короче, надо говорить правильно, иначе оштрафуют.
Кандидат в штрафники улыбнулся.
- Если ты так заботишься о моей заднице, я позабочусь о твоей: не застуди её.
- Пошел ты!
Пару минут оба молчали. Сидевший на земле приложился к плоской фляге с трофейным алкоголем, а его товарищ продолжил созерцание собора, вызвавшее у него желанием поделиться новыми мыслями.
- Слушай, а ты же веришь в Бога?
- Хочешь записаться на исповедь, а?
Солдат проигнорировал шутку и указал на руины.
- Это было собором. Как думаешь, мы будем гореть в Аду за разрушенную церковь?
- Пошел ты! Я его не рушил. Это летуны или сами оккупанты. Я тут вообще ещё никого не завалил. Так что чеки домой идут чистые, без пятнышка крови.
- Ну ты дал! Я думал, ты пошел служить, чтобы валить плохих парней толпами.
- Пошел ты! - В своей обычной манере ответил солдат и встал. - Я против этих парней ничего не имею, пока они не стреляют в меня. Они не мешаются - и отлично. У меня женушка, дети, братаны и предки, а работы ноль. Если я и готов валить, то только бабло в свою тачку. И не гони, что ты не такой же.
Ценитель руин покачал головой.
- Такой же, - дипломатично согласился он, - только ещё хотел посмотреть другие страны.
- Ну так ты фартовый, а? Посмотрел, заработал. Только вместо камеры автомат, а?
- Ага, - отрешенно поддакнул солдат, думая, стоит ли говорить о том, что действительно беспокоило.
Наконец, желание поделиться взяло верх.
- Слушай, а ты... Я что думаю... нам тут не рады, да? Столько говорили про желание простых людей освободиться, а тут ни одной улыбки в нашу сторону...
Собеседник призадумался.
- Ты куда клонишь? - настороженно спросил он, оглядываясь по сторонам; на улице были только они.
- Ну... короче, у меня дядя имеет лицензию на мощное радиооборудование. Он общался кое-с-кем отсюда и... Тут люди считали оккупантами нас.
- Чушь! - фыркнул сослуживец. - Пошел ты! Да им мозги промывали и запугивали. Твой дядя по-любому слушал кого-то из спецслужб. За диктатора были только двадцать процентов - это даже не вся армия. Они переодевались в гражданское, чтобы все думали, будто сражаются все. Ты же сам это знаешь.
- Да, да, это так, - поддакнул сконфуженный собеседник, стараясь замять разговор, ставший неудобным.
Не стоило выражать свои сомнения. В конце концов, все знали правду. Её передавали по всем каналам, её писали все сайты Интернета. Только агитаторы оккупационного режима перевирали всё на свой лад. Но понятно же, что скажи они хоть слово правды, остальные подтвердили бы. Дядя говорил, что всё дело в СМИ. Оккупанты не имели их на нашей территории, а любую информацию от нас транслировали на весь мир. Но ведь невозможно обмануть сразу всех. Ведь невозможно?..
- Гляди, - вернул к действительности товарищ, - наши парни подтягиваются на площадь. Пошли к ним и свалим поскорей на базу.
- Окэй, амиго, - вяло отозвался солдат, вставая с камня. - Похоже, я немного переутомился.
А про себя добавил, что надо гнать прочь все эти глупые сомнения. Про глобальную политику и правду пусть думают те, кто занимается ими. Это не его дело. Его дело просто выполнять свою работу. Шаг за шагом, день за днём.