Аннотация: Страхи. Они могут быть материальными, столь же живыми как мы.
После нас.
Неужели ты все еще не понял, что мы живём в эпоху страха? Страха подлинного и мнимого? Страха перед жизнью, страха перед будущим, страха перед самим страхом? (Э.М.Ремарк)
Глава первая: мертвый город.
Часть первая.
Тогда, сидя взаперти, я был более свободным, чем теперь. Я не чувствовал себя одиноким, рядом всегда было множество людей, спешащих, бегущих, таких далеких, но в тоже время близких. Не зная ни одного из них, как ни один из них не знал меня, они были для меня родными. Но одиночество, отрешенность, изоляция, все это усугубилось, стоило потерять то, что имел. Всегда хочется большего, всегда. Собственный голос кажется таким громким, когда помимо него нет больше ни единого звука.
День.
Пятый этаж.
Деревянная дверь квартиры с потрескавшимся на ней лаком и выцветшим номером "52" поддалась с первых же ударов топора, и спустя несколько минут я оказался внутри. С иными квартирами бывало больше мороки, в которые битый час приходилось пробиваться, а в итоге ничего дельного не найдешь, лишь зря потраченное время, хотя, как сказать, времени, пожалуй, в моем положении хватает с лихвой.
Пыльный, спертый воздух защекотал мои ноздри. По привычке я крикнул, - Эй, есть кто-нибудь? - на что получил отрицательное молчание, к коему я уже привык.
Маленькое коридорное помещение, где находилась вешалка, на которой висели несколько курток и одно женское пальто; возле двери стояла полка для обуви, на ней красовались несколько пар обуви, как женской, так и мужской. Здесь не было ничего, что бы меня заинтересовало. Впереди находилась кухня. Вот, это уже было интересней. Обыскав холодильник, я достал бутылку минеральной воды, теплой, но выбора у меня не оставалось. Несколько банок консервов: то, что нужно! Остальная же еда, к моему приходу, успела несколько раз протухнуть и разложиться на составные части, о чем прекрасно извещал не столько вид этих продуктов, сколько запах царивший в недрах холодильника.
Нашел черствый хлеб, ничего, сойдет, мне не привыкать. Там же была пачка с хлебцами, один из которых я сразу же и съел, похрустев, сидя за кухонным столом. Все необходимое положил в свою сумку и продолжил исследование квартиры.
Комнат было две: одна из них спальня с большой кроватью, на которой я полежал несколько минут, рассматривая фотографию, что стояла в той же комнате на столе в красивой красной рамочке. На ней была молодая пара; они такие счастливые, улыбающееся, любящие друг друга (нечто притягательное ощущал я в этой фотографии; то, что я никогда не испытал прежде) ...Я так и лежал, держа их фотографию и всматриваясь в столь радостные глаза, искрящиеся жизнью. Затем отложил ее, поставив на прежнее место, встал и обыскал шкафы, в коих была одежда, что была мне не нужна. С кровати забрал теплый плед, который совсем скоро мне понадобится и будет как нельзя кстати. В другой комнате стоял телевизор, большой такой, со стереосистемой; в прежнее время я бы о таком только мечтал, сейчас же - ненужная, ничем не примечательная вещь (как меняются жизненные ценности). Висела на стене картина "Последний день Помпеи", диван, аквариум, извергающий тухлый запах прелой воды. На столике стояла ваза с перегнившими фруктами, а рядом перекосилась книжная полка, из которой выпало несколько книг. На ней я нашел томик "Преступления и наказания" и положил в свою сумку.
-Книга скрасит мне досуг, - с улыбкой произнес я.
Больше в этой квартире я ничего не нашел, поэтому, забрав по пути обратно свой топор, отправился к выходу. Поправил сумку, чтобы она более удобно висела на плече, и прикрыл за собою дверь, точнее ту часть, что от нее осталась.
Не успел выйти, как услышал тихий-тихий, едва различимый звук, который доносился с нижних этажей. Может, показалось? - Подумал я. Скорее всего
-Эй, - крикнул я, - Кто там? Есть кто живой?
На мои вопросы не последовало ответа, да и звуков я больше не слышал. Точно, показалось, не могло там никого быть. Это все от одиночества, это все от пустоты, что господствовала как в мире, так и во мне, а пустота должна чем-то заполняться.
Последний раз, взглянув вниз с пятого этажа, я стал подниматься по лестнице в свою квартиру, что находилась на девятом, последнем этаже этого дома. Больше не было ни единого звука, лишь мои шаги, эхом разлетающиеся и отражающиеся в холодных обшарпанных стенах опустевшего дома. Лишь мое биение сердца, мое откашливание и мое напевное мычание, в остальном же - тишина.
Привычка запирать дверь осталась. Прислонив к стенке топор, я полез в карман и достал ключ.
Квартира номер "72", мой дом, моя обитель, мои родные стены.
Закрыв на замок дверь, я зашел внутрь, положил топор рядом со шкафом для одежды, открыл сумку и достал сегодняшние находки.
К этому время я проголодался, поэтому пошел на кухню и немного перекусил - шпроты с черствым хлебом, запитые минеральной водой. При этом хруст сухого хлеба в полной тишине звучит донельзя громко.
После трапезы пошел в комнату, где бросил плед к остальным одеялам, пледам, простыням, добытым ранее. Пора бы уже начинать утеплять комнату, а то скоро наступит зима, и от холода деваться будет некуда; квартира остынет, и я вместе с ней замерзну не в силах согреться. Но позже, позже. Сейчас мне хочется поспать, немного отдохнуть, набраться сил и забыться. Закутавшись в несколько одеял, лежа на кровати, я погрузился в сон, столь странный и неопределенный... сон о прошлом.
В нем я шел среди толпы, был частью людей; так непривычно было и пугающе. Я уж и забыл, каково это, когда рядом с тобой столько подобных тебе. Они не смотрели на меня, а я же - продолжал идти, пока мои глаза не заметили девушку, чьи длинные черные волосы скользили на ветру. Она взглянула на меня лишь раз, словно позвала, и скрылась в толпе. Я пытался бежать за ней, но люди мешались, их становилось все больше и больше, пока я не потерял возможность двигаться. И в тот самый момент, когда кислорода уже не оставалось, потому что так сильно меня сжали в кольцо люди, я проснулся. Проснулся, очнувшись от забытья в холодном поту, с одним лишь вопросом, - что бы это значило? - Да ничего, просто кошмар.
Вечер.
Темное небо к горизонту переливалось в фиолетовые и розовые пастельные тона, предавая пейзажу неповторимый колорит. Из-за облаков выглянула луна, еще совсем бледная, а темные линии, словно нарисованных карандашом проводов, слегка извивались на легком ветерке, который я решил ощутить, открыв окно. Свежий ноябрьский воздух сладостью и легкостью своею ворвался в мои легкие. На тех небольших лужах, что я мог разглядеть, уже появилась тоненькая корочка льда, возвещая о близящейся зиме. Звезды играли хоровод над пустым, тихим городом, где не было ни единого звука, лишь царящая тишина, такая, что любое мое движение, любое мое слово, любой звук, издаваемы мной, был чертовски громким в сонном бездушном царстве беспросветного одиночества.
Взяв в руки бинокль, я рассматривал темные силуэты поездов, что длинными змееподобными телами неподвижно растянулись вдоль путей, ржавея под осенними дождями. Смотрел на потрескавшееся здание вокзала, некогда столь людного и шумного, что теперь уж не верилось, что такое действительно было, что люди нескончаемым потоком кружились возле него. Голос диспетчера, иногда непонятно, сообщал о прибытии поездов, таксисты, навострившись, готовились встречать приезжающих, что-то обсуждая между собой и дымя сигаретами. Маршрутки то приезжали, выгружая пассажиров, то уезжали вдоль длинной улицы вдаль, в город. Люди спешили, люди бежали - постоянная гонка со временем. Машины занимали большую часть вокзальной площади; трамваи, поскрипывая и постукивая, разгоняли засидевшихся поблизости грачей. Город жил, город дышал, город стремился в будущее, которое наступив, умертвило его, заставив застыть во времени и пространстве.
Я смотрел и смотрел, наблюдая за наступающей ночью.
Вскоре закрыл окно, чтобы не растрачивать тепло, и зажег свечу, под светом которой я принялся читать "Преступление и наказание". Единственный горящий огонек в черном королевстве пустоты, такой маленький и такой одинокий, такой живой, такой настоящий.
Вскоре и он потухнет, а я к тому времени уже засну, до утра, до нового дня, в часы которого мне предстоит переделать многие дела, дабы выжить в столь чуждом и неприветливом мире.
Утро.
Сонно потягиваясь и протирая глаза, я увидел, что солнце уже встало, а на часах было полпервого дня. Книга "Преступление и наказание", лежала в развернутом виде на мне; на том месте, где я остановился, вложив в нее закладку, откинул в сторону.
Далее мне предстояло собраться, перекусить и начать заниматься делами. Проходя мимо двери, взглянул на свой топор, потрепанный, но острый, и нехотя вспомнил "Преступление и наказание", что заставило меня немного улыбнуться (если можно назвать улыбкой слегка перекошенный уголок рта) грустной улыбкой.
День выдался ясным, но холодным. Приоткрыв окно, чтобы проветрить помещение, я наслаждался прохладным ноябрьским воздухом, пока пледами и одеялами обвешивал комнату, закрывал всевозможные проемы и трещины, готовил квартиру к предстоящей зиме. Конечно же, их не хватило, предстояло наведаться в соседские квартиры, в которых я не успел побывать, а их было еще очень много, и поискать там необходимые мне "утеплители".
На кухне стояли ящики с продовольствием и водой, что я нашел в магазине рядом с домом, но этого было бы мало, чтобы пережить зиму, особенно если зима затянется на несколько весенних месяцев. В том магазине еще оставались как продукты, так и вода, сегодня же я туда и собирался наведаться и забрать оставшееся.
Собравшись и захватив топор, я вышел из квартиры и запер ее на ключ. Перед тем, как выйти, посмотрел на себя в зеркало - это был вид заросшего, бородатого, потрепанным жизнью человека с серым лицом, но все еще с блеском в глазах. Значит, еще не все потеряно, значит, я еще поборюсь. Без бороды я бы выглядел значительно моложе, на свои года, но и не было необходимости ее сбривать, зимой теплее будет.
Медленно спускаясь с лестницы, я натянул на голову шапку и капюшон от куртки, горло и лицо до глаз скрывал черно-белый полосатый шарф, а на руках были надеты кожаные, хоть уже и потрескавшиеся, но все такие же теплые, перчатки.
Спустившись с последних ступеней, я глубоко вздохнул и отворил дверь (мне снова почудилось, что я услышал какой-то звук, там, внизу, где-то в подвале этого дома, но на сей раз я не стал останавливаться и прислушиваться, списав все на воображение). Яркий свет ожег мне глаза, но они быстро к нему адаптировались.
Предо мной предстала вокзальная площадь, забитая ржавыми автомобилями, по абрису бордюра поросшая спящими тополями, давно лишившимися последней листвы. Сам вокзал выглядел, словно древний монумент, величественно и в тоже время, как дряхлый старик, посматривал издали на меня.
Тишина. Только ветер завывал в пустых уличных коридорах.
Мне предстояло пройти несколько метров вдоль дороги, мимо здания банка, где хранились тысячи никому не нужных, но некогда ценных бумажек, мимо парикмахерской и мимо мебельного магазина к заветной цели.
"Магнит" - выцветшим, ранее красным цветом красовалось передо мной название магазина.
Хруст стекла под моими ногами и темное помещение торгового зала, в котором, словно еще вчера, собирались люди в длинные очереди, среди которых мог быть и я, тоже мог стоять в очереди с буханкой свежего хлеба и пачкой пельменей в одной руке и пакетом молока в другой. Тем не менее, все это, что могло быть, я ярко представлял, стоя сейчас здесь. Интересно, если бы все стало на свои места, вернулось в первоначальное состояние, смог бы я пересилить себя и выйти к людям или же нет? На это вопрос теперь уж трудно ответить; в любом случае, я бы, скорее всего, попытался, попробовал, а нет, так нет.
Ладно уж, нужно забирать то, зачем я пришел, и уходить отсюда. Нельзя мне находиться здесь долго, еще столько дел, столько дел!
Ящик стоял в дальнем углу: там, где я его оставил в прошлый раз. Положив сверху на него топор, я взял его обеими руками и поволок на выход. Он был тяжеловат, и я уже представлял, сколько нужно будет сделать остановок на этажах, чтобы дотащить его на самый верх, в свою квартиру.
Топор же я беру всегда с собой, когда предстоит куда-либо выйти. Хоть я и знаю, что никого здесь нет, но все же, он придает мне уверенности, с ним я чувствую себя более защищенным. Но от кого? От ужасов реальности, наверное. В общем, просто предчувствие что ли, тревожно... Не важно.
Остановку пришлось делать на каждом этаже.
-Фух! - пытался отдышаться я, - что это со мной? Не настолько же он тяжелый!
Шапку уже снял и положил в карман куртки, то и дело, останавливаясь, вытирал со лба капельки пота. Жарко аж стало!
-Ничего, - говорил я себе. Осталось чуть-чуть, уже восьмой этаж, а следующий - мой.
Шаг, еще шаг, и я буду на месте. Вот я уже полез за ключом и открыл дверь квартиры.
-Ура!- воскликнул я. - Наконец-то.
Солнце все еще светило с небес, а я решил немного отдохнуть, поваляться. Рядом лежала книга, но я к ней не притронулся. Я просто смотрел в окно, в синеву небес и думал, просто думал, ни о чем, но именно этого мне и хотелось сейчас.
Далее следовал обед, когда я заставил себя подняться, а после - созерцание города через бинокль. Все как обычно, как вчера, как позавчера, поза позавчера и днями ранее, и неделями. Так протекал мой досуг, так я коротал эти тихие дни безмолвной серой обыденности.
В линзах бинокля мелькали до боли знакомые пейзажи. Все те же пустые дома за железнодорожными путями, все те же улочки и магазины. Тот же переходной мост, с которого уже слезла бирюзовая краска, которой он был когда-то выкрашен. Те же грустные силуэты деревьев, одинокие птичьи гнезда, в которых раньше горланили грачи, еще дальше - детские площадки, на которых поскрипывали одинокие качели, спортивный комплекс и аэропорт. Ничего не меняется, все так же, все однообразно, но я продолжаю смотреть, надеяться, верить. Пока же есть вера, я жив, я чувствую себя человеком. Значит все не напрасно, значит, есть смысл.
А легкий ветерок играл с чахлыми контурами тополиных ветвей.
Когда же я был готов отложить бинокль, я заметил еле уловимое движение. (Показалось, показалось?! Горланило мое сознание. Но вот показалось ли?) Поспешно вглядевшись в бинокль, в то место, где я увидел движение, я заметил силуэт, плащ которого скрывал человека с ног до головы; заметил его ровно в последнюю секунду, сразу после этого силуэт скрылся в подъезде жилого дома.
Не в силах поверить своим глазам, я слышал стук своего сердца, столь громкий и яростный.
-Я не один!
Эти слова вырвались из моих уст и эхом разлетелись в стенах квартиры; слова, в которые я все так же не мог поверить; слова, что были наполнены верой; слова, что были наполнены радостью и жизнью.
-Да, да, да! - Ликовал я, выплясывая возле окна, не в силах сопротивляться своей же радости.
-Я не один, - повторял и повторял, вновь и вновь, - да, я не один. Как подтверждение собственным же словам, в которое я заставлял себя поверить.
Схватил бинокль и стал вновь всматриваться, но ничего не происходило, никого не было, и образ стал казаться все более не реальным. Словно воображение играло злую шутку, насмехаясь надо мной, издеваясь и злорадно хихикая.
Но нет, повторял я себе, там был человек, и я его видел. Он просто зашел в дом, а мне же, нужно до него как-то добраться. Эти слова звучали еще более не реально. Я так далеко не ходил, даже когда все было хорошо, когда город жил, а теперь же что?
Вечер.
Вечер обещал быть долгим, самым долгим за всю мою жизнь.
Голову раздирал когнитивный диссонанс. С одной стороны - это мог быть мой последний шанс добрать до живого человека, еще промедление и он мог скрыться навсегда, исчезнуть и я его больше никогда не увижу, вновь останусь один, один до последних секунд своей жизни. С другой же стороны - страх. Боязнь, что была со мной с раннего детства. Я мог пересилить себя и выйти в магазин, что находился рядом с домом, не больше. И то, это мне стоило огромных усилий над собой.
Дилемма, в которой я не мог прийти к резонному решению. Страх затмевает правильность необходимого выбора.
В голове царил хаос, анархия раздирала все мое "Я".
А на улице тем временем близились сумерки, солнце уже вплотную прижалось к линии горизонта.
Принять решение требовалось именно сейчас и не секундой позже, ибо промедление приняло бы решение за меня. Наступи ночь, и я точно не выйду в ту тьму, что воцарится, я потеряю последний шанс, может быть, единственный шанс. Следы человека исчезнут, и я никогда его больше не найду.
Мне хотелось заорать, так громко, что есть сил! Но вместо этого я второпях оделся, схватил топор, и выбежал прочь из своей квартиры в неизведанный, огромный, пугающий, но, тем не менее, манящий мир. Будь что будет. Но нужно спешить, нужно успеть вернутся до темноты, а дорога была не маленькая. Еще из бинокля я наметил маршрут, теперь же предстояло его как можно быстрее преодолеть и вернуться, вернуться в целости и сохранности, в родной дом, в знакомые теплые стены.
- С Богом! - Проговорил я, открывая входную дверь подъезда. (Снова тот звук, теперь он стал более отчетлив; что-то похожее на бульканье, мерзкий, тошнотворный звук; но не до него сейчас, потом разберусь!)
Солнечные лучи отражались в стеклах дома, сверкая, играюще отражали зайчиков на темный продрогший асфальт, Покореженные машины, что ржавея, прирастали к дороге, так же преобразились и ярко сверкали в лучах заходящего солнца.
Медленно, не спеша, озираясь по сторонам, я пошел вперед, к дороге, к тому месту, где раньше была нарисована пешеходная зебра, а сейчас о переходе сообщал лишь погнувшийся знак.
Так тяжело по непривычке давались первые шаги в неизвестность.
Но ничего, говорил я себя, это должно было произойти, это хорошо, так надо, так нужно и ничего в этом сложно нет. Туда и обратно, туда, черт возьми, и обратно! - Молодец, молодец, - утешал я себя, вдох - выдох, вдох-выдох; раз-два, раз-два. Шаг, еще шаг, вот так. Ничего сложного. Да, ничего сложного, но от чего-то рука сжалась в топор мертвой хваткой и вспотела, а на один сделанный шаг вперед, подсознательно приходилось несколько назад, притом бегом.
Тем временем я уже свернул мимо пятиэтажки к бывшему рынку, которой называли - хитрушкой. Бледно-голубые прилавки неприкаянно глазели на меня, а я на них, искоса, словно не замечая их. - Что смотрите? Без вас тошно.
-Эх, - вздохнул я и, посмотрев назад, произнес, тихо-тихо, словно боясь, что кто-то мог бы меня услышать, - А дома меня ждет "Преступление и наказание". На том самом месте, где я остановился, сейчас бы лежал и читал, пока солнце совсем не зашло, а затем бы зажег свечу и продолжил чтение, пока солнце моих сил не зашло бы тоже, и я не погрузился в сон. Дивный, дивный сон, а затем утро и новый день по старым правилам.
Но, в данный момент вся система моего повседневного досуга рушилась на глазах. Старая жизнь, новая, все слилось в единое целое и взорвалось; сейчас все начиналось заново, все строилось с нуля. Я рождался вновь в эти самые секунды, все, что я знал до этого - было ничтожно мало, а то, что окружало меня теперь - огромно, необъятно, и я себя в этом ощущал ничтожно маленьким, словно муравей в стране гигантов. В пустой стране гигантов.
Взглянув вверх, начал подъем по ступенькам, ведущих на переходной мост через железнодорожные пути, ступеньки были слегка подморожены и немного скользили, поэтому я держался за поручень, некогда бирюзовый, сейчас же потрескавшийся и проржавевший. Тонкая корочка льда под ногами похрустывала.
Когда же я поднялся на последнюю ступеньку, передо мной открылся горизонт длинного моста, что его конец казался таким далеким, словно не в жизнь не дойти мне. Слева было здание вокзала, а далее с обеих сторон от моста растянулись по железнодорожным путям - поезда. Слева, вдали, виднелся еще один мост, а справа деревья, выстроившиеся в небольшой лес, среди которого виднелись вышки.
Здесь, на мосту, на открытой местности, ветер был более мощным и холодным. Он обжигал лицо и замедлял мое перемещение. Моя тень шествовала за мной, быстро-быстро не отставая ни на шаг, отбрасываемая заходящим солнцем, а по бокам, тени, отбрасываемые от поездов, указательных знаков, деревьев - устроили своеобразные парад теней, провожая меня вперед, дальше и дальше от дома. Хоть я и ушел, сравнительно не далеко, для меня это был великий путь, как никогда в жизни.
Вдали виднелись лабиринты гаражей, около которых ржавели и разваливались машины, мазутные пятна, что сохранились до сих пор, сохранятся и впредь, увековеченные в вечности, черные, блестящие...
Этот мост - словно олицетворение пути моей жизни, столь же плоский и ровный, до этих самых пор. А теперь, мне предстояло спуститься по лестнице с моста, туда, мимо гаражей, продолжить свой путь.
Быстрее, быстрее, быстрее, кричал я себя, времени так мало, путь так велик, а ночь уже близко.
Гаражи остались позади меня, отделенные металлическим забором. Пройдя мимо магазинчика "Тысяча мелочей", где раньше продавали всякую ерунду и мобильные аксессуары, я подошел к дороге и огляделся по сторонам. Асфальтовые реки растянулись в разных направлениях. Одна вела вдаль, туда, где в конце пути находился аэропорт, другая вела налево, сворачивая к домам, а третья направо, в сторону леса. Мне же предстояло идти вперед, и, насколько я думаю, оставалось до заветной цели не далеко.
Рядом был дом грязно-желтого цвета, половина которого развалилась, но сохранился номер - улица Станционная "27". Там, в обломках, можно было увидеть разбитый черный телевизор и детские игрушки - страшные куклы, одна из которых продолжала и продолжала хлопать глазами. Выглядело все это по-настоящему жутко, словно она была живая и глазела из-под обломков на меня, казалось, что вот-вот она встанет и пойдет в мою сторону, но я отвернулся, пытаясь подавить в себе вспыхнувший страх. Не думать о ней, не думать, хоть мысли то и дело возвращались к ее мутным серым глазам, к ее грязному рваному платью в горошек и ресницам, черным-черным, я пытался перебороть себя и продолжить свой путь.
Покосившиеся магазинчики, ларьки, автобусные остановки, перевернутый киоск "Роспечать". Уличная лента-дорога, на которой застыли, словно язвы, в тихом покое, автомобили. Сжимая топор, что есть сил, я шел, осторожно ступая, выверяя каждый сделанный шаг. Озираясь, осматриваясь по сторонам, прислушиваясь к каждому звуку, к каждому шороху, ко всему, что могло быть неестественно для обычности тихого, спящего (мертвого) города, где каждый день не отличался от предыдущего, где все давно угасло, застыло. Но с каждым шагом, с каждым пройдённым метром в мою голову закрадывалась мысль, что нужно было сидеть на месте, что все это воображение, что нет здесь никого кроме меня, о чем с ветром сообщала мне городская тишина пустых улиц.
Вот тот дом, в котором скрылся человек (верь, верь в это! - аахах, ты смешон и жалок! - кричало мое сознание). Это было такое же двухэтажное здание, что и то, где моргали ресницами куклы, растянувшееся на большое расстояние; в свое время здесь делили кров множество семей. В отличие от такого же, что осталось позади меня, это имело более презентабельный вид, сохранившись в достаточно хорошем состоянии. На первом этаже стекла были выбиты в каждой квартире, за исключением одного, крайнего справа; на втором же и на чердаке, стекла были на месте.
Открыв дверь, я оказался в темном помещении, столь пыльном, что я, не удержавшись и чихнул. Это прозвучало довольно громко и резко, что заставило меня притаиться и вслушаться в эхо, разносящееся по дому и заполняющее тишину. Помимо моего же эха в доме неслышно было ничего (Что и следовало доказать! - ахахах, ты жалок, беги домой, пока еще есть время и забудь, забудь о сегодняшнем недоразумении!)
-Эй, - я крикнул, что есть сил, громко-громко, так же стоя у входной двери, но ответа не последовало.
Я решил осмотреться. В квартирах, что находились на первом этаже, была полная разруха и ничего интересного я там не нашел, поэтому поднялся на второй этаж. На втором этаже же было гораздо интереснее, в той квартире, в которую я зашел, словно застыло время. Книжные полочки, хоть и запыленные, стояли в полном покое, на столике возле дивана лежала развернутая газета, которую, словно только что читали, на ней же лежали очки. В телевизоре я видел свое отражение. Бродя по квартире и рассматривая предметы прежней жизни людей, я чуть было не упал, оторопев, в беспамятстве от услышанного звука. Он донесся из соседней квартиры, это был звук медведя - игрушки, что раньше продавали в детских магазина, а затем последовавший звук битого стекла.
Совладав с собой и пытаясь унять собственное сердце, я поспешил посмотреть, что же там такое было.
На вид, квартира была в полном порядке. Но на стене была нарисована из баллончика черной краской надпись "Живи!", а под ней валялся этот бурый плюшевый мишка-игрушка, окно, что было рядом, оказалось разбитым, я выглянул в него как можно скорее и заметил убегающего человека, что быстро скрылся за соседним домом, предварительно оглянувшись и посмотрев на меня.
-Стой! Стой! - Кричал я ему вслед.
Разглядеть я его не успел, но одно стало ясно, и в одном я точно был уверен - я не один! На один вопрос был найден ответ, но он же и повлек за собой еще больше вопросов, на которые нужно было найти ответы.
Словно вкопанный, я стоял и смотрел на надпись на стене - "Живи". Я и так жив, что он хотел этим донести до меня и зачем он убежал?
Я сидел в кресле напротив надписи, держа мишку, нажимая на брюшко которого, заставляло его издавать странный звук, совсем уж не похожий на медвежий.
Шли секунды за секундами, соединяясь в минуты и часы.
Наступала ночь, солнце совсем скрылось, а тени слились в единую тьму.
Ночь.
Холодный ветер гулял сквозняком, завывая в пустом доме; меня колотила дрожь, но я был не в силах заставить себя что-либо сделать, был не в силах совладать с собой и хотя бы встать с этого самого кресла. Надпись на стене уже было не разглядеть, а медведь валялся рядом, издаваемые им звуки, во тьме, в незнакомом доме далеко от родных стен - это не то, что я мог пережить. Поэтому старался не задеть его, когда начал подниматься с кресла на ноги. Я вжался в топор и смотрел в разбитое стекло из которого холод обволакивал собой и без того продрогшие стены, но не было ничего видно, дальше собственных рук я не видел абсолютно ничего. Но нужно, как бы то ни было, выбираться. Если остаться на месте, я до утра околею, и уже не кому будет идти обратно. Из последних сил, из самых последних своих сил я поднялся, застыв в полной темноте, но пересилив и это, побрел в сторону выхода, на ощупь, вдоль стены по воспоминаниям.
Шел вдоль стены, что-то сбил и это что-то, с грохотом упало на пол. Пришлось остановиться и отдышаться от неожиданности. Раздался странный звук, издаваемый снизу (я его определенно уже слышал!). Ком застыл в горле, и дрожь пробежала по коже, оставалось лишь вслушиваться. Что-то капало и мерзко, до ужаса мерзко хлюпало где-то там, внизу.
"Живи!", - буравили мне голову слова - "Живи!". Да, черт возьми, что там такое?! А руки вжались, и будто бы срослись с топором. За то время, что я вслушивался, я не сделал ни единого шага, а ночь обретала власть, а секунды бежали, бежали, бежали и неслись.
А тени смеялись надо мной.
Разумная часть меня говорила, что это игра воображение. Мне ничего не угрожает, город спит, спит уже давно, все всегда в нем тихо и спокойно, как на кладбище, и нечему оживать, ничто не может ожить, если этого нет, этого не существует. Давай же, сделай вдох, и шаг за шагом приблизишься к дому.
Но, что-то продолжало издавать звуки, все громче и громче. От этих звуков ком, что висел в горле, приближал рвотный рефлекс.
Затем, когда я готов был уже сделать шаг, я услышал громкий звук, как что-то хлопнуло и разлилось, тут же захрипев животным стоном, до глубины души заставившим меня испугаться. Словно земля под ногами пропала, я потерялся в пространстве.
-Что это, мать его, было?!
Хлюпающие шаги приближались, из темноты первого этажа, все ближе, ближе, ближе. Сухой не человеческий хрип стучал в моих висках.
-Боже, - пробормотал я, поспешно закрывая дверь, ведущую в эту комнату на замок на ощупь.
Ничего не видно, вокруг меня лишь тьма и тишина, что содрогалась приближающимися звуками скрипа порожек и хрипа. Я попятился назад, вглубь комнаты подальше от двери пока не прижался спиной к стене, а шаги были все ближе, а нечеловеческие стоны по ту сторону двери слышались все громче и громче, пока не застыли возле двери, что я мог слышать томное, тяжелое дыхание.
Оно начало колотить в дверь, при этом дико, разъяренно завывая, громче, громче, громче.
-Дверь не выдержит, дверь не выдержит!
Когти разрывали деревянную дверь, удары сотрясали ее, еще чуть-чуть и она развалится, слетит с петель и оно сможет добраться до меня. Есть лишь один выход, один единственный выход, дабы спасти свою жизнь. Разбитое окно, через него я смогу выбраться отсюда и скрыться, добежать до дома, где я буду в безопасности.
Подобравшись к оконному проему, я всмотрелся вниз. - Прыгать не высоко, я справлюсь, - с этой мыслью я скинул вниз топор и в тот самый момент, когда был готов прыгнуть сам, дверь разлетелась на части с резким грохотом, и смрад пронзил мои ноздри. От неожиданности я не удержался на ногах, потерял координацию и выпал из окна, спиной устремившись вниз с высоты, второго этажа, глухим ударом распластавшись на твердой земле под хруст собственных костей. Дыхание перехватило. Не в силах сделать вдох и не в силах пошевелиться, я, задыхаясь, смотрел на окно, из которого только что вывалился. В нем стоял силуэт существа, что ворвалось в ту комнату, и которое я не мог разглядеть, а оно смотрело на меня; я видел это. Затем оно пропало, и я понял - спускается вниз, чтобы добраться до меня. Вдох сделать не мог, в глазах темнело, еще чуть-чуть и я потеряю сознание...еще чуть-чуть и....
Тогда все застыло, остановилось и замерло. Я слышал шаги приближающегося проклятья, моего проклятья, стоило лишь выйти, выйти из дома, отдалится от него, как ужас, что годами жил во мне смог таки добраться до меня, явившись во плоти. Сознание, собственное сознание отдалялось от меня, засыпая, а звезды светили с небесного купола, а тени подхватили меня и унесли прочь. Обреченное тело лежал на холодной твердой, продрогшей земле, слушая шаги, приближающиеся шаги, несущие в себе гибель. Даже больше! Что-то по-настоящему, ужасное, страшное, то, чему не должно быть места в этом мире, то, что должно оставаться в нас, где-то в глубине нас - страх!
А существо появилось у двери и распахнуло ее. Оно стояло у порога, словно бы наблюдая за моим неподвижно валяющимся телом, хотя глаз у него не было, а я смотрел на него. Серое существо, с длинными руками и когтями, но без глаз, оно не видело меня, но чувствовало, принюхивалось. Разинув пасть, оголив множество тоненьких, словно забор из частокола, зубов, по которым стекали слюни, побрело ко мне. Шатаясь, словно ноги его не держали, покачивалось, хрипя, извиваясь, перебирая когтистыми пальцами. Ближе, ближе ко мне. Я не мог ничего сделать, я не мог даже вздохнуть, изображение расплывалось, сливалось, затемнялось и исчезало, оставляя лишь звук приближающихся шагов и хрип, нечеловеческий, животный. Ну что я мог сделать, что?
А звезды сияли, холодом пробираясь в тишину безликих домов, сквозь развалины квартир, оголивших свои стены, вдоль пустых улиц с ржавеющими фонарными столбами, ближе, ближе ко мне, освещая собой гнетущую пустоты ночной тьмы.
Секунды перестали двигаться, замерев, остановившись. За это время могли пройти тысячелетия, так казалось мне. Время застыло, как застыл город. А может город умер, потому что само время его покинуло? В таком случае меня ждет та же участь, ибо время покинуло меня. Скорее всего, так и есть, так должно было случиться.
Хрип, смрад.
Ближе, ближе, ближе...
Ветер играл в хладных коридорах, рекламными баннерами, газетами, брошюрами, фантиками и сухими опавшими листьями. Холодной ветер, по-зимнему холодный ветер. Он щекотал мои глаза, мои открытые прослезившиеся глаза. Он поглаживал меня по щеке. - Все будет хорошо, - шептал он, - все будет хорошо. Ты спи, спи, и все пройдет, все пройдет, и не будет больше страха и не будет боли, ты, главное, засыпай, а я позабочусь о тебе, а я дарую тебе отдых и покой, что ты заслужил.
Оно было рядом, оно дышало моим страхом, оно застыло надо мной, оно было в предвкушении.
Не бывает счастливого конца, никогда. Конец всегда один, как не крути.
Нет, нет, нет, я не хочу, не сейчас, и не в ближайшем будущем!
Не все бывает так, как мы хотим.
Но все же. Спать, закрывая глаза, забываясь безмятежным покоем, все будет хорошо.
Секунда, еще одна и...
Часть вторая.
О, этот дивный новый мир,
манящий вдаль пустых квартир,
холодных мертвых городов,
в которых слышен стон ветров.
Во-первых: я видел людей, много людей, из своего окна, через бинокль, каждый день на протяжении всей своей жизни. Сидя взаперти, твой мир ограничивается лишь стенами квартиры и тем, что можешь лицезреть через окно во внешнем мире. Хотя нет, не только этим. У меня был доступ в интернет, был телефон, был телевизор, в конце концов - были родители, что навещали меня, время от времени, довольно-таки часто. Их мне не хватает, очень не хватает; я скучаю по ним, сильно, так сильно, темными ночами и солнечными днями, надеясь увидеть их снова. Мама, папа, брат, где же вы сейчас? были, кхм, виртуальные знакомые, так что, я знал обо всем происходящем в мире. Что? Где? Когда? - я знал. С технологиями моя жизнь не ограничивалась замкнутым пространством, нет. Но мне всегда хотелось побывать там, среди людей, быть частью их...иметь друзей, знакомых...влюбиться, наконец! Этого мне не хватало больше всего на свете. Но что я мог поделать? Во мне жил страх, и он же мной и владел; я был его марионеткой, а он, злой тенью следовал за мной, не давая жить нормальной жизнью. Я боялся своего желания. Быть среди людей, быть их частью - это мой страх, а не открытые пространства, как я считал. Одиночество проще.
Во-вторых: там, в тот день, я видел ее. Ту девушку, что приходит в моих снах, но, увы, я не разглядел ее лица, нет. Все же, как не странно, она запечатлелась в моей памяти; что-то я увидел в ней в тот день, когда, как всегда, рассматривал вокзальную площадь через бинокль. Она вышла из такси, была одна, и вещей у нее хоть было и не много, но было понятно - она куда-то уезжает. Затем, на короткий промежуток времени, я потеря ее из виду, когда толпа людей побежала к подъехавшему автобусу, но затем увидел ее вновь, поднимающуюся по ступенькам, окруженную сигаретного дымом курящих таксистов. Двери вокзала открылись, и она скрылась в них, оставив во мне непонятные для меня чувства. Нет, я не хотел ее потерять, странно все это, но мне хотелось бежать за ней, за тем образом, что олицетворял во мне ее силуэт.
В-третьих: Что же было потом? Я не отвечу на этот вопрос. Была вспышка, резкая, пронзившая своей ослепительной яркостью глаза. Раз и все. Сейчас я не скажу, когда это произошло. По моим подсчетам - весной. Я просто устал, потерял счет времени и совсем забыл, когда все это началось, или же закончилось. Почему-то город выглядел так, словно прошел не один год, когда я открыл глаза. Для меня же - прошла всего лишь секунда. Вот люди, вот вспышка, вот пустота, я что-то пропустил? Людей не было, я остался совсем один. Я мог кричать - но никто не слышал. Тишина. А что потом? Мне пришлось пересилить себя и выйти из квартиры. Словно побывав на другой планете, такие чувства я испытал после первого выхода путешествия за порог. А тот первый раз, Боже, не найдется слов способных описать мой восторг и страх в равных пропорциях охвативших меня в тот час. Сперва наведывался к соседям, а затем и в магазин, что находился рядом с домом. Я выживал, я боролся; шли дни, недели, месяцы. Я пережил лето, жаркое, душное, когда солнце сжигало и без того ограниченные запасы воды; я пережил осень, когда дожди непрерывно барабанили в окно, и все это время не было ни единого знака присутствия людей. А что произошло? куда все пропали? - Я не знал, и, возможно, так и не узнаю. Все было так, до недавнего вечера. Серая обыденность в тысячах вопросов, без ответов.
Можно ли избавиться от страха? - Его можно заглушить, но он останется с тобой, он часть тебя.
Что же теперь?
Да, собственно, ничего.
Все заканчивается так же, как и начинается - в неопределенности, но с точным пониманием того, что на этом все.
Все закончится, но не сейчас.
Секунда, еще одна...и
Вздох!
Еще один, еще, еще, еще...о Боже. Боже, до чего сладок кислород, до чего же я рад столь божественному морозному воздуху, что наполняет мои легкие, что возвращает подвижность моему телу, что раскрывает мои глаза, дабы я узрел реальность, какой она является в действительности, здесь и сейчас. Я жив! Я мог бы кричать, я мог бы плясать и бегать кругами от радости, но нет, еще не все кончилось, и праздновать рано. Все торжество может прерваться в одночасье здесь и сейчас.
В тот самый момент, как я смог сделать вдох, я увидел это существо, стоящее, шатающееся надо мной, занесшее свои острые когти и готовое нанести смертельный удар, разорвать меня на части и разбросать кусочки тела близ этого дома в остатках жухлой травы.
В самый последний момент я смог увернуться, перекатившись в сторону, тогда же, когда когти впились в застывшую землю в том месте, где секунду назад лежал я. Озверев, существо стало размахивать лапами в разные стороны, пытаясь достать меня, принюхиваясь и направляясь в моем направлении.
Я смог подняться на ноги, хотя тело все болело и молило об отдыхе. Но адреналин, бьющий мое сердце, был гораздо сильнее боли. Он придавал мне сил, заставивших меня подобрать топор, что валялся рядом столь быстро и молниеносно, что с секунду я не понимал, что же произошло, и откуда он взялся в моих руках, сжавших его столь сильно, что костяшки на пальцах побелели.
Существо, принюхиваясь, оскалив пасть, полную острейших зубов, пошло в мою сторону, извиваясь и хрипя, истекая слюнями. Вонь от этого существа жгла мои ноздри. Пытаясь побороть пламя страха, я изловчился и, размахнувшись, отсек топором ему лапу. Оно взвыло, столь дико, столь громко, размахивая отрубленной конечностью, из которой сочилась черная жижа, смердевшая еще сильнее. Пока оно находилось в ступоре от неожиданности я смог подойти ближе и с маху отрубить голову. Тут же, существо повалилось на то самое место, где раньше лежал я, согревая собой мерзлую землю, а голова откатилась к дому, с открытой пастью, с сотней острейших зубов.
Топор выпал из моих рук, и, не смотря на дикую вонь, витающую здесь, я упал на колени и пытался отдышаться, пытался вздохнуть с облегчением, насладиться тишиной, насладиться покоем.
-Да, ликовал я - Я смог! Я жив!
Ветер поглаживал мои руки, теребил мои волосы.
И в то самое время, когда я, держась за голову, пытался прийти в себя, в окнах соседских квартир блеснули первые солнечные лучи. Солнце медленно, сонливо и лениво открывало собой новый день.
Ужасы прошлой ночи кончились, столь долгая и безысходная ночь. Все что было, осталось позади. Я смотрел, как восходит солнце.
Время начало двигаться быстрее, секунды резво переливались в минуты. Ясное голубое небо, и легкий морозец, тишина спящего города и я - живой.
Начинался новый день.
Утро.
-Молодец, - услышал я за своей спиной.
Там, на заборе, что находился рядом со мной, сидел человек, лицо я разглядеть не мог, так как ярко светило поднявшееся солнце, чьи лучи заслепили мне глаза. Пытаясь укрыться от них рукой, прищуриваясь, я пытался разглядеть. Это, определенно, был тот самый человек, за которым я выбежал из своего дома, а голос...это была девушка.
-Ты хорошо справился, - сказала она, спрыгивая с забора, и убирая волосы с лица. Тогда-то я и смог ее разглядеть.
-Ты...- протянул я, не в силах подобрать нужных слов.
- Я Фоби.
- Это, хм, твое имя? - все, что смог выдать из себя.
-Нет, конечно же, нет! - воскликнула она. - Скорее псевдоним, но мне нравится, - заулыбавшись, протянула мне руку, чтобы я, наконец, встал с колен, - как тебе мишка?
- Он вполне себе симпатичный. - Что же я еще мог ответить.
Солнце играло лучами, по небу плавно проплывали облака.
- Но, меня больше интересует...что это?! - и я вытянул руки над трупом неизвестного мне существа. - И что здесь вообще происходит?
-Это? Именно в данном случае - твое испытание, в остальном - не все сразу.
-Да как так-то! Столько вопросов, столько вопросов, на которые я хочу получить ответы! И ты, ты точно знаешь ответы, я в этом уверен. Собственно...кто же ты такая?
-Мы, вроде бы, уже успели познакомиться. А в остальном, как я сказала, не все сразу. Ты прошел испытание, ты показал, что способен за себя постоять и не будешь обузой. Теперь же предстоит тебе сделать выбор: вернутся назад, запереться в квартире и, как прежде, не высовываться; или же пойти дальше, туда, где ты найдешь ответы на свои вопросы. - Ну, так что?
Я задумчиво смотрел в ее глаза, в ее карие глаза, на ее волосы, на ее длинные черные волосы, что выглядывали из-под капюшона. А плащ что был на ней, чуть касался земли.
Тем временем старые газеты танцевали на ветру вдоль улицы, и среди домов, а облака плыли и плыли, все дальше и дальше.
-Если выбираешь дальнейший путь к ответам, то поторопись, нам предстоит сперва кое-куда наведаться, а затем впереди далекий путь,
Я смотрел на ее губы, на то, как она выговаривает слова. Я не мог отвести от нее взгляда, я не мог произвести ни слова. Как вкопанный стоял перед ней, словно остолбенелый, а затем, сам того не ожидая от себя, произнес.
-Так чего же мы ждем. Вперед.
- Это я и хотела услышать. Пойдем.
Подобрав топор, и, в последний раз взглянув на безголовое существо, я побрел за ней, пытаясь догнать ее скрывшейся за домом силуэт.
-Поторопись там.
-Тут, тут я, - догнав ее, выдохнул я.
Морозный воздух бодрил, но то и дело глаза смыкались. Сон пытался завладеть моим уставшим телом, подкрадываясь незаметно, в те моменты, когда я щурился от солнца. Глаза смыкались и не хотели больше открываться, хотелось забыться и уснуть, и проснуться дома в своей постели. Моргнул, и глаза сомкнулись, и мысли устремились в бездну, и рот раскрылся, так сладко зевая. Каждый шаг давался с трудом, хотелось повалиться прямо здесь и неважно, ничто не важно, просто спать, спать и спать.
- Эй, а ну не спи!
-Не сплю, не сплю я.
Мимо промелькнул тот дом, где я видел кукол. О, те страшные куклы, они пробудили меня. Я вновь почувствовал их пристальный провожающий взгляд на себе. Я знал, что они смотрят мне вслед, наблюдают, выжидают, хихикают тихо-тихо там, в обломках старого дома. Их ранее белые, а теперь смолисто черные платья колышутся на ветерке, а ресницы моргают, а глаза смотрят, смотрят на меня, а рисованные губы растягиваются в улыбке. Боже, кажется, я, в самом деле, засыпаю, или схожу с ума. Одно из двух, или же я уже сошел сума, или уже заснул, странно все так, не ясно, не определенно. Всегда была определенность, а затем она исчезла, стерлась, словно ее и не существовало. А шаги сливались в единый большой шаг, а метры исчезали. Нет! Не спать, не спать, не спать!
-Куда мы идем, - спросил я, что бы хоть как-то развязать разговор и не дать себе заснуть.
Солнце улыбалось с небосвода, облака растаяли за горизонтом, небо было лазурное и ясное, а город жил, как-никогда прежде за последнее время, я слышал его, я чувствовал, хоть он и спал, хоть и был мертв. Но я был не один, а значит все хорошо, а значит, все наладится, а значит, а значит, есть еще люди, точно, есть еще! Все наладится, все будет как прежде, эти оптимистичные, хоть и беспочвенные, по большей части, нотки-мысли циркулировали в моей голове, заставляя улыбнуться.
Она ответила,- да, - и что-то еще говорила, рассказывала, но диалог получился односторонним, и большая часть ее слов сливалась в единую цепочку. Вот мы идем по мосту, и она рассказывала, показывая на то, развалившееся здание, что на нем раньше красовались электронные часы, красным светом показывая днем и ночью время и температуру. И о том, как она любит поезда, всегда любила, как ездила на них в разные города, как путешествовала по стране, как засыпала под звук стучащих по рельсам колес. Как зимними ночами, в окне поезда в метель, снег проносится быстрыми лавинами в свете мелькающих мимолетных огней столбов. Как она любит здание вокзала, в котором собирались люди, уезжая или приезжая, ожидая своего поезда или только сойдя на перрон; как оповещал женский голос о прибытии поезда на такую-то платформу. Это отдельная жизнь, совершенно другой мир, со своим шармом, своей красотой и романтикой.
И вот мы уже спускаемся со ступенек моста и идем по платформе номер шесть в сторону деревянных дверей подземного перехода, что ведет в здание вокзала. Слева от нас, застыв, стоит поезд "Соловей", он словно только подъехал, и вот-вот из него начнут выходить люди, а другие будут занимать в нем свои места.
Наши шаги столь громко стучат по асфальту перрона, быстро, быстро, быстро.
Деревянная дверь открылась не сразу, пришлось поднапрячься, и тогда она поддалась и раскрыла перед нами кафельные ступеньки, что вели в подземный переход. По ним мы быстро спустились вниз, и вот он, впереди, перед нами.
А она уже бежит по нему, что-то напевая и маня меня за собой, кружится в лучах, что пробивались через разбитые стекла, там вверху, и через трещины, в кругу плещущей пыли, что парила в воздухе. Смеется и пляшет, а смех эхом проносится вдоль перехода, погружаясь во тьму, что царила впереди, утопала в ней.
Она обернулась и, подмигнув, поманила меня за собой. Пройдя темноту нижней части вокзала, где сохранился стойкий запах хлорки, который, наверное, никогда не выветривался и не выветрится, мы поднялись по ступенькам наверх.
Массивные высокие потолки и нерабочие экраны, на которых раньше высвечивались приезжающие поезда и платформы. Пустынный зал ожидания с перекошенными, разжеванными временем сидениями. Кафельный пол, сохранившийся в почти неизменном виде. Не хватает данной картине лишь перекати-поля, что катилось бы от стены к стене вдоль вокзала.
-Смотри, - сказала она, - там, видишь?
В центре вокзала красовались места для ожидающих, в виде деревянный лавочки описывающей круг, в центре которого было пустое пространство, через которое виднелся нижний этаж вокзала.
Мы сидели в полной тишине в центре вокзала, наблюдая за лучами, играющими под потолком.
- Знаешь,- говорит она,- я всегда любила вокзал. - Знаешь...
И она посмотрела в мои глаза, а я в ее, затем, запрокинув голову и глядя вверх, начала читать стихи.
Замерзшими пальцами переплетаются души.
Такое колючее, острое место - вокзал,
Где каждое слово - последнее, а все, что не сказано, по ночам потом душит;
Где в каждой последней улыбке видится Жизни оскал.
Играет, кидается пешками, всё недовольна.
Ей хочется всех разорвать по кускам.
Ей к чёрту сдались ваши хрипы и шепот: больно.
Здесь вечное скопище ею любимых драм.
Сжимаешь до судорог, сжимать и не отпускать,
Не ехать, забыться, случайно застыть на перроне,
Позволить надуманной вере прочь улетать
И вдруг завопить от наличия счастья в ладонях.
Так редко встречаются в местном аду чудеса,
За дикость вокзальные лица воспримут.
У них нет силенок порвать карты атласа.
Их Жизнь рвет легко по кускам. Она знает, лишние сгинут.
А я, словно завороженный, наблюдал за ней, представляя, что мы не одни. Что люди рядом, вот они, я могу к ним прикоснуться, но они нас не замечают, словно мы призраки, хотя, призраки - они. Такие живые, такие настоящие, но такие далекие и забытые временем. Увековеченные в холодных стенах замкнутого вокзального пространства, где их образы, их души поныне бродят в бесконечных коридорах отягощенных стен; засыпают, ожидая прибывающий поезд, который никогда больше не приедет. Призраки вокзала. А может, все-таки, призраки это мы?
-Я всегда любила вокзал, - говорит она. - Лишь здесь я могла находиться вне открытого пространства. Даже в родном доме я чувствовала себя так уязвимо, словно находилась не в безопасности, а над жерлом вулкана, балансируя на тоненькой жердочке. Стены давили, сжимали, перекрывая кислород, учащая сердце, заставляя бежать. Бежать прочь, чтобы, наконец, отдышаться и вздохнуть полной грудью. Но я могла быт здесь, - смотри, - какие высокие потолки, как просторно. И поезда, да, я ездила из города в город, хотелось побывать и на других вокзалах, словно посетить другие миры, другие планеты.
- Но я больше не боюсь, - продолжает она. - Не боюсь, я могу зайти в любую квартиру, любой дом, в магазин, в банк, в лифт, неважно куда. Как все изменилось, когда пропали люди - я перестала бояться, словно фобии у меня никогда и не было. После той вспышки. Не находишь общего с собой? Нет ничего похожего в моих словах с тем, что случилось с тобой? М, что скажешь?
Страх был частью меня, а я был частью страха. Так было всегда, так было и должно было быть. Сейчас ко мне пришло понимание, после ее слов, что страха не осталось, его попросту нет. В другое время я бы никогда не вышел из квартиры и не заговорил бы вот так, как сейчас с ней. У нее исчез страх, у меня, эти существа, отсутствие других людей, все было частью какой-то дьявольской игры, какой-то жуткой картины, чьи составные части никак не могли собраться воедино.
А мы все сидели и смотрели то друг на друга, то на лучи солнца, то говорили, то просто молчали. А в голове парили тысячи мыслей.
Мы призраки, именно мы. Не в том плане, что мертвы, нет, конечно, раньше я так и думал, тогда бы все стало на свои места. Нет. Это не так. Мы живы, и живы как никогда! Без страхов. Легко сделать вдох, легко наслаждать воздухом, здесь и сейчас.
Я был не одинок, наверное, впервые в жизни я себя всецело чувствовал живым, свободным и не одиноким. Я мог улыбнуться, я мог смеяться, забывая о ночном ужасе, забывая обо всем на свете. Здесь и сейчас.
А мы разговаривали, смеялись, мы были и существовали, вдвоем.
День.
- Раз уже никуда не спешим, ты не голодна?
-Немного. Но нам пора бы уже идти, мы задержались здесь.
-Ничего, еще успеем, куда бы мы там не спешили. Пойдем ко мне, у меня есть что перекусить, перекусим и продолжим путь.
-Ну...
-Пойдем, - улыбнулся я ей.
-Хорошо.
-Славно! Здесь не далеко.
-Я знаю, - ухмыльнулась она.
-Отлично.
И мы поднялись с деревянной скамьи, на коей сидели раньше, ожидающие поезда люди: бегающие дети, смеющиеся и улыбающиеся, родители и охранники, стоящие у дверей, там, где были металлоискатели, которые стояли не понятно для чего. И мы пошли по кафельному полу, к входной двери, массивной входной двери, раскрыв ее, со скрипом, нас овеял ноябрьский ветер, а на небе уже собрались тучи, в предвкушении холодного осеннего дождя сонный город ждал, ждал, ждал и тихонько засыпал. Фоби и я задумчиво глядели вдаль, на дорогу ведущую в город. Вон, моя квартира, одинокое темное окно на самом последнем этаже дома на окраине вокзальной площади. Шаг за шагом, шаг за шагом. И вот мы уже идем, молча, слушая ветер, в сторону моего дома, в сторону моей квартиры, родных стен, безопасных, надежных. Тепло и уют. Я а уже успел соскучиться по ней, как это не странно. Первые капельки дождя устремились вниз, разбиваясь на сером асфальте, тихо-тихо, капля за каплей, а мы уже зашли в подъезд, и за нами скрипнула входная дверь. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, ближе и ближе, выше и выше, пока не дошли до квартиры.
Достав ключи из кармана, распахнул дверь. Родной запах, такой знакомый с детства. В квартире было тепло.
-Небольшая экскурсия, так сказать. - Вот кухня, рядом - ванная и туалет. Дальше по коридору, слева, находится зал, там просторно, а справа - моя спальня, из окна в ней, я наблюдал за людьми, из него я увидел тебя.
-Извини, ничего лучше предложить не могу, - сказал я, когда сели за стол и открыли консервы с тушенкой.
-Выбирать в наше время не приходится, - в ответ подмигнула, и принялась с аппетитом уплетать, расплываясь в довольной улыбке, глядя на которую - я и сам не мог не улыбнуться.
Я присоединился к ней, и вот мы вдвоем, в полной тишине, сидя за столом, на кухне, где никогда прежде не бывало гостей, помимо родных, после столь странного знакомства, сидим и "хомячим" тушенку, которая, надо отметить, сохранилась как нельзя лучше, и вкус ее утолил пустоту оголодавшего желудка.
-А знаешь, - говорила она, - я знала, что ты справишься. Верила в тебя. И вот, ты смог. Хотя, это была легкая проверка. Это существо еще не развилось, я помогла ему вылезти из кокона, срезав его. Поэтому оно было таким неповоротливым и слабым. Оно недоразвилось. Но нужно же с чего-то начинать, для практики, не правда ли? Необходимо было тебя подготовить с самого простейшего, что нас ждет дальше, чтобы ты был морально и физически готов к более худшему.
А я кушал, пережёвывая тушенку, зажевавшая ее хрустящим хлебом-сухарем, запивая минеральной водой, кивая, задумываясь. Нет, мне нечего было сказать на это все, пока не было. По большей части мои мысли витали где-то в другом месте.
После сытного обеда - завалился на кровать, и как-то быстро заснул, погрузившись в пучину забытья. Прочь от скопившихся проблем и неожиданных жизненных изменений, в желании уйти от реальности я отдалился от самого себя. Ничего не важно, ничто не важно. Только сон, только отдых, только поход от реального течения времени в своем небольшом мире к созданным сознанием иллюзиям.
Там, все тот же сон. Люди, везде люди. Вокзал, здесь он не такой, каким я его увидел сегодня. Он в хорошем состоянии, экраны работают исправно, а на местах в зале ожидания сидят люди, разговаривая, вслушиваясь в оповещение о подъезжающих и отправляющихся поездах.
Вот она - девушка. Не смотрит на меня. Я могу дотянуться до нее рукой, но лишь протягиваю руку, она отдаляется, все дальше и дальше, смешиваясь с толпой. - Стой, - кричу я, - но голоса своего не слышу, и она не слышит. Она уходит все дальше и дальше, а я пытаюсь пробиться через стену спешащих людей, бегу за ней, протягивая руку, из последних сил стараясь догнать, дотянуться до нее. Но нет. Людей все больше, стеной зажимают меня между собой, воздуха не хватает, воздух покидает легкие, и мои крики стали скорее походить на хрип задыхающегося, нежели на членораздельную речь. Все смешивается, перемешивается, расплывается и переливается. Очертания смазываются и проливаются в бликах лучей на моих закрытых глазах, пробуждая меня. Я просыпаюсь. Пробуждаясь от власти странного, от начала и до конца непонятного для меня, не имеющего значения сна, что беспокоит меня последние дни, и кроме него ничего больше и не снится. Что он значит? Что за девушка? Как могла она запасть так глубоко в мое сознание, когда я видел ее лишь раз и то со спины в тот последний злополучный день? И почему она начала снится именно в последние дни, а не раньше? Словно мозаика, но не складывающаяся, имеющая тысячу одинаковых, не подходящих друг другу частей. А может это просто сон, не имеющий ни единой частички какой-то логичности? Может это просто игра воображения, усталость, все это? Время покажет, а пока...
Лучи солнца играли на моих сомкнутых веках. Я не желал открывать глаза, стараясь заснуть снова, забыться. Но нет, сон пропал, оставив меня одного в объятьях теплого одеяла.