- Нет, ну это вообще ни в какие рамки! Я понимаю, старость не радость, но он же вообще чокнутый!
- Ириш, ну не надо так... Наш Димка тоже не подарок, ты же знаешь...
- Димка еще ребенок! Можно ведь было просто сказать! Если уж весь из себя такой принципиальный, пришел бы к нам, мы бы сами с Димкой поговорили, наказали бы, в конце концов. А этому дураку старому - бутылку, так сказать, за моральный ущерб!
- Ириш, он же только по праздникам...
- Бутылка коньяка на халяву - вот тебе и праздник. Хотя с его-то пенсией он может этим коньяком ноги мыть. Куда вообще он деньги девает? Небось у каждого внука по две сберкнижки. А краску купить и рабочих нанять, чтоб забор этот поганый покрасить, - это ему раз плюнуть. Устроил скандал на пустом месте!
- Ириш, ну он же только...
- Что "только"?! Между прочим, он на ребенка руку поднял! А еще в школе работал! Нет, можешь ничего не говорить, солдафон - он и есть солдафон.
Вот уже пятый год Владимир Афанасьевич Титаренко жил в пригородной деревне Овсяниково, которую с его легкой руки стали называть без пяти минут городом - за пять минут можно было дойти неторопливым шагом до городской окраины. А вот характер у дедули был нелегкий и с соседями старый солдат не поладил. Ни с Лаврушиными, ни с Коростелевыми. С Лаврушиными неизменно перебрасывался через забор мусором; трудно сказать, кто начал этот бесконечный матч. С Коростелевыми с первого же дня вел столь же бесконечные переговоры, то и дело перераставшие в скандал, по поводу старых коростелевских яблонь, ветки которых вольготно возлежали на общем заборе... На том самом заборе, уличную часть которого расписал в соответствии с собственными пристрастиями Димка Лаврушин, а Владимир Афанасьевич поблагодарил юное дарование парой подзатыльников. Лаврушины и Титаренко снова повздорили. Глядя на Лаврушиных и Коростелевых, сосед из дома напротив, крайне интеллигентный и, как следствие, крайне подверженный чужому влиянию Михал Семеныч Перекатов, перестал здороваться с Титаренко. С этого момента началась холодная война: Лаврушины при встрече холодно кивали Владимиру Афанасьевичу, Коростелевы в случае крайней необходимости холодно говорили соседу несколько слов, Перекатов притворялся ледяной статуей. Тем более что и для обсуждения (не сплетен, что вы, что вы! интеллигентные люди не сплетничают, а просто пытаются понять, с кем свела их судьба!) Титаренко интереса не представлял. Соседи в первую же неделю узнали о нем все: подполковник в отставке, по выходе на пенсию еще добрых двадцать лет подрабатывал в школе военруком, не иначе как от скуки, а может, и вправду деньги для внуков копил. Внуков у него двое, но живут где-то за Уралом... может, вообще на Дальнем Востоке, а сын дослужился до полковника и по сей день, вроде бы, служит, не иначе как генералом в отставку выйдет. А Владимир Афанасьевич, отпраздновав без особого шума семидесятипятилетие, вышел в отставку и вот уже четвертый год занимался только огородничеством - вот уж охота пуще неволи, было бы для кого все эти помидоры-огурцы растить, а деду много ли надо? Отдыхал бы себе, телевизор смотрел. Так ведь нет же, что ни весна - копается день напролет в земле, как будто бы клад ищет или оборону держать готовится. А бывает, обопрется на лопату и стоит, смотрит насмешливо, как Инга Коростелева рубится с приятелями на деревянных мечах. Инга, конечно, давно уже не ребенок, в этом году выпускные экзамены в школе сдает. Так ведь и игры у нее непростые - ролевые. Вот закончатся экзамены, попрощается Инга со школой, поступит в институт - и уедет вместе с Лизкой-Элизавиэль и Пашкой-Дариэлем на большую, невиданную до сих пор Игру. Но как все это объяснить зловредному ехидно усмехающемуся деду?! И ведь, как назло, отец покосившийся забор чинить наотрез отказывается, говорит - у Титаренко денег побольше, чем у нас, пусть и заморачивается... Еще целых два месяца до возвращения в родной лес Ингрейд, разведчице светлых эльфов, предстоит жить на этих пограничных землях, еще два месяца будет наблюдать за ней из-за деревьев недружелюбный тролль...
Инга горестно вздыхает - и показывает деду язык. Дед, конечно, не увидит - согнулся над грядкой... Ой! В этот самый момент дед поднимает голову и... Нет, ничего не сказал. Но ведь видел же, видел! Инге обидно до слез. Она зла и на деда и на предстоящий завтра экзамен... на все экзамены - препятствия на пути к волшебному лесу. Ну да ладно, герою полагается преодолевать препятствия, а иначе какой же он герой?
...А вот то, что настоящих героев заставляют окучивать картошку - очень сомнительно! Да только вот не время сейчас ссориться с отцом, очень уж нужны деньги, ведь без настоящего эльфийского плаща на Игру не поедешь. Со вздохом посмотрев на лежащий в траве меч, Инга взялась за тяпку.
А работать легче с песней. Так всегда прабабушка говорила. Прабабушка много песен знала. Пусть не современных, но хороших. Она и правнуков с этими песнями баюкала, и в ветеранской самодеятельности выступала. Голос у прабабушки был молодой-молодой. Пятый год, как прабабушки нет, а Инга все ее любимые песни помнит до словечка. И про землянку, и про то, как девушка провожала бойца. И самую-самую:
Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают...
Владимир Афанасьевич знал много песен, но эту любил больше других. Вот и сейчас слушал - и вспоминал сталинградского гавроша Володьку Титаренко. И не верилось, что Володька - давным-давно ветеран.
Он дослушал до конца. Хотя у него было дело, не терпящее отлагательства. Он собирался в город за краской. И так уже непозволительно долго - второй день - чернеет на заборе намалеванная Димкой Лаврушиным свастика.