Во времена Инниного детства бытовал анекдот, уже тогда успевший обрасти окладистой бородой: спрашивают у запойного алкоголика, какой нынче день. "Не помню". "А месяц?" "Не помню". "А год?" "Юбилейный!" - радостно восклицает пьянчуга. Наверное, детство было не очень безоблачным, если такой анекдот запомнился. Впрочем, в Инниной семье никто не употреблял и уж тем более не злоупотреблял, но...
Современность скорректировала традицию. Теперь каждый год - год судьбоносных выборов. Увы, судьбоносных лишь для малой части населения, реализующей свое конституционное право быть избранными. Сейчас избирали то ли в горсовет, то ли в облсовет, Инна давно перестала следить.
"Нео, ты Избранный!.." - заполучив листовку с фотографией очередного кандидата - на удивление молодого, но, судя по особо благообразному выражению лица, заведомо проходного и продувного, нервозно хихикнула и огляделась в поисках урны. Ее благовоспитанности хватило на то, чтобы не бросить листовку в снег, а вот на то, чтобы, изображая глубокие электоральные раздумья, сунуть в сумочку, - нет.
От трамвайной остановки до порога театра - две сотни шагов в горку. Инну останавливали через каждые двадцать, и она, пока дошла, успела обзавестись четырьмя листовками кандидатов в Избранные (полноцветными, на плотной глянцевой бумаге). А еще - рекламным проспектом нового вино-водочного магазина. На двух донельзя замороченных тетушек, которые с вкрадчивой вежливостью предложили буклетики "К счастью и благополучию через веру", ожесточенно огрызнулась:
- Я вообще ни во что не верю.
Дальше шла, упрямо глядя под ноги, на затоптанный, покрытый пигментными пятнами песка снег.
У самого порога две девчонки студенческих лет бойко окучивали бабушку в пуховом платке и болоньевом пальто, наперебой предлагая ей все те же счастье и благополучие в обмен на веру. Судя по услышанным Инной обрывкам разговора, ни под модными шапочками-"скандинавками", ни под пуховым платком мозгов не было.
В театре давали Островского, "На бойком месте". Толкотня в фойе аншлага, однако же, не предвещала, это стало ясно с первого взгляда. Инна в спектакле занята не была. Откровенно набивалась, но Бе-Бе с маниакальным упорством принялся снова бубнить что-то про ее амплуа. Это значит, что к Джульетте, Луизе Миллер и Лизе Калитиной в грядущем театральном сезоне она, с высокой долей вероятности, приплюсует еще какую-нибудь трагическую красавицу. Оставалось только тихо завидовать Альке, которой досталась роль Евгении Мироновны, прыткой бабенки, не обремененной моральными принципами...
Завидовать оказалось нечему. Увы, предсказуемо. Смеяться - тоже не над чем, комедия в постановке Беркута была скучна, как телефонный справочник. Оставалось только саркастически ухмыляться. Ну, или дремать, пока Чубаров, заслуженный деятель культуры, хороший актер и отличный человек, старательно вымучивает реплики Бессудного, а Алька кривляется и гримасничает. Бе-Бе в своем репертуаре. Второй год у него все мужики старше сорока получаются тупицами и занудами, моложе - озабоченными хлыщами, а женщины, независимо от возраста и сословия - истеричками.
Алька, меряя гвардейским шагом сцену (надо понимать, крайняя степень возмущения), восклицала: "Да вот все сестрица твоя барыню из себя корчит; от хороших людей она нос воротит, а к кому сама льнет, так те на нее смотреть не хотят!" Чубаров, то есть Бессудный, нарочито хмурил брови, а сестра его Аннушка, она же дебютантка Аня Фролова, испуганно вспискивала: "Ни к кому я не льну!" И снова: "Ни к кому я не льну!.." Текст, что ли, забыла? Нет, слава Талии, а заодно и Мельпомене! "...Это ты льнешь ко всякому". "Кого ты, бесстыжие глаза, обмануть хочешь!" - завизжала в ответ Алька-Евгения. Помнится, когда к ней за кулисы приперся ее бывший номер два, она возмущалась куда убедительнее. Правда, поменьше, чем по поводу бывшего номер один. Расписавшись с первым, она взяла звучную фамилию Орлова. И просто лучилась счастьем - самая что ни на есть актерская фамилия. Посмеивалась в актерской курилке: худрук - Бекасов, а я - Орлова. Впрочем, на афишах по-прежнему красовался Алькин сценический псевдоним - Алла Томилина. Потом были год семейной жизни, напоминавший затяжной прыжок - угу, с небес в навозную кучу - и развод. Поостыв, Алька, невесело, но уже без надрыва, шутила: "Я хоть и Баранова, но не собираюсь носить фамилию этого козла!" Во второй раз фамилию предусмотрительно менять не стала. И действительно, рай на бабкиной пуховой перине молодоженам надоел приблизительно к третьей неделе, и супруг переместился на более привычное лежбище - под капот любимой "Лады", а супруга ничтоже сумняшеся устроила себе гастроли по домам родных и знакомых с моноспектаклем "Баранова и козлы". Сейчас, не иначе как обретя жизненный опыт, а вместе с ним и первого неофициального супруга, Алька менторствовала в курилке: "Все мужики - козлы. Но без них скучно. Так что придется нам, девочки, стать профессиональными животноводами..." Девочки слитно вздыхали и начинали наперебой делиться собственными горестями...
Инна закрыла глаза. Было откровенно паршиво - и все в целом, и этот спектакль в частности. А в местной периодике его уже объявили новым шедевром уважаемого культурной общественностью Геннадия Борисовича Бекасова, худрука, заслуженного деятеля и многократного лауреата.
Того самого Бекасова, которого актеры еще задолго до прихода Инны в театр с сатирическим уважением за глаза именовали Беркутовым, а теперь и вовсе сократили его прозвание до Бе-Бе.
"Кто ж виноват?" - довольно добродушно промямлил Бессудный. Инна готова была поклясться, что в эту минуту он подумал, как после спектакля будет в буфете перешибать горечь провала горькой настойкой.
"Я не знаю. Оставьте вы меня!" - почти весело выкрикнула Аннушка. О чем подумала в этот миг она, Инна понятия не имела.
Вожделенный для многих тружеников вечер пятницы обещал быть тоскливым, как все прочие вечера на этой неделе, хотя как раз сегодня одиночество Инне не грозило.
...А все-таки не покидает предчувствие чего-то хорошего, невнятное-непонятное... вот уцепиться бы за кончик и размотать весь клубок.
И - вспомнилось. Ведь сегодня опять приснился тот самый, повторяющийся...
...Чахлая трава. Фантики от конфет. Пивные бутылки. Босиком не побегаешь. Впрочем, мама не разрешает бегать босиком... А при чем тут мама, если примерная девочка Инночка вот уже год как студентка, правда, не столичного Историко-архивного, а провинциального театрального, но все же?.. Издали, со стороны аттракционов, доносились радостный визг и улюлюканье. Интересно, чего это нелегкая занесла ее в одичавший уголок парка, больше похожий на свалку?
- Ну, держи стаканчик! - толкает под локоть Алька.
Ага, они с Вадюней удумали отметить сдачу сессии, вот и нашли уединенное местечко. А получше не могли?
- Кто ж так наливает! - шипит на Вадюню Алька. - Щас пена попрет... Ой! - отскакивает, оберегая юбку.
Инна, прислонясь к металлической штанге какого-то полуразрушенного сооружения, делает осторожный глоток. Алька и Вадюня что-то говорят, она, вроде бы, и слышит слова, но смысла не улавливает, потому что в этот самый момент зачем-то смотрит в небо, яркое-яркое, как молниеносное счастье. И видит вверху, очень высоко, платформу... точнее, ее остов - нечто вроде железных стропил и куски прогнивших досок. И понимает, что должна там оказаться. Во что бы то ни стало. И она, крепко держась за шероховатый ржавый металл, взбирается по хрупким, хрустящим и хрипящим при каждом шаге ступенькам. С каждым шагом - все страшнее и страшнее. Многих ступенек и вовсе нет, только скобы-выступы, к которым они когда-то крепились. Когда приходится преодолевать такие участки, страшно становится до головокружения. И еще сильнее хочется дойти. Безумие, конечно... но зато какое безумие! И вот наконец она стоит на одном из стропил. Короткий взгляд вниз - и только. Высота совсем не страшит. Алька и Вадюня глядят на нее, лиц она толком не видит, но чувствует - ребята не удивляются и не осуждают. Она сделала то, что должна была сделать. Всего несколько мгновений стоит она на вершине вышки, смотрит на парк, на реку... Знакомое и привычное почему-то сейчас представляется очень важным... как будто бы впервые в жизни ответов стало больше, чем вопросов... хотя бы на один. Как будто бы на долю мгновения она увидела самое важное, что было в прошлом, а потом, сразу же, без всякого перехода - маленький фрагмент будущего... Но сны всегда обрываются не вовремя.
..."Эко дело! - пробасил Бессудный. - Ворожбы какой нет ли?"
"Не знаю я, ничего не знаю..." - на высокой ноте заверещала Аннушка.
Скучный семейный диалог перетек в такую же скучную сценическую пьянку. Подходило к концу первое действие комедии.
Инна от нечего делать принялась разглядывать сотоварищей по культурному досугу. Справа приглушенно шелестела фольгой от шоколадки девчонка лет двенадцати. Слева дремал парень, примечательный разве только непохожестью на обычных театральных завсегдатаев. "Небось, девушку свою выгуливает", - решила Инна: по другую руку парня сидела парадного вида барышня, сосредоточенно глядя на сцену. "Вот выдержка!" - Инна завистливо вздохнула.
На сцене пели, плясали, ругались... все почти как в жизни, только еще более уныло.
"Скорей бы уж весна, что ли", - невпопад подумала Инна. Лязгающий грохот звонка, возвестивший начало антракта, показался ей трелью жаворонка.
Зрители организованно поаплодировали задвигающемуся занавесу ("Нет, какой у нас, все-таки, культурный город!") и разбрелись.
Инна пошла было к гримеркам, но остановилась на полпути. Смотреть в глаза коллегам не хотелось. Стыдно. И она принялась прогуливаться по фойе, то ли пытаясь сосредоточиться, то ли отгоняя непрошеные мысли.
И невольно поймала взглядом своего сотоварища по культурному досугу. Сейчас, при ярком электрическом свете, она разглядела: самый обычный молодой человек примерно ее лет, светловолосый... а в целом - совершенно не запоминающийся. Он стоял в двух шагах и пытался дознаться у мужичка в свитере домашней вязки... о чем именно, Инна не слышала, но вполне могла догадаться, потому как выражение лица у вопрошающего было ну очень таинственное и говорил он шепотом. Мужичок пожал плечами и, увлекаемый решительного вида супругой, двинулся в сторону буфета.
Вообще-то приличная девочка Инночка никогда не встревала в чужие разговоры. Тем более - в мужские, предполагая, что это кратчайший путь к тому, чтобы прослыть полной дурой. Ее всегда беспокоило, как она выглядит в глазах окружающих, ближних и дальних. Но сегодня почему-то хотелось если не взобраться на вершину вышки, то хотя бы сотворить что-то такое, чего прежде она никогда себе не позволяла... пусть даже вопреки, пусть даже назло самой себе!
- Прошу прощения, - вымолвила она. - Вам в противоположном направлении. По лестнице вниз.
Кажется, он не сразу понял, что обращаются именно к нему. Но все ж таки сообразил, буркнул "спасибо" и потопал, куда сказано.
На душе по-прежнему было препогано. Видать, ее, душу, мелкими подачками не обманешь...
Инна подумала, что на третий акт не останется ни за что. И в этот самый момент едва не столкнулась нос к носу с Бе-Бе. Надо понимать, худрук вышел прогуляться, демонстрируя смычку творческой интеллигенции с народом. Барственно вышагивая по фойе, с одним раскланялся, другой поцеловал ручку. "Хоть бы не заметил!" Инна инстинктивно отступила под сень простертой руки Аполлона. Выкрашенное в белый цвет трехметровое изваяние покровителя суматошной театральной братии проходило у актеров под кодовым наименованием "Белая Длань" - с легкой руки насмешницы Альки. Даже возникла традиция после премьеры распивать бутылочку-другую белого вина (а то и беленькой) "под Белой Дланью"... куда ж в России без традиций? Тем более - в театре? Ну да, и без суеверий. Самые мнительные из актеров перед каждым спектаклем взбирались на постамент и пожимали Аполлонову длань. Говорили - реально помогает. Может, потому, что Инна имела привычку подобные мероприятия саботировать, персонально ей предводитель муз милости не явил.
- Заглянула на огонек, - ответила Инна, пряча глаза.
- Ну и как тебе?..
К счастью, врать не пришлось, потому как Бе-Бе прорвало:
- К сожалению, мое прочтение пришлось втискивать в прокрустово ложе традиций. Ты же понимаешь, актерский состав... Старичкам-то нашим разбойничкам тоже играть надо. Тот же, скажем, Чубаров... ну не сыграет он так, чтобы Островский зазвучал по-новому, как если был бы не титаном прошлого, а... ну, хотя бы современным журналистом, заглянувшим в чужую жизнь и... и...
А вот Бе-Бе мысль до логического завершения так и не довел - увидел какого-то Иван Палыча, с которым нужно было немедля перекинуться парой фраз, и бойко потрусил в другой конец фойе.
Инна благодарно поглядела в незрячие зенки Аполлона.
И спиной почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Украдкой оглянулась. Ну да, он самый, сотоварищ.
Будь на ее месте Алька... уж та не преминула бы завязать знакомство, невзирая даже на наличие полуофициального супруга. Инна же в подобные моменты чувствовала себя неуютно, даже очевидное внимание ей не льстило. "Типичная реакция синего чулка, - однажды определила многомудрая Алька. И добавила с обычной своей прямотой: - О тебе по театру уже анекдоты ходят!" "О тебе тоже", - ничуть не обидевшись (бесполезное это дело - на Альку обижаться!), парировала Инна. "Так я ж сама их и сочиняю!"
Хотелось надеяться, что Алька не будет очень уж возмущаться, поняв, что Инна ее не дождалась. В конце концов, можно потом созвониться и пересечься сразу у Вадюни.
На пятничные посиделки - традицию, освященную временем, - никак не влияли ни текущий семейный статус Альки, ни Вадюнина страсть к компьютерным играм. И, надо сказать, с годами Инна все сильнее и сильнее ждала вечера пятницы. Это в европах - психоаналитики и прочие... ну, пусть не дармоеды, но чужие люди, только по долгу службы причастные к тому мудреному, что называется жизнью души человеческой. А для нашего человека лучше дружеской жилетки еще ничего не изобрели. И слабо верится, что изобретут.
Гардеробщица Наталья Ивановна, увидев, что Инна одевается, слегка приподняла аккуратно подведенные брови:
- Инночка, а что ж ты до конца-то не остаешься?
- Да вот по делам надо сбегать, - почти не краснея соврала Инна.
Все от той же просветительницы Альки ей было известно, что по театру о ней, об Инне Кирилловне Князевой, девице двадцати девяти лет от роду (что само по себе курьез), гуляют не только анекдоты, но и сплетни. Не приходится сомневаться: ее сегодняшний ранний уход тоже как-нибудь да истолкуют. Ну и ладно.
К вечеру подморозило, и обычный путь под горку можно было смело приравнять к экстремальным развлечениям. Кстати (то есть очень некстати) на уличном освещении отцы города сэкономили откровенно и цинично. Так что путешествие до трамвайной остановки продлилось не меньше получаса и настроения не улучшило ничуть. Одна радость - час пик уже миновал, людей на остановке раз-два и обчелся... И однин из этих "раз-два" - ее новый знакомец. Если, конечно, его можно назвать знакомцем. Поймала на себе его взгляд - кажется, заинтересованный. Из пресловутой женской гордости (вроде бы, насквозь устаревшее понятие, а вот!) сделала вид, что не заметила. А тут и трамвай подоспел.
Вот что она всегда терпеть не могла - так это неловкие ситуации. Вдвойне - те, которые сама себе создавала. Знала же, что сапожки на шпильке - не лучшая, мягко говоря, обувь для непредсказуемого среднерусского февраля? Знала. Предсказуемо поскользнулась, проглотила ругательство (с Алькой поведешься - не такого еще наберешься!). И сидеть бы ей на обледенелой земле, глядя вслед уходящему трамваю, но кто-то поддержал - деликатно так, под локоток, - и помог войти. Еще не поглядев на этого кого-то, она точно знала: это ее неотлучный попутчик. Уж больно запах одеколона примечательный, с не менее примечательным названием "Кавказ". Вадюня таким пользовался.
- Спасибо, - сказала она, переводя дух.
- Да не за что, - отмахнулся он. И, не утруждая себя банальными "давайте познакомимся", с ходу представился: - Александр. Точнее, Сашка.
- Инна, - охоты поддерживать диалог не было, но куда ж деваться-то... пусть не с подводной лодки, а с наземной транспартюги, но от этого как-то не легче.
- Вы, я вижу, тоже до конца не высидели.
Хорошенькое начало разговора! Она и сценический-то фарс всегда недолюбливала, а уж в жизни - и подавно. Поэтому ограничилась отстраненным:
- Да.
- Согласен, байда - скучнее некуда.
Ну и что тут ответить? А отвечать надо. "Издержки воспитания! - восклицала в подобных случаях Алька. И добавляла: - Как хорошо, что меня некому было воспитывать!" Алька была настоящим виртуозом по части отбрехивания от неприкаянных любителей случайных знакомств. А ей, Инне, далеко не всегда хватало духу резко ответить даже на откровенное хамство. И всегда было стыдно - и за того, кто нахамил, и за себя. Алька поначалу поднимала Инну на смех, а потом махнула рукой: "У каждого в голове свои тараканы, а у тебя они, похоже, вообще косяками ходят!"
- Да, спектакль не из самых удачных, - Инна улыбнулась, понимая, что улыбка получилась резиновой, как у куклы.
- Полный отстой... Ой, извиняйте... неважнецкий спектакль.
Немного подумал.
- Но я, вообще-то, в этих делах не очень соображаю, не то что вы. Да и в самом театре чуть ли не впервые. Если что не так сболтнул, вы меня сильно не бейте, в смысле - простите.
- А с чего вы взяли, что я соображаю? - Инна настолько удивилась, что задала вопрос непроизвольно, раньше, чем успела его обдумать.
- Ну, вы с гардеробщицей разговаривали... так со своими говорят, ну, то есть, с давними знакомыми.
- Работаю я там, - втайне удивляясь его наблюдательности, призналась Инна, тут же мысленно ругнула себя за излишнюю откровенности и попыталась придумать какую-нибудь в меру любезную фразу, чтобы без потерь выйти из беседы.
- В театре? - слегка опешил беспардонный собеседник. Похоже, Инна все-таки переоценила его наблюдательность: он так и не сообразил, что говорить с ним не хотят.
- Ну да.
- А кем?
Ничего себе стиль общения! "Минералку в буфете продаю!" - крутилось на языке у Инны.
Вообще-то, Вадюниной остановке предшествовали еще две, но попутчику знать об этом было совсем не обязательно. Хватит и того, что уже узнал, а то от любопытства, говорят, кошка сдохла.
- Мне тоже, - откровенно соврал Александр, который Сашка.
И продолжал уже на улице, ловко подстраиваясь под неуверенный Иннин шаг:
- А вы на актрису совсем не похожи. Хотя красивая.
Инна обронила ничего не значащее "спасибо" и попробовала ускорить шаг. Провальная идея! Причем в самом прямом смысле слова. Попутчик снова поддержал.
- Давайте я вас провожу, а то тяжко на эдаких каблучищах.
- Нет, ну что вы... - снова спряталась в благовоспитанность, как улитка в раковину, Инна.
- Да мне все равно время девать некуда, - неожиданно выдал он. И она поняла, что вот это - чистая правда. И еще - что присутствие непрошенного спутника ничуть не пугает, хотя на улице тьма кромешная, да и район не самый спокойный (каких только страстей ни рассказывает Вадюня, охочий до всего драматического). И не только не пугает, но уже и не раздражает почти. "Все-таки правда - великая сила!" - с усмешкой подумала Инна.
А Сашка тем временем продолжал:
- Вообще-то я сегодня в театре со школы в первый раз. Даже не помню, чего мы тогда смотрели. Лично я больше смотрел на Элку-одноклассницу и ждал, когда в буфет можно будет... А вообще, - вдруг сменил он тему, - мне вот всегда интересно было - как это в актеры попадают?
В этом вопросе было столько непосредственности - без примеси хамства и двусмысленности - что Инна улыбнулась:
- Учатся. Понимаю, что скучно звучит. Но так оно и есть.
- Почему скучно-то? - дернул плечом Сашка. - Нормально звучит. А вы всегда актрисой хотели быть?
- Ну-у, это из сказок про маленьких девочек, которые просто обязаны мечтать о сцене, о подиуме... о чем там еще? О муже-олигархе? Ну, в моем детстве даже и о подиуме-то еще не мечтали. Вы будете смеяться, но лет до двенадцати я вообще пребывала в уверенности, что выучусь на инженера и пойду работать на завод.
- А чего смеяться-то? - почему-то очень серьезно откликнулся Сашка.
- Потом готовилась поступать на исторический. То, что я на актерском оказалась, для меня самой стало неожиданностью.
- А чего так-то? Чего не на исторический?
- О-о, это долгая история, - Инна улыбнулась уже без напряжения. Кажется, общение начинает складываться... только вот оно ей нужно, а?
- Настолько долгая, что рассказать не успеете? Или не хотите?
- Так если б только долгая, она еще и нудная. И вообще, давно это было, а значит, как в народе говорят, неправда.
- Я вот тоже собирался на истфак, - предупредительно подхватил норовящую ускользнуть тему Сашка. - Но в последний момент перебросил документы на юридический. А там в тот год конкурс зашкаливал. Ну, меня на сочинении и срезали. Да еще и намекнули - типа, вопрос решаемый, были бы бабки. Я плюнул и отправился мир посмотреть, себя показать. Турфирма такая есть, военный комиссариат называется. Предложила мне поездку в Войска дяди Васи, да так предложила, что я отказаться ну никак не смог.
- Войска дяди Васи? - переспросила Инна, рискуя выставить себя в глазах попутчика дурой. Но ей действительно стало интересно - как-то вдруг и непонятно почему.
- ВДВ, они же воздушно-десантные войска, - не без гордости пояснил Сашка. - Пошел на два года, угодил на все пять. Ну да это, как вы говорите, долгая история. И довольно-таки интересная, ага. Будет повод снова встретиться.
Инна насторожилась: последняя фраза прозвучала не так чтобы шутливо. И стараясь разрядить обстановку, быстренько обобщила то немногое, что знала о ВДВ, и выдала неожиданное для себя самой:
- Десантники? Кажется, что-то слышала. Это те, которые купаются в фонтанах и совсем не жалеют свои головы, ломая о них кирпичи и разбивая бутылки... я предполагаю, с водкой?
Тотчас же испугалась собственного хамства, но Сашка, похоже, ничуть не обиделся, даже наоборот.
- Кирпичи, может, и ломаем, зато камня за душой не держим, - рассмеялся она. - А с бутылками - тут посложнее будет. Кто ж их, родимые, вместе с содержимым-то бьет? Это кощунство. Водку - ее сперва выпить надо, а если бутылку и разбивать об голову, то об чужую, - и, выдержав такую драматическую паузу, что слышал бы Бе-Бе - удавился бы от зависти, заключил: - А с фонтанами - еще сложнее, они ж грязные, фонтаны-то, а я гигиену ценю, шо тот Мойдодыр.
- Ей-богу, с детства боялась Мойдодыра! - весело фыркнула Инна. Плохое настроение не улетучилось, но уползло куда-то в темный уголок души, терпеливо дожидаясь своего часа. - А десантник-Мойдодыр - это вообще уже какое-то секретное оружие! Или я чего-то не понимаю? Я ж, если честно, никогда раньше живого десантника не видела.
- Те, что попадались вам раньше, смирнехонько лежали себе в гробах? - ехидно заметил Сашка и почему-то (Инна заметила) зло дернул щекой на слове "гробы".
- Ой, типун вам на язык, - смутилась она и, не понимая на кого больше злится - на себя за оплошность или на незваного попутчика за излишнюю наблюдательность и придирчивость, - добавила: - Я и правда десантников только по телевизору видела, да и то пару раз всего.
- И, понятное дело, всех из себя таких праздничных? - вопрос прозвучал недобро, но Сашка, видно, и сам это понял, поспешил перевести разговор в нормальное русло: - Ладно, об этом как-нибудь потом, лады?
- Хорошо, когда-нибудь, - поспешно согласилась Инна, сообразив, что против воли вторглась, куда не следовало. "Как-нибудь очень потом, лучше всего - в следующей жизни..." - озвучивать эту мысль она, разумеется, не стала.
- А когда у вас спектакль? - снова резко сменил тему Сашка. - Я бы пришел.
- Да почти каждый день, точно я, к сожалению, не воспроизведу, - ответила Инна, прекрасно понимая, что интересуется он отнюдь не афишей. И этот интерес - странное дело - ей польстил.
- Я про тот, где вы играете, - без обиняков пояснил Сашка.
- Ближайший - в следующую среду. "Дворянское гнездо", - вздохнула о своем Инна.
- Угу, буду знать, - Сашка помолчал с полминуты. - Что-то мы идем-идем, а до вашего дома никак не дойдем. Нет, мне, конечно, это только на руку, но...
В его словах сквозило подозрение, и Инна, боясь снова попасть в неловкую ситуацию (а ведь только-только какое-то взаимопонимание появилось!), на одном дыхании выдала полуправду:
- Я в гости иду, а не домой, с остановкой ошиблась немного, но теперь сориентировалась, - перевела дух и заключила: - Мы уже почти пришли, вон та пятиэтажка.
- Жаль, - это было произнесено с улыбкой, но, кажется, от души.
- Что поделать, меня ждут, - не зная, что еще добавить, Инна ограничилась обычным: - Приходите на спектакль.