В жизни Маргоши наступили удивительные времена. Нет, так говорить неправильно... У Марго никогда и не было по-другому - со стороны казалось, что никак иначе и быть у нее не может! Такой уж она человек.
Какой человек? - спросите вы. И я не смогу дать вам однозначного ответа.
Первое, что приходит на ум - это слово "несуразица". Вернее - "полная несуразица, нелепица, нонсенс и чушь..." Выбирайте по своему вкусу.
Нет, правда, ну, возьмите хотя бы ее имя. Как можно было дать ей такое имя, если у всякого мало-мальски образованного человека на ум сразу же приходят королева Марго или булгаковская Маргарита. Представляется жгучая брюнетка или ведьмовская "рыжуха", на худой конец ослепительная блондинка, сводящая с ума не только пыльного мещанина, но и прозорливца - а тут невзрачное существо маленького, нет, малюсенького росточка, с блеклыми неопределенного цвета жиденькими волосиками, круглым курносым личиком, усеянным золотистыми радостными веснушками, не дающими понять, когда Маргоша грустит, а когда веселится. В дополнение к позолоченной коже, полное, равномерно округлое тельце - правда крепко сбитое (ничего не трясется), однако совершенно не способное проявлять изящность и хоть какую-нибудь грацию.
Обладательнице такой внешности и противоречащего ей имени трудно быть счастливой, или особо успешной, разве что характер, тонкое чувство юмора и пытливый ум помогли бы ей выскочить за грань фатальной предопределенности.
Н-да! Характер... Но сначала покончим с внешними данными. У этой женщины - вечной девушки по определению, таки была дочь. Ненаглядная дочечка, которая настолько стыдилась своей мамы, что из принципа превратилась в "Эмо", со всеми типичными его проявлениями - черные волосы, искусственная бледность лица, надуманная худоба, ради которой приходилось постоянно быть голодной, и, конечно же, грубая резкая форма общения с единственным любящим ее человеком. Единственным потому, что папа оказался еще большим оригиналом, чем "ЭМО"-циональный отпрыск. Решив никогда не утруждать себя зарабатыванием денег, Виктор Емельянович сдержал данное себе слово, переложив все тяготы добычливого промысла на тридцатилетнюю тогда (в год свадьбы), но уже вполне неадекватную Маргошу. Вообще-то самым удивительным фактом в мелодраматической истории любви в кавычках молодых людей была как раз совершенно неожиданная беременность Марго и ее последующее разрешение от бремени. Ничего нельзя было придумать более неподходящего, чем одарить новорожденную Алису, еще одна нелепица, связанная с именами, таким отцом. Все ж таки детям нужны нормальные папы, которые знают о том, что младенцы хотят есть, что их надо одевать, воспитывать, а главное, любить. Факт, что дочка питается грудным молоком был обнаружен Виктором Емельяновичем только к Алисиному полугодовому юбилею, и был воспринят им, как благословение небес - мол, тебе, Маргоша, по-настоящему зарабатывать надо только на нас двоих - вторым, конечно же, был сам Виктор.
И она зарабатывала!.. Своим талантом рисовальщика, своим терпеливым отношением к невзгодам и тяготам поденщицкого труда.
Это, конечно, отдельная история... История мытарств талантливого художника, совершенно неприспособленного к борьбе за Олимп современного искусства. Побеждать среди акул, являясь по сути милым добрым морским львенком.
Однако надо признать - графиком Маргоша была, что называется, от Бога! Безусловный мастер, она, и это главное, умела в своих работах превращаться в художника с большой буквы. Откуда брались глубина мысли и накал страстей всем почитателям ее искусства было невдомек. А ценителей ее рисунков было не мало, и они старались не пропускать ни одного воскресного дня, боясь упустить что-нибудь новенькое в ее творчестве.
Вы спросите почему это признание носило такой избирательный по времени характер? А ответ прост - Маргоша пополнила ряды вернисажных художников и свой основной заработок имела, как раз от своих уличных воскресных бдений. И не подумайте, что успех, если можно так назвать постоянное присутствие 3-5 ценителей искусства около ее графических листов, разложенных на потертом столике со складными алюминиевыми ножками, означал хороший "гешефт", как говорят наши друзья-враги немецкие бюргеры. Вовсе нет. Из не прекращающегося потока любителей изысканной графики, лишь ничтожный процент готов был выложить даже те смехотворные деньги, коими Маргоша оценивала свой труд. Это, кстати говоря, еще одна печальная особенность русской души. Она жаждет соприкосновения с прекрасным, однако совершенно не готова за это платить.
Так что из любви ли к своей непутевой, капризной дочери, или же из жалости к, столь же непутевому, капризному, но, при этом, еще очень ловкому манипулятору, бывшему мужу, Марго на долгие годы превратилась в их кормильца.
Жизнь текла своим чередом и по истечении пятнадцати лет наша героиня вошла в кризис среднего возраста. Вошла не по-женски обстоятельно и трагично. А тут еще от долгого бездействия детородный орган пришел в полнейшую непригодность и его пришлось безотлагательно ликвидировать. Искусственный климакс окончательно оформил-увенчал трудный этап жизни Марго. Жить приходилось из чувства долга, нехорошо стиснув зубы, позволяя слабости одерживать верх только при соприкосновении с подушкой.
И в такой вот момент Маргошу настигла любовь!
Можно было подумать, что ангел-хранитель, исчерпав все возможные, рутинные способы завлечь свою подопечную в Гименеевы тенета, вытащил из рукава своего клоунского одеяния, а как еще мог выглядеть небесный благодетель нашей нелепой героини, свой последний заветный козырь. Так в жизнь Марго пришел господин Накамура.
"Мура" - скажите вы. "Слишком неправдоподобно"! Откуда и с какого ляду у вернисажной поденщицы, высшим достижением которой были парочка оформленных стихотворных сборников, может объявиться воздыхатель, чье имя скорее уместно на страницах книг Мураками. А вот и нет! Вы забываете в какое странное время мы живем. Сегодня совершенно никчемный человек, за пазухой у которого нету даже приличного камня, может запросто стать на весь мир популярным персонажем виртуального пространства. Да, наша легкомысленная, смешная и недалекая Маргоша свила себе несколько гнездышек в самых различных социальных сетях Интернета. Ее графические листы, выложенные фотопостами и в "ЖЖ", и в "Facebook", и в "Контактах", сделали ее популярным персонажем Инета. Восторги стали сыпаться, как из рога изобилия. Огорчало только одно - жертвами прекрасного становились замечательные люди, поражающие Марго своими тонкими и глубокими рассуждениями, вычурностью вкуса и... полным отсутствием материальных возможностей. А ей хотелось выставок, заказов и денег! И вдруг из загадочной "страны восходящего солнца", прямо из под священной горы Фудзи, из сада камней, из зарослей искусно сложенных Икебан, прозвучал страстный голос записного самурая господина Накамуры. Он не ограничился восторгами - за ними последовал обстоятельный рассказ о его (господина Накамуры) детстве, юности и постепенном взрослении, которое продолжается и сейчас. Оказалось, что потомок крестьян родом с острова Хоккайдо, воспринимаемый Маргошей, одним из легендарной семерки их защитников, благодаря окончанию эпохи самурайской этики и чести, выучился на философа. К тому же ему не чужды оказались писательские потуги и он всерьез рассматривал возможность повторения славного пути упомянутого нами Мураками. То есть, его влекла идея жизни на острове туманного Альбиона. Видимо решится вступить в оседлую жизнь на континентальной твердыне было чересчур экстравагантно даже для такого романтичного сердца, оказавшегося способным полюбить нашу Марго, подпав под влияние невидимых флюидов любви, расточаемых по не менее иллюзорным сетям Интернета.
Окончательно убедиться в реальности заморского принца Маргоше позволило явление небольшой бандерольки, на которой хаотично теснились "замысловатые каракули", как называла иероглифическое письмо вредная дочка Алиса. Этот аккуратный конверт принес с собой небольшой, но тщательно, собственноручно исполненный матушкой островного аборигена, презент в виде вышитой на шелке миниатюры, сопровождаемой трогательными строчками (если так можно назвать вертикальные струйки иероглифов) лапидарной Хокки. Перевода не было. Зато была записка, написанная старательным ученическим почерком на английском языке, в которой госпожа Накамура-сян одобряла выбор сына и жаждала увидеть как можно скорее свою будущую невестку.
И Маргоша стала готовиться к отъезду!
Паразиту-нахлебнику она ничего не сказала. Была благодарна богу за то, что квартира была оформлена ею в собственность еще в первую волну приватизации. Это был, пожалуй, единственный благоразумный поступок в ее жизни, за который благодарить ей надо было свою соседку, практически насильно заставившую ее пройти весь непростой путь к роли собственника. Муж ее прописан был у своей матери, имел виды на наследство и совершенно не претендовал на Маргошины квадратные метры. Так что оформление дарственной в пользу Алисы прошло гладко. Алису по достижении ею совершеннолетия ждало приятное известие, а разбираться с непутевым папашей ей придется самостоятельно. "Заодно и повзрослеет!" - думала Марго, мысленно обживая будущее гнездышко в одном из пригородов Лондона. Всю свою графику, инструменты и вещи она упаковала под предлогом поездки в дом творчества, а все остальное, включая огромную библиотеку по искусству Марго решила оставить в своем прошлом.
Наконец, виза и билеты были куплены и осталось совершить последний подвиг - попрощаться с отцом.
Папа Маргоши был все еще жив... Хотя и не должен был... Согласитесь, семидесятилетний старик, пьющий на протяжении последних сорока лет без малейшей попытки притормозить, словно его организм не воспринимал никакой иной жидкости кроме водки - жить просто-таки не может. А он жил и при этом так же, как и Марго, вляпывался в самые невероятные приключения. Последнее привело его в больничную палату, откуда он взывал к дочери о помощи - некому было притаранить заветную бутылку "Гжелки". А надо сказать, что больница находилась от Москвы на приличном стокилометровом расстоянии и, если бы не приближающаяся дата отъезда, Маргоша ни за что туда бы не поехала. А так, укрепив свой дух христианскими добродетелями, она набила две сумки различной снедью (абсолютно излишней) и двумя бутылками вожделенного "нектара жизни" (можно было и побольше) и отправилась в далекий районный центр к отцу, на родину - прощаться.
Была зима - не так, чтобы очень суровая, но свои десять градусов мороза она исправно поддерживала. Маргоша, непонятно почему, умудрилась приехать в райцентр уже в глубокие сумерки. Вылезши из автобуса в непосредственной близости, как она помнила, от больницы первое, что она обнаружила был холод, безаппеляционно принявшийся выстуживать ноги, обутые в летние кроссовки и тело, прикрытое ветровкой на тонкой синтепоновой подкладке. Вторым было осознание, что память детства ее подвела и расположение больницы никак не прочитывалось во мгле, засоренной густо идущим мелким снегом. Подавив моментально пробудившуюся панику, Марго устремилась к первому домику, в котором спасительным маячком светились маленькие окошки. На стук из темноты сеней выглянула старуха завернутая в толстый серый платок и обутая в валенки. Вид у нее был ведьминский, в глазах светилось нехорошее озорство...
- Подскажите, ради Христа, как пройти в больницу? - взмолилась Маргоша.
- Ить.. кудыть тя занесло! До больницы-то надоть было ихать по другой дороге-то - прошамкала старуха.
- Ой, мамочки! - всхлипнула Марго - так ведь я не успею до закрытия!..
- Н-да! Ну, ты, милая, мошь, конешно, тудыть через поле пройтить. Метрав двести усего, а там сразу за рощей-то и будет больница-то твоя. Токмо ведь запорошило усё и не видно не зги!
- Всего двести метров? Ой, спасибо! Где тропинка начинается?
- Да-ть пойдем покажу, шо ли...
Заведя Маргошу за дом, старуха показала ей направление и кряхтя и охая пропала в темноте.
Марго вздохнула и, стиснув зубы, упрямо пошла по снегу. Тропинку можно было прочитать только по небольшой разнице в величине окружающих ее сугробов.
Метров через двадцать, сумки стали невыносимо тяжелыми, а руки превратились в кусочки льда. О ногах не хотелось думать вообще. Еще через двадцать метров Марго поняла, что находится посередине болота. Кроссовки начали проваливаться в какую-то неприятно чавкающую жижу. Полдороги было пройдено. Что-то внутри Маргоши говорило ей, что - ну его к черту, этого пьянчугу-папашу, что надо по-быстрому возвращаться на дорогу, ловить автобус, маршрутку или, на худой конец, попутку, и ехать домой в Москву. Однако как же это - возражал этому разумнику другой голос - приехать в такую даль и спасовать перед последними ста метрами?
И Марго похлюпала дальше.
Метров за тридцать до спасительной рощи, ноги Маргоши окончательно залипли в болотной грязи. И начали потихоньку погружаться в бездонную, как она поняла пучину.
Ужас охватил Марго. Она бросила в снег сумки, тяжелым балластом тянувшие ее на дно. Заиндевевшими руками вытащила телефон и набрала телефон московской подруги. Дождавшись ответа, Маргоша истошным воплем огласила болотную тишину - "Надя, звони в МЧС, я тону в болоте!" "Как?" - раздался подружкин голос - "Где?" "В Н-ске около больницы!" "О, Господи! Опять?! Жди!"
Минут через 10 Марго поняла, что это заснеженное болото станет ее могилой, что тела ее не найдут, а продукты и водка послужат спасателям поминальным ужином в честь ее бесславной кончины.
Решительно освободившись от кроссовок, Маргоша босая бросилась обратно к домику проклятой ведьмы, этой Бабы-Яги, нарочно пославшей ее на смерть.
Когда, не помня себя от страха и холода, Маргоша оказалась перед избушкиными дверьми, оттуда выскочила старая хрычевка, заохала и потащила ее в дом. Там раздев Маргошу, бабка растерла ее водкой, заставила выпить стакан самогона и положила на печной полок.
"Чтой-то, милая у тя не так у жизни! Ишь, не хочет тя ктой-то отпускать-то! Могла ты сёдни навеки остаться у болоте-то!" - покачивая головой прокряхтела Яга.
Блаженно растянувшись на теплой печке, укутанная толстенным стеганным одеялом, Маргоша набрала телефон Накамуры и, дождавшись ответа сказала - "Видать не судьба!" - отключила телефон и сладко заснула счастливая в первый раз за долгие годы.