Кувшин грохнулся оземь и разлетелся на сорок девять осколков.
Ринфус удовлетворённо покачал головой: очень хорошее число. На мгновение ему показалось, что осколков сорок восемь, но тут один из крупных обломков - чок! - развалился пополам. Очень удачно, очень. Ринфус повернулся к замершему в углу толстяку, выдержал паузу и - кивнул. Основательно так кивнул, многозначительно, как полагается магусу с авторитетом, берущему не менее семи кумов за ответ. Тот с шумом выдохнул - затаил дыханье, ожидаючи. Значит, нешуточно важный вопрос заложил в ритуальный кувшин.
Глянув на магуса - можно ли? - клиент зашаркал к останкам кувшина и, не без труда наклонившись, поднял плотно свёрнутую бумажку с этим самым вопросом. Сунул в карман, прихватив по традиции и один из осколков, от донышка. Выбрать нужный нетрудно, дно всегда ярко раскрашено, - в отличие от самого кувшина, расписывать который не принято, только три полоски на узком горлышке, и то не всякий раз.
- Я бы хотел ещё... для верности... - вполголоса заявил клиент.
- Второй кувшин - восемь кумов, - равнодушно подсказал магус, - калёные зёрна - шесть. Чёрные камни или кости снурка - семь. Стервячьи зубы - десять. Сухие орехи...
- Зёрна! - торопливо перебил клиент. - Пусть будут зёрна.
Ринфус крикнул Проху.
Пока мальчишка подбирал разлетевшиеся по полу осколки, магус с клиентом вышли в залу, где на длинной полке выставлены были гадательные принадлежности. Магус показал пальцем на массивный горшок с зерном, вопросительно глянул на толстяка: не передумал ли. Тот согласно закивал, тряся подбородками.
Горсть зёрен перекочевала в холщовый мешочек (туда же отправилась и всё та же скрученная бумажка) и после основательной встряски высыпалась затем в глубокое блюдо, расписанное синими и жёлтыми кольцами. Магус глянул на блюдо, сразу определил, что на жёлтых - тридцать пять зёрен. Не то, чтобы очень уж удачно, но и не плохо. Совсем неплохо.
- Хорошо, - сказал он, не глядя уже на толстяка. - И по зёрнам тоже - да, хорошо. Могу рекомендовать для верности зубы, очень старые зубы, проверенные, ни у кого таких не найдёте, хоть весь Копорник обойдите...
Но клиент решил ограничиться кувшином и зёрнами. Пятнадцать кумов показались ему достаточным расходом на решение своей проблемы. Забрав бумажку с вопросом и три зерна с жёлтой полосы - да, он разбирался в правилах! - толстяк расплатился и, довольно сопя, засеменил к выходу.
Проха выглянул в залу: можно ли уже убирать и здесь. Ринфус, перебирая в кармане монеты, кивнул: можно. Жаль, что пузатый отказался от снурковых зубов... Но и так неплохо. Он ещё раз звякнул монетами и отправился во внутренний дворик - посидеть на любимой лавочке в тени старого горь-дерева.
Глядя на жиденькую струйку, вытекающую из рта пузатой каменной рыбы, магус невольно замечтался. Если дела пойдут неплохо, можно будет к жаркому сезону раскошелиться и на вторую рыбину. Или заказать двухголовую гидру? У Колгуса с недавних пор стоит такая, и он просто раздувается от гордости. Вблизи-то видно, что сделана грубо, дёшево, но издали - просто шик. А ещё можно поставить морскую деву: с водой, сочащейся из поднятой вверх руки, округлую, мокрую...
Ринфус облизнул губы и торопливо оглянулся. Кого он боялся увидеть, - лысого Шолгиуса или самого Апролиуса с его дурацким костылем? Больше никто в Копорнике не в силах покопаться в скабрезных мыслишках своего сотоварища. Хотя какие уж они товарищи - рядовой магус, пусть и неплохой, пусть и сильный даже численник, - и настоящие проницатели первого ряда?
Ринфус вздохнул и прикрыл глаза - чуток вздремнуть в ожидании следующего посетителя.
В этот момент и ахнул Проха оземь чашу со стервячьими зубами.
Для чего вообще полез он на заветную полку - поди теперь узнай. Какую такую паутину увидал он над ней, как врал потом, размазывая слёзы с кровавыми соплями по перепуганной физиономии?.. Мелкий любопытный идиот, бездельник и разгильдяй, вот и всё. Подарочек покойной мамаши: "он обошёлся мне совсем недорого, а смотри, какой жилистый; такие слуги едят мало и работают в любую жару, такая порода". Дай только волю, этот мерзавец сожрёт всё, до чего дотянется, и завалится отдыхать прямо в фонтан. Сколько ни колоти его, сколько ни лишай обеда или ужина (завтрак слуге и вовсе не полагается), сколько ни заставляй выполнять самую тяжёлую и грязную работу, Проха никак не научится как следует угодить требовательному хозяину...
Вбежав в залу, откуда раздался преступный звук, Ринфус замер на пороге. Не успев зажмуриться или отвести взгляд, он был обречен теперь на сильнейшую вспышку головной боли: мозг торопливо определял одновременно количество и взаиморасположение рассыпавшихся по полу желтовато-серых зубов, когда-то оснащавших пасть опасной степной зверюги, да ещё и осколков чаши, в которой они хранились.
Двадцать семь... тридцать девять... семнадцать пар... два на одиннадцать... семнадцать из тридцати трёх и пять отдельно...
Одновременное восприятие двух разных видов атрибутов гадания - задача непростая и даже мучительная. Она требует специальной подготовки и особого настроя. Собственно, и не всякий магус-численник на это способен. Тут ведь нужно оценить, каким образом упали предметы относительно друг друга, почувствовать, как они сгруппировались, вычленить связи между образовавшимися фигурами - и всё это в числах, каждое из которых имеет значение.
Ринфус в своё время начинал было выходить на этот уровень, но показалось ему настолько мучительным каждый раз настраиваться на сложную работу, что он практически оставил эту практику. Опять же настойка клевника, помогающая расслабиться и снять головную боль после трудного ответа, стоит дорого, а пахнет на редкость противно. Вроде мелочь, а как раздражает тонкую натуру чувствительного магуса! Ринфус решил для себя, что не стоит торопиться с развитием своих способностей, пока можно набирать клиентуру, а уж затем...
И вот нелепая случайность ударила его прямо по голове. Да ещё как ударила! Похоже, не зря рассказывают, что один из численников, оказавшийся во время сильной бури в комнате с атрибутами, рухнувшими с полок, то ли сошёл с ума, то ли вовсе помер. Должно быть, не сумел вовремя закрыть глаза.
Сорок... три и четыре... девяносто? нет, восемьдесят девять... девять внутри трёх по семь... и ещё семнадцать...
"Убью мальчишку", билось на окраине сознания, "зашибу гадёныша... вот только сложится ответ... и надо вдохнуть, срочно вдохнуть, или рухну прямо сейчас..."
Ринфус сумел натужно втянуть в себя сделавшийся густым воздух и устоял на ногах, удачно привалившись плечом к косяку. Вдохнул ещё раз, с трудом отвёл глаза от разлетевшихся по полу зубов и керамики. Пошатнулся. Откуда-то из угла к хозяину метнулся Проха - поддержать, и тогда тот тяжело, зло, почти не глядя, ткнул кулаком в его испуганное лицо.
Потом магус снова сидел на скамье перед фонтаном, растирая виски настойкой клевника. Щипало костяшки пальцев, на которые попала едкая жидкость.
Мальчишка куда-то исчез, и хорошо, что исчез, а то уже один его вид вызывал у Ринфуса пульсацию в голове. То ли остаточную злость, то ли злость новую, нарастающую. Подумать только, бессмысленно вывалить на пол драгоценные стервячьи зубы, самый престижный ритуальный набор в арсенале уважающего себя численника! Да ещё расколотить чудную тонкостенную чашу старинной работы, которая сама по себе большая ценность, не говоря уж о том, что для особо важного клиента она могла бы сыграть роль кувшина, за особую, конечно же плату. Проклятый слуга со всеми своими потрохами не стоит такой чаши!
Ринфус скрежетнул зубами, вспомнив россыпь черепков, в которые превратилась изящная посудина.
И тут же включилось профессиональное: сто одиннадцать, именно сто одиннадцать осколков отметил на полу его глаз, число редкое и исключительно значимое. О, как мог бы он обрадовать таким ответом настоящего, солидного, денежного клиента! Не какие-нибудь обычные шесть - восемь кумов взял бы он за работу, а все двадцать: и за редкость чаши, и за отличное число. Так уж принято - хорошая весть кормит вестника... К тому же считается, что магические предметы не только сообщают информацию, но и ускоряют совершение желанного события, если ответ положительный.
Магус снова с усилием принялся массировать виски.
А тут ещё и зубы, разметавшиеся по полу стервячьи зубы, безотказные, никогда не обманывающие, чудом доставшиеся когда-то начинающему магусу от престарелого выжившего из ума охотника. Старик был настоящим отшельником, степным анахоретом, он и понятия не имел, какую ценность имеют зубы коварного хищника в Копорнике, вотчине магусов и шептунов.
И эти самые непревзойдённые по точности предсказаний зубы, упав вперемежку с черепками и создав труднейшие сочетания, чуть не лишившие сознания не готового к такой нагрузке магуса, также выдали неожиданный, редчайший по своей убедительности ответ. Это был ответ абсолютно уверенный и неопровержимый, обещающий полное и неукоснительное подтверждение справедливости того, что могло бы быть написано на бумажке, вложенной клиентом в магические атрибуты.
Ринфус аж застонал, сжимая голову ладонями.
Да за такой ответ какой-нибудь высокопоставленный чин - а такие нет-нет, да посещают магусов Копорника! - отвалил бы мешочек кумов, потянувший на изрядную часть морской девы в будущем увеличенном фонтане... А большой фонтан в этих жарких и засушливых краях - это статус, это известность, это предмет зависти и уважения.
Магус посмотрел на каменную рыбу, такую жалкую в сравнении с уже утвердившейся в мечтах Морской Девой, на хилую струйку, лениво стекающую с оттопыренной рыбьей губы, и его буквально затопило желание немедленно прибить проклятого криворукого мальчишку. Словно тот реально забрал и положил себе в карман такую желанную прибыль от удивительным образом выпавшего сочетания рассыпанных гадательных предметов.
Он выкрикнул имя слуги, один раз, и второй, и третий.
Негодяй не появлялся. Видимо, забился где-то в дальний угол, боясь продолжения наказания. И не зря боится, уж куска хлеба он точно не получит ни сегодня, ни завтра, а вот хорошего пинка - и сегодня, и завтра, да щедрую порцию. Пожалуй, не помешает и хорошенько выпороть паршивца, чтоб запомнил, как следует служить уважаемому магусу...
Или отправить его на пару дней к Тимокусу? Тому всегда нужны свежие объекты для упражнений, и платит он неплохо. Вот только не стало бы хуже: никто не знает, что там творит у себя в подвале Тимокус, а только объекты его как-то странно меняются порой. Парочку таких Ринфусу довелось видеть: у парня ничего особо не случилось, только перепонки между пальцами появились, жёсткие такие, вроде чешуйчатые даже, если присмотреться; а девчонка совсем перестала разговаривать и, говорят, подвывает по ночам. Но только когда луна, а так всё помалкивает. Про подвал и что там было не помнят ничего, а работают оба хорошо, старательно, слуги на загляденье, и сосед, который их Шмокусу сдавал, вполне доволен. Но нужен ли ему, Ринфусу, слуга с перепонками или, например, в чешуе, да со звериными повадками - это вопрос.
Он снова крикнул Проху, и снова тот не появился.
Выпорю, решил магус. Выпорю так, что паршивец безо всякой луны будет завывать три дня. А если провинится ещё хоть в какой малости, то отправится к Тимокусу в счёт отработки стоимости чаши. Вот сколько потребуется для отработки... ну, и ещё сверх того, для покупки новой... вот столько и будет у того в подвале сидеть. Ну, или что там они у него делают. Надо будет только условие поставить, чтоб вовсе не угробил пацана, всё ж мамашин подарочек, как-никак.
Проха в это время действительно сидел, скорчившись, в закутке со старой ломаной утварью, которую хозяин не велел выбрасывать.
Очень болел разбитый нос, им стало совершенно невозможно дышать, хотя кровь уже почти остановилась. Сильно саднили распухшие губы, особенно верхняя, пораненная изнутри о его же, Прохины, зубы. Хорошо ещё, что у людей они не такие, как у той самой степной стервы - в точности как остроугольные клинышки. Об такие зубы губа от удара разодралась бы куда сильнее...
Проха глубоко, со всхлипом, вздохнул. Вытащил из кармана драной рубашонки туго скрученную мятую бумажку, развернул. Он даже не знал, что держал её вверх ногами, глядя на закорючки, нацарапанные вчера базарным писарем за медную монетку: "скоро бы здохнул тот кто мне мучиет". Писарь хохотнул, пряча оплату в поясной кошелёк:
- Да ты никак богач, пря, вопросную записку ладишь, пря, никак на магуса деньгу скопил? Ты, пря, важный штукарь, я гляжу, несмотря, что тощий, пря, как сушёная рыба, и синяками разрисован, пря...
Проха тогда молча свернул бумажку, подумав, что богач уж он или сушёная рыба, а магус у него свой, бесплатный, с утра до вечера, а то и ночью, когда затребует себе пятки чесать от бессонницы. Или вылавливать залетевшую в спальню муху-зуду.
Как бы вот только выведать, что ответили стервины зубы на его записку?
Эх, если бы он рассыпал только зубы, как и планировал... Ругаясь, магус бы непременно что-нибудь сказал о результате, у него такая манера есть - вслух проговаривать числа и обсуждать их. Наедине сам с собой, да ведь Проху он никогда и не считал за человека.
Но разбитая чаша...
Чашу-то Проха и в страшном сне не стал бы разбивать, это вышло случайно. Вот когда засовывал в неё свою бумажку и вышло. Он здорово уколол палец о страшный зуб, дёрнул - и вот. Конечно, хозяин взбесился. Ох, и взбесился... Мальчик вспомнил побелевшие от злости глаза Ринфуса, летящие брызги слюны из выкрикивающего проклятия рта, и передёрнулся. Тут же болью стрельнуло в переносице, на колени снова закапало.
Проха торопливо спрятал свой вопрос обратно в карман, где лежал крошечный осколок дна разбитой чаши, и задрал лицо кверху. Ничего, заживёт, не впервой, подумал он, сглатывая кровь. Ничего.
Ринфус, не подумав, потёр кулаком зачесавшееся веко и подскочил, как ужаленный: чудодейственная, но отчаянно едкая настойка клевника моментально вызвала поток слёз.
Потеряв зрение, магус разразился - в который уже раз сегодня! - отборными ругательствами и кинулся к фонтану - промыть лицо. Стремясь поскорее зачерпнуть чистой холодной воды, он с ходу преодолел невысокий бортик, ступил в неглубокий, по щиколотку, водоём и шагнул к каменной рыбе. Протянул руку к заветной струйке и уже предвкушал блаженное избавление от мучительной рези в глазах, когда подошва его сандалии предательски скользнула по небольшому осклизлому камешку...
Ринфус качнулся, нелепо взмахнув руками, и, окончательно теряя равновесие, грянулся на рыбу, угадав виском ровно на её торчащий кверху зубчатый плавник.
Он ещё попытался, рухнув в воду, опереться рукой о дно, но не сумел, а только судорожно дёрнулся, подтягивая колени, и очень скоро выпустил в воду несколько едва заметных пузырей последнего своего выдоха.
Тело магуса с расплывающимся вокруг головы пятном крови мокло в чаше фонтана.
А мальчишка, затаившийся среди старой пыльной рухляди, сжимал в грязной ладони маленький острый осколок и тоскливо думал, как бы ему всё-таки выведать результат гадания.
Ведь не зря же он истратил на него целую медную монетку.