Аннотация: Написан для 1-го литературного конкурса на ФантЛабе (июль 2010). Попал в финал. ОПУБЛИКОВАН в журнале "Реальность фантастики" Љ12 (2010)
БУДНИ СТОН-ГОРОДА
"... Просто удивительно, как громко может стучать деревянная ложка по дну деревянной же тарелки. И никакой, собственно, нет разницы, украшена ли эта самая ложка немыслимой красоты резными узорами, или просто до неприличия обгрызена нетерпеливыми голодными ртами.
Атагель укоризненно взглянула на сына, и он торопливо отодвинул от себя посудину, спрятал руки под стол. Глянул исподлобья. Всё чаще он так смотрит на нее: наклонил голову, нахмурил брови, и вдруг - быстрый короткий взгляд в упор.
- Иди, - отвечая на безмолвный вопрос, сказала она. - Я уберу посуду.
Тэмо кивнул и мгновенно исчез, лишь ветви колыхнулись у входа в шалаш. Гибкий, стройный... даже слишком стройный, - пора бы ему уже сменить подростковую щуплость на юношескую возмужалость, но настали такие времена, что и взрослые воины уж не выглядят могучими. Вон, даже у Бельбегга-Рыжего обтянуло скулы! Если так пойдет и дальше, он скоро не сможет управляться со своим знаменитым мечом..."
Константин оттолкнулся от стола и проскрежетал колесиками старого компьютерного кресла по изодранному линолеуму. Крутнулся в сторону трюмо. Фиг его знает, как там у рыжего Бальбегга, а у него, Бегунова Константина Игоревича, при том безусловного брюнета, точно - обтянуло. И не только скулы. Ребра еще, например. И, небось, позвоночник.
Размышления о собственной анатомии пришлось прервать: хлопнула входная дверь, и традиционно проспавший все на свете Балаган с ошалелым лаем рванул из-под журнального столика в коридор. Там ему было громко объявлено, что он чучело бессмысленное, тупоумное и кособрюхое, место коему на заднем дворе таксидермической мастерской, и было это замечательно, потому что такие замысловатые периоды брат Артемий выдает только в хорошем расположении духа. А хорошее расположение - это, господа и граждане, удачный поход в продуктовку!
Опустевшее кресло осталось крутиться посреди комнаты.
Артемий раздувался от гордости, выкладывая на кухонный стол сегодняшнюю добычу: три кирпича серого хлеба, пакет с неопределенного вида мелкой крупичкой, несколько консервных банок (две из них, кажется, были в солидоле), завернутые в газету длинные мороженые рыбины с колючими плавниками, фунтик сахару, россыпь глазастой картошки и разной овощной мелочи. Отдельно и с уважением извлечена была бутыль с соевым маслом, а также нечто совсем уж трудноопределяемое в прилипшей глянцевой обертке, отрекомендованное добытчиком как халва подсолнечная, сорт второй...
- Дуй сразу к Порфирьевне, - скомандовал насладившийся произведенным эффектом Артемий. - Должок за нами. Буханку одну унесешь, и это... сейчас...
Он похлопал по карманам похудевшего рюкзака и вытащил печатку мыла. Мыло было чудесное: ярко-розового цвета, с пронзительным химико-цветочным запахом.
- Тоже отдашь. Она нам хозяйственное давала, помнишь?
- Да там же обмылок был... - заспорил было Константин, но брат был непреклонен:
- Отдашь. В другой раз мало ли чего еще будем занимать, когда приспичит? Порадуем тётку, не жилься.
Порфирьевна при виде запашистого мыла всплеснула руками, помянула Господа и всех его архангелов, да еще и вынесла на блюдце четыре испеченных в честь завтрашнего воскресного дня блинчика. К блинчикам пожелала приятного аппетита, а блюдечко наказала вернуть попозже, не торопиться.
Славная тётка - Порфирьевна, чего и говорить.
Взлетая через две ступеньки, Константин вернулся с первого на родной четвертый.
Артемий уже поставил на плиту кастрюлю и промывал в старой щербатой пиале крупу: подливал тонкой струйкой воду, размешивал пальцем и осторожно сливал сверху муть, полную всякой сорной мелочи. Чтобы не упустить в раковину - вдруг рука предательски дрогнет? - съедобных крупинок, муть сливалась в большую тарелку. Понаблюдать подольше за этим сложным процессом не удалось: Артемий тут же заставил брата чистить рыбу.
Балаган вытанцовывал на заветном рубеже, - пороге кухни. Но собачья радость нагрянет не скоро: пока еще сварится его болтушка с рыбьими потрохами и плавниками...
После ужина Константин вернулся к своим виртуальным героям, щедро одарив их богатой добычей в виде добытого геройским Бальбеггом жирного оленя. Пусть уж подкрепятся, чего там. А то исхудавшая красавица Литомейна не сможет соблазнить вождя соседнего племени, и сюжет опять уйдет куда-то вкось, выравнивай его потом!
Племя заметно повеселело. Тэмо вдохновенно обгладывал преизрядную кость, его прекрасная сестрица, которой в ближайшем будущем предстоял столь важный политический шаг, тоже не отставала от него в аналогичном приятном занятии...
Но автор заметно осоловел и, не колеблясь, променял писательский труд на объятия Морфея.
... Пробуждение же было скверным.
Ночью пошел, да мало того - совсем не на шутку разошелся, - холодный осенний дождь. Да не просто пошел и разошелся, а - с ветром, да - с порывистым! Плохо затворенное Константином окно впустило в комнату обоих, - и дождь, и ветер. Хлестнувшей занавеской сшибло на пол горшок с ванькой-мокрым, сквозняком снесло со стола стопку бумаги и стакан с карандашами, а на подоконник стремительно наплескало дождевой мокрети.
Все эти последствия и пришлось устранять, вылезая из-под одеяла и шлепая спросонья босиком по рассыпавшейся на полкомнаты мокрой земле и разным мелким дребезгам, накопившимся за последнее столетие в карандашнице. Потом следовало помыть ноги и объяснить чрезвычайно раздраженному Артемию, за каким, собственно, хреном его старший брат бренчит и трубит на весь дом с утра пораньше. В выходной-то день, святое ж дело, крен тебе в киль!
А там уже и сон окончательно пропал.
Забравшись, тем не менее, обратно в постель и тоскливо глядя сквозь мокрое стекло на дрянную непогодицу, Константин вяло размышлял. Мысли ползли медленные, серые и какие-то сырые, подстать атмосфере за окном.
"Может, хватит все же этих экспериментов...плевать, что там кто скажет... их бы сюда, сытых умников, особенно Костюнина!.. или Пака... Вот только Артёху хрен отсюда сдвинешь, упертый... А без него возвращаться нельзя... это же просто представить даже невозможно, вернуться одному!.. а если этот чертов балалаечник тут слепит действительно что-то великое?.."
Константин заворочался на своей раскладушке, скручивая в жгут плохо расправленную простыню.
"В общем-то, у меня здесь тоже дело идет куда лучше, чем там, в их Великом Большом И Сытом Мире... пишется и быстрее, и ... запойнее, что ли. Раньше такого не было. Даже под легким кайфом..."
Воспоминания нахлынули сразу, резко, как тот прорвавшийся в распахнутое окно порыв ветра.
... Шум прибоя, солнце, чайки, деревянная веранда, шезлонги, столик с фруктами; Инга в белом сарафане, сползшая с плеча бретелька, босоножка, качающаяся на пальцах изящно вытянутой ноги; улыбающаяся девушка в форменном купальнике: еще два коктейля?.. запотевший бокал, соломинка, ломтик чего-то кислого; а ты пробовал курбо?.. конечно, сколько раз!.. может, сейчас?.. две синие капсулы, выдавленные в недопитый коктейль, упавшая на пол соломинка, возьми мою, с удовольствием, ну как?.. как всегда, как надо, лучше всех... за руки - и к морю... не брызгай, я не люблю!.. а так?.. а так люблю!.. кого?.. и ты еще спрашиваешь?..
Он, видимо, задремал; картинка была яркой, но обманной, ненастоящей, рвущейся. К тому же вспомнилось и другое: с отвращением смятые и брошенные в камин листы распечаток романа, - накануне вечером они казались гениальными, не требующими правки, а с утра превращались в пошлую поделку. Огонь вспыхивал ярко и весело: пищи ему хватало, целые пачки бумаги, плод нескольких часов торопливого жадного метания пальцев по клавиатуре компьютера...
А впрочем, читали бы и такое. Рукописи не горят? Средненькое, серенькое, но - в струю. Мэйнстрим... У него уже было имя, его книжки ждали, покупали, брали автографы. Поклонницы, дурацкая суета. Фанфики. Где-то даже был фан-клуб...чушь, конечно, но приятно. Высылал им фотографии, афишки какие-то...
Артемий, черт гитарный, младший брат, неугомон и вечный заводила, проел буквально все мозги: я не хуже Уламетова, ты не хуже Краня...
Уламетов тогда выпустил свой очередной альбом "На голодном пиру", и Артюха совсем свихнулся, слушая в тысячный раз его "тихо кричащие", как о них писали, песни. А Крань опубликовал "Дневники посыльного", совершенно не похожие на его прежние работы, и кто-то фыркал, что автор исписался, но Константин-то понимал, что вот это - настоящее...
И ведь они оба остались в Стон-Городе. Оба. Они где-то здесь, может даже, на соседней улице, в соседнем доме. Артемий, помнится, одно время всё присматривался к киоскеру, продающему журналы возле парикмахерской. Какие, говорил, у него пальцы музыкальные! Мог ведь великий бард выбрать себе внешность пожилого китайца, с него станется... Но китаец, говорят, умер, а некрологов по Уламетову не было, это точно.
И Крань... Пишет Крань. Цикл рассказов его идет в "Оттаявшем окне", и журнал резко вздернул тираж. Оценили нового Краня, да еще как оценили.
Константин в который раз пообещал себе: вот закончу свою фэнтезятину - и всё. Договор, ясное дело, надо выполнять, но потом... Потом будет то, что должно быть. Новый Бегунов. Или не Бегунов, - надо подумать над псевдонимом. Он перебрал несколько десятков вариантов, но в голову лезла какая-то вычурно-пафосная ерунда... и он снова заснул.
За стеной, включив звукопоглощающую систему (единственная привилегия поселившихся в Стон-Городе музыкантов), Артемий перебирал пальцами струны гитары. Вчера он записал пару-другую строк, и надо было срочно проверить, не скукожились ли, не обесценились ли они за ночь. Он торопился: надо было еще сбегать отметиться в очереди у обувного магазина. И ведь чуть не забыл, - хорошо, Костька, черт такой, разбудил! Правда, неизвестно, что можно будет получить по карточке Н-2 (шутники утверждали, что таким образом обозначено количество ног получателя), - рабочие башмаки или, к примеру, дамские туфли, но очередь терять не следовало. Похоже, что поставки в Стон-Город производились аппаратами, использующими метод случайных чисел. Во всяком случае, резиновой обуви всех видов, от доисторических галош до болотных сапог, жители запасли предостаточно, но вот простейших кроссовок или комнатных тапочек достать было практически невозможно!
Артемию вспомнилась его бывшая коллекция обуви: девять пар только для разных видов спорта, и это при том, что спортсменом он не был никогда... Разрешенную "на внос" одну пару любимых кроссовок он истоптал окончательно в прошлом месяце, и теперь лихо шлепал в накоротко обрезанных резиновых сапогах. Ноги невыносимо потели. А что делать? У Константина - экой ты мелкой, старший брат! - на два размера меньше нога. Ботинки у него еще держатся, потому что работа сидячая, конторская, но вот посылать его отовариваться в продуктовку смысла нет: не пробивной. И принесет - чуть, и перепсихуется весь.
Не для этого они поселились здесь, в этом искусственно созданном застенке нищеты и голода. Талант должен быть голодным... но не полумертвым от недоедания. И не взвинченным до предела. Хотя иногда и это помогает... Артемий вспомнил Джона Торчински и хохотнул.
Взял несколько громких аккордов. Потом еще. Хмыкнул, потянулся за карандашом и вписал в блокнот несколько значков, забормотал вполголоса вчерашние строчки...
А тремя этажами ниже Порфирьевна, с силой потерев кулаками виски и совсем не по-женски почесавшись в паху, встала из-за стола, в последний раз нажав на клавишу сохранения текста. На сегодня, пожалуй, достаточно.
Что бы там ни видели окружающие, добродушную морщинистую бабью физиономию, к примеру (оригинальный выбор последних двух месяцев, позволивший решить проблему с работой няньки, - других не находилось), реальная щетина кололась и раздражала. Сегодня у Порфирьевны было настоящее туалетное мыло, - что там патентованные кремы для бритья, оставшиеся по ту сторону городских стен! - и она сейчас будет мыться и бриться в свое удовольствие! А потом часов пять... ладно, шесть!.. сна, и снова писать, править и снова писать, пока не придет время водиться с маленькой капризулькой из соседнего подъезда. Занятие непростое, зато стабильный небольшой доход и возможность отовариться с черного хода мукой и маслом! Правильные связи здесь, в Стон-Городе, - великое дело!..
И, с хрустом потянувшись, Александр Крань отправился в ванную.