в которой Лена Шумилова очень недовольна, а Олина и Дашина мамы - совсем наоборот
Между тем конкурс чтецов приближался. Валентина Леонидовна провела с Зоей пару репетиций, - одну в классе, другую в актовом зале, - и сказала, что всё отлично. Что называется, артистка готова к сцене.
Артистка действительно оказалась готова: хорошо выступила на школьном этапе, выиграла состязание среди четвертых классов и была делегирована на район. Лена Шумилова, втайне надеявшаяся, что новенькая оконфузится примерно так, как случилось в её собственном рассказе, была очень раздосадована.
Да плюс к тому здорово подпортил ей настроение визит к Тоне Рябчиковой.
Согласно одобренному Матильдой графику, она в компании с Настей и Лизой отправилась навещать больную одноклассницу. Запланировано было: а) чаепитие с принесенной группой ?2 вафельным тортиком, б) оказание консультационной помощи в изучении новых тем по математике и русскому языку, в) общение с освещением новостей из жизни четвертого "в" класса.
Программа оказалась полностью сорвана, так как Тоня не очень хорошо себя чувствовала после какого-то очередного сильнодействующего укола, поэтому от чая со сладким отказалась, и пришлось группе своими силами уничтожать принесенный торт.
А второй и третий пункт оказались неактуальными, так как выяснилось, что накануне у Тони совершенно вне расписания коварно побывала группа ?1, рассказав все последние новости, да еще совместно с Тоней прорешала заданные на дом математические примеры. И даже с активным участием Екатерины Ивановны, которая предложила присутствующим порешать совершенно немыслимые задачки из книжки Григория Остера.
Вся эта математика закончилась повальным хохотом, причем Тонина мама досмеялась до того, что свалила торшер. Это событие позднее многократно изображалось в разных вариантах и обросло совершенно неожиданными подробностями.
В общем, группа ?2 съела свой тортик, выслушала историю про развеселые задачи и торшер, да и удалилась восвояси. Лиза успела, правда, заговорщицким шопотом торопливо рассказать Тоне какую-то историю из своей тайной личной жизни, но это никак не относилось к официальной части визита. Намеченный план оказался невыполненным. Лена была так оскорблена этим фактом, что чуть не убежала, не попрощавшись.
Валентине Леонидовне она подробностей рассказывать не стала, сказала только, что сходили - навестили - угостили - помогли. Все, как положено.
И еще одно не давало покоя Лене Шумиловой. Она была совершенно уверена, что история на уроке физкультуры должна закончиться логично и справедливо, а именно - суровым наказанием и Матросова, и новенькой. А как же иначе? И гораздо менее серьезные провинности из области классной дисциплины приводили к выставленным двойкам и колам по поведению, записям в дневниках, стояниям в углах и приглашениям в школу родителей. А тут - шутка ли! - натуральный бунт на корабле... и что?
Но Супер-Алик делал вид, что ничего не произошло, а на уроках просто не обращал внимания на Матросова и Зольникову, как будто их и нет. Там, пара слов по необходимости, и всё.
Кирилл был этим очень доволен, так как ему практически ставились дежурные тройки без особых требований к выполнению различных упражнений. А вот что думала Зоя, - это Лене было неизвестно. Пигалица на уроки ходила без прогулов, занимала свое последнее место в строю и, в общем-то, демонстрировала неплохую спортивную подготовку. Правда, физрук ей неизменно ставил за урок четверки, но Зоя относилась к этому абсолютно равнодушно. Словно не было ей обидно, что той же Лене за более слабые результаты полагаются пятерочки.
Дома Лена в очередной раз пожаловалась бабушке:
- Вот и получается, что им все можно, понимаешь? Что хотят, то и делают. А наша их в пример ставит: "Ах, какие умницы! Ах, берите с них пример!"
- Как же пример-то? - не понимала бабушка. - С уроков убегать что ли? Или учителя не слушать, спорить почем зря?
- А вот такой пример! - не уточняла возмущенная Лена. - А они нам теперь всю работу срывают по посещениям Рябчиковой!
- Ах ты, бессовестные! - всплеснула руками бабушками. - И не стыдно им! Больная ведь девочка... Не ходят, что ль?
- Да ходят... - неохотно ответила Лена. - Но всё у них не так, как надо. График нарушают, и вообще. Договорились же! А они все поперек!
- А что ж Валентина-то ваша Леонидовна? Наругала бы их, одернула, раз нарушают! Вон какое хорошее дело вы придумали, всем классом ходить да навещать... Кто ж это организовал-то, по порядку-то?
- Ну, кто... - Лена скромно пожала плечиками. - Я график составляла. Разве кому доверишь? По три человека, группами, два раза в неделю.
- Ну и умница ты у нас, - растрогалась бабушка, - как все славно придумала! Вот Тонечке радость, что не забывают ее друзья-товарищи... И родителям её утешение, что любят доченьку их, заботятся, помогают!
Дальше Лена тему развивать не стала. Как-то не совсем в нужном направлении у неё с бабушкой получался разговор. Хвалит она свою драгоценную Леночку, а на деле получается - что вовсе даже Зою. Вот еще чего не хватало...
А Оля Горобец как раз в это же самое время взахлеб рассказывала маме о новой подруге. Мама слушала не очень внимательно, - у нее были какие-то серьезные проблемы на работе, и она срочно просматривала разложенные на письменном столе мудреные графики с чертежами, все в мелких цифрах и непонятных иностранных буквах. Однако, оторвавшись от своего занятия, она вдруг спросила:
- Подожди, не поняла: это чья бабушка-то?
Даша, которая уже проскочила в своем рассказе мимо бабы Зины, даже не сразу сообразила, о ком речь. Разобравшись, она объяснила маме, что бабушка вовсе ничья, сама по себе бабушка, просто Тонина соседка.
- И вы к ней тоже ходите всем классом? - заинтересовалась мама.
- Да нет, каким классом, - махнула рукой Оля, - это только Зоя! Ну, и мы с ней вместе иногда...
- А учительница ваша, она что, и за это тоже вас похвалила?
- Да откуда бы она узнала про эту бабульку-то? - удивилась Оля. - Мы же и не рассказывали никому... Зачем?
Мама кивнула головой и снова углубилась было в свои графики, но задумалась, подняла голову и сказала:
- Вот это мне больше всего нравится, Ольга. Больше всего.
Девочка удивилась: вот так вот, Ольгой, мама называла ее, когда говорила о чем-нибудь серьезном. Советовалась, например, о чем-нибудь. Или ругала за несамостоятельность и безответственность. А тут-то что такого?
Но спрашивать маму Оля не стала. Решила, что разберется сама.
А Даша Переногова разговор о Зое, Тоне и прочих школьных делах завела дома вечером, после прогулки с Плюшей.
Мама гладила постельное белье и была не в лучшем настроении, потому что пододеяльники пересушились и отглаживаться никак не хотели, а мама любит, чтобы выстиранное выглядело идеально. Утюг исходил паром, а мама ворчала на утюг и на белье, а заодно и на собаку, которая считала шипящий утюг своим персональным врагом и грозно рычала на него из-под журнального столика.
- А ты что Тоне принесла? - прервала мама Дашин рассказ, топнув заодно на совсем уж разошедшуюся Плюшу, у которой рычание перешло в противное подтявкивание.
- Я ей открытки подарила, с кошками. Второй комплект. Помнишь, которые мы в "Книгомире" купили, а потом мне тётя Люба такие же принесла, на восьмое марта!
Мама помнила.
- Хорошие открытки, красивые, - одобрила она. - А у Рябчиковых есть дома кошка?
- Нет, какая там кошка... нельзя. У Тони аллергия. У них даже цветов нет из-за этого, представляешь?
Мама представляла.
- У меня, кажется, тоже аллергия начинается, - сообщила она дочери. - На безумных такс. Убери ты ее от греха подальше в коридор, что ли!
Грех - это был, видимо, утюг.
Даша выволокла из-под стола упирающуюся Плюшу и отбуксировала её вон из комнаты. Плюша упиралась изо всех сил, но силы были неравные, и пришлось ей остаться за закрытой дверью. Это напомнило Даше физкультурную историю с Матросовым, которую она тут же и поведала маме.
История имела явный успех.
Мама перестала сердиться на постельное белье, задала дочери кучу вопросов, а кое-какие моменты попросила пересказать в подробностях. Даша с удовольствием повторила.
- Ай да девица! - подытожила мама, складывая очередную простыню. - Это ж не всякий взрослый так решится - против руководства... В смысле, против учителя. Характер, видать. И воспитание.
- Мам, а как ты думаешь, почему Супер... почему физрук их к завучу не повел?
Мама помолчала. Потом неуверенно сказала:
- Может, не было на месте завуча? А потом он, глядишь, остыл, пожалел ребят...
- Вот уж нет, станет он жалеть! И Татьятьевна в школе была, все видели!
- Кто-кто? - не поняла мама.
- Ну, Татьяна Евстратьевна. Мы ее так сокращаем, чтобы проще.
- Ничего себе, - мама даже утюг в сторону отставила, - а еще кого вы там сокращаете? Свою учительницу? Как вы ее - Вале... Валенидовна, что ли?
Даша восторженно запрыгала по дивану:
- Вот и нет, вот и нет! Не угадала! Матильда, вот как!
- Ничего себе, - удивилась мама. - Это с какой же радости - именно вдруг Матильда?
Даша призналась, что понятия не имеет. Зато Альберт Александрович у них - Супер-Алик. Мама сказала, что это она понять еще может, но "Матильда" для нее - полнейшая загадка.
- Да и Зоя ваша - тоже интересный фрукт, - объявила мама, снова вооружившись утюгом. - Непростая девочка.
С такой непонятной интонацией она это сказала, что Даша и не поняла сначала, понравилась Зоя маме или нет.
Но следующая фраза все поставила на свои места.
- Я рада, что у тебя появилась такая подруга! - твердо сказала мама.
ГЛАВА 16,
в которой Женя Сурик изображает прокурора, участвует в безобразии и знакомится с кручимками
Суббота неожиданно оказалась свободной.
В школе проводили одну из городских олимпиад, в связи с чем все занятия - и плановые, и факультативные - были отменены. Довольны были все, включая Валентину Леонидовну. Ей, наверное, тоже хотелось от души поспать, а не проводить очередное внеклассное чтение и математический диктант.
Погода, правда, в эту субботу как-то не задалась, - моросил нудный дождь, при том ветра не было совсем, и было ясно, что эти низко нависшие над городом и сочащиеся противной влагой тучи уносить пока некому.
Но в такую погоду еще приятнее ощущение, что не надо идти на занятия, а можно в свое удовольствие заниматься, чем захочется.
Наверное, единственным человеком, который не радовался внеплановому выходному дню, был Женька Сурик.
Потому что это получался первый выходной день в компании с Георгием Георгиевичем.
Раньше было все понятно: они с мамой спали, пока не надоедало валяться в постели, потом жарили себе яичницу на огромной сковородке (со стороны мамы среди яиц жарились вымоченные в молоке ломтики белой булки, с Женькиной стороны - кружочки колбасы, причем непременно копченой).
В углу весь день трындел телевизор, на который никто особенно не обращал внимания: так, для компании.
Иногда мама затевала приборку, но она всегда обрывалась где-то на полпути, - то, начав пылесосить книжный стеллаж, оба оказывались в итоге на диване, каждый со своей понравившейся книгой. То, перемывая скопившиеся в шкафчике под кухонной мойкой пустые банки, они просто скидывали недомытые стекляшки в здоровенный пакет и одним махом выносили к мусорным ящикам: пусть моет тот, кому они вдруг понадобятся. То разбирая вещи в шкафу, начинали с хохотом наряжаться самым немыслимым образом...
В хорошую погоду они любили гулять по городской набережной, с мороженым или сосисками в булочках, а иногда и одновременно с тем и другим. А потом спускались к воде, чтобы ополоснуть сладкие или измазанные в кетчупе пальцы.
Да мало ли что еще можно было делать в свободный от работы и учебы день?
Правда, в последнее время мама все чаще уходила из дома по каким-то своим делам. Понятно, что она гуляла уже не с Женькой, а со своим драгоценным Георгием Разгеоргиевичем. А теперь ей и убегать никуда не надо, - вот он, рядом, в натуральную величину!..
Было еще совсем раннее время для субботы: что-то около восьми часов. В доме началось какое-то движение: шаги по коридору, шипение воды в туалете, звяканье посуды на кухне. Женька проснулся моментально, словно и не собирался поваляться от души, как обычно. Всё было неправильно, не по-домашнему: и шаги, и звяканье. Даже вода шумела как-то неправильно.
Женька натянул одеяло на голову, но ничего не получилось. Сон не возвращался, а чужие звуки проникали и под одеяло. Вот сейчас в ванну ударила струя из душа. Мама никогда не принимает душ с утра, она любит подолгу мыться поздно вечером, перед сном. Женька в это время обычно уже спит...
Помучившись еще некоторое время (душ перестал шуметь, а в кухне снова забрякало), Женька отправился в туалет. Когда он, помыв руки, выходил в коридор, Георгий Георгиевич стоял в дверях кухни.
- Доброе утро! - поприветствовал он Женьку, широко улыбаясь.
Тот пробурчал в ответ что-то неразборчивое и развернулся, чтобы уйти в свою комнату.
- Погоди, не убегай, - сказал Гергий Георгиевич. - Давай поговорим, раз уж ты проснулся.
И сделал приглашающий жест рукой: заходи мол, не стесняйся.
Пригласил, значит, человека в его же родную кухню.
"Хорошенькое дело, "раз уж ты проснулся"!" - подумал Женька. "Будто не он разбудил своим грохотом и бульканьем!"
Никакого особенного грохота и бульканья, конечно, не было, но внутреннее чувство обиды подсказало ему именно эти слова. Правда, внутреннее чувство вежливости не позволило ему произнести их вслух...
Он пожал плечами и поплелся в кухню, твердо настроенный улизнуть оттуда при первой возможности.
Георгий Георгиевич сел за стол, где у него стояла полная кружка с чаем, а на блюдце лежала горка печений. Мама никогда не клала печенье на блюдце, для этого предназначалась специальная пластмассовая мисочка. Женька вытащил эту посудину из сушилки, поставил на стол и демонстративно ссыпал в нее печенье. Молча. А блюдце положил в мойку.
- Ты прав, - как ни в чем ни бывало кивнул Георгий Георгиевич. - Так удобнее. Крошки на стол не будут сыпаться. Зря я это песочное взял, - все поизломалось. Лучше бы крекеры... Ты как насчет крекеров, любишь?
Женька снова пожал плечами и прислонился спиной к холодильнику. Не хотел он садиться за стол и разговаривать про крекеры. Какое дело этому дядьке до его вкусов? Хлеб он любит черный. С горчицей. И что?
- А я люблю крекеры, - продолжал дурацкую тему Георгий Георгиевич. - Только соленые. А то бывают сладкие, так те - совсем даже не то.
Он вкусно отхлебнул чаю и взял кусочек печенья. Женька отвернулся и стал смотреть в окно. Издали была видна только крыша соседнего дома, да кусочек неба. Пролетела какая-то пичуга. Он вспомнил, как сидел на лавочке напротив гостиницы и как потом гостил у Зои. "Небось, ее бабушка не поставила бы меня так перед собой", - подумал он. Хотя и сейчас никто его не заставлял стоять, обида продолжала диктовать ему свои обидные слова. И от этого разрасталась.
- Да ты садись, что ли! - словно услышав мысли Женьки, предложил Гергий Георгиевич. - В ногах правды нет. Вообще-то в них и вранья нет, так, ревматизм один, да плоскостопие. Давай к столу... чай я свежий заварил, наливай.
"Чай он заварил... печенье он купил..." - не умолкала обида. "Крекеры он любит... чего ко мне-то привязался?"
- Не хочу я чаю, - громко сказал Женька. - И крекеры я не люблю. И ревматизма у меня нет. Вы об этом хотели поговорить?
Георгий Георгиевич отставил кружку и внимательно посмотрел на Женьку. Он даже то ли прищурился, то ли нахмурился, вглядываясь в его лицо.
- Да нет, не об этом... - сказал он, отведя, наконец, взгляд. - Да и ты понимаешь, что не об этом. Вот только очень трудно разговаривать, когда один сидит с чашкой чая, а другой стоит с лицом то ли прокурора, то ли великомученика...
И Женьке снова припомнилась Кира Матвеевна, которая сказала, что ей неудобно разговаривать со статуей. Что-то в этом роде. Только тогда-то он с удовольствием плюхнулся в кресло, а сейчас ему остро захотелось уйти. Великий мученик с лицом прокурора, надо же придумать!
- Если трудно, - сказал он, - тогда не надо разговаривать.
Вот так вот круто сказал.
Повернулся и ушел из кухни.
Потом он слышал, как по дому ходила мама, и в кухне звучали голоса, и вскоре запахло оладьями. Но ему не хотелось ни есть, ни разговаривать, а потом он даже заснул, прямо одетый и на неубранной постели. Как-то так получилось, он даже и сам не заметил, как.
Сквозь сон он слышал, что дверь в комнату открывалась, но кто это был, и почему его не наругали за такое нарушение порядка, - не понял. Не проснулся. Не хотел просыпаться.
Уже к обеду он встал и навел порядок в комнате. Он даже на столе прибрался, где учебники были разбросаны вперемежку с дисками, паззлами и еще бог знает, чем. Просто чтобы не выходить из комнаты, прибирался.
А потом позвонила Зоя.
- Эй, Жексон, - сказала она, - прибегай к нам, если есть желание! Тут бабушка затеяла какое-то... какую-то... (слышен голос Киры Матвеевны на заднем плане "...безобразие, Зоя, безобразие!") В общем, давай, если других планов нет!
И короткие гудочки запикали в трубке. Убегающие куда-то туда, к гостинице "Звездочет"...
Он приехал туда уже через полчаса.
Мама с Георгием Георгиевичем, кажется, были рады, что он собрался в гости к однокласснику (так он им сказал). Мама даже не спросила, к кому именно он пошел, хотя раньше всегда записывала адрес и телефон. Это после того, как Женька потерял один за другим два мобильника...
... За стойкой снова был Игнат.
Кажется, он узнал мальчика, потому что сразу спросил:
- В восьмой?
И приглашающе махнул рукой в сторону лестницы.
Дверь в "восьмой" была гостеприимно распахнута. То ли Зоя заранее открыла, то ли Игнат просигналил, что идет гость. Женька осторожно заглянул внутрь и чуть не столкнулся лоб в лоб с Зоей: она вылетела ему навстречу.
- Вот молодец, что пришел!
Схватила Женьку за руку и втащила в уже знакомую ему комнату.
А там было обещанное безобразие.
Прямо на полу оказался расстелен огромный пестрый платок, по которому расставлены были пластиковые одноразовые тарелочки со всякой едой: Женька рассмотрел колесики колбасы, брусочки сыра, какую-то зелень, хлеб, печенье... Рядом с платком лежала объемистая картонная коробка со снятой крышкой, в которой сосредоточенно копалась Кира Матвеевна.
Была она в джинсах и свободной футболке, и стояла возле этой самой коробки на коленях. А на голове у нее красовалась уже знакомая Женьке бандана, завязанная немыслимо лихо, - узлом над правым ухом.
Обеими руками Зоина бабушка перебирала что-то внутри этой коробки и, видимо, не могла найти что-то важное, потому что то и дело сокрушенно качала головой, и торчащие над ухом концы банданы забавно качались.
Но Женька не успел рассмотреть ритм движения этих концов, потому что надо было снимать кроссовки, а за это время Кира Матвеевна уже поднялась с полу и, подойдя к гостю, совсем по-мужски протянула ему руку. Он, заранее готовый ко всяким неожиданностям, крепко пожал ее узкую крепкую ладонь.
- Ну вот, Евгений, - объявила бабушка, улыбаясь, - это у нас такой пикник, понимаешь ли. Собирались мы, как порядочные люди, сходить в парк и расположиться на травке... так поди ж ты! Образовалась в природе совершенно негодящая для такого занятия... конфузия!
- А питаться за столом мы уже не настроены! - запрыгала за бабушкиной спиной Зойка. - Поэтому! У нас! Гостиничный! Пикник! Прямо! На! Полу!
Через некоторое время они уже сидели, скрестив ноги по-турецки, на зеленом паласе и вовсю поедали заготовленную для пикника снедь, запивая ее минеральной водой и соком. Кира Матвеевна категорически объявила, что никаких стаканов и кружек на порядочном пикнике быть не должно, а должно быть много напитков в мелкой таре, поэтому на платке красовалась россыпь бутылочек и коробочек с трубочками и без.
- Вы замечали, что у пищи, употребляемой в нестандартных условиях, появляется необычный вкус? - поинтересовалась бабушка, и с ней невозможно было не согласиться.
Когда аппетит присутствующих был вполне удовлетворен необычным вкусом обычных продуктов, та самая картонная коробка, задвинутая было в угол, снова оказалась в центре комнаты. Теперь в нее чуть не по пояс всунулась Зоя.
- Чего там? - не выдержал Женька, потому что Зоя так ничего и не вынимала, а только перебирала что-то внутри и, как недавно бабушка, недовольно качала головой.
- Да кручимки... - непонятно ответила Зоя, продолжая шурудить в коробке. - Бабушка, ну ни одна не хочет!
- Это дождь, Зоя. Погода...
- Ну и что ж, что дождь? Помнишь, когда твоя прекрасная Роза приходила?..
Тут обе совершенно одинаково прыснули, видимо, вспомнив что-то очень забавное.
- Тогда тоже дождь был, - просмеявшись, продолжила Зоя. - И еще какой, между прочим! А сразу три просились, прям за пальцы хватали! Не помнишь?
Кира Матвеевна пожала плечами и ушла в ванную.
- Кто там за пальцы хватает? - Женька попытался заглянуть Зое через плечо, но увидел только какие-то разноцветные то ли бумажки, то ли лоскутки, толстым слоем лежащие на дне коробки. Зоины руки шевелились где-то под этой пестрой массой.
- Да кручимки! - повторила Зоя. И с досадой добавила: - Ну вот же вредные, не хотят, и все тут!
Она вынула руки из коробки и показала Жене пустые ладони.
- Да какие еще такие кручимки? Чего не хотят?
- Да выходить не хотят! Посвистеть не хотят! Ничего не хотят!
- А кто это вообще? И зачем им выходить?
Тут в комнату вернулась Кира Матвеевна, которая спокойно объяснила гостю, что кручимки - это такие крохотные ящерки. Когда у них хорошее настроение, они любят побегать на свободе и при этом замечательно посвистывают, совсем как птички. Но если не в духе, вот как сегодня, то они нипочем не хотят вылезать из своего укрытия, а если вытащить против их желания, то свистеть не будут, а будут сидеть и обижаться.
- Еще и фунькать будут! - добавила, фыркнув, Зоя.
- Это как - фунькать? - заинтересовался Женька.
- А очень даже просто: вонькать! - расшифровала Зоя. - Никаким дезодорантом не спасешься, вот как!
Женька поинтересовался, как же узнать, какое у этих ящерок настроение. Оказалось, очень даже просто: наощупь. В хорошем расположении духа они теплые и с удовольствием идут в руку, а в плохом - совсем даже наоборот, холодные, и от рук шарахаются.
- Никогда не слышал про свистящих ящериц, - признался Женька.
- Ясное дело, - заявила Зоя. - Ты же не был у нас... в Разъезде не был, и вообще в тех краях...
Она снова засунула руку в коробку и буквально через несколько секунд радостно объявила:
- Есть одна, тепленькая!
И на раскрытой ладошке показала Женьке крохотную - с полмизинца! - ярко-желтую ящерочку. Ящерка гордо стояла на растопыренных лапках, а хвост держала задранным кверху крючком. Очень бравый у нее был вид!
- Ишь какой... дракончик! - похвалил Женька. - Совсем не боится людей!
- А чего ей бояться? - удивилась Зоя. - Свои же... Ну давай, иди!
Это она сказала уже кручимке, выпуская ее на диван. Малютка тут же побежала вверх по его спинке и оттуда принялась осматривать окрестности, поводя головкой влево-вправо.
- А не убежит? - заволновался Женька.
- Да нет, зачем... это же кручимка!
Ящерка не удовлетворилась своим наблюдательным пунктом и прямо по стене помчалась под самый потолок, перебравшись затем на гардину и потерявшись там из виду. И почти сразу раздался тоненький мелодичный свист. Если бы Женя своими глазами не видел это удивительное существо, он, не сомневаясь ни на секунду, сказал бы, что это поет какая-то пичужка за окном.
- Ну вот, - с удовольствием сказала устроившаяся в кресле Кира Матвеевна. - Кручимка свистит, - значит, жизнь в порядке.