Аннотация: Рассказ-шутка, появившийся внезапно из размышлений о том, а что случилось бы, уйди эксцентричная графиня-ведьма Фредерика фон Грет в монастырь. Мужской. Имени святого Патрика Целомудренного. В процессе написания.
Обновлено 25 февраля
Как Фредерика в монастырь уходила (шутка)
Случилось это, господа, аккурат в то время, когда леди Грет вернулась в отчий замок после очередного своего загула, который включал в себя работу в борделе, проклятого бургомистра и один разоренный городок.
- Фредерика, - непривычно строго начал граф Фридрих фон Грет, застав сына и дочь в малой гостиной фамильного замка Греттенхолл. - Может, тебе пора задуматься о своем поведении?
- О чем? - рассеянно отозвалась ведьма, увлеченно рассказывающая старшему брату о том, как именно она прокляла бургомистра и сколько потом утащила золота за его излечение.
- О поведении, дочь, - не унимался граф. - Вся столица гудит о том, что моя дочь - девица в высшей степени безнравственная и аморальная.
- Можно подумать, столица лучше, - беспечно фыркнула Фредерика. Её брат, Филипп фон Грет согласно хохотнул, видимо, припоминая нечто весьма приятное, но скабрезное.
- Нет, но они держат себя в рамках приличий, - справедливо заметил граф. - Ты же их не замечаешь вовсе.
- Приличия созданы для слабых ограниченных людей, - отмахнулась ведьма. - Можно подумать вы, батюшка, в молодости их соблюдали!
- Я умел держать себя в руках, - от избытка обуревающих его чувств, Фридрих заходил по гостиной, сжимая в руках перчатки из тонкой кожи. - К тому же, что приравнивается к подвигу для мужчины, является совершеннейшим падением для женщины.
- О, ну в таком случае, я предпочту быть откровенной падшей женщиной, чем монашкой с душой шлюхи! - неожиданно разозлилась Фредерика. Она не привыкла к непониманию в кругу своей семьи.
- Отец, Фредерика - вы можете зайти слишком далеко, - примиряющее заговорил Филипп. Но это уже было бессмысленно. Горячая кровь семейства фон Грет кипела и жаждала деятельности.
- Монашкой? - нехорошо прошипел граф, с жалобным скрипом сжимая перчатки, и прорезая их внезапно отросшими когтями. В облике Фридриха проступило нечто звериное, и семейство обычно предпочитало не трогать его в таком состоянии. В любом другом случае, кроме этого.
- А вы меня еще в монастырь отправьте, - пренебрежительно бросила ведьма.
- И отправлю! - запальчиво пообещал граф, клацая резко удлинившимися клыками.
- Меня-а? - искренне удивилась оригинальному решению отца Фредерика. - Чем же вам так не угодил какой-то монастырь? Если хотите открыть бордель - для этого есть куда более подходящие постройки...
- Моему терпению пришел конец! - ледяным голосом отрезал граф, возвращая себе человеческий облик. По шкале графского гнева это соответствовало почти высшей точке кипения. - Сегодня же будет объявлено, что Фредерика фон Грет отправилась в монастырь - замаливать свои грехи!
- Или добавлять к грузу старых - новые... - задумчиво пробормотал Филипп.
- Что? - повернулся к нему граф.
- Да это я так, о своем, - старший сын семейства фон Грет почел за лучшее улизнуть с места бушевания семейного скандала. Но Фредерика не привыкла сдаваться легко.
- Вы?! - патетически воздела руки она. - Вы мне будете говорить о нравственности! Вам напомнить о ваших похождениях?
- Все это было в молодости, и я не обязан давать отчет сопливой девчонке! - возмутился граф. - Как ты не понимаешь, у нас особый договор с королевской семьей! Мы предоставляем им наши услуги, они - не трогают нас. При условии, что мы ведем себя сообразно приличиям!
- А может, - на Фредерику прочувствованная речь графа не произвела ни малейшего впечатления, ибо леди Грет обладала целеустремленностью лавины, и шла к намеченной цели не смотря ни на что. - Вам напомнить о некоем черноволосом сорванце, родившемся у экономки Мэрибет аккурат через девять месяцев после того, как она наклонилась за упавшей связкой ключей? - вкрадчиво спросила ведьма. - Точнее, вы-то об этом итак помните, а вот любезной матушке будет весьма интересно услышать эту животрепещущую историю...
- Так и быть, я поеду в монастырь. Но монастырь я выберу сама! - то, как нехорошо блеснули глаза его дочери, заставило графа насторожиться, но делать было нечего, Фредерика уже хищно вцепилась в протянутую ладонь, утверждая условия сделки. На следующий день леди Грет отправилась в путь.
***
Монастырь святого Патрика Целомудренного был известен по всем Стерверским островам. Слыл он обителью мужей, истинно твердых в вере и непоколебимых в своих обетах. Туда обычно уходили те, кто раз и навсегда разочаровывался в коварстве женского пола (утешения в стиле: "сам пригрел на груди - сам и живи" - в их случаях было не издевкой, а суровой правдой жизни) и обратился к вере, дабы не подвергать себя искушению вновь.
Честные и праведные мужи проводили все свое время в делах, угодных Спасителю: работе по хозяйству, служению, постах, и, конечно же, молитвах.
Сам монастырь привольно раскинулся невдалеке от деревушки Гринвич, откуда святым мужам доставляли необходимые припасы и мелочи для жизни. В полуверсте от монастырских стен (довольно высоких и широких, надо заметить, и способных выдержать длительную осаду) находилось небольшое кристально чистое озерцо, а чуть в стороне от него - лес. Само монастырское сооружение полностью отвечало духу времени, в котором было построено: три огрызкообразные башни, выложенные из плохо отесанных камней, сообщались друг с другом длинными коридорами. Посредине этого треугольника располагались все необходимые постройки, вроде кузницы, амбаров и теплиц. Таким образом, замок был просто идеален для выдерживания долгой осады и мог принести нежданным врагам очень много сюрпризов. Однако, кто бы мог представить, что брать монастырь предполагалось изнутри, а не снаружи...
Сонный покой этого места просто обязан был быть нарушен.
***
Леди Грет вышла из кареты ярким летним утром, и по-хозяйски обозрела плацдарм будущих работ. Лет сто назад граф Эрвик - тогдашний владелец замка Скайхолл был несколько раздосадован тем, что застал свою благоверную в постели с конюхом. И почему-то оправдания о том, что они совершенно случайно по отдельности упали в эту кровать, а одежда порвалась и сама слетела с них, его совершенно не удовлетворили. Так что нож из его рук совершенно случайно упал в грудь конюху семь раз, а в грудь жены - двенадцать.
Эти нелепые случайности так огорчили графа, что тот немедленно решил уйти в монастырь. Но, так как был человеком чрезвычайно ленивым, он сделал монастырь из собственного замка, поклявшись, что ни одна женщина и ни один конюх больше не переступят его порог.
И сейчас леди Грет во что бы то ни стало решила доказать, что не только переступит, но и сотворит с этим оплотом праведности нечто противоестественное.
- Вернешься за мной через месяц, - бросила она кучеру, вытащила из кареты узел со всеми необходимыми вещами и решительно зашагала к монастырским воротам.
То, что там ей как-то и не очень рады, она поняла примерно в тот момент, когда полностью отбила кулаки и ноги, а ей так никто и не открыл. Между тем, солнышко припекало так, как будто решило сжечь настойчивую ведьму живьем у ворот, если уж святая земля на это оказалась неспособной.
Фредерика мрачно покосилась на солнце. Глухое серое платье из плотного сукна как нельзя меньше подходило для оздоравливающих прогулок на летнем солнцепеке. Вокруг вспотевшей ведьмы злорадно и недвусмысленно-кровожадно завывая, крутились полчища комаров и мошкары. Озерцо невдалеке манило прохладой.
Помянув святую братию словом, для оных никак не предназначавшимся, леди Грет решила иначе попытаться проникнуть в обитель святого Патрика Целомудренного, мысленно пообещав себе, что таковым он будет ненадолго.
***
Монастырь же тем временем жил своей тихой размеренной жизнь, в которой совершенно не было места настойчиво пытающейся проникнуть в неё ведьме. И было то вовсе не от душевной черствости или ненависти ко всему женскому полу поголовно. Просто Фредерика не туда стучала. Если бы она соизволила осмотреться, то увидела бы, что вытоптанная в траве тропинка огибает огромные ворота, и заворачивает налево - прямо к незаметной серой дверце, куда и приходили все посетители. Но леди Грет была не из тех дам, что ищут легких путей.
Палило летнее солнце, заставляя людей быть не более подвижными, чем сонные мухи зимой. В леске рядом громко, и с каким-то остервенением, щебетали птицы.
Вопль, раздавшийся с озера, принес немало разрушений в эту идиллическую картину. Птичья стая сорвалась с веток, и беспорядочно вереща, принялась метаться по небу. Братья, трудившиеся во дворе, в ужасе побросали свой инструментарий, ожидая события не меньше, чем конец света. Ключник Моисей, который именно в этот момент обретался в кладовой, погруженный в мучительнейшие раздумья на тему: "Что еще украсть?", схватил первое попавшееся под руку, и кинулся наутек. Когда он обнаружил, что схватил старую, поношенную и пропахшую потом рясу, которую уже давно использовали, как половую тряпку, то обложил неурочного крикуна словами, очень далекими от кротости и монастырского смирения.
Настоятель монастыря, почтенный отец Валентин в это несчастливое мгновение как раз собирался отобедать. Справедливо полагая, что пост относится ко всем, кроме него, отец Валентин торжественно нарек поросячью ляжку "постной рыбкой" и запустил в неё зубы. Несогласие небес с фактом наречения выразилось именно в прочувствованном вопле эксцентричной ведьмы, и заставило отца настоятеля подавиться, а, кашляя, выплюнуть кусок, который на лету сбил на пол бутыль прекрасного монастырского кагора.
Фредерика могла быть очень убедительной, когда хотела. Точнее, она просто не могла быть иной.
Видя, что неоформленный вопль произвел больше разрушений, нежели привлек к ней внимание, ведьма решила, что вторая попытка должна быть определенно более удачной.
- Спасите, помогите, тону! - взвыла она, слегка усиливая голос заклинанием громкости. - Голая! - рявкнула ведьма тогда, когда весь монастырский люд высыпал на стены, но помощь оказывать не спешил. Среди монастырской братии наметилось оживление. Не поймите превратно, господа, но такой шанс грешно было упускать: женщина не могла переступить порог спасителеугодного заведения, однако же, несчастная жертва, спасенная братьями от неминуемой гибели... Это был определенно знак свыше.
***
Делегация ведьмоспасателей насчитывала человек десять. Среди монастырской братии дошло едва ли не до потасовки, когда решали, кто пойдет спасать утопающую. Если бы Фредерика действительно тонула - за это время она уже раза два могла успешно захлебнуться и превратиться в русалку. А так она просто профилактически плавала в озере, поворачиваясь временами то тем, то другим интересным местом, жутко зябла, стучала зубами и мысленно призывала на злополучный монастырь всевозможные кары. Правда, потом вспоминала, что в монастыре скоро появится она сама - а это похуже любой кары, согласитесь...
- Возрадуйся, дева, ибо пришли тебя спасать мы! - пафосно изрек высокий, худой и настолько прыщавый, что казался постоянно смущенным, брат, которому, пожалуй, еще не было и двадцати лет отроду. На лице девы отразилось все, что угодно кроме радости, и, душераздирающе захрипев, спасаемая начала медленно и печально тонуть, для вящего стимула выставив в зенит пятую точку. Спасатели весьма оживились. Спасаемая медленно уходила под воду.
- Спасем же деву, братья! - радостно возопил широкоплечий брат с настолько бандитской физиономией, что вообще не понятно, как его взяли в монастырь, а не окропили святой водой и добавили кадилом сверху для верности. Впрочем, брат решил, что вдохновлять лучше личным примером, а потому, ничтоже сумняшеся прыгнул в озеро.
Это было очень спокойное озеро. Тихое, кристально ясное - такое, каковым и полагается быть озеру при монастыре. На своей жизни оно видело не так уж и много: стыдливые купания монастырских братьев, да их общие постирушки. И никогда еще озеро не видало того, чтобы эти самые братья, с воплями и гиканьем, оголтелым стадом бросались бы спасать упорно симулирующую утопление ведьму. Озеро взволновалось, натурально вскипело и забурлило.
Если бы Фредерика не умела отращивать под водой жабры - она бы была уже качественной утопленницей, далекой от того, чтобы демонстрировать свои прелести увлекшимся мужчинам. Но леди Грет была упорна в своем стремлении нагрешить как можно более качественно. Братья же, несмотря на кипучий энтузиазм, опыта по спасению утопающих, похоже, не имели вовсе, поскольку больше были заинтересованы в том, чтобы пощупать столь давно не виденную женщину, нежели чем вытащить её из воды.
Когда за эту почетную обязанность прямо в воде хотели было провести турнир, озеро не выдержало, и горестно вышло из берегов, а Фредерика мрачно подумала, что так, несмотря на железное ведьминское здоровье, она, чего доброго, воспаление легких подхватит. А потому, прощально булькнув, леди Грет скрылась под водой. Подождала. Похоже, на торжественное самоутопление уже просто никто не обратил внимания, настолько мужчины увлеклись припоминанием друг другу лично нанесенных обид. Нет, леди Грет конечно ехала сюда с твердым намерением и самой нагрешить и других толкнуть на эту скользкую тропинку, однако, это был несколько не тот грех, который она планировала.
Фредерика всплыла. Мрачно посмотрела на братьев, которые перешли уже на тычки в грудь и риторические вопросы: "А ты кто такой?". Подумала. Издала великолепный по силе и надрыву вопль, плавно переходящий в предсмертный хрип, картинно побила руками по воде, и затонула, словно лодка с пробитым днищем.
Монастырская братия озадаченно помолчала, оценивая впечатляющие вокальный данные "девы", и кинулась вылавливать оную с таким пылом, будто бы хотели поинтересоваться, а что именно она имела в виду.
***
Выбравшаяся на берег компания вид имела до крайности комичный. Десяток молодцев, у которых разве что из ушей вода не текла, старательно толпились и поддерживали абсолютно голую девицу, которая, польщенная таким вниманием к своей персоне, изображала обморок, пытаясь при этом выглядеть как можно более соблазнительно.
Но вот дева открыла трепетные глаза, обвела взглядом склонившиеся веночком вокруг неё рожи, и почувствовала острое желание действительно потерять сознание. Вместо этого Фредерика прохрипел что-то невнятное, фонтанчиком впустила воду изо рта, и обмякла на руках того самого шкафообразного брата с бандитской физиономией. Причем сделала это так, чтобы грудь её выделалась в наиболее выгодном свете.
- Сомлела, - благоговейно произнес тот, кто удостоился чести держать на руках спасенную ведьму.
- Брат Валентин прав, - авторитетно подтвердил очень сухой мужчина с лицом канцелярской крысы и повадками тушканчика - брат Эрозий.
- Её бы прикрыть чем... - невнятно пробормотал молодой брат Августин, тот, что с рассадником юношеских прыщей на лице.
- Чем? - забеспокоился низенький и полноватый брат Тремор - известный тем, что мог предсказать любую неприятность за полгода до её возникновения. Хотя, скорее, он просто постоянно всего боялся и с не меньшим постоянством пророчил всем всевозможные гадости. Удивительно было бы, если бы ни одна из них не сбылась. - У нас ничего нет. И вообще, наплачемся мы еще с ней. Устав запрещает женщин на территории обители. Давайте мы её тут оставим, будто ничего и не было? Брат Валентин, конечно, наложит епитимью... - на Тремора давно уже не обращали внимания, как на зудящую за плечом муху - не кусает и ладно.
- А, может, рясами прикроем? - неуверенно предложил брат Августин. Он вообще был очень неуверенным человеком. По сути, он даже сомневался в том, как его зовут и он ли это на самом деле.
- Рясами?! - тут же заскандалил брат Ораториус - желчный молодой мужчина с сальными волосами, собранными в хвостик и привычкой скандалить всегда, везде и по любому поводу. Такой человек даже у престола Спасителя начал бы ругаться на тему того, а почему он помещен именно тут и разве не заслужил он лучшего места? - Почему рясами? У неё что, своей одежды нет? А вдруг она испачкает наши рясы? Вдруг её на них вырвет? Не дам, - насупился он, емким выводом заканчивая свою речь.
- А может, мы её травкой прикроем? - вкрадчиво предложил брат Люциан - мужчина в высшей степени привлекательный и весь какой-то вкрадчивый и шелковистый. Многие из монастырской братии клялись, что даже в сортир он ходит вкрадчиво. - Немножко тут, - он артистично провел рукой над грудью Фредерики. Та судорожно вздохнула. - Немножко тут, - опустился он ниже. - Она будет похожа на прекрасно сервированное блюдо... - о странных наклонностях брата Люциана по монастырю давно ходили легенды, вот только Фредерика отнюдь не горела желанием становиться в них главным блюдом.
- Брат Люциан, держите себя в руках, - сухо произнес брат Эрозий. - Действительно, если следовать простейшей дедукции, то единственное, что мы имеем - это наши рясы. И наиболее научным в данном конкретном случае был бы именно совет брата Августина!
- Вы правда так считаете? - недоверчиво спросил Августин. - А это точно был мой совет?
- Ну что же мы стоим, что же мы стоим? - засуетился брат Эрнест, заламывая руки. Он был человеком в высшей степени деятельным, его длинный острый нос, казалось, был создан для вынюхивания, а быстрые руки никогда не могли найти себе покоя. В монастыре всерьез подумывали о том, чтобы связать брата Эрнеста, когда он преставиться, ибо даже в гробу вряд ли нашел бы он себе покой. - Давайте уже что-то делать! Давайте хотя бы просто её понесем! А не можете - дайте мне, я понесу!
- А разве мы её еще не отнесли? - встрепенулся брат Фигиус, вечно пребывающий в состоянии, пограничном с трансом и полным безразличием к жизни. Он достал из кармана подозрительного вида самокрутку, вставил её в ноздрю, глубоко вдохнул, и надолго затих.
- Но где же брат Гэндаль, братья? - тревожно осведомился брат Стефаниус - монастырский детектив-любитель. Он расследовал все, что видел (начиная от пропажи носка у брата Августина, заканчивая внезапным похуданием монастырской свиньи Мэри. И лишь только проделки ключника Моисея, о которых догадывался весь монастырь, оставались для него тайной) и любил даже то, чего не видел.
Брат Гэндаль же был самой большой монастырской достопримечательностью. Это был человек, не просто создающий, но притягивающий к себе все самые невообразимые неприятности. Если обвалилась крыша амбара - будьте уверены, брат Гэндаль был там. Из дощатого сортира доносятся жалобные вопли и стенания - брат Гэндаль наверняка упал вниз и не может выбраться самостоятельно. Причем происходило все это с ним не просто так. Брат Гэндаль жаждал просветления. Однажды услышав, что ради этого нужно пострадать, Гэндаль решил несколько ускорить процесс, и устраивал себе нетривиальные страдания самостоятельно. Просветление, однако, к нему не спешило.
- Но смотрите, вот его следы! - воодушевившись тем, что может применить дарованные ему таланты на практике, брат Стефаниус наклонился к самой земле. - Его башмак стоптан на левой ноге.
- Ищите и обрящете, - ненадолго вынырнул из транса брат Фигиус, но лишь для того, чтобы уйти в него еще глубже.
- Это ваши следы, брат Стефаниус, - важно произнес брат Эрозий. - Об этом говорит элементарный метод индукции. Строго говоря, в научном познании не бывает однозначной истины...
- Брат Эрозий просто имел ввиду, что у вас башмак на левой ноге виден из-под рясы. И он стоптан, - разъяснил брат Валентин, и снова вернулся к пристальному разглядыванию Фредерики.
- А, может быть, многоуважаемые братья соизволят взглянуть на озеро, - вкрадчиво прошелестел брат Люциан, изящно-вкрадчивым жестом указывая на мирно дрейфующее там тело.
- Зачем это? - немедленно взвился брат Ораториус. - Зачем мне куда-то смотреть, портить себе зрение и нервы?!
- Ну давайте, ну давайте же мы уже что-то сделаем! - взмолился брат Эрнест, нарезающий вокруг собрания нетерпеливые круги.
- А я говорил, я говорил, что женщина к добру не приведет! - методично забубнил брат Тремор. - И я прав, я прав, я прав, только меня никто не слушает. А теперь у нас труп!
- А точно ли это труп? - меланхолично-подозрительно осведомился Августин.
И именно этот момент предполагаемый труп выбрал для того, чтобы поднять голову, обвести всех бессмысленно-сияющим взором и объявить:
- Ой, братья, что я виде-ел... Но это я расскажу только при отце Валентине, - погрозил всем пальцем, и безвольно уронил голову.
Озеро, поняв, что ему снова придется терпеть нашествие спасателей-любителей, взволновалось.
Поглощенные внутренними разборками, братья как-то совсем забыли о Фредерике. Но это не значило, что она забыла о них. Леди Грет вообще как-то не очень любила, когда всеобщее внимание обращено не на неё. Поэтому она слегка завозилась на руках у брата Валентина, приоткрыла глаза, обвела всех трепетным, полным надежды взглядом, и слабо прошептала:
- Милый... - после чего снова безвольно обвисла.
Надо сказать, слова эти произвели эффект, сравнимый разве что с ядром, врезающимся в стену осажденной крепости. Про наконец-то просветленного Гендаля все забыли, разом принявшись обсуждать, кого же прекрасная дева имела ввиду. Фредерику даже потормошили для того, чтобы она выразилась более конкретно, но хитрая ведьма продолжала симулировать обморок, и братьям пришлось с этим смириться. Более того, они наконец-то поснимали с себя рясы, оставшись в симпатичных разноцветных трусах, и сложили все девять насквозь мокрых одеяний на ведьму, заранее показав той, что чувствует человек, на которого упала надгробная плита. От мокрой одежды пахло, и далеко не всегда цветами. Она была мерзко мокрая. С нее текло и капало. Она была настолько тяжелой, что ведьма едва в самом деле не лишилась чувств. Но леди Грет могла бы дать фору и пресловутому мальчику с лисой за пазухой, если дело касалось достижения намеченной цели.
А что же брат Гендаль? - справедливо поинтересуетесь вы. Столь трепетно ожидаемое просветление временно придало ему силы справляться с трудностями, а потому, додрейфовав до края озера, брат даже смог выбраться самостоятельно, гордо ползя на четвереньках, где и был подхвачен суетящимся братом Эрнестом, коий умудрялся и давать советы, как лучше нести Фредерику, и морально подпинывать ползущего Гэндаля. Брат Эрнест был очень деятельным мужчиной.
Вот так процессия, состоящая из всех этих в высшей степени колоритных личностей, возглавляемая братом Валентином, несущим на руках уже здорово напоминающую труп Фредерику, и завершающаяся ползущим Гэндалем с носящимся вокруг Эрнестом, ступила во двор монастыря святого Патрика Целомудренного.
Стоял жаркий летний день.
***
- Братья? - только и сумел выдавить из себя отец Валентин, при виде пестрой компании. Брат Валентин (в монастыре несколько напряженно было с подбором канонических имен - ибо далеко не все святые соответствовали строгим требованиям целомудренных братьев) радостно подсунул под нос духовному отцу Фредерику:
- Благословите, отец.
- Женщина? - пришел в ужас отец, у которого 'постная рыбка' подступила к горлу. - Вы кого притащили?
- А я говорил, я говорил, я говорил! - торжествующе заскандалил Ораториус. - Женщину! В святую обитель! Хотя... А чего это вы на нас кричите, святой отец? - напустился он на отца Валентина.
- С точки зрения... - на редкость занудным голосом начал брат Эрозий. Но договорить ему не дали.
- Женщина в монастыре - к беде. Вообще, люди в монастыре - к беде, - монотонно забубнил брат Тремор. - Мы в монастыре? Быть беде...
- Ну давайте! - внезапно к отцу Валентину подкатился брат Эрнест. - Ну давайте, ну давайте, ну давайте же! - подпрыгивал он, дергая настоятеля за рукав рясы.
- Хороша природа утренняя в лесу зимнем в момент полного захода третьей луны справа... - туманно отозвался брат Фигиус, снова занюхивая свою подозрительную самокрутку. Почтенный настоятель почувствовал настоятельную потребность присесть. Ну, или хотя бы наложить запрет на разговоры для чересчур активных братьев. Тем временем, вокруг спасательной экспедиции собирались остальные любопытствующие обитатели монастыря.
- Это надо немедленно расследовать! Что-то тут нечисто, нюхом чую, - высказался брат Стефаниус, обводя присутствующих пристальным взглядом. Присутствующие не впечатлились, ибо взгляд у брата был один и на все случаи жизни.
- Ой, братья... - умилился брат Гэндаль, все так же стоящий на четвереньках, но до того разглядывающий траву. - А что я виде-эл... - он покачал головой, не удержал равновесия и ткнулся носом в землю. Раздался тонкий храп.
- Братья... - начал брат Августин, но задумался. - А вы точно братья? - получив подтверждающие кивки, он успокоился и продолжил: - Но ведь доподлинно неизвестно: а женщина ли это?..
Присутствующие воззрились на него с откровенным удивлением: не заметить активно выпирающей женственности Фредерики было сложно. Сама ведьма возмущенно всхрапнула, и уже почти встала на мостик на руках брата Валентина, дабы женственность выпирала еще сильнее. Не сказать, чтобы поза была удобная, но леди Грет не искала легких путей.
- А давайте мы это сейчас и проверим, - вкрадчиво заявил брат Люциан и не менее вкрадчиво запустил руку под слой ряс, покрывающих Фредерику. Но промахнулся. Вытащил руку и недоуменно посмотрел на оную - таких проколов с ним еще не случалось.
Одеяния, небрежно скинутые на леди Грет, чуть подсохли и стали напоминать слоеный пирог. Целомудренные братья во главе с отцом настоятелем медленно заливались краской, но останавливать деятельного брата никто не спешил - всем был интересен исход эксперимента. Брат Люциан попытался снова - еще более вкрадчиво, хотя, казалось бы - куда уж больше? Фредерика поерзала. Брат Валентин засопел. Брат Люциан не оставлял настойчивых попыток добраться до сути. Но поиски истины - сложные сами по себе, затягивались.
Фредерика уже готова была сама подскочить, и показать нуждающимся все и даже немного больше, когда брат Люциан, наконец-то, нащупал путь к постижению истины. Братья напряженно замерли. Фредерика начала часто дышать. Брат Люциан был вкрадчиво-задумчив.
- Каковы же органолептические показатели, брат? - нетерпеливо поинтересовался брат Эрозий.
- Я в процессе, - прошелестел брат Люциан, прикрыв глаза. Фредерика ухитрилась, и скинула с себя порядком надоевшие рясы. Братия издала вздох, в котором ужас так гармонично сочетался с восхищением, что уже был неотличим от оного.
- Думаю, достаточно! - первым сумел опомниться отец-настоятель. Не поймите святых братьев неправильно, господа, но годы воздержания накладывают свой отпечаток на хрупкое мужское сознание.
- Женщина, - наконец, вынес окончательный вердикт Люциан. Правда, в нем уже никто не нуждался, но обитатели монастыря посматривали на ретивого брата не без зависти. Даже брат Фигиус ненадолго вышел из своего транса.
- Как много в этом слове... - пробормотал он и снова затих.
- Быть беде! - значимо вставил свое веское слово Тремор.
- Точно? - недоверчиво переспросил брат Августин.
- Это уже не имеет значения, - властно произнес отец Валентин. - Ибо вы понесете её обратно, и положите туда, откуда взяли!
- Она ж в обмороке? - недоуменно спросил брат Валентин. Фредерика в его руках обмякла, для вящей наглядности. Отец-настоятель сглотнул, но остался тверд в убеждениях.
- Вы отнесете её обратно, положите, укроете и оставите рядом еду. Мы чтим заветы отца-основателя, и ни одна женщина не переступит порог святой обители. А на вас, братья, - он свирепо посмотрел на спасательную команду. - Будет наложена строжайшая епитимья!
Фредерика поняла, что пахнет жареным, и пора брать дело в свои руки. Она затрепетала, открыла глаза, старательно изобразила взгляд подстреленной лани, который тренировала в поездке, и, молитвенно сложив ручки на груди, прохрипела:
- Умираю... - после чего вновь обмякла на руках прослезившегося Валентина. Братья сочувственно опустили головы, укоризненно глядя в сторону отца-настоятеля. Но на помощь пришел, как ни странно, брат Эрозий.
- Строго говоря, - заметил он. - Порог-то она и не переступала... Ибо брат Валентин нес её на руках, а это позволяет сделать выводы...
Но говорил он уже в пустоту. Ибо братия дружно прошествовала в обитель - дабы устроить там столь нуждающуюся в их помощи ведьму. Даже брата Гэндаля, просветившегося до полной потери ориентации, какой-то доброхот за шиворот волок вместе со всей процессией.