Машинский Леонид Александрович. Белогорские феномены

Леонид Машинский

Белогорские феномены

2012 - 2014

Краткие сведения об авторе: Машинский Леонид Александрович, родился в Москве в 1963 г., учился в математической школе и в лесотехническом институте, служил в стройбате в Казахстане, работал сверловщиком, оператором ЭВМ, рабочим мосзеленстроя, фельдъегерем, курьером, грузчиком, проводником почтового вагона, продавцом редких фильмов на "Горбушке". Автор и исполнитель песен, режиссёр фильма "Страна мухоморов". Печатался в журналах "Знамя" и "Нева". В интернете известен как Спящий Поэт. В настоящее время в основном проживает в селе Белогорье Воронежской области.

Предисловие от автора

Автор вот уже четыре года (с 2010-го), как по собственной воле переселился из г. Москвы, откуда родом, в с. Белогорье Воронежской обл. и живёт там в одиночестве в небольшом деревенском доме. Поскольку автор не занимается ни огородничеством, ни охотой, ни рыбной ловлей (разве что - сбором грибов и трав), у него остаётся достаточно досуга не только для сочинения стихов, но и для самонаблюдения. Настоящая книга - попытка подойти к самому себе как к объекту, можно сказать, "с научной точки зрения" постараться систематически описать то, что происходит с человеком, стремившимся с детских лет к свободе и покою для творчества и наконец получившим всё это почти в полной мере. Каждый читатель при этом самостоятельно может вынести себе мнение, насколько успешно идёт этот "эксперимент". Здесь имеются в виду конкретные два года - от осени 2012-го до осени 2014-го.

Жизнь в деревне, тем более - сравнительно далеко от больших городов, располагает к наблюдениям за циклическими изменениями в природе. Наука, занимающаяся подобными вещами, называется фенология (от греч. phainomena - явления), отсюда происходит и название книги, с присовокуплением, так сказать, географического эпитета. Стихотворения, собранные в первой части (Наблюдения), в прямом смысле написаны с натуры и представляют собой своеобразный календарь погоды (по старинному стилю - примерно с 1-го сентября по 1-ое сентября) в лесостепной зоне европейской России. Во второй части (Погружения) автор переходит от чистого созерцания к медитациям, т.е. к углублённым размышлениям и попыткам продвинуться к изначальным принципам, стоящим за картинами проявленного мира (иначе, пользуясь терминами допустимыми в научных кругах, это опыты подсоединения к ноосфере). В третьей части (Явления) автор окончательно отказывается от субъективизма и предоставляет событиям происходить независимо от его сознания, и тут (во сне и наяву) возникают разнообразные персонификации, которые, впрочем, психологи могут рассматривать как анимированные авторские комплексы. Эти последние явления на языке спиритов тоже именуются феноменами. Поэтому-то автор и счёл уместным назвать содержащую все эти три части книгу "Белогорские феномены".

Некоторые бросающиеся в глаза особенности системы образов, свойственной предлагаемым текстам, также имеют объективное объяснение. Преобладание всевозможных флористических сравнений и упоминаний проистекает из любви автора к ботанике, и, в частности, к эндемикам, произрастающим на мелах, посреди которых он сейчас находится. Что же касается прорывающейся то и дело сквозь всё остальное навязчивой метафоры полёта - она происходит от захватывающего ощущения простора и ветра, действие которых автор практически ежедневно на себе испытывает, стоит только подняться на любой меловой холм, возвышающийся с западной стороны по-над Доном.

Л. М.

Часть первая:

Наблюдения

***

Соблазнить меня довольно сложно.

Я и так живу в красивом месте,

И теперь уж очень осторожно

Думаю о сексе и невесте.

До того мне сердце истоптали,

Что на нём расти ничто не хочет

Кроме чёрных зарослей печали.

Но осталось много спящих почек.

Так что, может быть, ещё весною

Зашумит израненная крона,

И душа на поприще земное

Выйдет из утробы как Иона.

Нет, о прошлом вовсе я не плачу,

Прошлое - ободрано как липка.

А чтоб встретить юную удачу,

Пригодится честная улыбка.

***

Опять брожу в лесах прибрежных Дона

И наслаждаюсь спелой тишиной.

Неспешно остывает поймы лоно,

У воздуха призапах ледяной.

Под вечер разгулялось. Блики света,

Однако, чуть теплы. Спешит закат.

И розовые слёзы бересклета

На обнажённых веточках дрожат.

Искал грибов. Да что-то не богато.

Свою грибную тайну, как врагу,

Мне в этот раз не выдали опята.

Но тем уж я доволен, что могу

В стране отцов, запущенной и дикой,

И оттого прекрасной без прикрас,

Полакомиться поздней ежевикой

И заблудиться в вечности на час.

Время змей

Дорога ликом потемнела.

Не добавляет куража

Вид на раздавленное тело

Непреуспевшего ужа.

Пестреют жалобно цветочки.

У птиц - совсем особый звук -

Вступают в сговор одиночки

Пред отправлением на юг.

На небе - вроде и не тучки,

Но и совсем не облака.

Склонясь, гляжу в лицо гадючки

Величиною с червяка.

И в этом маленьком змеином

Неугомонном бытии,

Осенним проникаясь сплином,

Я узнаю мечты свои.

Октябрьский вечер

Тополя в экстазе и берёзы,

Стала суть их жёлтая видна.

У деревьев - ангельские позы,

Между веток - млеет глубина.

Заходи хоть спереди, хоть с тыла -

Не уловишь смысла и причин.

Красота, как в зеркале, застыла,

И повсюду аромат един.

Как парадоксальна свежесть прели,

Как ортодоксальны тополя...

Всех усилий узнаю я цели,

Глядя на небесные поля.

Солнца шар влипает низом в гору.

Ну и что, что скоро мы умрём?

Я спокоен. Этот мир мне в пору.

Холодает. Пахнет октябрём.

Передышка

Уже прижился холод всюду,

И вдруг запахло как весной -

Как будто в тонкую посуду

Плеснули нежности живой.

Подставясь солнцу, млеют долы

И кое-где жужжат слегка -

Из забытья вернулись пчёлы

На поиск сладкого цветка.

Осенний мир довольством пышет,

Весь, как тяжёлый древний плат,

Червонным золотом он вышит

И сцеплен серостью заплат.

Зимы разящая мотыжка

Ударит с хрустом ледяным

Дней через тридцать. Передышка

Пока даётся нам, живым.

Осенняя обстановочка

Тёмная осень. Сквозящие кроны.

Ветер, летающий между стволов,

Произносящий бессвязные стоны

Вместо потерянных в панике слов.

Крышу насилует дождик, кропящий

Каждую плоскость, подобную дну.

Горькой воды океанской не слаще,

Наискось струи ползут по стеклу.

Ночь слепотой дарит сонные хаты.

Некто, под мраком скрывая свой вид,

Хлюпает, хрюкает, дышит хрипато,

И не уходит, и в дверь не стучит.

Небо легло отдохнуть на планету

Брюхом бурлящим, как толстый сивуч.

Может быть, звёзды продавят к рассвету

Азбукой Брейля подстилку из туч?

Прогулка под звёздами

Вот я, под звёздами бродя,

Вот я, дыша простором тёмным.

Вот мир, без свай и без гвоздя

Стоящий теремом огромным.

От страха в зарослях зверьки

Кричат как маленькие дети.

Вот две моих пустых руки,

Едва заметных в звёздном свете.

Вот надо мной прошла сова,

Осведомилась, что за диво.

Вот подбираю я слова,

Чтоб было просто и красиво.

Присутствуя сейчас и здесь,

Забыв зачем, забыв откуда,

Себя и лес, и космос весь

Осознаю как Божье чудо.

Накануне зимы

Живу один в хоромах грязных

И жду устойчивых морозов.

О, сколько есть оттенков разных

У государственных психозов!

Я становлюсь упорно старше -

Никак не сделаюсь моложе.

О, эти праздники и марши -

Они знакомы мне до дрожи!

Как заведённый я мудрею -

Мудреть я буду до маразма.

О, как же битвы за идею

Безумны и однообразны!

Снег пошёл

Всё крепилась, всё тянула

Осень гнилостное иго,

Всё съедала как акула,

Чтобы светлого - ни мига.

Всё кругом темно и серо.

Не трудитесь понапрасну

Солнце высмотреть. И вера

Стала тусклой, стала гаснуть.

Вдруг с утра мне полегчало,

Появилась бодрость в теле.

В сердце птицей заплясало

Ощущенье близкой цели.

Тишина. Все ветры смолкли,

И безветрье - как безвластье.

Из тепла смотрю сквозь щёлки:

Снег пошёл. Какое счастье!

***

Мороз и солнце. Первый день

Такой. И ветер - это слишком.

Моя растянутая тень

Кривится, ёжась под пальтишком.

Глаза туманит жаркий блеск

В полях рассыпанных кристаллов,

И, мой оценивая вес,

Хрустит дороги одеяло.

Овалов кончился сезон,

Пространство - всё из чётких линий.

И старый Дон, впадая в сон,

Затвердевает лентой синей.

В карманах грея кулаки,

Вперяюсь в небо голубое

И в нём, как в омуте реки,

Себя теряю с головою.

Декабрьские узоры

К обеду на южном окне

Узор превращается в пар,

И солнца ликующий шар

Трубит о грядущей весне.

Но короток срок торжества -

Едва отвернусь от стекла -

А радость уже отцвела,

Во мраке моя голова.

И вновь из седой темноты

Внезапно потухшего дня

Зимы ледяные цветы

Задумчиво смотрят в меня.

Предновогоднее

А всё же хочется веселья,

А всё же хочется простора.

И чтобы смыло всё метелью,

Зима - и никакого сора.

Огни, улыбчивые лица,

Слова любви и поздравлений.

Ну как тут снова не напиться

Из самых лучших побуждений?

Тоска засела где-то в пузе,

Ведь каждый год одно и то же.

Нет никаких таких иллюзий.

И всё же, Господи! И всё же!

***

Дни ослепительно прекрасны,

В глазах закрытых - солнца звон.

По корке ненадёжной наста

Карабкаюсь на южный склон.

Краснеют древ прибрежных кроны,

Светлеют хмурые боры.

И горы высятся как троны,

И я смотрюсь как царь горы.

И улыбаюсь близоруко,

Ведь сквозь очки доступны мне:

Реки влекущая излука,

Курган на дальней стороне.

Мир разукрашен бурым, рыжим,

Зелёным, белым, голубым.

И я, тоскою древней движим,

Ищу на горизонте дым.

И сердце ноет, без ответа

Влюбляясь в праздничную гладь,

От невозможности всё это

К себе приблизить и обнять.

Спячка

Под тяжёлым слоем снежным

Сердце вздрагивает, плача.

Предо мной лежит задача:

Сном забыться безмятежным.

Сердце, глупое, не надо!

Бесполезны эти муки,

После встреч - всегда разлуки,

Спать спокойно - вот отрада.

Спит трава под одеялом,

Спят усталые лягушки

В мёрзлом грунте, без подушки.

Снег растёт на почве салом.

Сердце, в этом белом жире

Отдохни без сновидений!

Для бессонных вдохновений

Нет причины в целом мире.

Не смущайся! Чудо будет.

Бдеть не надо, ждя ответа.

В свой черёд наступит лето.

Бог захочет и разбудит.

Веселье

На гребнях дней веселье мчится

Звенящим золотым песком.

Весна уже не только снится,

Она стоит у входа в дом.

Душа, измученная мглою,

Раскрылась солнцу как окно,

И всё мертвящее и злое

С изнанки сходит как пятно.

Как детский мячик сердце скачет

Внутри стареющих телес.

Весь мир - как будто только начат

И чист, и девственен как лес.

Ложатся веером на долы

Лучей горячие мосты.

И в том, что я хожу весёлый,

Есть ощущенье правоты.

Лазурь

Раскрой глаза. Глаза зажмурь.

Из трещин неба прорастая,

Как снег холодная, густая,

Вскипает вечная лазурь.

В зените жарок солнца свет,

Он будит сонную натуру.

Земле сменить пора бы шкуру -

Ей так к лицу зелёный цвет.

В кустах смелеют трели птах,

Смеются югу первоцветы.

На нашей стороне планеты

Ожить готов подснежный прах.

Раскрой глаза. Глаза зажмурь.

Пред взором - море цвета крови,

И щёки, скулы, веки, брови

Ласкает вечная лазурь.

***

Почуял наконец тепло,

Несущий волю южный ветер.

А время? Что ж, оно текло.

А я, признаться, не заметил.

Прошло, пожалуй, два часа.

А солнце грело, птицы пели,

Цвести готовились леса.

И радость разливалась в теле.

Я на суку сидел, как сыч,

И улыбался переменам.

И сердца смёрзшийся кирпич

Плыл по артериям и венам.

Гора

А весна приходит всё равно,

Несмотря на войны и невзгоды.

И надежды старое вино

Пьют из Божьей пригоршни народы.

Мне отсюда видно далеко

Ширь и пропасть русского востока.

На душе тревожно, но легко;

Больно сердцу, но не одиноко.

С запада всегда идут ветра

И равнине нашей чешут спину.

Но равнина - тоже ведь гора,

Если выбрать пиком середину.

Синие дремучие боры

Полосою тянутся по краю.

Я живу на кра'юшке горы,

И её отчизной выбираю

Почувствовать весну

Варакушка поёт. Вувукают бекасы.

Разлился тихий Дон. Стою на берегу.

Пополнить норовлю души своей запасы,

Пока ещё живу, пока ещё могу.

Вдруг снова Божий мир предстал как небылица,

И, чувства бередя, являет новизну.

С годами всё трудней забыться и открыться,

И как своё, внутри, почувствовать весну.

Ну что ж, начну с глотка. Поможет даже пиво.

С цепочки суеты сорвусь как блудный пёс.

Никак не избежать всеобщего разлива,

Когда перед тобой Апрель стоит всерьёз.

И вот брожу, брожу, вбирая всё, что взору

И слуху суждено вобрать на этот раз.

И радуюсь цветам, и ужасаюсь сору,

Который как бревно мне ранит нежный глаз.

А на горах цветут душистые фиалки,

По колеям жуки шныряют из-под ног,

И жаворонки льют окрест свои журчалки,

И счастлива сосна, и зеленеет дрок.

Воскрешение

Уже гусиный лук цветёт,

Уже трава вступает в силу.

Зерно, покинувши могилу,

Своё нутро теплу несёт.

И всё приятней сердцу быль,

И плотность снов толкает к яви.

Светило, восходя во славе,

Спешит из грязи сделать пыль.

Моя расслабленная речь

Плетётся за летучим духом,

Завидуя певучим мухам,

Не чающим себя сберечь.

И жизни лёгкая вода

Кипит в корнях пахучим супом,

И тварей смёрзшиеся трупы

Вдруг воскресают без труда.

***

Все дружно роют норы,

Медведки и жуки.

На солнце сохнут горы,

Мелеет хлябь реки.

Весна несётся с юга

На крыльях птичьих стай,

Целует каждый угол,

Ласкает каждый край.

И бабочка живая,

Покинув лярвы прах,

Красуется, взмывая

На шёлковых крылах.

Козодои

Кто в кустах, как под водою,

Испускает пузыри?

Это братцы козодои,

Молодые упыри!

Целый день они проспали,

Ночь пришла - гулять пора:

Лейся песня без печали

От заката до утра!

Темноты боятся люди,

Запираются в домах -

Мы нарошно петь им будем,

Мы на них нагоним страх!

Козодои, козодои,

С вами я своей душой -

Моё дело молодое,

Я ведь тоже козодой!

Хорошо порой ночною -

Все погасли фонари.

Пойте, пойте, козодои,

От зари и до зари!

После Пасхи

Красно-бурые колбаски

С тополиных плеч опали.

Легче стало после Пасхи -

Точно вдоволь мы поспали.

Темнота сменилась резко

Солнечною полосою,

И до утреннего блеска

Звёзды вымыты росою.

От природы - дух чудесный,

Он избавит от мигрени.

А глазам - в пространстве тесно

От настойчивой сирени.

Зарянка

На вечерней заре я брожу в ковылях,

От молчания сердце кружи'тся.

И земля на ветру шевели'тся как флаг,

И рубашка в руках - словно птица.

Цве'та юного мха вся приречная даль,

Чьи-то годы считают кукушки.

И закатное солнце лежит как медаль

На атласной небесной подушке.

Похоронную песню поют комары,

Вкруг моей головы рея галлом.

И щемящая радость незрелой жары

Мёдом льётся по жилам усталым.

Стану частью пейзажа, впишусь в дивный мир,

Узелком закреплюсь на изнанке

И почувствую, как разбухает эфир

От жеманной заплачки зарянки.

Чечевица

Соловьи, кукушки, козодои -

Из кустов ночные голоса -

Льются рядом полою водою,

Заставляя верить в чудеса.

Но утра'ми всё ещё прохладно,

Холодок взбегает по спине.

Мёрзнуть в мае грустно и досадно -

Хочется тепла скорее мне.

К своему положенному сроку

Прибывает каждый птичий вид.

Вот совсем-совсем неподалёку

Песенка знакомая звучит.

В полный хор построилась натура,

Длится перекличка по селу.

Эти звуки - к лету увертюра,

Эти загогулины - к теплу.

Вот и стала былью небылица,

Перестал из печек виться дым.

Прилетела птица чечевица,

И запахло летом молодым.

Зелёный день

Тополя шумят,

Облако плывёт.

Восхищённый взгляд

Пьёт тепло высот.

Из-за дальних рощ,

Из-за синих гор

Наступает дождь,

Словно приговор.

Солнечный кулак

Растолкал всех звёзд,

Но за солнцем - мрак

Как большой погост.

И покуда страх

Скрыт голубизной,

На земных лугах

Зреет терпкий зной.

Вскользь по-над травой

Бабочки снуют.

В небесах - покой,

На земле - уют.

Пик лета

С небес улыбаясь, Всевышний

Нам дарит довольство простое.

Уже наливаются вишни

Манящей глаза красотою.

Вчера только было начало,

И вот уж отходит клубника,

И лето застыло устало,

Как путник, достигнувший пика.

Теперь уж и яблоки скоро -

Насытившись, входим во вкус мы.

С горы - вроде легче, чем в гору,

Но как-то от этого грустно.

Мухи

Подмаренники в цвету,

Степь полна медвяным духом.

Мухи млеют на лету,

Вместо чтоб зудеть над ухом.

Мухи радостно поют,

Всё на свете забывая,

Мухи сдуть себя дают,

Ветру крылья подставляя.

Вот бы, вот бы так и мне,

Всей душой отдавшись вере,

Приподняться на волне,

Утопиться в атмосфере,

Бросить тяжести закон

И сомнения скрижали,

И в светящийся озон

Устремиться по спирали!

Запах полыни

Запах полыни, запах свободы,

Запах устойчивой тёплой погоды.

Ветры зелёные с синего моря

В травах купаются, с миром не споря.

Степь серебристая ходит волнами,

Синего неба зелёное знамя.

И, на краю величавой пустыни,

В диких предгорьях, - запах полыни.

Ветер ложится в траву на оттдышку,

Ветер читает зелёную книжку.

Синяя ночь выползает из лога,

Много полыни и музыки много.

Луч догорает на кромке заката -

Так ароматно и так горьковато.

***

Вновь лето вырывается из рук -

Как женщина, бегущая к другому.

Со мной ему судачить недосуг,

В нём нет моей привязанности к дому.

Но ты же улыбалось? День назад.

Ну пусть неделю. Мне. В том нет ошибки...

Увы-увы, но даже и закат

Нам кажется подобием улыбки.

Вслед за тобой спешу на жаркий юг.

Но только лишь привыкну к постоянству -

Вновь лето вырывается из рук,

И пеню предъявляю я пространству.

Цена

Луг давно уж не выглядит свежим,

В нём полно буроватых прорех.

Нас тепло посещает всё реже

И, вернувшись, находит не всех.

И стоим мы торжественным строем,

Дозревая в зерно не спеша.

Если мы хоть чего-нибудь стоим,

То цена - это наша душа.

Часть вторая:

Погружения

Попытка углубления

Вот предприму попытку углубленья,

Возьму и просто вырою окоп,

И ноги, корни серые терпенья,

Воткну земле подспудной в рыхлый лоб,

И стану, словно странное растенье,

Теченья соков ждать сквозь поры стоп,

И выкажу такое увлеченье,

Что самого аж проберёт озноб:

Здесь, в этой яме, место назначенья,

Исток, росток и потолок, и гроб.

***

То ли по параболе, то ли по гиперболе,

Как ни упираюсь я, поднимаюсь ввысь,

И гляжу, на тополе, и гляжу, на вербе ли,

Там сидят такие же, те, кто поднялись.

Здравствуйте, родимые! Здравствуйте, хорошие!

То ли стали птицами, то ли вы - плоды.

Вот сейчас сомнения тоже вниз отброшу я

И украшу, может быть, Божие сады.

Много сверху видится, не' на что обидеться,

Не'о чем печалиться - всё светлым-светло.

Радость в сердце плещется, точно в речке рыбица.

Просто удивительно всем нам повезло!

Служба

"... губами шевеля..."

О.Э.Мандельштам

Я научился шевелить губами,

И нёбный шелест не перестаёт,

Как будто я стою в высоком храме,

Где служба непрерывная идёт.

Дым уличный шибает гиацинтом,

Дрожат как ноты тонких крон верхи.

И ангелы мне шепчут: "Не один ты.

Мы здесь. Мы тоже пробуем стихи.

Специально сели здесь за круглый стол мы,

Чтоб ты его нам яствами накрыл.

И те же, что в тебе проходят, волны

Энергию дают для наших крыл.

Небо внутри

Тополь в лёгкой позолоте

На блаженно-голубом.

Листья, выстроясь по ноте,

Шелестят под ветерком.

По занозистым полянам

Птицы серые сквозят.

Здесь хотел бы быть я пьяным,

Чтобы в сердце цвёл закат,

Чтобы небо не снаружи

Пребывало, а внутри,

Отражаясь там, как в луже,

Вместе с красками зари,

Вместе с красками вечерней

И осенней красоты,

С лёгким духом от селений,

С ощущеньем пустоты.

Упражнение с пустотой

Возьми кусочек пустоты

И помести его на полку.

Пускай лежит. Сегодня ты

Не беспокой его без толку.

И завтра тоже. Жди года.

Затем попробуй, с трёх попыток

Схватив его, вернуть туда

Где взял, чтоб возместить убыток.

Болезнь

Заглянет солнышко в окно

И белый потолок согреет.

Вблизи Земли оно одно

Так украшать углы умеет.

Никак не отыщу я страх,

В себе как в грядке корни роя.

Там только тёплый мягкий прах

И ощущение покоя.

Не жду и не боюсь конца,

И не удерживаюсь в теле,

И на ладони у Творца

Покоюсь, словно в колыбели.

Рай и чай

"Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить..."

Ф.М.Достоевский

Никому-то я не нужен,

Бабы все сбежали в рай.

Сам себе готовлю ужин,

А вернее - дую чай.

Здесь наверно место ада,

Если бабы все в раю.

Может, мне того и надо,

Если здесь чаёк я пью?

А они там пьют не знаю

Что... Завидовать? Чему?

Я привык за годы к чаю -

Не к чужому, к своему.

Пью и всё, и хоть ты тресни,

Хоть убей меня в боях -

Мне намного интересней

Здесь, чем в чьих-то там раях.

Что' вы там назвали раем -

Мне, признаться, невдомёк.

Мы ж пока не умираем,

А сидим и пьём чаёк.

Утро

И снова утро, свежее как бред,

Глядит в окно широкими глазами.

Не знаю, что сказать ему в ответ:

Загоготать ли? прыснуть ли слезами?

Лежу я молча, глядя в потолок,

Опустошённый от недосыпанья,

Теку как лист, сорвавшийся в поток -

Вот-вот порог, и завалюсь за грань я.

А там, за гранью, буду видеть сны

И целый день просплю без всякой чести...

Как коротки часы и дни тесны

Тому, кто по ночам слагает песни.

Тишина и тьма

Здесь ходят чудеса, бесшумные как мыши,

Как мерно по реке текущие плоты.

Нет счастья на земле, не очень с ним и выше,

Но всё - из тишины, и всё - из темноты.

Я пробую гостей ловить углами глаза,

Но слишком невесом паучий перелёт.

И вот они - внутри, какая-нибудь фраза

В извилине. Пишу. Из мозга нить идёт

И тянется, и, цель растя от середины,

Мы делаем в углу угрюмое пятно,

И в сети к нам плывут бесшумные картины,

И вот уже журчит в кувшинах слов вино.

Журчит в кувшинах слов, шипит сознанья пена,

Летают смутных звёзд пушистые шары

Под белым потолком. И грубость гобелена

Уже в плетенье том, что началось с игры.

Игра идёт со тьмой, а тьма прядёт со мною,

Играя, голоса, лучи, миры, дома.

Здесь ходят чудеса, и здесь, и за стеною,

И здесь, где тишина, и там, где вовсе тьма.

Снежная музыка

Снег выпадет, и пахнуть перестанет,

И ватная наступит тишина.

И в сердце любопытными перстами

Прохладная проникнет глубина.

Прикосновений долго ждали струны;

Желая вновь дрожа и млея петь,

Они со страстью ненасытно юной

Случайной гостье подставляют медь.

Мину'в заминку первого испуга

И гулких пауз псевдонемоту,

Находят струны с пальцами друг друга

И вкупе порождают красоту.

Не я играю, но на мне играют,

Сердечных струн перебирая строй.

Снежинки вырастают, реют, тают

И вновь растут, чтоб снова стать собой.

***

"Вот школа для тебя,

О ненавистник школ!"

М. Цветаева

Сосны - где повыше,

А в лощине - сёла.

Водокачки, крыши,

Дом побольше - школа.

Я - мужского полу,

Лысый, одинокий.

Не хожу я в школу,

Не учу уроки.

Села мне на темя

Бабочка-беспечность.

Отступает время,

Наступает вечность.

Лес трезвости

Хмель испарился. Пламенная резвость

Сменилась сном. Затем и сон исчез.

И гулкая, пугающая трезвость

Внутри раскрылась, словно зимний лес.

Не видно солнца, но светло от снега,

И где-то далеко - дерев стволы.

И эту пустоту не взять с разбега -

Шажки мои до страшного малы.

Я весь в воронке, я теряю эго,

И словно взрыв замедленный - мой вздох.

Я - чёрный клоп на белом поле снега

И жду, когда меня раздавит Бог.

Хоть глаз не поднимаю - вижу, знаю -

Повинной шеи стебелёк трещит.

Вцепляюсь в грунт, но скатываюсь к краю,

Как жук навозный, поднятый на щит.

И это - трезвость? Что' же в ней так странно?

Так страшно? Потому что я плохой?..

Я всхлипнул. Мне ответили органно

Лесные волки. Наступил покой.

Так вдруг? Ну да, и я из леса вышел

И из зимы, и вновь сижу в тепле,

Под потолком и черепичной крышей,

В кромешно пьющем и родном селе.

Под снегом

Снег лежит и не тает,

Большой-пребольшой.

И вопрос прорастает:

Что делать с душой?

Ведь под снегом я сам,

И под снегом она,

И, подобно лесам,

Словно погребена.

Снеги пали на вежды,

Снеги пали на грудь.

Но ещё есть надежда

Цветы развернуть.

Все мечты и знамёна

В небо взмоют со дна.

Нет для сердца закона,

Есть для сердца весна.

Любовь к небу

Вся жизнь моя - томительный процесс,

Попытка дотянуться до небес.

Всё кажется, схвачу... Вот-вот... Сейчас...

Но синева бежит от рук и глаз.

Ловлю я звёзды ночью, в темноте,

Но всё мне попадаются не те.

Уже обжёгся двести тысяч раз,

Но ни одной от гибели не спас.

Люблю я небо, а оно меня

Не любит, чистоту свою храня.

Приходится признаться, что зарю

Я никогда не оплодотворю.

Звёзды

Звёзд количество такое,

Что хоть смейся, хоть кричи.

Как настойка на покое,

Сходят в голову лучи.

Жизнь, при всех несовершенствах,

Несравненно хороша.

Бесконечное блаженство

Струйкой льётся из Ковша.

В чёрном омуте, согретом

Из далёких середин,

Я дышу, питаясь светом

Галактических глубин.

Дочери

Это тёмная доля поэта:

Я всегда то ли здесь, то ли где-то.

Это синие ночи без сна,

Это лучшая в мире весна.

Это вечная дума про дочь,

Это вечная синяя ночь.

Облака в первозданном полёте.

Я живу, мы живём, вы живёте.

Я живу на зелёной земле,

Я лечу у весны на крыле.

И когда пролетаю над домом,

Улыбаясь, киваю знакомым.

В ожидании авто

Едут, едут машины по трассе.

На обочине долго стою,

И меня не на шутку колбасит,

Будто вижу я душу свою.

И в душе грузовые машины

Вырастают, чтоб мерить простор,

И у каждой из тесной кабины

В даль внимательно смотрит шофёр.

Смотрит в дали шофёр невесёлый,

Счёт подробный ведёт тополям,

Всё считает - деревья и сёла,

А потом делит всё пополам.

А когда пополам он разделит,

Позабудет он всю ерунду

И тоску в своём сердце поселит

Или страх, или даже беду,

И постель он в кабине расстелет,

И предастся простому труду.

И колбасит меня, и метелит -

Я ж всё жду, никуда не иду.

Депрессия

Лицо - как будто горькое что скушал,

И - только бы не делать ничего -

Не двигаться, не лезть в чужую душу

Из панциря дрянного своего.

Не знаешь, что бы съесть, противна водка,

О куреве - и думать не моги.

Какой-то хворью мучится серёдка,

Но правильно работают мозги.

Всё внешнее мгновенно утомляет

И раздражает, даже мёд - не мёд.

И сердце не кипит и не пылает,

А словно стало пеплом, но живёт.

И так лежу на дне, не умирая,

Но телом словно съёжившись на треть,

И знаю: Радость, вестница из рая,

Вернётся - стоит лишь перетерпеть.

Радость

Радость - просто ниоткуда,

Радость - просто из меня;

Радость утреннего чуда,

Радость солнечного дня,

Радость терпкая заката,

Радость мятная от звёзд.

Это радость виновата

В том, что мир красив и прост.

Перпендикуляр

Бегут холмы в чешуйках ковыля

По горизонту ласковой земли

За влажные, зелёные поля,

Ещё не потускневшие в пыли.

Зовёт умыться свеже-синий пруд,

Любая тень - как мятный чай вкусна.

И белые акации цветут,

Похожие слегка на облака.

Я еду мимо, не скажу назад

Или вперёд, дорога - Божий дар.

Но как всегда, смотрю во все глаза

На недоступный перпендикуляр.

И хочется всё бросить и сойти,

И, как восторг предощущая риск,

Пуститься по вечернему пути

Сквозь лес, где крепнет комариный писк.

***

Мы погибли в борьбе с комарами

И лежим, дотлевая, во мгле.

А над нами восходят хорами

Победившие нас на Земле.

Нет людей, нет потребности в слове,

Но высок и могуч трубный глас.

Им вот-вот вновь захочется крови

И тогда они вспомнят о нас.

Побег

Предвидя слов обидную тщету,

Я всё ж из них, как из белья гнилого,

Себе канат спасения плету,

И каждое - ведёт к свободе слово.

Опущенный как в омут в горький мир,

Лелею планы вырваться из плена -

Уж если не в зенит, так хоть в надир,

Но только прочь из тряпки гобелена.

Презрев тюремный клеточный режим,

Змеёй скользнуть в разжатую решётку,

Порхнуть туда, куда мы все бежим,

Нырнуть и всплыть, и обнаружить лодку.

Канон

Уходит солнце за дремучий бор,

На берегу реки всё меньше света.

А в голове моей - всё тот же вздор,

И все мои вопросы - без ответа.

Полны лесные глуби полусна,

Как брошенная путником квартира.

Всем мыслям человечьим - грош цена,

И бесполезны - все уловки мира.

И я хочу, я вынужден принять,

Хоть ропщет ум без умолку мятежный:

Всё сущее есть Божья благодать,

Есть то, что хорошо и неизбежно.

Место встречи

Понемногу зарастает

Рана старая горы.

Солнце книгу дней листает,

Стелет травные ковры.

Тихо бьётся сердце луга

Спелым зёрнышком в пыли.

Смоет дождь и слижет вьюга

Всё недоброе с земли.

Слышу вороновы речи,

Не угрозу, а привет.

Для интимной с небом встречи

Лучше места в мире нет.

Противостояние

На дороге, заросшей малиной,

Я прождал целый день без труда,

И плыла по тропе муравьиной

Золотая земли чехарда.

Ты являлась почти неоткуда,

Из шуршащего ветра ветвей,

Из какого-т о русского чуда,

Из-за ели, что дуба левей.

Мы стояли, смотря друг на друга,

И глаза отражали глаза,

И, как солнечный мячик испуга,

Свет летал то вперёд, то назад.

Стаей прыгали резвые блики

Сквозь решётку дрожащих теней.

Темнота проступала на лике,

Но кругом становилось светлей.

Осыпались осины словами,

Ствол к стволу - струнным делался строй.

Может, стали мы там деревами,

Мясо - лубом, а кожа - корой?

Вдруг печаль не имеет значенья?

Нет ни боли в любви, ни тоски?

Только вечная жажда растенья

Вверх из праха просунуть ростки?

Ночная прогулка

Ночью вышел я из дома

Прогуляться по горе.

Где-то летняя солома

Тихо тлела на костре.

Где-то лаяла собака

Сквозь распахнутую дверь,

А вдали, в глубинах мрака,

Брёл сквозь чащу страшный зверь.

Но, почти что без опаски,

Подстрекаемый луной,

Я пошёл навстречу сказке,

В мир, хоть чуточку иной.

Вот иду, Кассиопею

Ясно вижу сквозь очки

И от радости глупею.

А вокруг поют сверчки.

Всё поют. А я шагаю

Этой песне в унисон

И стихи свои слагаю,

И от них впадаю в сон.

Нет во мне стремленья к цели,

Но растёт охота спать.

Я в степи как в колыбели,

И природа мне как мать.

Никаких угроз не чую,

Только тяжесть в голове.

Вот возьму и заночую

Прямо в поле, на траве.

Но ещё не вовсе в дрёму

Впали маятники ног,

И меня тропою к дому

Гонит лёгкий ветерок.

Вот дойду я, выпью чаю

И, валяясь на спине,

Непременно заскучаю

По простору и луне.

***

Очаровательная пустота;

Душа пуста, а значит и чиста,

С неё упала ноша хоть на время,

Она готова превратиться в семя

И, в землю пав, готова дать плода;

Потребны только воздух и вода.

***

Сижу себе, леплю свои горшки,

Но то и дело - на уме импровиз:

Манят ли то тибетские флажки?

Зовёт ли то на зыбкий мост Чюрлёнис?

В краю каких-то белых кораблей,

Где воды моря цвета мармелада,

Никак я не могу пустить корней

И сомневаюсь в том, что это надо.

Ведь если всё ж наладится сюжет,

Попав совсем в иное измеренье,

Вдруг я открою, что меня там нет,

Вернее, что присутствую как тень я?

Дух

Я чую впереди прекрасный хаос

И, обернувшись к ближним, говорю.

Но бездна разрастается из пауз,

И речь моя подобна букварю.

Слова мои - как пух, их ветер сеет;

И то, что прорастает, сеет пух.

Молчание одно надеждой веет -

В нём, чуждый плоти, пребывает дух.

На берегу стоять - так одиноко;

Порой слабеет сердце от тоски,

И, роль пророка отложив до срока,

Ложусь поспать в прибрежные пески.

Друзья мои! И вы, и вы со мною -

Туда, куда глаза мои глядят,

Где в смерче исчезает всё земное

И ничего не видит смелый взгляд.

Поэтический максимум

Как голодные, рвутся на волю,

В стены разума бьются слова

И бегут по тетрадному полю,

И восходят над ним как трава.

Вот отсюда является чудо -

Из глубинки раскрытого рта,

И по ве'тру летит как простуда,

Заселяя пустые места.

Над народом стою как мишень я,

Свой товар предлагая с руки:

Моего языка упражненья

Все должны повторить языки.

Странность

Дышит степь иссопом пряным.

Выстилая поймы днище,

Вдоль реки ползут туманы.

Во'роны ночлега ищут.

На селе шумят собаки.

Хоть луна всё ярче блещет,

Стали странными во мраке

Самые простые вещи.

Вот туман, лежит как манна,

И на ветер - ни намёка.

Я один, но как ни странно,

Мне совсем не одиноко.

Часть третья:

Явления

За сомнамбулой

Пойдём сомнамбуле вослед -

Чего она во мраке ищет -

Любви, спасенья или пищи -

А может, просто туалет?

И вот, сомнамбула стоит

На подоконнике босая,

Легко над пропастью свисая,

И даже с кем-то говорит.

И вдруг из чёрной тишины

Ей кто-то сверху по'дал руку.

И сразу мы забыли скуку,

И тоже стали видеть сны.

И вот, сомнамбуле вослед,

Мы тоже поспешили к звёздам,

К каким-то невозможным гнёздам,

Откуда вылетает свет.

Брошенный сад

Снится во сне

Брошенный сад

Там, где всегда зима.

Розовый снег,

Красный закат,

А на востоке - тьма.

Только вчера

Было не так,

Нынче другая быль.

В небе жара

Реет как стяг,

Ходит волной ковыль.

Жил как привык,

Делал что мог -

Совесть моя чиста.

За воротник

Мне как намёк

Падает снег с куста.

Брошенный сад

Весь, как в стекле,

В каплях замёрзших слёз.

Я виноват,

Греясь в тепле,

В том, что в саду мороз.

Крепкий орешек

Вот и стало тебе всё равно,

И обиды в тебе никакой.

Если что', есть в утеху вино,

Да и хлеб с молоком - под рукой.

Может где-то в душе ты и злой,

И бесспорно кому-то ты враг.

Только слоем ложится на слой

Несмываемый времени лак.

И крепчает твоя скорлупа,

А внутри - замурованный грех.

И уже никакая толпа

Не растопчет столь твёрдый орех.

С петлёй на шее

Сгустилась на горле в удавку

Товарищей чёрная зависть.

Какую вам надобно справку,

Чтоб вы от меня отвязались?

Всё было. Но снова и снова

Смекалка меня выносила -

Случалось, сходил за больного,

Случалось, сходил за дебила.

Бывало, скрывался болотом,

Бывало, скрывался горами -

Теперь вот пришли за расчётом

С верёвкою и с топорами.

Привыкнешь мечтать на досуге,

Валяешься дома как боров,

И вдруг - просыпаешься в круге

Разгневанных вдрызг кредиторов!

Нет, это не грохот оваций -

Все требуют истины хором.

Я пойман. Куда мне деваться?

Займу прихожан разговором:

Товарищи! Бренное тело

Моё вряд ли нужно народу.

Для пользы, для общего дела

Пустите меня на свободу!

Тогда ещё что-то сумею

Прибавить я к общему благу,

Хотя бы какую идею,

Хотя бы какую бумагу!

"Не верим!" - кричат патриоты,

"Не верим!" - кричат либералы.

"Кто с нами не делит заботы,

Тот наши не чтит идеалы.

Он - чуждый, ни тот и ни этот,

Ни нашей, ни вашей закваски.

Наложим мы дружное вето

На все аморальные сказки!

Пора безалаберность эту

Из общества выдернуть с корнем!

Поможем очнуться поэту -

Потянем за петлю, подёрнем!"

Молюсь... И сбывается чудо -

Вторичное в явь пробужденье.

И к окнам спешу я, откуда

Возможно врагов нападенье.

Ночь. Снежно. Могу жить медведем.

Воды есть и пищи запасы.

Но в далях - возмездием бредя,

Вздыхают народные массы.

Кто там?

Я один, сижу в покое,

И отсутствуют враги.

Но внутри меня - такое,

Что хоть за' море беги.

Что такое? Что такое? -

Боже правый, помоги!

Я справляюсь с твёрдой пищей,

Книг поесть даю уму.

Денег есть ещё три тыщи -

Рано думать про суму.

Кто во мне, как в чаще, рыщет?

Что там надобно ему?!

Как проснувшийся во гробе,

Кто-то рвётся выйти прочь.

Придушить его в утробе?

Или всё-таки помочь?

То в поту я, то в ознобе -

Страхом мучаюсь всю ночь.

Кто она, поспешность эта,

Или что она, в груди

Тёмной жаждущая света,

Говорящая "Иди,

Не сиди, ищи ответа -

Лучший подвиг впереди"?

Скоро-скоро будет лето.

Быть теплу, цвести цветам.

Будут птицы до рассвета

Петь, порхая по кустам.

Кто же там, внутри скелета?

Боже правый, кто же там?

Мышь внутри

Не мышь ли в голове елозит?

Не жрёт ли мыслей острова?

Не оттого ли глупой прозе

Подобны рифмы и слова?

Ведь пожалеешь тварь-соседку

За вечно беспокойный нрав,

За злое рвение к объедку,

И вот - окажешься неправ.

Размножится, нарушив меру,

Начнёт наглеть от тесноты

И ночью - через рот, к примеру -

В тебя войдёт, и ты - не ты.

В твоём уме - большая убыль

Тогда, как должен быть прирост,

И что-то там щекочет зубы,

Отхаркаешься, смотришь - хвост!

Ужасная битва

Мышь жестокая большая

Ночью бродит по столам,

Всё на свете разрушая.

Разгрызая пополам.

Нынче странное затишье -

Неужели буре быть?

Если встречу эту мышь я,

То смогу ли я убить?

Слаб я стал и малодушен...

В хате, где ни зги огня,

Вдруг навалится всей тушей

И раздавит мышь меня?

Страшно, душно. Как-то глупо

Жизнь кончается моя.

Вот найдут два хладных трупа.

Рядом с мышкой - это я.

Мы схватились, мы сцепились

Изо всех последних сил -

Оба жизни мы лишились.

Но никто не отступил.

И лежим мы не кроватке,

Как Адамы голышом,

Два врага, погибших в схватке,

Два героя, - мы с мышом.

Люди в непреклонных годах

Два человека в непреклонных годах

Пьют коньячок на Патриарших прудах.

Их дни и годы протекали в трудах,

Зато теперь они на вольных хлебах.

Кругом на лавочках сидят богачи,

Они хорошие имеют харчи,

Они не лечатся приёмом мочи,

Их лечат жадные и злые врачи.

А на газончиках лежит голытьба,

Они не могут скинуть сильных с горба,

Они не знают, что такое борьба,

Их ежедневно обижает судьба.

Два человека поднимают глаза,

В них коньячком растворены тормоза,

Их совесть сделалась чиста как слеза,

Они глядят, кому бы выдать раза.

Один, за пуговицу взяв богача,

Ему по морде ударяет с плеча;

Второй бросается в атаку, крича;

И трус решительно даёт стрекача.

Тогда с ужасной и тупой голытьбой

Они вступают в утешительный бой;

Один босяк - уже с разбитой губой,

И всех святых зовёт на помощь другой.

Вот полицаи целой шоблой бегут,

Дубинки толстые с собою несут

И начинают свой неправедный суд -

Спаси нас, Господи, от этих иуд!

Два человека в непреклонных годах,

Каких не сыщешь в этих скудных стадах,

Блестя улыбками в густых бородах,

Сражаясь, медленно ложатся во прах.

И вот уже они сидят в КПЗ,

Как в обезьяннике сидят шимпанзе,

И нет у них, чтоб похмелиться НЗ,

И что случится с ними дальше - ХЗ!

Вот вам истории печальный финал:

Фемида слепо пустит в ход арсенал -

Но точно уж она пришьёт криминал

Тому, кто в пах её гвардейцев пинал.

И всё же люди в непреклонных годах

Ещё встречаются в больших городах,

И, если правда прорастает сквозь страх,

То, разумеется, у них на устах.

Они - прекрасные свободы сыны,

И нет ни в чём у них пред нами вины,

И в годы мира, как и в годы войны,

Мы этим людям поклоняться должны.

Памяти Пушкина

Гости съезжались на дачу,

В небе царила луна.

Вдруг оказалось, я плачу,

Вдруг заболела спина.

Вдруг уронили портьеры,

Вдруг загорелся партер.

Вдруг из неведомой terrы

Выплыл с посланьем курьер.

Вот он письмо Вам вручает.

Вот Вы прочли до конца.

Слёзы горячие в чае

Тонут, стекая с лица.

О, как же мне неудобно!

Как же приятно мне вдруг!

Чую я долею лобной

Рока трагический стук.

***

Из холодильника упала

Большая тёплая слеза.

Кусок расплавленного сала

Мне вдруг попался на глаза.

Его я к с сердцу приложила,

Баюкать стала и ласкать.

На лбу моём большая жила

Вдруг сразу начала вспухать.

Тогда я бросила занятье,

Чтоб урезонить кровоток,

Надела свадебное платье,

Воткнула в волосы цветок,

Пришла на кладбище и села

На перекрёстке двух могил.

Всходило солнце, птица пела,

И целый мир прекрасен был.

Воспоминания роковой красотки

В каком году не помню это было,

Но я любила Иегудиила.

Добавлю, что и Иегудиил

Меня в ответ что было сил любил.

Но вдруг я полюбила Гавриила

И Иегудиилу изменила.

И Гавриила Иегудиил

Ножом в порыве ревности убил.

И вот, могила - дом для Гавриила,

Тюрьма же - дом для Иегудиила.

Но я не горевала, ибо был

Тогда мне мил уже один Кирилл.

Просто земля

В тленном мире нет опоры,

Все опоры - сплошь из плоти -

Горя море, страха горы,

Труд и блуд в кровавом поте.

Как сочащуюся грушу,

Ты к губам подносишь тело,

Но уже, утратив душу,

Тело сдулось, почернело.

Ничего уже не надо,

Ничего уже не снится -

Нет ни косточек, ни смрада -

Только чёрная землица.

Часы

Прохладный ветер над сухой землёй,

Чредой голов склоняются бурьяны.

Котом ленивым отступает зной,

Не дотянув полшага до нирваны.

Так, кажется, вот-вот придёт экстаз

И шелухой падёт стена событий;

Но Кто-то разворачивает нас,

И мы скользим по замкнутой орбите.

И мы живём букашками в часах,

Стараемся отстать и спать в сторонке;

Но прямо в облюбованных местах

Нас с лёгким скрипом давят шестерёнки.

Как выйти, чтоб увидеть свет другой? -

Вот тема, чтоб обдумать на досуге.

А ветер изгибается дугой

И веселится, хлопоча на круге.

Безголовый продавец

В 1939-ом году,

Проходя по ничем не примечательной улице

Одного из европейских городов,

Я наблюдал явление

Человека без головы.

Он тихо вышел из-за палатки,

В которой продавались фрукты,

И стал поправлять товар,

Вероятно, на ощупь.

Хоть и без головы, он был на го'лову выше меня,

В плечах - никак не менее метра,

А на месте шеи из трапециевидного торса

Выглядывала обрубленная кость

С небольшим наплывом запёкшейся крови.

Человек этот до пояса был гол,

А снизу - одет в грубые штаны

И тяжёлые сапоги с закатанными голенищами.

Странно, но я не запомнил его рук,

Словно их тоже не было,

Хотя он довольно ловко орудовал ими,

Перебирая плоды и поправляя ценники.

Я вспомнил про петуха,

Который жил ещё несколько месяцев

После того, как ему отрубили голову.

Кормили его через шею,

По временам отсасывая оттуда слизь.

Наверное и этот человек

Живёт подобным способом

И зарабатывает на жизнь,

Продолжая торговать.

Мне захотелось помочь ему,

Может быть, что-нибудь купить.

Но он, заслышав приближающиеся шаги,

Скромно удалился за палатку.

Вероятно, хозяева не велели ему

Смущать покупателей.

Им предоставлялось самим забрать товар

И оставить указанную сумму.

По мере того, как я подходил, спускаясь с горы,

Стремительно темнело

И фрукты на прилавке таинственного продавца

Становились неразличимыми.

Я понял, что, в сущности,

Мне здесь ничего не нужно,

И прошёл мимо, не оглядываясь,

Или - развернулся

И стал подниматься назад,

По восходящему тротуару.

Покупатели смерти

Мне снились какие-то люди,

Они покупали лекарства

В блестящей стеклянной посуде,

И тут начинались мытарства.

И тут начинались мытарства

Тяжёлого жаркого лета.

Они покупали лекарства

И пили, и пили всё это.

И долго они умирали,

Повсюду на улицах лёжа,

И цвета травы и печали

Была их зелёная кожа.

Ручей печали

"Моим стихам, как драгоценным винам..."

М.И. Цветаева

В лесу течёт ручей ликёра

Другим ручьям наперерез.

Попробуй и узнаешь скоро,

Что в том ручье течёт шартрез.

Не зря течёт ручей старинный,

В нём заключилась тьма идей.

Он в честь Цветаевой Марины

Проложен для лихих людей.

И если Вы придёте в гости

Однажды утром в этот лес,

Сперва подумайте о тосте,

Чем просто так лакать шартрез.

Стих

Я пришёл на свидание с лесом,

На поляны покоя и мха,

И слежу не спеша за процессом

Прорастания в небо стиха.

Из травы, из забытого хлама,

Из молчания в лес глубиной -

Тёмный стих поднимается прямо,

Опираясь на стебель грибной.

И серьёзные умные дети

Смотрят с неба сквозь тлеющий мрак,

Как, живьём появляясь на свете,

Разжимается стих как кулак.

Глаголы и стих

Вот мне пришло письмо из школы:

"Ты здесь забыл свои глаголы".

Я не забыл, а бросил их,

Когда в окно увидел стих.

"Но жечь сердца - глагол ведь нужен?

Возьми хотя бы пару дюжин..."

Нет, - я ответил, - чепуха! -

Предпочитаю взлёт стиха.

"Но вот дракон - ведь он летает

И жжёт..." - А мне стиха хватает.

Вот - я на фото со стихом,

А вот - на нём сижу верхом.

Слоны

Ни суда, ни труда, ни вины, ни войны -

В бездну сброшено с плеч всё тяжёлое.

И идут, и идут вереницей слоны,

Как огромные дети, весёлые.

И идут, и идут, а прошли уж века,

И подумываю о жирафе я,

И слоны не видны, лишь одни облака,

И осталась одна фотография.

Это Африка? Или какие-то сны

Мне упрямо морочат сознание?

И идут, и идут, поднимаясь, слоны

И, спускаясь, идут. И на грани я

Понимания и ощущения, что

Это вовсе не для понимания.

Я считаю "четырнадцать, семьдесят, сто..."

И теряю остатки внимания.

И теряю себя, и теряю слонов,

Погружаясь в какую-то патоку,

Без вершин, без углов, без солидных основ,

Позабывши про милую Африку.

***

Россия - родина изысканных слонов,

Где всё теряется в величии безмерном,

Где всякий шаг как исключенье нов,

И потому бывает редко верным.

Но верен твой отчаянный прищур,

Когда строчишь ты в цель из пулемёта;

И пусть твой лоб обыкновенно хмур -

Вдруг покрывалом падает забота

С лучащегося радостью лица,

Когда, своим пренебрегая весом,

Взлетаешь ты с усердием птенца,

Хотящего возвыситься над лесом.

И замирают, глядя в тишину,

Сверчки и осы. Густо пахнет летом

Земля. И тёмных весей глубину

Прохватывает всю нездешним светом.

Летающий тюлень

В окно моё тюлень влетел -

В меня он метил, съесть хотел.

Но вышла трусость и промашка -

Лежит меж рам, вздыхает тяжко.

Не знаю, как и почему -

Щенок туда попал к нему.

Он отдыхал, глазами хлопал,

Затем набросился и слопал.

Я был допрошен злым судом:

Зачем пустил тюленя в дом?

Зачем тюлень похож на гуся?

Насели - думал, не спасуся!

Но отпустили. И домой

Вернулся. Где ж тюленьчик мой?

Зато - уж вырос из пелёнок

В моём пространстве журавлёнок,

И вот уж на моём окне

С моею дочкою оне

Гуляют, рассуждают здраво

О том, на что имеют право.

Летают по' небу орлы,

И журавли кричат "курлы".

А он от своего народа

Отстал, чужда ему свобода.

Дожди, и осень настаёт.

Четыре месяца живёт

На кухне, пьёт из крана воду

И не стремится на свободу.

Но опасаюсь каждый день,

Что и его сожрёт тюлень.

К тому ж, меня забота гложет

О том, что дочь свалиться может,

Хотя этаж у нас второй.

И так страшне'нько мне порой,

Что, собеседуя с соседом,

Всю жизнь свою кромешным бредом

Зову без тени хвастовства.

Как мне достигнуть естества?

Как мне из сказки бесполезной

Сбежать к обычности любезной?

Лярвы

Я осознал, в чём трудности сокрыты

Движения к новейшим берегам:

На нас висят гроздями паразиты

И не дают прорыва сделать нам.

И, словно перемазанные тестом,

Не видящие цели и пути,

Мы всё же, вдохновлённые протестом,

Пытаемся хотя бы доползти.

От знания, что дважды два - четыре,

Нас грызть не перестанет смерти страх.

Чем старше мы, тем тяжелее гири

Сомнений - на руках и на ногах.

И чем надменней выплеск нашей воли,

Чем яростней размах земной мечты,

Тем слаще для бесовской мелкой моли

Изнанка нашей скудной правоты.

И лишь когда идёте под удар вы,

Корысть утратив, из любви к другим,

С лица коростой опадают лярвы

И горечь испаряется как дым.

Крюк

Такое острое вчера,

Теперь - такое же тупое.

Разумно жертвуя собою,

Точу для драки крюк ребра.

Велик соблазн войти в пике.

Я умереть в бою мечтаю:

Что', если одному на стаю

Наброситься с крюком в руке?

Есть шанс открыть заветный люк,

Усердно избивая стены.

Я стар поить песок арены,

Но крови просит жадный крюк.

Тяга

Вдруг вакуум вступил в игру,

И кверху появилась тяга.

Я взмыл как лёгкая бумага

И в потолке заткнул дыру.

И вот крестом болтаюсь, как

Воздушный шар под люком танка;

А на спине растёт синяк,

Но это космос, а не банка.

Смотрю, а люди там, внизу,

Совсем не чувствуют утечки,

И страха - ни в одном глазу -

Пасутся мирно, как овечки.

Они - тяжелые, а я...

Вцепиться, прихватить с собою

Хотя бы женщину?.. Пустое.

Вот именно. Судьба моя

Предрешена. А их туда,

Похоже, вовсе и не тянет.

Пока терплю, а хуже станет -

Уйду в пространство навсегда.

Вот кто-то держится за нить,

Ему на мне лететь охота -

Но разве правильно кого-то

Отсюда в вакуум тащить?

Паразит

Не рискую выходить я наружу -

Вдруг я что-нибудь не то обнаружу?

Вдруг там что-нибудь не так, а иначе? -

Не могу я быть уверен в удаче.

Не желаю открывать я калитку,

Стану лучше я похож на улитку.

Мне свернуться бы подобно комочку,

А ещё прекрасней - впасть вовсе в точку.

Вот я в точечку впаду и не выду,

И не дамся никому я в обиду.

Я давно бы бросил здесь всё земное,

Но пугает измеренье иное.

Вдруг там тоже всё не так, как мне надо?

Вдруг там сунут под меня пекло ада?

Не хочу я роль играть в этой драме,

Лучше буду жить в кишке меж мирами.

Ой, ты чёрная дыра! Вот же место!

Превращаюсь не спеша просто в тесто.

Ни размера у меня и ни формы -

Наконец-то я довёл всё до нормы.

История точки

У Нуля возникла дочка,

И её назвали Точка.

Точку сдали в детский сад,

Это был кромешный ад.

Дети очень злыми были,

Точку бедную дразнили:

Мол, ты даже не скелет,

Мол, тебя и вовсе нет.

Ведь у точек - вот в чём дело -

Нету никакого тела.

Как тут быть? Не жизнь, а жесть.

Точка им: Но я ведь есть -

Вы спросите друг у друга,

Что такое центр круга.

Дети Точке: Мы в кругу,

Видим сектор и дугу,

А тебя в упор не видим -

Плюнем и из круга выйдем.

Точка плачет: Где лучи

Сходятся... А ей: Молчи,

Меж лучами - угол это,

А тебя в природе нету.

Точка, всё приняв всерьёз,

От обиды и от слёз

Стала очень волноваться,

Надуваться и взрываться.

Наконец, себя губя,

Точка вышла из себя.

Так - как это ни печально -

Всё возникло, всё - буквально.

Серп и молот

За компьютером сидящий,

Человек, вперёд смотрящий,

Что ты видишь в том окошке?

Что увидишь - в том и знак.

Эта вот смешная штучка,

Красненькая закорючка,

Вдруг поднимется на ножки

И пойдёт, задравши флаг.

Я взглянул, напившись браги:

Что за хрень на этом стяге?

Это маленькая лодка

Вместе с парусом над ней.

В этой лодке человечки

По подземной тёмной речке

С гордым видом проплывают

Мимо стенок и камней.

Кто там водится во мраке?

Всё какие-то собаки

Или кошки или птицы -

В общем, множество зверей.

Все они меня встречают,

Мне бессмертие вручают

И ключи'ще золотое

От неведомых дверей.

Кем же я отныне стану,

Провалившись в бездну спьяну?

То ли молотом разящим,

То ли режущим серпом...

Лучше стать бы мне букашкой,

C долей ми'зерной и тяжкой,

Пусть лядащей, но летящей

По-над травкой с ветерком!

Двоякая птица

Сыро, зябко, кроны голые,

Беспросветны облака.

Время очень невесёлое

Без хорошего глотка.

Выпьешь, а взамен решения

Налетит сомнений полк.

Страшно продолжать движение

В лес, где виден серый волк.

Но с животным этим сказочным

Мы - некровная родня.

Монстр выглядит порядочным

И ему не до меня.

И, гуляя здесь украдкою,

Обретаю что искал -

Вдохновенья ноту краткую,

А не хищника оскал.

Не спеша пивной водицею

Наливаюсь как пузырь,

И душа двоякой птицею

Воспаряет вглубь и вширь.

Карпы

Вот, как в коричневом бальзаме,

Я пребываю в пряном сне,

И карпы с красными глазами

Из прошлой жизни снятся мне.

Москва - орех, и на кварталы

Её поделено ядро,

В ней, сотрясая пьедесталы,

Жужжит подспудное метро.

И в каждой лунке, в каждой ямке,

В подземной полости, в щели -

Невинных спрятаны останки

И затаённые рубли.

И я, простой любитель кладов,

Брожу среди гранитных глыб

И созерцаю дивных гадов,

И наблюдаю хищных рыб.

А за стеклянными дверями,

Где белый кафель и уют,

Украшенные волдырями,

Чумные чудища живут.

Но - чу! в пространстве наважденье,

Волной идёт какой-то гул -

Как будто от водоснабженья

Сантехник вентиль отвернул.

И вот доходит мне до паха

Уже безумия поток,

И горлом, высохшим от страха,

Я жадный делаю глоток

И сразу в тёмное забвенье

Впадаю, как в нечистый пруд...

Но через час или мгновенье -

И сам я здесь и жабры тут.

Не знаю, чьими я руками

Отловлен и внедрён в садок,

Но братья скользкими боками

Меня толкают в скользкий бок.

Крокодил

В этом мире, милом-милом,

Над которым всходит дым,

Сильно пахнет крокодилом,

Крокодилом молодым.

Сильно пахнет крокодилом,

Крокодилом молодым!

Он такой большой и красный,

С очень умной головой -

Неиспытанно прекрасный,

Неизведанно живой.

Неиспытанно прекрасный,

Неизведанно живой!

Он бежит, а не хромает,

Он летит, а не ползёт -

Он всем людям помогает

В лучший мир начать полёт.

Он всем людям помогает

В лучший мир начать полёт!

Жизнь стои'т

Дело, видите ли, в том,

Что желания сбываются.

Жизнь на берегу крутом

Ждёт, стоит, не обрывается.

Можно повернуть назад

Запылённые сандалии

И найти заветный клад,

И влюбиться, и так далее.

Можно что-то вроде крыл

Отрастить себе в забвении.

Поглядят и скажут: "Взмыл!"

И застынут в изумлении.

Жизнь стоит. Душа летит,

Ведь она от Бога лётчица -

Поднимается в зенит,

Здесь ей быть уже не хочется.

Белогорские феномены Леонид Машинский

Оставить комментарий © Copyright Машинский Леонид Александрович (mashinskiyla@yandex.ru) Размещен: 03/09/2016, изменен: 03/09/2016. 103k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Настоящая книга - попытка подойти к самому себе как к объекту, можно сказать, "с научной точки зрения" постараться систематически описать то, что происходит с человеком, стремившимся с детских лет к свободе и покою для творчества и наконец получившим всё это почти в полной мере. Каждый читатель при этом самостоятельно может вынести себе мнение, насколько успешно идёт этот "эксперимент".

Машинский Леонид Александрович : другие произведения.

Белогорские феномены