В пятый год правления Планетой его Всеярчайшим Осветительством Архипротоном Электронным в городе Мамбры появился некий Тингерпингер. Все сходились во мнении, что он стал бы превосходным проповедником, если бы не был от рождения немым. Сам Тингерпингер тоже так считал и потому однажды отправился к Целителю, жившему на вершине Самой Высокой Горы. Неизвестно, что Целитель с ним сделал, но вернулся Тингерпингер с Горы обретшим дар слова.

И тут многие подумали, что уж лучше бы он этого дара не обретал, ибо, хотя он и говорил теперь безукоризненно правильно, но был у него один странный дефект: произнося даже самые длинные и сложные фразы, он тут же проговаривал их задом наперёд, из конца в начало. И ничего не мог с собой поделать.

Легко догадаться, что его проповеди действовали на слушателей очень утомляюще, хотя и были они во всех отношениях превосходны, ибо Тингерпингер был действительно великим мастером слова.

Как только ни пытались его лечить! Применяли и грипноз, и вдушение, и самовдушение, и электрохрюк, ему даже удалили аппендикс, но и это не помогло. Экстрасенсы снимали с него порчу, сглаз, снос, срот и сухо и мокро, отрубали ему энергетические хвосты, руки, ноги и головы, затыкали ему одни энергетические дыры и протыкали другие, давали ему приворотные зелья, неизменно оказывавшиеся выворотными, но ничего не помогало. Ничто не могло избавить несчастного Тингерпингера от странного недуга. В конце концов на него все махнули рукой, и с тех пор стал Тингерпингер зваться Перевёртышем, ибо мог перевернуть даже самую длинную и запутанную фразу.

Свободное от проповедей время Тингерпингер любил проводить в кабачке “Глистяная жбанка короля Гавдоса”, куда иногда наведывался и сам Всеярчайший Архипротон Электронный, правитель Планеты.

Другими постоянными посетителями сего почтенного заведения были три весьма примечательные особы - слепая ясновидящая, глухая яснослышащая и немая ясноговорящая, которых одни считали ведьмами, а другие - святыми. Иногда к ним присоединялась ещё шизофреничка-яснодумающая, которая, впрочем, большую часть времени проводила в некоем особом заведении, в обществе других таких же яснодумающих, как и она сама. В кабаке она всегда сидела неподалёку от входа и собирала милостыню.

В соседнем углу один молодой человек обветшалой наружности продавал спелую глюкву. Напротив собирались на всенощные бдения за столом, полным вин и закусок, правоверные лабуддисты. По соседству с ними собирались мрачные личности с угрюмыми лицами и горящим взором - заговорщики, разрабатывающие планы свержения Всеярчайшего Архипротона. Сам Архипротон сидел обычно за отдельным столиком в углу вместе с очередной дамой своего сердца.

В центре огромного закопченного зала встречались представители местной творческой интеллигенции - писатели, поэты, художники, композиторы и философы.

Кроме того, в кабаке собирались солдаты, купцы, путешественники, беглые каторжники, крестьяне, музыканты, воры, чиновники, матросы, убийцы и прокажённые.

В день, с которого мы начинаем наше повествование, кабак был переполнен. В зале стоял неумолчный гвалт, а немая ясноговорящая в своём углу громко декламировала грандиозную эпическую поэму под названием “Канопа”, которую сочинил один инопланетный рифмоплёт и которую увидела сегодня ночью во сне слепая ясновидящая.

Несколько лет назад на слепую ясновидящую упал атмосферный столб, после чего она и ослепла, а заодно заговорила на восемнадцати языках, которых раньше не знала и четырнадцати из которых на Планете не существовало.

Внезапно слепая ясновидящая, которую, кстати, звали Дрибальдрой, впала в транс, а выпав из него, свалилась со стула. Дико вращая глазами, она закричала не своим голосом:

- Я видела его! Тингерпингер! Он идёт сюда!

- Для того чтобы его увидеть, не нужно впадать в транс, - усмехнулась немая ясноговорящая по имени Карапундра. - Я, например, вижу его в окно. Он идёт сюда, это точно.

Действительно, в этот момент дверь отворилась, и в “Глистяную жбанку короля Гавдоса” вошёл Тингерпингер-Перевёртыш.

Он купил у обветшавшего парня килочпок глюквы - ведь, как ты знаешь, вес глюквы измеряется в килочпоках, потому что она, если её проглотить, так чпокает по мозгам, что глаза лезут на лоб. Итак, Тингерпингер купил килочпок глюквы и громко сказал:

- Всем привет! Привет всем!

В центре зала, где собиралась творческая интеллигенция, произошло движение.

- Я обязательно напишу его портрет! - разглядывая Тингерпингера, заявил художник Мудрильо. - Его среднее ухо необычайно выразительно.

- А я напишу в его честь оду, - добавил поэт Шекспирд.

- А я - симфонию, - присоединился к ним композитор Бух.

- Вы видели, какую статую вылепил с него Пидий? - спросил Андропукциус Хнос. - Статуя великолепна, в ней не хватает лишь самой малости: у Тингерпингера отсутствует рот! Какая злая насмешка!

Вся творческая интеллигенция разразилась громовым хохотом.

- Пидий-то, конечно, говорил, что просто забыл про рот, - продолжал Хнос, - но мы-то с вами знаем, что лучшего способа посмеяться над этим горе-проповедником просто не найти!

- Мне пора домой, - заторопилась глухая яснослышащая, предчувствуя, что Тингерпингер явился сюда, чтобы разразиться очередной проповедью.

- Постой, моя милая Пузындра! - закричал ей Тингерпингер. - Пузындра милая моя, постой! Я кое-что хочу вам всем сказать! Сказать всем вам хочу кое-что я!

Андропукциус Хнос обречённо закатил глаза.

- Этому человеку на самом деле надо было родиться без рта, - пробормотал он.

Тингерпингер проглотил полкилочпока глюквы и покачнулся - так сильно она чпокнула его по мозгам.

Архипротон Электронный задумчиво глядел на него.

- Надо написать о нём трактат, - сказал он наконец своему старому другу маркизу Нуксияндиру.

- И заставить его самого декламировать этот трактат, - добавил Нуксияндир.

- Но только не здесь! - хлопая ресницами и томно закатывая глаза, проговорила герцогиня Манальда Угропская, очередная невеста Архипротона.

- И не вслух, - произнёс правитель Планеты.

Между тем Тингерпингер влез на стул, чтобы его было видно отовсюду, и широко раскинул руки.

- Друзья мои! - закричал он. - Мои друзья! Мы с вами живём в удивительное время! Время удивительное в живём с вами мы! Наши потомки будут нам завидовать! Завидовать нам будут потомки наши! У нас расцветают искусства, науки, ремёсла! Ремёсла, науки, искусства расцветают у нас! Окаянные халдубалдеи убрались в свои халдубалдейские степи! Степи халдубалдейские в свои убрались халдубалдеи окаянные! Его премногое фотонство великий Всеярчайший Архипротон Электронный осветил диковинным светом всю нашу Планету! Планету нашу всю светом диковинным осветил Электронный Архипротон Всеярчайший великий фотонство премногое его! Он великий учёный, философ и защитник правоверного лабуддизма! Лабуддизма правоверного защитник и философ, учёный великий он!..

- Как он меня утомляет! - досадливо пробормотал Архипротон.

В этот момент речь Тингерпингера прервала начавшаяся между объевшимися глюквы матросами драка, в ходе которой в качестве защитно-наступательных (а может, наступательно-защитных?) орудий к делу были привлечены тарелки, кружки, бутылки, стулья, скамьи и столы. Внезапно возникшая драка так же внезапно прекратилась, и Тингерпингер продолжил свою речь, которую, однако, почти никто не слушал.

Через несколько минут входная дверь с треском распахнулась, и в кабак, с трудом протолкав свои телеса в дверной проём, ввалилась Шекспирдячка, жена поэта Шекспирда. Она заорала на своего мужа, легко перекрикивая Тингерпингера:

- Хватит тебе глушить глюкву, несчастный! Где ты всё шатаешься? Пошли-ка быстрее домой, тебя давно уже ждёт твоя дочь Шекспирдушка!

- Мадам, радикальные методы нынче не в моде, - заметил ей композитор Перлиоз, всем известный либерал.

- Может быть, но на моего дурня-муженька они действуют лучше всего! - проорала в ответ Шекспирдячка.

- Ваш муж - гений! - воскликнул драматург и философ Вольер, в своё время разгневавший своими творениями короля Блюдовика Четырнадцатого и вызывавший тошноту у короля Блюдовика Пятнадцатого, за что пользовался авторитетом у революционеров и террористов всех видов.

- Я знаю! - коротко ответила Шекспирдячка и вытолкала мужа за дверь, бросив монетку в шапку сидящей у входа шизофреничке-яснодумающей.

За столиком заговорщиков, мрачных людей в чёрных одеждах, царило оживление. Один из заговорщиков, Хлорохром Гап, развернул лист бумаги размером с пол-Планеты, на котором был начерчен какой-то план, и разложил его на столе перед своими соратниками. Все склонились над ним.

- Это план “Глистяной жбанки”, - хриплым голосом прошептал Гап. - Вот это, - он ткнул толстым пальцем в чертёж, - наш стол. А вот это, - он ткнул в другое место, - стол Архипротона. А вот отсюда, - он залез под стол, - мы начнём копать подземный ход.

- Да-а, - задумчиво проговорил другой заговорщик, граф Долбон Дрыкский, - провести подземный ход отсюда до стола Архипротона не так-то просто. На это уйдёт много времени.

- Мы должны соблюдать строжайшую конспирацию, - сказал Гап. - Надеюсь, это всем ясно?

Все заговорщики дружно закивали головами.

- А, бв, где ёж Зик? - спросила вдруг Анапындра, шизофреничка-яснодумающая и, наслаждаясь всеобщим недоумением, продолжала: - Лом, но прост. Уф! Хоцечешь? - спросила она у Вольера и поднесла палец к губам: - Щ-щ! - тут она задумалась: - ы... э... ю... Я!!! - вдруг взвизгнула она во всю мочь и с такой силой ударила себя кулаком в грудь, что полетела со стула.

- Это единственное, что ты сказала умного за последнее время! - с досадой проговорил Хнос.

- К оружию! - раздался вдруг громоподобный вопль. Это кричал прославленный полководец Блеонид, несколько лет назад разбивший войско халдубалдеев при Дермопилах. - К оружию! Отечество в опасности!

- Да? - заинтересовался Гап. - И кто ему угрожает?

- Кому? - удивился Блеонид.

- Отечеству, - напомнил Гап.

- Ему никто не угрожает. Оно просто в опасности.

- В какой? - допытывался Гап.

- В большой. Нашего Всеярчайшего Архипротона собираются свергнуть с престола.

- Кто?! - изумился Гап.

- Вы.

- Что вы! И не собирался.

- Это правда?

- Истинная правда.

- Слава Лабудришне! - с облегчением вздохнул Блеонид. - Вы меня успокоили.

Он сел за стол и потребовал пива.

В этот момент входная дверь распахнулась, и на пороге появился полговник Гассс Мендавий, одетый в парадный шмундир.

- У него пыздря! - вдруг крикнул кто-то. - Он принёс пыздрю!

Все обернулись к полговнику. В руках у него действительно была пыздря.

- Немедленно вышвырните его отсюда! - сказал Архипротон Нуксияндиру. - Пока у него не начался пыздрительный процесс! Когда у военных начинается пыздрительный процесс, хуже этого ничего быть не может.

- Поздно, - ответил Нуксияндир. - Пыздрительный процесс у него уже начался.

Архипротон вздохнул и стал рассказывать герцогине Манальде Угропской о том, как он написал свой первый трактат. Но тут к нему подполз старый архилабуддископ Автосрон Докембрийский.

- О великий факел негасимой веры правоверной! - затянул он дрожащим голосом. - Обращаюсь к тебе, всемилостивому многомудрию, осветившему светом ярким сию юдоль, ибо не стало больше у нас, правоверных лабуддистов, овечек невинных...

- Опять ты! - воскликнул Архипротон, вскакивая. - Говори быстрее, в чём дело, и убирайся вон!

- Так я и говорю: обращаюсь к тебе, всемилостивому...

- Я слышал! - завопил Архипротон. - Дальше!

- А дальше - не стало больше у нас, правоверных лабуддистов, овечек невинных, покоя, ибо великий герцог Хвандран потерял своё кольцо о семи бриллиантах и с горя перевебрил половину населения своего герцогства, включая и собственную дочь! А ещё пообещал завтра перевебрить всех остальных, если кольцо не найдётся. Совсем забыл окаянный язычник веру отцов своих! Да разверзнутся на него силы Лабудды, да погребут его пучины морские великославносущего Мумзы, да сокроют его навеки благодеяния матерей небесного Крынгры, да разнесут его по всем углам Планеты ветры великого Лабудишны, да прольётся ему на голову ведро тухлой воды в квартале Дрюк, да сотрёт его в грых наместник великого Лабудамы, да превратится он в сосла икающего, да подавится он сряклой...

Тут Архипротон представил себе, как Хвандран-сосёл, икая, давится сряклой, и ему стало дурно.

- Пошёл вон! - заорал он, покраснев, как варёный срак.

Автосрон Докембрийский уполз.

- Я вижу! - страшным голосом воскликнул вдруг предсказатель Надавамус. - Я вижу!

Все повернулись к нему.

- Я вижу! Тайны будущего открываются мне! Трепещите! - зловеще завывал Надавамус, вскидывая к потолку трясущуюся руку. - Несчастные! Наступит час возмездия!

- Да что же ты видишь? - нетерпеливо прервали его посетители кабачка, испуганные и взволнованные его словами.

Надавамус долго не мог успокоиться, что-то бормоча под нос, в ужасе вращая глазами и грозя потолку кулаком.

Наконец, успокоившись, он безразлично пожал плечами и произнёс:

- Завтра Хвандран перевебрит оставшихся жителей своего герцогства.

Все шумно вздохнули, и напряжение спало.

- Не страшно! - воскликнул Тингерпингер. - Страшно не! Пусть только попробует явиться сюда! Сюда явиться попробует только пусть! Мы надерём ему уши! Уши ему надерём мы!

Все, громко крича, выразили своё согласие и опрокинули за это в глотки по кружке. Некоторым это далось с трудом, потому что кружки были жёсткие и невкусные.

Тихо помолчав, Хлорохром Гап сказал своим сообщникам:

- Нам нужно торопиться.

Он заглянул под стол. Там уже была вырыта глубокая яма, на дне которой с лопатой сидел Долбон Дрыкский.

- Торопись! - сказал ему Гап.

- Я и так тороплюсь, - ответил ему Долбон.

- Торопись торопливее!

Тут на стол вскочил император Наполевонь.

- Дайте мне глюквы, - завопил он, - и я пойду сражаться с Хвандраном!

Он проглотил изрядную дозу глюквы и, бросив шизофреничке-яснодумающей монетку, выскочил на улицу, но пошёл не сражаться с Хвандраном, а в соседний кабак за новой порцией глюквы.

На следующий день, когда Архипротон и Манальда Угропская завтракали за своим столом, в “Глистяную жбанку” под руку вошли Аблександр Закидонский, победитель битвы при Оксидраках, и маркиза Анаганда Манагандская, бывшая невеста Архипротона. Увидев правителя Планеты, Ана-Мана, как звали её близкие друзья, чуть не упала в обморок, и былая страсть к Архипротону снова проснулась в ней.

Аблександр же Закидонский обрадовался Архипротону так, что чуть не проглотил все зубы, потому что не видел его Всеярчайшего Осветительства более тридцати трёх балбенд по местному времени. Он бросился к Архипротону и с воплями стал трясти его руку, из которой выпали ложка, ножка, кошка, вилка, пилка и соусница.

- Я выиграл бой при Оксидраках! - радостно кричал Аблександр. - Теперь пришло время спасать Планету!

- Почему? - удивился Архипротон.

- Но ведь так написано в нашей книге книг, великой Шырпырле, которую ты сам и написал.

- Спасти Планету мы всегда успеем, - отмахнулся Архипротон.

- Что это тут у вас скребётся под полом? - прислушавшись, спросил Аблександр.

Архипротон пожал плечами.

- Наверное, мышь.

- Мышь! - завизжала Манальда Угропская и, подхватив свои бюбки, взлетела на стол.

- Это всё ерунда! - беспечно сказал Аблександр. - В честь моей славной победы нам нужно выпить!

Одним движением руки смахнув со стола его Всеярчайшего Осветительства изысканные вина, бесчисленные яства и Манальду Угропскую, он достал из своего дорожного рюкзака бутыль с мутной брагой, сушёный одурец и две варёных бельмени.

Тем временем Шекспирд влез на стол и стал декламировать свое новое стихотворение, называвшееся “Ода Лабудде”:

- “Пришёл Лабудда в грозный час,

В час тёмный он пришёл,

Нашёл он вас, нашёл он нас,

Он нас и вас нашёл.

И грозен так Лабудды лик,

Так мрачен лик его!

Пришёл Лабудда в грозный миг,

Не рубит ничего.

Вот он пришёл, встал и стоит

И чешет языком.

Мороки много предстоит

Тому, кто с ним знаком.

Вот он припёрся и сидит,

Весь город обошёл.

Такой в копеечку влетит

Тому, к кому пришёл.

Он хочет есть, он хочет пить,

Он хочет пить и есть.

Любому, если честным быть,

Он может надоесть.

Друзья, так скажем же ему:

“Исчезни, пока цел!”,

Так, чтобы зубы никому

Морочить он не смел.

И пусть он в этот грозный час

Свой мрачный вид возьмёт

И вместе с ним на всех от нас

Парах улепетнёт!”

Все оглушительно зааплодировали.

- Это гениально! - в восторге возгласил Андропукциус Хнос, и мы ради справедливости должны с ним согласиться.

Выпив стакан браги и закусив одурцом и бельменью, Архипротон сказал:

- Скоро сюда явится Хвандран, чтобы перевебрить жителей своего герцогства.

- Подумаешь! - воскликнул Аблександр. - Я этого Хвандрана одним пальцем обдвимбрую!

Он сунул в рот бельмень и усмехнулся:

- Он раздуется так, что станет похож на барбуз!

- Но полговник Гассс Мендавий вчера принёс пыздрю, - продолжал Архипротон.

- Вот это уже хуже, - сразу помрачнев, произнёс Аблександр. - И чего он хочет?

- Чего ты хочешь? - крикнул Архипротон Гасссу.

- Хочу, чтобы моё имя писалось с четырьмя буквами “с”! - закричал в ответ Гассс Мендавий. - А не то отдам пыздрю Хвандрану!

Архипротон махнул рукой:

- Ладно, пиши себе четыре буквы “с”!

Тут Архипротону принесли письмо. В конверте лежала фотография. На ней были изображены Архипротон и Анаганда Манагандская, а на обороте было нарисовано сердечко.

Увидев эту фотографию, Манальда Угропская вышла из себя и ушла так далеко, что заблудилась. Вернувшись, наконец, обратно, она побелела от гнева и закричала:

- Ты любишь другую! Несчастный обманщик!

Она вскочила и навешала Архипротону пощёчин.

- Вовсе нет! - отбивался от неё Архипротон. - Я её совсем не люблю! Вот, смотри!

И он разорвал фотографию на мелкие клочки. Но Манальда не успокоилась и надавала ему ещё одну серию пощёчин.

В этот момент на улице кто-то громко завопил, и слуга, как раз проходивший мимо Архипротона с котлом кипятка в руках, поставил этот котёл на стул Манальды и побежал посмотреть, в чём дело.

Запыхавшись от злости, Манальда уселась на котёл. Через несколько секунд герцогиня вся покраснела, и из ушей у неё повалил пар.

Ана-Мана же, увидев, как неверный Архипротон поступил с её чувствами, схватилась одной рукой за голову, другой - за сердце, и уже выбирала место, куда можно было бы упасть в обморок, как вдруг дверь распахнулась, и в кабачок вошёл герцог Хвандран.

- Я пришёл вебрить жителей моего герцогства! - зарычал он.

Глухая яснослышащая Пузындра заткнула уши.

- Отправляйся-ка домой подобру-поздорову, - посоветовал Хвандрану Блеонид.

- Ах так! - зарычал Хвандран пуще прежнего. - Эй, Гассс, давай сюда пыздрю!

- Как бы не так! - закричал полговник. - Теперь моё имя пишется с четырьмя буквами “с”, и пыздрю ты не получишь!

- Ах так! - снова зарычал Хвандран. - Обойдусь и без неё! Я сейчас вас всех перевебрю!

В этот момент половицы под столом Архипротона затрещали, пол проломился, и стол провалился в глубокую яму, придавив Долбона Дрыкского.

Хлорохром Гап в изнеможении рухнул на стул.

- Это катастрофа! - пробормотал он. - Мы прокопали ход не туда, куда нужно. Нам нужен был стул Архипротона вместе с самим Архипротоном, а не стол. Придётся начинать всё сначала.

- Что касается лично меня, то я ухожу! - заявил композитор Перлиоз. - В таких условиях творить совершенно невозможно!

Он встал и, бросив шизофреничке-яснодумающей монетку, с достоинством удалился.

- Сейчас я перевебрю вас всех! - повторил Хвандран голосом, от которого задрожали стены кабачка.

- А ты что сидишь, твоё Всеярчайшее Осветительство? - крикнул Тингерпингер Архипротону. - Осветительство Всеярчайшее твоё, сидишь что ты а? Надо что-нибудь сделать! Сделать что-нибудь надо! Нельзя бросать людей на произвол судьбы! Судьбы произвол на людей бросать нельзя!

- Действительно, ваше Недоподобное Преосвещенство, нужно что-то делать, - дрожащим голосом согласился маркиз Нуксияндир.

Архипротон глядел на герцога во все глаза, Нуксияндир трясся от ужаса, Гассс Мендавий выводил в имени на своём гербе четвёртую букву “с”, Аблександр Закидонский пил брагу, а Манальда Угропская давно уже превратилась в паровую котлету, но на неё никто не обращал внимания.

- Не надо нам угрожать! - крикнул Тингерпингер Хвандрану. - Угрожать нам надо не! У меня для вас кое-что есть! Есть кое-что для вас у меня! Не это ли кольцо вы ищете? Ищете вы кольцо ли это не?

И он достал из кармана великолепный золотой перстень с семью бриллиантами.

- Это оно! - сдавленным голосом пробормотал Хвандран. - Это то самое кольцо! Отдай его мне!

- Конечно, - согласился Тингерпингер. - Но сначала мы кое о чём договоримся. Договоримся кое о чём мы сначала но. Чем вы меня наградите? Наградите меня вы чем?

- Ты хочешь вознаграждения? - спросил герцог. - Проси, чего хочешь. За это кольцо мне ничего не жалко!

- Хочу руку твоей дочери, с которой мы давно любим друг друга! Друга друг любим давно мы с которой, дочери твоей руку хочу!

Хвандран поперхнулся.

- А не то раздрипрую твоё кольцо, и никогда ты его больше не увидишь! - добавил Тингерпингер. - Увидишь не больше его ты никогда и, кольцо твоё раздрипрую то не а!

- Ну хорошо, хорошо! - согласился Хвандран. - Так и быть, отдам тебе руку моей дочери. Только не пойму, зачем тебе её рука. Да и отрывать её как-то неудобно. Если ты любишь мою дочь, бери её всю, целиком, а не по кускам.

- Именно это я и хотел сказать! - воскликнул Тингерпингер. - Сказать хотел и я это именно!

- Ладно, согласен! Так и быть, бери в жёны мою дочь. Дочь мою в жёны бе... Тьфу! Совсем меня запутал. Пора идти домой, скоро у меня обед.

Анагадна Манагандская, сердце которой пленил Хвандран, тут же схватила герцога за руку, и Хвандран сразу же влюбился в маркизу. Они вместе вышли из кабачка и следом за ними, бросив шизофреничке-яснодумающей монетку, ушёл счастливый Тингерпингер.

- Отечество в опасности! - завопил Блеонид.

- Нам нужно бежать! - сказал Гап своим сообщникам, вскочил со стула, помчался к двери и, бросив шизофреничке-яснодумающей бомбу, выскочил наружу.

Раздался оглушительный взрыв. Шизофреничка-яснодумающая, разлетевшаяся по всему кабачку, кружась в воздухе, медленно опускалась на пол.

Кроме того, взрыв проделал внушительную брешь в стене кабака, в щепки разнёс столы Гасссса Мендавия с его четырьмя буквами “с”, полководца Блеонида, а так же композитора Буха, поэта Шекспирда и художника Мудрильо, лишив таким образом Планету основной части её творческой интеллигенции.

А давно уже бунтовавший народ, увидев в стене кабачка здоровенную дыру, легко взял приступом “Глистяную жбанку”.