Федор Иннокентьевич Глинский родился в 1949 году в неполной семье. Так. для приличия, называли тогда официальные власти матерей-одиночек. Репрессии, войны, снова репрессии сделали в те годы большой перекос в сторону женского пола. Как писал позднее бард "им досталося за место литера, кому от Сталина, кому от Гитлера". Государство нуждалось в пополнении поредевших рядов и. в качестве поощрения, ввело налог на бездетность. Был еще налог на малодетность для усиления. Но на всех женщин родных мужиков никак не хватало. Предвидя одинокую старость и мечтая о детях, женщины рожали от двоюродных, троюродных и вовсе мимохожих. Вот и Евдокия Степановна - Федина мама, родила себе сыночка. Евдокия Степановна шила. И в ателье и дома. Домой в коммуналку допускались далеко не все клиентки Многочисленные соседи в большой, некогда барской, квартире терпели и галоши, которые оставляли в прихожей посетители и даже затраты энергии на немецкую с электроприводом швейную машину, купленную по случаю. Они тоже могли рассчитывать на благожелательность мастерицы. Дети росли, и одежду приходилось перешивать. Ее ценили - из отреза шинельного сукна, какой можно было купить на толкучке около Обводного, Евдокия Степановна могла соорудить вполне приличное пальто. Добавит в воротник и пояс каких-никаких цветных тряпочек, пуговки теми же тряпочками обмотает, и сослуживицы ахают, когда клиентка первый раз приходит в обнове на работу. Среди избранных была и зав рай ЗАГСом. Потому, Евдокия Степановна могла записать сынуле в метрику вполне благозвучного папу. Существовал ли в природе, вообще, Иннокентий Глинский, или красивое имя и фамилию помянули в кино, история умалчивает. Зато, Федя в школе мог говорить, что его папа разведчик. В 90 годы, когда вернулась мода на родовитость, он намекал порой за кружкой пива, что не из простых. Фамилия позволяла.
Годам к 12 Феде захотелось иметь свои деньги. Как раз в те годы, появились в изобилии иностранные туристы. Мальчишки из Фединого двора быстро усвоили заграничное слово "ченж". Достаточно было подойти к иностранцу, показать значок с Лениным или "Авророй" и сказать "ченж", как в обмен можно было получить авторучку или пластинку жвачки. Шариковые авторучки как раз вошли в моду, но у нас их не производили. Жевательная резинка вообще казалась вершиной роскоши. Ручку можно было "толкнуть" и получить денег на много значков или матрешку. А за матрешку можно было выменять галстук с попугаем, или, коли повезет, глянцевый цветной журнал с голыми девками или, того круче, пластинку с записью джаза. А, уж, за такой журнал или пластинку можно было получить у знатоков ого сколько. Но не все было так просто. У гостиниц дежурили милиционеры. По улицам ходили дружинники с красными повязками. Смотри в оба. Чуть прохлопал, и в обезьяннике посидишь и всего нажитого в результате "ченжа" лишишься. Могли и накостылять. Хуже этих злодеев были только конкуренты годами постарше. Те работали не по одному, умели договориться с сержантами. Пацанье, крутившееся под ногами и мешавшее делать серьезные операции, били жестоко до членовредительства. При всем, при том, дело было прибыльное. Только смотреть надо по сторонам повнимательнее, подмечать, откуда опасность, и вовремя делать ноги.
Шли годы и менялись интересы. Федя обзавелся друзьями, стал проворачивать серьезные операции. Единственно, Федя чурался валюты. Связываться с "зеленью" себе дороже. Могли и посадить и расстрелять. Надо знать меру.
В газетах этих коммерсантов называли "фарцовщиками" или "фарцой". Сами себя они именовали "бомбилами", "деловарами", "маклаками". Феде не очень нравились эти клички. Много позднее, тогдашняя подружка повела его в "Дом Кино". Все хвалили фильм, но Федя ничего толком не понял. Запало одно, что странного парня называли сталкером. Федя это примерил к себе. "Сталкер Федя" звучало хорошо. Он после действительной покрутился в привычной коллее с год, но времена переменились. Появились новые источники заграничного барахла, более масштабные, чем покупка у иностранцев, появились цеховики, которые клеили зарубежные лейблы на свои самоделки. Вписаться было трудно.
В армии Федя довольно быстро нашел общий язык с нужными людьми и большую часть службы провел, охраняя склады. Потому, пришло простое решение - военкомат, заявление. Федя стал сверхсрочником.
Когда появилось звание "прапорщик", стало совсем хорошо. Нарядная форма, погоны, как у генерала, только звездочки поменьше, стабильная зарплата и возможность "приработать" на неучтенных материалах, пересортице, "экономии". Федя был аккуратен, доверял только проверенным людям, не жадничал и не конфликтовал. Потому, ясно было, что отслужив четверть века, выйдет на раннюю хорошую пенсию. Парадный китель украшали медали в два ряда. Послужной список достойный. Федя умел ладить с начальством. Уже и домик в ближней деревне присмотрел. Отпускал материальные ценности со склада, а сам мысленно планировал, как перестроит дом, обнесет высоким крепким забором усадьбу и будет жить в свое удовольствие. Жениться как то не случилось. Были связи почти постоянные, бывали и мимоходом, но обременять себя не хотелось. Еще бы не хватало, чтоб появилась женщина, имеющая право диктовать и командовать, претендовать на его материальное благополучие. Федя насмотрелся на друзей подкаблучников: "туда не ходи, с тем не пей, купи мне..., отдыхать поедем в Сочи, туда Машка ездила, ей понравилось". И отвечать надо было "хорошо, дорогая". Иначе - визг, скандал, угрозы. Источники доходов от благоверной не спрячешь, а, если придётся разбежаться, то тут же пойдет по начальству телега. Федя умел ценить свой покой.
Дело шло к выслуге. Жизнь казалась прекрасной. Дефициты, накатывавшие на страну, обходили Федю стороной. При складе не пропадешь. Деловые люди, приставленные к разным материальным благам, знали друг друга, и проблем не было. В Федином окружении все жили неплохо, и не было причин недовольства. Перестройка и последовавшие за ней события были для этих людей серьезной неожиданностью. Столь желанная пенсия скукожилась, армия разваливалась, а отложенное стало быстро таять под лучами инфляции, Павловских и Гайдаровских реформ.
Надо было искать место под солнцем. Ох, недаром, юморист сказал "что охраняешь, то и имеешь". Устроиться в охрану продовольственного склада в это несытое время было самое то. Помогли хорошие друзья. Предлагали и должность завскладом и место кладовщика. Федя понимал, что разница в официальном заработке невелика, да она и не главное. А материальная ответственность, дело хлопотное. За годы службы сыт по горло. А с охранником и зав складом и кладовщик должны дружить, если не дураки. Дураки на продовольственных складах не водятся. Хотели сделать Федю начальником охраны. Федя категорично отказался. Мол, устал на службе. На самом деле, опять-таки, разница в окладах небольшая, а надо ходить проверять охранников всю неделю, иногда в выходные, чтоб не спали. А рядовым - милое дело. Сутки через трое дежуришь и гуляй. И не любил Федя иметь подчиненных и отвечать за них. Сам он редко пил что-то крепче пива, с пьющими компаний не водил. Любопытно, за всю непростую службу от Феди никто не слышал черной ругани. Коли хотел кого на место поставить, тихим голосом говорил, насупившись, "ну ты, кавалеро мон серат". Откуда он эти словечки подхватил, сам не знал, но засели крепко, и пользовался он ими в минуты крайнего раздражения. Может и вправду дворянские предки в нем говорили.
Возвращался как то Федор Иннокентьевич с суточного дежурства. Хоть и поспал в караулке, но это не отдых настоящий. Дома ждали хороший бразильский кофе, настоящие мясные разносолы, не польские суррогаты. В общем, то, что для большинства населения было тогда недоступно. Так что, домой, домой, домой! На столбе около дома висело объявление. Не особо привлекательного вида. Пройти бы мимо, но Федор остановился.
"Институту экспериментальной медицины требуются добровольцы для испытания омолаживающего препарата. Оплата, питание. Визит один раз в неделю. Адрес..."
Федор призадумался. Оплата, это хорошо, всяко приварок. Но больше заинтриговала фраза про омолаживание. Перевалив через полтинник, он начал ощущать не то что нездоровье, но некоторую потерю сил. После минутного колебания Федор повернул в сторону института. Благо, не далеко. Медики взяли анализы, пропустили через приборы, попросили поприседать и отжаться. "Годен!" решили эскулапы. И вправду, не пил, не курил, сдержан, ко всяким безумствам не склонен, отличный экземпляр! Велели завтра прийти с утра с паспортом.
Впереди было три свободных дня. Федор Иннокентьевич явился к девяти, как приказали. Армия приучила к пунктуальности. Посмотрели еще раз бумаги, заполнили анкету, заставили подписать информированное согласие. Предупредили - сутки быть в клинике. Дали таблетку. Федя проглотил. В удобной комнате посадили в мягкое кресло перед телевизором. Отдыхай!
Под речетатив безголосой, но очень знаменитой певички Федя задремал. Очнулся, когда телевизионный шумок внезапно прекратился. Осмотрелся удивленно. Комната, вроде, та же, но вместо обоев мрачноватая шаровая краска. Телевизор исчез В углу лежал какой то медицинский хлам. Сверху бумажка - "на списание" Странно! Встал, вышел в коридор. Комната, где прежде были врачи, заперта. Дело к вечеру. Смеркается. Обещали обед, но никого нет. Пойду домой, решил Федор. Завтра вернусь с утра и выясню, почему обманули. У выходной двери вместо утреннего бравого сержанта дремала старушенция в подобии формы. Тихо прошел мимо. Она дернулась, всхлипнула, но глаз не открыла. С улицей тоже что-то странное произошло. С нее убрали трамвай еще год назад. Но, нет, по рельсам бойко катил дряхлый трамвай с незакрытой задней дверью. Таких в городе Федор давно не видел. Даже протер глаза, не показалось ли? Звеня и стуча по стыкам, трамвай свернул за угол. Федор пошел домой.
Уже, вытащив ключ от подъезда, увидел - дверь распахнута и никакого замка в ней не наблюдается, даже гнездо под замок исчезло.. Сплю я, что-ли? Лестница была своя, знакомая с детства, только лифт сиротливо стоял с распахнутой дверцей. Оттуда тянуло горелым. Что-то было такое. Федя вспомнил, это они, шкеты со всего двора лет по 11-12, сбившись в стайку в начале шестидесятых поджигали лифты по всем подъездам и, затаившись, наблюдали за действиями пожарников. Сверкали каски, раскручивались и оживали брандспойты. Крепкие парни в брезентовых костюмах деловито заливали кабины, крушили ломами фанерные стены. Прекратил огневые забавы участковый. Обошел квартиры, где были мальцы, и заставил матерей подписать обязательства, что, в случае, если ее чадо попадется, она понесет материальную ответственность. А знаете, сколько стоит лифт? Как теперь понимал взрослый Федор Иннокентьевич, бумага была пустой страшилкой. Ты сперва докажи, что именно мой сын поджигал. Но на пацанов подействовало. Некоторые получили профилактическую порку, Других по нескольку дней не выпускали на улицу.
Таак! Что же это? Таблетка отправила меня в мое детство? Интересный способ омоложения! И что же теперь делать? Сейчас, судя по погоде и сумеркам здесь август. Обычно в это время поток заказов у матери падал, и она с сыном выезжала в деревню, в Псковщину, к родне. Но были соседи. Коммуналка разъехалась только в восьмидесятых. Вся квартира досталась Феде благодаря связям его и матери. Федя решился зайти. Ночевать то где-то надо, а там видно будет. Звонок не работал, ключи не подходили. Стал стучать. Открыла соседка. - Вам кого гражданин? Федя улыбнулся пообаятельней. - Вы, наверное, Елена Сергеевна? Евдокия Степановна мне Вас описала. Имена произвели впечатление. - Заходите. С чем пожаловали? - Да, вот, с Евдокией Степановной мы родня и близкая (еще какая, про себя улыбнулся Федя). Узнала, что еду по делам в Питер, (поправился), в Ленинград, и предложила у нее переночевать. - Ночуйте, сказала Елена Сергеевна. Ключ от комнаты в дверях. - Я знаю, поспешил заверить Федя. Он помнил - соседи друг от друга не запирались, даже, когда уезжали из города. Да и брать было особо нечего.
Комната пахнула на него детством, тоской по недавно скончавшейся матери, которая чуть не до последнего дня готовила, обихаживала жилье, следила, чтоб Федя был чистым, наглаженным.
Федор планировал ночевать в клинике. Потому взял с собой на ночь спортивные брюки, футболку, тапки. Это все пригодилось. Только он переоделся, в дверь постучали. Наталья Сергеевна улыбнулась с порога - Вы, наверное, голодный с дороги? Давайте, супчиком покормлю. Федор помнил ее суровой. Немного побаивался. Ну да, своих детей у нее не было и к соседским она относилась сдержанно. Но со взрослым мужчиной она сделалась другой, приветливой и доброжелательной. Правда и в детстве, когда мать была очень занята очередным заказом, соседи кормили Федю обедом. Бывало. Для гостя, симпатичного мужчины с начинающейся сединой, Елена Сергеевна не пожалела и кусок мяса с картошкой. Интересно, задумался Федор, откуда они брали еду при тогдашних полках магазинов , где пространство витрин заполняли консервные банки с морской капустой и килькой в томате. Спросить постеснялся. Поблагодарил и, избегая вопросов, пожаловался на дорожную усталость и отправился спать. На детской кровати было не разместиться. На кровати матери лежало сооружение из пирамиды подушек от самой большой, до самой маленькой. Но под кроватью лежал ватный матрац, на котором спали гости из родной деревни матери, когда навещали город. Федя достал его и кое-как обустроился. Но не спалось. Было тревожно. Что, если его навсегда забросило в это время? Как жить? Но, успокаивал себя Федор, не пропаду. Подыщу и работу и жилье. Постепенно задремал. Спалось беспокойно, но под утро сморило. Уже в одиннадцатом часу утра, более чем через сутки после приема той злосчастной таблетки, он окончательно проснулся. Огляделся и увидел себя на ковре в своей квартире. На кухне тихо гудел холодильник, бормотало радио, которое он вчера не выключил, уходя в институт. Здорово! Таблетка работала одни сутки и возвращала в то же место, где в прежнем времени он заночевал.
Открывались интересные перспективы. В те времена любая вещь с иностранной наклейкой была дефицитом, и могла быть продана с "наваром", а купить надо не слишком громоздкий антиквариат. Тогда он мало ценился, а сегодня с руками оторвут. Несколько визитов и усадьба-мечта с хорошим коттеджем станет явью.
Целый день провёл Федор в Гостинном и Пассаже. Придирчиво выбирал галстуки попестрей с попугаями, обезьянами, цветочками. Для себя маленького решил оставить в комнате управляемый с пульта автомобильчик, а матери и соседке по вошедшей недавно в моду большой заколке для волос в виде бабочки. Затарился и стал ждать следующего визита в институт. Идя туда, надел просторную кожаную куртку с внутренними карманами, где разместил "товар". На Федю немного поворчали, что ушел, не отбыв сутки, как было оговорено. Но были рады, что доброволец не сорвался с крючка. Снова таблетка и комната отдыха. На этот раз Федя не дремал. С нетерпением ждал переноса. Но произошло это незаметно. Только что были веселенькие обои и телевизор и, вот уже, мрачная краска обшарпанных стен.
Пора приниматься за дело. На этот раз старуха не спала. Из своей кабинки заблокировала турникет. (Федя помнил такие - нажимаешь педаль, рычаг выталкивает шкворень и не пройти). - Кто таков? Чего здесь бродишь? Покажи пропуск! - Мамаша! - начал Федя, Крутя телефонный диск, старуха огрызнулась. - Какая я тебе мамаша? Ишь, и не стыдно, во все иностранное вырядился, а в нерабочее время по институту шарит! Федя достал из кармана одну из бабочек. - Вот, возьмите! Под лампочкой крылышки заискрились, заиграли радугой. - Купить меня хочешь? - заорала бабка. - Я на страже социалистической собственности, а ты меня иностранными побрякушками соблазняешь? Это еще и подкуп!
- Кавалеро мон серат! - Не удержался Федор. - Чего, чего? По иностранному заговорил? Шпион, значит?
И тут в вестибюль института вошли три милиционера. Старший представился - сержант Петрушин. Чего вызывали, Анастасия Ивановна? - Да вот, тут из института хотел выйти без пропуска, похоже, иностранец. Я задержала, так он мне заграничную ювелирную штучку на взятку предлагал.
Хорошо, сказал Петрушин, пройдемте, гражданин в отделение. Там будем разбираться. А Вам, Анастасия Ивановна, благодарность за бдительность. Доложу по начальству.
-Какой же я иностранец, запоздало обиделся Федя. Я свой!
- Свои такие одежки не носют и ювелирное по карманам не таскают! - уже вслед крикнула охранница. Сбежать возможности не было. Два молодых миллиционера вежливо, но крепко держали за рукава, сержант шел сзади.
В отделении сержант велел сесть на стул, уселся за стол напротив и предложил - давайте документы. Федя подал паспорт. Бордовая обложка вызвала интерес, сержанта, еще когда была в Фединых руках. -А говорите, не иностранец! Советские паспорта, мистер, имеют вот такой вид. Он ненадолго вытащил из ящика стола тёмно-зелёную книжицу. Федя вспомнил, действительно советские паспорта были такие. Но он носил до самого увольнения в кармане военный билет и только теперь похолодел, представив последствия.
Петрушин долго рассматривал двуглавого орла на обложке. - Какой страны герб? - Российской Федерации - , заикаясь ответил Федор.
Петрушин полистал паспорт. Прописка - город Санкт=Петербург. Хмынул. Нелепые фальшивки у Вас там делают. Из белоэмигрантов, что-ли? Ладно. Не мой уровень. Он взялся за трубку. Через полчаса подкатил ГАЗик и Федора увезли на Литейный. Составили опись, изъятого - иностранные галстуки, иностранные ювелирные изделия, игрушка с мотором. Молодой капитан пультиком покатал по столу автомобильчик, улыбнулся чему-то своему.. Ладно, рассказывайте. Федя попытался рассказать все, что и вправду было. Но капитан перебил: - фантастику и мы читаем. Только в плохой Вашей белогвардейской фантастике СССР разваливается и город Ленинград, город Ленина, город трех революций становится снова Санкт-Петербургом. Федор пытался возражать. Капитан стукнул ладонью. - Ладно, утро вечера мудренее. Продолжим утром. Нажал кнопку. - отведите в камеру.
Долго спускались с конвоиром вниз. Федю заставили держать руки за спиной, а ремень отобрали. Джинсы сползали на бедра и нельзя было поправить. В одиночной камере под потолком горела яркая лампа. Было холодно. Долго не удавалось уснуть. Рано утром приказали встать, поднять к стене койку. Чуть позднее через окошко в двери подали жестяную кружку с горячей водой, кусок хлеба. И все? - спросил Федор. С той стороны зло ответили - тебе контра и этого давать не стоило. Окошко захлопнулось. Ну, влип!
Потом лампа мигнула. В камере что-то изменилось, будто стены посветлее стали. Но еще долго ничего не происходило. Наконец, загремели засовы. Выходи! Федю повели по лестницам вверх. В прежнем кабинете сидел человек в штатском. Заходите, Фёдор Иннокентьевич, - почти по приятельски произнес он, - садитесь. Я следователь, буду вести ваше дело. Рассказывайте, что натворили. Из стола вынул паспорт Федора, полистал. Регистрация в порядке. На работе о Вас отзываются положительно. Вчера пьяны были? Буянили? Против власти чего ни будь кричали? Нет, нет! - заторопился Федя. - Протокол Вашего задержания где-то затерялся. Пока будем искать, просидите лишнее время. Так что, не в Ваших интересах помалкивать.
Федя начал с самого начала - объявление на столбе, институт, таблетка, вахтерша, сержант Петрушин. Как он, а потом капитан удивленно и подозрительно рассматривали паспорт. Следователь засмеялся. - Экую фантазию накрутил!
- Вы в институт позвоните, про таблетку спросите! - Ладно Вам! Уже позвонили, справились. В институте Вы вчера с утра были, но потом нарушили режим и ушли еще до обеда. Где были, как здесь очутились?
Федя снова начал про вахтершу, про Петрушина. Следователь заскучал. - У психиатра на учете не состоите?
- Кавалеро мон серато! И не докажешь ничего. Слегка подумал. Ладно! Хотите без фантастики? Получайте!
- Значит, так: вышел из института, решил пива попить. Взял литруху, сел на скамеечку в садике. Подсел мужик, налил и ему. Сыпал ли он мне чего, не видел, но заснул. Очнулся здесь.
- Опишите собутыльника, попросил следователь. - Такой неряшливый, не бритый, в кепке. Подробнее не помню.
- Ну вот, обрадовался собеседник, а то в прошлое унесло! Что же Вы, приличный человек, со случайными людьми на улице пьянствуете? Наш полковник в отставке у Вас замом по режиму работает. Просил за Вас. А то бы ....
Составим акт и на работу отправим. Пусть проработают. Подпишите здесь и здесь, что с Ваших слов записано верно.
Сейчас пропуск выпишу.
Федя благодарил и клялся.
Больше в экспериментальный тот институт он не ходил.