Юго Макс : другие произведения.

Лорентиец

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Лорентиец - одно из моих самых первых произведений. Как-то в поезде, когда в канун рождества я ехал к родителям, мне врезалась в голову мысль: представь, насколько круто было бы, если бы монахи изгоняли демонов не крестом и молитвой - а "Береттой" и "Калашниковым"? Тогда мне казалось, что это дичайше круто, и я написал юмористический рассказ, где представил себе подобный монастырь. Черт, да я до сих пор считаю, что это круто. Видимо, я не особо состарился за эти годы! Приятного прочтения!
lorentiec1 [Max Yugo]
  

Глава 1. Монастырь

  Центральная площадь Бостона пестрела от украшений. Солнце отражалось от праздничных плакатов и нарядных витрин, плясало на возбужденных лицах прохожих. Вокруг было белым бело от снега, и единственными темными пятнами были весело вопящие и бездумно носящиеся вокруг детишки.
  Страна готовилась встретить Рождество.
  По площади брел уставший монах с ярко-синими глазами, мерно горящими за линзами очков. Он казался совсем еще юным, едва перевалившим за второй десяток. Темные волосы, обычно аккуратно причесанные, сегодня лежали в беспорядке, словно хозяин всю ночь читал очень заумную книгу. Или драил полы в кладовке. Под глазами повисли темные мешки. В руках у него тоже были мешки. Вернее, пакеты с едой, которые он тащил от ближайшего торгового центра.
  На нем была серая бесформенная ряса, с просторными рукавами и длинными полами. На груди пускал солнечные зайчики серебряный крестик.
  Парень брел вперед, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дух. Пакеты пухли от еды, и в то же время он знал, что провизии в них едва хватит на сегодняшний день. Его собратья уничтожат запасы в мгновение ока. "А ведь они даже не знают, как меня зовут" - подумал монах мрачно. В монастыре его настоящее имя выбросили на помойку и присвоили новое. Епитимий.
  Он искренне надеялся, что это не очередная шутка Настоятеля.
  Он прошел мимо пятерых ребятишек, занятых строительством снежного форта. Стена достигала почти метровой высоты, а это значило, что детишкам действительно нравилось быть строителями. Либо им просто было нечем заняться.
  Епитимий вздохнул, глядя на детскую возню. Это напомнило ему о собственном детстве, проведенном на юге Британии, в небольшом городишке с едва десятитысячным населением. Снега зимой выпадало немного, но достаточно, чтобы укрыть холмистую местность вокруг города и подарить немного рождественского уюта. А также простуду Епитимию. Болел он часто, а потому вырос худым и бледным, но это не мешало ему любить зиму. Ведь приход холодов означал теплое покрывало, горячий шоколад и хорошую книгу на коленях.
  Читал он много и со вкусом. А потому бессовестно считал себя человеком разумным. По крайней мере, до того, как черт дернул его прилететь в Бостон...
  Он вдруг заметил, что его окружили. Пятерка мальчишек забросила свое укрепление и теперь мрачно смотрела на него. Вернее, на его рясу и серебряный крестик. Они перешептывались вполголоса, и, наконец, вперед вышел низкий (по пояс Епитимию), бойкий крепыш в красной шапке и пуховике. Он смачно вытер нос, прокашлялся, настраивая голос, и произнес так, словно говорил с уголовником:
  - Ты с Лорентийского Холма, да?
  - Похоже на то, - устало сказал Епитимий. - Какие-то проблемы?
  Вожак сплюнул ему под ноги. Это выглядело бы грозно, не будь вожак десятилетним пацаном.
  - Из-за вас этот город считают ненормальным. Мой брат слышал вопли, которые доносятся из вашего монастыря. Вы там мучаете людей.
  - Единственного, кого там мучают, отправили за покупками, - сказал Епитимий пресно, приподняв два увесистых пакета. Выражение пацана не изменилось. Он приподнял руку, и четверо мальчишек медленно сгребли снежные кучки, утрамбовывая их рукавицами и превращая в довольно грозное оружие.
  Епитимий сглотнул и выставил вперед ладони:
  - Я не хочу проблем. Давайте разойдемся миром.
  Вожак надменно приподнял бровь.
  - Во сколько ты ценишь свою жизнь?
  - Ну... у меня есть йогурт, - Епитимий выудил из пакета небольшую пластмассовую упаковку и покрутил ею у носа вожака: - Предлагаю обмен. Я даю вам свой йогурт, а взамен вы меня отпускаете. По рукам?
  Вожак призадумался. Четверо подручных яростно перешептывались за его спиной. Наконец, решение было принято:
  - Не пойдет. Оставь пакеты - и уходи.
  - Черта с два! - выпалил Епитимий.
  - Крэг, приструни заложника, - бросил главарь через плечо, и худощавый паренек в серой шапке-ушанке выстрелил снежком прямо ему в колено! Епитимий отшатнулся, чуть не выронив пакеты.
  - Попытка к бегству! Уничтожить цель!
  - Стойте, я не... - начал Епитимий, но получив снежком в лицо, передумал заканчивать. Он резко обернулся и припустил обратно к торговому центру, надеясь найти укрытие в компании взрослых.
  Возле входа стояла еще одна группировка.
  - Фил, Билли, он спер наш йогурт! - раздался крик за спиной, и тут же количество проблем у Епитимия выросло вдвое. Компания впереди бросилась к снежной куче, вынуждая монаха прибегнуть к отчаянному маневру: резко обернувшись, он понесся навстречу преследователям и в последний момент прыгнул в сторону, избегая снежного залпа.
  Теперь, оставалось лишь бежать. Очень, очень быстро.
  Он несся через залитую солнцем площадь подобно выпущенному фейерверку, рождественские гирлянды по сторонам сливались в сплошное мутное пятно. Мимо центральной елки он пролетел с такой скоростью, что засыпал снегом маленькую девочку, гуляющую с собакой. И девочка, и собака с воплем погнались за ним.
  - Да что ж такое! - выкрикнул Епитимий отчаянно, ноги работали, словно поршни паровой машины. Изо рта валил пар, и Епитимий вдруг представил, как внутри него перепуганное сердце отчаянно засыпает уголь в моторный отсек. От этого сравнения у него стало жарко в груди.
  Крики преследователей звучали все ближе.
  Наконец, дома прыгнули в стороны, и взору предстала мрачная готическая постройка с массивным крестом на шпиле. Монастырь возвышался над землей, словно древняя каменная крепость, центральная колокольня грозно взирала на город внизу. Епитимий стиснул зубы и взвинтил темп.
  - Он уходит!
  - Проклятье!
  - Целься в ноги!
  - Десять баксов тому, кто подстрелит его тощий зад!
  Снежки полетели мимо Епитимия с утроенной силой, один смачно влепился в затылок. Он задрал голову и заорал в синее небо:
  - Даю двадцатку за толстяка вон там! - он наугад ткнул пальцем в сторону, и поток снежков на секунду прервался. Он захохотал, ускорился. Позади обманутые воины разочарованно взревели, но было уже поздно: подлый монах достиг своей обители.
  Епитимий врезался в массивные створки с такой силой, словно надеялся пробить их насквозь. Он перехватил тяжеленные пакеты одной рукой, вцепился свободной пятерней в железную ручку и потянул так, что заскрипели зубы. Очень медленно дверца отворилась, и он прошмыгнул в щель, смачно влепив пакетами с провизией об косяк. Раздался жалобный хруст.
  Воины достигли двери и с боевым кличем принялись закидывать темный проем ледяными снарядами. Епитимий налег на деревянную поверхность, уклоняясь от особо удачных выстрелов, с натугой закрыл дверь. Снежки продолжали врезаться в створки, однако через пару минут энтузиазм поиссяк. Кто-то вяло предложил взять монастырь штурмом. Епитимий поспешно щелкнул засовом.
  Постепенно, крики снаружи стихли. Разочарованная армия медленно снимала осаду и возвращалась обратно на площадь. Епитимий посмотрел в замочную скважину, но некто предприимчиво напихал в нее снега.
  - Чуть не попался... - облегченно выдохнул Епитимий, прислоняясь к двери.
  По стеклам очков ползли ледяные капли. Но что еще хуже, снег на затылке начал таять, и по разгоряченной спине потек миниатюрный водопад. Епитимий чихнул и зябко передернул плечами. В следующий раз, он возьмет с собой Ричардсона или Браунинга, и тогда посмотрим, кто у кого отнимет йогурт. Кстати, о йогурте... Епитимий оглянулся на пакеты и заметил, как под одним из них расплывается вязкая лужа. Замечательно. Он вздохнул, мысленно вычеркивая омлет из сегодняшнего меню. Браунинг будет в ярости...
  Он сгреб провизию и поплелся в Главный зал.
  Изнутри Лорентийский монастырь был таким же гостеприимным, как и снаружи. Еще каких-то двадцать лет назад его обитатели жгли факелы и ходили босиком по студеному мраморному полу, пока не пришел новый настоятель и не провел электричество в эту богом забытую дыру. Коридоры обзавелись вытянутыми "больничными" лампами (каким-то образом они стали выглядеть еще более жутко, чем вообще без света), а самим монахам разрешили носить обувь с меховой подкладкой. На этом преобразования завершились.
  - Антуан, мне нужна помощь на кухне! - крикнул Епитимий, стягивая промокшие сапоги. Рядом стоял ящичек со сменной обувью, и он облегченно засунул горящие от мороза ноги в сухие домашние тапочки: - Антуан! Ты здесь? Крикни, если нет.
  Он вступил в просторное помещение, залитое солнечным светом, и огляделся. Никого. Должно быть, все опять спустились в Святилище.
  Все, кроме него.
  - Как же все достало, - проворчал Епитимий, шаркая в сторону стеклянной двери с изображением вилки и ножа. В его обязанности, помимо уборки и ведения бухгалтерии (и еще полтысячи рабских занятий), входило также приготовление пищи для чертовой оравы вечно голодных монахов. Они злились, если Епитимий жалел деньги на еду. Они злились, если Епитимий транжирил их бюджет в магазине. Они злились, если Епитимий начинал возмущаться, и в наказание заставляли мыть необъятную лестницу колокольни - как будто это и так не входило в список его дел.
  Он всерьез задумался насчет любви Господа к своей персоне.
  - Епитимий, какого лешего?! - раздался скрипучий, словно старый сапог, голос. Парень оглянулся. Его догонял ветеран монастыря, отец Антуан; старику было под шестьдесят, но энергии в нем было больше, чем даже у Настоятеля. Старый монах уже растерял все волосы на макушке, зато обзавелся шикарным седым кустом на подбородке.
  - Ты здесь! - обрадовался Епитимий и всунул сухой пакет в руки Антуану: - Держи. Нарекаю тебя младшим поваром и моим личным ассистентом... - он притихнул, глядя на обеспокоенное лицо старика. - В чем дело?
  - А ты как думаешь? - спросил Антуан резко, возвращая пакет Епитимию. - У нас военное положение! Все, кто способен читать молитвы, должны спуститься в Святилище. Все, кроме тебя! - Антуан ткнул пальцем в грудь Епитимию. - А знаешь, где должен быть ты?
  - На кухне? - предположил Епитимий.
  - В своей келье!
  Его "кельей" Антуан называл забитую инвентарем кладовку, размером едва ли большую, чем современные шкафы. Каким-то чудом Епитимий умудрился втащить туда раскладушку и миниатюрный столик, на котором едва помещалась раскрытая книга и подсвечник. В лифтах и то просторнее.
  - Ни за что, - помотал головой Епитимий. - Там дышать нечем, даже окна нет.
  - Зато там безопасно, дурила! - Антуан толкнул его в спину. - А ну пшел! Не хватало еще, чтоб тебя утащили.
  - Никто меня не утащит. Демоны со мной даже говорить не желают... - сказал Епитимий кисло.
  - А вот это правильно, - согласился Антуан, - неча с тобой говорить. Тебе только волю дай - сразу начинаешь "в таком-то там году...", "объективно доказано..." Тьфу! - старик сплюнул, словно на языке скопилась грязь. - Они там семинарий не кончали. Нижний мир, что с них возьмешь? К ним с простым языком надо, чтоб как у людей. Тогда и проповедь послушают, и изгнать себя дадут.
  - Может, им туда пару книжек скинуть? - буркнул Епитимий, поправляя очки. - Вдруг поумнеют, перестанут к нам ломиться. Начнут строить школы, университеты, наладят в Аду инфраструктуру. Производство поднимут. А в довершение всего разработают свою концепцию счастья и гармонии людей и нелюдей, а потом пошлют своих адвокатов переписывать наши уставы и приспосабливать законодательства под свои...
  Он обнаружил, что говорит сам с собой.
  - Ну спасибо, дружище...
  Он замер на секунду, прислушиваясь к царящей в Главном зале неспокойной тишине. Кроме топота убегающего Антуана, был еще один звук, непрерывный и тягучий, идущий прямо из-под земли. Прямо у него из-под ног. Епитимий слышал его на протяжении многих месяцев, с того самого дня, как прибыл в Лорентийский монастырь, а потому перестал обращать внимание. Но он был здесь.
  Протяжный, пробирающий до самого нутра Вой.
  Епитимий толкнул стеклянную дверь и вошел внутрь. Столовая представляла собой просторное помещение, разделенное пополам вытянутой стойкой с раковиной, древней газовой плитой и допотопной микроволновкой. За стойкой располагался гигантский холодильник, несколько шкафов посуды и дверь в хранилище, где лежали долгосрочные съестные припасы. И пару бочек вина для причастий. Пространство возле входной двери было заполнено небольшими пластмассовыми столиками разных расцветок, и Епитимий смутно подозревал, что здесь есть цвета каждой забегаловки в округе.
  Кухня была его вторым домом - здесь его, по крайней мере, не мучали приступы клаустрофобии. Дальний конец стойки был его персональным рабочим местом. Сейчас там лежало несколько раскрытых книг и наполовину сгоревшая свеча.
  Епитимий поставил пакеты на стол, шлепнул себя по щекам:
  - Что ж, за работу! Раньше начнем, раньше придется мыть горы посуды... - сказал он воодушевляюще.
  И захотел что-нибудь сломать.
  
  _____________________________________
  
  Браунинг брезгливо уставился на зеленые джунгли, вырастающие прямиком из тарелки. Епитимий стоял рядом, скрестив руки на груди, и спокойно наблюдал за этим крупным (не жирным - Браунинг не выносил этого слова), вечно недовольным монахом с обрюзгшим лицом. Браунинг взял ложку, осторожно потыкал веточку сельдерея, торчащую из миски подобно птичьей лапке. Лицо скривилось еще больше.
  - Что-то не так? - издевательски спросил Епитимий.
  - Все не так, - ответил Браунинг, поднимая на него тяжелый взгляд. - Я сражаюсь с полчищами демонов, отдаю себя без остатка защите города, терплю лишения... а потом прихожу сюда и обнаруживаю, что мой подопечный считает меня травоядной овцой.
  - Я не ваш подопечный. И если вам не нравится, я могу сам все съесть... - Епитимий взялся за краешек тарелки и тут же получил ложкой по пальцам.
  - Эй!
  - Ты не дослушал, - сказал Браунинг строго. - Я не говорю, что нам не нужно овощей. Я говорю, что нам нужно что-нибудь ЕЩЕ.
  - Больше ничего нет, - проворчал Епитимий, посасывая ушибленные пальцы. - Во время поста запрещено есть калорийную пищу. Вы это знаете лучше меня.
  - У меня ощущение, что ты перешел на темную сторону, - вздохнул Браунинг и принялся ковыряться в салате. Епитимий фыркнул, направился в кладовку, пытаясь найти хоть что-нибудь более калорийное, чем подсолнечное масло. Когда он вернулся, Браунинг вовсю работал челюстями, и жуткое чавканье заглушало даже демонические вопли, доносящиеся из-под земли.
  - Вот, - Епитимий поставил на стол запечатанную банку грибов. Глаза Браунинга радостно блеснули: - За счет заведения. Проболтаетесь кому - Настоятель нас обоих подвесит за пятки.
  - Я нем как акула! - Браунинг яростно перекрестился, не отрываясь от позднего обеда. Епитимий задумчиво посмотрел в окно. Солнце медленно сползало к горизонту, но в столовую пришел один лишь Браунинг. Впрочем, в этом он не сомневался, Браунинг всегда чуял, если где-то пахло провиантом, но где же остальные? Неужели дела в Святилище идут настолько плохо?
  Он почувствовал, как в груди нарастает легкая тревога. Этот Штурм отличался от других. Более половины братьев отправились на больничные койки, пытаясь отразить позавчерашнее нападение, остальные же монахи истощены настолько, что псалтырь вываливается из обессилевших рук. Жаль, что ему запрещено спускаться в Святилище. Хотя... помощи от него все равно меньше, чем проблем.
  - Чего взгрустнул, Епитимий?
  Он вздрогнул, посмотрел на Браунинга:
  - Я просто... не могу перестать думать обо всем этом. О нападениях. Неужели не странно, что демоны так отчаянно ломятся сюда? Может, им нужно что-то? Еда, например, или медикаменты... Мы ведь даже не пробовали поговорить с ними. Провести переговоры.
  Браунинг покачал головой.
  - Типичная ошибка новичка. Нам не нужно говорить с ними, чтобы понять, добрые они или злые. Они злые. Иначе не стали бы капать нам на мозги своими воплями.
  - Но мы ведь даже не пытались понять... - возразил Епитимий слабо.
  - Послушай вот что. Все эти поиски причин и следствий только отнимут у тебя время. Или еще хуже - заставят испытывать сострадание к этим чудовищам. А пока ты будешь лить слезы и жалеть этих козлов, они придут и съедят твоих родных. А потом и тебя.
  Браунинг взял зеленую веточку из тарелки.
  - Иногда, нужно взять проблему и сломать ее пополам! - сельдерей в руках Браунинга хрустнул и переломился. - Видишь?
  - Нет сельдерея, - грустно заключил Епитимий.
  - Только то была метафора, - проговорил монах с набитым ртом. - Обычно, проблему нужно хорошенько отдубасить.
  Он полез за пазуху и выудил наружу темный пистолет с рифленой рукоятью. Епитимий закатил глаза. Отлично, снова по новой. Это был Кольт 1911, вечный спутник Браунинга, с которым он разговаривал, когда думал, что его никто не видит. Появление его на свет божий означало сразу две вещи. Первая: Браунинг сыт и доволен жизнью. Вторая: Браунинг собирается всучить ему ствол.
  Кольт тяжело лег на стол прямо напротив Епитимия.
  - Это Кольт 1911...
  - Я знаю.
  - Не перебивай. Эта малышка достойно служила американцам во время мировых войн. В наши дни ее активно используют как военные, так и полицейские. Хорошо. Мне кажется, ты готов к тому, чтобы перейти на следующую ступень. Возьми пистолет.
  Епитимий отчаянно замотал головой.
  - Господи, парень, не будь ребенком! - скривился Браунинг. - Ствол в рясе...
  - ...делает мальчика мужчиной, да, да, вы повторяете это уже в сотый раз! - воскликнул Епитимий, мизинцем отодвигая пистолет. - Оружие не решает проблем, падре, оно их создает!
  - Говорит парень, который не держал его в руках... - вздохнул Браунинг и спрятал пистолет. - Как знаешь. В один не очень прекрасный день, ты пожалеешь, что отверг эту малышку.
  "Это будет до того, как меня посадят за незаконное хранение оружия" - подумал Епитимий.
  - Ладно, мне пора. Приберись тут за меня, - сказал Браунинг, вставая из-за стола. Он беззаботно засвистел нехитрую мелодию, подтягивая веревочный пояс, и тяжелой поступью двинулся к двери.
  - А где спасибо? - недовольно крикнул Епитимий.
  - Сделаешь что-нибудь съедобное - будет тебе спасибо, - лениво ответил Браунинг, захлопнув дверь.
  Епитимий остался один.
  Он постоял на месте, чувствуя, как внутри закипает негодование. Его здесь держат за раба! За ездовую лошадку! Он трудится в поте лица, терпит насмешки, отражает нападения чокнутых детишек, и все для чего? Для того чтобы получить еще больше работы в награду?
  - Проклятье! - крикнул Епитимий. - Я уйду от вас, слышите! Монастырь без меня и дня не протянет! И тогда посмотрим, кто перед кем будет ползать на коленях!
  Накричавшись, Епитимий взялся за посуду.
  В течение следующих трех часов приходили и уходили другие монахи, и Епитимий с тяжелым сердцем заметил, что их число по сравнению с обычными днями упало до критической отметки. Браунинг, Антуан, Трестон, Марви, Весли... Ричардсон... скотина, даже не кивнул в благодарность... и все были измотаны до полусмерти, с черными кругами под глазами, ссохшимися губами, трясущимися руками. Все, кроме последнего, потому как Падре Ричардсон попросту не знал, что такое усталость. Безумный алхимик, воскресивший эту глыбу камня, забыл вложить функцию усталости в свое творение.
  Двое так и не пришли. Самсон и Настоятель. Епитимий поставил их порции в холодильник, а сам направился к дальнему концу стойки, где возле недогоревшей свечи лежала недочитанная книга. Рядом с ней стояла еще целая стопка массивных фолиантов. Епитимий знал, что где-то там, среди серых потрепанных страниц, должно лежать решение их проблем. И как только он найдет его, как только получится заткнуть этот несмолкающий Хор - он уедет из этого проклятого монастыря, и больше никогда не вернется.
  Епитимий взглянул на стопку книг, достигающую ему до пояса, и вздохнул. Эта ночь обещала быть долгой.
  
  _____________________________________
  
  Дверь в столовую со скрипом отворилась. Епитимий медленно разлепил глаза, и обнаружил, что прилип щекой к раскрытой книге. Из уголка рта на страницу натекло небольшое озерцо.
  Он ругнулся, вытер губы и попытался оттереть книгу, но только размазал древние чернила по пергаменту. Потомки никогда не узнают, что же именно хотел сказать автор... За окном светила половинчатая луна, и в столовой было темно, за исключением островка света от практически догоревшей свечи. Пламя странно колебалось от движения воздуха. Епитимий обнаружил, что слышит тяжелые шаги.
  В круг света вступила массивная фигура в черном балахоне. Епитимий прищурился, пытаясь по пропорциям определить вошедшего. Такой статью и плечами в монастыре обладал лишь Настоятель. К схожему выводу пришло и чутье на неприятности, послав Епитимию предупредительный озноб по линии спины. На юношу взглянули желтые, словно пламя свечи, хищные глаза.
  Епитимий вымученно улыбнулся и поднял руку:
  - А, падре Уа-ААА! - он дернулся от испуга, несколько секунд вглядывался в мрачные черты Настоятеля. Он знал этот взгляд. Внезапно, нападение демонов на монастырь стало наименьшей из проблем.
  - Епитимий, мой милый друг... - голос Настоятеля, низкий и гулкий, вызывал лишь одно желание: спасаться бегством. Епитимий дернулся, но слишком поздно - ладонь размером с медвежью лапу легла на плечо, сдавила железной хваткой: - Поймал.
  - Пожалуйста, не делайте мне больно, - взмолился Епитимий, - дайте хотя бы очки сниму.
  - Нечего было их одевать, - резонно заметил Настоятель. - Ну, кайся в своих грехах.
  - Э... я, ну... вчера, я съел два йогурта вместо положенного... а еще чай пил с сахаром.
  - Чревоугодие... - Настоятель задумался на мгновение, - неплохо, но как-то мелковато. Что еще?
  - Еще... забыл прочесть молитву перед завтраком...
  - Это вообще не грех, - раздраженно ответил Настоятель, - это голова дырявая. Еще!
  - Я... я не помню...
  - ЕЩЕ!
  Епитимий затравлено замолчал. Не его вина, что по сравнению с другими монахами он выглядел... неаппетитно для демонов. Никто не являлся во сне с предложениями власти, не посылал обнаженных суккубок, не соблазнял золотыми горами. Молодого служку надменно игнорировали. На сеансе экзорцизма, когда Епитимий проводил свой первый (и последний) обряд изгнания, демон залег на самую глубь души одержимого, лишь бы не слышать заунывную проповедь. Со старших отцов семь потов сошло, чтобы выманить брезгливца наружу. А единственный раз, когда ему разрешили спуститься в Святилище и наравне с другими отражать натиск Сил Тьмы, стал последней каплей: его перевели на бумажную работу и навсегда запретили спускаться в подвал.
  Лишь один человек не утратил веры в Епитимия...
  - Что ты за червяк такой, - протянул Настоятель разочарованно, - ты ж не даешь Сатане и шанса! Как он может войти в твою душу, если ты наглухо закрыл дверь, навешал запоров и поставил охрану? Тут как с дружбой - инициатива должна исходить с обоих сторон.
  - Не моя вина, что я такой зануда... - угрюмо ответил Епитимий.
  - Ты не зануда. Тебе просто нужно позволить себе больше свободы. Дать своим темным сторонам вырваться наружу, - сказал Настоятель. Епитимий фыркнул горько. Настоятель похлопал его по спине: - Послушай. Демоны тоже не стальные. Иногда нужно помочь им добраться до твоей души. Не в наглую, ты ж не Папа Римский. Но слегка, - он взъерошил волосы молодому монаху. - Из тебя может выйти отличный грешник.
  - Вы думаете? - с сомнением спросил Епитимий.
  - Я уверен, - Настоятель грубо толкнул его в грудь. - Ты станешь воплощением порока, если по-настоящему захочешь, - Епитимий рассмеялся, и Настоятель с улыбкой продолжил: - Просто будь наглее. Напористее, понимаешь? Не позволяй другим ездить на твоем загривке. И помни о гордыне, ее не зря называют корнем зла.
  Епитимий кивнул благодарно. Гордыню он отыщет. В конце концов, есть отличный пример для подражания.
  Он взглянул на Настоятеля и чуть не вскрикнул. Тот уже забыл о новичке, вслушиваясь в шум и выкрики на нижних этажах, в глазах пылало яростное выражение. Епитимий опасливо отодвинулся. Перепады настроения у главы храма происходили стремительно, как термоядерная реакция, и почти так же безопасно.
  - Уже третий день, - угрюмо сообщил Настоятель.
  - Ага.
  - Мы не можем победить, не атакуя.
  - Почему бы просто не поговорить с ними? - спросил Епитимий, но тут же замолк под взглядом Настоятеля.
  - Никаких переговоров, - отчеканил тот. - Дай демону шанс, и он залезет тебе на шею, свесит ноги и потребует к себе уважения. Уважения! А потом приведет всю свою родню в твой дом, начиная от пра-пра-бабушек и заканчивая самим Сатаной, и потребует переписать на себя имущество и машину.
  - Вы уверены, что мы говорим об одном и том же? - уточнил Епитимий.
  - Ты понял мысль, - отмахнулся Настоятель.
  Он повернулся уходить, но взгляд вдруг зацепился за гору книг на столе.
  - Чем ты занят! Лучше бы помог Ричардсону там, внизу.
  - Они запретили мне спускаться, - напомнил Епитимий. - Говорят, я могу нарушить баланс сил в Святилище. Я решил поискать информацию, вдруг мы что-то упускаем, и Врата можно закрыть насовсем? Да и книги я люблю, - добавил он уже тише. - От них, говорят, умнее становишься.
  - Ты и так слишком умный для монаха, - раздраженно сказал Настоятель. А потом вдруг подозрительно уставился на Епитимия. Тот замер, боясь даже перекреститься. Все знают, что большие знания затмевают веру; а если Настоятель вдруг решит, что вера молодого человека пошатнулась... не поможет ни ангел хранитель, ни сам Папа Римский, прости Господи за такие мысли...
  Рука Настоятеля поднялась и медленно перекрестила застывшего монаха. Епитимий осторожно открыл глаза, а когда убедился, что угроза миновала, облегченно прошептал молитву. Сегодня небеса сжалились над ним. А может, он все неправильно понял, и Настоятель вовсе не в своем убийственном настрое. Может, у него просто зубы болят. Вся челюсть. Сейчас он просто уйдет в свой кабинет, нальет чего-нибудь благопристойного, и никого сегодня...
  - Браунинга ко мне, живо!
  Епитимий перекрестился. Да примет Господь твою душу, Браунинг.
  
  _____________________________________
  
  - Он сказал, в чем дело?
  - Нет. Но выглядел очень, очень взбешенным.
  - Проклятье...
  Они застыли перед массивной дверью, словно два школьника перед кабинетом директора. Лицо Браунинга не выражало никаких чувств, но по нервно бегающим глазам становилось видно, что монах напуган. Епитимий понимающе положил руку на плечо. Не было ни одного человека в монастыре, у кого Настоятель не вызывал бы подобных эмоций. Страх был естественным в данной ситуации. Но у Браунинга на душе было что-то, что заставляло этот страх расти в размерах.
  - Может, вам стоит оставить ту самую штуку? - поинтересовался Епитимий.
  Браунинг посмотрел на него, как на идиота.
  - Зачем это?
  - Вдруг он решит вас обыскать? - ядовито предположил Епитимий.
  - Тогда я скажу, что пистолет мне ты подбросил, - парировал Браунинг.
  - Очень благородно с вашей стороны.
  - Еще бы. Ну ладно, подтяни живот. И морду попроще сделай, у тебя глаза бегают.
  - Ничего у меня не бегает!
  Браунинг постучал, и, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь и протиснулся внутрь. Полоска света из коридора пробежала через полутемный зал и замерла у края стола, не решаясь приблизиться к человеку, сидящему по ту сторону. Епитимий тихонько вошел следом, закрывая за собой дверь.
  Браунинг опасливо посмотрел на Главу Монастыря, будто перед ним в кресле сидел аллигатор. Это, разумеется, преуменьшение, ибо настоящего аллигатора Браунинг бы уже жарил на костре, поливая пылающую тушку оливковым маслом. То, что сидело за столом, больше походило на ночной кошмар, а сам Браунинг вдруг почувствовал себя пятилеткой-переростком.
  Епитимий встал возле окна, сливаясь со шторами. Позиция удобная, и в случае чего он быстро доберется до входной двери. С Настоятелем лучше сразу предусмотреть такие вещи... Браунинг кое-как прокашлялся и сиплым голосом спросил:
  - Вызывали, падре?
  Существо за столом молча указало на кресло напротив. Браунинг неуклюже сел, ладони опустились на колени. Они посидели так, слушая приглушенные выкрики и смех со стороны улицы. Солнце давно потухло, и в городе за стенами монастыря правила бал Рождественская Ночь. На занавесках плясали огоньки гирлянд.
  Молчание становилось неудобным.
  - Купил мне подарок, Браунинг? - вдруг спросил Настоятель, сверкнув янтарными глазами.
  - Э... падре?
  - Скоро Рождество, - продолжал Настоятель, перебирая пальцами массивную связку ключей, - и я слышал, что ты решил удивить нас. Проявить внимание и заботу к братьям своим. Весьма похвально.
  - Я... не понимаю... о чем вы... - Браунинг вдруг залился потом. Что странно, ведь в комнате царила неприятная прохлада.
  - Птичка напела мне, что ты регулярно покупаешь в городе игрушки. Что игрушки ты прячешь в своей келье. Как хомяк.
  Браунинг посерел лицом. Настоятель смотрел прямо в глаза, голос становился все более низким.
  - Я очень любопытный ребенок, Браунинг. Очень нетерпеливый. Я не хочу ждать, пока подарок появится под елкой. Наверное, мне придется прокрасться в твою комнату и утолить свое любопытство, - Настоятель выделил ключ из общей связки. - Думаю, этот должен подойти.
  - Я могу объяснить! - выпалил Браунинг.
  - Сомневаюсь, что хочу слушать объяснения, - прервал Настоятель. - Что происходит, Браунинг? Неужели битва, которую мы ведем, кажется тебе недостаточно важной? Твое хобби важнее? - Настоятель приподнялся над столом, вперил взгляд в Браунинга: - Почему я до сих пор слышу вопли из Святилища?
  - Мы делаем все возможное...
  - Вы нихрена не делаете. Епитимий и то полезнее.
  - Мы молимся как черти!
  Настоятель грохнул ладонью по столу.
  - Вы должны молится как сам дьявол! - рявкнул он. - Орды Зла ломятся наружу, а ты оправдываешься, как сопляк. Вас там шестеро. Шестеро здоровенных парней в рясах, с крестами тяжелее, чем кусок арматуры. А вам надрала задницы какая-то рвань из нижнего мира, словно вы кучка молокососов! - он снова собрался стукнуть по столу, но взглянув на вмятину, передумал.
  - Вообще-то, нас пятеро... - заикнулся Браунинг, - Самсон сегодня не пришел. Приболел наверное...
  - Ох, бедняжка, - Настоятель прижал кулачки к груди, словно впечатлительная девочка... помещенная в тело полярного медведя: - Надо будет принести ему фруктов. И цветов.
  - Вы думаете? - с сомнением спросил Браунинг.
  - Ну конечно. Может, ты тоже приляжешь? Ты всю ночь на ногах.
  - Ну, раз уж вы спросили... - благодарно выдохнул Браунинг.
  Настоятель наклонился через стол, прошипел едва слышно:
  - Отлучу.
  Дверь с грохотом распахнулась, словно по ту сторону взорвалась граната, в кабинет влетел раскрасневшийся Антуан:
  - Демоны прорвали третью молитвенную стену!
  - Поставь свечи у иконы святого Августина! - крикнул Настоятель, пальцы стиснули парапет: - Нельзя дать им пройти дальше. Здесь беззащитные люди, черт тебя дери!
  Антуан кивнул и захлопнул дверь, чуть не прищемив себе бороду.
  - Мы не справимся, - осторожно подал голос Епитимий. - Нам нужно что-то посильнее свечей.
  - Твой выход, ласточка, - нежно сказал Браунинг, доставая Кольт 1911.
  Глаз Настоятеля дернулся.
  - Браунинг, убери его, пока я тебя не покалечил.
  Браунинг с жалостью посмотрел на пистолет, затем засунул обратно в рясу. Губы обиженно надулись. Епитимий похлопал его по спине, подбадривая, в глазах появилось неподдельное сочувствие.
  Настоятель пару мгновений наблюдал за парочкой. Лицо скривилось. Неудивительно, что их прижали к стене. Всех, кто чего-то стоил, вынесли в первые дни. Остались лишь больные да юродивые, плюс Браунинг. С такими силами оборону не выстроишь.
  Он принялся расхаживать по комнате, напряженно потирая виски. Все происходит слишком быстро. Они не успевают реагировать. Штурм длится уже третий день, и неизвестно, сколько еще времени у них есть, прежде чем защита полностью падет.
  Этот гад... он все продумал. Обвел их вокруг пальца.
  Все эти годы, Темный Лорд лишь отвлекал внимание. Нападения больше напоминали детские выходки, нежели настоящую угрозу: демоны стучались в дверь и тут же с гоготом убегали, стоило прочесть пару строк Ave Maria или Pater Noster. Помнится, Браунинг, изрядно причастившись, умудрился изгнать бесов припевом из "Personal Jesus". Тогда всё списали на силу имени Божьего, но неприятный осадок остался...
  Мы расслабились, сказал себе Настоятель. Размякли. Поверили в свою силу настолько, что перестали молиться по утрам, и вместо освященных распятий стали носить новомодные индийские амулетики от сглаза. Мы потеряли бдительность. А затем началось Вторжение. Полномасштабное Нашествие. Как раз тогда, когда монахи были истощены постами и рождественскими службами.
  Он и это продумал. Ух, умный. Умный изворотливый дьявол. Зубы Настоятеля скрипнули, ладони сжались так, словно вот прям сейчас скручивал шею тому хитрому рогатому засранцу. И словно бы в ответ на его мысли, с нижних этажей донесся нечеловеческий хохот. Епитимий вздрогнул и перекрестился, Браунинг схватился за сердце... а затем подозрительно похлопал по оттопыренному карману. На лице появилась легкая улыбка. Настоятель нахмурился. Лучше бы за крестик хватался, негодяй...
  Он постоял минутку с закрытыми глазами, выравнивая дыхание. Затем повернулся к Епитимию.
  - Нам нужно больше людей, - сказал он твердо.
  - Больше нет, - ответил Епитимий. - Я вызвал всех, до кого смог дозвониться. Виггинс и Паттерсон улетели в Германию на прошлой неделе. Отец Донован потерял веру и уехал в Оклахому. Ковальски сидит дома. Простуда, - пояснил он на вопросительный взгляд Браунинга. Браунинг понимающе шмыгнул носом.
  - А что насчет них, - Настоятель кивнул в сторону окна.
  - Кого? - не понял Епитимий. Затем синие глаза расширились: - ИХ? Мы не можем! Это против правил!
  - Правила действуют в мирное время. А сейчас война, - оборвал его Настоятель, брови сомкнулись в грозной решительности: - Делай что говорю.
  - Но... это же простые люди!
  - Я знаю, - вздохнул Настоятель, голос стал ровным и убедительным: - Слушай. Стоит открыться Вратам - и нам крышка. Стены монастыря их не удержат. Нам нужно сделать все возможное, чтобы защитить нашу паству. И если для этого нужно принести в жертву пару овец...
  Епитимий отвел взгляд, но спорить не стал. Настоятель снова повернулся к окну.
  - Пусть Ричардсон займется. Хватайте мужиков покрепче и тащите в Главный зал. Падре Браунинг, зачтите им молитву и отпустите грехи.
  - Есть! - Браунинг щелкнул каблуками и яростно перекрестился.
  - Побрейте их, выдайте накладные бороды и рясу, требник и веревку вместо пояса. Епитимий, дай им причаститься, - он смахнул рукавом пот со лба. - Ночь будет тяжелой.
  - Как прикажете, - покорно сказал Епитимий.
  - Что у нас со свободными кельями? - спросил Настоятель.
  - Западное крыло пустует после вчерашнего нападения Сатаны. Только Самсон сейчас там. Однако не советую подселять к нему новичков.
  Настоятель угрюмо посмотрел на него, предчувствуя неладное:
  - Почему?
  - Патер Самсон теперь спит с пистолетом. Мы пытались ему объяснить, что слуги дьявола не боятся металла, а он нам сказал... - Епитимий оглянулся на фреску Пресвятой Девы и закончил: - Впрочем, неважно.
  - Браунинг!!! - Настоятель крутнулся к побледневшему священнику и навис над ним, как коршун над полевкой. Сейчас он сам был страшнее Дьявола.
  - Он сказал, что боится заснуть, - оправдываясь, забормотал Браунинг, - я подумал: парень нервничает. Дал ему малышку Бетту, девятимиллиметровку, сказал положить под подушку на счастье...
  Епитимий встал между Браунингом и разъяренным Настоятелем, с примиряющей улыбкой вытолкал первого из комнаты. Дверь закрылась. Настоятель остался один.
  Он снова подошел к окну, все еще кипя от злости. Снаружи, в свете фонарей и праздничных огней прогуливались счастливые горожане. Счастливые и беспечные. Такая легкая добыча для тех ужасов, что ожидают их за Вратами.
  Он видел, как отворились массивные деревянные ворота, и трое монахов нырнули в оживленную толпу. Тощая фигура Епитимия слева, массивный ком Браунинга справа, а спереди людской поток разрезала скала в балахоне, слишком большая, чтобы быть человеком. Браунинг указал на смеющегося парня в красной шапке Санта Клауса, и скала, которую звали также Ричардсоном, двинулась к нему с проворством пумы. Парень даже вскрикнуть не успел, когда огромная лапища схватила за руку и потащила к темному проему монастыря. Епитимий пристроился рядышком, что-то торопливо разъясняя перепуганному новобранцу.
  Настоятель молча наблюдал, как троица раз за разом выходила на охоту. Раздражение понемногу сменилось мрачным удовлетворением. У людей не было и шанса. В толпе каждый чувствует себя защищенным, особенно если люди вокруг смеются. Но правда в том, что пока пипл веселится, где-то совсем рядом Тьма забирает еще одного. И еще.
  Он подошел к столу. Ладонь открыла потайную дверцу на внутренней стороне столешницы и выудила наружу небольшой бумажный сверток. Он весил не больше, чем деревянный брусок, однако Настоятель напрягся, словно на его плечи взвалили авианосец.
  Он держал в руках ключ к Победе. Ключ к Поражению. Ключ к своей жизни.
  - Этого ты жаждешь, Азраил?
  В кабинете было тихо, не считая устойчивого гула, идущего из-под земли. Настоятель выжидающе молчал. Волчьи глаза светились в темноте, словно маленькие фосфоресцирующие монетки.
  Наконец, новый звук возник в помещении, странный и непохожий на демонический Вой. Он был мягким и мелодичным, и вызывал вперемешку настороженность и восхищение. Звук извивался, вибрировал в воздухе, складываясь в повелительный Голос:
  - Ты знаешь ответ. Мы можем закончить всё это. Здесь и сейчас.
  Настоятель усмехнулся, перекинул бумажный сверток из одной руки в другую:
  - Прости, приятель, но твои методы чересчур радикальны. Я не хочу получить нагоняй от начальства.
  - Мы и есть твое начальство, - сказал Голос.
  - Верно. Но не единственное, - ответил Настоятель.
  - Ты знаешь, чем все обернется. Знаешь, и продолжаешь толкать себя к гибели... - Голос взял паузу, затем задумчиво произнес: - Если такова твоя воля, мы не станем мешать. Постарайся сохранить как можно больше жизней... - Голос затих, оставив человека наедине с темнотой.
  Настоятель посмотрел на сверток в ладони, закрыл глаза.
  - Не волнуйся, - сказал он уже пустой комнате. - Мой ученик обо всем позаботится. И не повторит ошибок своего учителя.
  Раздался осторожный стук. Дверь в кабинет отворилась, и внутрь заглянула седая борода Антуана.
  - Все готово. Новеньких собрали в Главном зале.
  - Отлично, - Настоятель в предвкушении потер ладони. - Пойдем, Антуан. Посмотрим наш улов.
  
  

Глава 2. Церковная повинность

  Галдеж в холле заглушал крики, доносящиеся из Святилища. Около дюжины новобранцев столпились посреди огромного зала, на лицах непонимание, раздражение и даже откровенный ужас. Все одеты в бесформенный серый балахон, у каждого на груди по массивному деревянному крестику.
  Вокруг перепуганного стада, словно сторожевые псы, кружили монахи во главе с Епитимием. Он что-то говорил каждому из новичков, ободряюще смеялся, хлопал по плечу. За ним по пятам следовал Ричардсон, словно кошмарная тень из Преисподней, в руках поднос с огромным медным кубком. После индивидуальной беседы Епитимий брал с подноса небольшой черпак и окунал в чару, поднося затем к губам очередного парня. Настоятель заметил, что после подобного крещения страх в глазах новичка притуплялся, его заменяло покойное и слегка сонное выражение. Он что, подсыпал туда что-то?
  Настоятель подошел к Браунингу:
  - Почему не побрили? - спросил он грозно. - Лысый монах - мудрый монах.
  - У нас из лысых только Антуан. Только ему, видать, голову надуло и всю мудрость выдуло, - возразил Браунинг. - Епитимий же вон, с головой. Сказал мне погодить с обриванием. Говорит - и без того новичков перепугаем.
  - А бороды?
  - Да где ж их взять? Разве что у Антуана срезать, - сказал Браунинг нарочито громко. Старик оскалился и показал ему кулак.
  - Какие-то они все хилые... - протянул Настоятель недовольно.
  - Дык какие были. Скажите спасибо, что не в столице живем. Там, говорят, парни в колготки наряжаются.
  Епитимий закончил обход и подбежал к Настоятелю. Лицо довольное, в глазах прыгают хитрые огоньки. Настоятель широко улыбнулся:
  - Ну вот, вижу лицо настоящего прохвоста. Что в кубке?
  - Вино, - невинно ответил Епитимий. - С добавками. Вы не волнуйтесь, на ночь они ваши. Утром, правда, лучше не приближаться к дамской комнате.
  - У нас и такая есть? - удивился Браунинг.
  - А то как же! - рассмеялся Настоятель. - Должны ж куда-то наши пассии ходить.
  Теперь опешил Епитимий.
  - Монашья шутка, - отмахнулся Настоятель, - не бери в голову. Браунинг, дуй туда и проводи инструктаж. А ты, - он посмотрел на молодого монаха, - стой рядом и учись. Если сегодня что пойдет не так, будешь новым настоятелем.
  Епитимий примерз к земле. Браунинг крякнул, пробормотал что-то себе под нос и пошел к новобранцам. Настоятель молча проводил его взглядом, повернулся к побелевшему Епитимию.
  - Я... я не могу... - выдавил он.
  - Можешь, - грубо сказал Настоятель. - Да и выбора у тебя нет. Браунинг - человек военный, приказ командира для него закон. Будешь упираться - он тебя за шкирки в мой кабинет притащит, и цепью к креслу прикует, если потребуется.
  - Но... из меня же вшивый монах. Согрешить - и то не могу! - крикнул Епитимий. - Меня даже в Святилище не пускают!
  - Меня тоже, - сказал Настоятель.
  - Я даже... Стоп, что?!
  Епитимий шокировано взглянул на него. Настоятель слабо улыбнулся.
  - У нас схожая беда. Только у меня все наоборот. Ты вот, когда в подвал спустился... помнишь, что с демонами стало?
  - Они стали выть от скуки, - пробормотал Епитимий, - позатыкали уши. Стали другим монахам жаловаться. Уберите, мол, очкарика, достал всех уже, сил нет. Я слово говорю - они еще больше воют. Словно не демоны, а кучка сопливых детишек. А потом поставили вопрос ребром: либо я ухожу, либо они оставят монастырь и всей Ордой нападут на одинокую церквушку где-нибудь в пригороде.
  - Мда, неприятно вышло... - Настоятель похлопал его по плечу.
  - А вы-то чего? - спросил Епитимий. - Я думал, в монастыре вам нет равных. Остальные вас так уважают... Антуан мне рассказал, как вы изгнали своего первого, - Епитимий перешел на восторженный шепот: - В десять лет! Мне хотя бы к тридцати счет открыть.
  Настоятель усмехнулся и закрыл глаза.
  - Да. Молодые годы, что с них взять? Я тогда был одержим бредовой идеей. Ну ты знаешь, как все подростки-максималисты.
  - Что за идея? - спросил Епитимий, глаза за стеклышками очков загорелись любопытством.
  - Я хотел добраться до Сатаны.
  Настоятель зажал Епитимию рот, не дав тому вскрикнуть.
  - Тише ты, балда! Не хватало еще, чтоб весь монастырь узнал.
  Епитимий замахал руками, показывая, что все в норме. Настоятель медленно отнял руку, готовый чуть что закрепить урок железным тумаком.
  - До него я, разумеется, не добрался. Зато доставил хлопот другому влиятельному демону. Бедняга лишился уважения в Аду, когда его изгнал десятилетний мальчишка, - Настоятель хохотнул. - Опустил я его по полной! С тех пор горемыка этот скитался по нижнему миру, поклявшись найти меня и вернуть должок. Я тогда расхрабрился. Бегал от храма к храму, в одиночку изгоняя целые толпы этих оборванцев. Потом ко мне явился Азраил.
  - Кто? - переспросил Епитимий.
  - Ангел. Сказал, что из нижнего мира на меня пришла коллективная жалоба. Якобы я подрываю баланс сил и приближаю Судный день. Что-то там о Великой Битве. Антихриста приплел. В общем, посадили меня на цепь, как бешеного пса.
  - Сделали настоятелем... - сказал Епитимий тихо.
  - Только вот демон тот меня все равно нашел. Все эти годы он собирал изгнанных мной неудачников, жаждущих мести. Разумеется, набралась целая армия.
  Епитимий молча смотрел в глаза Настоятелю. Тот вздохнул, выудил из складок мантии серебряный крестик и нежно провел ладонью по ободку.
  - Стоит мне спуститься в Святилище, и он сделает все возможное, лишь бы добраться до меня. Но судя по тому, что творится в последние дни, ему надоело ждать. Ты видишь, к чему все идет.
  - Вы хотите спуститься со всеми, - сказал Епитимий, нервно сглотнув.
  - Пора перестать бегать. Бедой или победой, эта битва будет окончена, - сказал Настоятель мрачно, - и если он доберется до меня, я хочу, чтобы эту лавочку не прикрыли. У тебя есть голова на плечах. Именно она должна управлять мышцами. А теперь марш, - он хлопнул Епитимия по спине в направлении Браунинга.
  "Это место обречено, - подумал Епитимий, потирая ушибленную спину. - Стоит мне стать настоятелем, и мы все обречены..."
  Хриплый голос Браунинга разносился по необъятному холлу, перекрывая галдеж столпившихся людей. Епитимий подошел и стал рядышком. Браунинг покосился на него, но тут же внимание опять переместилось к новобранцам:
  - Слева на поясе висит пузырек святой воды. Выпейте, если замучит жажда. Впрочем, до утра вам это не грозит. Книженция справа - это псалтырь. Киньте им в демона, если он погонится за вами. Читать они жуть как не любят.
  - И я теперь знаю, почему... - пробурчал Епитимий.
  - Кресты с шеи не снимать. К Вратам не подходить, если не хотите отправиться в турне по нижнему миру. Вопросы?
  - Это что, шутка? - крикнул кто-то из толпы.
  - Насчет турне - пожалуй. Вас попросту сожрут.
  Епитимий кашлянул, перехватывая внимание:
  - Главное - не прекращайте чтение молитвы, пока вы внизу. Для демонов святое слово что огонь. Говорите громко и уверенно, не отводите взгляд. Кто знает "Отче наш"? - спросил он.
  Почему-то никто не ответил.
  - "Дева Мария"? - осторожно уточнил Епитимий.
  Снова молчание. Приблизился Настоятель.
  - Кажется, у нас проблемы, - сказал Епитимий.
  - Кто не знает ни одной молитвы? - громко спросил Настоятель.
  Одна за другой, руки взлетали вверх, пока не закрыли из виду дальнюю стену. Стоящий рядом Антуан сплюнул под ноги новобранцам, в отвращении отодвинулся. Даже Епитимий выглядел разочарованным.
  - Ладно, вот один трюк, который мы, монахи, иногда используем, - сказал Настоятель. - Закройте глаза. Давайте, закрывайте, - предложил он ободряюще, и новички подчинились. - А теперь начинайте шевелить губами. Чтобы вышло натуральнее, можете вспомнить любимую песню. Только не додумайтесь петь вслух. И морды не кривите на крутых моментах.
  Десятки губ зашевелились, сначала робко, затем все увереннее. Кто-то даже додумался повышать голос в определенных моментах, вставляя "Господи", "на милость уповаю", а кто-то даже всобачивал фразы на латинском.
  - Видите? Просто как пирог. Вставляйте "Аминь" почаще и не забывайте креститься. А еще можете гудеть себе под нос - демонов это пугает до усрачки.
  - Это же бессмыслица! - крикнул парень с ярко рыжими волосами и кольцом в носу. - Мы даже не настоящие монахи. Вы не имеете права использовать нас как пушечное мясо!
  Настоятель повернулся к нему:
  - Как зовут?
  - Меня?
  - Твою собаку.
  - Очень смешно. Стивен.
  - Так вот, Стиви, - произнес Настоятель поучительным тоном. - Будь у меня выбор, я бы прибегнул к помощи служителей-профессионалов, а сброд вроде вас оставил пастись снаружи. Но ситуация такова, что если СЕЙЧАС мы все не спустимся в подвал, то ЗАВТРА над твоим пастбищем поднимется адское пламя. И пастись станет уже негде.
  - Мы не пойдем туда, - уперся Стивен.
  - Пойдете и будете стоять, как утес на море. Браунинг!
  - Сэр!
  - Кто вздумает бежать - прострели колено.
  - Так точно! - Браунинг радостно вытащил "ласточку" и передернул затвор.
  Больше вопросов не было.
  - Антуан, покажи дорогу. Браунинг, Ричардсон - вы замыкающие. Следите, чтоб никто не удрал.
  Масса двинулась по направлению к невзрачной дверце, за которой располагалась винтовая лестница. Епитимий стоял в сторонке, грустно наблюдая за шествием.
  - А ты чего встал? - раздался голос Настоятеля. - Шевели булками!
  - Я тоже иду? - не поверил Епитимий. - Но... мне нельзя туда! Они же...
  - Сегодня можно. Если я спущусь один, это будет как попойка без похмелья. Слишком много чести. Ты нужен, чтобы подпортить удовольствие.
  - Понял, - сказал Епитимий и позволил себе слабую улыбку: - Пойду догоню остальных.
  - Добро. Но не расслабляйся, - предупредил Настоятель. - Будь готов к драматичным поворотам.
  
  _____________________________________
  
  - Баал? Вы изгнали Баала?! - заорал Епитимий в ужасе.
  - Это плохо? - спросил Настоятель.
  Всей толпой они спускались по бесконечной лестнице, штопором уходящей, наверное, к самому Ядру. Крики становились все громче, и новички испуганно переглядывались, ища поддержки в глазах соседа. Другая неприятность лежала прямо под ногами: ступени были чертовски крутыми, а сама лестница имела тенденцию с каждым витком становится все уже. Сейчас передвигались парами. Епитимий помнил, что последние метров двадцать придется идти гуськом. Они с Настоятелем пристроились в самом конце колонны, позади пыхтящего Браунинга.
  - Плохо?! - Епитимий поперхнулся от такой оценки. - Вы изгнали одного из самых влиятельных Лордов подземного мира! Под его началом сотни легионов адских духов, да к тому же это он заведует пытками в Аду! Да он правая рука Сатаны, ради всего святого!
  - Тогда я этого не знал, - заметил Настоятель, - Он был такой же простой фэлла, как я. Беспризорный мальчуган с подбитым глазом и огненными волосами - такова была принятая им личина. Думаю, к тому времени он просто устал и решил отдохнуть от возни Ада. Пожить как человек.
  - Да, точно, - фыркнул Епитимий.
  - Если хочешь, спроси его сам.
  - Нет, спасибо, - Епитимий яростно замотал головой. - Господи... Вы что, с ним в салочки играли?
  - Он был не против, но я всегда находил занятие повеселее.
  - Например?
  - Всякое-разное. Шалаш построить, по птицам из ружья пострелять. Лягушку надуть. Ну ты знаешь, - Настоятель посмотрел на ошарашенное лицо собеседника и махнул рукой. - Не заморачивайся. Это нормально для детей. У них тяга к познанию затмевает уважение к жизни.
  - Не отвлекайтесь, - Епитимий сощурил глаза. - Как вы умудрились изгнать его?
  - Да случайно вышло, - Настоятель рассеянно почесал затылок, затем взглянул на ладонь. - В детстве я думал, что все зло в мире - дело рук Сатаны. Не помню, в чем причина такой идеи. Уж точно не связано с тем, что я вырос в христианском приюте. Постепенно это стало своего рода одержимостью.
  - И вы решили рассказать ему.
  Настоятель кивнул:
  - Тот, разумеется, сразу взбрыкнул. Что, дескать, людишки сами дерьмом набиты, хватит все на начальство валить, что Люцифер потом на нем злость срывает, - Настоятель поморщился. - Слышать такое от друга, особенно после того, как ты раскрыл самое потаенное... Я рассердился. Принес на следующий день ведро святой воды и в шутку окатил его. Думал, вся бесь из него выйдет. Она и вышла.
  Настоятель посмотрел на шокированного Епитимия, ободряюще толкнул плечом:
  - Не волнуйся. Мы ведь тоже не лыком шиты. Демоны не рискнут напасть на монастырь, поверь мне.
  - Почему? - настороженно спросил Епитимий.
  - Потому что в моем кабинете есть нечто, чего они боятся как огня, - сказал Настоятель, слегка помрачнев лицом. Он повернулся к Епитимию и произнес настойчиво: - Если что-то случится со мной, демоны не должны получить шкатулку.
  - Какую шкатулку? - совершенно растерялся Епитимий.
  Настоятель открыл рот, но затем попросту махнул рукой:
  - Тебе не обязательно знать. Я ее надежно припрятал. Просто убедись, что в мой кабинет не зайдет ни один рогатый засранец. Ты понял?
  Епитимий кивнул, и Настоятель пошел вперед, погружаясь в свои мысли. Епитимий решил не мешать и немного отстал. Всем нужно время подумать. Он услышал безмятежное посвистывание Браунинга и поправил себя. Почти всем.
  Наконец, лестница уперлась в пол просторной круговой пещеры с единственной дверью, на которой был намалеван ярко-красный крест. Защелкой для нее служила огромная дубовая доска. Дверь подрагивала, из щелей со свистом вылетал воздух. Визги по ту сторону пробирали до костей. Люди не могли так кричать, у них просто не хватит воздуха так долго тянуть плаксивую ноту, поднимая голос все выше, октава за октавой, пока он не превращался в злобный комариный писк.
  Браунинг начал выстраивать рекрутов в колонну, объясняя, какие места нужно занять в Святилище. Настоятель стоял поодаль, собираясь с мыслями. Епитимий тоже отошел, не желая помешать, когда начнется движение.
  - Запомните! - крикнул Браунинг. - Ни в коем случае - даже если вас схватят за яйца и сдавят, как мокрую губку, - ни в коем случае не заговаривайте с демоном.
  - Он это серьезно? - шепотом спросил Стивен у Епитимия, признавая в нем наиболее адекватного.
  - Суперсерьезно, - так же тихо ответил Епитимий. - Это как с миссионером или реферером. Скажешь слово - уже не отвяжется.
  Браунинг с Ричардсоном приподняли дубовое бревно, с натугой отшвырнули в сторону. Новички встрепенулись от глухого грохота.
  - Епитимий! - крикнул Антуан.
  Епитимий поспешно приблизился к старику. Антуан указал на бревно, заорал, стараясь перекрыть жуткие Вопли:
  - Нужно оттащить его в сторону. Возможно, придется быстро уходить оттуда, и кто-то может споткнуться.
  Епитимий кивнул, подбежал к бревну. Вблизи оно казалось совершенно огромным, и Епитимий с сомнением взглянул на свои худенькие руки. Проклятье, придется повозиться. Он вцепился в один конец, словно трудолюбивый муравей, пытающийся утащить железный гвоздь. Бревно даже не шевельнулось.
  - Падре Ричардсон, помогите мне! - крикнул Епитимий стоящему неподалеку гиганту.
  Ричардсон даже не оглянулся.
  - Ричардсон!
  Ноль внимания.
  - Твою ж налево, - зарычал Епитимий, упираясь ногами в каменный пол. Бревно дрогнуло и медленно поползло по гранитным плитам, оставляя за собой сырой след. Епитимий горделиво уставился на свои мышцы, однако краем глаза увидел Браунинга, пыхтящего с ним в унисон. Вместе, они протащили бревно до лестницы, завернув поближе к дальней стене.
  - В чем его проблема?! - крикнул Епитимий, указывая исцарапанным пальцем на Ричардсона.
  - Ни в чем, - ответил Браунинг, задумчиво отряхивая ладони. Он посмотрел на возмущенного Епитимия и спокойно сказал: - Рич подчиняется только настоятелю. Считай это обетом, или чем угодно. Я думаю, в этом причина его постоянного молчания, хотя кто знает? - он пожал плечами, пошел в сторону дверей: - Просто не становись у него на пути, и он будет для тебя не опаснее горной лавины.
  Епитимий хотел возразить, но дверь в Святилище дрогнула и заскрипела, и тяжелые ставни медленно пошли в стороны. Епитимий поспешно занял место в строю.
  Многие из новичков уже начали креститься и шептать молитвы. Когда дверь полностью отворилась, Антуан бесстрашно шагнул внутрь, а за ним - вся их маленькая армия. Епитимий юркнул последним, пропустив Настоятеля.
  Святилище было вырублено прямо в холме, на котором стоял монастырь. Серые гранитные глыбы покрывали стены и пол, толстые колонны, стилизованные под древесные стволы, упирались в далекий свод, сияющий мягким зеленым светом. Над полом висел бледно-голубой туман; Епитимий помнил, как в первый раз испугался его, решив, что он скрывает гусениц и всяких там червяков. Потом Антуан объяснил ему, что шершавости на полу - это вырезанные в граните священные символы, составляющие часть Анти-демонического Щита.
  Трое монахов стояли на коленях полукругом: бледные лица скрыты капюшонами, губы шевелятся, повторяя строки Священного Писания. Ричардсон подошел и тоже рухнул на колени, став еще больше похожим на торчащую из земли скалу. Огромные ладони сжали крестик, сплелись возле груди. На хлынувшую в Святилище толпу никто не повел и глазом.
  Внимание как монахов, так и новоприбывших приковывали огромные Врата, парящие в полуметре над землей.
  - Господи, что это? - прошептал парень рядом с Епитимием. Врата постоянно меняли форму, прогибались, словно с другой стороны в наш мир рвалось нечто, для чего вековая древесина была не страшнее слоя фольги. Воздух вибрировал от демонических криков, колебания ощущались даже под ногами. Епитимий произнес торжественно, не отводя взгляда от источающих магический свет Врат:
  - Идея заключалась в том, чтобы намеренно создать приманку, перед которой демоны не смогли бы устоять. Предыдущий настоятель придумал, как обезопасить землю вокруг монастыря на много тысяч километров, - он посмотрел в перепуганные глаза рекрута и с грустью закончил: - К сожалению, он немного ошибся в расчетах.
  - По местам, живо! - заорал Браунинг толпе новичков, сбившихся в стайку, словно перепуганные овцы. - Подойдите ближе! Половина - вы к левому краю, остальные - станьте позади меня. И перестаньте так вопить!
  - Это не мы! - крикнул кто-то из толпы.
  - Я знаю, - Браунинг показал им большой палец. - Ободряющая шутка.
  Епитимий сцепил руки на крестике, зашептал молитву. Господи, если бы он знал, что проведет Рождество запертым в подвале с рвущимися из Ада демонами, он бы сбежал из монастыря многие месяцы назад. По-английски бы сбежал, ни слова ни сказав ни Браунингу, ни Антуану, ни Настоятелю. Но теперь было слишком поздно... Он сосредоточился на мерцающих в памяти строках Pater Noster. Демонические вопли слегка поутихли, и Епитимию даже показалось, что он услышал такие же заунывные возгласы, как и в первый свой визит в Святилище. Это означало, что некоторые демоны уходят, лишь бы не слышать его голос.
  Он улыбнулся и повысил громкость. Другие монахи также взвинтили обороты, заставив демонов отступить сперва на полшага, затем на шаг. Медленно, но верно войско Тьмы пятилось от Врат. Епитимий напрягся. Еще немного. Еще чуть-чуть...
  А затем Легион заметил Настоятеля.
  Мощный удар сотряс Врата. Крики демонов стали истошнее, злее, истеричнее. Сама тьма вокруг Епитимия и других монахов вдруг впилась в кожу, сковывая движения и пробираясь в рассудок. Перед глазами заплясали странные видения, жуткие и невозможные, и Епитимий заметил, что несколько новичков упали на землю, забились в припадке. Другие отчаянно завывали, совершенно потеряв рассудок. Браунинг надрывал и без того хриплое горло, отдавая указания обезумевшим рекрутам, кого-то гнал к своему месту пинками.
  Вопли приблизились к отметке, от которой должен лопаться череп.
  - Держать строй! - грянул крик Настоятеля. Он шел между людьми, больше похожий на медведя, чем на человека, насильно поднимал и ставил рекрутов в полный рост: - Стоять ровно, не отводить взгляд!
  Врата затряслись сильнее, все новые и новые демоны подключались к общему Хору. Воздух стал горячим, как раскаленный песок.
  - Не выдержим! - перекрывая шторм, заорал Браунинг. - Твари лезут со всей Преисподней!
  - Епитимий! Какого черта ты творишь?!
  Кто-то звал его по имени, но он не мог повернуть голову. Кошмарное давление прибивало к земле. Епитимий раскинул руки, едва сохраняя равновесие, и медленно шел к Вратам. Ноги подгибались, тело шатало из стороны в сторону, словно Святилище переместилось на борт авианосца. Мысли бегали в абсолютной панике, сталкиваясь между собой и рождая бредовые образы, отвлекающие и сбивающие фокус.
  Что-то звало его на ту сторону.
  Словно через запотевшее стекло он увидел, как Настоятель медленно пробивает путь к нему навстречу. Он что-то кричал Епитимию, но Демонический Хор обрел плотность, окружил каждого непробиваемой звуковой стеной. Мозги начали плавиться. Епитимий зажал голову руками, пытаясь оборвать кошмарный Крик, распадающийся на множество отдельных голосов:
  - ОН ЗДЕСЬ!
  - ПРИШЕЛ, ХА!
  - ПОМНИШЬ МЕНЯ?
  - НАКОНЕЦ-ТО ТЫ ЗДЕСЬ, СВЯТОША!
  - УАЙТСТРИНГ!!!
  Тело тряслось, Крики разрывали его на части. Епитимий обхватил себя руками и тоже закричал, сливаясь с Демоническим Хором. Сознание ухватило момент, когда он потерял контроль над собой. Слух отключился. Он рухнул на землю, сотрясаясь от конвульсий.
  Но как бы плохо ему не было, он все еще продолжал видеть. Он видел павших на землю монахов. Безвольные тела новичков. И единственного человека, стоящего на ногах посреди урагана.
  Потом Врата с треском распахнулись, и наступила Тьма.
  
  

Глава 3. Старый друг

  Истерзанные уши уловили копошение в стороне, затем слабый стон. Глаза не работали. Может, он ослеп. А может, наступил Конец Света, и они теперь в принципе не нужны. Его кто-то толкнул в плечо. Неважно.
  Криков больше не было.
  Зато были негромкие голоса. Сначала они звучали отстраненно, но постепенно обрели очертания. Хриплый и слегка натужный голос - это Браунинг. Спросил, все ли целы. Разумеется, нет. Он не был цел. Скрипучий и дрожащий: Антуан. Что-то насчет врат. Удивленный свист, затем нервный смешок. Был чей-то еще...
  - Епитимий, - негромко позвал Настоятель. Он не ответил. За это его подло пнули в бок: - Видал я трупов. Вставай, морда ленивая.
  - Не цените меня, - простонал Епитимий, поворачиваясь набок, - уйду я от вас.
  - Встань для начала.
  Вот злодей. Во рту было солоно, он провел по губам ладонью. Мокрые. Наверно, стукнулся подбородком при падении. Он разлепил глаза и увидел вблизи сакральные знаки, нацарапанные на полу. Нет червяков - уже хорошо.
  Он встал на четвереньки, попробовал сократить количество ног до двух. Затем решил, что и так сойдет.
  Рука легла на спину и резко вздернула его в вертикальное положение. Настоятель похлопал его по ногам, разгоняя кровь, взял за плечи и хорошенько встряхнул. Надо сказать, это вернуло некоторую ориентацию в пространстве, зато добавило к списку проблем тошноту.
  - Ничего не пойму, - донеслось ворчание Браунинга. - Я же видел, как Врата открылись!
  - Может, то было видение? - предложил Антуан.
  - Сам ты видение! Вон какой тощий, почти прозрачный.
  - Зато я ноги свои вижу, - огрызнулся дед.
  - Щас и мои увидишь.
  Епитимий прислонился к стене. Голова еще кружилась, да к тому же рана на губе оказалась серьезней, чем подумал сразу. Он вытирал кровотечение рукавом и полами рясы, в результате став похожим на чокнутого мясника.
  - Странно... - раздался вдруг колкий голос Трестона, - Защита все еще работает.
  - Ничего не пойму... - снова повторил Браунинг.
  - Трестон, Марви, Ричардсон, - сказал Настоятель, - возвращайтесь на места и держите Щит. Весли, поднимись наверх и проверь остальной монастырь. Браунинг, Антуан - помогите новеньким. Я взгляну на Врата поближе.
  Из своего угла Епитимий хмуро наблюдал, как монахи разбрелись по пещере, а Настоятель твердым шагом направился к дальней стене. Он проводил взглядом Весли - улыбчивого монаха с бездонными глазами, от которого у Епитимия почему-то бегали мурашки по спине. Весли встретился с ним взглядом, подмигнул весело и вышел из Святилища.
  Кто-то дергал Епитимия за балахон, но он не обращал внимания. Дважды два - четыре. Двадцать три на шесть - сто тридцать восемь. Корень пи - один и семьдесят семь. Какого черта произошло? Он видел, как Врата открылись. Демоны звали Настоятеля. Потом он отрубился, как и все остальные. Как долго они пролежали без сознания? Судя по тому, что рана на губе не успела свернуться, - пару минут.
  Его настойчиво ткнули в бок.
  Почему, черт подери, исчезли крики? Почему Защита продолжила работать, даже когда все находились в отключке? Вопросы врезались в мозг как осколки стекла, но Епитимий решил подумать о них позже, а пока просто стоял, прислонившись к стене, посасывая рассеченную губу. Его прекратили тыкать; вместо этого, в поле зрения возникла рука с влажным полотенцем.
  - То, что надо, - оживился Епитимий, стирая с лица остатки крови. - Спасибо.
  Рука заботливо подсунула бутылку с водой.
  - Уау, это... ну надо же, - Епитимий благодарно принял бутылку, - неожиданная приятность. Вот есть же хорошие люди на свете, не то что эти старые... - он принялся бороться с пробкой. Кто умудрился ее так закрыть? Небось Ричардсон опять решил посмеяться над ним. Он стиснул зубы, лицо побагровело от натуги: - Да что ж такое...
  Рука мягко изъяла бутылку, убрала из виду. Послышался тихий пшик.
  - И в третий раз ты спасаешь меня, - рассмеялся Епитимий. - Послушай, пока вон тот жирный дядька не смотрит, ты можешь... - он, наконец, взглянул на молчаливого спутника.
  И слегка озадачился.
  Во-первых, человек этот не принадлежал ни к импровизированной штурмовой группе, ни к жильцам храма. Епитимий пришел бы к такому же выводу, даже не являясь монахом. Во-вторых, он носил ослепительное серое платье и обладал ладной фигуркой. В-третьих, он был девушкой.
  Раздался мягкий смешок, и Епитимий решил, что замешательство, должно быть, слишком ярко отразилось на его лице. Девушка протянула бутылку, Епитимий на автомате принял. Ростом чуть ниже его, волосы как алое пламя, длинные и слегка спутанные. Она не задирала голову, а смотрела словно насквозь, и он никак не мог разглядеть глаза. Почему-то ему показалось, что глаза у нее ярко-изумрудные, как молодые листочки.
  Она улыбнулась сдержано, подождала, пока Епитимий сделает один заторможенный глоток. Она все так же не поднимала взгляд.
  - Спасибо, - он вернул бутылку.
  - Не за что, - ответила она просто.
  - Ты... вы здесь по поводу... по какому поводу? - слова, как кузнечики, прыгали у него в голове, и он отчаянно пытался поймать как можно более красивые.
  - Пришла к старому другу, - она забавно наклонила голову. - А ты?
  - Мы? Мы тут... - Господь Всемогущий, чем они тут заняты?! - Турпоход! Исследуем старые пещеры, ищем остатки древних цивилизаций...
  - И как?
  - Ну, наша лучшая находка - вон тот старик с бусами, - он указал на Антуана, теребящего четки рядом с двумя новичками.
  Она засмеялась, звонко и задорно, и Епитимий мысленно дал себе пять. Хорошо пошла! Быстро, мозг, выдай еще что-нибудь...
  - Епитимий, - услышал он подрагивающий от напряжения голос Настоятеля.
  Все монахи смотрели на него. Он покраснел, залепетал виновато:
  - Она, наверное, сестра одного из новеньких. Зашла узнать, как поживает любимый братик, - он яростно отмел слово "подружка". Какого черта он вообще стал монахом?! - А что? Вы, бессовестные, уволокли ее брата с собой в подземелье! Это же похищение человека!
  Монахи продолжали молчать; более того, даже рекруты уставились на него, как на идиота.
  - Да что с вами?! - разозлился Епитимий. - Вы как будто грибов объелись. Падре Браунинг, скажите им!
  - Не знаю, как насчет грибов, - крякнул Браунинг, - но ты, дружок, продолжаешь плясать на минном поле.
  - Опять вы со своими метафорами! - скривился Епитимий. - Мне кто-нибудь скажет, в чем дело?
  - Я скажу, - девушка по-школьному подняла руку. Епитимий удивленно обернулся к ней. Она добавила с улыбкой: - Вернее, покажу.
  Она подошла к нему вплотную, небрежно смахнула волосы с лица. И Епитимий, наконец, понял. А секунду спустя почувствовал, как холодеют пятки и медленно немеют ноги, а за ними - и все остальное тело.
  Он ошибся с цветом ее глаз. Они не были изумрудными. На застывшего монаха спокойно смотрели два багровых уголька в ночи. Красная радужка посреди черной склеры: отличительный взгляд обитателя Ада. Другие монахи называли такие глаза инфернальными.
  Они так и стояли в тишине, глядя друг на друга: она насмешливо, он - как человек, чей галстук засосало в камнедробилку. Кто-то из монахов ругнулся, но Епитимий не мог отвести взгляд. Он продолжал падать в эту черноту, навстречу яркому, инфернальному огоньку, понимая, что выбраться уже не удастся. Из груди вырвался сдавленный вздох:
  - Вот черт...
  - Как грубо, - ничуть не обидевшись, произнесла демонесса. - Я надеялась, что мы подружимся, мальчик-монах.
  Позади Епитимия донесся усталый голос Настоятеля:
  - Давно не виделись... Баал.
  - Зови меня Балу, - предложила она, повернув Епитимия лицом к остальным. Изящные руки обвили юношу за пояс, она положила голову ему на плечо: - Ты так вырос, Уайти. Стал большим и страшным начальником...
  - Ты тоже изменился, - заметил Настоятель. - Волосы покрасил?
  - А вот шутки все те же, - кисло сказала Балу. Она слегка коснулась щекой Епитимия, и того словно током ударило. Она горяча. В прямом смысле. Да лихорадочные больные не так горячи, как она! Человек с такой температурой тела жить не может, по крайней мере, на поверхности земли. Но кто знает, какой в Аду климат... - Знаешь, я рада тебя видеть и все такое, но у меня куча дел на поверхности.
  - Ну надо же, - ошарашено сказал Настоятель, - какое совпадение. У меня тоже дел невпроворот. Я теперь большая шишка, как ты заметил. Молитвы, посты, службы... думаем радио свое запустить. Слушай, раз мы все деловые люди, давай просто разойдемся миром.
  - Прости, но это невозможно, - с грустью сказала Балу. - И дело не только во мне. Там, за Вратами, целый легион желающих лично побеседовать с тобой. Не могу лишить их такого удовольствия.
  - Ты так расстроился из-за дурацкой шутки с водой? Ты и правда как маленькая девочка, - насмешливо сказал Настоятель.
  - Падре, - простонал Епитимий, чувствуя, как в бока впиваются острые коготки, - пожалуйста, не злите ее.
  - Не бойся, - шепнула Балу на ушко, - Я тебя не трону. Пока. В конце концов, мне понадобятся умелые исполнители, - она издала звонкий смешок, - а у нас с тобой уже налажен контакт.
  Руки исчезли, но Епитимий и не подумал шевелиться. Это станет фобией. Все эти обнимания со спины. Через много лет, когда он станет старым маразматиком с больным сердцем, внучка решит сделать деду сюрприз и тем самым прикончит старика.
  Тем временем, Балу направилась вглубь пещеры. Новички поспешно расступились, пропуская демонессу, идущую прямиком к Настоятелю. Тот напрягся, но она лишь слегка задела его плечом, проходя мимо. Она достигла Врат и провела по ним ладошкой. Голубоватое свечение на мгновение вспыхнуло ярким лазурным цветом. Она тут же отдернула руку; Епитимий заметил струйки дыма и покрасневшую кожу.
  - Ауч, - она театрально затрясла ладошкой. - Горячо даже для меня. Не могли бы вы на секунду снять это... чародейское поле? Меня ждут друзья, которым не терпится осмотреть новый дом.
  - Прости, вход только по приглашениям, - усмехнулся Настоятель. - Твоим дружкам придется спать снаружи.
  - Я в этом сомневаюсь.
  Балу прошла мимо троих служителей, застывших в молитвенных позах в центре зала. Затем вдруг обернулась и крадущейся походкой заскользила обратно. Она подошла сзади к Марви, молчаливому монаху с цепкими глазами, и прильнула к спине, нежно зажимая ладошками его глаза. Епитимий порывисто вздохнул, видя, как мягкая грудь прижалась к монашьей спине. Балу наклонилась к внезапно покрасневшему уху и горячо шепнула:
  - Угадай, кто?
  Сияние вокруг Врат резко померкло, и со стороны двух оставшихся монахов послышался тяжелый стон. Настоятель неверяще уставился на Врата, затем крутнулся и заорал обвиняюще:
  - Марви, какого хрена?!
  - Не ругай его, - строго прервала Балу, - Это не его вина. Из-за ваших глупых обетов этот бедный, бедный мальчик загнал свою страсть на самое дно души, где она заплакала от одиночества. Но нельзя уничтожить желание, - она провела рукой по волосам Марви. - Можно лишь спрятать его и притворится, что его нет.
  Марви прятал глаза, лицо монаха пылало от стыда. Балу погладила его по щеке и двинулась к следующему.
  Второй монах, Трестон, смотрел на нее с презрением, морщины вокруг глаз и рта стали еще глубже. Он бросил резким, неприятным голосом:
  - Ты мне во внучки годишься.
  - Это верно, - сказала Балу.
  Она стала прямо перед ним, лицо монаха на уровне ее пупка. Епитимий поразился тому, как изменилось ее лицо. От игривости и томности не осталось и следа. Балу смотрела прямо в серебряные глаза Трестона, на лице - нежность и сочувствие сродни материнской. Она мягко обхватила седеющую голову и потянула на себя. Трестон прижался щекой к плоскому животику. Взгляд стал еще ожесточеннее, и на секунду Епитимий подумал, что монах сейчас грубо оттолкнет ее.
  - Вы возносите молитвы Господу, - негромко заговорила Балу, - но вы страшитесь говорить Ему правду. Вы лишь благодарите за пищу и новый день, убеждая себя, что ваши проблемы - это результаты гордыни, и что они не достойны внимания Божьего. Как может Он утешить вас? Как может даровать прощение, если вы верите, что заслужили страдание? И каждый вечер, вы раз за разом наказываете себя. За несказанные слова. За необдуманные поступки... - она опустила взгляд на застывшего в ее объятьях монаха, - за вредные привычки.
  Трестон закрыл глаза, задышал прерывисто и тяжко. Весь зал молчаливо наблюдал за происходящим.
  - Каждую ночь вы слышите, как ваши близкие шепчут молитвы, - сказала Балу, - но не Богу - вам. Просят остановиться, молят о прощении. Вы не смыкаете глаз, а когда наконец засыпаете, слышите их плач в своих кошмарах. Вы пытаетесь загасить боль алкоголем, но ничего не выходит, - Балу прижала Трестона еще крепче, - и тогда вы ссылаете себя в мрачное здание, где не видно солнечного света, в наказание за свои грехи.
  Трестон не двигался, не издавал ни звука. Епитимий тоже боялся пошевелиться.
  - Может, Господь и слышит ваши молитвы, - закончила Балу тихо, - но ваши сны вижу я.
  Она отстранилась и отошла в сторону. Епитимий проводил ее взглядом, затем повернул голову к Трестону. Монах остался сидеть посреди зала. По лицу медленно скользили кристальные капли.
  - Трестон... - произнес Настоятель в шоке.
  - Почти ничего не знаешь о своих подопечных, - Балу осуждающе покачала головой. - Так на тебя похоже. Всегда в своем мире, а всё остальное пусть катится в чертям.
  Вспышка озарила пещеру, и свечение Врат стало едва различимым. Одновременно с этим раздался кошмарный рев: Ричардсон выпучил глаза, челюсти стиснуты, ладони сжал так, словно пытается выжать воду из алмаза.
  - Остался ты, здоровяк, - сказала Балу с энтузиазмом.
  - Ричардсон, на тебя вся надежда! - закричал Настоятель. - Покажи ей, что и среди людей встречаются настоящие монстры!
  Балу поморщилась и легкой походкой приблизилась к огромному монаху. Некоторое время она задумчиво смотрела на Ричардсона, взгляд становился все более озадаченным. Настоятель радостно потер ладони:
  - Ха! Ничего не выйдет, Баал. Этого парня я лично готовил к подобной ситуации. Он устойчив к любому пороку, у него нет ни сожалений, ни сомнений, ни потаенных желаний. Его невозможно сломать.
  - Любого можно сломать, - сказала демонесса.
  - Скорей уж Епитимий найдет себе девушку-
  - Хэй! - донеслось возмущенное.
  - ... в этом подвале, чем Ричардсон...
  Она с размаха пнула его в пах. Тут же хлопнуло и пропало сияние Врат, огромные створки с грохотом повалились на каменный пол, подняв волны пыли. Вместе с ними рухнул и Ричардсон. По залу пронесся коллективный стон. Настоятель неверяще уставился на поверженного монстра, тихо скулящего и скребущего ногами по полу. Балу переступила через тушу, не забыв при этом наступить на перекошенное болью лицо, отряхнула ладошки от пыли:
  - Делов-то.
  Она повернулась и подмигнула Епитимию. "Шансы есть!" - говорил ее ободряющий взгляд. Епитимий криво улыбнулся, не зная, радоваться ему или делать ноги.
  Зал вдруг наполнился странными звуками, словно тысячи голосов одновременно зашептали тысячи молитв. Епитимий готов был поклясться, что с каждым сказанным духами словом в воздухе появлялось маленькое серебряное лицо, но тут же таяло, уступая место новому. Видения вспыхивали и гасли, и от призрачного света казалось, что в комнате начался снегопад.
  С той стороны, где на земле покоились сокрытые туманом Врата, раздался зловещий скрип. Створки приподнялись, на секунду замирая в вертикальном положении, и с треском обрушились на гранитные плиты. Новички с криками хлынули к единственному выходу, но там уже стояла Балу, покусывая смертоносные коготки и с интересом поглядывая на враз охладевших беглецов.
  Над Вратами поднялась огромная когтистая лапища, покрывала которую не кожа, а багровая чешуя. Когти вгрызлись в гранитный блок, погрузились на величину ладони. Вторая лапа обхватила косяк, и вместе с первой они вытащили на свет божий создание, походившее на смесь минотавра и жуткой глубоководной рыбы. Зубы не помещались во рту, гнулись наружу, создавая ощущение, что тварь улыбается, хотя, возможно, прямо сейчас ее лицо выражало смертельную скуку. Инфернальные глаза, в точности как у Балу, оглядели собравшихся с тупой яростью.
  - Привет, Корсакул, - пропела Балу, - Не стесняйся, чувствуй себя как дома.
  Демон сфокусировал на ней пылающий взгляд, разлепил жуткие челюсти:
  - ПОЧЕМУ ТАК ДОЛГО?
  От прелестного голоска у Епитимия заложило уши. Что-то среднее между циркулярной пилой и камнедробилкой, с легким испанским акцентом. Балу нахмурилась.
  - Я справилась за десять минут. А сколько вам понадобилось времени, чтобы выбить Врата изнутри? Десять, двадцать лет? И все равно пришли ко мне, - сказала она остро.
  Демон угрожающе зарычал. Епитимий посмотрел на огромные кривые рога, на которых запросто поместился бы откормленный теленок, и решил про себя отключить иронию и сарказм, пока он находится в подвале. Так, на всякий случай.
  Тем временем, из Врат появлялись все новые и новые демоны. Они хоть и были помельче Корсакула, но все равно каждый из них мог потягаться с Ричардсоном в росте и ширине спины. Они разбредались по залу, плотоядно щуря зубастые рты, подходили к жалким людишкам и что-то шептали на ухо, словно стая пираний, внезапно решивших помолится перед трапезой.
  Балу с нетерпением поглядывала на триумфальных демонов. Особо наглый прижал одного из рекрутов к стене, из раскрытой пасти на лицо несчастного потекла вязкая слюна. Балу крикнула предостерегающе:
  - Корсакул, следи за своими псами.
  Огромный демон что-то рыкнул на скрипящем языке, и его собрат неохотно отпустил жертву. Парень с воплем убежал на другую сторону пещеры. Балу встала напротив Корсакула. Глаза угрожающе сузились.
  - У нас был договор. Настоятель ваш, все остальные - мои.
  - СОПЛЯК ИДЕТ С НАМИ, - Корсакул ткнул жутким когтем в сторону Епитимия. Тот сразу уменьшился ростом.
  - Мальчик-монах остается, - топнула ножкой Балу.
  Они смотрели друг на друга добрую минуту, словно армрестлеры перед началом поединка, и Епитимий взмолился так яростно, как никогда в своей жизни. Господи, отдай меня тому демону, а не этому...
  Наконец, Корсакул фыркнул и громыхнул на весь подвал: - ЧЕЛОВЕКОВ НЕ ЖРАТЬ! ОБЫЩИТЕ МОНАСТЫРЬ, НАЙДИТЕ ЧЕРТОВУ ШКАТУЛКУ... - он кровожадно посмотрел на Балу, - И ПОМОГИТЕ ХОЗЯЙКЕ ОБЖИТЬСЯ.
  - Эй! - взвилась Балу.
  - ПРИКАЗ СВЕРХУ, - ухмыльнулся демон. - СМИРИСЬ, БУКАШКА, - он отодвинул разгневанную демонессу и направился к Настоятелю.
  Епитимий в отчаянии наблюдал за происходящим. Они проиграли. Это катастрофа. Теперь, когда демоны здесь, их никто не остановит. Они выйдут на улицы и начнут жрать людей. И это все из-за него. Из-за его слабости, наивной веры в то, что с нижним миром можно договориться. Будь он сильным как Настоятель, или хотя бы как Ричардсон, они бы отбросили демонов обратно в Преисподнюю, и вернулись бы к прежней жизни!
  Нужно было что-то делать, но он не знал, что. Колени тряслись, все тело ходило ходуном, а в голове было пусто, как на сходке анонимных самоубийц. Все, на что его хватало, - просто смотреть.
  Корсакул наконец добрел до своей жертвы и навис на ним, приставив указательный коготь ко лбу Настоятеля.
  - КАК БЫ ТЫ ОПИСАЛ МЕНЯ, ЧЕЛОВЕЧИШКА?
  - Здоровый и тупой.
  - СМЕШНО.
  Кошмарный удар отправил Настоятеля в затяжной полет, словно тряпичную куклу в балахоне. Он несколько раз отскочил от земли, пока дальняя стена не погасила остатки импульса. Епитимий перестал дышать. Он ожидал, что Настоятель подскочит и ринется в атаку, но серая масса возле стены не шевельнулась.
  - ЭТО ТОЧНО УАЙТСТРИНГ? - уточнил Корсакул насмешливо, приближаясь к бездыханному телу. Когтистая лапа стиснула шею, демон приподнял Настоятеля над землей, подозрительно вглядываясь в окровавленное лицо: - ВРОДЕ ПОХОЖ...
  Он размахнулся и швырнул Настоятеля в другую сторону. Епитимий чуть не заплакал, услышав, как тело грузно шлепнулось в паре метров от него. На полу начала растекаться кровавая лужа. Даже Балу отвернулась, не желая смотреть на подобное зверство.
  - МУСОР, - заключил Корсакул. Он двинулся к своей жертве, но внезапно обнаружил, что кто-то загородил ему путь. Кто-то маленький, хрупкий и крайне взбешенный.
  - Назад, отродье! - крикнул Епитимий. Он судорожно сжал маленький серебряный крестик и вытянул его в сторону демона, словно гранату. - Еще шаг и я...
  - И ТЫ ЧТО? - поинтересовался Корсакул. Он поиграл мышцами, вытянул лапу в сторону, демонстрируя устрашающие когти: - ЭТО ВИДЕЛ?
  Епитимий некоторое время сохранял лицо. Затем сделал полшага назад.
  - Ну ладно, я может, ничего и не сделаю, - голос дал петуха, но он отчаянно старался держать себя в руках. - Но мы можем поговорить! Обсудить решения, найти компромисс, альтернативные методы. Вы же разумный господин, и если мы...
  - Епитимий... - похрипел голос позади него.
  - Падре, вы живы! - облегченно вскрикнул Епитимий, не решаясь повернуться к демону спиной. - Полежите пока. Мы с Корсакулом попробуем-
  - Зат... кнись...
  Епитимий шокировано оглянулся. На залитом кровью лице Настоятеля блуждала кривая усмешка. Глаза горели яростным огнем. Он сплюнул кровавый сгусток и заговорил тяжелым, и в то же время несгибаемым тоном:
  - Когда же ты поймешь, балда... Не хотят они говорить... Не любят они... это дело... - он со стоном поднялся на четвереньки, - Ты посмотри на их мышцы. Это их гордость... как у тебя - мозги. Как у Антуана... его борода... - он зарычал, поднимаясь на ноги.
  Демон с уважением присвистнул. Настоятель отпихнул Епитимия, застывшего с ошалелым видом на лице, и пошел прямо на Корсакула.
  - Запомни, щенок... С умными говори по уму. Со старыми пердунами... навроде Антуана... проклинай молодых и их культуру, - он улыбнулся застывшему в отдалении старику, - без обид, дружище. А с теми, кто понимает лишь силу...
  Он вдруг выстрелил с места, как снаряд. Кулак впечатался в рогатую морду с мощью упавшего метеорита. Демон с грохотом шлепнулся на каменные плиты, высекая рогами снопы искр. Все зрители, как демоны, так и люди, застыли в шоке. Слышно было лишь стон Корсакула, да тяжелое дыхание Настоятеля. Балу захлопала в ладоши.
  - Неплохо для старика, - засмеялась она одобрительно.
  - Эй, малышка... - Настоятель взглянул на нее покрасневшими глазами, - не обижай парня, ладно?
  - Я подумаю.
  Настоятель улыбнулся и повалился на спину. В стороне глухо зарычал, поднимаясь, взбешенный демон. Кончик одного рога отломился, и остался лежать на полу рядом с выбитыми зубами.
  - ТЛЯ!!! - взревел Корсакул. Пылающие глаза отыскали Настоятеля, он встал на четвереньки и ринулся навстречу, как разъяренный бизон. И уперся носом в маленькую ладошку.
  - Убьешь его - и тебя подвесят за хвост на Адской площади, - предупредила Балу. Демон попытался обойти назойливую помеху, но Балу схватила за оставшийся рог и притянула жуткое лицо к себе, заговорила проникновенно: - Победа у тебя в кармане, Корсакул. Не будь идиотом. Этому несчастному и так уготована кошмарная участь.
  Демон ненавидяще уставился на лежащего человека. Затем с ревом грохнул лапами по земле. Балу отпустила рог.
  - Вот и чудно.
  Корсакул приблизился к Настоятелю, схватил за ногу, и потащил за собой, не переставая глухо бормотать угрозы. Балу посмотрела на Епитимия. Тот стоял, опустив голову, кулаки стиснуты в бессильной злости. Демонесса заботливо похлопала юношу по спине.
  - Он был хорошим учителем. Просто не тем, кто нужен тебе.
  - Откуда вам знать, кто мне нужен! - огрызнулся Епитимий.
  - Ты стремишься решать проблемы миром. Веришь в компромисс. Уайтстринг же был ходячим ураганом. К сожалению, - вздохнула она, - в мире, где ты живешь, мягкий подход почти всегда приводит к поражению.
  Она пошла вслед за Корсакулом к Вратам. Огромный демон забросил добычу на плечо и встал напротив пылающего проема, нетерпеливо помахивая хвостом. Епитимий представил, как внизу его учителя ожидают сотни, тысячи таких же корсакулов. А он стоит здесь, всего в паре десятков шагов, не в силах что-либо изменить.
  При этой мысли что-то рушилось внутри, трещало и ломалось, словно охваченный пожаром лес. Он больше не хотел перемирия. Не искал разговоров. Все, чего он хотел, - увидеть размазанную голову Корсакула прямо под своим ботинком.
  Иногда, нужно взять проблему и сломать ее пополам.
  Балу подошла к повисшему на плече демона Настоятелю, провела ладонью по безмятежному лицу.
  - Счастливого Рождества, Уайтстринг...
  Корсакул шагнул вперед. Бесноватое пламя взвилось и поглотило зверя, а вместе с ним - и бывшего настоятеля. Двое демонов с натугой закрыли врата, и не успела осесть поднявшаяся пыль, как в пещере прозвенел исполненный энтузиазма голосок Балу:
  - А теперь - займемся ремонтом!
  
  

Глава 4. Одиннадцатый и сорок восьмой

  Он решил стать монахом не потому, что искал покоя или святости. Родившись в умеренно-религиозной семье на юге Англии, его никто не принуждал посвятить жизнь Господу; более того, даже в церковь ходить было не обязательно. Единственное, что связывало его с религией - крестик на шее и символический обряд молитвы, если дела вдруг начинали идти по наклонной.
  Если уж быть до конца честным, родители надеялись отправить одаренного ребенка в престижный университет, дабы тот смог впоследствии стать историком или юристом. Но надеждам не суждено было сбыться: наравне с весьма острым умом мальчик обладал крайне чувствительной душой, и болезненно реагировал на любые акты агрессии и несправедливости, особенно когда дело касалось других детей. Стоит ли говорить, что в мире, подобном нашему, нельзя прожить и дня без подобных конфликтов.
  Грустно, но факт: мир нельзя переломить в сторону добра и уважения к ближнему. Большинство людей понимают это и притупляют ожидания, обретая возможность бесконфликтной жизни в обществе. Этакая "социализация личности", только в более грубом варианте.
  Но есть те, кто отказываются принять несправедливость. Родители не очень удивились, когда их сын заявил, что намерен отправиться в духовную семинарию и получить статус священника. По его мнению, именно церковь несла ответственность за моральные устои людей, а потому являлась своеобразной точкой опоры для человека, жаждущего перевернуть мир.
  Поступление в Вестминстерскую семинарию не составило труда, равно как и дальнейшее обучение. Преподаватели приходили в восторг от успеваемости юноши, но что еще важнее, он обладал четким моральным уставом, так необходимым будущему священнику. Его ждала великолепная карьера, если это слово применимо к духовной сфере. Возможно, он даже переехал бы в Ватикан и стал одним из кардиналов, или, чем Бог не шутит, самим Папой.
  Так как же его занесло в чокнутый монастырь посреди Бостона?
  Епитимий попытался выстроить цепочку причин и следствий, проследить временную линию, но получалась какая-то безумная загогулина случайностей, встреч и горячечных решений вперемешку с абсолютным отсутствием логики и смысла. Вроде бы его отправили в Америку на встречу с представителем римско-католической церкви, якобы для культурного сотрудничества и обмена опытом. Потом, его представили пожилому священнику из Бруклинской церкви св. Антония, и по бумагам, полученным этим самым священником из Англии, выходило, что Епитимий назначен к ним на прохождение духовной практики. Священник отказался принять юношу и переслал его в другую церковь. А та - в другую. Он исколесил порядка восьми американских городов, пока, вконец уставший и злой, не прибыл в Бостон с твердым намерением распять следующего же священника, который закроет перед ним дверь.
  Им оказался Падре Уайтстринг.
  Его приняли сразу же, без вопросов и звонков. В первый же день Настоятель присвоил ему новое имя, основываясь на неизвестной юноше привилегии. Бумаги о переводе, уже порядком измятые десятками рук, Настоятель попросту сжег на виду у прибалдевшего юноши. "У нас тут не школа, а линия фронта, - сказал он тогда. - Хочешь выжить - учись у других. А теперь иди работай". Первое время его откровенно эксплуатировали: пойди туда, принеси то, протри пыль, поработай в саду. Наряду с этими заданиями давались еще более идиотские, вроде игры на карильоне в шесть часов утра, чтобы затем не выспавшиеся монахи срывали на нем злость в течение всего дня. Но самым глупым было то, что в католическом монастыре он являлся единственным протестантом.
  Однако, когда первое возмущение поутихло и юноша перестал думать о побеге, он начал проникаться духом монастыря, и особенно - характером его настоятеля. Он узнал о Великой Миссии и Вратах, и даже поучаствовал в одном из обрядов Изгнания (не совсем удачно), после чего твердо решил остаться в монастыре до тех пор, пока не накопит достаточно смелости и силы духа. В частности, это было нужно и для того, чтобы объявить Настоятелю об уходе.
  Теперь, уходить было не от кого. Настоятеля утащили прямиком в Ад. Словно это само по себе было недостаточно плохо, Епитимий, согласно последнему желанию Уайтстринга, сам становился настоятелем.
  Он не знал, что собирается делать. Попытка переговоров с треском провалилась, похоронив Настоятеля вместе с надеждой о мирном разрешении конфликта. Епитимию нужно было найти другой способ. Менее дипломатичный.
  Более радикальный.
  
  _____________________________________
  
  Епитимий молча наблюдал, как половина их штурмовой группы, наспех собранной за стенами монастыря, забивает окна в притворе, превращая мрачное христианское здание в еще более мрачный аванпост сил Тьмы. По всему монастырю кипела работа; Балу не только впрягла новичков, но умудрилась заставить трудиться даже нагловатых демонов. Видимо, без покровительства Корсакула, еще не вернувшегося из Ада, демоны не решались на свое обычное... демоническое поведение.
  На него повесили функции прораба и заведующего инвентарем. Епитимий решил использовать полномочия по полной программе и ловил маленькое мстительное удовольствие, отправляя чудовищ на самую тяжелую, грязную, а зачастую заведомо бесполезную и даже бесконечную работу. Он мрачно улыбался, глядя в окно на двух демонов, которых он назначил пересаживать яблочные деревья в саду в шахматном порядке. Несчастные должны были продрогнуть насмерть к этому моменту, и кроме того, постоянно спотыкались в темноте о корни деревьев. Пожалуй, дальше он отправит их красить черепицу на колокольне. В такой мороз это должно быть потешно.
  Когтистые ладошки нежно обвили его за талию, и он непроизвольно вздрогнул. Фобия, говорю вам...
  - Знаешь, тебе стоит больше внимания уделять укреплению монастыря, а бедных зверюшек оставить в покое, - промурлыкала Балу.
  - Я давно планировал перекопать сад, - Епитимий с непроницаемым видом поправил очки. - Глупо упускать возможность. Падре Уайтстринг будет доволен, когда вернется.
  - Надежда умирает последней, - сказала Балу, покусывая его за ухо. По спине Епитимия бегали мурашки и маленькие шаровые молнии; он изо всех сил сосредоточился на перемножении трехзначных чисел, не давая другим мыслям затмить рассудок: - На твоем месте, я бы смирилась с неизбежным. Твой учитель не вернется. Никто бы не вернулся.
  - Вы его плохо знаете.
  Балу со вздохом убрала руки. Чувство потери захлестнуло Епитимия, но он изловил его, словно дикую змейку, свернул шею и закопал на задворках разума.
  - Распорядись, чтобы из моего кабинета убрали распятия. Иконы тоже сними - бородатые старики меня не привлекают.
  - Скажу Антуану, чтобы не пытал счастья, - пробормотал Епитимий.
  Она отправилась к группе новичков, уныло заколачивающих ставни. Епитимий с грустью заметил, что практически все заулыбались при ее появлении, заработали втрое усерднее. Предатели. Балу звонко смеялась, заговаривала с работниками на разные темы, а стоило кому-нибудь отвернуться и потерять ее из виду, она обнимала счастливца сзади и с чувством чмокала в щеку. Стоит ли говорить, что, когда новички заметили тенденцию, ситуация стала совершенно нелепой: один за другим работники вдруг прерывали смех, резко поворачивались и начинали яростно заколачивать гвозди. А за место возле Балу велись настоящие войны. Новую хозяйку монастыря это лишь забавляло, и она смеялась еще задорнее.
  Епитимий словил себя на том, что чересчур долго смотрит на виляющие бедра, и одернул себя. Это всего лишь маска. Обманчивая личина. Стоит окатить ее святой водой, и она превратиться в кошмарного старика, или того хуже - в жуткую бабульку с дряблой обвисшей кожей. К сожалению, Балу единственная, кто сдерживает демонов от выхода наружу, и пока здесь шляются эти зубастые твари, о водных процедурах не может быть и речи.
  Уши уловили старческое кряхтенье. Епитимий резко обернулся и увидел Антуана, шаркающего в направлении коридора с веником и совком. Некогда белая борода была в грязных пятнах и нитях паутины и выглядела так, словно Антуан по старческой забывчивости пользовался ей вместо веника.
  Епитимий оглянулся по сторонам, ноги сами понесли в коридор вслед за Антуаном. Он почти нагнал его, когда старик вдруг задрал голову и звучно чихнул.
  - Будь здоров, - сказал Епитимий и получил веником по башке.
  - Тьфу ты, парень, это ты! - крикнул Антуан и тут же ощетинился: - Чего к старику подкрадываешься, проклятый!
  - Какой же ты старик, - отмахнулся Епитимий, - едва за шестьдесят перевалило. Вон наша новая хозяйка, говорят, как раз на таких падка. Можешь попытать счастья.
  - Еще чего, - задрал подбородок Антуан, - не для нее моя вишня цвела!
  Епитимий заметил рогатого патрульного, выходящего из-за угла, и затянул Антуана в ближайшую комнату. Просторное помещение было заставлено партами и книжными шкафами, и насколько Епитимий помнил, являлось местной библиотекой. Выглядела она так, словно сюда не входили долгие годы. Что ж, это многое объясняло.
  - Послушай, Антуан. Мне нужен Браунинг. Он единственный знает, что нам делать.
  - Ничего не выйдет, - вздохнул старик, выдирая паутину из бороды. - Браунинга кинули за решетку.
  - Ч-чего? За какую решетку, Антуан? - раскрыл глаза Епитимий. - Мы в монастыре, тут нет решеток!
  - Это я так, по старой памяти, - помахал руками Антуан, - Есть каморка на втором поверхе, с железной дверью. Там Браунинга и держат.
  - Каморка на втором... эй, это же моя комната!
  - Это мы для тебя комнату сделали. До этого там карцер был. Мы туда провинившихся кидали, чтоб подумали.
  - Вот оно что, - кисло сказал Епитимий, - поселили меня в карцере, значит.
  - Не смотри на меня так, - старик осторожно попятился, - Это настоятель распорядился. Сказал - неча тебя баловать.
  - Надо признать, железная дверь и наружные засовы меня долгое время смущали... - Епитимий раздосадовано хлопнул ладонью по парте. Чертов Настоятель, мало того, что заставлял работать, так еще и в тюрьму поселил. - Так что все-таки произошло?
  - А ты как думаешь? Браунинга работать заставили. Он разорался. Грабли сломал об колено. А когда та девка послала своих щенков с ним разобраться, он пальбу открыл. Отделали его знатно... - Антуан поморщился, вспоминая картину.
  Епитимий молча отошел вглубь библиотеки. Его план разваливался на части, не успев родится. Черт, Браунинг, неужели так сложно на часок усмирить гордыню и немного поработать? И теперь по его милости Епитимию придется придумывать еще один план.
  Он закрыл глаза и попытался вспомнить. Настоятель что-то говорил о шкатулке в кабинете. Сказал, что демоны побоятся сунуться в монастырь, пока шкатулка под рукой. Что ж, очевидно, он ошибся. Но на данный момент, это их единственная надежда. Проблема состоит в том, что кабинет Настоятеля наверняка охраняется. К тому же, там может оказаться Балу.
  Без Браунинга тут не обойтись...
  - Парень, - позвал Антуан.
  - Мм?
  - Мне Браунинг тут кой-чего сказал. Это правда, что ты теперь... ну...
  - Боюсь, что да.
  Антуан помолчал немного, борода напряженно шевелилась. Затем он подковылял к Епитимию и ткнул кулаком в грудь.
  - Все нормально будет, - сказал старик уверенно. - Уайтстринг не дурак. Если он выбрал тебя, значит, так и надо.
  - Спасибо, Антуан.
  Всё верно. Настоятель предвидел такой исход. Значит, шансы еще есть. От этой мысли Епитимий воспрянул духом. Он посмотрел на старика, подзывая того поближе, и заговорщически прошептал:
  - Для тебя есть работа...
  
  _____________________________________
  
  Коридор на втором этаже проходил прямо над главным залом и охватывал оба крыла монастыря. Вытянутые лампы создавали небольшие островки света в темном пространстве, и Епитимий осторожно перебегал между ними, словно мексиканец, пересекающий границу. Он старался шагать как можно тише, при малейшем шорохе прыгая в ближайшую дверь. До поворота к Восточному крылу оставалось пара десятков шагов, когда он услышал скрипящие, режущие ухо голоса:
  - ... А ПОТОМ ВЗОРВАЛАСЬ ПРЯМО В РУКАХ!
  - НУ ПРЯМ ВЗОРВАЛАСЬ...
  - ГОВОРЮ ТЕБЕ! А ЕЩЕ ПЛАМЯ ВЫЛЕТЕЛО, КАК ПОСЛЕ ТВОЕЙ ОТРЫЖКИ.
  Епитимий осторожно выглянул из-за угла. Возле карцера, бывшего до недавнего времени его комнатой, на притащенных черт знает откуда партах восседало двое грозных на вид демонов. Оба что-то увлеченно разглядывали, склонившись так, что рога задевали друг друга. Первый демон был тощий, и напоминал больше козу, нежели быка. На поясе того, что побольше и шире в плечах, поблескивал маленький металлический ключик.
  Епитимий придвинул очки, входя в режим прораба. Он вышел из-за угла и широким, уверенным шагом направился к демонам, нарочито топая так, чтобы его заметили издали и не сожрали от удивления.
  - РАЗ ОНА ВЗОРВАЛАСЬ, ПОЧЕМУ ТОГДА Я НА НЕЕ СМОТРЮ? - осведомился гигант.
  - НАВЕРНОЕ, ЭТО ОДИН ИЗ АРТЕФАКТОВ, ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕЛЬЗЯ УНИЧТОЖИТЬ. НУ-КА ПОДВИНЬСЯ! - костлявый демон принялся с энтузиазмом долбить зажатой в ладони железякой по столу.
  Епитимий подошел и выжидательно уставился на парочку. Стук прекратился. Две пары инфернальных глаз равнодушно мазнули по монаху.
  - ЧЕГО? - рыкнул костлявый, подозрительно щуря глаза.
  - Работа, - лаконично ответил Епитимий.
  Тощий и гигант застонали. Очевидно, работа что в нижнем, что в верхнем мире причиняла одинаковый подъем духа. Епитимий лишь надеялся, они не станут вести себя, как Браунинг. Но демоны оказались чуть более воспитаны. Такой удар по репутации монастыря...
  - СЛЫШЬ, ЧЕЛОВЕЧЕК, - пророкотал гигант, пытаясь сменить тему, - МЫ ТУТ ШТУКЕНЦИЮ НАШЛИ. НЕ ОБЪЯСНИШЬ НАМ, ЧТО ЭТО?
  Он ткнул в Епитимия пистолетом. Руки автоматически взлетели вверх, Епитимий лишь чудом подавил в себе вопль о пощаде. Он выдавил слабую улыбку. Маленький крючок позади ствола был поднят, и согласно науке Браунинга, пистолет сейчас был не более опасен, чем железный бумеранг.
  - Где вы его нашли? - дрожащим голосом спросил Епитимий, опуская руки.
  - БЫЛ У ТОГО ЖИРДЯЯ, - бухнул демон, туповато поворачивая ствол в когтистых лапищах, - ЭТО ЗАЖИГАЛКА?
  - Не совсем, - залепетал Епитимий, пытаясь придумать, что же ответить. Если скажет, что это оружие, демон наверняка решит опробовать. На нем. Глаза вдруг расширились, когда подленькая идея заползла в голову и принялась теребить мозг. Епитимий сглотнул, и сказал настолько будничным тоном, насколько смог: - Это исполнитель желаний.
  Демоны ошалело уставились на железяку. Костлявый протянул уважительно: - ЭТА ХРЕНЬ? НИЧЕГО СЕБЕ...
  - А, ерунда, - махнул рукой Епитимий, - У нас их навалом. Детская игрушка.
  - ЕЕ НУЖНО ПОТЕРЕТЬ, ИЛИ ЧТО? - гигант принялся усиленно натирать металлический ствол. Костлявый заинтересованно вытянул шею, наблюдая за процессом.
  - Эх, дурачье! - Епитимий подошел и грубо забрал пистолет из рук демона. Он вложил пистолет в руку гиганту, закрепил палец на курке: - Нужно придумать желание и нажать на рычажок. Например, можно сделать так, чтобы у твоего друга выросли усы и борода.
  - СЛЫШАЛ, ГЕГЕМОН? - заржал гигант, глаза загорелись детским восторгом, - ХОЧЕШЬ, МЫ ТЕБЯ СТАРЫМ ПЕРДУНОМ СДЕЛАЕМ?
  - ВОТ ЕЩЕ! - фыркнул костлявый, но заинтригованный взгляд выдал его с потрохами.
  - Сядьте ближе, - скомандовал Епитимий. Он обхватил лапу с пистолетом и притянул ко лбу тощего демона, одобрительно кивнул: - Держи так. А теперь подумай о том, как у друга вырастают огромные усищи, - гигант тут же нажал на курок, но послышался лишь сухой щелчок: - Не торопись. Сначала нужно снять защиту.
  - А ЗАЩИТА ДЛЯ ЧЕГО? - непонимающе громыхнул демон.
  - На всякий случай, - пояснил Епитимий, - вдруг ты по ошибке загадаешь прикончить коллегу?
  - КАК ВСЕ ХИТРО! - поразился тощий.
  - Разумеется. А теперь запомни, - Епитимий повернулся к гиганту с пистолетом. - Ни в коем случае НЕ думай о том, чтобы убить его. Понял? НЕ думай о том, чтобы вышибить ему мозги. Допустишь такую мысль - вместо усов у друга появится дырка в голове. Ну всё, - Епитимий протянул руку, снимая предохранитель. - Заделай ему знатную бороду! - он хлопнул побледневшего демона по спине и задорно засмеялся.
  А потом отошел подальше. На лбу гиганта вдруг выступили капли пота. Рука с пистолетом начала подрагивать. Он зажмурился, лицо перекосилось от яростной внутренней борьбы; губы беззвучно шевелились, повторяя "не думай, не думай, не думай..."
  - НУ ЧЕГО ТЫ ВОЗИШЬСЯ? - нетерпеливо крикнул тощий.
  - СЕЙЧАС... - выдавил демон, обхватывая Кольт двумя руками. Он глубоко задышал, старательно выравнивая мушку. Епитимий подумал, что вот сейчас здоровяк сломается, опустит пушку...
  Не-а.
  Выстрел разорвал черепушку Гегемона, словно рванувшая изнутри мина, кровавые ошметки разлетелись по всей площадке возле карцера. Огромный демон стеклянными глазами наблюдал, как тело его друга медленно заваливается назад и падает на пол. Пару секунд они с Епитимием глазели на труп. Затем ярко вспыхнуло багровое пламя и поглотило то, что некогда было Гегемоном. Под партой осталась лежать лишь горстка пепла.
  - Что ты наделал... - загробным тоном прошептал Епитимий.
  - Я НЕ ХОТЕЛ! ЭТО ВЫШЛО СЛУЧАЙНО! - заорал демон, в панике отбрасывая пистолет. - Я ДУМАЛ ОБ УСАХ И БОРОДЕ, И ВДРУГ ПРОСКОЧИЛА ТА МЫСЛЬ, - он принялся яростно стукать себя по голове: - ДЕРЬМО! ТУПАЯ! БАШКА!
  - Не завидую тебе, приятель, - Епитимий обрекающе взглянул на перепуганного демона. - Как только Корсакул узнает...
  - НЕТ, ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ГОВОРИ ЕМУ! - взмолился демон. - ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ? ХОЧЕШЬ, Я С ТОБОЙ КОНТРАКТ ЗАКЛЮЧУ? СЛУЖИТЬ ТЕБЕ БУДУ?
  - Я что, похож на взяточника?! - прикрикнул на него Епитимий. Демон в ужасе сжался. Епитимий выдохнул, уже спокойнее сказал: - Вот как мы поступим. Полезай в карцер. Посидишь там денек, пока все не уляжется. Корсакулу я скажу, что произошел несчастный случай.
  - ПРАВДА? - демон взглянул с надеждой, затем облегченно выдохнул: - ФУХ... СПАСИБО, ПАРЕНЬ.
  - Ключ, - потребовал Епитимий, протягивая руку.
  - А КАК ДОЛГО...
  - Это уже не от меня зависит, голубчик... - Епитимий открыл массивную дверь и заглянул внутрь.
  Из его каморки выгребли все личные вещи, оставив лишь кровать и маленькую табуретку. Даже плакаты содрали. Епитимий прищурился, приспосабливаясь к темноте, и заметил огромный, закутавшийся в одеяло ком, сидящий на кровати. А вот и узник совести...
  Он взглянул на Браунинга и вздрогнул. Лицо его собрата-монаха было сплошь в ссадинах и синяках, разбитые губы вспухли и заняли половину лица, словно переваренные сардельки. В то же время, глаза, грозно блестящие из-под импровизированного капюшона, показывали, что Браунинга побои только разозлили.
  Епитимий прочистил горло и рявкнул на весь карцер:
  - На выход, толстожопый, время вышло. Можешь возвращаться к работе. У нас тут новенький... - Епитимий посторонился, пропуска гиганта внутрь.
  Браунинг ошалело проводил взглядом поникшего демона, но тут же подхватился и выбежал из кабинки. Епитимий вставил ключ в замок и провернул, оставляя демона поразмыслить над своими грехами. Надо же, и в Аду встречаются святоши...
  Тяжелая рука прописала подзатыльник, высекая искры в глазах. Епитимий схватился за голову, охнул, обиженно оглянулся на Браунинга:
  - Я вам жизнь спас, между прочим!
  - Так бы вообще убил, - проворчал Браунинг, комкая и выкидывая одеяло. Грузное тело покрывали синюшные пятна, а когда Браунинг повернулся, Епитимий заметил рваные полосы от плети. Сочувствие к демонам мгновенно испарилось.
  Браунинг помахал руками, разминая застоявшиеся мышцы. Блуждающий взгляд наткнулся на пистолет.
  - Моя малышка! - крикнул он радостно, поднимая Кольт 1911 и прижимая к груди. - Папочка скучал...
  - Вы серьезно? - протянул Епитимий, потом безнадежно махнул рукой. Нет времени на сеансы терапии. Нужно добраться до кабинета Настоятеля и узнать, что находится в шкатулке. Кроме того, подумал Епитимий, оглядываясь на Браунинга, нужно раздобыть дополнительный комплект одежды. Избитый мужик в трусах и носках, любовно разговаривающий с пистолетом, точно не сможет повести новичков.
  Тем более, если альтернатива - красотка вроде Балу.
  
  _____________________________________
  
  - Вы куда? - крикнул Епитимий, догоняя Браунинга. Заточение явно не пошло ему на пользу: он был мрачен, как туча, и зол, как черт. Стоило им удалиться от карцера на сотню шагов, Браунинг вдруг сменил направление, оставляя позади выход на лестницу, и ускорил шаг. Епитимий не на шутку перепугался, ведь Браунингу ничего не стоило отправиться прямиком в главный зал и перестрелять мерзавцев, кинувших его в кутузку. Вот только патронов в обойме осталось не больше шести. Демонов же - около полусотни, и арифметика в данном случае была явно на стороне последних. Не говоря уже о том, что после подобной выходки гениально спланированному плану восстания придет конец.
  - В свою келью! - сердито бросил через плечо Браунинг.
  - У нас нет на это времени, - Епитимий попробовал схватить Браунинга за плечо. Напрасно. Браунинг вцепился в руку и резко повернул, заставляя Епитимия стать в молитвенную позу. Епитимий застонал, но продолжил, невзирая на боль: - Нам нужно попасть в кабинет. Там наш единственный шанс на спасение. Вы мне руку сломаете! - добавил он уже громче.
  - Не знаю, что ты забыл у настоятеля, но наш единственный шанс - моя келья! - выкрикнул Браунинг, отпуская Епитимия. Тот облегченно потряс рукой, проверил, в ту ли сторону гнется. Браунинг раздраженно добавил: - Не могу я шастать в таком виде. Не дай Господь, та рыжая увидит. Или Антуан. Он же от меня год не отстанет.
  - Вы совсем разум потеряли! - заорал в ответ Епитимий, указывая на коридор позади. - Кто-то мог услышать выстрел и выслать отряд вдогонку. Нам нужно идти наверх, сейчас же!
  - Скатертью дорога, - Браунинг упрямо пошел дальше. - Увидимся внизу.
  - Никуда вы не пойдете, - Епитимий вцепился в руку Браунинга, словно клещ. - Теперь я настоятель, и я приказываю исполнять мои приказы!
  Браунинг глухо зарычал, Епитимий зарычал в ответ, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы из Западного крыла не прозвучали выстрелы. Браунинг тут же стряхнул кипящего Епитимия, уши стали торчком.
  - Девятимиллиметровка... - пробормотал он. - Это же Самсон. Пошли! - он сгреб Епитимия в охапку и рванул по коридору. Епитимий сперва брыкался, но получив еще один дубовый подзатыльник, успокоился и смирился. Они пронеслись мимо западной лестницы, минули кладовку, и остановились возле резкого поворота. Браунинг осторожно выглянул за угол.
  - Можете отпустить меня... - сказал Епитимий пресно.
  Браунинг разжал руки. По коридору разнесся глухой стук, словно упал мешок с картошкой.
  - ...нежно! - простонал Епитимий запоздало.
  Браунинг шикнул на него, вслушиваясь в голоса и звуки борьбы, происходящие возле кельи Самсона. Являясь соседом Браунинга, Самсон перенял не самые лучшие черты своего собрата по вере. Одной из них являлась привычка хранить в келье огнестрельное оружие. Другой была крайняя параноидальность владельца этого оружия.
  Возле пошарпанной двери собралась небольшая армия: Епитимий насчитал пятерых здоровых демонов и одного мелкого, почему-то с мешком на голове, одетого в рваные серые лохмотья. Вокруг шеи демона-недоростка была натянута веревка, импровизированный поводок намотан на руку чудища с темно-багровой чешуей и огромными когтями, которые, видимо, делали его главным в отряде.
  Командир кивнул одному из подручных, тот с грозным ревом врезался в дверь, превращаясь в живой таран. Дверь хрустнула, но удержалась в петлях, отбросив нападавшего на пару шагов назад. Но не успел демон повторить попытку, как 9-мм пуля прогрызла себе путь через тонкое дерево и впилась прямо в пылающий зрачок, превратив чудовище в кучку пепла.
  - Ничего не понимаю, - прошептал Епитимий, глядя на перепуганных демонов, в панике отхлынувших от двери. - Почему это работает? В Писании сказано...
  - И верно сказано, - буркнул Браунинг, вытащив обойму и пересчитывая оставшиеся патроны. - Слишком велик соблазн. Думаешь, люди удержатся? Да нам придется по своим же стрелять, лишь бы к демонам с винтовками не лезли!
  Епитимий посмотрел расширенными глазами. Браунинг со щелчком вставил обойму, передернул затвор. Лицо выражало сдержанное раздражение пополам с грустью.
  - Перебьют всех в первый же день. Только волю дай. Найдутся храбрецы, что и Сатану за хвост подвесят. Что их там - десятки, сотни тысяч? Нас тут миллиарды.
  Донесся разгневанный рев. Вожак дернул мелкого демона за поводок и пинком отправил к двери. Еще один сдернул хлопчатый мешок с головы узника, и Епитимий ахнул:
  - Падре Весли!
  Браунинг ругнулся, грузное тело приготовилось к рывку; однако он замер, внимательно вглядываясь в лицо плененного монаха. Весли выпрямил спину. На лице играла спокойная, уверенная улыбка, какая бывает у человека, ведущего ферзя навстречу королю противника. Он встал напротив истыканной пулями двери, мягкий голос поплыл по коридору:
  - Самсон, это я.
  Епитимий сжался в тревоге: сейчас автоматная очередь вырвется из кельи наружу, разрывая улыбчивого монаха на части. Однако по ту сторону двери было тихо, как в могиле, и Весли продолжил размеренным тоном:
  - Со мной наши друзья из нижнего мира, - он улыбнулся вожаку, получив в ответ злобный оскал. - Такие милые ребята. Они хотят, чтобы я открыл дверь и познакомил вас.
  И снова тишина. Епитимий вытер пот со лба, отчаянно зашептал молитву. Браунинг стоял на изготовке, палец на курке, готовый к любым неожиданностям. Тем временем, Весли вытянул руку и отстучал мелодию на двери, приговаривая негромко:
  - Давай, Самсон. Мы взрослые дяди. От разговоров еще никто не умирал. Просто открой дверь, ребята зайдут, поздороваются, заберут у тебя ствол и назначат на работу. Примерно так ты и попал в монастырь, помнишь?
  На какой-то долгий, невыносимо долгий момент Епитимию показалось, что переговоры закончатся здесь и сейчас. Самсон крикнет всем убираться к матерям, демон-вожак рассвирепеет и отсечет голову Весли. Потом они вломятся и порешат Самсона. А потом найдут Балу и убедят пустить оставшихся людишек на котлеты.
  Раздался глухой щелчок открываемой двери. Весли посторонился с вежливым полупоклоном:
  - Он ваш, господа.
  - Проклятье, Весли! - зарычал Браунинг, поднимая ствол, однако Епитимий вцепился в полы рясы.
  - Да погодите вы! - зашептал он яростно. Оба выглянули в коридор, и наткнулись на спокойный взгляд Весли. Он посмотрел прямо на них, палец мягко прикоснулся к губам, призывая к молчанию. Браунинг ругнулся, но остался на месте.
  Демоны с торжествующим ревом снесли дверь и исчезли в темном проеме. Триумфальный тон вдруг сменился удивленным возгласом, а через секунду из кельи донеслись панические крики. Раздался топот, демоны спешили выбраться из мрачного проема, наружу даже показалась одна из когтистых лап.
  А затем прогремел взрыв.
  Ударная волна вынесла демона-вожака наружу. Он с кошмарной силой врезался в стену и отскочил, как резиновый мячик, оставляя за собой шлейф гари. Весли неторопливо подошел к пылающей туше, все еще живой, и деликатно наступил прямо на перекошенную морду. Послышался хруст, и когда лапы чудовища вздрогнули в последний раз, красное тело вспыхнуло и распалось, оставляя лишь пятно копоти на мраморном полу.
  - Покойся с миром, друг, - сказал Весли и перекрестил останки демона.
  - Очень по-христиански... - пробормотал Епитимий, выходя из-за угла вместе с Браунингом. Из почерневшего проема валил дым, поднимаясь к потолку и уплывая в сторону лестницы. То, что раньше было дверью, лежало в разобранном виде внутри кельи. Браунинг хмуро посмотрел на кучку пепла, повернулся к Весли:
  - Что это было?
  - Кара небесная, - невозмутимо сказал Весли, указывая на почерневший потолок.
  Епитимий в первый раз видел Браунинга таким взбешенным. Даже покинув карцер, он не выглядел так, как сейчас. На обрюзгшем лице явно читалось презрение и гнев. Он недобро сплюнул под ноги Весли, заговорил низким, угрожающим тоном:
  - Мы не должны причинять больше боли, чем нужно. По идее, вообще не должны. А ты не просто делаешь это, ты еще и получаешь удовольствие от процесса... - Браунинг подошел почти вплотную, сказал на пределе слышимости, глядя в бездонные зрачки Весли: - Еще раз увижу наслаждение на твоем лице - запру в клетку до возвращения Уайтстринга. Или отправлю в зоопарк.
  - Ты видишь больше, чем есть на самом деле... брат мой, - спокойная улыбка Весли заставила Епитимия вздрогнуть. В глазах блеснул жестокий огонек, но тут же сменился привычным доброжелательным выражением.
  Епитимий показательно закашлял, отгоняя ладонью дым:
  - Откуда в монастыре взрывчатка?
  - Спроси у нашего оружейника, - Весли насмешливо посмотрел на Браунинга. - Это он заведует всем, что дает "бум".
  - Мина, - раздался вдруг голос из проема. Наружу вышел оголенный по пояс монах, покрытый копотью с головы до ног, словно кочегар. Епитимий сразу шарахнулся от него: в отличие от Весли, чья эксцентричность была запрятана глубоко внутри за слоями шелка, Самсон все выставлял наружу, распугивая и без того малочисленных знакомых. На худом лице явственно проступала нервозность, а торопливая манера разговора рождала мысли о злоупотреблении кофеином.
  - Опять лазил в моей комнате, - проворчал Браунинг.
  - У тебя она просто лежала, - огрызнулся Самсон, потирая плечо, - а я нашел ей отличное применение.
  - Вы устроили охоту, - сказал Епитимий, заглядывая в обгоревший проем. Посреди кельи лежал перевернутый стол, истыканный щепками и шрапнелью. Достойное укрытие от мины.
  - Точно! - закивал Самсон, указывая на улыбчивого монаха. - Весли отличный актер. Помог мне заарканить пятерых! Еще пару рейдов...
  - Их здесь с полсотни, - перебил его Браунинг. - Они сожгут монастырь раньше, чем ты завалишь хотя бы десяток. Тем более, - он указал на уничтоженную комнату, - стратегию придется сменить. О моей келье даже не думай, - добавил он угрожающе.
  - Да и мин у тебя больше нет... - задумчиво пробормотал Самсон.
  - Привел своего протеже? - поинтересовался Весли, глядя на Епитимия. - Здесь не место для детишек. Могут и прихлопнуть ненароком.
  - Следи за языком, Весли, - сказал Браунинг с угрозой. - Это новый настоятель.
  Самсон изумленно присвистнул, взгляд смерил Епитимия с головы до ног, словно он увидел парня в первый раз. Весли примирительно улыбнулся:
  - Прошу прощения, - он поклонился чуть-чуть, почтительно приложив ладонь к груди. - Готов служить верой и правдой, пока смерть не разлучит нас, или пока вас не утащат в Ад, как предыдущего настоятеля.
  Епитимий ответил кривой улыбкой. Подходящее время для церемоний. В Западное крыло, возможно, уже направилось несколько десятков тварей из преисподней, а они здесь перебрасываются колкостями и скрытыми угрозами.
  Браунинг широким шагом направился к своей келье, пинком отворил дверь. На нетерпеливый взгляд Епитимия он бросил:
  - Погоди немного. Мне нужно переодеться.
  Когда он исчез за дверью, Епитимий повернулся к остальным:
  - Нам нужно убедиться, что демоны не сожрут новичков, когда мы нанесем удар.
  - Это запросто, - почесал затылок Самсон. Он встретил выжидательный взгляд Епитимия, и разъяснил, как ребенку: - Нужно просто дать им оружие, и они защитят себя сами.
  - У нас нет столько оружия, - устало ответил Епитимий. Две пары глаз посмотрели на него в шоке: - Что? Это типично для монастырей. Много распятий, мало стволов.
  Самсон протянул руку и прикоснулся ко лбу новоиспеченного настоятеля, измеряя температуру. Глаза наполнились тревогой, он повернулся к Весли и озабоченно сказал:
  - Он и правда не знает.
  Весли взял Епитимия за плечи и повел в сторону комнатушки Браунинга.
  - Так давай покажем ему.
  
  _____________________________________
  
  Сказать, что в комнате Браунинга есть оружие, все равно что утверждать, что на пляже есть песок. Глядя на забитые боеприпасами стеллажи и металлические стойки, на которые облокотились начищенные до блеска карабины, Епитимий впервые за время пребывания в монастыре позволил себе богохульство. Оружия было много. Очень много. Более того, оно было разным, от серебристых револьверов с резными стволами до огромного, накрытого пледом гиганта, стоящего посреди комнаты. "Браунинг" - было нацарапано на деревянном прикладе. Логично.
  - Другое дело, - облегченно выдохнул Браунинг, закончив переодевание и повернувшись к Епитимию. Черный балахон делал его похожим на пингвина, только вместо белого пятна на пузе находилась угольная металлическая пластина, похожая на смесь бронежилета и рыцарского панциря. Еще одна пластина покрывала спину, а на локтях и коленях расположились мелкие темные щитки. Браунинг широко улыбнулся, довольный произведенным впечатлением: - Как тебе? Сам сделал. Армированная ряса, модель II. Не спрашивай, что стало с первой.
  - Он ее выбросил, - буднично сказал Весли, вызвав возмущенное "эй!" со стороны Браунинга. - Весила целую тонну, а выглядела, как чугунный холодильник.
  - Это было до твоего прихода, - пояснил Самсон, обходя застывшего Епитимия, - Браунингу приснилось, что грядет Конец Света, или что-то там такое. Неделю из доспехов не вылазил... - Самсон хихикнул, вспоминая. - Смешное было время. Это что, армалин TR-10? - ахнул он, поднимая со стойки компактный автомат.
  - Поцарапаешь - лучше беги из страны, - глухо посоветовал Браунинг.
  Епитимий заметил странный шар, стоящий у изголовья кровати, подошел ближе. Шар был накрыт клеенкой, словно антикварная мебель, и занимал добрых полтора метра в обхвате. Епитимий отдернул клеенку и заглянул внутрь.
  Железная сфера, перевитая проводами и странными пружинами. "Проект Yoke 49кт 1948" - гласила надпись на табличке.
  - Уоу! - Браунинг осторожно оттянул Епитимия за край балахона, рука быстро вернула клеенку на место: - Мне кажется, для этого ты еще маловат. Для начала подружись с пистолетом.
  - Что это... - прошептал Епитимий.
  - Не думай об этом, ладно? - попросил Браунинг и отпустил полог его рясы.
  Не думать о чем?
  Весли взял один из револьверов, открыл барабан. Спокойное лицо не выражало никаких эмоций. Он зачерпнул патронов из металлического ящика и пересыпал в карман, поместив шесть из них в барабан. Щелчок вернул Епитимия к жизни. Он еще раз оглядел келью, на этот раз оценивающе. С таким арсеналом, у них может получиться.
  - Весли, мне нужно, чтобы ты нашел Антуана, - сказал Епитимий, подсчитывая что-то в уме. - Предупреди его и других новичков, чтобы бежали сюда, когда прозвучит сигнал.
  - Что за сигнал? - поинтересовался монах.
  - Один из тех, что будил вас по утрам, - Епитимий позволил себе слабую улыбку, - Настоятель сказал мне, что демоны не переносят колокольного звона. Это отвлечет их от преследования. Я попросил Антуана, чтобы в запасе было около получаса, - он глянул на часы на стене. Брови тревожно сдвинулись: - У нас осталось минут десять. Марви наверняка уже наверху.
  - Нам нужно укрепить позицию, - сказал Весли, прилаживая револьвер на поясе. Каким-то образом он умудрялся сохранять абсолютно безразличное выражение лица: - Если демоны доберутся до оружейной...
  - Самсон! - Браунинг сдернул простыню с гиганта посреди комнаты. Челюсть Самсона отпала, глаза засветились таким чистым обожанием, что Браунинг на всякий случай отодвинулся, чтобы не нарваться на внезапные объятья. Огромный пулемет на металлической подставке выглядел олицетворением мощи войны. На стволе красовались зарубки, о значении которых Епитимий старался не думать. Приклад был весь исчерчен мелкими царапинами. От патронника тянулась тяжелая лента, исчезающая в одной из коробок с изображением улыбающегося снаряда.
  - С этим можно сдерживать целую армию, - уважительно кивнул Весли.
  Епитимий вновь глянул на часы, глаз нервно дернулся.
  - Нужно торопиться. Патер Браунинг, вы готовы?
  - Пошли.
  Они помогли Самсону дотащить пулемет, поместив махину прямо посреди прохода. Когда Епитимий разогнулся, Весли уже исчез, добавив к своей характеристике еще и слово "жуткий". Впрочем, то же самое он мог с уверенностью сказать о каждом обитателе монастыря. В частности, о Браунинге.
  Он снова начал думать о железном шаре.
  Они воспользовались западной лестницей, поднявшись на третий этаж. Ряса Браунинга гремела при каждом шаге, и по напряженному лицу было видно, что за безопасность приходилось платить выносливостью. На ремне болтался карабин с непроизносимым названием, которого Браунинг ласково называл "товарищем". Епитимий оружие в руки брать отказался.
  Хуже всего было то, что с нижних этажей не доносились ни крики демонов, ни рев пулемета Самсона, ни вопли пожираемых заживо новичков. Только стойкая, стерильная тишина. Епитимий был уверен, что взрыв мины прекрасно расслышали даже в Восточном крыле, так какого черта снизу так тихо? Неужели их план раскрыли, и демоны готовятся к ответному маневру? Или они настолько тупы, что просто не уделили этому внимания?
  - Пришли.
  Голос Браунинга выдернул его из тягостных размышлений. Дверь в кабинет настоятеля была приоткрыта, и через просвет Епитимий увидел перевернутый комод и разбросанные в беспорядке бумаги.
  Браунинг пинком распахнул дверь и ворвался внутрь. Епитимий ждал снаружи, пальцы в ушах. Однако выстрелов не последовало, а через мгновение Браунинг крикнул слегка разочарованно:
  - Можешь входить. Тут пусто.
  Епитимий осторожно вступил внутрь и огляделся. Кто бы ни обыскивал это место, он явно не пытался замести следы. Изломанные остатки мебели покрывали пол наряду с поролоновым наполнителем: кресло освежевали подобно индейке. Под ногами шуршали выдранные страницы книг. Окно было выбито, и холодный воздух бежал мимо Епитимия в коридор, устраивая небольшие бумажные смерчи.
  Они стояли посреди опустошенной, залитой лунным светом комнаты, молча глядя друг на друга. Браунинг высморкался, прокашлялся, поковырял в носу. Затем сказал вполголоса:
  - Что ж, хреново вышло.
  - Мда... - лаконично ответил Епитимий.
  - И что теперь?
  Теперь? Епитимий подумал над вопросом. Теперь, когда надежда на таинственную шкатулку ухнула в пропасть, можно рассмотреть альтернативные варианты. Один из них сейчас болтался на шее Браунинга, пуская лунные зайчики из компактного оптического прицела. Не самый гуманный способ, зато самый эффективный и довольно быстрый...
  Перед глазами возникла табличка и жуткая надпись на ней.
  Не думай об этом.
  - Мы соберем новичков, возьмем оружие, и вышибем демонов из монастыря. А потом... - Епитимий посмотрел на украшенную гирляндами ночную улицу, голубые глаза холодно блеснули: - мы спустимся в Ад за Настоятелем. Просто как пирог.
  - И весело как рождество, - осклабился Браунинг.
  Что-то вспыхнуло позади него, залив темную комнату радостным светом. Браунинг отреагировал мгновенно: грузное тело повернулось с удивительным проворством, черное дуло карабина уткнулось в источник света, палец вдавил курок. Однако пуля не успела покинуть патронник. Вспыхнули искры, и оружие Браунинга разлетелось на мельчайшие кусочки, усеивая пол слоем темного металла. Браунинг вскрикнул от удивления, завалился на спину; глаза слепо уставились перед собой. Он потянулся за пазуху, где призывно торчала шероховатая рукоять Кольта 1911, однако мерцающий луч света, оказавшийся лезвием меча, уперся в горло с недвусмысленным намеком. Браунинг побоялся даже сглотнуть.
  Свет потускнел, обретая контуры человеческой фигуры. Епитимий издал задушенный стон, попятился вглубь кабинета, чувствуя, как подрагивают колени. В отличие от Браунинга, он понял, кто предстал перед ними.
  Фигура легким движением вложила меч в ножны. Свет хлопнул и исчез полностью, и глаза, наконец, различили аккуратный белый костюм, похожий на парадную форму военных офицеров. Позолоченные ножны застыли на поясе, рука в белой перчатке покоилась на рукоятке меча, словно успокаивая ревнивого стража. На Епитимия взглянули глаза еще более жуткие, чем у Балу. Зрачка в них не было вовсе; все пространство между веками занимало чистое, первозданное сияние, словно в голове у гостя вместо мозга находилась тысячеваттная лампочка.
  - Азраил, - представился ангел, громогласный голос заставил Епитимия сжаться в комок: - Приятно познакомится, новый настоятель.
  
  

Глава 5. Дела насущные

  Когда речь заходит о служении, немногие понимают, в чем заключается назначение и обязанности монахов. Они живут отдельно от людской массы, и в отличие от церковных священников, практически не взаимодействуют с мирянами. У них свой устав, привычки и законы, свой социальный уклад. Они словно общество внутри общества, самостоятельная единица, маленькое целое.
  Братство.
  Единая идея сильнее даже кровного родства. Многие из обитателей монастыря оставили семьи и родных, чтобы влиться в новую семью, более высшего порядка. В этом заключается их подвиг, и в то же время, величайший грех; в этом отличие от рядовых граждан. Ибо сказано в Писании: "Тот, кто не возненавидел своего отца и свою мать, как я, не может быть моим учеником". Впрочем, вопрос до сих пор запутан, и Святое Писание в данном случае выступает не учителем, а скорее брошюркой с загадками.
  Большую часть времени монахи посвящают служению, однако это слово не предполагает просиживания коленей перед алтарем. Как говорится, главное не то, что ты делаешь, а зачем ты делаешь это. Приняв данную философию как инструкцию, первые монахи с энтузиазмом перестроили свою повседневную жизнь, подчинив даже такие отвлеченные вещи, как кулинария или резьба по дереву, идее служения высшему благу. И действительно, разве может молитва быть более священной, чем добротно сваренный гороховый суп?
  Другие монахи, истолковав сказанное в слегка извращенной манере, решили превратить служение Богу в бесконечное противостояние Злу. По их мнению, добра в мире и так хватает; нужно лишь уменьшить концентрацию зла и мир расцветет, как пустыня после обильного дождя. Такие монастыри обычно мрачнее кружков сатанистов, и раза в два агрессивнее.
  Лорентийский монастырь? Пожалуй, это одно из тех немногих мест, где монахи не придерживаются никакой философии. Игры ума, религиозные теории и мистические учения приживаются лишь там, где реальность не бросается на вас с диким воплем, словно обколотая проститутка. А такое здесь случается постоянно, с того самого дня, когда настоятель поместил в Святилище демонические Врата.
  Единственная деталь отличала Лорентийский монастырь от полицейского участка: работа постоянно велась с клиентами, и при этом, никогда - с начальством.
  Сегодня, традиция пошатнулась.
  
  _____________________________________
  
  Епитимий во все глаза таращился на первого ангела, которого встретил за свою недолгую жизнь. Даже встреча с Корсакулом не произвела такого впечатления. Азраил выглядел, как настоящий аристократ: красиво очерченные губы, высокий лоб, приподнятые скулы. Светлые волосы аккуратно уложены назад. От него веяло властью и порядком; ощущения, подобные которым Епитимий ощутил лишь однажды, когда еще ребенком увидел огромный белый авианосец "Елизавета". Почему-то Епитимий решил, что ангел, стоящий перед ним, гораздо весомее необъятного военного корабля. И гораздо опаснее.
  Он почувствовал себя маленьким грязным жуком.
  - Не все так плохо, - возразил ангел, смерив Епитимия критическим взглядом. - Ты скорее похож на воробья. Или морскую свинку. А твой товарищ здесь, - он оглянулся на Браунинга и секунду поразмыслил: - Бабуин. Или очень воинственная макака.
  - Даже макаки бывают опасны... - с угрозой сказал Браунинг.
  - Для других макак, возможно, - согласился Азраил. Позабыв о Браунинге, он вновь повернулся к Епитимию: - У нас есть дело к тебе, юный настоятель. Миссия, выполнить которую сможет лишь человек, чистый сердцем и верный своему призванию. Подчинись, и мы даруем тебе право исполнить свое предназначение.
  - Мы? - тупенько переспросил Епитимий.
  - Небесный легион, - объявил Азраил торжественно, рука повелительно указала ввысь: - Мы несем священную вахту, храня Порядок со дня Сотворения. И пресекаем попытки нарушить Равновесие.
  - Вы... это... как раз вовремя, офицер, - сказал Браунинг, указывая на дверь за спиной: - У нас тут хулиганы мебель ломают. Моему соседу комнату сожгли, представляете? Нам бы пригодилась эта ваша... - он указал на золотистые ножны, - штука. Это что, световой меч?
  - Мы не можем вмешаться, - с явным сожалением произнес Азраил. Епитимию показалось, что он видит легкие колебания воздуха за спиной ангела, словно при резком перепаде температур. Завихрения меняли положения и форму, искажая ночную улицу позади. Азраил смиренно опустил голову: - Великий Договор запрещает любое открытое противостояние. Мы не можем даже коснуться демона, как и демон - нас. Но ты можешь, - сияющие глазницы обратились к Епитимию. - И в этом - твоя польза для нас.
  - Вы хотите, чтобы я убил Баала? - спросил Епитимий, нервно сглотнув. Он вспомнил миловидное личико, огненные локоны, мягкие губы, нежно кусающие его за ухо... Голос предательски дрогнул: - Боюсь, это сложнее, чем кажется...
  - В этом нет нужды, - возразил Азраил тихо, положив руку на эфес меча: - Мы сделаем это сами. Сразу, как только ты развяжешь нам руки.
  В комнате вдруг повеяло холодом. Звуки праздничной суеты на улице оборвались, и стало очень, очень тихо. Епитимий растерянно взглянул на Браунинга, встречая ту же настороженность в глазах.
  Ангел предлагал заключить сделку.
  Происходящее вдруг начало казаться сном, застывшим на той грани, где сны превращаются в кошмары. Сейчас, ему предстояло сделать шаг. В неизвестном направлении, с завязанными глазами.
  - Как? - спросил Епитимий, пытаясь унять внезапную дрожь.
  - Ты уничтожишь Договор, - ответил Азраил, не отрывая взгляд от Епитимия, - Как только его не станет, мы нанесем удар. Десять секунд - и демоны исчезнут. Навсегда.
  - Баал...
  - Его не станет, как и остальных.
  Епитимий осторожно прислонился к стене. Затем поразмыслил, и сел на пол. А потом обхватил голову руками.
  Он шагнул не в ту сторону. Вернее, он продолжал шагать в неправильную сторону с тех самых пор, как уехал из Британии. Были знаки, которые он игнорировал; знамения, от которых отмахивался. И вот, к чему это привело. Он сидит посреди разрушенной комнаты, хозяин которой находится в Аду. В католическом монастыре, заполненном кровожадными чудовищами. Напротив ангела, предлагающего уничтожить демонический род. Его спутник - повернутый монах, разговаривающий с оружием и носящий доспехи. Его враг - хрупкая девушка, которую он побоится даже толкнуть. И словно всего этого недостаточно, он был протестантом, ставшим настоятелем католического монастыря.
  Это уже совсем не смешно.
  - Почему бы вам самим не разорвать Договор? - Браунинг бухнулся рядом с Епитимием, подпирая того плечом. Это помогло унять лихорадочную дрожь, и Епитимий благодарно взглянул на спутника.
  - Ты не слушаешь, человек, - сказал Азраил нетерпеливо, воздух за спиной резко хлопнул, посылая бумагу кружиться над полом, - Ни ангелы, ни демоны не способны прикоснуться к Договору. Только люди.
  - Разве у вас не будут проблемы, если Договора не станет? - спросил Епитимий. Голос все еще подрагивал, но монах заставил себя продолжить: - Вы же развяжете войну. Что, если Ад окажется сильнее? Вас же уничтожат... а затем и людей в придачу.
  - Этого не случится, - утешил ангел, на лице впервые появилась легкая улыбка. - Мы готовы к войне. Мы готовились к ней с того самого дня, как был заключен Договор. А эти... нижние... - он выплюнул это слово почти с презрением, - развлекались, забавлялись с людьми, и тем самым обрекли себя на вечное пребывание в Средневековье. У них нет и шанса.
  - Но... но вы же сами явились к Падре Уайтстрингу! - почти закричал Епитимий. - Он подрывал Равновесие, разве нет? Вы заставили его остановиться!
  - Неверно! - громыхнул ангел, прерывая тираду Епитимия. - Я нашел его для одной лишь цели: вернуть Договор, который он вероломно похитил!
  - Он... что? - Епитимий совершенно запутался. Ему нужен был умный человек под рукой, чтобы объяснить ситуацию, но рядом лишь настороженно сопел Браунинг, а Азраил вообще не был человеком.
  - Мы не знаем, что он наплел тебе, юноша, - проговорил Азраил чуть более мягко, пылающий взгляд обратился в сторону разбитого окна, где луна таинственно блестела на заснеженных крышах: - Уайтстринг завладел Договором, когда ему не было и двенадцати лет. Мы полагаем, он сделал это не без помощи Баала.
  - Они с Баалом заодно? - подал голос Браунинг и пренебрежительно фыркнул: - Пфф... бросьте. Говорю вам, эти парни ненавидят друг друга!
  - Сейчас - возможно, - ответил Азраил. - Но у нас есть сведения, что в детстве они активно сотрудничали. Мы предполагаем, что Баал использовал Уайтстринга, чтобы завладеть Договором, однако был изгнан мальчишкой и опозорен в Аду. Ребенок использовал Договор впоследствии, дабы снискать себе славу Великого Инквизитора... - голос ангела вдруг снова наполнился гневными нотками, - но он стал слишком мягок! Со временем, он перестал изгонять демонов и начал говорить с ними! Он был готов отдать Договор ИМ!
  Браунинг опасливо отодвинулся, дабы не нарваться на внезапный удар светящейся палкой. Однако ангел улыбнулся, глаза горделиво вспыхнули слепящим сиянием.
  - Но мы нашли решение. Мы загнали его в монастырь, где демоны проявляли свою отвратительную натуру во всей красе. Мы убедили старого настоятеля сложить полномочия, а затем - вложили в руки Уайтстринга судьбы многих. Он больше не питал сострадания, - закончил Азраил насмешливо, - он жаждал войны.
  Епитимий не знал, что сказать. Настоятель солгал ему. Солгал им всем. Но сейчас это не имеет значения. В монастыре находятся люди, которых нужно спасти. Пусть из него вшивый настоятель, но даже трус вроде него не оставит своих подчиненных на съедение горстке чудовищ.
  - Что нужно сделать?
  Браунинг уставился на Епитимия, попытался возразить, однако Азраил бухнул удовлетворенно:
  - Немногое. Лишь найти Договор и уничтожить. Тогда род людской сможет жить спокойно.
  - Ты опоздал, - вмешался Браунинг, указывая рукой на перевернутую вверх дном комнату. - Они нашли то, что нужно. Договор наверняка уже в лапах Баала.
  - Еще нет, - Азраил протянул руку, помогая Епитимию подняться. Прикосновение к высшему существу породило странные ощущения: молекулы под ладонью плясали и постоянно двигались, словно зыбучий песок. Азраил подошел к Браунингу: - Мы знаем, что Договор не покинул стен монастыря. Однако вам стоит поторопиться. Баал скоро будет там.
  - Где? - резко спросил Епитимий. Азраил повернулся к нему...
  Колокольный звон обрушился на монастырь с торжествующей мощью, посылая вибрации через все тело до самых кончиков пальцев. Ангел вспыхнул резко, словно световая граната, и исчез. Могучие каменные стены затряслись от демонических криков с нижних этажей. Епитимий не мог их винить; Марви что-то подкрутил в карильоне, и рев колоколов заставил даже его стиснуть уши и сжать челюсти.
  - Прямо как в Святилище! - крикнул Браунинг, на лице играла бесшабашная улыбка. Монах снова чувствовал себя в своей тарелке. А когда этажом ниже взревел и забухал пулемет, эта улыбка стала еще шире.
  - Нам нужно двигаться! - заорал Епитимий, перекрывая оглушительные звуки карильона. Он заспешил к выходу, но не справился с равновесием и грохнулся прямо на застеленный бумагами пол.
  Широкая ладонь схватила за воротник, потащила к двери. Хриплый голос крикнул в самое ухо:
  - Куда тебя забросить?
  Епитимий зажмурился, заставляя мозг работать. Будь у него шкатулка, куда бы он ее дел? Думай, черт побери, думай! Он бы спрятал там, где не знал бы даже он сам. Отдал кому-то, кому доверял больше самого себя. Думай...
  Думай!
  Глаза раскрылись в озарении. Он знал, куда не сунется ни под каким предлогом.
  В логово преданного и злого как черт пса.
  
  _____________________________________
  
  Епитимий несся по коридору со скоростью, от которой дымились пятки. За спиной слышались ругательства Браунинга, смачные словесные обороты заставляли краснеть даже каменные стены. Колокольный бой прекратился. Вместо него, стали отчетливо слышны оголтелые крики, выстрелы и звуки, подозрительно напоминающие соприкосновение биты со спелым арбузом.
  Они влетели на площадку восточной лестницы как две разъяренные ракеты, сшибив дверью демона, поднимавшегося по лестнице. Удар впечатал несчастного в стену с оглушительным треском, по ступенькам покатились осколки зубов. Пара даже не обернулась.
  Второй этаж напоминал последний уровень какой-то жуткой компьютерной игры, прямой коридор перед финальным боссом, где отвратная и крайне агрессивная живность встречается с разрушительным импульсом, набранным игроком по мере прохождения. Пулеметная очередь разрывала багровую чешую с мясными шлепками, превращая демоном в парящие ошметки. Епитимий чуть было не влетел в свинцовый поток, и лишь рука Браунинга спасла его от превращения в окровавленную отбивную.
  - Спасибо, - выдохнул Епитимий.
  Браунинг кивнул. Он высунулся из-за угла и заорал в другой конец коридора:
  - Самсон, мать твою, ты чуть не порешил настоятеля!
  Из дальнего угла прилетело "ох ё!", и пулемет замолчал, оставляя в коридоре лишь затихающее эхо. Епитимий и Браунинг осторожно вышли наружу. Весь пол был усеян серебристым пеплом, который тут же прилип к полам рясы.
  - Сколько вас там? - крикнул Браунинг, сложив ладони рупором.
  - А черт его... половина? - донеслось до него.
  - Наш психопат вернулся?
  - Весли? Еще нет!
  Епитимий дернул Браунинга за рукав, напоминая о времени. Они поспешили к повороту на Восточное крыло, где в самом конце находилась келья Ричардсона. Епитимий бывал здесь раз или два, и воспоминания были такими же яркими, как кусок глины, посыпанный блестками.
  Хозяин этой кельи не отличался гостеприимством. Он принадлежал к породе людей, одержимых одной идеей, причем неважно какой: у каждого была своя. Ни другие люди, ни он сам, ни чудеса вселенной, общества, науки и религии не могли вызвать в нем душевного подъема. Черт, да даже простого сокращения мускул на лице. Лишь одно заставляло биться сердце этой скалы в человеческом обличье: преданность настоятелю и выполнение его приказов. Все черпало начало в этой преданности, и в этом была ценность Ричардсона, потому как иного способа сдвинуть его с места попросту не существовало.
  Поэтому Епитимий верил, что Настоятель вверил шкатулку именно ему. С ним невозможно договориться. Невозможно напугать, купить, шантажировать. С тем же успехом можно шантажировать камень.
  Епитимий толкнул дверь и вошел внутрь, готовый сровнять комнату с землей, если это поможет найти шкатулку. Эта келья - последняя станция. Конец пути. Либо она будет здесь, либо на вершине Аппалачей.
  Три пары инфернальных глаз взглянули на него.
  Он замер на пороге, глядя на них в ответ.
  Затем левое ухо разорвалось от грохота, когда пистолет Браунинга заработал в бешенном ритме, ввинчивая свинцовые болты в прорезь между мерцающих глаз. У двоих демонов не было и шанса. Не было даже секунды, чтобы хоть как-то отреагировать. Они просто рухнули на пол, и через мгновение багровое пламя разобралось с остатками. Дуло указало на третьего... третью... палец вдавил курок...
  Боек щелкнул вхолостую.
  Балу застыла посреди кельи, мелко дрожа, глаза метались между Епитимием и дымящимся дулом. Позади нее, на узком ложе восседала массивная фигура Ричардсона. Тот даже не шелохнулся.
  Звон в ухе заставлял голову вибрировать, словно чугунный котел, по которому заехали кочергой. Епитимий поискал выжившие мысли, но нашел лишь покалеченные, контуженные грохотом обрывки, спешно отступающие куда-то к позвоночному филиалу мозга. Странно, но пустота в голове каким-то образом придавала ясность движениям. Вот почему люди вроде Браунинга не сомневаются, когда действуют.
  Он обнаружил, что его трясут за плечо.
  - ...такое лицо, словно собираешься убить кого-то, - озабоченно заметил Браунинг.
  - Возможно, - ответил Епитимий, и что-то в его голосе заставило Браунинга убрать руку.
  Епитимий медленно подошел к Балу. Демонесса выпрямила спину, стараясь выглядеть браво, однако страх в глазах невозможно было спрятать. Епитимий взглянул прямо в пылающие зрачки, и с удовлетворением заметил, как страх разгорается все больше и больше.
  Как же болит голова.
  - У тебя сейчас его глаза, - сказала Балу тихо, - твоего учителя. Надеюсь, ты не укусишь меня.
  - Думаю над этим, - признался Епитимий, оглядывая комнату. Скудно, ничего не скажешь. Кроме кровати и стола, здесь не было ничего. Вообще. Глядя на молчаливо сидящего Ричардсона, можно было предположить, что именно так он проводил свободное время. Господи, да работа для такого парня была благословением...
  Браунинг приблизился к Ричардсону, сидящему под покрывалом, и осторожно помахал ладонью перед глазами. Ноль реакции. Ричардсон выглядел ожившим трупом, которого закрепили в сидячем положении с раскрытыми глазами.
  - Я пришла извиниться, - произнесла Балу, бросив быстрый взгляд на молчаливую фигуру. - Ну, за тот удар. Времени было действительно мало, и у меня кончились идеи. Но его, похоже, опечалило не это... - она задумчиво свела брови. - И даже не проигрыш в Святилище.
  - Ты отняла у него нечто более важное, - угрюмо сказал Епитимий, наблюдая, как Браунинг обыскивает комнату. - Ты забрала Уайтстринга. Теперь, я заберу кое-что у тебя.
  Балу ничего не ответила; она даже не смотрела в его сторону. Епитимий протянул руку, не отводя взгляд от демонессы.
  - Шкатулку.
  Секунду она просто стояла, опустив голову и закрыв глаза. Затем, рука извлекла из кармана небольшой деревянный цилиндр, похожий на игрушечную подзорную трубу. Кроваво-красная лента скрепляла колпачок с корпусом, на всей поверхности мерцали серебром таинственные символы. Балу со вздохом вложила шкатулку в ладонь.
  - Браунинг, - позвал Епитимий, грузный монах тут же выпрямился по стойке смирно, - Беги к Самсону. Раздайте новичкам оружие, покажите, с какого конца стрелять. Как закончишь, я хочу, чтобы каждый демон в пределах монастыря исчез. Ясно выразился?
  - Есть! - козырнул Браунинг, однако перед самым выходом вдруг обернулся: - Епитимий... Что насчет Договора?
  - Не раньше, чем узнаю правду, - сказал Епитимий. Браунинг кивнул и исчез за дверью. Епитимий остался с Балу наедине, не считая окаменелой фигуры на кушетке.
  Топот на коридоре стих.
  - Зачем ты заставил Уайтстринга украсть Договор? - спросил Епитимий резко.
  - Не знаю, - прошептала Балу.
  - Заканчивай уже! - прикрикнул Епитимий, и со злым удивлением заметил, как сжалась демонесса. - Мне нужны ответы, прямо сейчас, - он стиснул челюсти, а когда Балу отвела взгляд, монах крикнул зло: - Смотри на меня, Баал!
  - Здесь нет Баала, - сказала она тихо. Демонесса взглянула на ошарашенного юношу и добавила еще тише: - Есть только Балу.
  В комнате повисла мертвая тишина. Голова болезненно пульсировала, но Епитимий не обращал внимания на мигрень. Он просто продолжал смотреть на девушку перед ним. Балу вздохнула и заговорила негромко:
  - Баал никогда не сможет пройти через Врата. Ни он, ни другие Лорды... ни сам Принц Тьмы, - она указала пальчиком на потолок. - ОНИ не позволят. Стоит хоть одному из семидесяти Лордов ступить на землю, как с Небес спустится ТАКОЕ, от чего у тебя поседеют волосы. Это не шутка, - добавила она, потирая плечо с отсутствующим видом на лице, - я видела это своими глазами.
  - Тогда... - Епитимий с трудом передвигал мысли в голове, - тогда... кто же ты?
  - Дитя демона и человека, - сказала она, соединяя указательные пальчики в единое целое, - по вашей терминологии - суккуб.
  - Суккуб. Ну конечно... - Епитимий с досадой хлопнул себя по лбу.
  Теперь все стало ясно. Защита в Святилище не рухнула. Врата не открывались. Демоны лишь налегли достаточно, чтобы образовалась щель, и впустили самое страшное, что есть на свете: женщину. А затем, Балу сделала все остальное.
  - Злишься? - спросила Балу осторожно.
  - Я довольно-таки взбешен, - признался он, растирая лицо ладонями. - Но еще больше запутан. Зачем все это? Зачем помогать Баалу в захвате монастыря?
  - Гарем, - ответила Балу.
  Епитимий уставился на нее долгим выразительным взглядом.
  - Что? Девушке нельзя мечтать?! - спросила она с вызовом, пристроив руки на поясе. Жест произвел обратное впечатление, и Епитимий с чувством присоединил ладонь к лицу. Если окажется, что у Баала были схожие по глубине мотивы, он купит себе косуху, отрастит бороду и пойдет работать в тату-салон. Или станет байкером.
  Луна медленно переползла на вторую половину неба и робко вступила в голые покои Ричардсона, зажигая парящие в воздухе пылинки. Из окна смутно виднелись заснеженные шапки деревьев, глубокие борозды на снегу, оставшиеся после двух одураченных Епитимием демонов. Они, кстати, уже пропали: услышали выстрелы, а может, просто смылись с работы. В голове проскочила отстраненная мысль о том, что следует устроить им выговор, но потом Епитимий подумал, что, скорее всего, их уже пристрелили. Никакого выговора, значит.
  Он задумчиво повертел мерцающий цилиндр. В руках находился ответ на извечное противостояние Света и Тьмы, и все, что оставалось сделать - развязать нехитрый узелок. Потяни за веревочку, и дверь откроется. Епитимий лишь боялся, что закрыть дверь не сможет уже никто.
  - Что... что ты собираешься делать? - нервно спросила Балу.
  Это хороший вопрос.
  - Спасти моих подчиненных, - Епитимий потянул за красный шлейф. Узелок затрепетал, словно бабочка, у которой выдирали крыло.
  - Нельзя! - крикнула Балу, ее ладошка легла поверх его. Епитимий хмуро посмотрел на перепуганную демонессу, раздумывая, кого же она пытается спасти. Себя? Своих собратьев демонов? Баала?
  - Вам не стоило приходить сюда.
  - Ты не можешь...
  - Еще как могу.
  Дверь распахнулась, заставив Епитимия вздрогнуть. Рука случайно дернулась не в ту сторону, и красная нить выпрыгнула из петли, превращая почти праздничный бантик в узел девятисотого уровня, неприступный клубок бессистемных зажимов и торчащих петель. Епитимий протяжно застонал.
  В келью протиснулось трое демонов, оскаленных и взбешенных. Красные глазки поймали взглядом Епитимия и пообещали медленную, мучительную смерть. Епитимий попятился, но демоны оставались на месте, выпуская из пасти струи желтоватого пара вперемешку с глухим рычанием. Затем, между ног центрального протиснулась маленькая черная фигурка.
  - Эй, людишки! - сказало существо. Ростом едва по пояс Епитимию, с черной просмоленной шерстью, длинными ушами и торчащими хищными зубками. Выглядело оно почти комично, напоминая карикатуры из Codex Gigas, старого трактата, преуспевшего в подрыве образа демонов в массовом сознании. Тонкий хвост существа жил своей жизнью, извивался и метался из стороны в сторону, словно маленькая змейка.
  Епитимий наблюдал, как бес подошел к Балу и насмешливо щелкнул хвостом.
  - Хозяин волнуется, красотка. Ты должна была отчитаться несколько часов назад.
  - Я не могла найти шкатулку, - сказала Балу, закатив глаза, - Уайтстринг оказался чуть умнее, чем думал Баал. Понадобилось время, чтобы найти ее.
  - Вот как. И где же она? - бес покосился на Епитимия, стоящего в отдалении и нервно ковыряющего узел. Этим он, похоже, дискредитировал себя. Бес радостно захлопал в ладоши, улыбнулся от уха до уха: - Чудно, чудно! Балу, радость моя, не попросишь ли ты очкарика передать шкатулку?
  - Почему бы тебе не сделать это самому, Хорст?
  - Он смотрит на меня, словно хочет съесть.
  Епитимий загнанно оглянулся по сторонам. Побег невозможен, пока трое демонов толпятся возле двери. Ричардсон сейчас словно жертва урагана, укрытая полицейским покрывалом, и в таком состоянии толку от него маловато. Остается узкое окно... путь к которому заслоняют Балу и маленький черный карлик, глазеющий на Епитимия со смесью забавы и наигранного испуга. А еще Епитимий сомневался, что после падения со второго этажа, который благодаря высоким потолкам Главного Зала был ничем не хуже четвертого, он будет в состоянии далеко уползти.
  - Эм... добрый человек! - окликнул его Хорст, на всякий случай спрятавшись за Балу и просунув голову меж ножек демонессы: - Будь так любезен, передай нам эстафетную палочку, и мы побежим себе дальше, а ты сможешь пойти почитать книжку или покататься на лошади...
  - Конечно, - ответил Епитимий. Он прицелился, отвел руку со шкатулкой. Дыхание стало тяжелым и страшным: - Только вам... придется... слегка... повозиться!
  Он швырнул шкатулку в сторону окна с воинственным криком, словно первый олимпиец, метнувший медный диск навстречу автоматическому мировому рекорду. Шкатулка пронеслась мимо Балу, чуть не задев за багровые локоны, и с треском впечаталась в стекло, посылая вереницу трещин... ээ... вот дьявол...
  Шкатулка упала на пол, оставив на стекле царапину размером с иголку. Скрип катящегося по полу цилиндра контрастировал с наполнившей келью тишиной. Даже Ричардсон вынырнул из сна, глаза отслеживали спиральные вращения шкатулки, пока та не остановилась полностью.
  Трое демонов заткнули рты руками, надули щеки, сдерживая напирающий изнутри хохот. Один не удержался и заржал во все горло, сложившись пополам, и вскоре комната затряслась от могучего смеха.
  Балу подошла к Епитимию, сочувственно похлопала по плечу.
  - Не расстраивайся, - пробормотала она, заглядывая в пылающее лицо монаха, - У тебя полно других достоинств.
  - Например? - коряво спросил Епитимий.
  - Ну... ммм... ты более юркий, - сбивчиво сказала Балу, загнув один палец, - и голос у тебя спокойный... тихий... - еще один палец. Она посмотрела на ладонь, закусила губки. А потом тихо спрятала ладонь за спину.
  Хорст с плутоватой улыбкой приблизился к шкатулке, мохнатая лапка вытянулась и коснулась резной поверхности. Но затем, когда кожа отвратительно шикнула, с визгом отдернул руку.
  - Горячо, - прошамкал он, посасывая ошпаренную лапу. Маленькие глазки оглядели келью и остановились на Ричардсоне, тихо сидящем на своем ложе под покрывалом. Он напоминал ребенка, брошенного родителями, на потерянном лице ни капли жизни.
  Бес приблизился и резко сдернул покрывало. Раздался глухой стук, когда Ричардсон по инерции шмякнулся затылком о каменную стену, однако выражение лица не изменилось. Демон заинтересованно хмыкнул, обошел монаха по дуге, и, заглянув в безучастные глаза, с размаха пнул Ричардсона под колено.
  Нога не дернулась.
  - Бедный мужик, - сказал бес, возвращаясь с покрывалом к шкатулке: - Полностью обрублен. У нас такими становятся на третьей неделе, да и то, если Баал лично займется... - он зачерпнул шкатулку ворсистой тканью, обернул в кулек, словно младенца. - Ну вот, другое дело. Балу, счастье мое, не составишь ли компанию старому бесу? Уверен, Баал захочет лично поблагодарить тебя... - последнюю фразу Хорст произнес с кривой усмешкой, от которой Балу слегка посерела лицом.
  Вместе с Хорстом они пошли к выходу, минув троих подручный, на оскаленных мордах которых читалось предвкушение невероятного веселья. На пороге она оглянулась, зрачки-искорки печально светились в полумраке коридора.
  - Прощай, мальчик-монах, - сказала она тихо и прикрыла дверь.
  Епитимий не ответил, лишь продолжал стоять, стиснув челюсти и сжав кулаки, взгляд угрюмо направлен на самого крупного из троицы. Страх попробовал проникнуть в разум, однако не нашел себе места; все сознание занимала вибрирующая злость, слишком огромная для такого хрупкого тела. Епитимий знал, что именно эта злость позволяет Браунингу и Самсону решать проблемы с помощью старого доброго пинка под зад, и он был уверен, что сейчас не уступает ни одному из них по разрушительности того, что рвалось изнутри. Однако для столь мощного снаряда, его тело было слишком малого калибра.
  - ТРЯСЕШЬСЯ, ЧЕЛОВЕК? - насмешливо хрюкнул центральный демон, демон-шакал, окруженный смеющимися гиенами. Он подошел вплотную. Вонь изо рта чуть было не заставила Епитимия отшатнуться: - ОТЛИЧНЫЙ БЫЛ БРОСОК. ГОТОВ ПОСПОРИТЬ, КОГДА ВСКРОЮ ТЕБЯ, ОБНАРУЖУ СОПЛИ ВМЕСТО МЫШЦ.
  Неожиданно, кипящая злость нашла способ выбраться наружу.
  - Этого добра у меня навалом, - сказал Епитимий, смачно потянув носом. Прежде чем демон успел отпрянуть, монах плюнул вязким сгустком прямо в пылающий зрачок.
  - Угощайся.
  Демон взревел, кулак метнулся прямо в солнечное сплетение, стирая торжествующую ухмылку с лица Епитимия. Удар, предназначенный для того, чтобы сложить массивного противника пополам, послал компактного монаха через всю келью подобно упругому серому мячику. Тело врезалось в кряжистый стол с оглушительным хрустом. Он так и остался лежать в обломках, не делая попыток подняться, не шевеля ни единой конечностью. Он просто смотрел в потолок, чувствуя, как поясницу обвивает багровый питон боли.
  Подняться после такого будет проблематично.
  Рядом захрустели щепки, и разъяренная красная пятерня ухватила за шею, подняла над полом. Епитимий уставился в бушующие огненные зрачки, и чем сильнее сжималось горло, тем ярче пылали в голове слова Настоятеля. Теперь он мог их принять. В полуметре над полом, в сантиметре от смерти - он впустил их в сердце, позволяя на обломках вежливости и уважения к врагу возвести нечто более практичное. Нечто, что достигнет сердца ближнего не через увещевания и мольбы, а напрямую: через ребра.
  Он с такой силой ухватился за багровую ладонь, что демон опешил, ослабив хватку. Сведенной судорогой глоткой, Епитимий прохрипел:
  - Чего... расселся...
  Двое подручных недоуменно переглянулись, проверяя, не к одному ли из них обращается мелкий монах. Демон-шакал заклокотал и надавил сильнее, однако странный юноша продолжал выталкивать воздух из легких, обрекая себя на удушье, жуткий хрип разрывал напряженную тишину:
  - Прошляпить... второго настоятеля... за один день?! - конец фразы больше походил на скрип ножа по стеклу. Глаза Епитимия выпучились, он задергал ногами, руки в панике метнулись к лицу демона, словно в поиске выключателя. Демон брезгливо отвел голову.
  Руки повисли.
  Он некоторое время всматривался в посиневшее лицо, прежде чем пробасить надменно:
  - НАСТОЯТЕЛИ НЫНЧЕ МЕЛКИЕ ПОШЛИ. ХРУПКИЕ, СЛОВН-
  Зубы треснули и разлетелись в пыль, когда огромный кулак пробил себе путь через пасть чудовища прямиком к мозгу. Демон замычал, выпуская тело Епитимия, и в отчаянии обхватил рельефную руку, торчащую в его голове словно древко исполинского копья. Через мгновение, рука исчезла, и последовал еще один разрушительный удар, на этот раз в висок, с хрустом меняя форму черепа. Ударная волна отбросила багровое тело в сторону окна. Звякнуло, и через секунду с улицы донесся глухой шлепок.
  Епитимий закашлялся, кое-как приподнялся на дрожащих руках и усадил себя спиной к стене. Окутанный розовой пеленой взгляд уткнулся в нечеткую темную фигуру, возвышающуюся посреди комнаты подобно черному утесу. От этого мрачного обелиска исходили волны невероятной силы, и невероятной агрессии. Двое подручных ныне покойного демона пятились к двери, странно поскуливая и выставив перед собой лапы.
  - Апорт, - произнес Епитимий хрипло.
  Демоны взвыли и ринулись к двери со всех ног. Первому удалось преодолеть половину дистанции, прежде чем железная ладонь ухватила за макушку, и крутнув несчастного по часовой стрелке, впечатала в гранитную стену, превращая черепную коробку в окровавленный блин. Второй демон успел схватиться за дверную ручку; дверь, правда, открылась в невозможную сторону, когда могучий удар перешиб позвоночник твари, выбивая ее наружу вместе с дверным косяком. Из коридора донесся испуганный вскрик.
  Епитимий наблюдал, как оседает пыль, дыхание все еще выходило с неприятными хрипами. В проеме появилась изумленная физиономия Марви. Взъерошенный монах взглянул на пепельные остатки, уважительно присвистнул:
  - Рич, напомни не входить к тебе без стука...
  Взгляд набрел на монаха, застывшего среди обломков.
  - Епитимий! - заорал Марви, заспешив через комнату к дальней стене. - Эй, ты как? - он бухнулся рядом, проверяя, все ли цело, поднимая поочередно то руку, то ногу Епитимия.
  - Нормально, - ответил Епитимий, нащупав среди щепок контур очков. Правое стеклышко приобрело лишь несколько царапин, а вот левое треснуло и превратилось в стеклянный калейдоскоп. Епитимий вздохнул и надел очки, привыкая к измененному восприятию. Что ж, вполовину лучше, чем вообще без них.
  Раздались тяжелые шаги, от которых, казалось, прогибался даже каменный пол. Ричардсон подошел и замер, гранитно-серые глаза немигающе уставились на Епитимия. Тот поднял голову, точно так же глядя в ответ.
  Молчание было таким же неотъемлемым качеством Ричардсона, как одержимость оружием Браунинга, ворчливость Антуана, или воинственность Настоятеля. Епитимий ни разу не слышал, чтобы он говорил. Ни в столовой, когда монахи делятся прожитым днем и выпускают пар, ни в Святилище, где стоит постоянный крик и ругань, ни в коридоре, где монахи задевают друг друга плечами. Лишь бесстрастное выражение на каменном лице, одно и то же в любой ситуации. Скала в балахоне. Камень в человеческом обличье.
  Было ли это результатом врожденной немоты, несчастного случая или обета, Епитимий не знал. Возможно, не знал даже Настоятель. И это не имело значения до тех пор, пока Ричардсон держал на своих плечах каменные своды Лорентийского Монастыря.
  Вот и сейчас, он не произнес ни слова.
  В полном молчании, он тяжело опустился на одно колено, преклоняя голову перед новым настоятелем.
  
  _____________________________________
  
  Тишина на коридорах стояла гробовая. Демоны покинули монастырь, оставив за собой лишь горстки пепла да строительный мусор, и оккупировали Святилище, сконцентрировав основные силы вблизи Врат. Решение об эвакуации было принято, когда Епитимий, прихрамывая, прошелся по второму этажу в сопровождении Ричардсона. Методы убеждения последнего производили удивительный эффект. После нескольких открытых столкновений, слух о настоятеле и его молчаливом страже облетел Лорентийский холм, внезапно охладив пыл завоевателей и породив неудержимое желание забаррикадировать двери Святилища.
  Это-то и удивляло Епитимия больше всего, ведь в подвале не было ровным счетом ничего, кроме лежащих в пыли Врат и каменных колонн, накрепко припаянных к гранитному своду и потолку. Из всего этого выходило, что в качестве материала для баррикады демоны использовали самих себя.
  - Еще две минуты! - крикнул Самсон, ползая возле двери, словно извозившийся в пепле муравей. Епитимий наблюдал, как на деревянной поверхности появляются все новые стальные кругляшки, красные лампочки в каждом синхронно мигали в полумраке предбанника, напоминая Епитимию о рождественских гирляндах.
  Интересно, в Аду отмечают Рождество?
  Он повернулся и окинул взглядом небольшую армию, собравшуюся у подножия лестницы. Новички. По крайней мере, были ими во время первого спуска в Святилище. В руках у каждого теперь находилось по небольшому армейскому карабину, в комплект с которым входили две запасные обоймы на поясе и небольшой охотничий нож, прикрепленный на ремешке в области ключицы. Браунинг поклялся своей армированной рясой, что подобным ножичком можно без труда спилить трофейные рога, если возникнет желание приобрести оригинальный подарок близким на новый год. Новички загорелись идеей, руки то и дело доставали блестящую полосу стали, и тут же нетерпеливо возвращали на место. Всему свое время.
  Епитимий встретился глазами с Браунингом, молча кивнул. Браунинг наклонил голову в ответ.
  Они думали об одном и том же. О странном настроении, царящем среди новичков, и о подозрительно-расслабленном выражении их лиц. Они тряслись и вопили от страха, когда в первый раз столпились перед этой дверью менее трех часов назад; того парня, Стивена, чуть не вывернуло наизнанку, остальные же были готовы обмочить штаны в тот самый миг, когда дверь в Святилище распахнулась. Епитимий испытал похожие чувства в свой первый раз, а потому отнесся ко всему с пониманием.
  Сейчас же, от взгляда на лица новичков внутри холодел желудок. Они любовно поглаживали матовые стволы карабинов, губы шевелились и время от времени собирались в подозрительную улыбку, от которой даже Браунинг выглядел встревоженным.
  - Ты уверен, что это не опасно? - спросил Епитимий тихо, взгляд в смятении ерзал по кровожадным лицам.
  - Смотря для кого, - уклончиво ответил Браунинг, но чуть погодя озабоченно вздохнул: - Если честно, мне тоже не по себе. Ну, то есть... мы же раздали оружие совершенным незнакомцам! А вдруг они его сломают? Или стволы погнут?
  - Не совсем то, что меня тревожит... - кисло сказал Епитимий.
  - Не бойся, - Браунинг хлопнул его по плечу, заглянул в глаза: - Ствол в рясе делает мальчика мужчиной. Уж поверь мне.
  - С этим тяжело поспорить, - прокомментировал Епитимий. Он повернулся к Самсону, что-то считающему на пальцах с озабоченным видом на лице: - Что у нас со временем?
  - Почти готово! - откликнулся Самсон, загнув последний палец и в панике оглянувшись на Марви. Тот вздохнул и послушно растопырил ладони. В сторонке от них кружком стояли остальные монахи: Антуан что-то горячо доказывал Трестону, Весли делал вид, что ему скучно, хотя глаза лихорадочно блестели в предвкушении жаркой схватки. В здании наверху находился один лишь Ричардсон, со специальным поручением от настоятеля.
  - Епитимий, поди-ка сюда! - окликнул Антуан резко. Старый монах выглядел так, словно любимый внук только что порвал его военный фотоальбом. Епитимий приблизился к совещательному кружку, спрятав руки в рукава на манер китайских мудрецов, оглядел собравшихся хмурым прямым взглядом. Он знал, вокруг чего идет спор.
  - Нельзя вести туда новеньких! - почти крикнул Антуан, сморщенное лицо покраснело от негодования: - Их же всех убьют! Уайтстринг дал дурака, когда приказал тащить в монастырь всех кого ни попадя, а ты и того хуже - раздал ружья и хочешь брать штурмом Преисподнюю!
  Весли хмыкнул пренебрежительно и вышел из круга. Трестон молча наблюдал со стороны, не принимая ничью сторону, серые глаза внимательно наблюдали за Епитимием.
  - У нас мало людей, - сказал Епитимий размеренно, - Пригодится любая помощь, которую сможем получить. Позволим новичкам уйти - нас останется восемь. А без нас с тобой, очевидно бесполезных в бою, на сотню демонов по ту сторону двери придется шестеро монахов. Я не собираюсь играть с такими картами.
  - Да какие карты! - рявкнул Антуан, борода встала дыбом, словно разъяренный дикобраз: - Они ж простые люди! Практически дети!
  - Я знаю. Но прямо сейчас, нам нужно как можно больше людей. Уайтстринг был прав: мы последняя линия обороны. Если у нас не получится - городу конец.
  - Но...
  - Антуан, теперь я настоятель. Это приказ.
  Антуан зашипел сквозь зубы, в глазах мука, кулаки сжаты так, что побелели костяшки. Затем выдохнул резко и тряхнул головой:
  - Делай как знаешь. Но если что случится, отвечать будешь сам, - он повернулся и резко зашагал прочь.
  - Спасибо, - сказал Епитимий в спину старику.
  Трестон проводил Антуана долгим спокойным взглядом. Пожилой монах выглядел странно умиротворенным, в отличие от своего привычного раздражительного настроя. Епитимий вспомнил слезы на покрытом морщинами лице, дрожащие руки и стиснутые губы, и взглянул на Трестона с новой стороны. Неужели Балу растопила сердце старика?
  - Ты изменился, парень, - промолвил Трестон, заглянув Епитимию в глаза. - Стал совсем как предыдущий настоятель: твердым, уверенным, и властным.
  - Вот только не всем это по нраву, - сказал Епитимий, покосившись на Антуана.
  - Его беспокоит не твое сходство с Уайтстрингом, - объяснил Трестон, неторопливо подбирая слова. - А скорее... резкость перехода. Он боится, что ты воспринял науку чересчур серьезно. Что у тебя нет чувства меры. Поверь, мы все ждали того дня, когда ты станешь нашим братом не только по вере, но и по духу. Сегодня, этот день настал, - он приблизился и положил руку на плечо Епитимия: - Но ты должен быть осторожен.
  - Почему? - спросил Епитимий, не сводя глаз с Трестона.
  - Можно перегнуть палку, - сказал монах просто, - и тогда, друзья будут бояться тебя больше, чем враги.
  - Готово! - заорал Самсон, отбегая от заминированных дверей. Новички встрепенулись, щелчки дюжин затворов заполнили предбанник, посылая возбужденную дрожь по спине Епитимия.
  Вот оно. Момент истины.
  Он до сих пор не мог поверить, что настоял на подобном плане. Монастырь снова был под контролем, а двери в Святилище можно было просто завалить хламом и забить досками, пока из соседнего монастыря не прибудет отряд профессионалов. Вот только к тому моменту, от Уайтстринга ничего не останется, а тот рогатый засранец запрячет Договор прямо в Ядро Земли, гарантировав тем самым свою неприкосновенность и - о ужас! - вечный мир между Светом и Тьмой. Никакого хэппи-энда.
  - Браунинг, Весли! - Епитимий взмахнул ладонью, приковывая внимание десятков глаз. - Вы двое в авангарде! Проследите, чтобы новенькие не наделали в вас дырок, - в ответ раздалось дружное "Есть!". Браунинг щелкнул каблуками и поднял необъятный дробовик, Весли извлек из складок рясы пару массивных револьверов.
  - Трестон, Марви, вы на подхвате. Не дайте демонам обойти отряд с фланга. Самсон! - крикнул Епитимий перепачканному монаху, уже сидящему напротив пулемета с хищным и слегка нервным выражением на лице. - Когда дверь рванет, расчисти нам путь, а затем оттащи этого монстра с линии огня.
  - Понял!
  - А вы, толпа, - Епитимий повернулся к новобранцам, строй вытянулся под его пылающим взглядом, - попадете в кого-нибудь из наших - отпразднуете Новый Год у Сатаны на коленках!
  Надо сказать, это слегка охладило воинский пыл.
  - Все по местам!
  Площадка перед дверью заполнилась топотом десятков ног. Браунинг отдавал последние указания новичкам, умудряясь при этом стоять почти недвижимо в ожидании условного сигнала. "Условного" потому, что они не договаривались ни о чем конкретном, справедливо полагая, что каждый сам поймет, когда настанет время действовать. Епитимий последний раз проверил отряд на готовность. Голубые глаза опустились к ладони, сжимающей маленький продолговатый пультик. Помимо нескольких рычажков и тумблеров, на нем была большая красная кнопка, закрытая пластиковым стеклышком. Кнопка призывно мигала, попадая в такт мерцанию белоснежных комков пластида на двери. Большой палец откинул крышку.
  "Он был хорошим учителем. Просто не тем, кто тебе нужен".
  - Смешно... - произнес Епитимий в пустоту, из которой на него смотрело два задорных красных уголька: - Я ведь думаю то же самое.
  Он с силой надавил на мигающую кнопку.
  
  _____________________________________
  
  - Ты куришь? - спросил Самсон, разрывая глянцевую оболочку "Mallboro" и выуживая оттуда тонкий бумажный скруток. Он сидел на огромном бревне неподалеку от лестницы, а перед ним покоился внушительных размеров пулемет.
  - Пробовал в детстве, - донеслось из-за спины от прислонившегося к стенке монаха. Разбитые очки съехали на кончик носа, но он, казалось, этого не замечал, задумчиво глядя на деревянный веер, когда-то бывший незатейливой створкой дубовой двери. В воздухе до сих пор кружились опилки, неторопливо падая на каменный пол. Епитимию казалось, что он мог бы услышать тончайший звук, когда снежинка достигает серого камня, однако выстрелы и крики вытесняли слабых собратьев из поля внимания.
  - Мой папка говорил, что человек волен делать что угодно, лишь бы это успокаивало сердце, - рассказал Самсон с расслабленной улыбкой. - Это не помешало старику поколотить меня, когда он нашел сигареты в кармане моих брюк. Будешь?
  Епитимий принял сигарету, но поджигать не стал, и покатав в ладони белоснежный цилиндр, засунул в рот просто так.
  - Наверное, твой отец тем самым успокоил свое сердце.
  - Если смотреть на это так... да, пожалуй.
  Они помолчали, прислушиваясь к затихающим выстрелам. Сигарета в губах Самсона медленно тлела, не встречая помощи со стороны ушедшего в себя человека. Епитимий тоже погрузился в воспоминания. Он вспомнил своего отца, обстоятельного и спокойного профессора истории, с вежливой полуулыбкой и уставшим взглядом. Маму, с ее извечным клубком ниток в руках и теплым, слегка неуверенным голосом. Себя. Уютные рождественские ночи, похожие друг на друга словно лица старушек, которых время от времени встречаешь в парке. Образы продолжали появляться в голове, устраивали причудливые танцы перед глазами, и каждое воспоминание было родным и теплым, как объятья матери, как рукопожатие отца, как голоса прохожих, желающих друг другу счастливого рождества.
  - Какого черта я здесь делаю... - спросил Епитимий самого себя.
  Самсон выпустил облачко дыма, возвращаясь на грешную землю, карие глаза сочувственно взглянули на невольного настоятеля.
  - Тяжелая минута?
  - Если бы только минута, - ответил Епитимий с досадой. - Я все больше убеждаюсь, что Падре Уайтстринг допустил ошибку, выбрав меня, а не Трестона или Антуана.
  - Он поверил в тебя, - Самсон отвернулся и сосредоточился на патрулировании площадки перед лестницей. - Немногие смогли бы организовать восстание и вышибить демонов обратно туда, откуда они выползли. То, что мы еще живы, полностью твоя заслуга. А значит, Уайтстринг сделал верный выбор.
  Епитимий подумал над услышанным. Они действительно живы. Более того, у них есть возможность вернуть Уайтстринга и Договор обратно в монастырь, и без лишней скромности он признал, что в этом действительно есть его заслуга.
  - Что ж... наверное, ты прав.
  Он шлепнул себя по щекам, встряхнулся, словно пес, попавший под весенний ливень. У него будет море времени, чтобы пожалеть себя, когда они вернуться из Преисподней, а прямо сейчас - дела насущные. Выстрелы в Святилище прекратились, уступив место возбужденным голосам и осторожным выкрикам, и до Епитимия донеслись сплетенные воедино, перекрученные обрывки диалогов:
  - Неужели все?
  - А тебе все мало.
  - Браунинг, у тебя рукав дымится...
  - Никто не видел моей запасной обоймы?
  - Господи, да у тебя кровь на лице!
  - Это я об косяк в самом начале...
  Епитимий поправил очки и твердой походкой направился к двери. Внутри что-то повернулось, высекая искры о привычный бесконфликтный настрой, и голову поднял другой, Новый Епитимий, не терпящий компромиссов и не ведущий переговоры. Странная энергия заполнила тело в тот момент, когда он переступил порог Святилища, и вопреки желанию губы растянулись в спокойную, беззаботную улыбку. Он шагал через широкий зал, прорезая туман словно сгусток серого пламени, пепел разлетался под ногами мерцающими волнами. Ему почтительно уступали дорогу.
  Несколько человек обступили Врата со всех сторон, негромко переговариваясь. Епитимий подошел и стал рядышком, глаза пробежались по лицам: детские улыбки, возбужденные голоса, словно они готовились открыть самую большую и нарядную коробку под рождественской елкой.
  - Трестон, бери Марви, новичков, и прочеши монастырь сверху донизу, - сказал Епитимий пожилому монаху. Трестон кивнул и удалился. Слышно было, как он свистнул, привлекая внимание рекрутов. Епитимий повернулся к остальным: - А вы все - пойдете со мной.
  - Каков план? - поинтересовался Браунинг.
  - Спускаемся туда, дарим подарки, и возвращаемся обратно, - лаконично ответил Епитимий.
  - Подарки? - недоверчиво протянул Антуан. - Я думал, мы собираемся сжечь там все дотла.
  - Боже упаси, Антуан, мы ж не звери! - испуганно воскликнул Епитимий и благочестиво перекрестился. - У нас благородная миссия. Мы призваны Небесами, чтобы растопить сердца заблудших душ, и подарить им немного счастья, тепла и радушия.
  - Звучит как-то не по-христиански... - пробормотал Браунинг.
  - Это потому, что ты не проникся духом Рождества, - укорил его Епитимий. Со стороны двери послышалась тяжелая поступь, а секунду погодя - коллективный вздох, словно перед толпой зачарованных ребятишек кто-то сделал двойное сальто назад. Широкими шагами в сторону Врат направлялся не кто иной, как огромный Санта Клаус, с шикарной белой бородой и огромным красным мешком за плечами. Только живот у этого Санты был плоский как кирпичная стена, а в плечах он был шире троих новобранцев, ставших в один ряд. У притихших монахов поотваливались челюсти, и лишь Епитимий радостно засмеялся, двинувшись навстречу провозвестнику Рождества: - Рич, ты вовремя! Мы как раз собрались к нашим друзьям из нижнего мира, - он хлопнул гиганта по красному плечу, достав, однако, только до локтя. Глаза за линзами очков довольно смерили Ричардсона с головы до ног: - Шикарно выглядишь, очень натурально. Ты захватил подарки?
  Ричардсон напрягся, толстенные руки с натугой сняли мешок с плеча и с великой осторожностью опустили на пол. Мешок коснулся пола со скоростью падающей пылинки, однако от прикосновения каменные плиты дрогнули и загудели, словно на них уронили холодильник.
  - Там - то, что я думаю? - спросил Браунинг внезапно охрипшим голосом.
  - Откуда мне знать, о чем ты думаешь? - удивленно поднял брови Епитимий.
  Все молча уставились на красный мешок.
  - А этот... подарок... поможет нам вернуть Уайтстринга? - спросил Антуан насторожено.
  - Зависит от того, насколько он понравится Баалу.
  Епитимий свистнул группе застывших в отдалении новичков, указал на Врата, едва проступающие из тумана. Рекруты метнулись к створкам, запыхтели, налегая на массивные медные ручки, лбы тут же покрылись испариной, словно у пробежавших десятки миль атлетов. Створки подрагивали в моменты синхронных рывков, однако тут же с грохотом возвращались на место, а из появляющегося время от времени зазора доносились испуганные крики.
  Демоны вцепились в дверь с той стороны.
  - Что за черт...
  - Они закрылись!
  - Тяни крепче.
  - Может, начнем переговоры?
  - Ты идиот? Они видели пушки.
  Санта Клаус приблизился к Вратам, и новички хлынули в стороны, словно стайка воробьев от подошедшего медведя. Красные рукавицы ухватились за медные набалдашники, сжались так, что послышался жалобный скрип металла.
  И под симфонию грозного рева, восторженных вздохов и истошных криков створки Врат пошли вверх, приподнимаясь над голубоватым туманом с неизбежностью эскалатора.
  На ручках по ту сторону повисло около десятка демонов. Испуганные инфернальные глаза встретились с обрекающей чернотой под надбровными дугами Санта Клауса.
  Повисла неловкая тишина.
  
  

Глава 6. Инферно

  Небо над Адской площадью готовилось к приходу солнца, и сумрачная лиловость раннего утра сменялась предрассветным багрянцем. Немногим существам доводилось увидеть оба рассвета, земной и подземный, однако редкие счастливцы утверждают, что сравнивать их было бы неправильно. От людской зари слезятся глаза и трепещет сердце, а в груди поселяется волнующее тепло. Демонический же рассвет влияет преимущественно на легкие и вестибулярный аппарат, вызывая кислородную гипервентиляцию и навязчивое ощущение неуязвимости и всемогущества. Предположительно вызывает привыкание.
  - Знаешь, я ведь позволил тебе жить как раз для этого. Чтобы затем, попав на Небеса, ты имел полный набор. Землю, Небо и нас.
  Голос исходил от стройного краснокожего красавца, сидящего на белоснежном костяном троне в центре площади. Через блестящие черные волосы пробивались аккуратные острые рожки, почему-то серые, как и классический полосатый костюм, одетый на нем.
  Баал. Так его звали враги и лично Принц Тьмы. Остальные просто называли его "Хозяином". Он обращался к человеку, подвешенному за руки на веревке, перекинутой через деревянный столб.
  - Мы ведь были друзьями, Уайт. Ты и я. Два оборванца из гнилых трущоб, оба одержимые мечтами. Но в отличие от тебя, переполненного амбициями и жаждой славы, я искал лишь одного - выживания для себя и своего вида. Если мою цель нельзя назвать благородной, то я не знаю, что можно, - Баал посмотрел на гигантского демона, стоящего перед жертвенным столбом, и сказал ему негромко: - Корсакул, опусти его на землю. Но не снимай веревки. Мы же не хотим, чтобы он сломал тебе второй рог. Ты согласен, Уайт?
  Человек не отвечал; он просто висел на столбе, изредка находя в себе силы приподнять голову и вперить хищные янтарные глаза в собеседника. На мускулистом теле багровели окровавленные полосы. Грубая работа, ничего не скажешь, но Корсакул так жаждал отплатить человеку за снесенный рог...
  - И вот мы здесь. Я получил то, что хотел... пусть для этого мне пришлось изрядно повозиться... - Баал слегка помрачнел лицом, когда воспоминания последних сорока лет напомнили о себе, однако Лорд Тьмы тряхнул головой и сфокусировал взгляд пылающих глаз на пленнике: - Ты тоже получил свое. Единственное, чего я никак не пойму, - почему ты до сих пор корчишь из себя недотрогу? Ты не сказал ни слова с тех пор, как наш милый Корсакул принес тебя сюда. Неужели не рад встрече? Мы весело проводили время вместе.
  И снова пленник промолчал, лишь крепче стиснул челюсти и подарил Баалу недобрый взгляд. Баал оперся о подлокотник трона, продолжая свой задумчивый монолог:
  - Или ты надеешься, что, вопреки всякой логике и здравому смыслу, твои друзья придут и спасут тебя? Спустятся в Ад? Умоляю...
  Он посмотрел туда, где под светлеющей полусферой неба лежали опустошенные остатки Лорентийского монастыря. Город вокруг Адской площади в точности повторял тот, что находился этажом выше, с одним лишь отличием - этот город был мертв. Заброшенные здания мрачно взирали на мир чернеющими провалами окон.
  Баал вдруг услышал слабый стон, а затем - угрюмый шепот, подобный далеким раскатам грома:
  - Никто не придет... Я позаботился об этом...
  Баал некоторое время смотрел на Уайтстринга, затем устало вздохнул.
  - Ты моя головная боль. Не знаю, зачем я трачу с тобой время.
  На дороге, ведущей к монастырю, появились две фигуры: стройная фигурка молодой девушки и маленький, пухлый комок, который мог принадлежать разве что карлику. Или очень нескладному ребенку.
  - Смотрите, кто решил вернуться! - воскликнул Баал, разведя руки в приветственном жесте. - Я уж боялся, что ты останешься в монастыре, моя дорогая.
  - Она хотела, - донесся задорный возглас Хорста, бес на всех парах подковылял к Баалу и преклонил колено: - Но я убедил ее, что потеря будет невосполнима.
  - Что бы я без тебя делал! - рассмеялся Баал, жестом поднимая улыбающегося карлика. Балу подошла и тихонько поклонилась, стараясь не встречаться взглядом с Темным Лордом.
  - Здравствуй, Хозяин.
  - Балу, птичка моя, как же я рад тебя видеть, - проговорил Баал со вкусом. Увенчанная небольшими коготками ладонь повелительно похлопала по подлокотнику трона, и Балу, едва слышно вздохнув, приблизилась и села у ног Баала. Он запустил пятерню в огненную прическу, взъерошил, словно провинившуюся, но все равно любимую зверушку. Балу сжала губки.
  - Что насчет Договора? - поинтересовался Баал, обратив взор на Хорста.
  - Он в ваших руках, Хозяин! - отозвался Хорст, приподняв шерстяной сверток над головой. От подобного жеста объемистый животик выпал вперед, делая беса более отвратным, чем зрелище раздавленного червяка.
  - Хорошо. Мы займемся этим после того, как я провожу нашего гостя в лучший мир. Верно, Уайти? - спросил он пленника, обмякшего на столбе с закрытыми глазами.
  Хорст козырнул и отправился к руинам торгового центра, где у него, видимо, располагалось гнездо. Или нора. Проходя мимо Корсакула, бес не удержался и щелкнул хвостом по багровой ляжке, а затем, сопровождаемый ревом и проклятиями, с гоготом скрылся из виду.
  Баал откинулся на спинку трона и медленно помассировал виски, пытаясь отвлечься от разъяренного ворчания Корсакула. Его не покидало странное чувство, которое в других обстоятельствах можно было бы назвать тревогой. Но что могло тревожить победителя?
  Он раздраженно поднял голову, фокусируя взгляд на плывущих по багровому небу облаках. Нужно успокоиться. Все волнения - не более чем паранойя, которая развилась у него за время изгнания. Он больше не бродячий пес. Ему не нужно постоянно защищаться от шакалов, привлекаемых запахом отбившегося от стада аутсайдера. Под его управлением находится могучая армия демонов, готовая на все ради его благосклонного взгляда. И наконец, Великий Договор, гарантирующий выживание расы демонов и его, Баала, в частности, находится теперь под надежной защитой.
  Наверное, стоит закопать его прямиком в Ядре. Вместе с телом Уайтстринга, когда с ним будет покончено.
  На дороге раздались одинокие шаги. Баал оторвался от созерцания апокалиптического неба, все еще глубоко погруженный в раздумья, перевел взгляд на новоприбывшего. Им оказался... человек? И не просто человек, если судить по запыленной серой рясе, характерной для жителей одного очень конкретного монастыря.
  Баал нахмурился, разглядывая незваного гостя из верхнего мира. Худенький, невзрачный, с задумчивыми голубыми глазами, укрывшимися за треснутыми линзами очков. Монах озирался по сторонам, и по выражению на лице было видно, что тот пребывает в крайнем возбуждении от нависших над площадью пейзажей. Он выглядел безобиднее ребенка, и только одна вещь смущала Баала и вынуждала проявить осторожность: парень совершенно не обращал внимания на Корсакула. Значит, он либо слепой, либо...
  - Кто ты? - спросил Баал громко.
  Монах не ответил, продолжая во все глаза таращиться на полуразрушенные здания, окружившие площадь подобно древним, исцарапанным войной могильным плитам. Между мрачными остовами сновали демоны помельче, не решаясь выйти на открытое пространство: в темноте переулков то и дело вспыхивали красные огоньки их глаз. Весть о появлении монаха быстро разлеталась вокруг Адской площади.
  - Ты знаешь, кто это? - на этот раз, вопрос был обращен к Корсакулу.
  - ОДИН ИЗ МОНАСТЫРСКИХ ЩЕНКОВ, - пренебрежительно хмыкнул Корсакул, раскаленные зрачки прожигали дыры в маленьком невзрачном пареньке: - СОПЛЯК ТЫКНУЛ В МЕНЯ ДЕРЕВЯННЫМ КРЕСТИКОМ И УГРОЖАЛ КАКИМИ-ТО "ПЕРЕГОВОРАМИ". Я СОБИРАЛСЯ ЕГО СОЖРАТЬ, НО УАЙТСТРИНГ ПОМЕШАЛ... - мрачно закончил демон, прикоснувшись к обломку рога.
  Баал взглянул на притихшего узника, чьи глаза неотрывно следили за каждым шагом молодого монаха. На лице Уайтстринга бушевал шторм эмоций, и Баал удивленно заметил, что беспокойство и страх отступают под напором дуэта ярости и крайнего изумления.
  - Так вот оно что... - проговорил Баал со сдержанным удовлетворением. Одним движением он вспорхнул с трона, словно юный греческий атлет, и направился к незваному гостю, широко раскинув руки: - Ты его преемник, ученик, а теперь и новый настоятель. Рад встрече, юноша! - он картинно поклонился, помахивая перед собой невидимой шляпой.
  - Епитимий, - представился парень, губы растянулись в вежливой полуулыбке. - Я тоже рад знакомству, господин Баал, - он поклонился, удерживая треснувшие очки на носу.
  "Должно быть, толкнули во время вторжения, - подумал Баал. - Странно, что лорентийцы вообще приняли такого хлюпика в свои ряды. Или в этом и состоял план Уайтстринга? Найти кого-то, кто заменит его на посту настоятеля и направит туповатых прислужников по мирной стезе. Что ж, мудрое решение. Удивительно, что Уайт вообще способен на мудрые решения. Но тогда какого черта пацан забыл здесь?"
  Тем временем юноша поднял руку и помахал демонессе, смиренно сидящей у подножия трона. Балу слабо улыбнулась и возвратила жест. Баал выразительно поднял бровь, и улыбка Балу погасла, словно догоревшая свеча.
  Монах снова окинул взглядом апокалиптические пейзажи, на этот раз показательно, сказал с восхищенными нотками в голосе:
  - Отличные у вас здесь виды. Руины, все дела. Обожаю руины. Их нынче редко где встретишь.
  - Твоя правда, - кивнул Баал, довольно обозревая владения. А паренек не плох. Знает ведь, что баланс сил явно не на его стороне. Прошлому настоятелю есть чему поучиться. Глядишь, разрешили бы все миром, и не пришлось бы устраивать весь этот цирк с Нашествием. Баал почувствовал, что проникается симпатией к этому тихому, вежливому служке: - Это ведь Бостон, если ты не заметил. Так бы он выглядел, взорвись в центре ядерная боеголовка. Брошенные дома, треснувший асфальт, горы трупов и багровое небо - очень классично, не находишь?
  - Действительно, - согласился Епитимий. - Чувствуется ладонь эстета. Придется, правда, все переделать... - добавил он чуть тише, повернувшись спиной и принявшись что-то сосредоточенно считать на пальцах.
  - Ммм... пардон? - улыбка Баала слегка дрогнула, словно на лучшем моменте любимой песни граммофон вдруг протяжно скрипнул по виниловой пластинке: - Мне показалось, или я действительно услышал...
  - Очень жаль, господин Баал, но моим друзьям вряд ли понравится ТАКОЕ, - Епитимий повел рукой, указывая сразу на все. - Старая закалка, что с них взять? Им подавай песчаный берег, лазурное море, соломенные хатки, девок с кокосами вместо бюстгальтера...
  - Твоим... друзьям? - переспросил Баал и окинул взглядом площадь. За исключением Корсакула, Балу и Уайтстринга, на площади не было ни единой души. У паренька что, крыша съехала?
  Тем временем, Епитимий неторопливо обошел Баала, продолжая что-то напряженно подсчитывать в уме, и чуть не столкнулся с Корсакулом. Монах остановился, поднял глаза на демона и внятно произнес:
  - Брысь с дороги.
  Корсакул изумленно уставился на монаха. Затем поднял руку и указал на него когтистым пальцем:
  - МОЖНО ЕГО СЪЕСТЬ?
  Баал растерянно покачал головой. Нахальное поведение паренька настораживало, и, откровенно говоря, ставило в тупик. А Баал не любил чувствовать себя в тупике.
  Этот мальчишка... какая муха его укусила? Он что, тупой, больной, или под кайфом, или все сразу? Нет, он выглядит вполне вменяемым, значит, дело в другом. Должна быть причина его смелости, козырь в рукаве, и пока он, Баал, не заглянет в чужие карты, свои он сдавать не станет. Он уже пострадал однажды, недооценив ребенка, и повторять ошибку не намерен. Потому что второго раза Люцифер ему точно не простит...
  В любом случае - мальчишка в его руках. Бежать ему некуда. Стоит проронить лишь слово, и наглеца подвесят вверх ногами так же, как его учителя. Поэтому, можно сосредоточиться на цивилизованном разговоре, узнать его требования, если таковые имеются, и прийти... к... что... что это за шорох?..
  Он повернулся к изрезанной трещинами дороге, уходящей прямиком к обрушенным развалинам Лорентийского Монастыря, и сложил ладонь козырьком, что в предрассветных сумерках было исключительно символичным жестом. По дороге медленно брели люди.
  - Так вот, о ком шла речь, - протянул Баал слегка разочарованно, однако быстро одернул себя: - Что ж, давай выслушаем твоих друзей. Может быть, мне удастся переубедить их насчет соломенных домиков. И кокосов вместо белья.
  Он подождал, пока четверо монахов с уставшими лицами и тяжелыми мешками под глазами вступят на каменную кладку. У каждого на груди по кожаному ремешку, а из-за плеч торчат матовые дула винтовок и карабинов. А самый толстый так и вовсе увешан оружием, словно новогодняя елка гирляндами. По идее, при таком количестве железа человек не должен стоять на ногах...
  Баал прочистил горло и произнес дружелюбно:
  - Приветствую, господа. Судя по вашим лицам, ночка выдалась тяжелой.
  - Слышь, Самсон, он это всерьез? - спросила гора оружия у худощавого монаха, на чьих костлявых плечах покоился невероятных размеров пулемет. Монах как-то умудрился пожать этими самыми плечами, сказал задумчиво:
  - Кто знает? Может, он использует ту странную штуку, о которой рассказал Епитимий...
  - Политкорректность? - предположил другой монах, старик, с невероятным белым кустом на том месте, где обычно растет борода.
  - Господи, Антуан, вернемся в монастырь - заставлю вымыть рот с мылом, - сказала оружейная круча, недовольно скривившись.
  - Я имел в виду вежливость, - пояснил Самсон.
  - Что-то я не припомню, чтобы Епитимий произносил это слово... - засомневался оружейник.
  - Точно было. Ты тогда еще кефиром подавился, - охотно напомнил старик, - а потом вскочил и обвинил парня в ереси.
  - Я просто удивился, - сказал, оправдываясь, грузный монах, - слово какое-то зловещее, почти как "парадигма".
  - Эм... господа, - повысил голос Баал, привлекая внимание странных гостей. - Не хочу прерывать столь насыщенную беседу, но ваш старый настоятель вон там болтается на жертвенном столбе, и к нему вот-вот присоединится ваш новый настоятель. Так что если вы не против, найдите в своих забитых мишурой головках хоть капельку...
  Его отвлек низкий гул, от которого почему-то становились дыбом волосы на шее. Словно рычание бешеного пса, затаившегося в зарослях посреди отравленного городом парка, и чем ближе к берлоге, тем отчетливее слышно спертое звериное дыхание. Баал не поверил глазам: звуки исходили от самого пристойного монаха, причем стоящего перед ним с выражением полного дружелюбия.
  - Весли, фу. Его нельзя есть.
  - Я не собирался.
  - У тебя слюна потекла.
  Монах ругнулся, вытер уголок рта. Баал застыл на несколько долгих секунд, лишившись дара речи, однако шокированное выражение на лице медленно сменялось неистовым гневом. Эти свиньи... Квартет из сумасшедших, посмевших... что? Угрожать ему? Мысль о человеке, который угрожает демону, вызывала отторжение, словно он подумал о свинье в свадебном платье. Происходящее походило на дурной сон, где демоны и люди внезапно поменялись ролями.
  Он решительно направился к трону. Нужно напомнить этим отбросам, у кого в руках настоящая власть. Кого следует бояться. Все, что потребуется - произнести слово, и сотни прислужников, скрывающихся во тьме разрушенных трущоб, выйдут под багровое небо и разорвут наглецов в клочья. И тогда мы посмотрим, кто из нас чудовище...
  Он поднял глаза на костяной трон - и затормозил так резко, словно влетел рогами в бетонную стену.
  Трон был занят.
  
  _____________________________________
  
  Надо признать, нахождение на троне рождало приятные чувства. Ты словно переставал быть просто человеком, с каким-то там именем, возрастом и цветом кожи, и становился формацией, управляющей функцией, недоступной для влияния извне. Весь мир превращался для тебя в нагромождение рычагов и кнопок, и твоей единственной задачей, высшим предназначением и сокровенным смыслом становился процесс чистого, необузданного контроля всего на свете. Вот почему у большинства правителей яростно чешутся пальцы.
  Епитимий бесстрастно взирал на Баала и Корсакула, словно перед ним стояли два оборванных крестьянина, пришедших на поклон к феодалу; одна рука поддерживала подбородок, другая мягко поглаживала огненные пряди Балу, тихонько урчащей от удовольствия. Голубые глаза за треснувшими линзами очков светились спокойствием и благосклонностью, но при этом сохраняли холодную отстраненность. Держали дистанцию.
  - Ты сел в мой трон, - сказал Баал удивленно. Он повернулся к Корсакулу и показал пальцем на Епитимия: - Он сел в мой трон.
  - Я ВИЖУ, ХОЗЯИН.
  - Я знаю, что ты видишь.
  Корсакул проворчал что-то невразумительное, поплелся к трону. Епитимий облокотился на ладонь и любопытно глядел на приближающегося зверя, словно в его сторону шагало не зубастое чудовище, а нечто безобидное, вроде плюшевого пони. Корсакул заметил это, в глотке выросло глухое рычание, от которого вставали дыбом волосы на шее.
  - Я не хочу проблем, - миролюбиво сказал Епитимий.
  - СЛИШКОМ ПОЗДНО ДЛЯ ЭТОГО, СОПЛЯК, - бросил Корсакул, все увеличивая скорость ходьбы. Вскоре он уже несся на Епитимия, словно багровый ураган, в пылающих глазах угрюмая злоба и желание нашинковать наглого очкарика, словно пекинскую капусту. До контакта оставалось не больше пяти метров, когда Епитимий вздохнул и сказал негромко:
  - Рич.
  Корсакул так и не понял, что его убило. Из-за спинки трона выстрелило красно-белое пятно и врезалось в разгоряченное бегом тело демона, словно реактивная ракета. Чудовищный удар сотряс Корсакула с головы до ног, сминая ребра, разрывая ткани, вытаскивая внутренний мир чудовища в мир внешний. Раздался тяжелый треск, когда безжизненная плоть пролетела, рассыпая черные капли крови, через половину площади и наконец затормозила о развалины каменного колодца. Мертвые глаза бессмысленно уставились в желтоватое небо.
  - Значит, здесь вы не исчезаете... - пробормотал Епитимий с толикой заинтересованности, затем снова откинулся на костяную спинку трона: - Занятно.
  На площади нарастал ропот. Сотни демонов выходили из лабиринтов зданий, появлялись из заброшенных руин, покалеченных фасадов, и обступали круговую со всех сторон, словно непрошенные зрители необъявленной пьесы. И каждый вносил свою лепту в этот нескончаемый Хор, в какофонию шепотов и рева, словно изувеченный, порочный инструмент какого-то жуткого инфернального оркестра.
  Баал смотрел, не мигая, туда, где под сенью блочного колодца осталось лежать искалеченное тело его правой руки. Гнева на лице не было: его место занимало странное выражение, не имевшее аналогов в верхнем мире, где у людей были отмерены года жизни и смерти. Приблизительно подошла бы аналогия, где человек с парализованными мышцами лица вдруг роняет великолепную модель линкора, которую он собирал последние пятнадцать лет.
  - Ты совершил ошибку, придя сюда, - проговорил Баал отчетливо, не переставая смотреть на тело Корсакула. - Вы все могли жить спокойно наверху. Жить дальше. Но ты выбрал смерть. Не только для себя, но и для тех, кто пошел за тобой.
  Он закрыл глаза и поднял руку. И тут же, словно всю жизнь ожидая именно этой команды, сотни существ, окруживших площадь, синхронно двинулись к центру, не торопясь и не пихаясь, не издавая ни единого звука. Багровый удав сжимался кольцом вокруг несчастного кролика, по глупости своей укусившего кончик змеиного хвоста.
  Уайтстринг задергался на веревке, словно пойманный угорь, на лице ужас вперемешку с дикой яростью. Жилы на истерзанном горле вздулись, он закричал хрипло и страшно:
  - Не стойте столбом, идиоты! Бегите! Валите отсюда, живо!
  Никто из монахов не шевельнулся.
  - Браунинг, выведи их отсюда! Это приказ! Браунинг!!!
  Ноль внимания. Монахи неторопливо разбредались по периметру, занимая позиции для обороны. Уайтстринг неверяще смотрел на приготовления, затем колыхнул веревку, оборачиваясь к Епитимию, беззаботно взирающему на приближение войска Тьмы с костяного трона.
  - Епитимий, клянусь, если не выведешь моих людей...
  - Это мои люди, - отозвался Епитимий будничным тоном, словно говорил об одноразовой посуде. - Вы сложили с себя полномочия, забыли? Несколько необдуманный поступок, надо сказать. Зато очень выгодный для меня и Баала.
  Баал удивленно обернулся. Епитимий хлопнул в ладоши, и из-за спинки трона разряженный в Санта Клауса гигант вытащил объемистый пурпурный мешок.
  - Сегодня Рождество, - пояснил Епитимий с улыбкой остолбеневшему Баалу. - Было бы невежливо с нашей стороны прийти без подарка. Надеюсь, он вам понравится. Это реликвия нашего монастыря, еще более древняя, чем бородатый старик вон там, правда, Антуан?
  Мешок опустился прямо у ног Темного Лорда. Демоны на площади оборвали наступление; многие из них замерли, очевидно сбитые с толку странным человеческим поведением.
   - Надеюсь, жест доброй воли поможет нам забыть разногласия и прийти к обоюдной выгоде, - проговорил Епитимий, почтительно склонив голову. - Мы же с вами разумные существа. Верно, господин Баал?
  Ричардсон отступил в сторону, предлагая заглянуть внутрь. Баал стоял молча: огненные зрачки смотрели на Епитимия, мягко улыбающегося в ответ с выражением абсолютного дружелюбия и ангельской невинности. Это выражение насторожило Баала даже больше звероватого Санта Клауса, и он уже открыл было рот, чтобы отказаться от подозрительного подарка, но любопытство взяло верх. Руки ухватились за белоснежную нить, скрепляющую необъятный мешок, потянули, пока узелок не хлопнул; пальцы резко и в то же время осторожно раскрыли шелковую ткань, образовав окошко, через которое один лишь Баал имел возможность лицезреть таинственное нечто, принесенное из верхнего мира в знак уважения и радушия...
  Баал некоторое время глазел на содержимое мешка, затем поднял огненные зрачки на Епитимия:
  - Что это?
  - Бомба.
  - Я вижу.
  - Я знаю, что ты видишь.
  Епитимий щелкнул пальцами, и позади Баала выросла фигура Ричардсона. Дубовая лапища ухватила лорда за запястье, а затем прислонила когтистую ладонь к маленькой черной ручке, торчащей прямо из шероховатой поверхности бомбы. Операция повторилась для второй руки. Подошел Браунинг с изолентой в руках.
  - Решения, которые ты принимал всю свою жизнь, привели тебя сюда, - сказал Епитимий торжественно. Глаза за ледяными стеклышками следили, как Браунинг осторожно оборачивает руки Баала изолентой, намертво связывая демона и сотню килограмм огненной смерти: - В страхе нет нужды. Ты отправляешься в лучший мир, друг мой. Мы не забудем твоего благородного лика, и пронесем через века деяния, свершенные тобой.
  - Епитимий, ты чего творишь... - захрипел Уайтстринг.
  - Вершу правосудие, - ответил Епитимий спокойно, усаживаясь в троне поудобнее. - Не волнуйтесь, учитель. В этот раз, второй закон Ньютона не сработает.
  Браунинг отодвинул щиток, за которым обнаружилась небольшая клавиатура и вытянутый зеленоватый экран. Палец забегал по клавишам, и каждое нажатие сопровождалось странными гудками, от которых кожа на лице Баала теряла цветовую насыщенность, становилась серой, как подтаявший снег. Сам Темный Лорд не издавал ни звука. Он, казалось, вообще онемел.
  Раздался последний гудок, резкий и тревожный, словно раскат грома в рождественскую ночь, и зеленое табло ярко вспыхнуло вереницей цифр. Адская площадь погрузилась в глухую, утопленную тишину, и было слышно, как вдруг ускорилось дыхание Баала, стало рваным и поверхностным, словно у астматика. Браунинг довольно отряхнул ладони, сказал себе под нос негромко:
  - Фуух... я уж боялся, не заработает, - он выгнул спину, с наслаждением потянулся. Сотни демонов с застывшими лицами и булавочного размера зрачками неотрывно смотрели на него. Он вроде бы только сейчас заметил молчаливую массу, столпившуюся по периметру площади, удивленно прочистил горло. А когда понял, что намек остался неразгаданным, сказал уже в полный голос: - Вы немного отойдите, сейчас же рванет.
  Первую секунду ничего не происходило.
  Затем, демоны так дружно ломанулись к развалинам города, словно спасались от ядерной бомбы. Хотя, постойте...
  - Не знал, что можно так быстро бегать, - удивленно присвистнул Самсон.
  - Ты не видел, как Браунинг несется в столовую после поста, - сказал Антуан и почесал седую бороду: - Десяти секунд не проходит, а он уже салфеточкой этак рот вытирает и добавки просит.
  - Не было такого! - взъярился Браунинг на старика. - Я салфетку отродясь в руках не держал. Все об твою рясу...
  Весли тем временем приблизился к колодцу, где кровавой кучей застыло тело Корсакула. Монах критично оглядел остатки, словно примеряясь к чему-то, поднял изломанную лапу и провел пальцем по острым когтям. Видимо, вид собственной крови привел его в крайний восторг, потому что монах, ухватившись за коготь и опершись ногой о кромку колодца, принялся с энтузиазмом выворачивать лезвие из среднего пальца Корсакула.
  Обратно он вернулся с широченной улыбкой, неся с собой целую охапку окровавленный когтей.
  - Трофеи же! - сказал он задорно в ответ на шокированные взгляды товарищей. И, перехватив один коготь поудобнее, метнул в веревку, на которой повис Настоятель. Веревка с хлопком разорвалась, и Настоятель бухнулся на землю.
  - Черт возьми, Весли! - заорал Антуан, со всех ног кинувшись к Настоятелю. Однако тот поднялся раньше, чем старик достиг его, и судя по виду на лице, падение совершенно не огорчило его.
  В отличие от новости о ядерной бомбе времен Холодной войны, которая все это время валялась в монастыре у него под ногами.
  - С тобой я позже разберусь, - сказал он Браунингу, и от мрачного обещания в голосе Браунинг обреченно сглотнул. Настоятель направился к Баалу, потирая окровавленные запястья, и чем ближе он подходил, тем белее становился Лорд Тьмы.
  - В насилии нет необходимости... - начал было Епитимий, однако Уайтстринг уже ухватился за вытянутые уши Баала и с такой силой скрутил, словно пытался оторвать их подчистую. Темный Лорд приглушенно взвыл.
  - Отдай шкатулку, - приказал Настоятель.
  Баал сжал челюсти, упрямо тряхнул головой. Настоятель снова схватился за уши.
  - Стой, стой! - заорал Баал. Он зашипел, сплюнул, ругнулся. Наконец выдавил из себя так, словно приказывал обвесить всю преисподнюю гирляндами, а себя одеть в костюм лапландского эльфа: - Балу, дай ему чертову шкатулку.
  - У меня ее нет, - откликнулась демонесса растерянно.
  - Что?!
  - Хорст забрал ее. Вы ведь сами отдали приказ...
  - Я- нет! стой! - спешно закричал Баал, когда ладони Настоятеля отпустили уши и взялись за рога: - Я не знаю, куда он делся, клянусь!
  - Кажется, он сбежал вместе с остальными... - задумчиво припомнил Епитимий, поправляя треснувшие очки.
  - Вот-вот, слушай своего ученика! - выпалил Баал, вытягивая голову подальше от широченных ладоней. Настоятель некоторое время нерешительно сжимал и разжимал кулаки, а вместе с ними сжимались и разжимались глаза Баала. Наконец, Настоятель сплюнул и отошел от бомбы.
  - Проклятье. У нас почти получилось... - сказал он с досадой.
  - У нас получилось, - произнес Епитимий утвердительно, вставая с трона. - Трестон и Марви сейчас заканчивают осмотр монастыря. Я сомневаюсь, что хоть одному демону повезет скрыться или сбежать в город. Но самое главное - мы освободили вас. Вы снова возглавите Лорентийский монастырь и не допустите, чтобы Нашествие повторилось вновь.
  - Неужели тебе настолько не понравился мой кабинет? - спросил Настоятель насмешливо.
  - Оглянитесь вокруг, - предложил Епитимий, указывая на вооруженных монахов, связанного Баала, атомную бомбу в рождественском мешке. - Я занимаю должность всего пару часов, и уже умудрился взять в заложники правую руку Сатаны. Я бы не доверил себе не то что монастырь - фургончик с мороженным! Обязательно направил бы его прямиком в пусковую шахту.
  - А по дороге сбил бы президента, - добавила Балу.
  - И подрезал министра обороны Северной Кореи, - согласился Самсон.
  - Больше не сяду за руль... - затравленно пробормотал Епитимий. - Сами своих барышень по домам развозить будете.
  - Каких барышень? - Балу подозрительно сузила глаза и приставила ноготок к основанию спины Епитимия.
  - Шутка. Это шутка. Падре Уайтстринг, скажите ей...
  - Все верно, пусть на своих двоих чапают, - подтвердил Настоятель.
  Все засмеялись, когда Балу впилась коготками в бока Епитимия, заставив беднягу взвыть от неожиданности. Даже Ричардсон позволил себе тень улыбки, и от него шарахнулись, словно от радостно пикнувшей мины. Лишь Баал наблюдал за всеобщим весельем с тупым изумлением, а когда Браунинг спросил у Епитимия, когда тот пойдет в супермаркет за праздничным завтраком, демон не выдержал и заорал на всю площадь:
  - Вы рехнулись?! Здесь же атомная бомба! Эй, жирдяй, сделай что-нибудь!
  - Кто обзывается - пусть бомбой и занимается, - заявил Браунинг обиженно.
  - Отвяжите меня! Быстро, отвяжите!
  - Правильно говорить "развяжите", - поправил его Епитимий, но затем задумчиво коснулся пальцами подбородка: - Или "отвяжите" тоже правильно? Если подразумевать, что отвязать надо именно от бомбы... Но тогда лучше сказать "отлепите меня"...
  - С радостью! - Балу шлепнула монаха по бедру.
  - Уши прочисти! - рассерженно крикнул Епитимий, потирая седалище.
  - Без проблем, - она полезла длинными коготками прямо в его ушную раковину. Епитимий взвыл и попробовал сбежать, но в изящном теле демонессы оказалось куда больше силы и скорости...
  Баал вдруг перестал дергаться. Он странно затих, глаза уставились в одну точку на дисплее. По багровому лбу медленно поползла холодная капля. Настоятель приблизился, озабоченно хлопнул демона по спине.
  - Все хорошо, дружище?
  Он заглянул через плечо Баала на мерцающий дисплей.
  - Э... Браунинг?
  - Чего?
  - Ты ведь можешь обезвредить эту штуку?
  - Разумеется, нет.
  Теперь притихли все. Настоятель с Баалом молча смотрели на циферблат; Балу перестала смеяться и замерла, свесив ножки с шеи Епитимия; Весли перестал распихивать окровавленные когти по карманам Антуана; Браунинг прекратил душить Самсона, а Самсон - дописывать на прикладе пулемета свое имя.
  Ричардсон снял шапку Санта Клауса и скорбно прижал к груди.
  Они простояли так, наверное, секунд десять, наполняя Преисподнюю невиданной доселе материей - рождественской тишиной.
  Единица исчезла с дисплея.
  
  _____________________________________
  
  Зрачки Баала свернулись до размера булавочного ушка, когда зеленая единица на дисплее сменилась мрачной пустотой. Демон еще пару секунд глазел на пустой экран, осознавая новую, страшную реальность и простой, но все же безжалостный факт: ничего не взорвалось. И словно ожидая этой самой новости, группа людей на площади облегченно выдохнула.
  - Даже Браунинг не настолько глуп, чтобы хранить боеголовку в своей келье, - пробормотал Браунинг.
  Настоятель напряженно хмыкнул, рукавом стер пот со лба. Даже позволил себе слабую улыбку, которая, впрочем, не прижилась на лице и уступила место "твою-ж-мать" выражению.
  - Где вы ее достали? - заинтересованно спросила Балу. Епитимий удивился, как быстро тревога демонессы превратилась в привычное любопытно-игривое настроение. Этим она напоминала Настоятеля, только с обратным знаком.
  - Один знакомый поляк подарил, - пояснил Браунинг, продолжив душить Самсона. На деревянной рукоятке успела появиться лишь коряво нацарапанная S, что в принципе устраивало Браунинга больше, чем полное имя: - Ну как подарил... Подсунул под крыльцо на мой день рождения. И таймер прицепил, точно как сейчас. Смеху тогда было...
  - Ты, случайно, в тот день не обещал Господу стать монахом? - на всякий случай спросил Антуан.
  - А ты как узнал? - поразился Браунинг. Раздался звонкий шлепок ладони по лицу.
  Шелковое платье щекотало уши. Епитимий осторожно дернул за серый полог, призывая Балу покинуть его шею, однако неестественно горячие бедра сжались с немой угрозой. Переговоры прекратились.
  - Так, значит, вы все были в курсе? - Настоятель грозно оглядел собравшихся, виновато отводящих глаза.
  - Разумеется, - весело подмигнул Весли. - Видели бы вы свою мину, падре.
  - А сам чего зажмурился? - усмехнулся Антуан.
  - Интересно было: а вдруг действительно рванет? - пожал плечами Весли. - Вы же знаете Браунинга...
  - Но-но! Без оскорблений, пожалуйста.
  Настоятель встряхнулся, облокотился на плечо Баала, вставая. Выражение лица демона не изменилось, однако радужка потемнела, стало темно-багровой, как свернувшаяся кровь. Тело мелко задрожало, словно при ознобе.
  - В чем дело? - спросил Уайтстринг, заботливо тряхнув плечо.
  - Убери свою лапу.
  Настоятель поднял брови, медленно отпустил плечо. От Баала исходил низкий гул, точно от взбешенного пса, которого загнали в угол и принялись поливать водой из шланга. Глаза всех на площади обратились к разъяренному демону.
  - Думаете, вы сейчас вернетесь в свою развалюху, закажете пиццу, и все станет как прежде? - огненные зрачки теперь были лиловыми от гнева, а слова пробивались наружу сквозь яростно сжатые клыки: - Сорок лет! Столько я потратил, шатаясь по выжженной земле, словно вонючая собака. Хозяин Тьмы наконец дал мне шанс. Возможность вернуть себе имя! И я не позволю никому встать на пути.
  - Ты забываешь, в каком ты положении, - хмуро напомнил Настоятель.
  - А ты забываешь перед кем стоишь, Уайт! - крикнул Баал. Он тряхнул головой, и когда снова взглянул на стоящих перед ним людей, на лице играла ожесточенная улыбка: - Вы распугали моих псов, это верно. Но они вернуться. Вернутся и получат по своим трусливым мокрым носам. А когда я закончу беседу с ними, единственное, что они захотят сделать, - поделиться болью, отчаянием и унижением с теми, кто навлек на их хвосты подобное проклятье. Они протащат вас через семь кругов Ада. Я обещаю, - прошептал он мрачно, и обернулся к Епитимию: - А тебя, сопляк, ждет особая программа. Слыхал, как в Средние века ваши собратья-инквизиторы развлекались с еретиками? Моя школа. Но с того времени многое изменилось. Мы очень многое узнали о человеческом теле... Тебе понравится, - пообещал он и беззвучно рассмеялся.
  - Эй, Браунинг, заклей-ка ему рот, - приказал Настоятель.
  Послышался треск изоленты; Браунинг двинулся навстречу демону, сжимая клейкую полосу в руках. Баал молча наблюдал за приближением монаха, в глазах - океан презрения и обещание самой жуткой из смертей. Когда выберется, естественно.
  - Постой, - сказал вдруг Епитимий. Кошмарная мысль вползла прямиком в череп и воззрилась на Баала через треснувшие стеклышки очков. Епитимий помолчал немного, ожидая что мысль исчезнет, но было уже поздно: разбушевавшуюся фантазию погасить оказалось не легче, чем залить огонь на Солнце.
  - У тебя есть помада? - Епитимий задрал голову, заглянув Балу в зрачки-искорки, плавающие среди ночного океана. Балу кивнула, и в протянутой руке монаха очутился миниатюрный флакончик.
  "Пылающая страсть" - гласила надпись на этикетке.
  - То, что надо.
  Он протянул флакончик Настоятелю, и его молчание звучало хуже смертельного приговора. Другие монахи не издали ни звука, но по шокированным взглядам Епитимий понял, что они поняли. И Баал понял.
  - Ты чудовище, ты знаешь это? - сказал Настоятель с таким удовольствием, что Епитимию не осталось ничего, кроме как растянуть губы в хищной усмешке.
  - Я учился у лучших.
  - Уайт, не смей... - дрожащим голосом проговорил Баал.
  - Не волнуйся, мы лишь подчеркнем твою природную красоту. Верно, парни? - Настоятель оглянулся на остальных монахов. И на лице каждого встречал ту же блуждающую улыбку, что и на лице Епитимия.
  Компания с энтузиазмом погрузилась в процесс.
  Баал кричал так, словно ему вгоняли раскаленные иглы под ногти, вырывался, лягался ногами, и даже попытался укусить Браунинга, за что получил крепкий щелчок по носу. Когда настала очередь Уайтстринга, и губы Баала начали принимать оттенок "Пылающей Страсти", бедный демон потерял сознание. Это значительно облегчило процесс, ведь истерические рывки головы портили весь художественный замысел.
  По ходу дела у Балу обнаружились также тени для глаз, румяна и белила, что значительно расширило границы и масштаб творчества. Демонесса вертелась рядом, подлазила под локти, давая советы и помогая монахам управиться с замысловатым женским инвентарем; затем она отпросилась ненадолго, исчезла в одном из полуразрушенных зданий, и через пару минут вернулась с кислотно-зеленым париком и накладными ресницами.
  А потом, отозвав Епитимия в сторонку, краснея и отводя глаза, она вложила в ладонь оторопевшего монаха маленький красный шарик на кожаном ремешке.
  - По-моему, это чересчур... - выдавил из себя Епитимий.
  - Да... наверное, ты прав, - сказала Балу виновато, пряча за спину странный кожаный пояс с болтающимся... Так, не думать об этом!
  Они вернулись к остальным, стараясь не смотреть друг на друга. Монахи не заметили пунцовых щек, слишком занятые творчеством: идеи сыпались градом, многое приходилось переделывать, и с каждым разом Баал становился все меньше похож на демона, и все больше - на произведение искусства.
  В стороне не остался даже Ричардсон. Угрюмый гигант оккупировал бесчувственного Баала на добрых десять минут, однако результат того стоил. Удивительно живой и невероятно выписанный цветок появился на правой щеке, и приглядевшись поближе, можно было заметить крохотных крылатых ангелов, играющих на лирах в распустившихся бутонах. Прекрасное растение вырастало из краешка глаза, словно диковинная, рожденная самим Господом слеза. Монахи вокруг восторженно захлопали, и - Епитимий не верил своим глазам - на щеках гиганта появились слабые розовые пятнышки, мимолетные, словно прикосновение ветра к губам юной застенчивой девушки. Кто бы мог подумать, что за каменной скорлупой скрывалась такая нежная, чувствительная душа?
  Балу не отводила взгляд от Ричардсона, в глазах - любовь и обожание, и стоило Епитимию на секунду отвлечься, как демонесса уже устроилась на широченных плечах гиганта, ласково перебирая пшеничные волосы. Ричардсон жмурился от удовольствия. Похоже Балу, наконец, прочла и его фантазии...
  Настоятель вытер лоб и отступил назад. Остальные тоже отошли.
  Перед ними сидел не жуткий демон, заведующий пытками в Аду и служащий правой рукой Сатане, а прекрасная юная гейша, посвященная в ирокезы прямиком после концерта группы "Kiss".
  - Как думаешь, ему это надолго запомнят? - негромко спросил Настоятель у Епитимия.
  - Не знаю, - так же тихо ответил Епитимий, - но командовать Армией Тьмы бедняга точно не будет. Ни завтра, ни через тысячу лет.
  Они постояли, прислушиваясь к мирному шепоту ветра, и принялись собираться в дорогу. Адская площадь осталась позади, вместе с враждой между демонами и людьми, вместе с напряжением и драматизмом рождественской ночи. Вместе с Баалом.
  На горизонте разрушенного города возник алый огонек.
  Это было странно, но восход в нижнем мире выглядел потрясающе. Мрачные облака над головой вспыхнули темно-малиновым цветом, неспешно двигаясь среди багровой небесной реки, словно могучие айсберги. Возрожденное солнце подожгло верхушки зданий, и тысячи пылающих солнечных бликов заскользили по дороге, превращая темный асфальт в сверкающую тропу героев.
  По этой тропе медленно брели люди. Впереди, прокладывая путь и встречая первые лучи рассвета, медленно плыла скала в балахоне, слишком огромная, чтобы быть человеком. На ее вершине восседала огненная всадница, дитя демона и человека, принятая своими врагами в Братство, названия которому пока никто не придумал.
  Чуть поодаль ковылял исхудавший монах с беспокойными глазами, а на плечах его устроился металлический дракон с деревянной рукоятью, на которой так и осталось недописанным его имя. Монах выглядел счастливым, и глядя на пылающее зарево, негромко говорил со своим железным спутником.
  В воздухе скользила тихая песня. Два голоса рождали ее: один был низким и густым, с железными солдатскими нотками, другой - хриплым и дрожащим, словно руки старика. Хозяева голосов шли вразвалку, обнявшись за плечи, и мелодия волшебным образом сглаживала давние трения и заскорузлые обиды.
  Следом за ними брел, не разбирая дороги, диковинный зверь в обличье человека. Его грубая серая шерсть позвякивала от множества лезвий, торчащих из нее подобно встопорщенным перьям. Солнце отражалось от бритвенных кромок, окружая существо сияющим серебряным коконом, из которого - когда-нибудь - обязательно родится нечто новое. Нечто прекрасное.
  В самом конце человеческой цепочки, словно безмолвные стражи, застыли две темные фигуры: большая и малая. Две пары глаз наблюдали за уходящими навстречу солнцу людьми.
  В одних было хищное янтарное море.
  В других - холодное синее небо.
  Но, за исключением лишь этого, не было между ними никакой разницы.
  

Эпилог

  - Ты все-таки уезжаешь...
  Епитимий задумчиво кивнул. Они стояли на перроне, присыпанном мягким пушистым снегом, и смотрели вдаль, туда, откуда должен прибыть скоростной пассажирский поезд. Небо было мягко-голубым, почти белым, и февральское солнце казалось огромным желтком, застывшим посреди мучного океана. Электронное табло показывало половину первого.
  - Нужно было взять такси, - озабоченно сказал Антуан. Его белая борода выглядела, как засыпанный снегом куст ежевики.
  Епитимий помотал головой.
  - Слишком дорого. Да и поезд идет прямиком в Восточный Бостон. А там и до Логана недалеко.
  - Родные тебя встретят? - спросил Настоятель
  - Я позвонил другу. Хочу сделать семье сюрприз, - Епитимий слегка пожал плечами, словно бы извиняясь за излишнюю сентиментальность.
  - Понятно, - отозвался Настоятель тускло.
  Разговор затих сам собой, и Епитимий снова погрузился в размышления. Почти год прошел с тех пор, как он сошел в Бостоне на этой самой платформе, гонимый по стране от одной церкви к другой. Чуть меньше года: он встретился с Настоятелем в марте, как раз накануне Благовещения. Во время праздников демоны проявляют особую активность, а потому Епитимий почти сразу ощутил весь смак жизни в Лорентийском монастыре, и в какой-то мере, весь смак жизни вообще. Он проделал огромный путь от стажера (впрочем, слово "раб" подходило больше) до полноценного монаха и даже умудрился стать настоятелем, хотя срок его пребывания на должности не превысил полных суток. Но даже суток оказалось достаточно, чтобы наломать дров.
  Епитимий припомнил тот день, когда они вернулись из Преисподней. Из груди вырвался тяжелый вздох. По сравнению с монастырем, разрушенный город под землей показался сверкающим примером порядка и уюта, а все упреки и тумаки полетели в того, кто придумал всю затею с сопротивлением - то есть, в него. Золушка снова превратилась в тыкву, а сверкающий жезл власти - в рваную тряпку, с которой Епитимий провел, не расставаясь, весь последний месяц.
  Впрочем, здесь он приукрашивает, ведь другие монахи трудились не меньше его. На помощь пришли даже рекруты, которых распустили в то же утро: они упорно продолжали приходить в монастырь и помогать с ремонтом, вроде бы от чистого сердца, но Епитимий подозревал, что здесь не обошлось без вмешательства одной конкретной рыженькой демонессы.
  - Кстати, куда делась Балу? Я не видел их с Ричем уже... сколько, три дня? - нахмурившись, сказал Настоятель.
  - Азраил отправил обоих на Небеса, - ответил Епитимий буднично, но не выдержал и рассмеялся, когда Настоятель замер с открытым ртом: - У них спецзаказ от Михаила. По слухам... - Епитимий понизил голос, оглядываясь по сторонам, - им доверили оформить Канцелярию. Ту самую.
  - Им хоть заплатят? - подозрительно сощурился Антуан.
  - Вряд ли. Откуда в раю деньги? - пожал плечами Епитимий и поправил серебряные очки. Эти были новенькие, с целыми стеклышками, и стоили целое состояние. Рождественский подарок от Балу и Ричардсона. У последнего проснулась невероятная тяга к творчеству, особенно к живописи, а благодаря шарму Балу клиенты посыпались на них со всех сторон, завалив заказами. Епитимий увидел, как скривился Антуан и добавил поспешно: - Зато Азраил обещал закрыть глаза на Вальзула и позволить ему остаться в монастыре. Вполне достойная оплата.
  Настоятель вдруг захохотал, запрокинув голову и прижав громадный кулак ко лбу.
  - Расскажу кому - не поверят! Мой личный телохранитель вдруг оказался ранимым творцом, стоило дать ему кисточку, а мой личный секретарь - террористом, попытавшимся взорвать Преисподнюю!
  - Она была разминирована, - кисло напомнил Епитимий.
  - Вот только Баал этого не знал, - продолжал веселиться Настоятель. - Наш красномордый нахлебник смотался вниз...
  - Вальзул! - с нажимом сказал Епитимий.
  - Да-да... - отмахнулся Настоятель, - Вальзул, ну конечно. Так вот, этот парнокопытный вернулся в Ад и насобирал новостей. На следующий день после нашествия Сатана послал специальный отряд в Бостон, якобы для оказания поддержки и бла-бла-бла. Они-то и нашли Баала. Говорят, смеялись до тех пор, пока один из них не захлебнулся воздухом. Сатана, конечно, простил своего военачальника - он ведь принес Договор, а значит, успешно завершил миссию. Вот только Баал почему-то не остался во Дворце Владыки и тихо-мирно испарился на следующий день после вручения наград. Какая неожиданность.
  - И где он сейчас? - спросил Антуан.
  - Без понятия. Думаю, на полпути к Ядру. Излюбленное место для отбросов нижнего мира, плюс - там его никто не знает.
  - Для него это главное, - сказал Епитимий со вздохом. - Мне до сих пор кажется, что мы перегнули палку...
  - Мы ее сломали, - бросил Антуан.
  - Переживет, - сказал Настоятель уверенно. - Ему не привыкать. А нам пригодится передышка.
  - А что насчет Вальзула? - спросил Епитимий осторожно. - Он не захотел вернуться обратно на родину?
  - Ты шутишь? - поднял бровь Настоятель. - Он прибежал обратно с такой скоростью, что дымился хвост, и сразу понесся на исповедь к Трестону. Не знаю, чего старый жук наговорил бедняге, но тот теперь твердо уверен, что станет первым прощенным демоном и попадет в Рай. Да он за месяц выучил больше молитв, чем я за свою жизнь!
  Епитимий улыбнулся. Вальзул стал частью их монастырской команды случайно, когда Трестон вместе с Марви прошаривали монастырь в поисках оставшихся демонов. Марви услышал, как в комнате Епитимия (она же бывший карцер) кто-то неумело бормочет извинения и странные молитвы, состоящие в основном из местоимений и междометий. Он хотел было закинуть в комнату гранату и похоронить демона вместе с личными вещами Епитимия, однако вмешался Трестон. Он вошел внутрь, и спустя тридцать минут вышел вместе с заплаканным демоном, на морде которого с той ночи поселилось такое же блаженно-стоическое выражение, как и у Ричардсона. Демон вызвался помочь в восстановлении монастыря. Что было очень кстати, учитывая, что Рич заперся в своей комнате с галлоном красок и мольбертом размером с корабельный парус, а Балу дико набрасывалась на любого, кто предлагал ладоням художника выкорчевать трухлявый пень.
  - Что тут скажешь... вера исцеляет, - с улыбкой сказал Епитимий.
  - Скажи это Самсону, - хмыкнул Настоятель. - Наш параноик до сих пор за пушку хватается, когда Вальзул с ним заговаривает. Браунингу пришлось разоружить его... так что да... от этого он тоже не в восторге.
  Настоятель вдруг замолчал, увидев, как по лицу Епитимия пробежала тоскливая тень. Он знал, в чем причина грусти юного монаха, а потому просто подошел и положил руку на плечо.
  - Жаль, что Падре Браунинг не пришел... - вздохнул Епитимий. Ему казалось, что они сдружились за последнее время. Но вчера, когда Епитимий объявил о своем возвращении в Англию, Браунинг вдруг стал вести себя странно. Он перестал разговаривать с Епитимием, а на следующий день отказался провожать его, сославшись на какие-то дела. На сердце было тоскливо и гадко, словно это он предал Браунинга, и Епитимий проговорил слабо: - Он теперь злится на меня...
  - Браунинг еще более чувствительный, чем ты, - сказал Настоятель, слегка встряхнув монаха за плечо. - Да и злиться он не умеет, просто не знает, как выразить свою печаль.
  - Точно, - подтвердил Антуан, почесывая бороду. - Он все тот же ребенок внутри. Сидит сейчас у себя в комнате и платочком глаза вытирает. А то и с пулеметом своим разговаривает, рассказывает, каким классным парнем ты был.
  Он тоже подошел и приставил кулак к груди Епитимия: - Вот увидишь, через неделю он уже будет писать тебе письма. Иди в гости прилетит. Так что готовься прятать холодильник.
  Епитимий слабо улыбнулся.
  - Тем более, если бы он злился на тебя, стал бы он делать тебе прощальный подарок? - спросил Антуан, запустив руку в один из карманов. Наружу появился маленький пластмассовый брусок, с переключателем и двумя красными кнопками. Епитимий уставился на подарок.
  - Шокер?
  - И фонарик, - добавил Антуан.
  Епитимий взял в руки пульт, повернул рычажок и надавил на одну из кнопок. Раздался резкий треск, словно лопался попкорн в печи, и между жвалами шокера пробежала бело-голубая искорка.
  - Теперь ты сможешь защитить себя, когда нас нет рядом, - довольно объяснил Настоятель.
  - Вполне в духе Браунинга... - пробормотал Епитимий и облегченно улыбнулся. Значит, Браунинг действительно переживает из-за его отъезда. С души будто камень свалился.
  - У меня есть еще один подарок... - сказал Антуан, поворачиваясь спиной и что-то доставая из рясы. Он коснулся своего лица обеими ладонями, словно умываясь, вдруг резко обернулся: - От Весли!
  Епитимий заорал, упал задницей на снег и тут же отполз подальше. На него уставилась тварь из ночных кошмаров сотен детей, от вида которой даже Стивен Кинг обделал бы подштанники. Темные провалы глаз смотрели на него с тупой злобой, а зубы в раскрытой пасти больше напоминали развороченную взрывом стальную мясорубку. Кожа была черной, как сгнившее мясо, и во многих местах отслаивалась, обнажая темную древесную кору - основу маски. Посреди сморщенного лба торчал изогнутый рог.
  Две ладони легли по краям жуткой хари, и через секунду на свет появилась широченная улыбка Антуана.
  - Ну как тебе? Вижу, что понравилось! - захохотал старик, вытирая слезы. Настоятель тоже посмеивался, хищно сжав зубы и довольный выражением лица Епитимия. Тот очень постарался и выдавил из себя косую гримасу, которая, по идее, должна была стать примирительной улыбкой. Он вытянул руку, позволяя поднять себя на ноги. Антуан пояснил довольно: - Весли талантливый таксидермист. Сделал Корсакула еще более жутким, чем при жизни. Ему бы в Аду пластическим хирургом работать.
  - Сделал бы лучше чучело твоей бороды... - проворчал Епитимий беззлобно.
  Послышался отдаленный гудок, и мягкий женский голос отрепетировано сообщил о приближении поезда. Смех Антуана прервался.
  - Все-таки уезжаешь... - снова сказал Настоятель и вздохнул.
  - Пора вернуться домой, - Епитимий осторожно взял маску, словно она могла укусить его за руку, засунул в мешок. Из темного провала остался торчать наконечник рога. Он надеялся, что вспомнит о ней до того, как мама начнет распаковывать сумку.
  - Если честно, я удивлен, что ты продержался так долго... - произнес Настоятель, наблюдая, как темно-зеленый поезд подъезжает к платформе. На вопросительный взгляд Епитимия он ответил рассеянно: - Вы ведь, протестанты, такие чувствительные...
  - Зато мы людей не похищаем, - парировал Епитимий, закидывая сумку на плечо: - Вам повезло, что появилась Балу и отвлекла новичков от рождественской ночи. Вы бы крепко вляпались, падре.
  - Подумаешь. Церковь всегда выходила сухой из воды.
  - До вас - может быть.
  Поезд постепенно замедлял ход, и нужный вагон оказался как раз перед ними. Юноша уже было отправился навстречу, достав билет, однако затормозил, обернулся к своему невольному наставнику:
  - Почему "Епитимий"?
  - Мм?
  - Вы дали мне новое имя. В первый день. Почему?
  Настоятель задумался, затем пожал плечами:
  - Потому что я люблю иронию. Святоша, носящий имя церковной кары - что может быть забавнее? - он вздохнул и произнес задумчиво: - Кто ж знал, что ты такое чудовище...
  - Вы хоть помните мое настоящее имя? - спросил юноша.
  - Да какое мне дело? Через неделю я вообще забуду, что у нас в каталашке кто-то жил. Уже начал забывать... - озабоченно сказал Настоятель, ковыряясь в ухе: - Ты ведь в курсе, что карцер сдали Вальзулу? Если решишь вернуться, жить придется с ним.
  - Вы хуже Браунинга, - скривился парень, и обернулся к поезду: - К тому же, придумали мне хреновое имя. Мне оно больше не нужно.
  Он подождал, пока поезд полностью остановится, подошел к своему вагону. Ладонь ухватилась за железную ручку.
  - Епитимий!
  Он обернулся и получил рыхлым снежком прямо в лицо.
  - Не расслабляйся, - сказал Настоятель с хищной улыбкой.
  Парень прочистил стекла очков, потом сказал, сплевывая снег:
  - А вы не развалите монастырь без меня.
  Он поднял руку. Настоятель и Антуан махнули в ответ.
  Через минуту, платформа опустела.
  Он вошел внутрь, пробираясь через тесные ряды деревянных кресел к своему месту. Вагон пустовал, за исключением худощавой старушки, двух-трех рабочих в ярко-оранжевой униформе, и шумной компании из пяти человек, в центре которой расположился лысый здоровяк в пухлых камуфляжных штанах, с противным визгливым голосом и самоуверенным взглядом. Нужное место располагалось как раз за ним. Парень вздохнул: крики и музыка со стороны компании действовали на нервы, но не было ничего, что можно было с этим поделать. Что ж, полчаса он вытерпит; остается лишь надеяться, что этим парням нужен другой самолет...
  Он сел возле окна. Поезд тронулся, неторопливо уползая от заснеженной платформы. За окном проплывали жилые дома и кряжистые заводы из красного кирпича, а спустя десять минут по обе стороны замелькали деревья. Он попытался отвлечься от шума и подвести итог всему, что произошло с ним за последний год. Выжать квинтэссенцию, округлить до целого, ужать весь полученный опыт до одного единственного слова...
  Не получилось.
  Крепыш в камуфляже решил поделиться со всем вагоном своими музыкальными вкусами. Он что-то нажал на телефоне, и пространство между деревянными креслами заполнилось отчаянными завываниями и чем-то, похожим на хрюканье забиваемой свиньи. Затем, крепыш стал подпевать. Подпевать свинье.
  Первой не выдержала старушка. Обернувшись к сидящей позади компании, она уставилась в глаза лидеру, посылая ведомые лишь ей сигналы в лысую голову. Впрочем, здесь она просчиталась: парень наверняка был экранирован от излучения массивной лобной костью и крепкими надбровными дугами. Он выпучился на бабулю, медленно растягивая губы в улыбке, словно старшеклассник, наблюдающий, как сгорает в костре ненавистная ему книга.
  Старушка признала поражение и отвернулась.
  Здоровяк посчитал, что бабка просто не оценила всей глубины играющей мелодии; нога в камуфляжной штанине принялась отстукивать барабанные ритмы прямо по спинке ее кресла. Для полноты ощущений, наверное. Компания вокруг него замерла, зачарованно наблюдая за происходящим.
  Паренек на задних рядах грустно смотрел в окно, прислушиваясь к сдавленным смешкам и равномерному постукиванию ботинка по спинке кресла. Ситуация была не нова для него, ведь зачастую именно он носил на спине табличку с мишенью. Старушке просто не повезло. Как и ему. Как и этому парню в камуфляже.
  Он вздохнул и полез в сумку.
  Стоит убедиться, что люди способны поладить с кем угодно, даже с чудовищем из Преисподней, как те же люди преподносят неприятный сюрприз: внутри мы все чудовища. И не имеют значения трудное детство, потаенные желания и скрытые мотивы - отследив их до конца, палач проникнется сочувствием к жертве и отложит в сторону расстрельный список. И тогда некому будет исполнить приговор. Никто не сможет подойти к настоящему демону, окруженному толпой своих приспешников, и положить конец его веселью.
  Поэтому причины не важны.
  Важны лишь поступки и их последствия.
  Он думал об этом, подходя сзади к хохочущему демону. Думал об этом, сжимая пальцами его плечо. И поднося жуткую маску к одному уху, и искрящийся шокер к другому, он нашел то самое слово. - Поймал.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"