Релион наблюдал за солнцем с вершины высочайшей горы на свете. Уступ - шириной в несколько ладоней; когда ему надоело стоять там, выпрямившись, словно Страж Врат, он тяжело сел, свесив ноги с высоты многих тысяч километров, сурово скрестив руки на груди, насупившись и пряча боль, что разрывала глаза. Солнце чуть подрагивало в розоватом мареве заката, впрочем, это было неважно, совсем неважно.
А ветер - он любил его больше всего, после Бога, конечно, - овевал его со всех сторон, обнимал, иногда бил и трепал, но чаще был ласков, как... как...
Он обхватил голову руками и заскулил, избитая собака, а жалкие подобия крыльев за спиной трепетали в такт вздрагивающим плечам, худым, исцарапанным.
Крылья когда-то были белоснежными, сама лёгкость снега, как Его одеяние. Перья перламутром переливались на свету...
Того света больше нет, и их нет: разлетелись, втоптаны в землю, крылья теперь - перепончатые отростки, смолящиеся грязью; его трясло каждый раз, как он вспоминал, что у него за спиной... И его полёт - он был когда-то подобен орлу, соколу, прекрасной птице! А теперь несчастный отверженный с трудом разрывал липкие облака...
Релион не отрывал взгляда от солнца - сдалось оно ему?! А ведь Там солнце светит иначе... Совсем иначе...
Всё, что было вокруг - бескрайний дол гор и скал, камень и серость, негостеприимные острые штыри, и ни капли воды, ни травинки; и небо - сухое, словно презрительный плевок на раскалённом камне... А презрение - оно повсюду! Солнце смотрит с презрением, стервятники - кричат с презрением...
Его стон превратился в рыдания, длинные пальцы слепо шарили в спутанных волосах, сквозь сжатые губы прорывались нечеловеческие звуки. И, словно решив удвоить его горе, ветер рубанул по нему, холодом вонзившись в нагое тело, кутающееся в обрывки пепельного тряпья, когда-то белоснежного шёлка, но теперь он был недостоин этой белизны, не мог уподобиться Ему, но желал, внутренне так алкал этого! О, всё бы он отдал, лишь бы быть сейчас рядом с Ним, слышать Его голос, ощущать Его тепло и величие, знать, что...
-Знать, что я существую, - сказал Релион, и эти слова, впервые произнесённые наедине с собой, показались такими чужими, необратимыми, ненастоящими, как и всё, что случилось с ним. Он замер, прислушиваясь к голосу, а потом, словно на пробу, прошептал:
-Я люблю Тебя.
Ни эха, ни отклика, ничего... И он, подняв красивое, но жёсткое лицо к небесной выси, более уверенно повторил:
-Люблю!
-Слышишь?
-Это правда! Правда! Можешь не верить... Не верь... Но так, как Тебя, я не люблю никого, никого, никого... - его крик перешёл на звериный рёв, захлёбываясь, он выкрикнул совсем уже нечленораздельно: - Ни-ко-го-о-о!!!.. - вскочил на ноги, без труда балансируя на шпиле, сжал кулаки и рванулся было вперёд, но последним усилием хлипких крыльев был возвращён обратно, рухнул на это маленькое пристанище, сжавшись в комок, сражённый волнами собственной... ненависти. Откуда, откуда она?! Он не мог поверить в такое чудовищное смешение, и всё же - было... Пряча глаза в ладонях, Релион выдохнул:
-Ненавижу... - и, испуганно повернувшись к небу, пробормотал: - Прости, прости!.. Я... Я... Не знаю... Я не знаю, что говорить... Я лучше помолчу, ладно?..
Ему было спокойно оттого, что он будто бы говорит с Ним, так он чувствовал себя уверенней, хотя и знал, что вряд ли сейчас кто-то внемлет его крикам...
Вязкая ночь спадала с облаков струями вечернего дождя, сеящего в горах печаль и разлуку. Релион хмуро глядел перед собой, иногда выбрасывая руку вперёд и хватая, сжимая в ладони холодные капли, пробуя их на вкус и размазывая по щекам. Нет, не то, совсем не то... Тот дождь - он был нежнее, он был мягче... Как и То солнце - в сто крат ласковей, как и Тот воздух - пьянящий... А сейчас солнца не было, с неба плевались остальные ангелы, а воздуха катастрофически не хватало, ветер сам вталкивал его в грудь Релиону, когда тот забывал дышать.
Да, Там всё было иначе... Тогда зачем? Вопрос судьбы - зачем он всё это устроил, чего добился? Внутри засвербила задетая гордость, восставая и скребясь, требуя выпустить её наружу.
-Заткнись, - прошипел он, - просто заткнись, - но никак не мог справиться со своей злобой на Него. Как Он был не прав... О Земля, о Небо, как Он был неправ! Но разве стоила та правда того, чтобы высказать все мысли прямо в Его глаза? Стоила ли?.. И к чему это привело? Он не послушался... И тогда... Да, пришлось... Пришлось...
Он затрясся, поглаживая себя по плечам и вспоминая, как пришлось тогда на день сбросить белые одежды, отречься от крыльев... Его нежная кожа становилась жёстче и грубее, тело вытягивалось, пока сам он не стал искрящимся змием, что скрылся в яблоневых ветвях, поджидая.
С волнением и тревогой Релион-змий наблюдал, как женщина бродит по саду, потом, сдерживая дрожь в голосе, подозвал её... Дальше...
Дальше от него будто ничего не зависело. В нём сидел чужак, им же управляя, но, несмотря ни на что, это был он сам. С какой злобой протягивал он женщине яблоко! Что за ухмылка играла на его устах, когда она подозвала своего мужчину!
...А потом, не выдержав Его возвращения, он уполз в траву, скрылся в кустах, там принял прежний облик и, распластавшись на прохладной земле, думал о том, что он наделал... "Я был прав, прав!" - и это, без сомнения, так... Как ненавидел он людей, о, как ненавидел! Почему, почему Он их создал? Где мотив, где резон?! Эти двое, безмозглые пустышки... Когда они бродили по саду, он скрипел зубами, и, поворачиваясь к ангелам, вопрошал, неужели им не противно видеть такое?!..
-В чём дело, Релион, брат наш? - удивлялись они тогда. - Они есть подобие Его, дух Его и дело рук Его, они кровь наша и душа наша, мы любим их.
-Но почему, почему? - кричал Релион в искреннем отчаянии. - Неужели вы не понимаете, что Он просто хочет променять нас? Неужели вы Его не любите?
-Что ты! - хлопали ресницами ангелы. - Мы любим Его и преклоняемся перед Ним, но также мы выполняем волю Его, а Он наказал любить детей Его...
-Детей... детей... - стенал Релион. - И нужны они Ему!.. У Него же есть мы! Мы прекрасней, преданней, а эти двое глупы!.. Так почему Он любит их больше? Он ошибается, заблуждается, надо просто помочь Ему, избавиться от них, пока Он не роняет слёзы над своей же ошибкой...
Ангелы не восприняли его всеръёз. Но, когда произошло Первое Изгнание, когда на месте следов людей снова выросла трава, Он предстал перед ангелами и задал всего один вопрос.
-Кто? - и на Релиона указали сотни рук, хотя уже от Его голоса Релион был готов во всём признаться... Ангела выкинуло вперёд, и он упал на колени, целуя край Его одежд и вымаливая прощение...
-Встань.
Релион поднялся.
-Почему?
Релион объяснил, и никогда ещё он не говорил с таким жаром, с таким пылом, ему чудилось, что все внимают и верят ему, когда он убеждал, насколько большую опасность таили в себе люди, и как хорошо, что теперь в Саду нет их следов...
-Вот увидите, - шептал он, - что сделают люди с отведённой им землёй! А наш Сад - он будет таким же цветущим!
Ангел был уверен в своей правоте, но... что с того?..
И случилось Второе Изгнание.
Релион никогда не забудет мертвенно-спокойных лиц братьев и сестёр, возвышавшихся над ним, не запамятует о прикосновении холодного меча Стража к его плечам, не исчезнет из его снов царапающее лезвие, и всю жизнь он будет видеть перед собой Его глаза, Его осуждающие глаза, Его самые прекрасные в мире глаза.
-Встань, - снова услышал Релион. Он встал, споткнулся, ему никто не помог, когда он рухнул на пропитанную презрением траву, не понимая, почему он прав, но все - против него.
-Пожалуйста... - срывающимся голосом забормотал он, протягивая к Нему руки. - Пожалуйста... Не делай этого!.. Я... Я свершил это только из любви к тебе! Только!.. Да, я ненавидел творение рук Твоих, да, но я сделал это...
-Довольно. Иди.
-Но...
-Иди. И не возвращайся.
Последним Релион помнил прикосновение Его руки к крыльям, к его подрагивающим белоснежным крыльям, и до сих пор чувствовал, как разлетаются фонтаном белых брызг в стороны перья, как его гордость и красота превращается в уродство... Этими руками Он создал человека, этими руками Он изгнал того, кто пытался Его спасти.
И тогда разум Релиона окончательно затмился. Падший ангел развернулся к Нему, с болью и печалью, и покачал головой. Только покачал головой, и никто не смог истолковать этот жест правильно, кроме Него... И Релион прекрасно знал, что Он всё понял. А потом - жёсткая ладонь Стража на плече, и Релион оказался за Вратами, и земля уже там была холодна и негостеприимна, и впереди простиралась горная цепь, где-то там бродили люди, а что было суждено Падшему?..
* * *
...Релион сидел на вершине Горы Изгнанника. Шли годы. Века. Тысячелетия. Но с каждым днём выражение его лица не менялось. Он видел оттуда всё - горы исчезли под толпами людей, воздвигались города, и орлиным взором он наблюдал за всем, что происходило внизу. И каждый день он качал головой, глядя в небо, и шептал:
-Почему... Почему Ты мне не поверил...
И, когда дым и дома обступили его со всех сторон, он не почувствовал ничего. Ни отчаяния, ни страха, ни гордости... Он только окончательно убедился, что был прав, но правоту Падшего, что презрел Бога, презревшего в свою очередь его, не признает никто и никогда...
-Но Ты видишь?.. - спросил он на рассвете, когда Гору Изгнанника уничтожали, дабы воздвигнуть на её месте город грязных рек и туманного воздуха. - Теперь-то ты видишь?!..