Наташа с грохотом захлопнула окно; стекло жалобно задребезжало - от этого звука Учёный вздрогнул и медленно повернулся к жене.
-Оно было открыто, - сказал он вроде бы даже удивлённо. Наташа смерила его презрительным взглядом.
-Я не знаю, что там у тебя было, а что не было... На дворе октябрь! Понимаешь? Давно уже не весна! Холод и ветер. Я не хочу простужаться. В отличие от некоторых, я должна ходить на работу. Я деньги приношу!
-Я тоже... - пробормотал Учёный. Наташа театрально возвела глаза к потолку, скрестив руки на груди, и обратилась к соседям сверху:
-Нет, ну вы слышали, люди добрые?! - Соседи, конечно, ничего не слышали, однако молодая женщина продолжала разглагольствовать: - И как это назвается?! Он нагло заявляет, что от него есть какая-то польза в доме!
Размашистым шагом она направилась к столу Учёного и одним махом сгребла все бумаги, изрисованные бесконечными схемами. Он предпринял попытку вернуть их, но Наташа тут же подскочила к мусорной корзине и решительно запихнула туда всё, что, по её мнению, считалось совершенно бесполезным хламом. Поджав губы, Учёный смотрел на неё с укром, но не осмеливался что-либо возразить.
-Вот так, - с удовлетворением проговорила Наташа. - И только посмей вернуться к своим глупым фантазиям! Кто, в конце-то концов, мужчина в доме? Ты - или управдом?!
Учёный молчал, вперив взгляд в оставшийся рисунок, зажатый в ладони.
-И о чём я думала, когда выходила за тебя год назад... - вздохнула Наташа уже из коридора, натягивая сапоги и пальто. - Я ушла. А ты не сиди сложа руки! Чтоб когда я вернулась, меня ждал не безработный бездельник, а трудоустроенный муж!
Хлопнув дверью, Наташа покинула квартиру. Учёный тут же метнулся к окну и широким жестом отворил его, подставляя лицо осеннему ветру. В комнату протянула голые ветви берёза, влетело несколько пожухлых листьев. Он лёг грудью на подоконник и часто задышал, глядя на сырую землю далеко внизу. Из подъезда вышла Наташа и, конечно же, оглянулась, задрав голову. Увидев его, она открыла рот, уже вознамерившись крикнуть что-нибудь грозное, но передумала и только покачала головой. В тишине двора ударяли её острые каблуки по асфальту, дымившемуся после дождя. Учёный проводил её снисходительной улыбкой и, прикрыв глаза, перекинул ноги на улицу, нисколько не страшась высоты шестого этажа. Несколько прохожих, заметивших его, остановились и, толкая друг дружку под бок, разинув рот, взирали на неизвестного сумасшедшего. А Учёный, закрыв глаза, покачивался из стороны в сторону, поворачиваясь туда, куда дул ветер, вдыхая его всей силой своих лёгких, по одному его запаху определяя, где побывал он, что видел, чему радовался, кого сбивал с ног своей силой, а кого нежно гладил по голове, ероша волосы.
На нос Учёному упало что-то мокрое... Снова начинался дождь. Дробью простучав по его протянутым ладоням, он раскинулся по всей улице, прибивая к земле оранжевые листья, заставляя деревья кланяться его порывам.
Обхватив плечи руками, Учёный ходил по комнате, склонив голову и бормоча что-то про себя; его очки в тонкой оправе медленно сползали с носа, но даже когда они с глухим стуком упали на ковёр, он не обратил на это ровным счётом никакого внимания - всего лишь изменение звука в воздухе... Вот и всё...
Окно по-прежнему было распахнуто. Ветер рвал воздух в клочья и разбрасывался им, кидался в вереницу листьев. Тонкие занавески взлетали чуть ли не до потолка - Учёному было всё равно.
Когда от бесконечной ходьбы взад-вперёд он утомился, то сел за стол и не сразу смог вспомнить, куда делись все его схемы... Впрочем, уже через мгновение память его прояснилась и он кинулся к корине для бумаг у окна... Однако ветер опередил его: снова без стука ворвавшись в комнату, он сорвал со стены таблицу с формулами, пощекотал цветок в горшке, а перед уходом буквально из-под носа Учёного забрал бумаги из корзины, закружил их под потолком и вынес на улицу. Белыми птицами они затерялись в струях дождя, но вскоре были прибиты к земле. Смешные дети в куртках с капюшонами бросились к неожиданной находке, вырывая бумаги друг у друга и рассматривая непонятные рисунки на них. Учёный с тоской посмотрел на них, а после обратился к небу.
-Вот ты как, значит, - голос его звучал спокойно, но на самом дне затаилась неимоверная грусть, - вот ты как со мной... После всего, что я делаю... - Небо ответило ему разрядом грома. Сверкнула молния. И снова гром. Дети у подъезда завизжали и бросились в дом - гроза разыгралась не на шутку, - унося с собой все его труды. - Что ты хмуришься? - спросил он у неба. - Обижаться должен я... Но не буду. Ты же знаешь. Я люблю тебя.
...Учёный поднял голову. На щеке отпечаталась щербатая поверхность старого дубового стола. Долго ли он спал? Гроза давно прекратилась, выглянуло робкое солнце и быстро, пока вновь не заявился дождь, принялось обнимать землю своими лучами, стараясь приласкать каждого прохожего, каждую травинку. Учёный пил кофе и смотрел на облака, гнавшие с небесного купола чумазые тучи. В голове была только одна мысль, одна мечта, задумка, замысел - и замысел этот не давал ему покоя уже много дней... Он работал над ним так долго, он почти добился результата...
Телефон пронзительной трелью ворвался в его голову. Он стремительно схватил трубку.
-Я слушаю?
-Привет! - это был Приятель.
-А, здравствуй.
-Ну как у тебя дела?
-Так себе, - признался Учёный.
-Ты о чём это? - удивился Приятель. Учёный с унынием смотрел на девственно чистый лист бумаги в его руке и не отвечал.
-Алло, алло! - Приятель пытался докопаться до его сознания. - Что там с тобой? Это всё твои опыты?
-Опытов пока не было, - чуть раздражённо проговорил Учёный. - Я только выводил теорию... Я почти вывел её. Я почти закончил рисовать макет...
-Да ну?! - искренне удивился Приятель. - А не ты ли твердил мне в отчаянии год назад, что невозможно придумать НАСТОЯЩИЕ крылья?
Учёный улыбнулся краешком рта; впрочем, он был рад, что его улыбку никто не видит.
-Да, это был я. Но, видишь ли, я не привык расставаться со своими мыслями...
-Мечтами, - прервал его Приятель.
-Что?..
-Я говорю, это не мысль. Прости, но если ты считаешь, что это вершина твоей гениальности... Пойми, это - мечта! Я не могу смотреть, как ты отдаёшь себя невыполнимому делу... Друг, развейся!
-Нет, - с тихой ненавистью сказал Учёный. Его Приятель не заметил, как изменился голос собеседника и продолжал вдохновлённо говорить:
-Крылья - это несеръёзно. Ну зачем тебе надо это?! Чем тебя не устраивает земля?
-Всем...
-Ты ничего не добъёшься, ты только время теряешь!..
-Я почти закончил... Почти... - шептал Учёный. - Мне остался буквально день работы...
Приятель держал паузу недолго, а затем вкрадчиво поинтересовался:
-И что же? Ты вырастил себе пёрышки на руках?
-Мне помешали...
-Кто же? Наташа?
-Да. Она... выкинула все мои схемы и рассчёты.
-Ого! А знаешь... - Приятелю казалось, что слова его вот-вот вразумят Учёного, - она совершенно права! Да, права... Наконец-то хоть кто-то положил конец твоим нелепым мечтаниям. Пойми же, то, чем ты так увлечён, - занятие для романтичных мальчишек и девчонок... Ну ты же взрослый человек...
Короткие гудки не позволили ему договорить. Учёный с треском положил трубку на рычаг и, насупившись, отвернулся к стене, разглядывая фотографию в рамке. Он и Наташа. У него взгляд рассеяный, направлен куда-то в сторону, а Наташа, наоборот, весело смеётся.
Что она ему дала?
И что дала ему эта земля? Земля, по которой нельзя ходить свободно? Земля, где двигаться можно только по дорогам, ограждённым заборами?!..
Он опустился в кресло и одним глотком допил давно остывший кофе. Когда начало темнеть, он вновь подошёл к окну, облокотился на подокинник и долго что-то чертил карандашом на бумаге, которой была набита пухлая папка, но сразу же мял или рвал в клочья и бросал вниз, на бывший газон, на головы случайных прохожих. Погода успокоилась. Он смотрел в небо... Тёмно-синее, бездонное... Он не слышал, как щёлкнул замок, как в квартиру вошла Наташа, бесшумно разделась и прошла в комнату. Она долго прожигала взглядом её спину, но он ничего не чувствовал. Тогда она, сощурив глаза, прошипела:
-Немедленно закрой окно!
Он стремительно обернулся.
-О, привет... Я не слышал, как ты вошла...
-Да ты вообще что-нибудь слышишь? - тусклым голосом вопросила Наташа и вышла. На кухне она демонстративно гремела посудой, пережарила котлеты, недоварила картошку, в общем, нарочно или нечаянно, но ужин она приготовила ещё тот...
Впрочем, Учёный по-прежнему ничего не замечал. Ночью, когда он нырнул в холодную кровать, он попытался обнять Наташу, но та протяжно вздохнула и отвернулась к стене, утянув за собой солидный кусок одеяла.
Учёному снилось небо.
* * *
На следующий день он проснулся на удивление поздно. Наташа давно ушла, не оставив даже записки. Он нашёл в холодильнике остатки вчерашней трапезы, подкрепился без удовольствия и снова сел за стол.
Совершенно пустой стол. Все бумаги его, вся бесценная информация сейчас растворялась в лужах под открытым окном...
Учёный был простужен, но не замечал этого. Бесконечное чихание, покашливание и дрожь во всём теле ни о чём ему не говорили. Он бесцельно водил карандашом по страницам блокнота, но не мог вспомнить ничего из своих чертежей... Будто ветер вместе с бумагой вырвал из него всю память...
...Наташа пришла позднее, чем обычно, и нашла Учёного сидящим у открытого окна. Он спал, но беспокойным сном. Женщина сунула ему градусник и даже не удивилась, когда тот показал тридцать восемь и две.
Ночь Учёный провёл в бреду. Его лихорадило, он разговаривал с небом во сне, метался в постели, сбивая простыню в один ком, скидывая с себя одеяло; мокрые от пота волосы его были разбросаны по подушке, а в комнате стоял запах малины и лекарств.
Через неделю ему стало лучше, но Наташа не могла узнать своего мужа... Последние дни перед выздоровлением он лежал на диване, укутанный в три одеяла, и смотрел только в потолок. Один раз она, сжалившись над его рассудком, таким же беззащитным, как и он сам, открыла окно, позволив последнему осеннему ветра хлестнуть его по щекам... Но Учёный не сказал ни слова. Только когда она решила вновь закрыть окно, он посмотрел на неё с такой мольбой, что она оставила эту затею.
Ещё через неделю он вновь был таким же... Почти таким же. Снова бродил по квартире, бормоча себе что-то под нос, точно так же приносил с улицы перья ворон и голубей... Но уже не возился с ними в мастерской, и не строил там что-то из тончайших реек... Он клал перья перед собой и разглядывал часами, иногда брал в руки и дул на них, а потом подбрасывал и смотрел, как кружат они по комнате...
* * *
Наташу не удивила та тишина, которая встретила её дома. Она привычно поставила пакеты на стул, стянула сапоги, поправила сбитую ветром причёску у зеркала и вошла в комнату.
Учёный был там...
-Слезай немедленно!! - испуганно крикнула она тут же. - Слезай, я тебе сказала!
Он даже не обернулся. Стоя на подокннике, он ни за что не держался руками, ветер раскачивал его в разные стороны, обнимал своими потоками, а он ловил его, ловил, ловил...
-Слезай!.. - её голос сорвался, она медленно опустилась на стул, закрывая лицо ладонями. - О, Господи, как же ты мне надоел со своими фантазиями о крыльях...
И тогда он обернулся; она услышала его голос:
-Я всё понял... Представляешь? Я всё сегодня понял...
-Что?! - вопросила она со слезами в голосе. Он не ответил, лишь покачал головой...
Она пуста. Как объяснить ей это? Как объяснить ей все озарения, пришедшие в его душу? Как сказать, что крылья не нужны? Что они уже есть в нём, они в его сердце, они распускаются сами, стоит только захотеть!
А он хотел... О, небо, как он хотел этой свободы...
-Стой!!! - Она бросилась вперёд, протягивая к Учёному руки, но не успела, опоздала удержать его в своём мире. Он сделал шаг вперёд и сорвался с окна, взмыл в воздух, поддерживаемый дружественным ветром, закружился среди облаков, вдыхая их, разводя небо руками, отталкиваясь от воздуха и ныряя в эту бездну...
Но напоследок он обернулся - и увидел Наташу. Она стояла у окна, печальная и пустая... Такая же пустая, как и вся земля...
Он долго смотрел на неё со своей необъяснимой высоты, и наконец сердце его сжалось. Он коснулся губами её лба и прошептал:
-Я обязательно вернусь...
Она поверила...
Она ждала его день. Два. Неделю. Десять лет. Он не возвращался. Однажды она открыла окно, решив найти его сама. Но она была пуста, и ей были неведомы все его светлые мысли...