Аннотация: Восьмая глава фантастического романа. На пике журналистской славы... Каково быть мужчиной и женщиной в эпоху перемены полов... Художник-модельер будущего... Кем проснется главный герой?
Джон Варли
СТАЛЬНОЙ ПЛЯЖ
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Несколько следующих дней выдались для меня довольно напряженными. Я был так занят, что у меня совершенно не оставалось времени ни на раздумья, ни на беспокойство из-за ГК, ни на мысли о самоубийстве. Сама идея показалась мне совершенно чуждой.
Я работаю в печатном издании, а посему стараюсь не думать картинками. Мои статьи предназначены для написания и передачи на терминалы подписчиков, оснащенные декодерами, откуда они потом будут скачаны и прочитаны той частью населения, которая пока не разучилась читать. Для того чтобы сокращать, упрощать и прочитывать вслух статьи своих репортеров по новостному каналу для неграмотных, у Уолтера есть другие сотрудники. Разумеется, существуют полностью визуальные, бестекстовые средства массовой информации, а теперь появился еще и прямой интерфейс, но ПИ - по крайней мере, пока - еще не превратился в обыденность, и не столь уж многие люди пользуются им для развлечения и отдыха. Чтение до сих пор остается излюбленным методом получения информации для значительного меньшинства жителей Луны. Этот способ медленнее, чем ПИ, но куда быстрее и познавательнее чисто визуальных новостных телепрограмм.
Однако "Вымя Новостей" - электронное издание, и большинство статей, которые мы в нем публикуем, сопровождаются видеороликами. Таким образом, газете удалось найти для себя в эпоху телевидения субсидируемую правительством и с каждым годом все более опасную нишу рынка. Эксперты не устают предсказывать скорое вымирание газетной индустрии, но год за годом она борется и выживает, большей частью за счет тех, кому не хочется слишком больших перемен в своем жизненном укладе.
Я постоянно забываю о голографической камере в левом глазу. Отснятый ею материал сбрасывается одновременно с вводом статьи в редакционный компьютер "Вымени", затем обычно графический редактор наскоро пролистывает его и подбирает статичную картинку или несколько секунд движущегося изображения в качестве иллюстрации к моим словам. Помню, когда камеру только устанавливали, я беспокоился, как бы редакторам не попались на глаза кадры, которые мне не хотелось бы демонстрировать никому - ведь съемка идет все время, а памяти хватает на шесть часов. Но ГК успокоил меня, что центральный компьютер содержит программу селективной защиты, которая стирает нежелательные снимки прежде, чем кто-либо из людей способен их увидеть. (А вот теперь я крепко задумался над этим. Меня никогда не беспокоило, что ГК видит все видеозаписи без купюр, но раньше я никогда и не подозревал, что он сует нос в чужие дела.)
Голографическая камера - наполовину механическое, наполовину живое устройство размером не больше обрезка ногтя. Она имплантирована так, чтобы не попадать в поле бокового зрения. В центре глаза, поблизости от фокусной точки, подвешено полупрозрачное зеркало, которое отражает на камеру часть светового потока, попадающего через зрачок. В первые несколько дней после вживления камеры заметно легкое понижение световой чувствительности одного глаза, но мозг довольно быстро привыкает к новшеству, и всю оставшуюся жизнь вы не замечаете никаких неудобств. Из-за камеры мой зрачок кажется красным и слабо светится в темноте.
Разумеется, когда Дэвид Земля загорелся, камера работала. У меня даже мысли о ней не возникло за все время последовавших событий, я не вспоминал о ее существовании до тех пор, пока останки Дэвида не увезли с фермы туда, куда отправляют тела землистов. Только тогда я осознал, что в моих руках оказался материал для самой громкой статьи за всю мою карьеру. И для самой головокружительной сенсации.
Настоящая смерть, заснятая на камеру, стопроцентно попадает на первые экраны электронных газет. Смерть известного человека обеспечит уолтеровских писак второго плана пищей для статей на многие месяцы вперед: они будут изобретать любой повод лишний раз поставить в номер великолепную и ужасную голову Дэвида в венке из языков пламени и еще более ужасающие кадры последствий его попадания под ноги несущегося в панике бронтозавра.
Газета, отснявшая новостной материал, имеет на него эксклюзивные права двадцать четыре часа. Затем, в течение следующих двадцати четырех часов, он может быть за плату предоставлен другому изданию на несколько минут или часов либо продан со всеми правами. По истечении сорока восьми часов он становится всеобщим достоянием.
А посему главная газета крупного города всеми силами старается выжать все возможное из этих критических часов. В первый день, пока мы могли пользоваться моим фильмом эксклюзивно, мы превратили гибель Дэвида Земли в самую что ни на есть громкую историю со времен свадьбы Сильвио и Марины двадцать пять лет назад, их развода год спустя или Вторжения пришельцев на планету Земля - выбирайте сами, с чем сравнивать. Три упомянутых события единогласно считаются самыми сенсационными новостями всех времен, и единственная разница в их значимости заключается в том, что два первых были широко освещены в средствах массовой информации, а последнее - нет. Конечно же, наша история была далеко не так значительна, но вы никогда этого не сказали бы, читая наши захлебывающиеся репортажи и слушая безумствующих комментаторов.
Я, само собой, находился в центре охвата события. О том, чтобы поспать, и речи быть не могло. Поскольку я не слишком-то экраногеничен - то есть, говорю равнодушным тоном, и камера меня недолюбливает, - большую часть времени я провел, сидя напротив одного из наших звездных ведущих и отвечая на их вопросы. Большинство подобных передач шли в прямом эфире и зачастую занимали целых пятнадцать минут в начале каждого часа. В последующие пятнадцать минут мы показывали репортажи, заснятые командой операторов, которые тем временем десантировались на ферму Калли и запечатлели все, начиная от окровавленной ступни динозавра-убийцы и туш трех бронтозавров, затоптанных своими обезумевшими сородичами, и заканчивая интервью со всеми помощниками фермеров, когда-либо работавшими у Калли, невзирая на то, что никто из них не видел ничего, кроме трупа.
Когда Уолтер узнал, что Калли ни при каких обстоятельствах и ни за какие деньги не соглашается дать интервью - я думал, он взорвется. Он отправил на ферму меня, чтобы я улестил и уломал мать. Я отправился, хотя знал, что не выйдет ничего хорошего. Уолтер пригрозил Калли арестом: он был так взбешен, что вбил себе в голову, будто бы отказ от сотрудничества с прессой - и, в частности, лично с ним - это преступление. Калли, со своей стороны, ответила несколькими крайне неприятными звонками с требованием, чтобы мы прекратили использование ее фотографии, и кому-то даже пришлось процитировать ей соответствующие статьи законодательства, где говорилось, что она не властна над ситуацией. Тогда она позвонила мне и обозвала, помимо прочего, Иудой. Не знаю, какого она ждала от меня отношения к самой громкой истории за всю мою жизнь: наверное, думала, что я положу материалы на стул и усядусь сверху, чтоб никто не видел. Я позвонил ей в ответ и обласкал несколькими не менее резкими эпитетами. Вероятно, она волновалась о том, как будет расценена степень ее причастности к трагическому инциденту, но главная причина крылась в ее ненависти к средствам массовой информации - и по этому вопросу я не скажу, чтобы она была совсем уж не права. Время от времени я задумывался, не из-за этой ли ненависти я подался в журналисты. Пренеприятнейшая мысль, сказать по правде.
Как бы то ни было, я решил, что спрашивать ее совета по тем вопросам моей истории, в которые я не успел или не захотел сразу посвятить ее, не имеет смысла как минимум в ближайший год или около того. Как максимум, лет пять.
Весь следующий день мы сдавали нашу статью в аренду конкурирующим газетенкам и теленовостенкам - разумеется, на наших условиях. Цена была высока, но ее платили охотно. Конкуренты знали, что следующий раз, вполне вероятно, арендодателями окажутся они, и надеялись тогда отыграться. Как обычно в таких случаях и делалось, меня тоже включали в каждую сделку, так что я мог упоминать "Вымя" как можно чаще и громче во всех прямых эфирах. И я наговорился до хрипоты, сидя перед бесконечными комментаторами, обозревателями и тому подобными персонами, пока видеоряд - теперь уже устаревший - транслировался в очередной раз.
Единственным человеком, кто удостоился за эти два дня не менее пристального внимания, чем я, была Земля Лоу. Такое радикальное движение, как землисты, порождает отколовшиеся группировки в тех же темпах и объемах, в каких поросится породистая свиноматка. Это закон природы. Лоу была лидером крупнейшей из подобных группировок. Ее последователи тоже называли себя землистами, как я думаю - исключительно ради издевательства над несчастными репортерами. Некоторые из нас различали обе партии как "землистов Дэвида" и "землистов Лоу", другие пытались приклеить отщепенческому безобразию звание "земляистов". Большинство из нас просто называли их "землистами" и "другими землистами" - верный способ заставить Лоу разразиться нотой скулящего протеста, поскольку было понятно без объяснений, кто такие "другие".
Дэвид не оставил политического завещания. Очевидного наследника в его организации не оказалось. Люди все реже и реже задумываются о своей смерти и не планируют дела наследования, потому что просто не собираются умирать. Возможно, именно этим объясняются острый завораживающий интерес к жестоким иллюстрациям в популярных развлекательных изданиях и передачах и требование как можно большего числа подробностей в описании настоящих смертей, когда они случаются. Бессмертия мы пока еще не достигли. И, возможно, не достигнем никогда. Но люди уже привыкли считать, будто смерть - нечто такое, что случается с кем-нибудь другим и не слишком-то часто.
Земля Лоу взбиралась на любые уличные трибуны, способные выдержать ее отнюдь не маленький вес, и распахивала гостеприимные объятия заблудшим овцам, приветствуя их возвращение в стадо. По ее версии, это Дэвид откололся от нее, а не наоборот. Какая разница, что он увел с собой девяносто процентов паствы? Нам было заявлено, что Лоу всегда любила Дэвида (что не удивительно, они оба исповедовали любовь ко всем живым существам, хотя Дэвид любил Лоу так, как любят, скажем, глиста или вирус, а не домашнюю собаку) и с крайней широтой души возвращала ему его любовь. За всеми тонкостями различий в их доктринах я уследить не смог. Как мне показалось, главное состояло в том, что, по убеждению Лоу, каждый истинный землист должен пребывать в женском теле, чтобы являть собой наилучшее воплощение Матери-Земли... или нечто вроде того.
В общем и целом, это была самая проклятущая, самая барнумобейлиевская(1), до мозга костей наипостыднейшая адская буча газетно-журнально-телевизионной клоунады, какую кто-либо видел с тех времен, как Большая Лапа погнался по дороге за опоссумом и растерял все запасные зубы. Я от души сожалею, что оказался в ней замешан.
Едва двухдневные муки адовы закончились, я рухнул на постель и проспал не меньше двенадцати часов. А когда проснулся, в очередной раз задумался: не пора ли бросать к чертям эту работу? Не она ли - истинная причина моего стремления к саморазрушению? Могло бы создаться впечатление, будто ненависть к делу, которым я занимаюсь, в принципе способствовала чувству собственной никчемности, а следовательно, подводила к мысли поставить на всем крест. На некоторое время я задумался над этим. Но пришлось признать, что, несмотря на мое презрительное отношение к поступкам нашей братии и к нашей манере эти поступки совершать, все же новостной бизнес дарит некое пьянящее волнение, когда на самом деле случается что-нибудь серьезное. Волнующие события бывают не так чтобы очень часто, даже в той области журналистики, на которой я специализируюсь. Большинство новостей - из разряда "сегодня ничего особенного не стряслось", и для придания читабельности их искусно украшают всевозможным сексуальным враньем. Но когда происходит нечто выдающееся, это бодрит не на шутку. И еще более заслуживающее порицания удовольствие испытываешь, когда находишься прямо там, где творятся новости, когда узнаешь о чем-то раньше всех. Есть только один род занятий, в котором можно почти так же близко подойти к центру событий - это политика, но ей даже я гнушаюсь заниматься. У меня еще сохранились кое-какие моральные правила.
Разговор с Калли обернулся провалом, если уж не с точки зрения работы, то с точки зрения получения желанного совета. Но пока я искал причины своей неудовлетворенности, кое-что становилось для меня все яснее и очевиднее. Мое тело сидело на мне неловко, как плохо подогнанные брюки - такие, что жмут в паху. Год, прожитый в женском теле, каким бы суррогатным этот жизненный опыт на поверку ни оказался, дал мне понять, что пришло время сменить пол. Причем назрела эта необходимость уже давно, возможно, даже несколько лет назад.
Могло ли именно это быть источником моего неудовольствия? Могло ли это способствовать ухудшению моего состояния? Сомнительно, но возможно. Даже если смена пола не имеет к моему самочувствию никакого отношения, не помешает все-таки пойти и сделать эту операцию, чтобы снова ощутить себя в своей тарелке. Черт побери, всего-то делов.
#
Когда страшно-ужасно моднючие люди решают, что прежние гениталии им порядком наскучили - то, как вы все наверняка знаете, они заказывают машину и требуют доставить их старые кости в Квартал Перемен.
В обычное время, если бы мне пришла пора сменить пол, я поспешил бы в одну из небольших операционных, каких полно по соседству. В конце концов, у всех них есть разрешение на подобную деятельность, и все они ничуть не хуже других могут отрезать, где надо, и подшить, что надо. Но на этот раз стечение обстоятельств убедило меня посетить улицу, где встречается элита. Одним из обстоятельств было то, что мои карманы пухли от банкнот, которыми осыпал меня Уолтер в качестве премий и наград за статью о Земле В Огне. Другим - то, что я был знаком с Дорогушей Бобби еще тогда, когда он был просто Робертом Дарлингом из Недорогого Косметического Салона "Безумный Боб" и сменой пола занимался лишь в качестве приработка. Он тогда содержал крохотную операционную на Лейштрассе, в торговом коридоре - исконной обители рабочего класса, где треть фасадов всех магазинов была заколочена и облеплена рекламными листовками. Проходил этот коридор по одному из самых непрестижных районов Кинг-сити. Операционная Дарлинга была зажата между борделем и мексиканской забегаловкой, а вывеска ее гласила: "Наилудшие Превращения Полов на Лейштрассе - Простые условия кредитования". Ни первый, ни второй лозунги никого не удивляли: заведение Боба было единственным подобным на всю округу, и настолько дорогую операцию окрестные жители не могли себе позволить без соответствующей финансовой подготовки. И не то чтобы Бобу приходилось делать так уж много половых превращений. Рабочим не по карману частые смены пола, да и не очень-то принято в рабочей среде оспаривать результаты жеребьевки Матушки-Природы: кому какой пол выпал, с тем и живут, и бегать туда-сюда из женского тела в мужское не склонны. Гораздо удачнее у Дарлинга шли дела с татуировкой, которая и стоила совсем дешево, и нравилась местной клиентуре куда больше. Он рассказывал, что у него бывали завсегдатаи - любители полностью обновлять татуировки по всему телу каждые несколько недель.
Было это более двадцати пяти лет назад, в то время, когда я последний раз менял пол. Именно тогда Безумный Боб громко заявил миру о себе. Он изобрел некую телесную финтифлюшку - сейчас не могу припомнить даже приблизительно, какую, подобные вещи входят в моду и тонут в забвении с такой скоростью, что по сравнению с ними бабочки-однодневки выглядят долгожителями - и его изобретение было "открыто" светскими львами, случайно забредшими в бедный квартал. За одну ночь Роберт сделался новым светилом в области вторичных половых признаков. Отныне корреспонденты модных журналов принялись посещать его дефиле и со знанием дела писать о новинках сезона. Возможно, моделирование тела никогда не достигнет того размаха и влияния, каким пользуется торговля тряпками, но нескольким мастерам иглы и скальпеля все же удалось завоевать себе место под солнцем в индустрии моды.
А последние десять лет Безумный Боб посвятил тому, чтобы заставить всех забыть о третьеразрядном медицинском заведеньице по соседству с чудесами мексиканской кухни.
Квартал Перемен - смешное название, не правда ли? - ответвляется от пятикилометрового средоточия роскоши и блеска, известного как Хедлиплац. На протяжении полувека Плац, как его привыкли коротко называть, был достойным продолжателем традиций Сэвилл Роу, Пятой Авеню, Кимберли Роуд, Химкинского проспекта и тому подобных мест "не для всех". Именно в такие места отправляются за кусачками для ногтей из чистого золота, но не надейтесь там хоть что-нибудь урвать на ежегодных распродажах бытовой техники. На Плаце не предоставляют кредитов, ни на упрощенных условиях, ни на каких-либо других. Если в банке данных какой-либо из тамошних дверей нет вашего генокода и самых свежайших, вплоть до последней миллисекунды, сведений о вашем финансовом положении, эта дверь для вас просто не откроется. На Плаце не увидишь красочных рекламных плакатов, да и голографические вывески там редкость. Реклама на Плаце присутствует разве что в виде малюсеньких логотипчиков в нижнем углу зеркальных окон да отполированных до блеска золотых табличек, прикрепленных на уровне глаз.
Квартал уходил в сторону от главного коридора под острым углом, тянулся примерно на сотню метров и заканчивался тупиком у скопления престижных ресторанов. По пути встречалось несколько небольших витрин, рядом с каждой из которых вертелся искусный пройдоха-посредник, способный убедить потенциального клиента расстаться с суммой, в десять раз превышающей действительную стоимость операции, за то, чтобы после ее окончания заполучить на ноготь мизинца фирменную гравировку "Тело смоделировано Таким-то Сяким-то".
Операционные в Квартале были украшены голографическими вывесками, отображавшими представления каждого модельера о том, как должны в наши дни выглядеть современные модные мужчины и женщины. Снобы с главной улицы любят говорить, что Квартал находится вблизи Плаца, а не отходит от Плаца. Тем не менее, всем этим чудесам голографии было далеко до образцов татуировки, украшавших некогда окна дешевой парикмахерской.
Я был не слишком уверен, стоит ли мне входить. И еще меньше - смогу ли я войти. Мы с Бобом одно время частенько выпивали вместе, но после его переезда сюда потеряли друг друга из вида. Я приложил руку к пластине идентификатора и почувствовал легкий нажим, когда датчик соскреб кусочек ороговевшей кожи. Несколько секунд автоматика словно колебалась, не отослать ли меня к служебному входу. Наконец дверь распахнулась. По идее, сейчас должны были бы торжественно объявить имя новоприбывшего, но для Квартала подобная церемония выглядела бы чересчур демонстративной.
- Хилди! Милый, милый старый приятель. Как же я рад тебя видеть! - воскликнул Боб. Он вынырнул из некой потайной задней комнаты, в три громадных шага преодолел расстояние между нами и восхищенно затряс мне руку. Оглядел меня с головы до ног и притворился, будто с трудом верит своим глазам:
- Всеблагие небеса, и это - моих рук дело? Ты пришел как раз вовремя, друг мой! Тянул до последнего мгновения. Но не переживай, я все исправлю, кузен Бобби обо всем позаботится. Только доверься мне.
Внезапно я засомневался, хочу ли доверить ему себя. Я подумал, что его радушие наверняка сильно преувеличено, но мы не виделись довольно давно, а ему, я уверен, положено было по роду занятий придерживаться определенных стереотипов поведения. Сентиментальность, жеманность и все в подобном духе было экивоком в сторону традиции, которой в его профессиональной среде придерживались многие, точно так же, как юристы стараются выглядеть солидно и трезво, под стать важным делам, с которыми им приходится иметь дело. До того, как смена пола вошла в привычку, миром моды правили мужчины с гомосексуальными наклонностями. Но в наше время сексуальность так сложна, разветвляется на столько всевозможных ориентаций - из которых только официально признанных целые сотни, не считая УЛЬТРА-Тингл - что невозможно узнать хоть что-нибудь о сексуальной ориентации человека, пока не заговоришь с ним об этом или он сам не выскажет свои предпочтения. Боб - или, возможно, мне следует называть его Дорогушей - был гетеросексуален: он родился мужчиной и ощущал себя таковым, а если бы свободен был выбирать, то провел бы большую часть жизни в мужском теле, лишь ненадолго становясь женщиной, и при этом, вне зависимости от своего пола в каждый конкретный момент, всегда предпочитал бы партнера противоположного пола.
Но его профессия негласно требовала от него смены пола четыре-пять раз в год, в точности так же, как торговцу тряпками лучше носить собственные модели одежды, если он рассчитывает на серьезную репутацию. На этот раз Боб оказался в мужском теле и выглядел почти совершенно так же, как в то время, когда мы были знакомы. По крайней мере, на первый взгляд. Присмотревшись получше, я заметил тысячи мельчайших перемен, но ни одна из них не была столь значительна, чтобы друзья перестали узнавать его на улицах.
- Тебе не в чем себя винить, - заявил я, пока он вел меня под локоток в помещение под названием "Консультационная Комната". - Ты, может быть, уже не помнишь, но я сам принес описание своей будущей внешности. Так что тебе не удалось блеснуть передо мной мастерством.
- Я прекрасно это помню, мой милый мальчик, и, возможно, такова была воля Аллаха. Я до сих пор совершенствую свое искусство - подчеркиваю, именно искусство, Хилди! - и, вполне вероятно, в то время я плохо справился бы со своей задачей. Но, помню, я здорово рассердился.
- Нет, Дорогуша, ты тогда был не зол, а просто выдохся.
Он расплылся в странноватой, неестественной ухмылке, выражая согласие, но при этом его сияющая маска радушия не сползла ни на миллиметр. Я окинул взглядом комнату и еле сдержал смех. Это была девчачья мечта. Все стены занимали зеркала, в них отражалась целая толпа Хилди и Бобби. Большая часть остальной обстановки была розовой и в кружавчиках. Более того, даже сами кружева были отделаны кружевами - фантастически утрированная крайность, но мне понравилось. У меня как раз было подходящее для подобных вещей настроение. Я с облегчением опустился на бело-розовый обшитый кружевом диванчик и ощутил, как уходит тревога. Кажется, в конце концов я оказался на верном пути.
Вошла женщина, ассистентка или кто она там, с шампанским в серебряном ведерке со льдом, поставила свою ношу рядом со мной и налила немного шипучего напитка в высокий бокал. То, что я с полным отсутствием интереса наблюдал за ее действиями, говорило, насколько велика была моя отчужденность от половой принадлежности тела, в котором я пока еще находился. Неделю назад... в общем, до острова Скарпа, как бы давно я на нем ни побывал, я бы почувствовал влечение к этой женщине. А в данный момент я ощущал себя по-настоящему бесполым. Ничуть не больше, чем ассистентка, интересовал меня и Роберт. Я имею в виду, он вряд ли заинтересовал бы меня после смены пола, просто потому, что он был не в моем вкусе. В эпоху свободного выбора пола слово "вкус" можно наполнить любым значением.
Я, как и хозяин роскошной операционной, - гетеросексуал. Это вовсе не значит, что я никогда не занимался однополой любовью... все ею занимались! Как можно оставаться подлинно гетеросексуальным, побывав и мужчиной, и женщиной? Полагаю, возможно все, но мне никогда эта подлинность не встречалась. Я просто считаю, что для меня лучше, когда в любовном акте участвуют мужчина и женщина. Дважды в жизни мне встречались люди одного со мной пола, с которыми у меня возникало желание сойтись поближе. И в обоих случаях один из нас менял пол.
Не знаю, как это объяснить. И не думаю, что кто-либо другой способен как следует объяснить причины своих сексуальных предпочтений, кроме тех случаев, когда они основаны на предрассудках: то есть, то или иное действие считается неестественным, богопротивным, извращенным, омерзительным и тому подобное. Среди нас до сих пор есть некоторые люди с подобными предубеждениями, и часть их окружала Боба на его прежнем месте работы: на самом деле, там ему дважды били стекла, а один раз намалевали на его вывеске воистину отталкивающие христианские призывы. Но сексуальные предпочтения - это, похоже, то, что выпадает людям, а не то, что они себе выбирают. На самом деле, когда я парень, меня живо интересуют девушки, а когда я девушка - интересуюсь парнями. У меня есть друзья, у которых все с точностью до наоборот, которые склоняются к гомосексуализму в обоих полах. Я знаю людей, воплощающих собой весь спектр нюансов между этими двумя крайностями: к примеру, преданных мужскому или женскому телу в любых ситуациях, вне зависимости от ориентации, или пансексуалистов, которым достаточно лишь, чтобы партнер был теплым и двигался, но которые не посчитают непреодолимым препятствием для секса холод и неподвижность, или страдающих нарушениями, из-за которых они несчастливы ни в мужском, ни в женском образе, или истинных нейтралов, которые ни один пол не считают своим, удаляют все внешние и внутренние половые признаки и с облегчением вздыхают, раз навсегда закрыв для себя щекотливую, неудобную, бесполезную и грязную тему секса.
Что же до вкуса, ни Роберт, ни Дорогуша мне не подходили. В женском теле я не так озабочен физической красотой партнера, как в мужском, хотя красота - всего лишь вопрос социального положения, поскольку в обществе, где красоту при желании можно приобрести за деньги, она перестает быть редкостью и становится вполне обычным делом. Кощееобразная фигура и длинная узкая физиономия Роба/Бобби не волновали мое девичье сердце. Впрочем, это не помешало бы влюбиться в него, если бы скрашивалось чертами характера. Но увы! Он хороший приятель, но любовником был бы обременительным. Он настолько не уверен в себе, что наука еще не придумала названия для всех его страхов.
- Ну что, мы не забыли принести с собой наши описаньица, Хилди? - спросил он.
Я не забыл и протянул ему листы. Он бегло просмотрел их и фыркнул, но не презрительно, а словно бы говоря, что техническая сторона дела не представляет для него трудностей. Затем он дал генетическое техзадание ассистентке и хлопнул в ладоши:
- А теперь давай-ка сбросим эти чудные одежды, невозможно творить, не видя нагого тела, скидывай, скидывай!
Я разделся, и он взял одежду с таким видом, будто не отказался бы от стерильных щипцов:
- Откуда ты выкопал эти вещи? Их ведь годами... Разумеется, мы все почистим и аккуратно сложим.
- Я нашел их в своем платяном шкафу, и ты можешь пожертвовать их беднякам.
- Хилди, не думаю, что у нас есть настолько бедные люди.
- Тогда выброси их.
- О, благодарю.
Он протянул мои тряпки женщине, и та ушла с ними.
- Это был жест истинного гуманиста, старик, - продолжил Бобби, - твой поступок выдает подлинное неравнодушие к миру моды.
- Если ты мне за это благодарен, - откликнулся я, - то, будь добр, перестань рассыпать передо мной волшебную пудру. Мы остались наедине. И перед тобой я, Дорогуша.
Он заговорщически оглянулся кругом. Все, что я увидел, были тысячи тысяч Хилди и такое же количество отражений моего собеседника. Он уселся на стул напротив меня и слегка расслабился:
- Будь добр, зови меня Бобби? Это не так вычурно, как Дорогуша, но не так страшно и не пробуждает таких неприятных воспоминаний, как Роберт. И, сказать тебе по правде, Хилди, мне с каждым днем все труднее сбрасывать маску. Я начинаю уже сомневаться, маска ли это. Я не выдыхаюсь годами, но раздражаюсь и злюсь практически постоянно. А это совсем другое дело, как ты сам мне напомнил.
- Нам всем приходится носить маски, Бобби. Возможно, старая маска не слишком тебе подходила.
- Я до сих пор гетеросексуален, если ты об этом спрашиваешь.
- Не спрашиваю, но я бы удивился, окажись это не так. Я читал, что смена полярности происходит довольно редко.
- Но тем не менее, происходит. Есть в этом некая важная мелочь, которой я не улавливаю. Так как ты поживаешь? По-прежнему кропаешь чепуху?
Прежде чем я успел ответить, он пустился в первое из целой серии лирических отступлений. Он бурно поблагодарил меня за хорошие статьи, которыми всегда радовало его "Вымя". Он не мог не знать, что я не работаю на страничках моды, но, возможно, полагал, что я замолвлю за него доброе словечко. Видя, как он рвется смоделировать для меня новое тело, я не нашел причин развенчивать его иллюзии.
Мы обсудили множество вещей, отставили много пустых бокалов из-под шампанского, вдохнули несколько видов ароматного и умеренно ядовитого дыма. Но все то и дело сводилось к ключевой теме: когда же "они" обнаружат, что он не тот, за кого выдает себя?
Мне и самому знакомо подобное чувство. Оно не редкость для людей, у которых хорошо удается не слишком любимое ими дело. А по правде сказать, оно часто посещает всех, кроме самых самоуверенных - таких, к примеру, как Калли. У Робби как раз случился тяжелый приступ этого чувства, и мне трудно его винить. Я вовсе не считаю его абсолютным шарлатаном. Я не слишком хорошо распознаю подобные вещи, но, насколько я могу судить из достоверных источников, он не лишен настоящего таланта. Однако в том мире, где он вращается, талант очень часто совершенно ни на что не влияет и ничего не гарантирует. Вкус - штука ненадежная. В мире модельеров вы настолько хороши, насколько хорошо прошел ваш последний сезон. Подсобные кварталы и пивные городского дна устланы живыми трупами некогда знаменитых людей. Некоторые из них владели операционными здесь, в Квартале Перемен.
Мало-помалу я начал потихоньку тревожиться. Я знал Робби и знал, что он всегда будет таким - напуганным, что у него отберут успех, к которому он так и не привык, потому что не мог взять в толк, откуда он свалился. Он просто такой человек. Но, судя по тому, сколько времени он готов был мне уделить, либо дела у него шли совсем плохо, либо я должен был чувствовать себя крайне польщенным. Я рассчитывал, что проведу с Мастером минут десять-пятнадцать, прежде чем он разрисует мне тело широкими росчерками пера и передаст помощникам, которые займутся воплощением модели в жизнь. Разве его не ждут более важные клиенты?
- Видел тебя по телеку, - бросил Бобби, прервав ненадолго свои, с каждым словом все более утомительные, причитания. - С этой ужасной... как там ее? Забыл. Снова с историей об этом навязшем в зубах Дэвиде Земле. Боюсь, мне пришлось выключить. Нисколько не огорчусь, если больше никогда не услышу его имени.
- Я почувствовал то же самое, что и ты, через три часа в первый же день. Но тебе было интересно по меньшей мере первые сутки, ты ждал не дождался следующего сюжета на эту тему.
- Прости, что разочаровываю... Это было скучно.
- Сомневаюсь. Вспомни, как ты впервые прочел об этом. Ты сгорал от желания узнать поподробнее. Скучно стало потом, после того как ты просмотрел ролик новостей три или четыре раза.
Он нахмурился, затем кивнул:
- Ты прав. Я глаз не мог оторвать от газеты. Как ты узнал об этом?
- Это верно почти для всех. В частности, для тебя. Если о чем-либо говорят все, ты не можешь позволить себе не составить об этом мнение, не высказать лицемерное замечание, не испустить снисходительный вздох... ну, хоть что-нибудь. А совершенно ничего не слышать об этом было бы немыслимо.
- Мы крутимся в одном бизнесе, не так ли?
- Во всяком случае, в родственных. Возможно, разница в том, что в моем мы можем позволить себе исчерпать нечто до самого дна. Мы используем новость до последней капли. К тому времени, как мы ее полностью переработаем, ничто не становится таким скучным, как то, что завораживало вас двадцать четыре часа назад. Тогда мы переходим к новой сенсации.
- Тогда как я всегда должен предугадывать этот волшебный миг на несколько секунд, прежде чем что-либо устареет настолько, насколько твои вкусы в одежде.
- Совершенно верно.
Он вздохнул:
- Это опустошает меня, Хилди.
- Я ни в чем тебе не завидую - разве что кроме денег.
- Которые я расходую крайне осторожно и продуманно. Дорогостоящие отпуска на лунах Урана - не для меня. Как и летние домики на Меркурии. Я все вкладываю в синенькие жетоны. Не могу допустить, чтобы когда-нибудь мне не хватило денег на воздух. Но вот что я хотел бы знать: будет ли жажда по утраченному признанию иссушать мне душу?
Он приподнял одну бровь и бросил на меня недовольный взгляд:
- Полагаю, те описания, что ты передал Кики, создают столь же отсталый и косный образ, как тот, в котором ты явился сюда?
- Почему ты так решил? Разве я пришел бы к тебе, если бы мне хотелось чего-то, что я могу получить у любого цирюльника? Я хочу Тело от Бобби.
- Но я думал...
- Так то из женщины в мужчину! А обратно - совсем другая штука, другой масти сука.
#
Я решил написать себе памятку. Послать цветы редактору раздела моды в "Вымени". Я не видел иного способа отблагодарить Бобби за поистине королевскую заботу, которой он щедро окружил меня в следующие четыре часа. О, конечно же, мои деньги были ничуть не хуже денег любого другого человека, и я не собирался слишком крепко задумываться о размере счета за подобное обращение. Но поведение Бобби нельзя было объяснить ни дружеским расположением, ни вынужденным бездельем. Я сделал вывод, что он рассчитывал на благоприятный отзыв в прессе.
Можно ли назвать причудой нечто, что вы разделяете со значительным меньшинством своих сограждан? Не уверен, но, быть может, и можно. Я никогда не понимал истоков этой особенности, точно так же, как не мог объяснить, почему мне не хочется спать с мужчинами, когда я сам мужчина. Но факт есть факт: в мужском теле я довольно-таки безразличен к своей внешности и одежде. Разумеется, одеваюсь я чисто и аккуратно и не допускаю ничего явно уродливого. Но мода меня не касается. Мой гардероб состоит из вещей, подобных тем, которые Бобби выбросил, когда я пришел к нему, или даже чего похуже. Обычно я ношу шорты, удобные рубашки, мягкую обувь и бумажник - стандартную мужскую одежду, подходящую для всего, кроме официальных мероприятий. Цвет и фасон меня, как правило, не слишком волнуют. Я не пользуюсь никакой косметикой, а из парфюмерии выбираю самую нестойкую. Ради праздника могу напялить цветастую юбку, на самом деле - просто кусок ткани наподобие саронга, и какая мне разница, обработаны ли у этой ткани края. Но большинство из того, что я ношу, не шокировало бы никого, случись мне совершить путешествие в прошлое и оказаться на улице во времена, предшествовавшие эпохе смены полов.
Дело в том, что, по моему убеждению, женщина может носить что угодно, тогда как мужчина в целом ряде видов одежды выглядит попросту глупо.
Вот взять, к примеру, длинное облегающее платье, такое, что покрывает лодыжки, может быть - с разрезом до колена с одной стороны. Наденьте его на мужское тело, и пенис создаст досадный дефект в плавной гладкости очертаний, если только не привязать его к бедру - тогда как весь смысл подобной одежды, на мой взгляд, в том, чтобы чувствовать себя изящным, а не связанным. Одеяния такого типа созданы для подчеркивания линий женского тела, изгибов вместо мужской угловатости. Другой пример - глубокий вырез, и такой, что закрывает грудь, и такой, что подпирает ее снизу и выставляет напоказ. Разумеется, мужчина может выйти на улицу в одежде с разрезом до пупа, но и предназначение, и крой этого разреза будут совсем иными.
Прежде чем начнете писать возмущенное письмо редактору, учтите: я знаю, что существуют законы природы. Нет причин мужчине не иметь женских ног или, к примеру, бюста, если ему уж очень хочется. Тогда в моих глазах он будет хорошо выглядеть в вышеописанной одежде, но именно потому, что приобретет женственные очертания. Но я придерживаюсь традиционалистских взглядов на телесные типы. Если уж вы даете мне бюст, пышные бедра и стройные ноги, то дайте и все остальное. Смешивать я не люблю. Я убежден, что есть мужские и женские вещи. Определить основные различия в типах телосложения легко, в типах одежды - сложнее, к тому же, граница между ними постоянно смещается. Но, в общих чертах, можно сказать, что женская одежда лучше приспособлена для определения и подчеркивания вторичных половых признаков, а еще она более многоцветна и разнообразна.
Конечно же, если обратиться к истории, я могу назвать тысячи исключений из этого правила, начиная со двора Людовика - Короля-Солнца и заканчивая чадрой мусульманок. Понимаю, что западные женщины не носили брюк вплоть до двадцатого века, а мужчины юбок - до двадцать первого (Шотландия и южные моря не в счет). И, разумеется, я знаю о павлинах, попугаях, мандрилах и бабуинах. Заводя речь о полах и своих представлениях о них, обязательно запутаешься и навлечешь на себя неприятности. Крайне редко удается высказать такое правило из области полов, из которого нигде никогда не существовало бы исключений.
И все же для меня эта тема - любимый конек. В противовес воинствующим унификаторам и уравнителям, которые свято верят, будто следует устранить любую одежду, указывающую на половую принадлежность, будто все мы должны подбирать себе костюмы методом случайного выбора, а тех, кто одевается слишком по-мужски или по-женски, публично высмеивать. И в пику тем, кто даже хуже - сторонникам всеобщей униформы, желающим, чтобы и на службе, и в быту мы все носили форменную рабочую одежду или стандартное обмундирование - погодите-ка, тут у меня как раз завалялся образчик, сейчас покажу, вам понравится! - обычно какой-нибудь скучный и практичный Народный Комбез с высокой горловиной и кучей кармашков, выпускаемый в трех оттенках цвета желчи. Эти люди были бы рады сделать нас похожими на персонажей некоего чудовищного "футуристического" фильма, создатели которого думали, будто бы в 1960 или 2000 году все будут одеваться одинаково - в костюмы с метровыми полками на плечах, в головные уборы наподобие пластиковых пузырей, в тоги или все те же вездесущие комбинезоны без видимой застежки, так что непонятно, каким образом обладатели такой одежды справляют малую нужду. Подобные любители крайностей были бы забавны, если бы не пытались каждый год протащить законы, призванные заставить всех остальных во всем подражать им.
А белье - отдельная тема! Поговорим о белье? С приходом эпохи легкой смены полов трансвестизм не умер - вообще мало что вымерло, ибо человеческая сексуальность строится на трепете чувства, а не на здравом смысле - и некоторые люди с мужскими телами по-прежнему предпочитают носить пояса с подвязками, поролоновые бюстгальтеры и короткие прозрачные ночные сорочки. Если им так нравится, я не против. Но лично мне всегда казалось, что это выглядит ужасно, поскольку не гармонирует. Вы можете возразить, что единственное, с чем это не гармонирует, - мои культурные предубеждения, и я с вами соглашусь. Но что же такое мода, как не культурные предрассудки? Бобби скажет вам, что пренебрежение культурными образами - крайне рискованное занятие для модельера. Те, кто идет на это, выпивают для храбрости, бодро улыбаются, но внутренне дрожат от предчувствия катастрофы, поскольку в девяти случаях из десяти их модели не раскупаются.
А это просто-напросто значит, что как минимум половина моих сограждан думает о половых различиях в одежде то же, что и я - и, если так много народу думает так же, что в их мнении плохого?
Дело закрыто.
#
Так что я провел замечательное время, следуя половому стереотипу: с упоением отдался выбору товара. И получил прямо-таки дьявольское удовольствие.
Когда Бобби обслуживает по высшему разряду, ни одна мельчайшая деталь тела не может считаться неважной. Все нарочитое, кричаще яркое и бросающееся в глаза было быстро отвергнуто. Бюст? Какой носят в этом сезоне, Бобби? Такой малюсенький? Ну-у, не смеши кур, дорогой мой, мне бы хотелось чуть побольше и упруже, ладно? Ноги? Знаешь... такие... в общем, длинные. Достаточно длинные, чтобы доставать до пола. Пожалуйста, поменьше жира на коленках. Лодыжки стройные. Руки? Ну, и что же ты можешь сказать о руках? Твори чудеса, Бобби. Мне нравится обувь пятого размера, а все мои лучше платья - девятого... и притом устарели на тридцать лет, достаточно, чтобы некоторые из них снова вошли в моду - так что поработай над этим. К тому же, мне удобно в теле такого размера, а снижение роста стоит почти две тысячи за сантиметр.
Некоторые люди при обсуждении новой внешности большую часть времени уделяют лицу. Но не я. Я всегда предпочитал любые изменения в лице вводить постепенно, менять черты одну за другой, чтобы оставаться узнаваемым. Я остановил выбор на тех общих чертах лица, что были у меня пятьдесят лет назад, мне показалось незачем подгонять их под современную моду, за исключением, разве что, пары-тройки финтифлюшек там и сям. Я попросил Бобби совсем не трогать лицевые кости: мне кажется, они подходят и для мужского, и для женского выражения лица. Он предложил сделать губы чуть более пухлыми и показал новый нос, который пришелся мне по вкусу, а уши я заполучил самые что ни на есть модные, согласившись на его последнюю дизайнерскую разработку. Но когда я после смены пола появлюсь на работе - никто не скажет, что я не Хилди.
Я думал, на этом мы закончим... но как же пальцы на ногах? Ходить босиком на Луне довольно удобно, и это снова вошло в моду, так что ступни все время на виду. Пиком моды, по которому все сходили с ума, было полное удаление пальцев ног как эволюционного атавизма, и Бобби потерял некоторое время, пытаясь уговорить меня на Ступни-Тупни. Выглядело это новшество в полном соответствии со своим названием. Видимо, я просто любитель пальчиков. Или, по мнению Бобби, отсталый кроманьонец. Я потратил на пальцы ног полчаса, и почти столько же - на пальцы рук и кисти. Ничто не пробуждает во мне столь сильное отвращение, как потные ладони.
Варианты пупка я созерцал долго и вдумчиво. Пупок, вкупе с сосками и вульвой, - единственное, что нарушает однородность пространства между подбородком и пальцами ног, единственное, что останавливает взгляд посреди мягкого гладкого женского тела, которое я моделировал. Я не обошел его вниманием. В том же, что касается вульвы, я вновь показал себя безнадежным ретроградом. Последнее время женщины, консервативные в других областях телесной моды, дали волю полету своей фантазии относительно архитектуры половых губ и дошли до того, что иногда сделалось трудно определить с первого взгляда, какому полу принадлежат наружные органы. Я предпочел более скромное и компактное расположение губ. В любом случае, я не из тех, кто намерен демонстрировать интимные места широкой публике. Обычно я чем-нибудь прикрываюсь ниже талии - какой-нибудь юбкой или штанами, и мне не хотелось бы, чтобы возлюбленный испугался, когда я скину одежду.
- Никого ты этим не испугаешь, Хилди, - проворчал Бобби, кисло глядя на трехмерную модель конечного результата моих долгих трудов над моделированием гениталий. - Я бы сказал, что главный недостаток этой конструкции - скука.
- Для Евы она вполне подходила.
- Должно быть, я пропустил ее последний показ. Представить себе не могу, почему. Уверен, эта твоя штука сослужит добрую службу в тех кругах, где ты вращаешься, но ты точно думаешь, что я не смогу заинтересовать тебя...
- Пользоваться этой штукой мне, и я хочу именно вот такую. Смилуйся, Бобби! Я - старомодная девица. И разве ты не делал, что тебе хотелось, с оттенками кожи, сосками, ушами, лопатками, ключицами, задницей и теми двумя очаровательными ямочками на пояснице?
Я изогнулся в талии, оглядел выстроенную в полный рост модель моего нового тела, изображение которого высветилось вместо старого в одном из зеркал, и задумчиво прикусил костяшку пальца:
- Возможно, нам следует пересмотреть эти ямочки...
Бобби отсоветовал мне менять их, вместо этого внес небольшие изменения в тыльную сторону ладоней, еще по нескольким поводам побрюзжал, то и дело воздевая руки в притворном жесте отвращения, но я понял, что в общем и целом ему понравилось. Как и мне. Я походил кругами, наблюдая, как одновременно со мной движется женщина, в которую мне предстояло перевоплотиться, и остался доволен. Шел седьмой час: пора бы и отдохнуть.
И тут со мной случилось странное. Меня перевели в подготовительное помещение, где техники смешивали таинственные эликсиры, и мной начал овладевать приступ паники. Я смотрел, как тысяча одно варево капает из синтезирующих устройств в смешивающие реторты, и сердце билось все чаще, и непроизвольно углублялось дыхание. И все большее раздражение одолевало меня.
Я знал, чего боялся, и любой на моем месте был бы раздражен.
За исключением тех случаев, когда вы заказываете самые радикальные изменения своего тела, крайне мало современных операций по смене пола требуют хирургии как таковой. В моем случае игла и скальпель понадобятся только для удаления мужских гениталий, которые затем отправятся в хранилище, и вшивания вместо них влагалища, матки, фаллопиевых труб и яичников, уже сейчас посланных сюда из банка органов, где они хранились со времен моей прошлой перемены пола. Потребуется еще небольшое изменение форм тела, но не слишком серьезное. Большая часть тех бесчисленных мелких перемен, которые вот-вот произойдут со мной, будет проделана именно с помощью растворов, смешивавшихся на моих глазах в подготовительной комнате. Эти варева состояли из двух компонентов: физиологического раствора и бессчетного количества триллионов наноботов.
Некоторые из этих маленьких умных машин были стандартными, изготовленными по шаблонам, которые используются во всех превращениях мужчины в женщину. Иные создавались исключительно для меня, из кусочков, позаимствованных у микробов и вирусов или со склада запчастей, изготовленных Бобби и предназначенных для особых, зачастую пустяковых с виду задач. Их помечали знаком защиты авторских прав и снабжали фрагментиками моего генокода, точно так же, как собаке-ищейке дают понюхать старый башмак, чтобы она взяла след. Все эти роботы были слишком малы, чтобы различить их невооруженным глазом. Некоторые из них настолько миниатюрны, что еле видны даже в самый хороший микроскоп, а многие - и того мельче.
Собирают их другие наноботы со скоростью химической реакции, и обычно их делают миллионными или даже более крупными партиями. Попав в кровь, эти малютки реагируют на изменение окружающей среды тем, что включаются, добираются до предписанного им места работы теми же путями, какими перемещаются в теле гормоны и ферменты, определяют нужные участки путем сравнения данных им образцов с имеющимися, и, если головоломка складывается правильно, закрепляются и принимаются за работу. Самые мелкие проникают сквозь стенки клеток и внедряются в саму ДНК, читают аминокислоты, перебирая их, словно четки, вырезают и вставляют строго запланированные участки. Более крупные, снабженные настоящими двигателями, манипуляторами и передатчиками, отмычками, скребками, захватами и собственной памятью, получили название микроботов еще в те времена, когда их впервые изготовили по тем же технологиям, что использовались при создании примитивных чипов для интегральных схем. Микроботы скапливаются в определенных местах организма и выполняют относительно более грубую работу. Каждый из них снабжен образцом моего генокода и другим образцом, синтезированным Бобби, и работают они, как эксцентриковые кулачки, каждый над своей задачей. Например, отправляются в нос и что-то отрезают, что-то наращивают с помощью моих собственных тканей и сырья, подвозимого грузовыми микроботами. Те же грузчики собирают отходы производства и вывозят их из тела. Таким образом, кстати, можно очень быстро набрать или сбросить вес. Я сам собирался стать после операции килограммов на пятнадцать легче.
Наноботы прилежно трудятся, пока участок их работы не придет в соответствие с намеченным планом. Когда это произойдет, когда мой нос обретет форму, задуманную Бобби, трудяги отцепятся от него и будут смыты наружу, из их памяти сотрут все программы, а самих их запакуют в ампулы в ожидании следующего клиента.
В этом нет ничего нового или пугающего. По тому же самому принципу работают пилюли, которые можно купить без рецепта для изменения цвета глаз или курчавости волос за одну ночь. Разница только в том, что наноботы из пилюль слишком дешевы, чтобы сохранять их: выполнив нужную работу, они сами отключаются у вас в почках, и вы просто выписываете их. Большая часть подобных технологий разработана по меньшей мере сто лет назад, а некоторые даже раньше. Риск почти нулевой, возможные побочные эффекты хорошо известны и полностью контролируются.
Вот только я внезапно обнаружил, что стал бояться наноботов. И, учитывая, что рассказал мне о них ГК, не думаю, что страх этот так уж беспочвенен.
Пугало меня кое-что еще, и гораздо больше. Я боялся заснуть.
Мне внушал страх вовсе не обычный нормальный сон. Предыдущую ночь я проспал достаточно крепко, на самом деле даже лучше, чем обычно, поскольку был измотан двухдневной игрой в суперзвезду. Но грандиозное нашествие наноботов, к которому я готовился, вносит хаос в тело и ум. Мало кому захочется проснуться из-за этого.
Бобби подвел меня к резервуару с суспензией и только тут заметил, что со мной что-то не так. Моих сил едва хватало, чтобы стоять неподвижно, пока техники вводили всевозможные трубки и провода в свежие надрезы на моих руках, ногах и животе. А когда меня подтолкнули к ванне с прохладной голубой жидкостью, размером не больше гроба, я едва не потерял самообладание. Я застыл, вцепившись в края ванны так, что костяшки побелели. Одна моя нога была уже в жидкости, а другая никак не хотела отрываться от пола.
- Что случилось? - тихо спросил Бобби. Я заметил, что некоторые его помощники стараются не смотреть на меня.
- Ничего, в чем ты мог бы помочь.
- Может, расскажешь? Давай я их всех отсюда выставлю.
Хотелось ли мне рассказать ему обо всем? С одной стороны, я просто умирал, как хотелось. Мне так и не удалось пооткровенничать с Калли, и желание выговориться хоть перед кем-нибудь сделалось почти нестерпимым.
Но для подобных откровений было не место и, уж конечно, не время, да и Бобби был определенно не тот человек. Он просто нашел бы способ пристроить мою историю новым эпизодом в нескончаемый готический роман под названием "Жизнь Роберта Дарлинга", в котором сам он служил главной героиней, вечно подвергающейся опасности. Делать нечего, придется справляться со всем самому и рассказать кому-нибудь попозже.
Внезапно я понял, кому! Так что возьми себя в руки, Хилди, стисни зубы, полезай в ванну и позволь прохладной ласковой жидкости убаюкать тебя. Сон твой будет не более опасен, чем тот, что нисходил на тебя каждую ночь тридцать шесть с половиной лет.
Воды сомкнулись над моим лицом. Я втянул жидкость в легкие - всегда немного неприятно, но только до тех пор, пока не выйдет весь воздух - и уставился на колышущееся лицо моего нового создателя, отнюдь не уверенный в том, где и когда снова проснусь.
----------
(1) Легендарный антрепренер Ф. Т. Барнум (1810-1891), его преемник Дж. Т. Бейли (1847-1906) и цирковая династия "Братья Ринглинг" стояли у истоков создания одного из популярнейших цирков США с более чем 130-летней историей. Его главная развлекательная программа носит название "Величайшее шоу на Земле"