Война. Какой смысл заложен в это слово? В энциклопедии слово 'война' звучит так - организованная вооруженная борьба между государствами, нациями (народами), социальными группами. В войне используются вооруженные силы как главное и решающее средство.
Грубая и жестокая формулировка, срывающая за собой миллионы без смысла убитых, покалеченных людей. Воинов, потерявших близких, утративших надежду и смысл самой жизни.
- Война изменила моего отца до неузнаваемости, - рассказывает коренная жительница города Славянска-на-Кубани, Столярова Любовь Дмитриевна. - Он стал задумчивым и хмурым, после прихода с фронта он никогда не рассказывал веселые детские истории. Все, о чем говорил - это были воспоминания с войны. Я никогда не думала, что человек может так измениться. Из веселого, бойкого, сильного мужчины превратиться в хмурого, увядшего старика.
Хорошо помню один вечер сорок пятого года, солнце катилось к горизонту, я с братом и сестрой играла на улице. И вдруг Катя крикнула, указывая пальцем в небо:
- Люба, смотри!
Я обернулась и застыла. От красного горизонта шли черные тени солдат, они становились все ближе и ближе. И, увеличиваясь, постепенно исчезали, за ними шли другие и следующие, следующие. Братик позвал маму, на дорогу стали выбегать женщины и дети. Все они смотрели на удивительное зрелище, молчали и переглядывались. Я не знала, что это обозначает. Смотрела на тени уходящих в пустоту солдат и не верила, что все это может быть нереально. Силуэты казались такими четкими, только красок не хватало. Вот один солдат прихрамывает, а другой несет под мышкой гармонь, а тот - помогает идти раненому товарищу.
И вдруг кто-то сзади сказал:
- Знать, скоро война закончится.
Мама заплакала и прижала меня к себе, а я подумала, что скоро придет мой папа и снова, посадив меня на колени, начнет рассказывать сказки. Но я ошиблась, все это были лишь детские мечты.
И действительно, после того дня, что-то поменялось, женщины каждый день выходили на дорогу и выглядывали своих мужей, сыновей, отцов, братьев. Я помню возвращение первого солдата с фронта, его встречали, как героя. Какая была тогда радость. Наша семья не знала этого мужчину, но и мы подходили и поздравляли его. В этот момент все казались родными, не было чужих и не наших, были герои, которые воевали за честь родины и вернулись.
Отец пришел через месяц. Я стояла на летней кухне и вдруг услышала скрип калитки, обернулась. Ко мне направлялся человек внешне знакомый, но я не узнала его. Он положил на уличный стол гармонь, подошел ко мне и сказал:
- Привет, Любаша, - затем пошел в дом.
Я слышала счастливый крик матери, но была как будто в каком-то тумане, тихо вошла в дом, прошла в комнату. Я стояла и наблюдала за самым дорогим незнакомцем на свете.
Через несколько минут радости закончились, началась повседневная жизнь. Утро, день, вечер, ночь. Сутки за сутками, неделя за неделей, а отец молчал. Хмурился, когда спрашивали о войне, и молчал. Но вот однажды совершенно для меня неожиданно он начал рассказывать о своих друзьях и постепенно перешел на фронтовые истории. Он рассказывал о жестоком времени, бессмысленно убитых людях.
- Наш отряд стоял под Крымском, мы находились на возвышенности в вырытых окопах, а немцы внизу. Враги взяли нас в кольцо. Вырваться не было возможности. Мы находились у них как будто на ладони. Сколько было боеприпасов - все израсходовали. Отстреливаться было нечем, а немцы нападать и не думали. Они просто издевались над русскими, вылезали из своих нор и начинали дразнить едой. Поднимет кусок хлеба и кричит: 'Кушать хотеть, свинья русская?' Подбрасывает хлеб вверх, ловит его, откусывает кусочек и снова подбрасывает. Пока весь не съест. А мы сидим голодные в окопах, кусаем грязные манжеты на рубахах и плачем. А что делать? Ни одной крошки хлеба. В тот момент каждый мечтал не о куске хлеба, а хотя бы о черством сухарике.
Так проходили дни, подмога не приходила, и некоторые не выдерживали и выбегали под пули, чтобы только не мучиться. А ночью, если получалось, мы делали вылазки. Несколько солдат выползали из окоп и искали пропитание и оружие. Только не всегда все возвращались назад. Иногда, если везло, удавалось даже добыть еду или патроны. Если попадались убитые немцы, снимали с них сапоги, так как у нас сапог не было. Из-за старости все износились. Снимали и шинели, только одевали их наизнанку, чтобы свои же случайно не расстреляли.
Холодные и голодные мы сидели в окопах. Это было в ноябре. Однажды днем пошел дождь и налил полные окопы воды. Всю ночь солдаты простояли по пояс в ледяной воде. Вычерпывать хоть как-то воду не давали немцы, повременно обстреливая. Приходилось сидеть в воде и рыть дыры, чтобы хоть часть спустить. Ночью ударил мороз, поверхность воды покрылась коркой льда. Пришлось ее пробивать и выбрасывать лед из окоп. Немцы, конечно, стреляли, но нам уже было все равно, если мы не выбросим лед, то можно было считать русских ледяными людьми.
Следующей ночью на вылазку я пошел с товарищем. Уже казалось, что все проверено, надежды найти хоть что-нибудь не было. Но произошло, можно сказать, чудо. На моем пути лежал мертвый немец. Я проверил его сумку, она была пуста. Без особой надежды что-либо найти, перевернул его и, расстегнув шинель, снял. Я хотел надеть, но по привычке, полез в карман. И каково было мое удивление, когда обнаружил там несколько сухариков. Я взял в жесткую черную руку этот спасительный хлеб и, поднеся к губам, поцеловал. По щекам потекли слезы, я поднял лицо к небу, благодаря Бога. Голод одолевал, но я знал, что в окопе есть еще солдаты, мои товарищи, которых нельзя предать.
Подозвав жестом своего друга, я разжал руку. Солдат хотел схватить сухари, но я одернул его: 'А они?' Махнул головой в сторону окоп. Мне казалось, что не только живые, но и мертвые товарищи сейчас стоят и смотрят на меня, на ладонь, в которой лежит спасение восьми человек, оставшихся в живых после изнурительного холода, голода и издевательств со стороны немцев.
Послышалась автоматная очередь. Мы пригнулись и поспешили вернуться ползком в окоп. Я помню радость на лицах товарищей, когда разжал ладонь, на которой лежали четыре сухарика. Эту радость нельзя описать, она переполняла каждого, кто находился в окопе. Потому что мы знали - этот хлеб наше спасение. Сухарики мы разделили поровну на всех. Солдаты с огромным удовольствием ели засохшие кусочки, сейчас эти крохи были даже вкуснее мягкого только что испеченного белого хлеба с родных полей. В этот момент эта была самая вкусная и сытная еда. Обсасывая каждую крошечку по сотни раз, солдаты вспоминали домашнюю еду, приготовленную руками любимых женщин, и улыбались друг другу...
С глаз моего отца покатились огромные слезы. Каждого из сидящих он обошел взором гордого человека за свой поступок. Когда его взгляд приблизился ко мне, я опустила глаза. Мне стало ужасно стыдно. Вспомнила момент, когда в школе выдавали кусочек хлеба детям, у которых отец погиб на фронте. Их вызывали по одному к доске, каждый подходил с протянутой рукой, и учительница давала им тоненький кусочек черного хлеба. А остальные ученики сидели молча, наблюдая голодными глазами за одноклассниками. И я думала, смотря на этот кусочек хлеба: 'Вот бы и мне завтра дали такую же корочку'. Как смела так подумать, как я могла? В это мгновение я готова была провалиться сквозь землю, но только не сидеть рядом с отцом.
- После долгого ожидания наконец-то пришла подмога, - продолжил он рассказ. - Удалось убрать кольцо блокады. Мы вышли из окоп, но ни сели отдохнуть, нам дали оружие в руки, и мы пошли в бой, снова сражаясь за Родину. На войне нет перерывов, есть только бой, бесконечный, беспощадный, безжалостный...
Странно было слушать рассказ отца. Он ни разу не сказал, о том, что ему пришлось убивать, видеть смерть. Наверное, это и не нужно нам знать. Он улыбнулся, эта была его первая улыбка за то время, что он был дома.
- Когда я возвращался домой, - снова заговорил отец, - со мной произошла странная история. На пути я встретил пожилого человека, он стоял на мосту, через небольшую речку. Когда я проходил по мосту, старик остановил меня и сказал: 'Дмитрий, не переживай, все у тебя живы и здоровы'. Я удивленно посмотрел на старика и пошел дальше, но потом решил вернуться и спросить, откуда он знает меня и то, что меня больше всего беспокоило в этот момент. Но когда обернулся, на мостике никого не оказалось. Посмотрел по сторонам, место было пустынное. Ни дерева, ни кустарника, только река и мостик. Куда старик мог деться? Я не знал и не знаю до сих пор. Но он оказался прав, все дорогие мне люди остались живы. Это самое главное. За это я воевал. Но этот человек, не выходит у меня из головы. Кто он и откуда взялся? Он тревожит мои мысли.
Отец снова улыбнулся, он хотел, что-то сказать, но промолчал.
'Так и война встретилась на пути, сгубила, растревожила наши души и исчезла в пустоту', - подумал человек, защищавший родной город Славянск-на-Кубани.