Трегубова Юлия : другие произведения.

Окно

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Агитки - Самиздат Самый первый рассказ, написанный мной почти 10 лет назад. Был опубликован в Петербургском литературном альманахе "МОСТ" 3 - 2006 г. (Издательство "Век искусства") и в Литературном журнале "Страна "Озарение", 12 - 2006
  - Пап, мы будем сегодня рисовать?
  - Будем.
  - А что? Куда пойдём?
  - Вот сюда.
  
  Он достаёт свой этюдник на ножках, который всегда берёт с собой, и раскладывает во дворе маленького деревенского домика на берегу горной реки Маны. Я пока ещё ничего не понимаю, беру свой этюдник, тоже на ножках, - это его подарок, раскладываю его рядом, готовлю палитры, краски, наливаю масло в маленький колпачок из-под какой-то банки - это он надоумил меня так его приспособить.
  
  - А что мы будем писать? - недоумеваю я.
  Вроде пейзажа не видно. Во дворе стена дома, маленький сарайка с брёвнами, разросшаяся черёмуха и всё...
  - Окно.
  - Окно?! Вот это окно?
  Я посмотрела на окно старого обветшалого домика с покосившимися ставнями. Краска на ставнях голубоватого цвета местами потрескалась, местами осыпалась. В окне отражалась листва черёмухи, в доме было темно, и что внутри - не было видно. Под окном росли какие-то обычные дачные цветы, я даже и не помню, какие именно, но точно помню, что очень неприглядные, а в центре этих зарослей был старый лопух с большими грубыми листами.
  
  Не видя ничего живописного в этой картине, я смотрю на него. Он с энтузиазмом, воодушевлённый этой идеей, готовится к работе. С интересом подбирает краски нужных оттенков, выдавливает их на палитру, готовит кисточки разных размеров, зачищает холст. Глаза его горят, светятся непонятным мне счастьем художника. У меня уже не остаётся сомнений, что это самое необычное окно, и что будет шедевр.
  
  Он помогает мне выбрать ракурс, подобрать тона. Я смотрю в растерянности, как он делает первые наброски, и пытаюсь повторить или хотя бы создать что-то подобное. Он помогает мне передать объём почерневших брусьев, объясняет, как изобразить отражение в окне, создать единую композицию.
  
  Он живёт, а я наслаждаюсь тем, что могу смотреть за его работой. Я тоже работаю, но для меня это усилие, попытки. Для него - песня...
  
  * * *
  В детстве для меня было высшим счастьем встречать его с работы. Я бежала ему навстречу, запрыгивала ему на руки или просто висла на его ноге со словами: "Что ты мне принёс?" Он очень часто что-то приносил: то книгу, то спортивный костюм, а однажды принёс заводную лошадку с очень красивой каретой. Такая белая лошадка, которая скакала по кругу. В то время заводные игрушки были редкостью. Моей радости не было границ.
  
  "Папина дочка", - называли меня знакомые. "Тебе надо было родиться мальчиком!" - говорили родительские друзья. Это и понятно: лучшим другом для меня был папа. Всё время я болталась возле него, была сорванцом в юбке. Это не удивительно. Он ведь всегда хотел сына. Старшая - сестра, я родилась уже поздно, ему было сорок пять. Конечно, он был разочарован. Но вскоре не устоял, я была его копия и к тому же безмерно тянулась к нему.
  
  Мы жили в небольшом закрытом городке "Девятка", его так прозвали в народе, ещё его называли Красноярск-26, а сейчас это Железногорск, расположенный недалеко, в часе езды от Красноярска - краевого центра. Мне нравился этот город. Чистый, зелёный, за домом, прямо через дорогу, лес, переходящий в тайгу. Воздух свежий, да и к тому же свой водоём - искусственное озеро с пляжем. Каждое лето в жаркую погоду мы с подругами пропадали там, купались до посинения.
  
  Отец часто ездил в командировки на этюды, писал пейзажи. Уезжал на два-три дня, а я провожала его, а потом ревела. Возвращаясь, он привозил написанные маслом пейзажи красивых мест. Всегда была вода. Она у него получалась особенно хорошо, как настоящая, всегда живая, такое ощущение, что сейчас потечёт с холста.
  
  Я любовалась, и обида исчезала. Подолгу с интересом наблюдала, как он дорабатывает каждый свой этюд, следила за каждым взмахом кисточки. В квартире у нас всегда чувствовался запах красок, художественного масла и скипидара. Повсюду стояли холсты, картонки, деревянные рамки и огромное количество его работ. Пейзажи висели в рамках на стенах повсюду, его работы без рамок стояли на стеллажах, в стенке, на полках. Их были сотни.
  
  Он ездил на Саяны, писал деревеньки, несколько картин красовались волжскими пейзажами, еще наш местный Кантат - ручеёк городской. Но больше всего было пейзажей с Маны.
  В его комнате стояли письменный стол, диван, телевизор, стены были все в полках, заставленных безмерным количеством книг. У окна стоял мольберт - самое любимое и дорогое.
  
  Он не был профессиональным художником. Хотя у него было высшее художественное образование, он заочно закончил Московский Художественный институт, работал он в медицине и был очень неплохим специалистом. Он считал, что художнику не прокормиться, именно поэтому, воспользовавшись своими связями, посодействовал провалу на вступительных экзаменах в художественный институт моей сестры. Наверно, она его не простит никогда.
  
  В медицинских кругах его ценили и очень часто прибегали к его консультациям даже опытные специалисты. В общении с людьми он был очень лёгок и остроумен, всегда мог запросто развеселить, выдать какую-нибудь шутку, как говорят в народе, язык у него был подвешен, и, надо сказать, хорошо подвешен. Душа практически всех компаний!
  
  Справедливости ради, необходимо отметить, что такого положения он достиг не без помощи моей мамы. Когда они встретились, он был простым лаборантом на кафедре мединститута, а она студенткой. Он не мог нигде удержаться подолгу по причине пристрастия к спиртному. Она воевала с ним, терпела его причуды, была рядом, когда его посещали чёртики, а он тащил всё из дома.
  
  Когда терпение у мамы кончилось, она через друга семьи, чтобы он не знал о её причастности, определила его в лечебницу под страхом признания полной профнепригодности. Он пролечился, с тех пор ни разу не выпил ни капли спиртного. Написал кандидатскую, и всю жизнь винил мать, что она помешала ему стать доктором.
  
  * * *
  Мама уехала в командировку во Владивосток. Ещё никогда она так надолго нас не оставляла. Мы были с папой.
  
  Мне было весело, каждый вечер я баловалась до бессилия. Подкрадывалась к нему тайком, заползала под стол, а потом выпрыгивала. Какое удовольствие видеть, как он пугается от неожиданности. И совсем не хотелось идти спать, он же не спит.
  
  В один день я открыла для себя, что он превосходно готовит. Мы были на кухне, и он с творческим задором варил суп харчо, я ему помогала. Что это был за суп! Такого харчо я никогда больше не ела, яркое воспоминание навсегда запечатлелось в памяти. Мы сидим за одним столом, едим острейший суп харчо - мы вместе, и нам весело.
  
  Как-то утром я проснулась и полетела прямо из постели к нему в комнату. Комната была закрыта, крепко закрыта. Я услышала его голос. Он с кем-то говорил по телефону, разговор был на повышенных тонах. Я стояла за дверью и не верила своим ушам:
  - Валюха, я не могу без тебя, слышишь?!
  Пауза, ему что-то говорят в трубку. Слышно, как он вскакивает, сердится, уже почти кричит:
  - Я люблю тебя, я прямо сейчас приеду к тебе. Слышишь? Всё брошу и приеду! Я не могу без тебя, Валюха! Ну что ты делаешь со мной?! Я приеду! Валюха!
  
  Это имя - Валюха. Это имя не моей мамы. Я не знаю никого по имени Валюха. В глазах у меня темнеет. Он говорит, что любит, он не может и готов сорваться, бросить всё и приехать. Меня бросить... Я же одна. Нас только двое. Куда он поедет?
  
  Все несколько оставшихся дней до приезда мамы у меня в ушах было только это имя - Валюха, я снова и снова слышала, как он кричит в трубку, как дрожит его голос. Я не видела земли под ногами, я не слышала, что мне говорят, я не хотела гулять, есть. Первый раз в жизни я была не здесь, меня словно не было вовсе.
  
  Я так и не подала ему вида, что слышала. Я ушла и легла. Он не знал и никогда не узнал об этом.
  
  * * *
  Я вернулась из школы. С кухни веяло очень вкусным ароматом. Что-то шкварчало на сковородке. "Она вернулась. Мама дома", - сразу подумала я. Я шла в сторону кухни, опустив голову, навстречу её тапочки, она улыбается. Я рада, я её обнимаю, но у меня одна мысль: "Сказать?"
  
  Я не смогла долго мучаться. И сказала...
  - Да, её Валька зовут. Я знаю её. Мы с ней ещё в Красноярске работали. Значит, она... Валентина...
  - Так ты её знаешь? И что, ты ВСЁ знаешь?
  Я удивлялась её спокойствию, внешнему спокойствию. Мне показалось, что она боялась услышать подтверждение. Сейчас всё ясно и понятно, что всё потеряно. Последнюю её надежду отобрала девятилетняя дочь.
  - Она мне ещё тогда говорила: "Ну что ты, Люся, подкачала? Сына ему не родила?" - зачем-то вспомнила она.
  
  Это было начало конца моего детства.
  
  * * *
  Немного прошло времени с того момента, как я всё рассказала. Наверно, мама не могла больше носить обиду в себе.
  
  Мы были в гостях у моей сестры в Красноярске. Ходили по магазинам, гуляли по городу. Когда вернулись, нашли записку: "Ждать не могу. Еду. Добирайтесь сами. Юрий".
  
  Пришлось ехать на автобусе, меня страшно укачивает в транспорте. Автобус едет долго. Приехали поздно вечером. Я зелёная, еле на ногах держусь. Он в комнате на диване, телевизор смотрит.
  
  Мама не долго молчала.
  - Не мог дождаться, мы тебе не нужны совсем, да?
  Я не слышала, что он ответил.
  - Ну что ж? Давай тогда квартиру разменивать?
  Потом я услышала звук разлетавшегося вдребезги стекла. Что-то вылилось на пол. Он, стиснув зубы, рычал какие-то угрозы. Затем мамин крик. Шум. Я вбежала на кухню, и единственная мысль крутилась у меня от всего увиденного: "Они убьют друг друга!" Ужас пробежался холодной испариной по всему телу. Что делать? Я видела такое первый раз в жизни.
  
  Полгода мы с мамой скитались по знакомым. В дверь от нашей комнаты мы врезали замок, но он не спасал на общей территории: в кухне, коридоре, ванной. По утрам я с ужасом смотрела на мамин заплывший глаз, опухший нос. Побои не скрывали даже тёмные очки. Для устрашения он бил хрусталь, посуду - чтоб нам не досталось. Он изрезал почти весь её гардероб на клочки. Засыпая у очередной маминой подруги, я сразу видела его и открывала глаза. Мне было страшно. Я его боялась...
  
  
  До сих пор в памяти свежо воспоминание, как он заставлял меня отказаться от неё. В руках у него моё свидетельство о рождении. Он очень разъярён.
  - Я в последний раз спрашиваю тебя: с кем ты остаёшься? Будешь со мной жить?
  Я не могу произнести ни слова, захлёбываясь слезами, машу головой.
  -Тогда я разорву твоё свидетельство о рождении, и никто никогда не узнает, кто твой отец! Тебя будут звать безотцовщиной! С ней остаёшься?
  Я киваю.
  - Тогда забирай свою кошку и иди отсюда.
  Он выставил меня на улицу с дипломатом - я собиралась в школу - и с кошкой подмышкой.
  Я не забуду этого ужаса: куда мне идти?
  
  * * *
  Через полгода страха и гонений, казалось, жизнь налаживается. Мы наконец-то разделили имущество и переехали с мамой и сестрой в Красноярск. У нас была своя отдельная квартира, свой дом, свой уголок. И нет больше скандалов, криков, споров. Тихо и спокойно.
  
  Он тоже переехал в Красноярск, жил в соседнем районе недалеко от нас. Мы редко общались. Так, созванивались по телефону раз в месяц. Я приезжала к нему в гости. Но все встречи проходили сухо и напряжённо. Что я могла ему сказать?
  
  Через полтора года после развода он единственный раз приехал меня поздравить с днём рождения, подарил набор тарелочек с тремя поросятами. А года через три, я точно не помню, он объявил мне, что скоро женится. Через два месяца после этого я познакомилась с Валентиной...
  
  * * *
  В одно лето отец взял меня с собой в деревню под названием Береть. Валентина оттуда родом, она там росла, ходила в школу. Там старый деревенский дом её матери. Просторы живописны - вдоль берегов горной бурлящей Маны разместились горы и склоны, покрытые разнообразными оттенками зелени. Природа заставляла восхищаться, взор художника не мог остаться равнодушным.
  
  Мы с отцом на этюде, расположились рядом друг с другом. С собой у нас этюдники на ножках - неотъемлемые друзья пейзажистов. Я слежу за его кистью, за лицом. Он подсказывает мне, направляет: "Вот здесь такой цвет, а тут можно мазком, - ловко, одним взмахом кисти изобразил то, над чем я безнадёжно билась полчаса, - и так оставить..."
   Панорама очаровательная: река на изгибе, вдали гора "сапун", по берегам кусты, берёзы, ели. Но всё это мне до боли знакомо, родной пейзаж, я здесь первый раз, а знаю эти места почти наизусть.
  
  Мы закончили. Странно... Писали одновременно одну и ту же картину: у него на холсте день, яркий, солнечный, а у меня - пасмурно...
  
  Исключая походы на этюды, вся остальная жизнь в деревне у нас происходила порознь. Как ни странно, но общались мы больше с Валентиной и с её дочерью Оксаной. Оксана была значительно старше меня, но общение с ней было лёгким и непринуждённым.
  
  С Валентиной мы часто ходили на берег мыть посуду, просто прогуливались, много разговаривали, она рассказывала про своё детство, про родню, деревню.
  - Вот, уже скоро развалится, - показывала она на сарай во дворе, - покосился уже. Тридцать лет уже обещает мне сделать!
  - Тридцать лет? Мне семнадцать...
  Я стояла в ступоре, до конца осознавая услышанное.
  - Я поняла тебя. Слышишь, посмотри на меня, я перед тобой ни в чём не виновата.
  Я промолчала.
  
  Вечером, за чаем, она ещё раз многозначительно повторила мне, что ни в чём передо мной не виновата. Да только имеет ли это сейчас значение?
  
  * * *
  - Я заметила, ты в разговоре всегда называешь его ОТЦОМ.
  - Да, Оксан, называю. А как мне его называть?
  - Ну, люди говорят: ПАПА.
  - Слишком много произошло, чтоб он оставался для меня папой.
  Оксана задумалась. Мы прогуливались по деревенским улочкам. Я любовалась простым сельским бытом, вдыхала воздух, пахнущий лесом, мхом, сыростью после дождя и грибами.
  - Ты нас винишь? Ты знаешь, мама не виновата. Она сама жертва.
  Я вопросительно посмотрела на неё.
  - У него какое-то болезненное к ней влечение. Она несколько раз пыталась порвать с ним. Он приезжал, устраивал сцены, грозился покончить с собой. Один раз мы его поймали уже за ноги, он прыгнул с балкона. Что-то ненормальное с ним творилось.
  - Да, что-то ненормальное. Таким, как во время развода, я не видела его никогда. Но, наверное, он любил...
  Мы ещё много говорили, а потом лето кончилось. Мне показалось, что мы расстались друзьями, если, конечно, дружба могла тут быть.
  
  Будни забурлили заботами, поглотив меня своими волнами с головой. Я заканчивала школу, готовилась к поступлению в академию, куча волнений, надежд. Мы с отцом виделись редко. А когда встречались, я делилась с ним своими планами, а он говорил, что болен и, наверное, скоро умрёт. Я отмахивалась: "Пап, ну не говори о смерти, ты будешь жить долго". Почему я не прислушивалась? Не хотела верить. Или просто не верилось, что человек с отменным здоровьем, сильным сердцем может серьёзно говорить о смерти.
  
  Меня не было рядом, когда его не стало. Валентина говорила, что он не хотел сообщать мне про больницу, про то, что ему стало хуже. Меня на этот момент не было в городе. Когда мне сообщили, было уже поздно.
  
  Пришло много людей проститься с ним. Все говорили красивые речи, вспоминали, как и кому он помог, каким хорошим и отзывчивым человеком он был. В просторном зале онкодиспансера были его друзья, коллеги, родственники Валентины и мы с мамой. Я стояла в стороне, далеко от него. Возле его гроба все места были заняты близкими родными Валентины.
  
  Я никого не слышала и не видела в этот день. Я не могла себе простить того, что за все годы не сказала ему главного: что я всё-таки люблю его, безумно люблю...
  
  "Как ты могла уехать из города, зная, что он болен?" - спрашивала меня потом Валентина. Если бы я знала... Сама не знаю - как могла... Теперь его нет. И он не хотел, чтобы я была рядом. Почему он не хотел? Я не узнаю. И я никогда не смогу ему сказать... Ничего не смогу сказать.
  
  * * *
  У меня осталось только три фотографии и несколько его картин - всё, что напоминает о нём. Да, ещё "окно", моё "окно", которое я писала рядом с ним. Окно его глазами, словно окно в его мир, который так и остался закрытым для меня.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"