Аннотация: Ленка привезла из отпуска в солнечном Египте две старинные фигурки. Говорят, их нашли в гробнице Тутанхамона. Предметы старины очаровывают. Но что, если магия Древнего Египта до сих пор жива?
- Петька-а-а-а! - Ленка повисла у него на плечах, поджав ноги. - Как я соскучилась! Жалко, что ты не смог полететь.
От её волос пахло горячим песком и горьковато-солёным морем.
- Ну ты же знаешь, работа, - сухо ответил Петька, опустил белокурую девушку на пол и с безучастным лицом взвалил пухлый чемодан на тележку.
Она прилетела утренним рейсом, так что встать пришлось рано. А впереди ещё нелёгкий день - доклад на еженедельной планёрке, отчёт по продажам. Петька слушал Ленку в пол-уха, мысленно прокручивал умные фразы, которыми намеревался отбиваться от ставших уже привычными укоров начальника. Ну что он сделает, если кризис в стране, да и в мире тоже? Не заставлять же людей насильно покупать ненужные им побрякушки, не выворачивать же карманы каждому посетителю? А продажи падали, кривая товарооборота неумолимо устремлялась вниз. Он даже подумывал: "А ну к чёрту эту наглядность! Убрать графики из отчёта, чтобы не раздражали. А то ведь, словно красная тряпка для быка".
Ленка же тараторила, как будто все десять дней играла в молчанку - копила слова для ненаглядного. И вот теперь прорвалось, кранчик открылся, и словесный поток строптивой стихией понёсся на Петьку.
- ...море просто волшебное, хоть весь день сиди. В такую жарищу и вылезать из него не хочется, русских много было, мне повезло, повеселились с одной молодой парой просто отлично. Ты на работу не идёшь сегодня? А? Петьк? Ты что, не слушаешь меня?
Ленка остановилась и демонстративно упёрла загорелые, почти шоколадные, руки в бока. Точёная фигурка, мягкие, в меру округлые бёдра в коротеньких джинсовых шортах так и притягивали взгляды прохожих. Но Петька и глазом не повёл.
- Да слушаю, - буркнул он, - пошли уже. А то опоздаю, планёрка сегодня.
- Ну Петька, - заныла девушка.
- Лен, ну не могу сегодня. Всё, не начинай. Возьму день завтра, послезавтра, может...
Ленка вздохнула и поплелась за Петькой, который быстрыми, почти метровыми, шагами рассекал зал аэропорта и с противным шумом катил перед собой тележку для багажа. Кожаные подошвы туфель проскальзывали на глянцевой, недавно начищенной керхеровским аппаратом, плитке, что Петьку раздражало, и он ещё сильнее толкал ни в чём не повинную каталку.
В Египет Петька отправил свою зазнобу не без умысла: "Пусть поплескается в море, почувствует себя принцессой, похвастается перед подружками новыми фотками в бикини, да и, в конце концов, бойфрендом тоже - не поскупился, подарил путёвку в пятизвёздочный отель, всё как положено". А сам тем временем хоть дух перевёл. Это ж невозможно терпеть, когда тебя и на работе, и дома словно дёргают за верёвочки - и то им сделай, и то подай. Одному - продажи, другой - любви и внимания. А отдых - он ведь для каждого свой. Ленка набралась сил, посвежела, приобрела шоколадно-бархатную корочку, как на свежей выпечке. А он десять дней возвращался с работы в тишину и спокойствие родного дома, мог жевать свой "доширак" до умопомрачения, на завтрак пиццу из микроволновки, спортивный канал перед сном, ну и кое-какой ещё...для взрослых. Жаль только, во время отдыха дни пролетают быстро.
- Я такое щас тебе покажу, - с воодушевлением заговорила Ленка, принявшись за потрошение упитанного и надутого, словно водный матрас, чемодана. - Такие штуковинки смогла урвать, закачаешься. Настоящая история, вот это - Египет, точно! Смотри!
Она достала две фигурки сантиметров двадцать высотой - одна из белого, похожего на мрамор, камня; другая - потемнее, видимо, из известняка. Обе были расписаны иероглифами, чудаковатыми символами - такие Петька видел и в книжках про Египет, и в голливудских фильмах, - напоминали мумий фараонов - стояли вытянутыми по стойке "смирно" со скрещенными на груди руками.
- Эту беленькую я себе оставлю, - щебетала довольная Ленка.
- И что это такое? - спросил Петька. Ленкиного восторга он не разделял, да и ко всем предметам старины относился с прохладцей. Хотя... ну какие там предметы старины? Подсунули впечатлительной туристке новодел, сувенир за три копейки, а содрали, поди, кучу денег - но про эту кучу Петька решил не уточнять, зачем себе с самого утра настроение портить?
- Прикинь, это из гробницы Тутанхамона, - заговорщически прошептала она с круглыми от восторга глазами. - В лавке антикварной дедок такой, по-русски шпарил прилично, рассказал, что когда гробницу открыли, там столько всякого добра оказалось. И некоторые прихватили себе, так сказать, для домашней коллекции. А чего? Там и так всего полно, музеям да историкам хватило.
- Ну сомнительно, конечно, - пробубнил Петька. А сам подумал: "Вот кучу бабла из тебя точно приличную вытянули. Домашняя коллекция, етить..."
- Ой, ну ты вечно не веришь, - бросила Ленка и с обиженным видом понесла свою фигурку к прикроватной тумбочке. - Пусть тут стоит, на виду.
Петька покрутил подарок в руке и по примеру Ленки тоже поставил на тумбочку, только со своей стороны кровати. Его всегда изумляла в Ленке эта падкость на всякие амулеты, загадочные талисманы, артефакты, причём не важно - христианские, славянские, индейцев Майя или вот, как сейчас, египетские. Она одинаково визжала от восторга, загоралась, сгребала себе, а потом, как новизна проходила, запрятывала весь этот хлам на дальние полки.
Фигурки, словно стражи, встали по бокам семейного ложа, освещаемые молодым солнцем. И будто огненной печатью на миг проявились старинные надписи и тут же угасли, как только тучка прикрыла утреннее светило своим ватным тельцем.
Этот день выдался для Петьки на удивление удачным. Шеф не стал терзать его надоевшими планами и антикризисными мерами, а лишь с тоской в глазах просмотрел унылые графики, вздохнул и впервые за Петькину карьеру заговорил с ним, что называется, за жизнь.
- Чтоб его, этот кризис, а? Ну вот, хоть из шкуры вон лезь, а она - эта кривая, падла, всё вниз ползёт да ползёт. Ты вот, Петька, молодой ещё. Семерых по лавкам нет?
Петька замотал головой и в изумлении промычал что-то нечленораздельное.
- Вот и не торопись. Да чего я тебе рассказываю? Вон плечистый какой, шевелюра лоснится, девки, поди, табуном ходят. Нагуляйся пока, пережди. Да и вообще, - начальник махнул рукой, - ну их к лешему, эти семейные обязательства! Думаешь, рвал бы я тут мягкое место, если б не семья? Да ни в жизнь! Один-то уж нашёл бы занятие получше, дауншифтингом занялся бы.
Шеф был мужиком серьёзным, как раз в том солидном возрасте, когда положено иметь взрослых детей, дорогой, из салона, автомобиль и часы известной марки. Прилагаться это должно всё к благозвучному наименованию должности с обязательными словами наподобие: "директор", "начальник чего-то там", "руководитель" или на худой конец "зам".
Домой Петька вернулся спокойный и довольный. Гроза прошла мимо, а на графики наплевать - пусть ползут вниз, зато никто теперь не наседает, не вымогает каких-то волшебных мер, танцев с бубнами.
- Это, наверно, так египетские штучки подействовали, - с победоносной ноткой в голосе заключила Ленка. - Мистика, не иначе.
Петьке, в общем-то, было всё равно, что подействовало. Но уж коли эти фигурки такие волшебные, пусть будут - есть не просят, авось ещё какое счастье привалит - Петька был не против.
Ночью Ленка выпустила весь пар, десять дней воздержания дали о себе знать - застоявшаяся страсть, да ещё подогретая жарким египетским солнцем, обрушилась на Петьку феерическим фонтаном.
- Ты - фараон, - шептала она в исступлении, в глазах горел огонь обожания и что-то ещё, чего раньше Петька в своей девушке не наблюдал - какие-то ведьминские искорки, раздуваемые и вспыхивающие с новой силой при каждом слове: - Фараон! Мой фараон!
А как только подкатил мучительный и сладостный пик, то Петька уже и сам не сомневался в своём царственном происхождении.
Засыпая, он бросил взгляд на величественно бдящую фигурку из известняка, и лёгкое неудобство пробежало по коже, словно обдало распаренное в бане тело прохладным ветерком. Из гробницы всё-таки вещь, как-никак. Всё равно что с могилы цветы притащить. "Хотя, - подумал он, зевнув, - теперь это уже предмет старины..."
Работать с того дня стало легче, свободнее. В начальнике за ширмой делового костюма с дорогим, новомодным галстуком Петька видел теперь человека, которого так же, как и его самого, до чёртиков достали эти графики и вечные гонки за выручкой. Они даже в один из вечеров вместе завалились в местный бар хлебнуть пивка. И хорошо так хлебнули, душевно, разве что без целования обошлись.
Петька начал замечать стреляющие в его сторону глазки, украшенные накладными ресницами и ланкомовской тушью. Секретарь Дашенька вдруг оказалась "отпадной" девчонкой, с ней даже футбольный матч не грех обсудить во всех подробностях. Словом, Петька расцвёл, распушил свои пёрышки, воспрял духом и наслаждался каждым мгновением: дома он - фараон, в офисе - Дон Жуан.
Этой ночью Петька долго не мог уснуть, пялился в потолок да на маленькую, раздуваемую сквозняком, щёлку в шторах. А оттуда словно подглядывала круглолицая луна - как раз полнолуние. Как только находил на Петьку сонный паралич, тело проваливалось в воздушную вату, веки слипались, и вот-вот, казалось бы, отключится сознание, так сразу обострялся слух и улавливал отчётливый шорох за спиной. Каждым позвонком Петька ощущал чьё-то присутствие прямо возле кровати. Тёмный силуэт склонялся над ним, отбрасывая на покрывало тень. Петька с усилием раздирал уже накрепко склеенные веки и успевал ухватить краем глаза мимолётное движение. Оборачивался, но никого в комнате не находил. Да и кому быть? Ленка спала - беспокойно, правда, изредка всхлипывая и постанывая. А больше в квартире взяться некому. Он снова закрывал глаза и ждал, когда новая волна дрёмы захлестнёт его. Но всё повторялось.
Петька увидел, как ползёт по шторам чёрная тень, отбрасываемая статуэткой. Словно гигант, восстающий из песка, силуэт тянулся вверх к потолку по едва колышущимся занавескам - величественный стан со скрещенными руками на груди. Петьке даже показалось, что голова этого истукана в царственном уборе, отливающим золотым блеском, горделиво поднята вверх, и надменно сверкают миндалевидные, густо подведённые, глаза.
Петька присел, отмахнулся от наваждения и запрятал фигурку в выдвижной ящик тумбочки - может, хоть сейчас получится заснуть.
С утра он чувствовал себя разбитым, вялым, в голове стоял противный гудёж, будто всю ночь у него под ухом орал бумбокс.
- Ленка, снова ты свою шерсть натрясла, - выкрикнул он из ванной. - Линяешь, что ли, или шкуру сбрасываешь?
Ленкины белокурые волосы попадались во всей квартире: то прилипали к брюкам, то скатывались в перекати-поле на полу, кучковались по углам. А в последнее время так и вовсе целыми прядками стали лезть. Петька даже перестал трепать Ленку за волосы в момент интимной близости - боялся, что в руке останется полхвоста.
- Ну чего раскричался? - вялым голосом отозвалась она. - Витаминки, наверно, надо попить.
Раскачивалась она медленно, над завтраком клевала носом, и это притом, что обычно она всё время подгоняла нерасторопного Петьку. А теперь они словно поменялись ролями. Ленка превратилась в ворчливого флегматика, неторопливого домоседа, куталась в плед и любила погреть диван перед телевизором.
- Так попей, - ответил Петька, - а то вон и лицо осунулось, синяки под глазами. Ты вообще что-то сдала. Может, тебе в салон сходить, спа там или ещё какие процедуры, я не знаю всех ваших штучек-дрючек.
Ленка обиженно вздёрнула носиком, но ничего не ответила.
Уже перед выходом, Петька обнаружил, что забыл надеть часы. Пробежался в туфлях до спальни и, протягивая руку к посеребренному браслету из массивных звеньев, заметил, что египетская фигурка стоит как ни в чём не бывало на тумбочке. "Странно, - промелькнула мысль, - вроде бы я её спрятал вчера". Но время поджимало, он наскоро нацепил часы и поспешил в офис.
Около трёх часов дня, как раз в самый разгар работы, вернее, эмоционального обсуждения с секретарём Дашенькой последнего матча, раздался тревожный звонок:
- При-при-еж-ж-жай скореее-е, - ревела в трубку Лена.
- Что случилось? Да не реви ты, скажи нормально!
Петька не то чтобы встревожился, но вот тень раздражения омрачила так приятно начавшийся денёк.
По приезде домой он выяснил, что Ленке внезапно стало плохо, и заботливые коллеги отправили её отсыпаться, набираться сил. Что она и пыталась добросовестно сделать.
- Мне приснилось, что она...она каким-то тоненьким инструментом так - вжить! - и полоснула меня по животу, - взахлёб рассказывала Ленка. - А оттуда вывалился какой-то орган, она его и взяла, в такой кувшин, ну глиняный, что ли.
- Да кто она-то? - не понимал Петька.
Ревущие девахи выводили его из себя, он быстро терял терпение. А Ленка не на шутку разошлась, уже заикалась от долгого рыдания, нос покраснел, глаза опухли.
- Эта, - и она пальцем показала на беленькую статуэтку, что стояла на её тумбочке.
- Ну так сон это просто, всего лишь сон, чё реветь? - рявкнул Петька.
Ленка забилась в новом приступе истерики. Слёзы градинками посыпались из глаз.
- Я...я потом в туалет пошла...Ыыыы... и из меня вывалилось что-то, я точно видела.
Петька уставился на Ленку своими ярко-карими глазами. Он готов был надавать ей по носу за такой несусветный бред.
"Нет! Ну взрослая ведь девка, а такую чушь несёт!"
А вслух сказал:
- Ну и где это "что-то"? Покажи.
- Там, я не могу смотреть... ыыыы...
Петька пошёл в туалет, удивляясь самому себе, что проверяет подобный бред.
- Нет там ничего, - крикнул он. - Показалось тебе.
Но Ленка ещё долго не могла успокоиться, всхлипывала и сворачивалась калачиком. А на следующее утро уговорила Петьку, чтоб тот отвёз её в клинику - узи сделать.
- Я хочу убедиться, что всё в порядке.
Петька про себя решил, что девка чокнулась совсем, но спорить не стал. Сделает - успокоится и от него отстанет.
В клинике девушку заверили, что всё хорошо, отправили домой, посоветовали попить пустырник или ещё какое успокоительное. Но через неделю Ленка слегла, взяла больничный и, коконом закутавшись в одеяло, поселилась на кровати.
- Это она снова. Снова! Петька! - будила его по ночам болезненным бредом.
- Да убери ты её, раз так боишься.
- Убирала...возвращается она.
Петька вдруг вспомнил, что тоже как-то прятал свою статуэтку в ящик, а она вдруг опять на тумбочке оказалась. Но мало ли, мог завертеться, забыть, что вытащил. Да чепуха всё это!
- Спи давай! - и повернулся на другой бок.
А ещё через день нашёл он Ленку в ванной, голой и трясущейся, руки она прижимала к животу крепко-крепко, и безумными глазами, словно зверёк на привязи, смотрела на Петьку.
- Чего ты?
Петька пытался её поднять, но она скрючивала ноги, будто в судороге, поджимала под себя и валилась на пол. Тогда он силился поднять за подмышки, разжать ей руки, но она намертво сцепила их на животе. "Нет, нет, вывалится, сейчас всё вывалится", - бормотала она бледными губами.
Петька сел рядом на краешек блестящей фаянсовой ванны и только сейчас рассмотрел столь разительные перемены, приключившиеся с его Ленкой. Глаза совсем впали и потухли, прежний огонёк угас, а былые ведьминские искринки теперь тлели и окутывали взгляд мутной дымкой зарождающегося безумия. Губы била мелкая дрожь, а нос заострился. Скулы стали чрезмерно выпирать на бледном с сероватым оттенком лице. Куда исчезла его красавица-блондинка, пышущая энергией? Когда превратилась она в иссохшую, бескровную ветошь?
Он дотронулся до острого Ленкиного плеча, ощутил, как судорогой прошла дрожь по её холодному телу. От густой копны волос остались куцые, потускневшие патлы. Ленка показалась ему такой маленькой - крошечным ребёнком, который в страхе забился в угол.
Ещё долго стоял перед ним затравленный и отчаянный взгляд, который Ленка устремляла невесть куда. А сотрудники психбригады закутывали её в белую простынь и уводили, держа под локотки, из родного дома.
Петька не находил себе места. Квартира как будто осиротела без неё. Во всей деловой кутерьме он и не замечал, что Ленка наполняла их жилище своим дыханием, словно душой. Казалось, стены чувствуют её боль, и вот-вот что-то порвётся, с треском разлетится на мелкие кусочки. Когда Ленка была в Египте, дом покорно ждал, воздух не наполнялся тоской, а лишь благостным ожиданием. А теперь тут всё замерло, застыло, и время, такое ощущение, замедлило свой ход.
В психдиспансере ей стало хуже. Его не пустили. Врач сказал, что она вырывалась, кричала, несла сумасшедший бред, мол, кто-то пришёл за ней и хочет забрать её органы. Петька плёлся по городу бесцельно. Вдруг вся жизнь резко переменилась, мир обесцветился, словно краски выгорели на солнце. Вчерашние планы стали далёкими, как из прошлой жизни. Каждая вещь, которая раньше радовала глаз, теперь казалась не к месту и не кстати, словно просроченная еда или остывший обед. Весь мир зачерствел и заплесневел.
На полке книжного магазина, куда Петька зашёл просто так, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, его взгляд зацепил книжицу в пёстрой обложке со знакомыми картинками. Он вытащил - "Символы Египта". Петька начал с интересом листать, пока не добрался до знакомого изображения - небольшой фигурки, руки которой сложены на груди - погребальная статуэтка "Ушебти". Маленький ответчик за умершего, призванный выполнять свою работу. Петька полистал ещё, вчитался в текст. И холодный пот выступил на лбу, крупная капля медленно поползла вниз, щекоча переносицу, и явно метила в глаз.
Всё пронизано магией в египетской культуре - маленькие, искусственно созданные, существа могли действовать безо всякого ограничения во времени и пространстве. В психическом и физическом мире - где угодно. Ореол сакрального окружал верования и тайные знания древних египтян. И только Бог, - или Боги! - знают, какая цель у этих молчаливых фигурок, которых разлучили с хозяином и притащили за тридевять земель. На какой призыв должны они откликнуться? Какая работа поручена им тысячи и тысячи лет тому назад?
Петька уже не сомневался, что это ушебти свела с ума Ленку. Интересно, что уготовано ему?
Он примчался домой и сразу же кинулся к Ленкиной тумбочке, но её фигурки на месте не оказалось. Он обыскал всё - и тайники, и дальние полки с забытым хламом, все ящики, шкафы - нигде нет. Неужели Ленка забрала? Но как? Ведь при нём вытаскивали её, всю скрюченную и замёрзшую, из ванны.
Словно током от макушки до пяток пронзили его всплывшие в памяти слова: "Убирала...возвращается она". Надо немедленно мчаться в диспансер, обыскать палату и выкинуть к чёртовой бабушке эту фигурку!
Петька схватил свою тёмную статуэтку, вылетел из подъезда и с размаху закинул ушебти в мусорный бак, заскочил в автомобиль и дал по газам.
Он не успел. В затхлых стенах, где веет хлоркой и отчаянием, сухим голосом и чётко построенной фразой с точно отмеренным количеством слов - ни убавить, ни прибавить - ему сообщили, что Ленки не стало. Вот так - кончилась Ленка, истекла жизнью, и тридцати лет ещё не было. Выдали вещи - тощий пакетик - и отправили с миром.
Петька рулил до дому на автомате, пытаясь осознать случившееся и понять, как же теперь дальше жить. В Ленкином пакетике фигурку он не нашёл. Сидел над её халатом часа полтора, мял в руках, зарывался носом и вдыхал ещё оставшийся запах родного тела. Казалось, она всегда будет рядом - уже такая привычная, обыденная, с изученными повадками и причудами. А нет! Ещё немного, и совсем выветрится её аромат из последней тряпочки, и не вспомнит он уже, как сладковато пахла её кожа и какая она была на ощупь. Ещё немного, и пальцы забудут ощущение струящихся сквозь них шелковистых Ленкиных волос. Его взгляд упал на тёмное покрывало, где витой ниточкой что-то блеснуло под лучами закатного солнца. Петька взял белый волос, зажал в кулак.
"Вот он лежит, переливается, а её больше нет..."
Петька почувствовал, как содрогается в глухих рыданиях его грудь. Если бы он мог сейчас вот так же, как она, разреветься горьким ручьём и вылить всю боль наружу, извергнуть разъедающую тоску из себя. Если бы мог...
Тело не выдавали долго. Петька мрачный ходил по квартире, по пустому, расчищенному для гроба, залу. Чужой, неестественно величественной тенью тянулся за ним шлейф, отбрасывая на стены совсем не Петькины очертания. В один из вечеров Петька повалился на кровать и заметил стоящую на тумбочке статуэтку из известняка.
"...возвращается она... возвращается".
Руки похолодели, сначала он хотел схватить её и вышвырнуть в окно, но потом осёкся. Какой в этом смысл? Хотя бы спрятать с глаз долой. Он протянул пальцы, но на мгновение замер, словно побоялся обжечься.
Смертью повеяло, морозным ощущением конца. Покойника ждали эти стены, а вот чего ждала его ушебти?
Он запрятал её в ящик - чтобы не видеть.
Похоронили Ленку спустя четыре дня. Петька и не знал, что думать. Врачи ничего не объясняли - эксперты тянут - вот и весь сказ. А в коридорах морга одна санитарка нашептала ему, что "нихто не знають, что с ней стряслось. Вскрывать-то стали, а там и нету ничаго... Органов-то и нету, прости Хосподи".
Ленка, и правда, лежала в гробу, словно усохшая на несколько сантиметров, плоская, с проваленными глазницами. При взгляде на неё можно поверить и в такие бредни. Последнюю ночь в мире людей она провела в пустом зале их двухкомнатной квартирки. Петьке было не по себе. Ему хотелось как можно быстрее забыться сном, перемотать, словно видеоплёнку, эту ночь, чтобы скорее настало утро. Но сон не шёл.
Зато в соседней комнате явственно слышались чьи-то шаги. Ком подкатил к горлу, Петька замер, даже дышать старался как можно тише, чтобы этот кто-то не обнаружил его. Необъяснимый, не поддающийся логике страх зацарапался в грудине, пополз по трахее, пустил свои влажные щупальца в пищевод и добрался до желудка. Петька почувствовал, как ползёт, поднимаясь всё выше, тягучая тошнота. Потом за стеной раздался скрип, словно кто-то повернулся во сне на деревянной лежанке. "Надо просто пойти туда, включить свет и убедиться, что никого нет", - думал Петька, но встать не решался. Наконец, убедив себя в том, что глупо просто так лежать и неметь от страха, он поднялся с кровати и медленно пошёл по тёмному коридору в сторону зала.
Приоткрыв дверь, он увидел силуэт в полный человеческий рост, стоявший у изголовья гроба. Пахнуло влажным, с примесью горьковато-сладких ароматов незнакомых трав, воздухом. Скупая луна освещала часть каменного головного убора, светлое плечо и округлый сосуд в руках. Петька остолбенел, ведь незваный гость напоминал ту самую Ленкину фигурку. Вдруг в гробу что-то шелохнулось. Ленка - мёртвая и сдувшаяся - приподнялась и посмотрела на Петьку. Но вместо серо-голубых глаз на него глянули пустые глазницы с щелочками между век, внутри которых царил мрак.
- Фараон, мой фараон, - прошептала покойница.
Петька в испуге отшатнулся, запнулся за свою ногу и рухнул на пол. Из горла вырвался сдавленный крик. Он хотел убежать далеко-далеко, но всё тело вмиг стало ватным.
Поутру Петька обнаружил себя в коридоре, лежащим в позе покойника. Ладони зажимали на груди фигурку из известняка. Как только его сознание прояснилось, затёкшими ото сна руками он откинул от себя статуэтку в приступе внезапной брезгливости. Вскочил с пола, осмотрел зачем-то ноги, ощупал грудь. В зал заходить не решался до того момента, пока не стали приходить посетители.
Мать Ленки - высокая, стройная, с еле тронутым временем лицом - косилась на Петьку пьяными от горя глазами. Он кожей ощущал её мысли: "довёл, сгубил, не уберёг". Готов был даже выслушать все обвинения в лицо, лишь бы она не уходила, не оставляла его наедине с телом - чужим, только отдалённо напоминающим прежнюю Ленку.
В первую же ночь после похорон Петька провалился в сон, как только его голова коснулась подушки. А после пробуждения почувствовал жгучую, щиплющую боль - она усиливалась от малейшего движения, от прикосновения одеяла простреливало так, что дыхание сводило. Он посмотрел на грудь, и вся комната наполнилась красным... Узкие и многочисленные порезы ещё кровоточили, комната наполнилась кисловато-приторным запахом. Рядом, на тумбочке, в зловещем спокойствии стояла статуэтка. Одеяло пропиталось алой жижицей. Петька помчался в ванную. Смыв кровь, он убедился, что ранения неглубокие. После того, как он вылил на себя полпузырька перекиси и замотал грудь бинтом, в голове судорожно зашевелились мысли - куда бежать и как спасаться?
Петька решился ехать в Луксор - там, в Долине Царей, хранится мумия Тутанхамона. "Может, вернувшись к хозяину, ушебти успокоится?" - теплилась слабая надежда. А что ещё придумать, он не знал. Потусторонним холодом, инфернальным, веяло от этой загадочной фигурки из солнечной страны.
Упаковав наскоро вещи, без разбора, какие попались под руку, Петька взял фигурку - её ни в коем случае нельзя было забыть. Завернул статуэтку в бумагу, потом в какую-то тряпку, что б довезти в целости и сохранности, и сунул в чемодан.
"Погребальная", - стучало в висках.
Перед выходом он ещё раз проверил - ушебти на месте, можно ехать.
- ...перед вами мумия юного царя, Тутанхамона. Смерть постигла его в раннем возрасте, восемнадцать лет, - русскоязычный экскурсовод вещал заученный текст, а Петька смотрел, как заворожённый, на сухую тёмно-коричневую мумию.
Мыслями он витал далеко, заранее уже отрешаясь от всего земного - от жизни. Прилетев и заняв гостиничный номер, он первым делом полез за статуэткой, чтобы сразу же связаться с работниками музея, отдать ушебти - вернуть законному владельцу. Но свёртка в чемодане не оказалось. Петька перерыл всё, проверил ручную кладь, все отделы, даже подкладку сорвал, но тщетно. Фигурка исчезла. Будущее Петьке виделось в образе деревянного, пропитанного смолами и маслами, саркофага, который вот-вот захлопнется и повергнет своего хозяина в вечную беспросветную тьму.
- Четыре ведра, представляете, четыре ведра смол на него вылили. - Петька вздрогнул от неожиданно заговорившего рядом с ним голоса.
Группа давно ушла рассматривать чарующие росписи гробницы, и Петька стоял один, погружённый в свои мысли. Он даже не заметил, когда успел подойти к нему этот невысокий, щуплый дедок с тёмной, загорелой до хрустящей корочки, кожей.
- Как четыре ведра? Зачем? - растерянно спросил Петька.
На сухом, щедро сдобренном тоненькими морщинками лице, просияла улыбка - губы у незнакомца были пухлые, тёмные, отливали фиолетовым оттенком.
- Они так старались сохранить тела, ведь без физической оболочки и загробная жизнь для них невозможна. Да-да, странно звучит, но египтяне верили, что Ба, - это даже не душа в нашем понимании, - воссоединяется с телом, чтобы жить в загробном мире. И щедро залили смолами останки юного фараона. Откуда им было знать про злосчастные химические реакции? Вы посмотрите, ведь только ноги более-менее сохранились, да голова ещё благодаря погребальной маске. А на всё остальное и взглянуть страшно. Разрушается она, раз-ру-ша-ет-ся...
Дедок жалостливо смотрел на царственные останки. Его лицо выражало искреннюю скорбь, словно его до глубины души трогало то, что ещё чуть-чуть, и юный фараон лишится жизни вечной. По угольно чёрным бровям и ресницам, которые сохранили насыщенность цвета в отличие от полоски пегих волос на затылке и чуть-чуть над висками, можно было догадаться, что в незнакомце течёт африканская, вскормленная землёй Нила, кровь. Но, конечно, не тех древних египтян с миндалевидными глазами, что красовались на рельефах храмовых развалин и отделанных золотом саркофагах. Тот народ растворился в смешении с многочисленными иноземцами. А вот на нынешних, современных, египтян дедок очень походил.
- А вы неплохо по-русски говорите, - заметил Петька и тут же вспомнил, как Ленка рассказывала ему про деда из антикварной лавки.
Незнакомец улыбнулся и почтительно ответил:
- Так я в России живу уж лет двадцать, наверно, хе-хех.
Петька снова перевёл взгляд на мумию. И правда, заметил он, почти ничего не осталось.
- Но это же страшно, что вот так... от каких-то трухлявых останков зависит загробная жизнь. Они сгниют, и ты исчезнешь...совсем...навсегда. - Петьку вдруг охватил леденящий ужас от осознания полной обречённости, конечности бытия. Он никогда не был верующим и тем более набожным человеком. Но, как и многие, кому основы христианства прививали чуть ли не с пелёнок, принимал как аксиому, не требующую доказательств, что тело бренно, а душа вечна. И никак иначе.
Дедок по-отечески посмотрел на молодого человека, отвёл взгляд, глубоко вздохнул и продолжил рассказывать:
- Да, поэтому они так трепетно относились к бальзамированию своих усопших. А каждое погребение у них сопровождалось магическим оживлением - ритуалом отверзания уст. Мумию о-жи-вля-ли, заметьте. Так что перед вами, молодой человек, не просто косточки лежат. Нда... - после недолгой паузы он добавил: - И статуи оживляли. И такое было... Мы вот ходим, смотрим, думаем: "камешки, старьё, песок да глина", поковырять можем, отколупать кусочек на память. И даже в ум не берём, что в этих изваяниях может теплиться жизнь, да.
Петька внутренне содрогнулся. Слова незнакомца откликнулись в нём недавно прочитанным о магических ритуалах. Он и раньше интуитивно чувствовал, что в привезённых фигурках под слоем холодного камня пульсирует странная и непривычная в обыденном понимании, но всё-таки жизнь. Да, они жили, существовали сами по себе и явно не хотели зависеть от сиюминутной прихоти новых опекунов.
- А правду говорят про проклятие? Ну это... Как это, проклятие гробницы Тутанхамона.
Дедок беззвучно посмеялся, выдавив из себя с глухим, скрипучим свистом воздух.
- Это всё происки жадных до сенсаций газетчиков. В истории о проклятии многое притянуто за уши. Так что не берите в голову, друг мой.
То, с каким непринуждённым и лёгким тоном ответил ему дедок, привело Петьку в моральное умиротворение. От души отлегло, словно нависшая туча прямо над его головой вдруг решила пройти мимо и разразиться грозой над кем-то другим. Даже дышать стало легче, несмотря на горячий египетский воздух.
Петька вышел на улицу обновлённый и успокоенный. Ему казалось, что смерть осталась там - стоять и ждать, когда за стеклом окончательно разрушатся древние останки юного фараона. А ушебти... Да что ушебти? Может, она сама вернулась к своему господину, как почувствовала египетскую землю?
Солнце нещадно пекло, и негде было укрыться от его раскалённых лучей. Петька только сейчас вспомнил, что совсем не подумал ни о головном уборе, ни о питье. Подошвы сандалий прогрелись и уже обжигали ступни. Но всё это мелочи, по сравнению с вновь появившейся у Петьки жизненной перспективой.
Разгорячённый жарким днём он вернулся в номер и тут же включил кондиционер. Прохлада потекла сладостным потоком по комнате. Петька блаженствовал. Он даже достал бутылочку крепкого напитка из мини-бара - отпраздновать вновь нарисовавшееся будущее. Откупорив горлышко и вдохнув пьянящий аромат, он всё-таки ещё раз с опаской глянул на прикроватную тумбочку, журнальный столик - фигурка не вернулась. Опрокинув в рот стопку обжигающего и кусачего напитка, после которого по телу растеклось тепло, не изнуряющее, как на улице, а ласкающее и расслабляющее, он упал на кровать и сразу же отключился.
И уже на восходе солнца, когда в номер просочились пряные ароматы эфирных масел, приправленные горчинкой смоляного духа, Петька открыл глаза. По стене, от застланного ковровым покрытием пола, медленно ползли вверх две, словно пирамидки, тени. Они вытягивались, будто расправляли согбенные спины, и округлые очертания постепенно стали приобретать формы. Петька узнал силуэты величественных ушебти со скрещенными на груди руками.
По телу пробежал холодок, сердце стучало медленно, но напряжённо, вкладывая в очередное сокращение всю мощь, на какую было способно, словно каждый удар - последний.
"Убирала...возвращается она".
"...возвращается...возвращается".
Петька ощутил всем своим существом неизбывное желание жить. Перед глазами возникла мумия некогда молодого и полного сил фараона.
"Ты - фараон...фараон...фараон".
Фараон тоже хотел жить, с новым телом, в городе Вечности, на полях Заката.
С новым телом.
Жить.
Силуэты расправили руки. Тысячелетиями закованные в каменные фигурки, переходящие из рук в руки, превратившиеся в игрушки, пустую потеху, товар они наконец-то вернулись к своему господину. И готовы исполнить долг.
Два человека в известняковых одеяниях выплыли со стороны изголовья так, что Петька мог теперь наблюдать не за гуляющими на стене тенями, а ожившими предметами старины. Один, что в светлом, встал у его ног, в руках перед собой держал он сосуд, похожий на глиняный. Второй склонился над оцепеневшим от страха Петькой, и в каменных глазах проявился, выплыл из далёких глубин целый мир: неизведанный, чужой, забытый даже на родной земле, но не вымерший.
Взмахнула ушебти известняковой рукой, и что-то сверкнуло холодным блеском, подобно молнии пронеслось в воздухе.
"О! Наш господин, тот, кто угождает Богам, Тутанхамон! Вот мы здесь. Разверзни уста свои, открой глаза! Смотри, какое вместилище ожидает тебя. Да взлетит твоя Ба в небеса и засияет среди звёзд. Да будет теперь тебе новое тело, чтобы мог ты в Царстве Осириса гулять по полям Заката, орошать землю, сильными руками переносить песок с Запада на Восток.
О, наш фараон...фараон...фараон".