Полина - высокая, русоволосая, широкая в кости. Не красавица: хоть и соразмерны черты, но глаза маленькие, с тяжелыми веками, и оттого все лицо кажется потухшим. Ходит Полина по-мужски, выпрямив спину, как солдат и, подобно солдату, отмахивает во время ходьбы руками. Носит джинсы на размер больше нужного и свитера - на два. Один раз я видел ее в коротком платье, случайно, в выходной. У нее оказались стройные ноги и маленькая грудь, как у модели. Полина тогда меня не заметила - я был с женой, она с каким-то сумрачным мужчиной, вероятно, с мужем, и мы почти столкнулись в парке на аллее. Полина меня не заметила. А может, только сделала вид, что не заметила. Я ведь тоже сделал вид, что не заметил. Я не люблю Полину.
Впрочем, никто не любит Полину. Сослуживцы смеются над ней, кто в лицо, кто так, по поводу и без. Полина и сама смеется с ними, хохочет, обнажая десны, но все замолкают раньше, и смех ее, одинокий, прыгает в тишине. Она может смеяться тремя разными способами. Все умеют смеяться по-разному, от случая к случаю позволяя себе то раскатистое ржание, то сдержанное хихиканье, а в особых случаях некоторые генерируют светский деликатный смех (этих я ненавижу больше всего). Полина так не умеет. В зависимости от обстоятельств она либо, астматически задыхаясь, выдавливает из себя короткие смешки, либо пускает высокую дрожащую трель: хы-ы-ы-ы! Третий ее смех - нежный, тихий, как у младенца. Я слышал его только один раз.
Никто не любит Полину. Никто поэтому с ней и не обедает. Все собираются парами, тройками, девушки с девушками, мужчины с мужчинами, весело переругиваются из-за очереди греть еду в микроволновке, болтают с набитыми ртами. Полина ждет, пока не пообедает последний сотрудник. Она боится помешать. Только Рая иногда обедает с Полиной - даже зовет ее с собой. У них есть общая начальница, которая однажды погнала Полину в туалет делать тест на беременность, потому что Полину с утра стошнило. Тест оказался отрицательным, тошнило из-за йогурта, но начальница заставила сделать еще один тест, хотела лично присутствовать. Тогда за Полину вступилась Рая. Рая, которая одна никогда не смеялась над Полиной, Рая, которая порой садилась с ней обедать, немолодая менеджерша Рая - двое детей, два несчастливых брака, одна несчастная любовь - Рая тогда сказала начальнице Полины такое, что начальница пошла красными пятнами и от Полины отстала. Но Полина все равно плакала. Потом. Да, Рая тоже не любит Полину. Просто Рая ее жалеет.
Никто не любит Полину, но у нее есть муж. "Он такой забавный, - говорит Полина и смеется. - С вечера приготовила себе на утро пятьсот рублей, в маршрутке думала разменять. Утром смотрю - нет денег. Это, говорю, ты! Больше некому! Нет, молчит. Так и не признался!" Муж встречает ее иногда после работы на машине и, может быть, когда-нибудь купит ей кошку. Полина не очень любит кошек, она больше любит собак.
"Ну и просила бы собаку, - сказала ей Рая однажды. - Раз собак любишь, зачем кошка?"
Они стояли в курилке, а я был рядом, мне нужно было позвонить одному приятелю, но тот никак не отвечал, а в курилке у нас прием лучше всего, поэтому я там торчал уже минут десять, и все без толку. Рая с Полиной вошли позже, Рая - чтобы покурить, Полина - за компанию.
"Просила бы собаку, говорю", - повторила Рая. Она курила сигарету "ультра-слим" - такую тонкую, что непонятно было, как там умещается табак.
"У меня случай в детстве был, - ответила Полина, отмахиваясь от дыма. - Мне кокер-спаниеля подарили, щенка, ну как - щенка, молодого. И он жил с нами год или больше чуть-чуть. Потом однажды пошли гулять, он на дорогу выбежал, а как раз самосвал ехал, и его задавило. Причем, интересно так (Полина смеется): голова и лапы целые, а все остальное по дороге размазалось. Ну, его на колеса намотало и на всех колесах прокрутило. Я-то, хы-ы-ы-ы! (опять смеется) Сразу там, понятно, в слезы, ну там, выбежала за ним, зачем-то пакет схватила, все это, ну там, кишки, все, стала в пакет собирать зачем-то..."
"На суп, что ли?" - Рая издала нервный смешок.
Я поднял голову от телефона и посмотрел на них в ужасе. Рая покачала головой, хмыкнула и затянулась так, что треск пошел. Полина посмотрела на меня и улыбнулась. Улыбка вышла спокойная, мягкая.
"Так а чего теперь-то плакать, - объяснила она. - Легче смеяться, чем плакать".
И засмеялась непривычным, тихим смехом, нежным, как у младенца.
Это был тот самый единственный раз, когда я его услышал.