Иванович Юрий : другие произведения.

Мария Изабель

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.57*13  Ваша оценка:


МАРИЯ-И3АБЕЛЬ.

   Мария-Изабель - была закоренелой реалисткой и страшно этим горди­лась. Почти все действия в её жизни, были плодом глубоких и тщательных размышлений, в которых приоритетною роль играли: необходимость, воз­можность и целесообразность. Марии совершенно несвойственны были ка­кие-либо мечтания о чуде, упования на судьбу или счастливый случай. Ни­когда не позволяла себе даже думать на тему: повезёт или не пове­зёт. Во всём только здравый смысл и конкретные, вполне осуществляемые действия.
   Единственное, что она категорически считала неприемлемым для дости­жения поставленных целей, так это использования своей привлекатель­нос­ти и своего красивого тела. Даже наоборот. Если кто-нибудь из мужчин, во время деловых переговоров начинал намекать, что, мол, всё бы реши­лось парного проще и быстрее, если бы они вечером встретились и выпили по ча­шечке кофе и "мило поболтали" в непринужденной обстановке, Мария Иза­бель превращалась в мстительную ведьму. И не успокаивалась до тех пор, пока изрядно не насаливала незадачливому ухажеру.
   Это нисколько не говорило о том, что секс ей не нравился и она его от­рицала. Как реалистка она понимала: секс необходим женщине и физичес­ки и морально. Без него невозможны полноценное развитие и существование здорового, и желающего таковым остаться, организма. К тому же, как чело­век с нормальной психикой, она всегда хотела иметь мужа, детей, свою се­мью. Характер и образ будущего супруга у неё уже был намечен с самого дет­ства - добрый, веселый, любящий и только мой. Став постарше, она уз­нала расхожее мнение: если жена не устраивает мужа в постели, тот идёт либо к проституткам, либо ищет связи на стороне. А этого она не хотела ка­тегорически. Ей шёл восемнадцатый год, когда один из её старших друзей, известный ловелас, в шутку предложил дать уроки сексуального образова­ния, и был очень приятно удивлён ее согласием. "Ученица" оказалась такой одарённой и старательной, что "учитель'' бросил свою жену, своих лю­бовниц и ползал на коленях у её дверей, умоляя выйти за него замуж. Но это было не то. Мария-Изабель считала, что муж должен быть только её. И ни в коем случае не бывший в употреблении. К тому же, надо было уст­раиваться в жизни и делать карьеру. Замужество ею было запланировано на тридцати-, тридцатидвухлетний возраст. Поэтому она безжалостно отбро­сила предло­жения о браке, как впрочем, и всякие отношения со своим первым любовни­ком. А что бы в дальнейшем не возникало подобных осложнений с мужчи­нами, она выбрала своеобразную и очень расчётливую тактику. Подбирала партнеров для постели только женатых и только очень боящихся своих жён. Два-три раза в неделю, по несколько часов, вполне хватало для Марии, что бы содержать свой организм чувственным и здоровым. Если же партнёр те­рял голову и начинал мямлить о более продолжительных встречах или тем более о сожительстве, она его безжалостно "отшивала" и без больших уси­лий всегда находила адекватную замену.
   И делала карьеру. И к тому же в очень нелёгкой, не сулящей быстрых и больших доходов, деятельности. Огромная конкуренция и большие предло­жения никому и никогда не давали почить на лаврах, или сделать перерыв. А потом без усилий снова вернуться на прежнее поприще и продолжать рабо­тать, как и прежде.
   Нет. Надо было работать каждый день, почти без выходных. Скрупу­лезно и тщательно разрабатывать старое и уверенно, но с оглядкой, делать новое.
   В отличие от большинства людей, порой всю жизнь мечущихся в поис­ках своего призвания, для Марии никогда не вставал вопрос: "Кем быть?" Только модельером! Только создавать и шить то, что украшает, защищает и радует любого человека. Творить одежду! Она увлекалась шитьём одеж­ды с самого детства. После занятий в школе часами просиживала за машинкой, стараясь сшить, долго и предварительно продумываемые и детально рас­краиваемые, самые различные виды одежды. И у неё получались превосход­ные вещи. Подруги всегда откровенно завидовали её шикарным блузкам, юбкам, платьям и брюкам, в которых её и без того очаровательный вид, по­лучал особый лоск, опрятность и, довольно-таки, впечатляющую шикар­ность.
   Но свои первые деньги на этом поприще она, как ни странно, зарабо­тала на мужских рубашках. Ей удалось придумать новую и вполне ориги­нальною модель, которая ознаменовала начало коммерческой деятельности и принесло средства для постепенного увеличения производства. Первый эк­земпляр своего труда Мария кроила, шила и переделывала целых три дня. А на четвёртый день, на Ретиро, самом большом базаре Мадрида, состоялась премьера. Она встала в длинном ряду продавцов всякой всячины и, держа рубашку просто в руках, даже без плечиков, заломила за неё совсем несус­ветную цену. При этом она руководствовалась вполне реальными рассужде­ниями. Первое: если рубашкой будут очень интересоваться, то надо изучить этот спрос подольше, нет смысла продавать изде­лие быстро, пусть даже с со­лидной выгодой. Второе: если же не купят и не заинтересуются, то надо ра­ботать дальше по усовершенствованию, а первая модель всегда продастся по цене покрывающей расходы на её, даже не соз­дание, а просто шитьё и мате­риалы.
   Поэтому она даже не обрадовалась, а сильно расстроилась, когда в пер­вую же минуту к ней подошёл солидный мужчина крепкого телосложения и спросил:
   - Есть мой размер?
   - Увы! - Мария притворно вздохнула. - Только этот размер: 48-50.
   Покупатель в задумчивости почесал подбородок, разглядывая швейное тво­рение, и вдруг воскликнул:
   - О! Как раз на моего сына! Сколько?
   Она выпалила цену, которая, по её мнению, должна была если не от­пугнуть, то заставить задуматься любого и перестала дышать. А в ответ ус­лышала:
   - Заверните!
   Трясущимися реками сложила рубашку в кулёк, получила деньги и чуть не расплакалась, глядя в спину, удаляющемуся мужчине. Как же так! Шила, ста­ралась, хотела узнать мнение покупателей о своей модели, а её со­вершенно никто не видел!
   Уже потом, дома, успокоившись, она стала рассуждать более здраво. Во-первых: покупатель был очень респектабельный. Он был превосходно одет, чист и опрятен. Такой знает, что покупает и не возьмёт что-либо им­пульсивно и необдуманно. Во-вторых: рубашка, хоть и по космической цене, всё-таки продалась и к тому же, мягко говоря, очень быстро. И, в-третьих: с одной рубашкой на рынок не выходят!
   Поэтому она тут же села и, по уже готовым закройкам, сшила ещё пять.
   На следующий день они улетели за десять минут!
   Почти не спав, она сшила ещё двадцать рубашек. Продались за пол­часа!
   После бессонной, каторжной недели Мария-Изабель предстала перед выбором: нанимать людей, задумав в дальнейшем создавать предприятие или ос­таваться работать одной, сугубо индивидуально и тогда отказаться сразу, от попыток производить крупные партии изделий по невысоким ценам и поль­зующимися повышенным спросом. Решила: нанимать!
   Купила ещё один оверлок и посадила за шитьё одну из знакомых швей, которая работала в ателье, но была недовольна мизерными заработками. У Марии она стала зарабатывать в 4-5 раз больше.
   Ещё через неделю у неё работало три швеи. Встал вопрос о раскрой­щике. Невероятное количество времени уходило на нарезку ткани хоть и острыми, но всё-таки ножницами. Как назло не удавалось купить электронож для кройки. Но один из старых швейников подсказал оригинальную идею: можно кроить 50-60 слоев материи длинным острым ножом, пропущенным в щель раскройного стола. Дело пошло полным ходом.
   Через три месяца уже было задействовано двенадцать швей! Мария сама успевала вечером раскроить материал, поздней ночью упаковать ру­башки в сумки с самого утра занять место на базаре и до обеда почти всё распро­дать. По дороге домой она покупала комплектующие и снова в цех, под кото­рый был переоборудован неиспользуемый гараж отца. Глажка и ук­ладывание продукции в кулёчки входили в обязанности швей.
   Правда, конкуренция есть всегда. Соседи по базару, заметив огромные оче­реди к столику Марии, стали тоже интересоваться рубашками. И после неболь­ших наблюдений покупали для образца, распарывали для выкроек, подыскивали адекватнее материалы и начинали "шлёпать" подобною про­дукцию. Но...
   К тому времени, когда они выставляли свою продукцию на рынок, у Марии было огромнейшее преимущество в ассортименте, цвете и, пожалуй, самое главное, в размерах. Она сразу же, с первого дня, поняла, как важно иметь самые раз­ные размеры. Ведь тогда покупатель всегда будет иметь вы­бор и не только при покупке на себя лично. И если у конкурентов были ру­башки только самого ходового размера 48-50, ну в лучшем случае ещё 46-ой и 52-ой, то у Марии были размеры от 36-го (!) до 62-го (!). Очень часто поку­патели, выбрав одну рубашечку для мальчонки, брали тут же такую же для старшего брата; подумав - для папы; вспомнив - для дяди; а потом, решив­шись - ещё для нескольких родственников. А сколько рубашек было куплено для девчонок! Мария-Изабель их честно предупреждала: это мужские, но было бесполезно от­говаривать юных особей женского пола. Зато как потом приятно было увидеть на улице молодую девчонку, щеголяющую в рубашке созданной твоими реками. Особенно если ткань плотно обтягивала на груди волнующие ок­руглости, так притягивающие взгляды каждого парня (да и мужчин более стар­шего возраста).
   Эти то наблюдения и натолкнули Марию на создание простейших три­котаж­ных маечек, а потом и платьев для женщин. Эта продукция у неё во­обще поначалу давала до четырёхсот процентов прибыли!
   Потом были шорты, брюки, блузки, даже целые костюмы. Через год в штате стали работать две способные модельерши, помогавшие Марии в изго­товлении и доводке новых моделей.
   Через два года у Марии-Изабель была уже собственная солидная фирма. Она уже не продавала сама на базарах, хотя и проходила по ним два-три раза в неделю, пытаясь высмотреть что-то новенькое. К ее офису стояла постоянная очередь из машин владельцев магазинов, оптовых покупателей и лоточников. И каждый наперебой пытался заполучить очередную партию то­вара.
   Теперь Мария делала ставку на качество, подгоняя свою продукцию под самые высочайшие стандарты и требования. И это давало свои резуль­таты. При переполненном предложениями рынке стало почти невозможно всучить заказчикам суррогат или несовершенное изделие. Да и любой прода­вец от­давал предпочтение отлично сшитым одеждам зная: не сегодня, не зав­тра - так через несколько дней оно обязательно продастся.
  
   И в такой постоянной, повседневной работе, не оставляющей для лич­ной жизни поч­ти ни одной минуты свободного времени, Мария-Изабель дос­тигла 26-тилетнего возраста.
   Всё шло прекрасно, всё шло по плану. До намеченного замужества было ещё далеко, выполнение задуманного осуществлялось вполне реаль­ными методами и обдумывание близлежащих задач проходило все в той же предварительно-продуманной расчётливости и целесообразности. Только так! Никаких сомнений и колебаний, никаких упований на судьбу и счастли­вый случай. Чудес не бы­вает, не должно быть!
   Но чудо случилось! Единственное и непредсказуемое, таинственное и загадочное.
   Оно началось в послеобеденное время, когда Мария-Изабель вышла из своего офиса. В голове царила неразбериха из различных деталей одежды, которые она в течении нескольких последних часов пыталась привести в не­кую единую форму, сидевшую глубоко в подсознании. В глазах рябило от пе­рекрещивающихся линий и пунктиров. Бессмысленным взглядом она бес­созна­тельно стала высматривать свою машину, припаркованную где-то ря­дом. Поэто­му даже отшатнулась когда поняла, что прямо перед ней стоит мужчина и с напряжением вглядывается в её лицо.
   Да, он был красив! Высокий, стройный, отличного телосложения и со слег­ка вьющимися каштановыми волосами, уложенными в идеальную при­чёску. Чисто выбритое лицо украшали выразительные глаза, ямочки на ще­ках и округлённом подбородке. И совсем не портил нос с небольшой горбин­кой. Его чувственные губы слегка задрожали, когда он спросил:
   - Мария-Изабель?
   - Да! - она совершенно ничего не понимала.
   - Здравствуй..., - он хотел что-то добавить, но потом неожиданно вы­палил: - Ты ещё не замужем?
   - А какое это имеет значение? - насторожилась Мария.
   - Сколько тебе лет? - услышав в ответ возмущённое фырканье, муж­чина, жад­ным взглядом ощупав её лицо и шею, констатировал: - 26, макси­мум - 27.
   - Ну, знаете ли! - она возмутилась не так самим вопросом, как пра­вильно угаданным возрастом.
   - Значит не замужем?! - радостно воскликнул он и тут же перешёл на со­вершенно иной, деловой тон: - Разрешите представиться: Хоссе. Хотя бо­юсь, что моё имя для вас пока пустой звук, ведь вы меня ещё не знаете.
   - А вы, значит, меня знаете? - с нескрываемым сарказмом спросила Мария.
   - Да как сказать?.. - он прям таки съедал её взглядом. - Не совсем, ко­нечно.... Но... 0-очень многое! Вот, например: Разрешите вам вручить ваши любимые! - с этими словами он поднял с тротуара огромную корзину с большущими белыми розами. Лицо Марии искривилось в презрительной ус­мешке:
   - Увы! Я не люблю цветы!
   - А вот и не правда! Любите! - с удивляющей твердостью заявил муж­чина, одновременно поднимая корзину повыше. - Только не любите вы сре­занных цветов, а любите живые, растущие.
   Она, как под гипнозом, посмотрела на стебли цветов, каждый из кото­рых рос из квадратной пластиковой коробочки. И коробочки были постав­лены друг на друга в шахматном порядке чуть ли не в три слоя на всей глу­бине кор­зины. Цветы были взращены так искусно, что сперва создавалось впечатление, будто они срезаны и уложены в прекрасный букет.
   Мария похолодела. Об этом никто не мог знать! Ну, почти, никто! Да, она не любила срезанных цветов, но и никогда никому об этом вроде бы не гово­рила. Вполне резонно рассуждая, что людей от этого не отучишь, а её возражения будут неправильно поняты и истолкованы. А уж о том, что она любит ро­зы? Да ещё именно белые? Она даже испугалась и сделала шаг на­зад. Мужчина улыбнулся и, как бы угадав её мысли, проговорил:
   - Да ты не бойся, со временем я тебе все расскажу. Просто знаю, какая ты реалистка и как отнесешься к моим сказкам и небылицам. - И поставил корзи­ну обратно на тротуар. Потом просительно сложил ладони вместе: - А пока давай просто приятно проведём вечер. Ты ведь устала? И тебе совер­шенно не помешает хорошенько отдохнуть.
   - Да, конечно! Но..., - она хотела возмутиться тем, что какой-то незна­комец увидел на её лице усталость и пытается распоряжаться её временем.
   - Поэтому предлагаю пойти развлечься в парк аттракционов! - быстро про­говорил он, перебив её возражения.
   Это был ход конём! Это было даже как-то нечестно. "Может быть, он умеет читать мысли? - подумала Мария, пристальнее вглядываясь в лицо со­бе­седника. - Или он действительно меня знает или изучил так хорошо, что прек­расно осведомлён: от чего я не могу никогда отказаться!" В парк аттрак­ционов она хотела пойти всегда и дала себе слово никогда не отказываться от подобного предложения, от кого бы оно ни исходило. Она до безумия лю­била качели, карусели, русские горки, но тоже никогда никому не признава­лась. Считала, что пусть мужчины сами додумываются. А они как назло при­глашали её куда угодно: в рестораны, кино, театры, в постель, в цирк, в раз­личные путешествия и даже на работу, но только не парк аттракционов! И вот, впер­вые в её жизни наконец-то кто-то додумался пригласить её в этот мир дет­ских снов и воспоминаний. Она безнадёжно махнула рукой и спро­сила:
   - Хоссе? - он утвердительно кивнул головой. - Вы знаете, что я не от­кажусь? - он закивал головой не переставая. - А может мне надо пере­одеться? - он замотал головой в стороны. - Ну, тогда больше не вижу причин отказываться от вашего предложения.
   - Ур-Ра! - выкрикнул Хоссе во всю глотку и губы его расплылись в ра­достной улыбке. Потом посерьёзнел, стал в позу актёра и жеманно произнёс:
   - Надеюсь вы никогда не пожалеете о принятом решении!
   - Время покажет! - философски изрекла Мария.
   И время показало: не жалела и никогда не пожалеет.
   Какой это был вечер! Фейерверк радости, счастья, веселья и развлече­ний.
   Хоть в самом начале какой-то червь сомнения и пытался ей испортить настроение. Он стал нашёптывать: "Нереально это всё! Что-то здесь не так, так не бывает и не должно быть!" Но Мария яростно его растоптала мыс­ленно выкрикивая: "Раз я всё это вижу и слышу, значит, всё реально! Мне это нравится - значит, это хорошо! Если хорошо, значит мне это необходимо! И раз я дала слово - никогда не отказываться от подобного предложения, от кого бы оно ни исходило, я это слово сдержу: иначе сама себя уважать пе­ре­стану! И баста! Веселимся!"
   И как она веселилась! Визжала как малолетка на всех поворотах, спус­ках и падениях. Подвывала от страха и удовольствия в замках страха и в фонтанах брызг падающих в пропасть лодок и баркасов. Громко хохотала как ненормальная, когда в небольших очередях к следующим аттракционам Хоссе без умолку болтал милую и интересную ерунду, рассказывал умори­тельные анекдоты, с большим юмором подмечал у окружающих их манеры поведения, какие-то не­суразности в деталях одежды. Чем кстати не мало удивил Марию:
   - Может быть ты модельер?
   - Увы! Но..., - он сделал многозначительною паузу: - Благодаря тебе, немножко разбираюсь в этих вопросах.
   Но в своей памяти Мария восхищённо отметила: "Видно специально изучал, что бы мне больше понравиться!"
   А то, что Хоссе ей нравился с каждой минутой всё больше и больше - бы­ло несомненно. Как он чувствовал каждое её желание! Как он мог акку­ратно и бережно подать руку! Как трепетно и ласково он придерживал её под ло­коть. Иногда, в сутолоке, он брал её рукой за плечо и незаметно отодви­гал в сторону от проносящихся мимо расшалившихся и веселящихся посетите­лей. Она постепенно почувствовала возле него полнейшую безопасность, по­с­тоянную защиту и внимание. Ей не надо было ни о чём думать. Он умуд­рялся предугадывать все ее желания и заранее знал, что она захочет в сле­дующую минуту. Стоило ей взглянуть на что-то новое, как она замечала, что они уже стоят в очереди или входят в аттракцион. Достаточно было облизать пересохшие губы, как Хоссе тут же подавал её любимое мороженое или обо­жаемый ею "Спрайт". Этому Мария даже не удивлялась, подумав; что уж эти то мелочи для него совсем нетрудно было узнать.
   Но когда стало темнеть и зажглись фонари, Мария, пожалуй, впервые в сво­ей жизни, стала отрываться от реальности. Виной тому были всё уча­щающиеся прикосновения мужчины, которого она знала всего несколько ча­сов, так нич­тожно мало времени, необходимого для того, чему, как она про себя решила, предопределено было случиться.
   Её стало бросать то в жар, то в холод. Когда Хоссе дотрагивался, как бы невзначай, то к руке, то к плечу, то к талии, ей сначала, даже было стыд­но от той приятности, которая возникала при этом во всём теле. Но посте­пенно внутри всё начало закипать, затрудняя даже иногда дыхание. Разумом ей уже хо­телось непрерывного ощущения его руки и постепенно, это желание стало распространяться и на все тело.
   Пред самым закрытием парка её воля и чувство реальности сделали от­чаяннейшую попытку ужаснуть заблудившееся сознание окружающей об­станов­кой. Она остановилась как вкопанная, пытаясь прислушаться к борьбе, вспыхнувшей внутри неё.
   Но Хоссе... Он как бы уловил момент колебания и сомнения и, положа сза­ди руки на плечи Марии, стал нежно целовать между лопаток и в шею. Она внешне только чуть поёжилась, но внутри всё тело заколотилось в оз­нобе: такого удовольствия ей не доставлял никто и никогда в жизни.
   Как она потом сама рассказывала Хоссе: "- Обладать тобой там же и тог­да же, мне помешали снующие в разные стороны толпы посетителей. Я испуга­лась: они же нас растопчут!" На что он отвечал с весёлой уверенно­стью: "Вот видишь! Ты и тогда продолжала думать реально и трезво!"
   Потом они ехали в такси к ней домой, и Мария всю дорогу держала его руки в своих. Она не боялась, что он исчезнет, она просто не давала к се­бе прикасаться! Он что-то рассказывал, она отвечала, он радостно смеялся о, чём-то рассказывая, она бессмысленно улыбалась. Она смотрела прямо на него, но ничего не видела. В мозгу неотступно была только одна мысль: "Да­леко ли ещё до дома?" Она старалась этого не показывать, отсчитывала в уме каждую улицу, каждый поворот. Осталось три перекрёстка! Теперь уже два! Что это? Светофор! Ну надо же, красный!" Она с досады чуть не проку­сила губу и на обеспокоенный вопрос: "Что с тобой?", отрицательно замо­тала го­ловой повторяя: "Ничего, ничего! Всё хорошо! Ничего, ничего! Всё хорошо!" На последних метрах Хоссе всё-таки не шутку встревожился и постарался высвободить свои руки. Встретив отчаянное сопротивление, он ус­покоился немного только после её слов: "Умоляю! Наделай ничего, пока мы не зайдём домой!"
   "Я даже испугался! - рассказывал он через какое-то время. - Мне каза­лось, ты выскочишь из машины чуть ли не ходу и убежишь, исчезнешь и ни­когда уже не отыщешься!" - после этих слов он всегда целовал руки Марии до самых плеч быстрыми нежными поцелуями и, прикасаясь губами к ямочке на прелестной шейке, добавлял замирающим голосом: "- Но если бы я знал, с какой страстью ты на меня накинешься в своей квартире, то испугался бы ещё больше!"
   И была ночь! Мария-Изабель никогда ранее не употреблявшая в своей жизни подобных сравнений, называла её не иначе как - "Сказочная ночь!"
   Конечно, потом у неё с Хоссе бывали и более приятные нюансы в лю­бовном интиме, но тогда...
   Всего было так много, так ласково-нежно, так яростно-страстно, так обоюдо-желанно и так упоительно-красиво!
   Под утро ей даже пришла в голову шальная мысль, что у них так всё по­лучается потому, что они жили до этого лет двадцать вместе, а потом лет десять не виделись. И вот встретились!
   "Сама себя не узнаю! - внутренне удивилась Мария. Пытаюсь найти объясне­ния необъяснимому с помощью каких-то нереальных фантазий." А тут её поддержал ещё и будильник, неожиданно известивший, что надо идти ну работу, Сказка сказкой, но работать то надо.
   Она удобно улеглась у Хоссе на груди и, нежно покусывая его за подбо­родок, спросила:
   - У тебя есть сегодня какие-нибудь дела?
   - Кроме тебя - никаких! - он провёл, едва касаясь, кончиками пальцев от самых бёдер по всей спине Марии. Она содрогнулась от удовольствия:
   - Не делай так, а то останусь дома!
   - Так я на это и надеюсь!
   - Нет! - она решительно соскочила на пол и отступила на два шага от кро­вати. - Так нельзя! Мне необходимо быть на работе! - ей правда самой не было ясно: кого же она убеждает в первую очередь. Но Хоссе смиренно вздохнул:
   - Я знаю. В этом тебя не переделаешь.
   - А ты чем будешь заниматься?
   - Ждать тебя здесь. Или хочешь, что бы я пошёл с тобой на работу?
   - Нет, нет! - Мария смутилась. - Я не в том смысле, что ты мне будешь мешать. Просто при тебе я ничего не смогу сделать.
   - Ты так убедительно говоришь, что мне ничего не остается, как пове­рить... и остаться здесь до твоего прихода.
   - И ты никуда не уйдёшь? - с подозрением спросила Мария.
   Хоссе резко вскочил с кровати и, притянув её за руки, усадил к себе на колени:
   - Дорогая! Если бы ты знала, как долго я к тебе шёл, ты бы подобного не спрашивала! - а потом, сменив тон на шуточный: - Или я похож на ветре­ного жигана разбивающего сердца и бесследно исчезающего с первыми лу­чами солнца?
   Она, неотрывно глядя ему прямо в глаза, очень серьёзно ответила:
   - Не знаю. Но очень хочу верить, что нет! - потом выскользнула у него из рук и добавила: - Отдыхай, делай что хочешь... Я постараюсь освобо­диться по­раньше.
   - Может я сварю кофе? - неожиданно предложил Хоссе.
   - А сумеешь?
   - О, сеньорита! Поверьте, я буду, очень стараться! Разрешите хоть как-то прогнуться и отблагодарить вас за то, что приютили на ночь бедного, оди­нокого странника и...
   - Ладно, ладно! Разрешаю! - смеясь, перебила Мария.
   Пока она принимала душ и одевалась, Хоссе возился на кухне и оттуда раздавался звук чего-то жарящегося на сковородке. Когда Мария появилась у стола, на нём стояли чашка с кофе и тарелочка с приятно пахнущим пару­ю­щим содержимым. Возле тарелки аккуратно были разложены: вилка, нож и сал­фетка. Но удивило Марию совсем другое:
   - Откуда, ты знаешь, что это моя любимая кружка?
   - Мне было бы стыдно чего-то не знать о моей любимой женщине! - после­довал высокопарный ответ.
   - Когда же ты всё успел узнать? - поинтересовалась Мария, пробуя кофе. И замерла: такой кофе готовила только она сама и почти всегда только для себя. Взгляд ее бросился к мойке, где уже стояла та же посуда, которую обычно она сама использовала.
   - Ну, знаешь ли!.. - с изумлением протянула она. - Ты что, с самого детства за мной следишь?
   Хоссе досадливо взъерошил волосы на голове. В её переднике на голое тело он выглядел как милый клоун, сбежавший из женского пансионата:
   - Ну, видишь ли дорогая! Это так долго рассказывать.... Но если ты хочешь, я готов!
   - Ну нет! Если долго, то лучше потом. Ты мне лучше скажи, что это за блю­до так вкусно пахнет?
  -- А, это, - оживился Хоссе, - Твоё любимое, лече называется.
   Мария нахмурила брови:
   - Как же оно может быть моим любимым, если я его никогда не пробо­вала?
   - А ты попробуй! - он уселся на другой стул и, подхватив на вилку то, что приготовил, протянул к её ротику. Мария покорно вздохнула и съела предложенное. Распробовав, похвально хмыкнула: - О! Очень даже ничего! И что, много тебе ещё известно подобных прелестей, которые я люблю, но совершенно о них не знаю?
   - Ну..., - заулыбался Хоссе, довольный произведённом впечатлением. - Я пос­тараюсь не раскрывать подобные секреты сразу, а буду растягивать на возможно дольшее время. Ведь если ты захочешь вкусненького, то возможно лиш­ний раз меня за это приласкаешь?
   - Да ты оказывается шантажист! - притворно возмутилась Мария.
   - Увы! - Хоссе тоже притворно застыдился, теребя краешек фартука чудно смотрящегося на его, мягко выражаясь, не совсем лысых ногах. - На что только не пойдёшь, что бы удержать возле себя любимую женщину.
   - Ну, я тебя не покидаю, - успокоила Мария, с аппетитом доедая лече. - Я прос­то иду на работу! - запила кофе. - Как вкусно! Не знаю, как и благо­дарить...
   - Знаешь, знаешь... - вкрадчиво заговорил Хоссе, поглаживал её ко­ленки.
   - Вечером! - строго скомандовала Мария, отводя его руки в стороны. Потом нежно добавила:
   - Поверь, мне тоже не хочется уходить, но...
   - Мне ничего не остаётся, как только верить вам и ждать! - продекла­мировал Хоссе, глядя на Марию влюблёнными глазами.
   Мария выскочила на улицу охваченная трепетным возбуждением. Ну, надо же! Ещё чуть-чуть и она бы не пошла на работу. Неужели было мало целой ночи? Ну конечно мало, ничтожно мало!
   Прохладный утренний воздух приятно освежал всё тело, и она стала понемногу успокаиваться. Машина осталась возле работы и надо было ехать на метро. Но почему бы не пройтись одну остановку пешком? Заодно и по­пробо­вать трезво оценить всё с ней происшедшее.
   Хоссе. Кто он? Мария только сейчас сообразила, что совершенно ни­чего о нём не знает. Где живёт, откуда родом, кто есть из родных? Мысль о том, что он женат и имеет семью, Мария почему-то, отвергла сразу. Чем за­нима­ется? Каковы его увлечения? Что делал в прошлом? Какова его профес­сия? Столько вопросов! И ни одного она не удосужилась ему задать. Как это на неё не похоже! И откуда он знает так много о ней? Она стала в подробнос­тях вспоминать все те детали, мелочи, которые произошли между ними и ус­луги, которые оказывал ей Хоссе. Выходило, он знал о ней столько, как она сама, ну, по крайней мере, более, чем кто-либо из друзей или родных. Мало того! Он знал то, чего даже не знала о себе сама Мария! Как он по­целовал ей спину, там, в парке! Ведь он наверняка знал, что ей понравится. А это утрен­нее лече! Мария всегда с подозрением относилась к новым кушаньям, а ведь он уверял, что это её одно из любимых блюд. Мария вспомнила вкус и аро­мат съеденного ею на завтрак. Да он прав! Теперь лече навсегда станет ук­рашением её праздничного стола.
   Ну и самое главное - секс. То, что они вытворяли в постели, можно бы­ло бы назвать постоянным оргазмом. Мария даже представить себе не могла подобного прежде. А ведь в основном Хоссе был инициатором всех ласк и любовных игр; и он превосходно чувствовал, а, скорее всего даже знал, как отреагирует её тело на то или иное. Неужели он такой опытнейший ловелас? Мария вдруг с острой ревностью подумала о тех женщинах, с которыми Хоссе возможно, встречался раньше. "Всё! - твердо решила Мария. - Вече­ром никакого секса, пока он всё о себе не расскажет! Почему, я должна в ра­бочее время всё сама додумывать?! Кстати! Работа!!!" Она взглянула на ча­сики и обомлела: Через две минуты она должна уже быть в офисе! Задумав­шись, она прош­ла больше чем две остановки и, уже было невозможно во­время попасть на ра­боту. Какой кошмар!
   Она бросилась ловить такси и, в безуспешных попытках прошло минут пять. Потом пробки, оживлённое движение, светофоры, пешеходы.
   В итоге, она впервые в жизни опознала на работу. На целых 23 ми­нуты! Зато, какую бурю, она там устроила! Отчитала за что-то секретаршу, возмутилась по поводу якобы не прибранных помещений, как шторм прокати­лась по всем цехам, выискивая, внушая, ругаясь и даже угрожая кое-кого на­казать, как положено. Досталось всем. Ну, почти всем. Когда она с супербоевым разгонным настроением ворвалась в кабинет начальника ох­раны и попы­талась и там навести порядки, тот, спокойно отложив газету с футбольными новостями в сторону, взглянул на пенящуюся Марию поверх очков, съехавших на нос, и спокойно произнёс:
   - Ты что, доця, влюбилась?
   Начальником охраны работал её родной дядя Альфонсо. Бывший по­лицей­ский, несколько лет назад ушедший на пенсию и прекрасно справляв­шийся со своими теперешними обязанностями на фирме любимой племян­ницы. Он знал Марию с детства, очень ею гордился и, естественно, ниско­лечко не боялся. Не дождавшись ответа от раскрасневшейся директрисы, он констатировал:
   - Это не значит, что надо мешать работать другим!
   - Извини, что помешала тебе читать газету! - съехидничала Мария.
   Но дядя Альфонсо в долгу не остался:
   - Я, по крайней мере, на работу не опаздываю!
   И, ухмыляясь в усы, поглядел вслед выскочившей Марии. А та, дейст­вительно пристыженная, вдруг моментально успокоилась и, проходя в свой кабинет, ми­ло улыбнулась своей секретарше, и даже извинилась за шум и гам ею учи­нённый, сославшись на плохое настроение.
   У себя она попыталась сосредоточиться на работе недоделанной нака­ну­не и стала перебирать выкройки и рисунки, в беспорядке разбросанные по столу. Но в голове было совсем другое. Хоссе! Что он сейчас делает? Она вспомнила его страстные объятия и ей стало невыносимо жарко. Поспешно открыв окно, она попыталась несколько раз глубоко вздохнуть, как неожи­данно в голову пришла другая мысль: "А если он уже ушёл?"
   Дрожащей, почему-то, рукой набрала свой домашний номер телефона. Ник­то не отвечал! Ещё раз! Опять никто не берёт трубки! Ещё и ещё она за­жигала повтор вызова - но безрезультатно!
   Никому ничего не сказав, вышла с фирмы и бросилась к своему авто. И помчалась домой. А в дороге вообще додумалась до абсурда: ''А если он вор?! Ведь есть же преступные группы, которые работают в подобных на­прав­лениях. Они тщательно изучают намеченную жертву, узнают все её вкусы и привычки, подсылают красавчика, могущего вскружить голову лю­бой женщине, а потом спокойно, в её отсутствие, обчищают всю квартиру. Ах, какая же я дура! Господи! Ну, надо ж так было влипнуть! И ведь он ещё был уверен в том, что я обязательно пойду на работу, он знал, что я не могу не пойти! Так мне и надо! Всю жизнь презирала подобных безмозглых ку­риц, а сама то!!! Головой думать надо, а не...!!!"
   Мария резко затормозила, что бы не сбить какого-то мужичка, не­спешно бредущего через улицу по пешеходному переходу. Высунувшись из окна, она нервно выкрикнула:
   - Эй, клоун! Чего ползёшь! Это улица, а не парк! Хочешь ещё пожить нем­ножко - побыстрей шевели ходулями! Козёл! - и объехав пешехода, дала полный газ, а тот ошеломлённо посмотрел ей в след, глянул себе под ноги, на "зебру" и потом долго ещё возмущённо что-то выкрикивал и крутил паль­цами возле висков.
   Забежав в подъезд, Мария даже не стала дожидаться лифта, а взбежала по лестнице на четвёртый этаж. Немного отдышавшись, тихонько открыла дверь и прислушалась. Всё было тихо. Она осторожно прошла, по коридору и вошла в спальню. С трудом подавила шумный выдох облегчения, вырвав­шийся у неё из груди. И даже с удивлением заметила за собой что всхлипы­вает.
   Хоссе спал совершенно нагой, раскинувшись чуть ли не по всей кро­вати. Лицо, обращенное к окну, было спокойным и светлым и на нём даже запечатлелось некое подобие счастливой улыбки.
   Боясь шелохнуться, Мария минут пять умильно наблюдала за мужчи­ной, которого она знала менее суток. Вернее не знала совсем. Но почему-то была уверена, что этот мужчина уже стал для неё самым родным, близким и желанным во всём огромном мире, да и во всей Вселенной.
   Она поискала взглядом телефон и увидела лишь шнур, торчащий из под большого тёплого одеяла на полу. Они ведь ночью его сбросили за нена­добностью и прямо на телефон, звонок которого и так был настроен на ми­нималь­ную громкость.
   Ругая себя в душе за безалаберность, Мария с большой осторожностью освободила телефон, заодно добавив звонку громкости. На цыпочках вышла из спальни, прошла по коридору и улыбнулась, увидев входную дверь от­крытой: "Пока одного вора ловила, другие могли все из квартиры вынести... вместе со мной, дурой несусветной!"
   Аккуратно, что бы не хлопнуть замком, закрыла дверь, постояла с ми­нуту, бессмысленно пялясь на деревянную облицовку сделанную под дуб и вдруг вспомнила, что у неё есть внутренний замок, который закрывается толь­ко снаружи. Поспешно нашла ключ и, провернув несколько раз, удовле­тво­рённо хмыкнула. Потом нажала кнопку вызова лифта и замерла. "Да что ж это я делаю?! - ее, словно током ударило. - Видно не в порядке что-то с моими мозгами!" Вся горя от стыда, и страшно на себя за это злясь, верну­лась к двери и открыла внутренний замок.
   "Если убежит - пусть бежит! - думала в машине, уже не спеша, воз­вращаясь на работу. - Если вор, пусть всё уносит! Но так, как я себя веду - вести нельзя! Столько работы, а я скитаюсь по городу! - потом улыбнулась: - Не даром правда: увидела, как он спит! Но работать то надо!"
   Вернувшись в офис, она решила не звонить домой до конца рабочего дня. И даже сумела переключиться на работу, постепенно приводя в порядок свои эскизы моделей.
   Но телефон на её письменном столе, о котором не знали ни заказчики, ни клиенты, ни коллеги, вдруг зазвонил перед самым обедом. Увидя высве­тившийся на определителе номер своего квартирного телефона, Мария не в силах была остановить руку, которая сама схватила трубку.
   - Дорогая, привет! Я бешено по тебе соскучился! - кричал Хоссе в теле­фон радостным и энергичный голосом. - Мне кажется, я тебя сто лет уже не видел!
   - Привет... Дорогой! Я тоже соскучилась, хотя не видела тебя намного меньше времени. - Ей стало тепло, хорошо и спокойно на душе и она поду­мала, что уже никогда, наверное, в жизни не будет волноваться по поводу Хоссе.
   - Я уже выспался, побрился, оделся и звоню тебе по поводу предстоя­щего обеда. Через минуту выхожу и через полчаса жду тебя у офиса. В обе­денный перерыв я думаю, имею право на твоё внимание?
   - Конечно, имеешь! Но ты мне лучше скажи: откуда знаешь этот номер те­лефона?
   - Солнышко! До моего выхода осталось десять секунд. Хочешь спро­сить что-нибудь посущественней?
   - Да нет, вроде.
   - Тогда крепко целую и до скорого!
   Был обед и был лёгкий ужин, а потом снова бурная и страстная ночь полная огня, сладких стонов и упоительного экстаза. И ещё один обед с ужи­ном и ещё ночь. Но уже не выдерживал организм Марии такого долгого бодрствования. Разум противился сну, но тело требовало отдыха и, посреди ночи она крепко заснула, прижавшись к Хоссе как можно большим количест­вом клеточек своего тела.
   Она и проснулась утром в той же сладкой позе и, сонно прищурив глаза от первых солнечных лучей падающих в спальню, взглянула на своего любимого.
   Хоссе не спал. Широко открытыми глазами он неотрывно смотрел на неё, лаская и гладя взглядом ее тело. В то же время он боялся даже шевель­нуться, вероятно, не желая её разбудить.
   - Ты почему не спишь? - Мария капризно сложила губки, подставляя их для поцелуя. С трудом оторвавшись от ее уст, Хоссе мечтательно произ­нёс:
   - Как ты прекрасна! - потом крепче прижался к ней всей телом. - Неу­жели ты думаешь, что я мог бы заснуть, когда ты ко мне прикасаешься?
   - А почему не можешь?
   - Дорогая, когда я чувствую твое тело, я страшно возбуждаюсь, во мне все дрожит и снова разгорается пламя.
   - А когда же ты будешь спать? Или как?
   - Ну, во-первых, я могу отсыпаться днём...
   - Так ведь мы и днём можем быть вместе. Например, завтра - суббота.
   - А во-вторых:.... Тогда придется от тебя отодвигаться и спать на дру­гом краю дивана.
   - Ничего! Со временем ты привыкнешь и даже наоборот будешь про­сыпать­ся не чувствуя меня! - она произнесла это с полной женской самоуве­ренностью.
   - Да нет, радость моя! - печально вздохнул Хоссе и уверенно добавил: - Не привык и никогда не привыкну.
   - Тогда я вообще буду сталкивать тебя на пол! - засмеялась Мария. - Иначе я не смогу уснуть, тебя не обнимая. Ой! - она взглянула на часы. - Мне пора бежать, а ты отсыпайся!
   - Да, кстати! - Хоссе удобнее улёгся, подложив подушку под голову. - В конце рабочего времени я за тобой заеду и сразу отправляемся на море.
   - На чём? - удивилась Мария, останавливаясь в двери ванной.
   - Как на чём? На моём авто. Я знаю, он тебе понравится.
   - А при чём здесь море?
   - Дорогая! У нас в выходные огромная культурная, да и не только, програм­ма. - Глаза его уже слипались, и он говорил, сдерживая зевоту. - Тем более мне надо тебе так много рассказать. Ты ведь помнишь? Я обещал!
   "Действительно! - Мария, задумавшись, прошла в ванную комнату. - Обещал. Да и давно пора узнать о нём всё, что хочу!"
   Все эти дни Хоссе ловко уходил от её редких вопросов, явно не желая рассказывать ни о себе, ни о своём прошлом. Он только ссылался на то, что ещё рановато и что всё равно она всё узнает в своё время. Если же она начи­нала настаивать, он усыпал её поцелуями, и Мария забывала обо всём на свете. Иногда только успевала философски подумать: "А и вправду. Оно мне надо? Мне и так хорошо. О-о-о... как хорошо!"
   Но сейчас, стоя под холодным душем, она приняла, одно решение. И даже не засомневалась в его правильности. Одевшись и собравшись, она без­звучно вернулась в спальню. Хоссе спал, как ребёнок крепким сном правед­ника и совершенно не подозревал (ему даже не снилось!), что его собираются обыс­кивать. А Мария осторожно достала его портмоне, нашла нужные доку­менты и обстоятельно переписала все данные.
   Придя на работу, она сразу же зашла к начальнику охраны:
   - Дядя! У меня к тебе огромная просьба. Постарайся узнать как можно больше и как можно быстрее об этом человеке. У тебя ведь полно связей и ты всё можешь.
   - Что, не выдержал тебя, уже сбежал? - заулыбался дядя Альфонсо, беря у племянницы листок с данными Хоссе.
   - Да нет, это я собираюсь сбежать. Только хочу потом знать где его найти! - пошутила Мария. - Сможешь сделать это к концу работы?
   Дядя в задумчивости почесал затылок, потом согласительно развёл ру­ками:
   - Для тебя, красавица, всё что угодно!
   И уже в 13.30 на столе у Марии лежал довольно-таки пространный ин­форматив о жизни человека так её интересующего. И в полученной информа­ции было много интересного.
   ... - Хоссе Игнасио Альрейда. 34 года. Уроженец провинции такой-то (кста­ти, возле самого моря)..., родители тот-то и тот-то..., школьные годы..., ху­дожественная студия (!)..., учился там-то..., высшая школа Академии ис­кусств (!!). первая персональная выставка (!!!).., холост..., (ну ещё бы!), в ар­мии не служил..., 3доров..., (неплохо!), заядлый курильщик (очень странно! Неужели не заметила?!)..., увлекается волейболом..., пишет стихи (ну надо же!)..., к судебной и административной ответственности не привлекался (вот и прекрасно!)
   Но больше всего Марию заинтересовало последнее сообщение из де­парта­мента дорожного движения. Когда она его читала, то перестала дышать, а сердце облилось кровью от сопереживания.
   Оказывается, всего лишь за один день до их знакомства Хоссе побывал в жуткой автомобильной катастрофе. На автомагистрали, на большой скоро­сти сцепились два огромных грузовика. И в образо­вавшеюся стальную мясо­рубку влетел автомобиль Хоссе, видимо не успевший затормозить перед воз­никшей на дороге грудой железа. В результате он сказался под одним из оп­рокинувшихся грузовиков. Примчавшиеся спасатели, став на колени и при­гнувшись к самому асфальту, осветили покореженную легковушку и только в отчаянии покачали головами: вряд ли кто-то там остал­ся в живых! И чуть не одурели, когда вдруг услышали:
   - Эй, вы, там! Вы будете меня отсюда вытаскивать или думаете, что мне достаточно света ваших фонариков!
   Что потом было! Сорок минут понадобилось, что бы с помощью кра­нов ос­вободить изуродованный автомобиль и ещё целых двадцать, что бы разрезать его на куски и вытащить оттуда живёхонького человека. Даже опытные спаса­тели не помнили подобного случая, что бы в аналогичной ава­рии не то что не пострадал водитель, а ещё и жив остался. А Хоссе, во время всей операции, ещё и подбадривал своих освободителей и даже давал нуж­ные правильные советы. Вырвавшись из металлоломного плена, он по оче­реди обнял каждого, кто его спасал, слегка пожурил водителей грузовиков, которые почти не по­страдали и, сев в попутную машину, тут же умчался в неизвестном направлении. Отказался даже от медицинского осмотра, сказав, что чувствует себя прекра­сно. Мотивируя всё это тем, что у него очень много важных дел. Через день даже пришло его письменное подтверждение об от­казе в судебном иске, под­тверждённое нотариусом и дело было закрыто.
   "Какой ужас! - Мария представила себя между стенками сплющенного авто­мобиля и похолодела: - Бедненький! Что ему пришлось пережить за этот час!"
   Сидящий через стол дядя Альфонсо, как бы прочитав её мысли, кон­статировал:
   - Везунчик! Что ни говори, везунчик! Да ещё и такую девчонку умуд­рил­ся закадрить! Редкостный везунчик!
   В этот момент раздался звонок с входа. Работник охраны, вежливо по­здо­ровавшись, сообщил, что какой-то мужчина просит напомнить ей об окончании рабочей недели.
   Дядя выглянул в окно:
   - Ого! Классное авто. И белого цвета, как тебе нравится. - Потом взглянул на заметушившуюся Марию: - Да не спеши ты так! Он ещё не бе­жит к машине. - Увидев, что племянница не отреагировала на шутку, безна­дёжно махнул рукой:
   - Всё! Влипла птичка!
  
   Мария с удовольствием наблюдала, как Хоссе ведёт машину. Он делал это уверенно и с какой-то утончённой артистичностью, не превышая ско­рость и строго соблюдая все правила движения.
   - Ты раньше любил полихачить? - спросила она.
   - Ну.... Как сказать.... Не без того.
   Она решила его удивить и спросила напрямик:
   - А теперь, после аварии, ездишь более осторожно? - Хоссе совсем не удивился:
   - Это не из-за аварии, а из-за того, что ты со мной рядом. - А потом уди­вил её: - Я вижу, дядя Альфонсо прекрасно справляется со своими обя­занностями старого шпиона!
   - А ты что, и его знаешь! - воскликнула Мария.
   - Пока - нет, но! Обязательно познакомлюсь! Славный мужик!
   - Ну, знаешь ли! - она даже возмутилась. - Может ты какой-то спеца­гент? А ну давай всё о себе рассказывай!
   - С удовольствием, дорогая! Но ты знаешь, что отвлекать водителя во время движения не рекомендуется. А есть места, где это категорически за­прещено и да­же наказывается штрафом. - Он положил ей руку на коленку и нежно погладил.
   Мария, в момент, расслабившись, спросила поглупевшим голосом:
   - Каким штрафом?
   - Большим! Огромным... по продолжительности... Поцелуем! - про­рычал низ­ким голосом Хоссе.
   - Тогда я буду болтать всю дорогу! - сообразила она.
   - Не буду возражать, мне очень интересно будет послушать о твоей ра­бо­те, да и вообще - как у тебя всё начиналось.
   - Но ты ведь наверняка и об этом всё знаешь?
   - Знаю. - Согласился Хоссе. - Но может быть не всё? Может я что-то упустил или забыл? Давай так: ты рассказывай и преднамеренно вставляй в рассказ какие-нибудь неточности. Если я их замечу - исправлю. Значит, я о них знаю. Если пропущу - значит мне это неизвестно. Но тогда уже ты обра­тишь на это внимание. Договорились?
   Марию это предложение заинтриговало:
   - Хорошо! Проверим твою осведомлённость! - и она начала рассказ. Но сколько ни старалась его исказить, Хоссе заме­чал малейшие неточности, и постоянно её исправлял:
   - Первый раз ты вышла на базар не с самого утра, а почти перед обе­дом!
   - И у тебя было не две рубашки, а одна!
   - И купила её не женщина, а мужчина!
   - К тому же, буквально за одну минуту!
   - А почему ты забыла про купленный для первой швеи новый оверлок?
   - Ну, нет! Платья ты стала шить гораздо позднее, месяца через три!
   В конце концов, Мария даже расстроилась:
   - Мне как-то даже неинтересно тебе рассказывать. Ты совершенно всё зна­ешь! Хочу тебе чем-то похвастаться, чем-то удивить и ничего не получа­ется.
   Хоссе, не отрывая взгляда от автострады, взял её руку и прижал к своим губам:
   - У тебя всё получается, дорогая. - Сказал он чуть спустя. - Потому что самое большое чудо - это ты и то, что ты существуешь в этом мире. А удивляться тобой я никогда не буду..., а буду просто восхищаться! Со­гласна?
   Мария обхватила рукой его за шею, погладила по волосам и прильнула щекой к его плечу:
   - Ну, как можно не согласиться с таким поклонением?
   Они замолчали. И так проехали оставшуюся часть пути, не проронив ни слова. Мария даже под конец задремала с мыслью о том, что впереди ещё уйма времени, целая жизнь, и они успеют наговориться, сколько им захо­чется.
   Проснулась она от лёгкой встряски, когда автомобиль въезжал с авто­стра­ды на более старую дорогу. Та вела в небольшой городок, раскинув­шийся в долине возле самого моря. Старые, добротные здания, чередовались с новыми, многие из которых были построены под старину. Но даже в их ли­ниях сквозила не­кая лёгкость и воздушность современного стиля. Всё уто­пало в густых кро­нах деревьев и буйной зелени, перемежающихся иногда остропикими листьями пальм. Многие въезды во двор были покрыты высо­кими арками, сплошь уви­тыми виноградом, среди листьев которого уже по­являлись первые светлые соцветия, из которых в будущем должны были на­литься тяжёлые соковитые гроздья.
   Возле одного из таких въездов Хоссе и остановился, не доехав какой-то десяток метров. Заглушил мотор и, повернувшись к Марии всем корпусом, взял её руки в свои.
   - Дорогая, у меня к тебе есть один важнейший для меня вопрос. - Руки его еле заметно дрожали, а лоб, несмотря на прохладу от работающего кон­дицио­нера, покрылся маленькими бисеринками пота.
   - Я слушаю, - она попыталась подбадривающе улыбнуться.
   - Я хочу представить тебя как мою будущую жену. И поэтому хочу спросить, согласна ли ты, выйти за меня замуж?
   Мария-Изабель уже примерно знала и предчувствовала этот вопрос. Её сердце и разум, вместе с женской интуицией, предполагали подобное. Но всё равно - это было неожиданно! Её даже затошнило: внутри всё сжалось, спи­рая дыхание не то от счастья, не то ещё от чего-либо, а на глазах выс­тупили непроизвольные, никогда ранее не позволяемые, слезы.
   Хоссе не выдержал затянувшейся паузы и ещё больше занервничал:
   - Может... я, что-то... не так?
   Мария справилась со своим дыханием и, глубоко вздохнув, сказала сквозь слезы тихим голосом:
   - Нет, нет, дорогой! Всё хорошо! Просто всё так слишком хорошо, что мне не верится! - она смахнула выступившие слезы и увидела лицо Хоссе вы­ражавшее ожидание, смятение и даже смущение.
   - Конечно, я согласна!
   Выражение лица Хоссе моментально прояснилось, а глаза прямо-таки за­сияли от счастья.
   - Ура! - с шумом выдохнул он из себя и бросился целовать свою воз­люблен­ную в руки, плечи, шею, щёки, губы, глаза, короче всюду, куда могли достать его горячие ищущие губы. Мария стала игриво уклоняться, посмеи­ваясь от удоволь­ствия. Потом у неё вырвалось:
   - Можно подумать ты не знал, что я соглашусь!
   - Но дорогая! - он вмиг посерьезнел, простучал себя легонько по го­лове. - Одно дело знать! - потом вздохнул, хватаясь двумя руками за сердце. - А сов­сем другое - делать предложение! Знаешь как это страшно? - он даже сделал огромные глаза, как бы показывая степень своего испуга.
   - Не знаю, не знаю! - засмеялась Мария. - Но догадываюсь! Поэтому в награду за твою смелость, награждаю тебя одним поцелуем! - и подставила губки.
   - Всего лишь одним?! - капризно возмутился Хоссе.
   Она невинно отвела глазки в сторону и промурлыкала:
   - Но я ведь ничего не сказала о его продолжительности.
   - А-га! - сообразил он, воодушевляясь и притягивая её к себе по­ближе.- Тогда приступим!
   Поцелуй был очень сладким и очень долгим. И продолжался бы, пожа­луй, до бесконечности, если бы не звонкий детский крик, раздавшийся сверху, со стороны мощного каменного забора, обрамляющего усадьбу:
   -Дядя Хоссе, дядя Хоссе приехал!
   Они смущённо отпрянули друг от друга и пригнулись к лобовому стеклу, высматривая кричавшего. Но успели лишь заметить курчавую шеве­люру, спрыг­нувшего во внутрь сада, мальчугана.
   - Это мой племянник - Эладио. - объяснил Хоссе. - Огонь мальчишка! Сейчас всех переполошит, сама увидишь, сколько шуму будет, - потом завёл мотор, подъехал поближе к солидным металлическим воротам и, с помощью пульта дистанционного управления, открыл их.
   - О! Как здесь всё современно! - похвалила Мария. Хоссе в тон ей по­хвастался:
   - Ты знаешь, тут даже радио есть...
   - Да ты что?!
   - С изображением... цветным!...
   -?!?!
   - Телевизором называется!
   - О-о-о! - она в восторге закатила глаза. - Невероятно! Какой про­гресс! - и они оба от всей души захохотали.
   Так и въехали они в огромный двор перед старинным обложенным камнем домом. Весёлые молодые, брызжущие радостью и счастьем. Хоссе, лихо притормо­зив, выскочил из машины и проворно её оббежав открыл дверь со стороны своей пассажирки.
   - Осмелюсь доложить, сеньорита, мы прибыли по месту назначения! Она церемонно подала руку и, выйдя, обвела всё вокруг быстрым взглядом. И тут же шёпотом призналась:
   - Мне как-то немного неловко.
   - Не переживай, - шепнул он тоже ей на ушко. - Это добрейшие и пре­красней­шие люди.
   А из дома, по ступенькам, уже спускалось целое семейство родных, близких и, вероятно, даже знакомых. Все наперебой выкрикивали приветст­вия, каждый пытался первым добраться до Хоссе и поцеловаться. Но раньше всех прилете­ла худенькая старушка, прильнувшая к груди Хоссе. "Мать" - сразу догада­лась Мария.
   - Сынок! Ну, куда же ты пропал! - с укором запричитала старушка, осматри­вая и ощупывая тело своего сына.
   - Ничего с ним мать не случилось! - подошедший за ней грузный, но высокий мужчина с чёрными волосами без единой сединки хлопнул со всей силы сво­ей ручищей по плечу Хоссе, и они прижались щеками в приветст­вии. - Твой брат навёл панику по поводу твоей аварии, - стал объяснять он. - И мать вот, сов­сем распереживалась.
   - А как же не паниковать?! - раздался другой голос, и Мария даже вздрог­нула, когда увидела говорящего. Он был копия её любимого, но уже в следую­щее мгновенье она рассмотрела, что он старше: года на три или на че­тыре. - От машины, только обрезанные куски остались. И когда отец сказал, что ви­дел тебя без единого синяка, я даже решил, что это не с тобой про­изошло!
   Они тоже поздоровались. Наперебой подходили другие: сестра с му­жем, невестка. Хоссе всё никак не мог остановить этот поток приветствий, вопро­сов и похлопываний. Он в нетерпении взял Марию за руку и под­нял свою вторую руку, прося о внимании. Но лишь только все стали затихать, как раздался детский, уже знакомый Марии голос:
   - А эта красавица, дядя Хоссе, твоя невеста? - и, с детской непосредст­вен­ностью добавил: - Я видел, как вы целовались!
   Все дружно прыснули, давя в себе смех, и только мать Хоссе, сразу по­се­рьёзнела и стала пристально разглядывать своего сына и стоящую рядом де­вушку.
   - Да! - решительно произнёс Хоссе. Все вокруг снова притихли, а он сильнее сжал ее руку. - Зовут её Мария-Изабель и она согласилась стать моей женой.- Сегодня, завтра решим, когда будет свадьба. Я хочу, что бы она состоялась здесь. Если, конечно, никто не против? - таковых не оказа­лось.
   Все дружно загалдели и зашумели и также дружно бросились знако­миться и целоваться с Марией. Каждый называл своё имя сам, потом называл степень своего родства или приятельства. Она даже опешила от такого коли­чества новых лиц и имён и успевала только ответить:
   - Рада познакомиться, очень рада!
   Потом все постепенно потянулись в дом.
   - А в честь чего все собрались? - тихо успела спросить Мария.
   - Сегодня начинается трёхдневный праздник нашего городка, и на него всегда все съезжаются. Вот увидишь - будет очень весело и интересно.
   И это было действительно так. Вечер получился чудеснейший. Угоще­нья и выпивка были на славу, а когда Даниель, брат Хоссе, взял гитару, и все стали петь, Мария вообще пришла в восторг. Заметив это, мать с гордостью пох­васталась:
   - Эти песни придумали мои сыновья!
   - Ну, мама! - с укором сказал Хоссе. - Здесь вся заслуга принадлежит Даниелю. Ведь если бы не его музыка, не было бы и песен.
   - Ты посмотри, какой скромный стал! - вмешался Даниель, объясняя всё в пер­вую очередь для Марии. - Раньше наоборот говорил: если бы не мои стихи, что бы вы пели на праздниках?
   - Ну, раньше я был молодой и глупый! - сразу согласился Хоссе сме­ясь. - И мне было свойственно зарываться.
   - А сейчас значит, поумнел?
   - Да! - он, шутя, принял позу мыслителя. - А что, не заметно?
   - Заметно. Потому и курить бросил? - вдруг в упор спросил отец. - За весь вечер ещё ни одной не выкурил.
   - Ну, так..., -Хоссе развёл руками. - Надо же когда-то начинать беспо­ко­иться о своём здоровье.
   - Вот именно! - назидательно вставила мама. - После аварии ты хоть был у врача? Всё ли у тебя в порядке?
   - Мама! Я совершенно здоров. - Хоссе явно не хотел обговаривать эту тему и попытался перевести разговор в совсем иную сферу: - А фейерверки будут и сегодняшней ночью или только завтра и послезавтра?
   Но мать не дала себя сбить с толку и настойчиво продолжала, но те­перь больше обращаясь к Марии:
   - Ну, сами посудите, побывать в такой страшной аварии! Может у него там ушибы, какие, а то и переломы...
   - Мама..., - сын снова попытался её остановить.
   - ... Он ведь не признается! Никому не покажет и не расскажет! - ска­зала она, повысив голос и угрожая маленьким пальчиком своему огромному сыноч­ку. - А вы, дорогая, (опять к Марии) - Ничего не заметили?
   Девушка задумалась, а потом честно сказала:
   - Да нет! У него всё в порядке!
   Даниель весело захихикал, за что получил кулаком по рёбрам от своей ми­ниатюрной жены, и Мария вдруг осознала подоплёку своего ответа. Так могла отвечать только женщина, детально изучившая тело своего любимого. "Ну и что? - подумала Мария, даже не смутившись. - Он почти мой Муж и мы можем выт­ворять всё, что хотим!" А вслух добавила:
   - Конечно! Небольшой осмотр у специалиста ему бы не повредил! - глаза матери засияли благодарностью, зато Хоссе запричитал:
   - О! Уже сговорились! Да дайте пожить спокойно! Не люблю я врачей и никак в толк не возьму, что у них делают здоровые люди? И чего мне к ним тащиться? И вообще: праздник есть праздник! Давайте лучше споём! Дани­ель, что-нибудь весёленькое!
   И они запели шуточную песню о старом, древнем автомобиле давно мечтающем уйти на пенсию. Но это ему никак не удавалось из-за всеобщей люб­ви и золотых рук мастеров его чинивших. Все подхватили припев, в ко­тором уставшая машина, разминая амортизаторы, набирает скорость и вновь летит навстречу ветру, к синеющему вдалеке морю.
   Мария не могла нарадоваться, слушая оригинальные слова и чудесную му­зыку. Но где-то в глубине её сознания засела, с осуждающим укором, мысль:
   "Может я просто самка? Может ему действительно, где-то больно и он это скрывает? А я ничего не заметила, сосредоточившись только на своём удо­вольствии? Обязательно буду настаивать, что бы он прошёл хотя бы про­стей­ший медицинский осмотр".
   Когда все стали расходиться, будущие муж и жена пошли гулять к морю.
   - Я знаю одно укромное местечко, - заговорщески шептал Хоссе. - Где можно чудно искупаться, без ничего.
   - А если кто-нибудь нагрянет? - он на мгновенье задумался.
   - Ну и что? Мне как-то всё равно! А тебе?
   - Мне тоже, - согласилась Мария. - Главное, что бы ты был со мной!
   И они купались! Тёплая морская вода приятно обволакивала их спле­таю­щиеся тела и своими потоками и завихрениями обостряла и без того воз­буж­дённые чувства. Почти полная луна освещала их купание ласковым се­ребрис­тым светом, придавая всему вид ирреального и фантастического.
   Потом, улегшись между скал, на прихваченное с собой одеяло, они со­едини­ли уста, и весь мир вокруг вообще перестал для них существовать. Были толь­ко два "Я" слившиеся воедино, ставшие одним целым, безгранич­ным и необъят­ным миром сказки и удовольствия, мечты и блаженства, любви и упоения.
   Они лежали, отдыхая, когда первые лучи солнца вынырнули из розовы­х волн и осветили их импровизированное ложе. И тогда Хоссе стал рассказы­вать. Стал рассказывать странную и нереальную историю-сказку о том, чего не бы­ло и не могло быть никогда.
   - В некотором царстве, в некотором государстве, в неизмеримой дали и в невероятной близости, живут некие разумные существа саму суть и подо­бие которых почти невозможно описать здешними понятиями и словами. Но если и попытаться это сделать, то они как бы состоят из знания, разума и па­мяти. И это краткое определение - совершенно неприемлемое, размытое, не­полное и во многом неправильное. Ибо необходимо быть тем существом, об­ладать его всеми органами, опытом и чувствами, и ещё бесчисленнейшими параметрами для того, что бы увидеть или вернее ощутить, а может почувст­вовать друг друга. Если попытаться дать им имя одним словом, то это будет бесполезно, так как нет в земном языке подобных понятий и определений. Но если попробовать сделать это поверхностно и, скорей всего, в шутку, то можно было бы назвать этих бестелесных духов - "ЗНАЙКАМИ".
   Но если отбросить в сторону вопрос об их, так называемой, внешности, то следующий вопрос возникает о смысле и способе их существования.
   Кратко скажу вначале о способе. Есть определённая энергия пронизы­вающая всё сущее, все Миры и все Вселенные. Именно с её помощью и су­щест­вуют вышеупомянутые существа, и именно эта энергия позволяет обра­зовывать новые индивидуумы. Теоретически они бессмертны, но иногда они бесследно исчезают. Существует лишь одна версия по поводу их исчезнове­ния или, возможно даже, смерти. Но сейчас это неважно и я расскажу об этом попозже.
   Теперь о смысле. В основном он заключается в накоплении знаний, сборе различной информации и изучении бесчисленного количе­ства миров. Возможности для этого у Знаек поистине безграничны. Хоть и есть малень­кие, коварные исключения, исходящие из самой сути всё питающей и творя­щей энергии. Например, Знайка может находиться в любом мире и иссле­до­вать его примерно не более трёх лет и только один раз. Один-единственный раз! После этого он обязан передать полученную информацию как мож­но большему количеству себе подобных, и после продолжать действовать по своему усмотрению где угодно, но только не в предыдущем мире.
   Ещё одно ограничение. Хоть исследователь и может это сделать, но для него очень опасно воплощаться в чужой разум, ибо тот может оказаться "гитодуальным". То есть с более сильной волей и подавить волю и способно­с­ти вторжителя и тот останется существовать в каком-то уголке мозга или сознания своего "носителя".
   Единственное, в этом случае, вмешательство которое можно осуществ­лять на разум носителя, так это на глубоком подсознании, прививая неза­метно свои взгляды, особо ценные мысли и задавая незаметно, на первый взгляд, изме­нения в характере и образе действия. Носитель, как правило, уже никогда не будет жестоким, будет всегда придерживаться справедливости и до конца дней своих будет стремиться ко всему прекрасному и высокому. Можно, например, пос­тепенно привить носителю мысль покорить полюса и он это сделает, достичь наивысшей точки планеты и тот будет к этому стре­миться. Можно заставить его полюбить цветы, и он станет заядлым цветово­дом; можно заинтересовать жизнью наших "меньших братьев" и он будет участвовать в движении "За за­щиту животных". Но никогда при этом носи­тель даже не догадается, что эти стремления и мысли навязаны ему чужим разумом. А когда носитель умирает, вырывающийся на свободу разум впи­тывает все его знания, чувства и пережи­тое и умерший как бы становится ча­стью всего сознания Знайки.
   Вот тут я хочу вернуться к смертности самих Знаек. По существующей у них теории, вторичное пленение более сильным и волевым разумом при смер­ти последнего умерщвляет и самого Знайку. Так как не было ещё ни од­ного исследователя пережившего вторичное пленение. Конечно, подобные случаи очень редки. Почти невероятнейшее стечение обстоятельств может свести могущест­венных Знаек с индивидуумами, обладающими более силь­ной волей и, потен­циально, более уникальнейшим разумом.
   Но всё-таки этот вариант возможен и Знайки, уже раз побывавшие в пле­ну чужого разума, никогда больше не пользуются возможностью изуче­ния но­вого мира, как бы изнутри, вживаясь в сознание его обитателя. Для дальней­шего изучения чего угодно подобным способом, существует другая, более бе­зопасная форма проникновения в любой мир. В намеченном заранее мире, изыс­кивается оболочка одного из жителей, вполне пригодная для фи­зического и прочего существования, но которую только что покинул умер­ший разум. Чаще всего практикуется вживление в организм дряхлой и старой особи, по­жившей долго и имеющей большой опыт и много знаний. Так как при вживлении изучающему передаётся в тот же момент вся память остав­шаяся в мозговых хранилищах. При этом нормы поведения Знайки совер­шенно ничем не будут отличаться от прежних норм поведения личности, в которую он интродуцировался. Для более лучшего функционирования вы­бранной оболочки широко используются методы небольшого капитального ремонта, легко осуще­ствляемые при вживлении.
   В связи с этим мне вспоминается один забавный случай...
   - "Тебе вспоминается?" - сонно перебила Мария рассказ Хоссе. - Ты, дорогой, совсем уже стал завираться!
   - Каждый рассказчик должен свято верить в то, что он рассказывает! - мол­вил нравоучительно Хоссе, поднимая вверх указательный палец. - Только тогда его рассказ будет выглядеть правдивым и заслуживающим до­верия.
   - Ладно, ладно! - согласилась Мария. - Фантазируй что хочешь, для меня даже просто слушать тебя - одно удовольствие.
   - Но ты хоть улавливаешь суть мной рассказываемого? - спросил Хоссе.
   - Конечно, дорогой! - уверила она его. - Я слушаю очень внимательно.
   - Надеюсь.... Так вот. О забавном случае.
   Умер один старикашка, ну вернее, почти умер. А был он очень бога­тый, но очень вредный и невыносимый по характеру. У его постели собра­лись все многочисленные родные и кое-какие знакомые, питающие неболь­шие искорки жалости к умирающему старцу. Измучившийся доктор прекра­тил попытки запус­тить остановившееся сердце и уже начал фразу, что, мол, с "глубоким прискор­бием" и т.д. и т.п. как вдруг заметил, что умирающий пы­тается вздохнуть. Возобновив свои усилия, доктор был награждён откры­тыми глазами, а чуть позже и полным восстановлением всех жизненных функций пациента. Через минуту дедуля встал, обвёл глазами присутствую­щих и ехидно прошепелявил:
   - Что, смерти моей ждёте? Не дождётесь!
   И почти у всех там находившихся, мелькнула нехорошая мысль: "О господи! Лучше бы он уже...!" И только трёхлетний правнук радостно под­скочил к деду и затеребил его за руку:
   -Не умилай, деда! Мы ведь с тобой на лыбалку соблались!
   У старца на глазах выступили слезы, и всю его вредность как рукой сня­ло. Погладив внука по голове, он произнёс:
   - Да я уже вроде как на том свете был. Но... вдруг вспомнил, что со­всем не так завещание составил. ...И вернулся. Не хочу, что бы вы меня вспоми­нали только плохими словами. А сейчас - на рыбалку! - и схватив малого на руки выскочил из комнаты.
   - Совсем старый рехнулся! - удивлённо воскликнула сноха. Хотя тоже нахо­дилась в довольно-таки преклонном возрасте.
   - А может наоборот... - мечтательно произнёс младший сын. - Изме­нился к лучшему и стал таким, каким был в молодости, до смерти матери.
   И действительно. Характер старика преобразовался кардинально и, что интересно, в самую лучшую сторону. Он стал самым милым, добрым и обая­тель­ным человеком. И когда, через насколько лет, он всё-таки ушёл из жизни, не нашлось ни единого человека, кто бы не сказал о нём доброго слева.
   То есть, воплотившийся в него Знайка, сразу всё расставил по полоч­кам и понял причину той нервной вредности, так портившей жизнь старцу в послед­ние годы. И этим помог очень многим
   - Как интересно! - протянула Мария. - Выходит эти Знайки довольно-таки добрые и сердечные существа. Хотя сердце, как таковое, если я пра­вильно поняла, у них отсутствует?
   -В общем то, да! - согласился Хоссе. - Для них неприемлемы зло, жес­токость и насилие. - И вдруг спохватился: - Слушай, который час? Нас на­верняка уже разыскивают, да и давно пора завтракать.
   -Если я не соглашусь, мой желудок воспротивится и взбунтуется от голода! - засмеялась Мария, вскакивая и бодро одеваясь. Хоссе тут же по­следо­вал её примеру и через несколько минут они уже мчались, хохоча по пля­жу, взбивая ногами брызги с волн, пытающихся достать их своими пени­стыми лапами.
   А после обеда в городке начались парады и шествия. Потом был карна­вал с завершающим его красочным фейерверком салютов, и начались диско­теки. Но Мария с Хоссе сбежали после нескольких танцев и забрались в ста­рый, но прочный сарай, расположенный в глубине сада. Сюда почти не дос­тигала гро­хочущая музыка с ближайшей площади, временно превращённой в гигантскую дискотеку.
   И им было хорошо вдвоём. Уютно расположившись на душистом аро­матном сене, они опять предались пылким и страстным объятиям и ласкам. После них Хоссе поинтересовался:
   - Хочешь послушать продолжение истории о Знайках?
   - Конечно хочу! - согласилась Мария, а про себя подумала: "Он же поэт! Скорей всего он хочет написать какой-нибудь фантастический роман и хочет послушать моё мнение о задуманном сюжете. Хоть я и не люблю фан­тастики, но его замысел очень интересен и, я думаю, книга у него получится замеча­тельная!" - и вслух добавила: - А там будет что-нибудь про меня?
   - Конечно, дорогая! В дальнейшем рассказе ты будешь главной герои­ней.
   - О! Звучит заманчиво!
   - Ну, тогда слушай!
   - И был среди Знаек один молодой и неопытный, начинающий иссле­дователь. Он так горячо и необдуманно стремился к набору новых знаний и новой ин­формации, что поступал порой очень неосмотрительно и неосто­рожно.
   И вот однажды, без всякой консультации и предварительной разведки он ворвался в один из миров и с ходу интродуцировался в мозг одного из его обитателей. Это всегда можно сделать не задумываясь и почти автоматичес­ки. Я говорю почти, так как имеется всё-таки три главных параметра необхо­димых для вхождения Знайки в телесную оболочку намеченного разумного существа. Первый - это, естественно, наличие самого разума. Второе - нали­чие свободного, незадействованного места во всей инфраструктуре мозга для размещения там иного разума. И третий - самый странный - это определён­ный размер несущих конечностей. То есть, если у меня, например, размер ноги со­рок седьмой, то я бы никогда не смог интродуцироваться в человека с со­роковым, сорок третьим или даже сорок шестым размером обуви.
   Мария подняла свою маленькую ступню и приставила сверху к ноге Хоссе. И всё равно его пальцы были длиннее и выступали из под маленьких розовых женских пальчиков.
   - Значит, ты бы не мог поселиться во мне?
   - Ни в коем случае!
   - Это хорошо! - констатировала Мария.
   - Почему? - Хоссе оглядел девушку оценивающе и заинтересованно.
   - Для меня лучше обнимать тебя снаружи, чем ощупывать изнутри! - засмея­лась Мария, сжимая свои объятья. Он закрыл глаза от удовольствия:
   - Конечно, так намного лучше!
   - Но меня в твоём рассказе, смущает один нюанс, - она подняла голову с его плеча и чмокнула в щёку. - Ты ведь говорил, что Знайки трудно подда­ются описанию и являются как бы бестелесными. Тогда при чём тут размер несущих конечностей особи, в которую они и нтыр... - дур... - цур...
   - Интродуцируются? - помог Хоссе.
   - Вот именно!
   - Ну..., - он немного задумался. - Вот ты, например, что знаешь об устройстве своего сердца?
   - Оно вот такое, - она пальчиком повела по груди Хоссе, контурно обозна­чая рисунок, которым обычно рисуют сердце, пронзённое стрелой Амура. - Оно качает кровь по всему организму. Состоит из камер, клапа­нов..., - она задума­лась вспоминая. Потом засмеялась: - Ну... и ещё чего-то!
   - А как эти камеры, клапаны, я уже даже не спрашиваю про "ещё что-то", функционируют? - продолжал допытываться Хоссе. - И почему так, а не иначе?
   - Понятия не имею! - чистосердечно призналась Мария.
   - Ну и этот молодой и юный Знайка, тоже пока не имеет понятия о многом. Ведь нельзя объять необъятное, тем более - сразу.
   - Ну что ж, возможно и такое, - она согласно закивала головой. - Но я бы на твоём месте, придумала что-то белее логическое и правдоподобное по этому вопросу. - Хоссе как-то странно посмотрел на неё и хмыкнул. - Не возмущайся по поводу критики, - посоветовала Мария. - А лучше рассказы­вай дальше. Я ни­как не дождусь - где же там про меня?
   - А это потому, что ты отвлекаешься на несущественные мелочи, - нравоучи­тельно заметил Хоссе, вздохнул и продолжил: - Так вот. Попав в чужую оболоч­ку, Знайка вдруг с ужасом обнаружил, что находится в плену более гитодуального разума и почти совершенно бессилен им управлять. Но что делать? Пришлось смириться и занять наблюдательную позицию и по­смотреть, чем за­нимается его носитель. А его носитель, которого звали Ар­чибальд...
   - Мне это имя не нравится! - перебила Мария, наморщив носик.
   - В том то и дело! - многозначительно продолжал Хоссе. - Арчибальд тоже имел со своим именем проблемы. Так как он в тот момент, когда в него интродуцировался Знайка, как раз пытался познакомиться с одной очарова­тельной девушкой, которую звали: Мария-Изабель. И ей тоже, сразу же, не понравилось его имя, а вначале и не только имя, и она его, можно сказать даже очень невежливо, отшила. Но недаром Арчибальд обладал уникальным мозгом. Хоть и сильно расстроившись после первой неудачной попытки, он попытался сконцен­трировать все свои усилия на том, что бы продолжить знакомство с той, ко­торая ему слишком уж понравилась. Что он только не вытворял. Наблюдавший вначале с полным безразличием Знайка, постепенно тоже включился в процесс интересных и увлекательных попыток своего но­сителя изучить и укротить строптивую и очень своенравную избранницу. Действуя на подсознательном уровне, он постепенно избавил Арчибальда от необдуманных и вспыльчивых поступков, привил ему терпение и должную настойчивость и постоянно, нена­вязчиво подкидывал различные идеи и ва­рианты, помогающие успешнее завоё­вывать симпатии, а в конечном итоге, и сердце Марии-Изабель.
   Как долго (!) Арчибальд и Знайка всеми силами боролись за первый благо­склонный взгляд, великодушно подаренный Арчибальду за все его ста­рания и настойчивость. Это произошло, когда однажды Арчибальд, после многочисленных и безуспешных попыток преподнести девушке различные цветы (от которых она категорически отказывалась), додумался подарить ей живые цветы, в горшке. Она, к его огромному удовлетворению, взяла, поню­хала, мило улыбнулась и ска­зала "Спасибо!" Положила цветок рядом, на си­денье своей машины и, как всегда, уехала.
   Теперь каждый день Арчи стоял у её офиса, терпеливо ожидая выхода св­оей избранницы, и вручал ей живые цветы. Разные. При этом он постоянно делал предложение Марии куда-нибудь пойти поразвлечься: В кино, в кафе, в театр и ещё в десятки самых немыслимых мест. Постепенно окна офи­са, принадлежащего Марии (а она занималась моделированием и шитьём одеж­да), покрылись разнообразнейшими цветами всех сортов и оттенков. Все там работавшие, вначале посмеивались, потом прониклись сочувствием, а потом и симпатией к такому настойчивому и неотступному ухажёру. Благодаря этому Арчи удалось познакомиться с начальником охраны, родным дядей Марии. И тот, за очередной чашечкой кофе, проболтался, что племяннице больше нра­вятся белые розы. С того дня поклонник покупал только белые живые розы самых разных размеров и исполнений.
   Однажды Арчибальд, после очередного вручения цветов, как обычно назвал очередное место, куда бы он желал пригласить Марию.
   - Завтра выходной и, может быть вы соизволите посетить со мной Парк Аттракционов?
   К его неописуемому восторгу Мария-Изабель, уже готовившаяся уйти, оста­новилась и переспросила:
   - Куда?
   - В Парк Аттракционов! - с замиранием сердца повторил Арчибальд.
   - Я думаю! - как бы про себя заговорила она. - За такое-то время можно всё перечислить! - потом безнадёжно вздохнула: - Так и быть! Пой­дём! - увидев, как лицо парня расплылось в счастливой улыбке, чуть ли не ехидно, добавила: - Но согласилась я не из-за вас, а из-за того, что люблю парк аттракционов!
   - А никто и не спорит! - тут же отозвался Арчибальд готовый на всё, лишь бы быть с Марией-Изабель.
   На следующий день они пошли в парк. Это был их первый, очень большой шаг к единению. Мария вдруг с удивлением отметила, что Арчи прекрасный рассказчик, обладающий большими знаниями. Интересный жиз­нерадостный чело­век с очень тонким чувством юмора и деликатным отно­шением к девушке, за которой пытается ухаживать.
   Дальше события стали развиваться более ускоренными темпами, но всё равно, Арчибальду понадобилось целых три (!) года, что бы уговорить Ма­рию-Изабель выйти за него замуж. И в последнее время она отказывалась только из-за того, что замужество ею, якобы, было запланировано на более поздний срок.
   - Во, коварная Ведьма! - игриво вставила Мария.
   - Да уж! - поддакнул Хоссе улыбаясь.
   - Но я ведь не такая? Правда? - она нежно прижалась к его щеке. - Я ведь сразу согласилась?
   - О! Ты! - с восхищением протянул он. Потом положил Марию на себя и стал нежно гладить её бёдра, талию, спинку и плечи. - Признаюсь, я до сих пор не могу поверить своему счастью и твоему неимоверно быстрому согла­сию! - а потом философски изрёк: - Все-таки знания и опыт - это сила!
   - А дети у них были? - неожиданно спросила Мария и почувствовала, как те­ло лежащего под ней Хоссе немного вздрогнуло.
   - Конечно, были. У них было четверо прекрасных детей, и они про­жили дол­гую совместную жизнь в полном согласии и неизмеримом счастье. И умерли в очень преклонном возрасте, окруженные заботой и любовью де­тей, внуков, пра­внуков и даже праправнуков.
   - Какой прекрасный и счастливый конец! - с чувственным вздохом сказала Мария.
   - Совсем нет! - возразил Хоссе. - Скорей всего это только середина всей истории.
   - Вот здорово! Значит, есть ещё и вторая серия? - обрадовалась Мария.
   - Конечно! Ты, надеюсь, не забыла о Знайке, который после смерти своего носителя, снова вырвался в межмирское пространство? Так вот он, за прожи­тое время в теле Арчибальда, тоже безумно влюбился в прекрасную и божес­твенную Марию-Изабель и уже не мыслил своего существования без своей возлюбленной. И ведь он был великим Знайкой, пусть ещё юным, но очень могу­щественным. Он бросился на поиски миров адекватных тому, ко­торый он только что покинул. Ведь каждый мир имеет до сорока параллель­ных копий исходящих всего из одной точки сущего и расходящихся в абст­рактном времени в виде гармошки. Каждый параллельный мир может видо­изменяться от своих соседей в мельчайших деталях или в кардинальных все­общих отличиях. Но ближе к центральной оси общего веера, миры, как пра­вило, очень похожи и почти не отличаются друг от друга.
   И Знайка нашёл ещё два, точно таких же мира, в которых существовала его несравненная Мария-Изабель, и примерно в том возрасте, который пред­шество­вал её замужеству. Я говорю примерно, так как Знайки не могут из межмирско­го пространства наблюдать всё детально и адекватно как жители находящи­еся внутри самого мира. И только войдя в оболочку носителя, ис­следователь получает возможность видеть цвета, ощущать те же запахи и вкусы, как и все обитатели данного мира.
   Поэтому наш Знайка, специально не предупредив никого из своих "со­ро­дичей", стал подыскивать подходящую телесную оболочку, из которой при смер­ти уходит сознание, уже не рискуя безоглядно интродуцироваться в лю­бого живого индивидуума, боясь снова быть пленённым чьим-то более гито­дуальным мозгом. И не предупредил он никого, по вполне обоснованным причинам. Дело в том, что по законам Знаек, пребывание в оболочке уже умершей осо­би более чем три года, категорически возбранялось. И если бы­вало, кто-то не спешил покидать обжитое тело, увлёкшись исследованиями или ещё чем-либо, то остальные Знайки его "изымали" из мира, в котором тот задержался сверх положенного срока, и возвращали в межмирское про­странство. А наш Знайка хотел прожить с Марией, если удастся, до самой последней минуты.
   И вначале ему так всё и удавалось сделать. Он выбрал молодую, подхо­дящую оболочку и оказался в нужном мире. Нашёл Марию-Изабель, которая к тому времени и не думала о замужестве и начал за ней ухаживать. С его зна­ниями и опытом ему удалось уговорить Марию на замужество уже го­раздо быс­трее - всего за один год! И они стали жить счастливо.
   Но! На пятом году жизни в мире номер два, его случайно нащупали другие Знайки и без колебаний "изъяли" в межмирское пространство. Какая это бы­ла для него трагедия! А как он переживал за оставшуюся в полном не­ведении Марию! Ведь для той он просто умер от какой-нибудь страшной и ско­ротечной болезни. Как он хотел к ней вернуться! Но не мог! Мир уже раз посещённый, навсегда закрыт для повторного визита.
   Оставался последний мир - номер три.
   - И тут ему вообще повезло! - в тон Хоссе стала продолжать рассказ Мария. - Обладая знаниями о характере, привычках, склонностях и всех са­мых сокровенных желаниях и мыслях своей избранницы, пресловутому Знайке уда­лось уболтать доверчивую и глупую Марию-Изабель номер три за неимоверно короткий срок: всего за четыре дня! И они жили долго и счаст­ливо!
   Хоссе посмотрел в глаза Марии с таким укором и нежностью одновре­менно, что та почувствовала себя виноватой.
   - Извини, что я тебя перебила, но это самый логичный конец твоей ис­тории. И, признаться честно, больше всего меня устраивающий.
   - Меня тоже! - сразу согласился Хоссе, - Но я не рассказал тебе ещё само­го главного...
   - Дорогой! - она решительно прикрыла ему рот ладошкой. - Даже в сказке должны быть реальные вещи. А раз они есть, давай от них отталки­ваться. Допустим ты, - она великодушно улыбнулась. - Тот самый Знайка. Тогда у тебя есть ещё целых три года, до момента твоего "изъятия". И у тебя есть ещё уйма времени для рассказов о "главном" и даже второстепенном. А если ты просто - Хоссе, то тем более, я постараюсь выделить достаточно времени для твоего творчества. Но вы оба и в любом случае, не должны за­бывать, что ваша любимая Мария-Изабель отличается завидным аппетитом и её надо иногда, хотя бы подкармливать, а то она не доживёт до свадьбы. Хоссе удивлённо уставился на меленькое окошко на крыше сарая:
   - Уже утро!
   - Уже скоро обед! - поправила она. - Или ты намерен меня кормить только любовью?
   - Дорогая! Я тебя так люблю, что никогда бы тебе не позволил умереть в моих объятьях от голода! Поэтому один поцелуй и вперёд, на поиски корма!
   - Ну ладно, один можно! - согласилась Мария. - Но только один! Не увлекайся!
   Они увлеклись обое. И вышли в обнимку из сарая лишь через два часа, го­лодные и шатающиеся от усталости, но довольные и счастливые.
   Через несколько месяцев, уже после свадьбы, Хоссе опять вернулся к сво­ей фантастической сказке.
   Они сидели в салоне новой шикарной квартиры купленной на собст­венные средства накануне бракосочетания. Мария листала журналы послед­них мод и профессионально делала небольшие зарисовки на огромном ли­стке ватмана, лежавшего тут же, на столе. Хоссе сидел через стол и, на таком же листе, уве­ренными штрихами рисовал портрет Марии, изредка вскидывая на неё голову.
   Мария отбросила последний журнал, и устало потянулась, откинув­шись на спинку стула. Потом вытянула шею, пытаясь разглядеть рисунок на располо­женном к ней ребром ватмане. Поинтересовалась:
   - Что рисуешь? - Хоссе с готовностью тут же повернул портрет к ней ли­цом. - Опять я?
   - Ты себе не представляешь, как это прекрасно: уметь рисовать! - с во­оду­шевлением начал Хоссе.
   - Но нельзя же рисовать одно и то же! - возразила она.
   - А ты никогда не бываешь одна и та же, ты всегда разная! Это просто фантастически интересно!
   Мария, довольно заулыбавшись, встала и пересела к мужу на колени, обня­ла за шею:
   - С тех пор как мы познакомились, ты рисуешь только меня или, в крайнем случае, какой-нибудь вид, на переднем плане которого - всё та же я! А ведь ты можешь загубить свой талант. У тебя раньше получались чудес­нейшие кар­тины и, будет жаль, если ты перестанешь творить подобное.
   - Ну, может я и вернусь ещё к подобным картинам, но сейчас для меня мой талант ещё нов и я просто балдею, когда у меня под рукой появляется твоё изображение.
   - Ага, твой талант тебе нов? - она спрашивала с явной издевкой.
   - Ты ведь не забыла, что раньше я не был художником, а был просто Знайкой?
   - Да, да, да, да! Как же это я забыла? - решила подыграть Мария. - Значит, я сейчас сижу на коленях у аморфного бестелесного Духа?
   - В некотором смысле.... Да! - согласился он.
   - И это он меня сейчас гладит по попке и засовывает руку под трусики?
   - А как же! Конечно, конечно! - Хоссе сказал это, сильнее прижимая к се­бе жену, а потом начал целовать её в раскрытый вырез блузочки, посте­пенно опускаясь губами всё ниже и ниже. Мария истомно вздохнула и согла­силась:
   - Как хочешь, так и буду тебя называть!
   Он с явным трудом оторвался от её прелестей и попросил:
   - Мне очень надо дорассказать тебе все детали и больше к этой сказке я постараюсь не возвращаться. Хорошо?
   - Дорогой! Ты ведь прекрасно знаешь, какая я реалистка? Но в то же вре­мя я готова слушать тебя днём и ночью с большим удовольствием. И это ты тоже знаешь?
   - Знаю, родная. Но то что, я хочу тебе рассказать не совсем уж весёлое и радостное. Но ты должна это знать и помнить.
   - Да что угодно! - заверила его Мария. - Только скажи, от чьего имени ты будешь говорить: Знайки или Хоссе?
   - А давай от имени Знайки? - он оживился. - Так даже будет проще и понятнее.
   - Давай! - согласилась она, ероша его волосы. - Уж кто-кто, но ты меня всег­да уговоришь на что угодно!
   - Значит так! - он прикрыл на короткое время глаза, как бы вспоминая что-то. - Изъяли меня, как ты помнишь из мира номер два, но я тут же бро­сился к миру номер три, единственному, где мог бы встретиться со своей возлюбленной Марией-Изабель. Но уже не спешил, делал всё обдуманно и взвешенно.
   Прежде всего, мне надо было опробовать одну гениальную идею, воз­никшую у меня в момент, когда меня "изымали" из мира номер два. Оказы­вается, в ту секунду, когда теряешь контакт с окружающим миром, но ещё не вынырнул в межмирское пространство, есть возможность резко метнуться в сторону и фактически исчезнуть бесследно для вездесущих Знаек. При этом мой разум, совершенно автоматически, подыскивает любую близлежащую оболочку, лишь бы сошлись параметры и интродуцируется в мозг будущего "носителя". И тогда меня уже невозможно выследить - нет входной инверсии из межмирского про­странства.
   - Насколько я помню, - вставила Мария. - При подобном интродуци­ровании мож­но попасть под влияние более сильного разума?
   - Можно! - весело согласился Хоссе. - У тебя прекрасная память, до­рогая! Но подобные попадания настолько редки, что не стоит принимать их во внимание.
   - Хорошо, не будем! Но я всё никак не пойму, что ты мне пытаешься расска­зать и что я должна запомнить?
   - Вот тут то я и хочу сказать о самом главном и важном. Уходя из меж­мирского пространства, я оповестил всех, что отправляюсь исследовать со­вершенно иной мир, в одну из его параллелей. То есть меня здесь искать вро­де бы не должны. Но, увы! Если мне не повезёт, меня могут найти случайно. И тогда станут "изымать", И вот тут то я уйду в другое тело. От тебя только требуется одно - не расстраиваться, если вдруг с этим телом что-нибудь слу­читься..., - он постучал себя по груди. Мария при этом вся почему-то похо­лодела, хотя внешне продолжала улыбаться. - ...И ни о чём не пе­реживать. Я постараюсь тут же к тебе вернуться. Всё расскажу, о чём говорю сейчас и ты меня узнаешь. И тогда мы будем жить до конца дней наших счаст­ливо и без забот.
   Мария вскочила с его колен и встала по другую сторону стола:
   - Если для вас, "Знаек" - она произнесла последнее слово с особенным сар­казмом. - И всё равно - в каком теле вы находитесь, то для меня это перво­степенно!
   В ответ Хоссе весело рассмеялся:
   - И ты это говоришь? Любимая моя! Ты ведь имеешь самые реали­стичные взгляды на всё и вся из всех, кого я знаю лично или о ком наслышан. Не ты ли всегда твердишь, что внутренний мир любого человека намного важней, чем прикрывающая его телесная оболочка? Которая, в свою очередь, покрыта бессмысленной, ничего не значащей, одеждой. Если я не ошибаюсь, то цитирую дословно твои же изречения! А теперь ты хочешь сказать, что моя сущность совершенно тебе безразлична? И что первостепенную роль для тебя имеет моё тело?
   Мария, виновато опустив глаза, подошла к Хоссе и обняла его за го­лову:
   - Извини, я что-то не так сказала. Просто ты сам говоришь, что я реа­листка. Так как же я могу поверить во всё то, что ты мне пытаешься навя­зать?
   - А ты и не верь, дорогая! - он смотрел снизу ей прямо в глаза, в кото­рых были непонимание и растерянность. - Может так случиться, что я на старость лет ещё и пожалею о рассказанном. Но самое главное, что бы ты это знала и помнила: я никогда тебя не покину и всегда к тебе вернусь. И ты долж­на будешь это вспомнить всё, только в единственном случае - когда со мной что-то случишься.
   - А если... - в глазах у неё стояли слезы. - ...С тобой "что-то слу­читься"? Сколько мне ждать твоего возвращения?
   - День, два, три! Ну, максимум - неделю! - уверенно выпалил Хоссе. - Конеч­но, могут возникнуть некоторые лишние вопросы со стороны знако­мых и родственников, в первую очередь. Но мы всегда можем уехать куда угодно, лишь бы быть вдвоём.
   - А если тебя пленит более сильный разум?
   - Всё равно я заставлю его прийти, приползти к тебе, чего бы мне это не стоило. Я ведь всё-таки имею некоторый опыт в подобных мероприятиях.
   - Но ведь вторично попав в плен, Знайка умирает?
   - Но ведь перед этим я проживу длинную и счастливую жизнь рядом с тобой! Мария постояла минуту, потом резко встряхнула волосами:
   - Хорошо! Теперь я надеюсь, знаю всё, что необходимо? - и снова усе­лась к мужу на колени.
   - Думаю, да!
   - Тогда давай договоримся не обсуждать больше эту тему. Мне твоя сказ­ка перестала нравиться.
   - Давай! Мне она тоже не доставляет радости, - он нежно укусил Ма­рию за мочку уха. - М-м! Как вкусно! И кстати, не лучше ли нам... - Хоссе хитро прищурился: - Поехать на водохранилище и арендовать большую лодку на всю ночь?
   - Как здорово! - восхитилась Мария. - Ты же знал, что мне захочется! Почему же раньше не предлагал?
   - Солнышко! - Хоссе вскочил, держа жену на руках и закружил её по всему салону. - Нам ещё сто лет жить вместе - надо же как-то растянуть удо­воль­ствие. А то, если всё сразу, то потом ты меня бросишь.
   - Какой хитрый! - пропела Мария, закрывая глаза от головокружения.
   Вода в водохранилище была прозрачная и чистая и моментально смыла неп­риятный осадок от последнего разговора из мятущихся мыслей Марии. И она больше не вспоминала о нём. Потому, что жизнь была прекрасна!
   Прекрасна и очаровательна. Интересна и неповторима в каждые дни, не­дели, месяцы и годы.
   Долгие, долгие годы. Но как неожиданно коротки они оказались по­том! Всего шесть коротких, молниеносно пролетевших лет!
  
   И настал страшный день. Самый жуткий и кошмарный и жизни Марии.
   Как часто бывает в подобные моменты, с утра ничего не предвеща­ло о том, что должно было случиться.
   Прощаясь, перед выходом на работу, Мария упросила Хоссе заняться немно­го домашними делами.
   - Холодильник совершенно пустой и в него даже неинтересно загля­дывать. Будь добр, вспомни о своих обязанностях и заполни его чем-нибудь вкусненьким.
   - Мои обязанности?! - запричитал Хоссе - Мало того, что я готовлю, кормлю тебя и мою посуду, так теперь ты меня ещё и загружаешь походами в магазины! Не ты ли говорила, что меня нельзя посылать за продуктами? Что то, что я покупаю, можно купить в два раза дешевле, если походить по дру­гим магазинам?
   - Сладкий мой! Я ведь не прошу, что бы ты искал подешевле. Что ку­пишь, то и купишь. Сегодня я бы не успела сделать закупы - буду занята до са­мой ночи. А завтра у нас гости. Ты, надеюсь, не забыл? Ведь это ты меня при­учил, что гостей лучше принимать дома, а не таскать по ресторанам.
   - Да, конечно! Но..., - он делано захныкал. - Я ещё хотел часик под­ремать...
   - О-о-о! - скептически протянула Мария, пряча улыбку. - Да ты у меня уже старенький становишься - совсем обессилел.
   Хоссе, в деланном ужасе, скатился с кровати на пол, сделал несколько отжиманий, бодро вскочил и пару раз присел, а потом, высоко поднимая ко­лени, под смех своей жены побежал на месте.
   - И что, ты хочешь променять меня на двадцатилетнего? - он спросил это, раздувая грудь и высоко задрав подбородок.
   - Если холодильник останется пустой, будет рассмотрен и этот вари­ант! - это она сказала уже находясь в дверях спальни.
   - Это несправедливо! - Хоссе картинно стал махать указательным пальцем в сторону Марии. - Я буду жаловаться! В муниципалитет! В кабинет министров! Самому королю! Куда угодно! В ООН, наконец...
   С самого начала его напускной тирады, Мария повернулась и краду­щими­ся шагами пантеры стала к нему приближаться, выставив вперёд свои паль­чики с наманикюренными ноготками. Чем ближе она подходила, тем тише стано­вился голос Хоссе. Он стал даже затравленно озираться, якобы в поисках убежища, а потом, сложив руки как футболист стоящий в стенка при штраф­ном ударе, смиренно промямлил:
   - Извините, погорячился!
   - Ну, нет! За это ты сейчас будешь наказан! - и Мария прыгнула на Хоссе, обхватила его руками и ногами и, повалив на кровать, стала целовать куда попало.
   - Нет, нет! Только не это! - взмолился он. - Ты ведь сейчас убежишь на рабо­ту, а я останусь здесь в мученьях и одиночестве!
   - Так тебе и надо! - нравоучительно сказала Мария, соскакивая на пол и подходя к зеркалу поправить одежду и причёску. - Будешь знать, как возра­жать своей законной супруге! Да, кстати! Во сколько ты привезёшь обещанную картину для моего кабинета?
   - А какое время соизволит мне выделить Ваше Высочество для ауди­енции?
   - Буду ждать тебя в час дня и, если успешно отчитаешься о выполнен­ной работе, может быть даже пообедаем вместе.
   - О! Какое великодушие! Как это гуманно и человеколюбиво - позво­лить с вами трапезничать (если конечно удастся в полной мере выполнить толь­ко что поставленные передо мной непосильные задачи)!
   - У тебя всё получится, дорогой! - с уверенностью крикнула Мария уже из коридора. - Я тебя буду ждать!
   И она ждала! Ровно в час выглянула в окно, надеясь увидеть автомо­биль Хоссе. За всё время их совместной жизни он ни разу не опаздывал, на­оборот, всегда являлся намного раньше. И, желая лишний раз удивить своей пунктуаль­ностью, поджидал где-то совсем рядом, что бы ровно в назначен­ное время порадовать её своим прибытием.
   В час его не было! Мария ещё минут пять по инерции занималась своими делами, а потом снова попыталась отыскать авто своего мужа на спе­циальной стоянке принадлежащей её фирме. Бессмысленно глядя через стекло, она прождала ещё минут пять и только тогда внутри её тела что-то начало неприятно зудеть, вызывая чувство обеспокоенности и дискомфорта.
   Отругав себя за пассивное ожидание, Мария схватила телефон и на­брала номер мобильника Хоссе. Гудков семь никто не отвечал, и она уже хо­тела наб­рать снова, как вдруг телефон ответил:
   - Слушаю! - мужской голос был совершенно чужой и незнакомый.
   - Ало! - растущая в душе тревога сделала голос Марии резким и гром­ким. - Кто это? С кем я говорю?
   - Видите ли, сеньора... - мужчина, говорящий по телефону Хоссе пе­ребывал в какой-то нерешительности. - С вами говорит Игнасио Сарейна, капрал дорож­ной полиции. Телефон остался на сидении, а я жду автоплат­форму...
   - Что с моим мужем?! - Мария перешла на истерический тон, хватаясь однов­ременно за край стола.
   - Я не знаю сеньора! Автомобиль совершенно цел, стоит на ручном тормо­зе, то есть, аварии не было. Единственное, что мне известно: водителя ми­нут пятнадцать назад забрала скорая помощь и повезла в госпиталь имени 12-го октября. Ему, вроде бы, как стало плохо...
   Ещё последнее слово звучало в трубке, а Мария уже летела, как сума­сшедшая по ступенькам лестницы чуть не ломая, при этом, ноги. Вероятно, ей повез­ло, что в фойе находился дядя Альфонсо, который увидя Марию с побледневшим, без единой кровинки лицом, буквально схватил её у самой входной двери:
   - Что случилось?!
   - Хоссе!! Он в госпитале 12-го октября!!! - одними губами прошептала Ма­рия, судорожно пытаясь при этом вырваться. - Я еду туда!
   Дядя Альфонсо, не выпуская племянницу из своей хватки, бросился с ней на улицу, к машине:
   - Не паникуй! Тебе нельзя за руль! Я сам поведу!
   Силой усадив дрожащую племянницу на место пассажира он, на при­личной скорости, погнал машину. Мария сидела окаменевшая, судорожно схватившись за панель приборов и бессмысленным взглядом уставившись в никуда. В её теле напрочно засел страх.
   Страх, поглощающий все чувства, разум, мысли и ощущение самой себя. Если бы она могла, то, вероятно, выла всю дорогу, но ей и так не хва­тало воздуха для дыхания.
   А когда они вскочили в приёмное отделение, Мария вообще лишилась дара речи и даже прикрыла рот ладонью, пытаясь унять непомерное дрожа­ние своих губ. Все сведения и информацию узнавал дядя Альфонсо.
   Им сообщили, что недавно поступивший находится в палате интенсив­ной терапии, и врачи борются за его жизнь. Как только станет что-нибудь из­вест­но, один из врачей обязательно выйдет и даст полную информацию о со­сто­янии больного. А сейчас к нему категорически нельзя никому, придется по­дождать в одной из комнат для свиданий.
   Дядя Альфонсо, видя, что племянница передвигается как сомнамбула, поп­росил дать ей что-нибудь успокаивающее, но, после дурно пахнущей жидкости, Марию вообще стошнило и она стала терять сознание. Последнее её воспоми­нание было о вошедших в комнату людях в белых халатах, спе­шащих к ней на помощь.
   - Хоссе! Хоссе лучше помогите! - были последние слова, которые она попы­талась произнести при памяти.
   Возвращение из небытия было мучительным и кошмарным. Ей мере­щилось что-то огромное и клубящееся, из которого она немеющими руками пыталась кого-то вытянуть, крича во всё горло: "Отдайте, отдайте!!!"
   Привела в чувство прохладная ладонь, опустившаяся ей на лоб. Открыв гла­за, Мария встретилась с заботливым и встревоженным взглядом дяди Альфонсо. Уже, почему-то, не питая малейшей надежды, спросила:
   - Что с Хоссе?
   Вместо ответа дядя опустил скорбно голову, а из глаз его полились не­сдерживаемые слезы. Весь его вид выражал такую степень отчаяния и такую боль утраты, что Марии и без слов всё стало ясно.
   - Умер...? - она сказала это тихо, не то, спрашивая, не то, констатируя случив­шееся.
   - Да... Его больше нет с нами... -голос сильного, прошедшего мно­гое в сво­ей жизни человека, срывался и был еле слышен. Он тоже любил Хоссе, любил, как родного сына и его мучительные переживания заставили Марию на миг позабыть, что это только её горе. Неожиданно она сказала:
   - Он вернётся! Обязательно вернётся! - и залилась огромными горь­кими слезами, прячась за ними от такого огромного и такого безрадостного мира.
  
   Время лечит всё. Так говорят, но.... Раньше и мнение Марии-Изабель было примерно таким же. Но её жизнь не становилась со временем лучше или безболезненнее. Поначалу вообще она ни о чём другом не могла думать, бук­вально всё ей напоминало об утрате, и она даже целую неделю не появля­лась на работе. За эту неделю она довела себя до такого состояния, в котором человек фактически становится невменяем. Она перестала есть, выходить на улицу, отвечать на телефонные звонки, то есть стала совершенно безраз­лична к окружающему миру, да и к себе самой. Мысль о собственной смерти стала приходить к ней в голову всё чаще и чаще и уже не казалась такой ко­щунс­твенной и абсурдной. Где-то в глубине души прекрасно осознавая, что разум оставляет её; Мария почти всё время проводила у окна, бездумно пя­лясь на каждого прохожего, вероятно подспудно продолжая ждать своего любимого и любящего Хоссе.
   Вывел её из этого шокового и траурного состояния Даниэль, брат её умер­шего мужа. Когда после длинного звонка в дверь, Мария подойдя, спро­сила: "Кто?", а он ответил я: "Я", она так вся и задрожала. Ей послышался го­лос Хоссе и она так резко и сильно распахнула дверь, что Даниэль даже от­шат­нулся от неожиданности. Ещё мгновение Мария хотела броситься к нему в объятия, но, узнав, сразу поникла, съёжилась и прошептав: "А, это ты...", ста­ла закрывать дверь.
   Но Даниэль не отличался особой деликатностью, по праву к тому же счи­тая, что подобное отношение к нему неприемлемо, невежливо отстранил её, чмокнув в пытавшуюся отпрянуть щёчку, и нагло вломился в квартиру.
   - Ты куда? - с негодованием спросила Мария, но дверь всё-таки за­крыла и, постояв с минуту в оцепенении, пошла за ним в гостиную.
   А он уже расположился в кресле, закурил и шарил глазами по сторонам в поисках пепельницы. Мария ужаснулась: курить у них в доме категориче­ски возбранялось, а если кто из гостей и хотел этого, то выходил на большой балкон с удобными стульями, столом и стоящей на нём пепельнице.
   - Ты чего здесь куришь?! - возмущению её не было предела. - Здесь нельзя!
   - У меня такое настроение, что мне как-то всё равно!
   -Ты хоть соображаешь, что говоришь? - её глаза стали загораться не­добрым блеском.
   - Да что там соображать?! Мне хочется курить и не вижу в этом ниче­го предосудительного! - не найдя пепельницу он не задумываясь сбил пепел с сигареты в один из горшков с цветами стоящих на подоконнике.
   - Ты что вытворяешь!? - от ярости у неё даже стали дрожать губы. Он с удивлением проследил за взглядом Марии, направленном на то место, куда упал пепел.
   - А что? Эти цветы и так надо уже выкинуть, они совершенно завяли. Видно никто не поливает.
   - Как выкинуть!? - она выставила вперёд руки с таким видом, как будто собирается кого-то душить, и с трагизмом выкрикнула: - Эти цветы мне подарил Хоссе!!! Не смей к ним прикасаться!!!
   - Ты посмотри на неё, как расшумелась! - его голос был полон сар­казма и пренебрежения. Но увидя, что Мария стала к нему приближаться, не спеша, как бы, между прочим, встал с кресла: - Мне как-то наплевать на эти зачахшие растения и на твои запреты курения!
   И тут Мария прямо-таки впала в истерику:
   - Как ты смеешь?! Каждый человек обязан уважать права другого и всег­да выполнять свои обязанности перед обществом! И ты мерзкий тип, если пос­тупаешь подобным образом!
   - Дура!!! Да ты на себя посмотри!!! - воскликнул Даниэль.
   - Я дура?!?! - она в ярости затопала ногами и потом бросилась на него пытаясь не то задушить, не то выцарапать глаза. Но Даниэль словно ждал подобного и был к этому готов. Левой рукой он отвёл руки Марии в сторону, а правой, наотмашь, с порядочной силой нанёс звонкую пощёчину. Взвизг­нув, она попыталась снова броситься на него с растопыренными пальчиками, но тут же получила ещё более сильный удар, с другой стороны.
   Со страхом отпрянув от Даниэля, она почувствовала солёный привкус кро­ви во рту. Она была в ужасе. Её, ни разу в жизни не битую, ИЗБИЛИ!!!
   - А-а-а-а-а! - с бешеной злостью завыла она, вытирая тыльной частью ладони кровь, сочащуюся из разбитой губы. - Всё! Тебе это так не сойдёт! Ты не имел права поднимать на меня руку! Всё! Я иду в полицию, я иду снимать побои, я тебя по судам затаскаю!..
   - Ты!? - он закричал на неё с издёвкой. - Да кто тебя слушать станет? Я уж не говорю, что тебе кто-то поверит!
   - Ах, так?! - Мария схватила со столика свою сумочку. - Не надейся, поли­ция с тобой разберётся!!! - и бросилась к двери, а потом по лестнице вниз.
   - Давай, давай! Жалуйся, кому угодно! - кричал Даниэль ей вслед из двери. -- И заодно расскажи всем как ты выполняешь свои обязанности пе­ред общест­вом: позабыв о сотне людей, которые на тебя работают, много­численных род­ных и знакомых, которые тебя не могут даже увидеть и о до­рогих для тебя цветочках, которые ты даже не поливаешь!
   Потом, прислушавшись к удаляющемуся стуку каблучков, аккуратно захлопнул входную дверь. С верхнего этажа, по лестнице, тихонько спусти­лась его жена.
   - Господи! Я слышала, как вы орали друг на друга!
   - Да уж! - Даниэль тяжело вздохнул и посмотрел на свои руки.- Мне приш­лось её даже побить.
   - Бедненький! - хрупкая фигурка жены прижалась к нему с жалостью.-Не расстраивайся так, может ей это поможет.
   - Надеюсь... Но я ещё ни разу в жизни не ударил женщину!
   - Ну что ж сделаешь, - философски заметила она, увлекая своего мужа за локоть по ступенькам. - Иногда это даже полезно.
   - Вот уж не знал! - удивился он с воодушевлением. - Спасибо за про­свещение!
   - Но всегда помни о последствиях! - нравоучительно заметила она.-Они мо­гут оказаться для тебя очень печальными!
   -Да! - согласился Даниэль. - Уже имею проблемы с полицией!
   -Полиция это цветочки! - его жена почти повисла у него на руке. - Моя месть была бы куда страшнее! - и она выразительно и звонко щёлкнула белы­ми зубками. Даниэль в ужасе попытался вырваться, свободной рукой прикрывая оголённую шею.
   А Мария мчалась по улице не осознавая куда и в какую сторону. В её голове звенели последние слова Даниэля: "Не поливаешь!" "Какое его дело?! Они мои, что хочу то и делаю!" а потом: "А почему действительно не по­лила? Неужели всё это время они стоят без воды?! Или может всё-таки..? Да нет, не поливала. Ну как же я так, ведь так нельзя! Они то ведь хотят жить! И зависят только от меня. Тут он прав! Но при чём здесь знакомые и родствен­ники? У меня горе, мне не до них! Хотя... У них ведь тоже! Хоссе ведь род­ной брат Даниэля, ему ведь тоже тяжело! А мать, а отец?!"
   Мария даже остановилась на мгновение, осознав, что виделась с ними только на похоронах. "Ведь для них он вообще самый родной и близкий! Как же я о них забыла? Кажется, они хотели со мной увидеться? Как глупо и не­хорошо! Надо к ним поехать! Сегодня же! А куда это я несусь? Ах да, в поли­цию!" Она остановилась и с удивлением заметила, что находится возле своей фирмы, почти возле самых парадных дверей. Через огромные стёкла был виден охранник, который уже стоял у дверей, готовый их открыть, как только она подойдёт поближе. Он деликатно посматривал в её сторону, явно не решаясь выйти на улицу к ней навстречу. "Сотня людей! - вспомнила Ма­рия. - Ну не сотня, а всего девяносто шесть человек! Но... Всё-таки... Они ведь дей­ствительно зависят от меня, а я о них забыла!" Она вспомнила, сколько лет было потрачено на создание фирмы, как долго она подбирала и складывала коллектив, какие у всех прекрасные отношения не только на ра­боте, но и после. "Ведь они мне тоже как семья! Большая дружная семья!" И она быс­трым шагом вошла в моментально распахнутые перед ней двери.
   Через пару часов она позвонила на мобильник Даниэля.
   - Привет! Ты ещё в городе?
   - Да! Я тут с женой, надо было кое-что купить. - последовал насторо­женный ответ.
   -Вы бы не могли меня захватить с собой, - попросила Мария. - Хочу уви­деться с мамой и отцом.
   -Даже не знаю... - в задумчивости ответил Даниэль.
   -Что такое, почему? - она даже заволновалась.
   -Да вот, ушёл в подполье, - стал объяснять он. - Приходиться скры­ваться от полиции.
   -Да брось ты! - всё поняла она. - Как-нибудь разберёмся между собой, - и миротворчески добавила: - По семейному.
   -Хорошо! Мы будем у тебя через час! - потом не сдержался и всё-таки добавил: - Если это конечно не ловушка!
   Так Мария-Изабель вернулась к жизни. Но печаль всегда, неизгладимо присутствовала рядом с ней. Она забыла, что такое смех, а если и улыбалась, то только по случаю, из обязанности, да и то, крайне редко. Она совершенно перестала совершать любые поездки для отдыха и не выделяла себе времени для праздных прогулок. Всё, даже малейшее своё свободное время, она посвя­щала какому-нибудь занятию, чаще всего связанного с её работой. Она стара­лась как можно больше себя выматывать, что бы придя домой без сил свалить­ся на кровать и сразу уснуть. А с утра лишь открыв глаза, момен­тально нахо­дила с десяток причин для того, что бы вскочить, даже в выход­ные и загру­зить себя работой.
   Потому что она боялась оставаться наедине со своими мыслями. Она, так реально смотрящая на всё в своей жизни, соизмеряя всё только с дейст­витель­ностью, с растерянностью, и даже с ужасом, стала замечать за собой, что начи­нает жить в каком-то вымышленном и несуществующем мире. Осо­бенно по но­чам, когда её вдруг одолевала бессонница.
   Виной тому была сказка-фантазия, рассказанная ей Хоссе в самом на­ча­ле их совместной жизни.
   "Какой смысл был ему заставлять меня о ней вспомнить именно после того, как с ним что-нибудь случится? Или, если вернее, после того как он ум­рёт? Он ведь был очень добрый и страстно меня любил. Он бы не захотел моих лишних терзаний и мучений, которые я бы получила, после того, как его не станет. Значит всё-таки, была у него какая-то уверен­ность в том, что он мне рассказывал, ну хотя бы мизерная, хотя бы мало-маль­ски осуществи­мая и возможная!
   Но как поверить в то, что я помню? Это же не нереально! Такого не бывает! Но всё-таки: допустим... Но это же мне претит! Я не могу до­пускать невозможного! А если всё-таки попробовать и подойти ко всему этому с са­мой реальной точки зрения? Если, конечно, забыть, что всё это сказка, бред... Ладно, забудем! Что я имею? Даже если поверить в то, что он говорил, то первое: он обещал вернуться очень скоро - день, два, ну пускай через не­делю. Но ведь никто ко мне не подходил! Никто, никто! А уж тем более с обещанными объяснениями. А если бы подошёл? Готова ли я узнать в со­вершенно чужом и незнакомом мне человеке, моего... любимого? Неужели мне бы удалось догадаться и почувствовать - это он!? Скорей всего, да! Я бы, наверное, поверила ему с первых же фраз. Если бы это был он, то он знал, что и как мне рассказать. А удалось ли бы мне забыть о чужих руках, глазах, да и всём теле, того человека, в разум которого он бы вселился? Опять-таки - скорей всего, да! Наверное, это было бы очень трудно, но Хос..., ...мой любимый смог бы это сделать без особого труда.
   Тогда возникает вопрос: где же он? Почему не идёт ко мне, зная, в ка­ком я горе, печали и тоске?
   На этот вопрос есть только два ответа! Первый: он попал под влияние более сильного, гитодуального разума и не может им управлять вообще, или так быстро и действенно, как ему хочется. И второй ответ: всё это нереаль­ная сказка, выдумка и безрассудная фантазия непонятно для чего расска­занная мне покойным Хоссе.
   Исходя из этого, можно сделать лишь два вывода. Если верен первый ответ, то надо набраться терпения и ждать. Ждать, надеясь на чудо, никому и никогда о нём не рассказывая и загнав это ожидание в самые дальние и по­тайные уголки своего сознания.
   Если же верен второй ответ, то надо смириться и нести свой крест по жизни мужественно и стойко, не забывая обо всех тех, кто меня продолжает любить и обо всех тех обязанностях перед обществом, о которых я всегда любила высокопарно выражаться!"
   И Мария-Изабель, набравшись терпения, смирилась. Смирилась со своей тяжелейшей утратой. Но где-то в самой глубине души сохранила тон­чайшую нить надежды на какое-то чудо или нечто подобное.
   Но время шло. Недели, месяцы и даже годы. И от тончайшей нити на­дежды не осталось ничего, ну почти ничего, а вернее, только призрачная па­мять.
   Уже прошло три с половиной года с тех пор, как Мария стала жить одна. Её жизнь, если можно так выразиться, нормализовалась, то есть, обрела некую стабильную однообразность. Работа, занимающая все её мысли и время, шла очень успешно, и это было единственное, что доставляло Марии радость и удовлетворение. Ну, еще, пожалуй, нечастые визиты её друзей и близких родственников. Были, правда, и шумные, весёлые презентации или показы мод, в которых она участвовала со своими моделями одежды, но на них она чувствовала не в своей тарелке и смотрела на них с чисто практиче­ской точки зрения. Они были необходимостью и не больше.
   Очень часто, на подобных мероприятиях, представители сильного пола пытались за ней поухаживать, вполне резонно считая: что не обратить вни­мания на такую шикарную, утончённую и привлекательную женщину, было невоз­можно. К великому сожалению всех воздыхателей, их попытки всегда встречались холодно и однозначно: никаких сближений и уж тем более, ин­тимных отношений. Даже очень настойчивые мужчины, умеющие вскружить голову любой женщине, за короткое время понимали: она не для них, с ней невозможно даже разговари­вать о чём-либо кроме работы. Её глаза обжигали таким холодом, что пропада­ла всякая охота флиртовать с этой прекрасной, но такой недоступной жен­щиной.
   Наступили первые сентябрьские дни. Но жара стояла неимоверная. Синоп­тики щебетали, что-то по поводу якобы намечающихся дождей - их слушали внимательно, но не верили совершенно. И ругали жару. В разгово­рах все жа­ловались на то, что отпуска слишком быстро пролетели, что вме­сто осенней свежести продолжается удушливое лето, что цены на продукты, подскочившие, как уверяли толстенькие экономисты, временно, и не соби­раются падать, что работы стало больше, а денег меньше. Короче - насту­пила осень.
   На своей фирме Мария затеяла реорганизацию одного из цехов и так замо­талась, что только поздно вечером, выходя с работы, с содроганием вспомни­ла: "Завтра же суббота! И у меня на обед приглашены гости! Успею ли я с утра всё приготовить? И главное - что и из чего?" Взглянув на часики, решила ехать в супермаркет, ещё было время до его закрытия.
   Старалась покупать лишь самое необходимое, но всё равно получилась поч­ти полная тележка. В машину то она загрузила всё без проблем, а вот возле дома! Последние несколько дней на её месте в подземном гараже стоял ав­томобиль Даниэля, который отправился самолётом из Барахаса на неделю ку­да-то по своим делам. Мария сама, перед тем как отвезти его в аэропорт, пред­ложила подобное - уж очень роскошный был автомобиль, что бы остав­лять его на улице. А своё скромное авто она ставила где-то рядом с домом, нисколь­ко о нём не переживая.
   Но сегодня! Мария сделала целых восемь(!) кругов по своему кварталу пока нашла место для парковки! И как далеко от дома! Но вначале не обра­тила на это внимания. Зато когда все кульки с продуктами, с огромным тру­дом, разместились у неё в руках и она отошла от машины на десяток мет­ров, организм взбунтовался от непосильной тяжести и неудобства, а раздосадо­ванная Мария стала ругать себя на все лады.
   "Чего же я прусь как верблюд?! Из-за дурной головы - всегда ноги стра­дают! Ой-ой..., и руки тоже! М-м-м... И спина! Надо было выгрузить всё в портал, а уже потом ехать парковаться!" При этой мысли Мария даже оста­новилась, раздумывая, не вернуться ли к машине. Но в этот момент мимо прошла парочка молодых ребят лет по восемнадцать. Увидя женщину, со­гнув­шуюся под тяжестью сумок, один, широко ухмыльнувшись, что-то ска­зал другому, и они заржали на всю улицу. Как разозлилась Мария! Гордо вскинув голову и выпрямив спину, она бодрым шагом продолжила своё дви­жение, изо всех сил пытаясь скрыть, что ей тяжело. "Какое хамьё! - бешено метались мысли в её голове. - Никакой минимальной культуры, никакого уважения! Я уже не гово­рю о предложении помочь! И они ещё, наверняка, считают себя мужчинами! Как всё-таки падают нравы!"
   Она завернула за угол, и вдалеке уже был виден проём её парадного. На улице не было ни души, только на лавочке сидел какой-то мужчина и пере­листывал небольшую книжицу. Мария продолжала мысленно ругать всех и вся на свете, так что и ему досталось: "О! Ещё один расселся! А ли­чико: только в фильме про уголовников сниматься! Стрижка короткая - что б не расчесываться и реже мыть голову! Зачитался! Делает вид что грамот­ный, а на самом деле только картинки рассматривает!" Она уже почти порав­нялась с ним, как вдруг мужчина поднял голову и они встретились взгля­дами. Увидя, что на него смотрят, чуть ли не с ненавистью, он непонимающе улыбнулся и, опустив глаза, заметил руки Марии вытянутые под тяжестью сумок. Его лицо озарилось догадкой и, моментально сунув книгу под мышку, он вскочил и бросился к ней со словами:
   -Давайте помогу!
   Мария, к тому моменту, уже всё поняла, и категорический отказ уже слетал с её языка, как вдруг мужчина в спешке зацепился за край решётки защища­ющей корни молодого деревца и нелепо грохнулся на тротуар, растя­нувшись у самых её ног. Настроение Марии изменилось кардинально и она даже прикусила губу, что бы не рассмеяться. "Какой же он неуклюжий!" А вслух сказала:
   -Да вас самого надо за ручку водить, а вы ещё кому-то помогать соби­раетесь!
   -Тысяча извинений! - бормотал мужчина, поднимаясь на ноги и сму­щённо отряхивая брюки, запачкавшиеся на коленках. - Я и сам не знаю, как это со мной случилось!
   Только сейчас Мария заметила, что он говорит с сильным акцентом. "Да он иностранец! - ахнула она мысленно. - Ну и помощничек!" А тот, тем време­нем продолжал отряхивать брюки и на них, вдобавок, появилось какое-то тём­ное пятно. Недоумённо взглянув на руки, мужчина увидел неглубокий порез на ладони, вероятно нанесённый острым краем тротуарной плитки. Из него не сильно, но всё-таки сочилась кровь. Небрежно спрятав правую руку за спину, он протянул левую к Марии:
   -Давайте, всё-таки, я вам помогу!
   -Не стоит себя утруждать, мне уже рядом, - как можно более вежливо отве­тила Мария. - Вы бы лучше показали, что у вас с рукой!
   -Пока мы будем так спорить, ваши руки точно оторвутся! - сказал он и как-то ловко, одним движением, захватил все кульки с её правой руки. По­том, не обращая внимания на её слабые протесты, забрал и остальные. У Ма­рии слов­но с плеч гора свалилась. Ей даже показалось, что она растёт. Но она, ско­рей всего из гордости, продолжала возражать:
   -Отдайте мне сумки! Я вам не разрешала мне помогать!
   -А что, для этого надо письменное разрешение? - удивился он. - Неу­жели вы думаете, что я даром падал?
   -А вы что, специально для этого упали?
   -Если вы согласитесь на мою помощь, то пусть будет, как вы хотите: хоть специально. Куда идти?
   -В конец улицы, - она пошла вперёд. - Я ведь вам говорила, что это рядом.
   -Да, да! - поддакнул мужчина улыбаясь. - Всего несколько шагов. Но..., за это время вы хоть немножко отдохнёте, а мне будет полезно пораз­мять мои мышцы. Надо больше двигаться - чуть засиделся, и уже ноги не держат, подка­шиваются. Сколько живу, не помню за собой подобной неук­люжести.
   Мария тоже улыбнулась, вспомнив о падении, но тут вспомнила и о другом:
   -А рука не болит?
   -Ничтожный пустяк! - авторитетно заявил он. - Уже завтра от этой ца­ра­пины и следа не останется.
   -Это вы зря! - возразила Мария. - Может попасть инфекция и тогда....
   -...И тогда, - весело перебил мужчина. - Придется помогать только од­ной рукой! - и перевёл разговор на другое. - Вы лучше скажите, зачем на ночь столько продуктов? Фигурка у вас замечательная и, мне кажется, для вас не­приемлемо трапезничать вместо сна.
   Комплимент о её стройности был сказан просто, без какого-либо умыс­ла и Мария не встретила его в штыки, как бывало обычно.
   -Естественно! Просто, меня завтра гости к обеду, - призналась она. - А с утра тащиться в магазин не хватит времени. Надо ведь ещё всё приготовить.
   -А почему же муж не помогает? - вопрос был задан скорей ради под­держания разговора, но так неожиданно, что Мария остановилась. Мужчина прошёл пару шагов и тоже остановился в недоумении.
   Они опять встретились взглядами. И впервые, за последние три с поло­виной года Мария внутренне не закричала и не отгородилась от всего мира, сжав­шись всем своим нутром в нервный комок. Она ответила очень грустно, но очень спокойно:
   -Он умер. Несколько лет назад.
   -Бога ради, извините! - весь его вид выражал сочувствие, сострадание и, в то же время, раскаяние о своём вопросе.
   -Здесь нет никакой вашей вины, - успокоила его Мария и пошла дальше. Мужчина догнал её и пошёл рядом. Потом, как бы про себя, прого­ворил вслух:
   -Все-таки, наверное, хорошо быть англичанином. Они никогда не по­пада­ют в неловкое положение с различными вопросами. Всегда говорят только о погоде и ни о чём другом.
   -А вы сами то, из какой страны, - поинтересовалась Мария, что бы под­дер­жать разговор. Он назвал одну из стран средней Европы. - Далековато! - она прикинула расстояние. - И давно здесь?
   -Да уже два года.
   -Изучали до этого наш язык у себя на родине?
   -Нет. Только уже, будучи здесь.
   -Вы неплохо говорите.
   -Стараюсь всё время учить, - он показал взглядом на зажатую под мышкой книгу. - Не расстаюсь со словарём.
   -А я подумала, что эта книга с картинками! - улыбнулась Мария. - Ну вот, мы и пришли. Я отдохнула, вы потренировались, огромное спасибо! - и сделала попытку забрать кульки с продуктами.
   -Вы знаете, - отступил мужчина на шаг назад. - Для меня это совер­шенно не тяжесть, но я себе представляю, как было больно вашим пальчи­кам. Поэтому давайте уже я вам донесу до самой двери, - заметив, что Мария пытается возразить и чуть ли не с испугом оглядывается по сторонам, успо­каиваю­щим голосом продолжил: - Если вы так уж боитесь ночных проходим­цев, не беспокойтесь - я оставлю сумки возле дверей и уйду, а вы только то­гда занесёте их в квартиру.
   -У нас лифт есть! - невпопад ответила она.
   -Тем лучше! - он обрадовался. - Пока я поеду вниз, вы быстренько забе­жите в квартиру и закроетесь....
   -А я вас и не боюсь!- вставила Мария.
   -...На все замки. Зато я смогу потом спать с чувством выполненного долга. Помогать так помогать! - и напомнил: - А то зачем мне стоило падать?
   Она на мгновение задумалась, пытаясь найти более веские причины для отказа. Но ей ничего не приходило в голову. Даже наоборот, мелькнула мысль: "Да пусть тащит, они ведь действительно жутко тяжёлые! Хотя может неудобно? Утруждать совсем незнакомого, да ещё иностранца? А почему соб­ственно неудобно? Я ведь его не заставляла, сам напросился! Да и для него это сущий пустяк! Вон, какие бицепсы! Запросто с кем угодно спра­вится... если понадобится!" И разведя руками в знак согласия, достала ключи и отк­рыла дверь парадного. Пропустив вперёд, закрыла двери и, обог­нав, вы­звала лифт.
   --Честно говоря, - заговорил мужчина. - Я не думал, что в таком ста­ром, хоть и шикарном доме, есть лифт. Как правило, в таких древних строе­ниях трудно установить даже пневматический подъёмник.
   - О, в этом доме лет десять назад, сделали полнейшую реконструкцию, сох­ранив, пожалуй, только фасад, - она зашла первая в открывшиеся створки лифта и нажала кнопку пятого этажа. - Так что, если можно так выразиться: в ста­рую одежку вселился новый житель. А вы что, связаны со строительст­вом? - а про себя подумала: "Кто бы он ни был, но с такими добрыми гла­зами он не может быть проходимцем или негодяем. Вероятно, поэтому я его нисколечко и не опасаюсь!"
   Прежде чем ответить на её вопрос, он немного смущённо улыбнулся:
   -Да! Самым непосредственным образом. Без такого человека как я, не­возможно сделать подобный капитальный ремонт.
   -Тогда, наверняка, вы главный архитектор Мадрида! - констатировала в шутку Мария, выходя на лестничную площадку. - Вот, эта дверь моя! - глядя, как он стал аккуратно ставить кульки и сумки прямо на коврик, добавила: - Огромное спасибо вам за помощь, вы меня действительно очень выручили.
   -Ну что вы, не стоит благодарностей. Каждый должен помогать в меру своих сил и возможностей и не ждать каких либо за это вознаграждений. - Он неловко, боком, стал пятиться к лифту, пряча правую руку за спину. Мария сразу же вспомнила о падении и метнула взгляд в сторону сумок. Ручки поло­вины из них были запачканы чем-то красным.
   -Да ведь это же кровь! - воскликнула она
   -Ну... кульки вы все равно выкинете. Я право не думал...
   -Покажите руку, - требовательно перебила она.
   -Нет, нет! - он затравленно посмотрел на лестницу, ведущую вниз и попы­тался прошмыгнуть мимо стоящей на его пути Марии.
   -Да что вы себя ведёте как ребёнок! - возмутилась она, загораживая ему дорогу. - Идёмте, я вам наложу повязку, и бегите на все четыре стороны. Никто вас не собирается ни наказывать, ни ставить в угол!
   Если Мария что-то начинала делать, то делала это последовательно и безоговорочно. Поэтому, схватив одной рукой за его левый рукав рубашки, потащила вяло упирающегося мужчину к двери. Другой рукой вставила ключ и открыла квартиру.
   -Идёмте на кухню, там у меня аптечка! - она командовала продолжая тянуть его за рукав.
   -А сумки?! - он сделал последнюю попытку вырваться у неё из рук, он вро­де даже как запаниковал.
   -Никуда они не денутся! - категорически заявила Мария, перехватывая его уже за запястье.
   -Вы знаете, я уже начинаю жалеть даже, - жалобно-притворно завор­чал муж­чина, - что бросился вам на помощь.
   -Это почему же? Сильно болит, и вам себя жаль?
   -Да мне нисколечко не больно! - возразил он.-Просто очень давно мною так безоговорочно не помыкали. Разве что ещё в четырехлетнем воз­расте, когда моя бабушка вылавливала меня ночью на улице, голодного, хо­лодного, но ещё страстно желающего погулять хоть одну лишнюю минуту.
   -Садитесь сюда! - она выдвинула табурет из-под кухонного стола. Доста­ла из шкафчика аптечку и положила на стол. - И с кем же вы гуляли в таком возрасте? Со своими друзьями?
   -Какие друзья? - Искренне удивился он. - Мои ровесники в то время видели уже десятые сны. Я пристраивался к взрослым компаниям, в которые уже пили вино, курили и обнимали девочек. Они часто жгли костры и я грелся, сидя где-то рядом. - Его глаза заволоклись пеленой воспоминаний, и Марии при­виделся в чертах зрелого и опытного мужчины, маленький бело­брысый мальчон­ка желающий побывать в обществе кого угодно, лишь бы не возвращаться до­мой, лишь бы не лишаться призрачности свободы. А он про­должал: - Но насту­пало время, что даже они не выдерживали и спросив: "Малый! Это не твоя баб­ка надрываясь, выкрикивает на весь квартал твоё имя?" и, получив мой от­рицательный ответ, добавляли: "Ну, всё равно, вали-ка ты спать и не путайся тут под ногами!" И даже помню, как обидно мне становилось: все меня го­нят, никому я не нужен, значит... пора домой. И я уходил. И вот на подходе то к дому, моя бабушка всегда меня и подхваты­вала и, держа точно так же за рукав, причитая, вела в малюсенькую квар­тирку, где меня ждал давно остыв­ший и обед, и ужин, и заледенелая, не­сколько раз уже гретая вода для моего мытья. Бабушка меня раздевала, начи­нала мыть - а я уже спал. Спал так, что, по словам родненькой, и из пушки не разбудишь!
   Мария тем временем промыла ему рану перекисью водорода и, с внут­ренним содроганием, плеснула на рану раствор зелёнки. Мужчина даже гла­зом не морг­нул, а продолжал рассказывать:
   -Зато утром, лишь только первые лучики солнца пробивались сквозь оконце нашей полуподвальной квартиры, я начинал метаться как тигр в клетке. Да, конечно! Завтракал я плотно. Бабушка во дворе держала с десяток курочек, и обязательно на завтрак был гоголь-моголь ну, и к тому же, всё, что было под рукой. После завтрака удержать меня становилось практически невозможно. И бабушка меня "выпускала". Как собаку, которая неделю про­сидела в подвале и уже ничего не соображает, лишь бы вырваться. Бабуля меня умоляла: "Вну­чек, приди хоть на обед, поешь, и я тебя снова отпущу!" Я утвердительно кивал головой, торжественно обещая: "Хорошо бабушка!" и убегал. Убегал на целый, целый день. Родители моих друзей, зовя их поесть, угощали и меня. Тут я не боялся - уж там то меня дома не закроют. А то бы­вало, кто-нибудь выносил бутерброды и тоже всегда со мной делился. И так снова, до самой но­чи, пока уже все меня гнать не начинали.
   Мария, наложив лёгкою повязку, даже не заметила, как присела на дру­гой табурет и стала слушать с увлечением. Она сама в детстве, живя в боль­шом и шумном Мадриде, часто загуливалась допоздна и помнила эту страш­ную и нежелаемую мысль: "Надо идти домой!" Ведь она была девочка, ей с детства вбили в голову, что гулять допоздна - нельзя. А как ей хотелось!
   -Вам было хорошо! - неожиданно сорвалось у неё с языка. - Вы ведь мальчик!
   -Да!? - он смотрел на неё с непониманием, как смотрел бы действи­тельно четырёхлетний малыш, увидя перед собой тридцатипятилетнюю женщину. Он ещё явно находился в своих воспоминаниях. Потом, осмотрев­шись, улыбнулся:
   -Насколько я помню, действительно, ни одна моя подружка не гуляла так допоз­дна. Ну, разве что... в более старшем возрасте.
   -Конечно! - подтвердила она.-Старшим было полегче. Но меня всё равно нака­зывали, если я приходила позже десяти.
   -Ха-ха! - засмеялся он.-Значит, я в четыре года приходил домой го­раздо позже! Я вам не завидую!
   -Ну, как рука, не болит? - она указала глазами на ладонь.
   -Да я же вам говорил, сущие пустяки! - и он сделал движение, как будто собирался встать. Неожиданно для неё самой, у Марии возникло без­отчётное же­лание ещё немного посидеть и поболтать о чём-то несуществен­ном, но милом и приятном. И она предложила:
   -А давайте я вас угощу кофе?
   -Кофе? - он искренне удивился. - На ночь? Да я бы потом целую ночь не спал. Я даже если с утра выпью крепкий кофе, то потом имею проблемы со сном. А вот..., - он осмотрел глазами кухонные полки и увидел за стеклом жёлтую пач­ку "Липтона", - ...от чая бы не отказался!
   -А мне тоже больше чай нравится! - обрадовалась Мария. - Просто кофе более привычен для испанского угощения.
   Она встала и зажгла газ под небольшим чайничком. - Один момент и попьём горяченького.
   -Да! Хорошо бы! - сказал он голосом путешественника преодолевшего пусты­ню и добравшегося, наконец-то до оазиса.
   -А кстати! - она поставила блюдца и на них две красивые фарфоровые чашки с галицийским стилем рисунка. - Вы ведь, как мы уже выяснили, не англичанин, поэтому может, представитесь? Как вас зовут?
   -Какой позор! - он вскочил, в отчаянии пытаясь поправить левой ру­кой свою короткую стрижку. - Разрешите представиться: Григорий. А как вас зовут? - спросил, чуть наклоняясь и протягивая забинтованную руку.
   -Мария-Изабель, - и протянула свою ручку, думая, что для рукопожа­тия, но он неожиданно поднял её руку повыше и поцеловал губами. Это было так старомодно, но так трогательно и приятно, что Мария даже смутилась. А он восхищённо продолжал:
   -Мария-Изабель! Какое очаровательное имя! Если я всё время и мечтал познакомиться с испанкой, то только именно с этим именем. Мне кажется, что ваше двойное имя - самое прекрасное и дивное, какие мне довелось слышать в своей жизни. В нём даже есть что-то таинственное и загадочное. И даже, если честно признаться, то у меня было много снов, в которых, только не смейтесь - это я помню отчётливо, постоянно упоминалось: Мария-Иза­бель!
   -Ну если вам это имя снится, так и быть не буду смеяться. - она сняла закипевший чайник и положив в кружки пакетики с чаем, залила кипятком.-
   -Тем более, что ваши сны оказались вещими: вам уже известна жен­щина с та­ким именем, - она открыла сахарницу.-Ах, какая досада! У меня ведь сахар закончился! Так ведь я же купила!
   Они мгновение смотрели друг на друга, а потом одновременно вспом­нили:
   -Сумки!! - и вместе бросились к входной двери. Там всё было на месте. Помогая занести продукты в кухню, Григорий, посмеиваясь, расска­зывал:
   - Вот потому-то мне и нравится жить в Испании - люди здесь честные и доб­рые. В моей стране уже давно "помогли" бы "занести сумки куда по­даль­ше и, возможно, даже ближайшие соседи. А здесь будет стоять, пока не испортится.
   Потом они пили чай, а Григорий перевёл разговор на подводное плава­ние с аквалангом. Он рассказывал так увлечённо и интересно, ярко и кра­сочно, что даже Мария представила себе дивный мир подводного царства во всём его великолепии и многообразии. Увидя, как она удивляется новому, он спро­сил:
   -Разве вам ни разу не доводилось плавать с аквалангом?
   -Увы! На каких только зрелищах и развлечениях не побывала и не уча­ствовала, но это...
   -Как много вы потеряли! Если представиться малейшая возможность - ни в коем случае не упускайте.
   -Но я же не умею!
   -Да что там уметь! - горячился Григорий.-Надел маску, закусил загуб­ник и вперёд!-потом в задумчивости почесал себя за ухо.-Хотя, вообще-то, хоть простейший инструктаж, но пройти надо. Это когда всё знаешь - ка­жется прос­то, а если в первый раз... Тут я не подумал. Но ведь везде есть ин­структора, и научиться не проблема: было бы желание.
   Он и не заметил, как Мария налила ему ещё одну чашку чая, зато, ко­гда она доставала печенье, неожиданно спросил:
   -Вы играете на гитаре?
   Она проследила за его взглядом. Прямо напротив кухни, в салоне, на сте­не висела гитара.
   -Да нет. Это подарок одного родственника. А вы? Играете или больше лю­бите послушать?
   -Не только играю, но ещё и пишу свои песни! - похвастался Григо­рий.-Дис­ков, правда, ещё не выпустили ни одного,- при этом он развёл ру­ками.-Но моим друзьям очень нравится, а если забыть о скромности, то и мне тоже. Я просто влюблён в гитару, да и, пожалуй, во всю музыку. Если бы у меня ещё и голос был поприличнее, то наверняка и со сцены бы не слезал.
   Мария, совершенно не задумываясь, принесла гитару и протянула Гри­горию.
   -Тогда сыграйте!
   Он бережно взял гитару.
   -Да я с удовольствием... Но не поздно ли?
   -А! - Мария безмятежно махнула рукой. - Тем более вы меня обнадё­жили, вы не Каррузо. Так что соседи, будем думать, не сбегутся.
   Поставив гитару на колено, Григорий не спеша, провёл по струнам.
   -Какое превосходное звучание! - искренне восхитился, прислушива­ясь. - Шикарнейшая гитара! Так что вам спеть?
   -То, что вы сами сочинили.
   -Хорошо. Я вам спою одну песню, которую сочинил пару лет назад. А потом постараюсь дословно перевести.
   -Нет, нет! - возразила она. Лучше перевести сразу, тогда мне интерес­ней будет слушать.
   -Тоже верно! - согласился он. - В этой песне поётся о поездке к морю папы, мамы и двух дочерей, двух- и пятилетнего возраста. В дороге скучно и папа купил младшей дочке погремушку для забавы. Та едет и радуется. Зайдя на следующий остановке в магазин, старшая дочь тоже отвоевала для себя погре­мушку, увиденную на прилавке. Теперь и она едет и радуется. В каком-то из очередных маленьких городков, на отдыхе, папа где-то пропадал, а по­том при­нёс и подарил жене погремушку, но конечно посолиднее, маракаса называется. Теперь уже и мама радуется, звеня погремушкой вместе с дет­ками. Ну а в последнем куплете поётся о прохожих, которые с удивлением оборачиваются на шумный автомобиль, несущийся к морю.
   -Сюжет очень интересный! - похвалила Мария. - Осталось только прослушать в авторском исполнении.
   И Григорий запел. Да, конечно, голос его был тихий и с хрипотцой и ос­тавлял желать лучшего. Но как душевно и искренне он пел! Мария сразу это почувствовала. Так же как и сразу заметила, что мелодия очень знакомая. Она её уже явно слышала. "Ну, так ведь он не профессионал! - великодушно по­думала про себя. - Не всем же сочинять новые знаменитые мелодии как Пол Маккарти. Главное - получается у него красиво и мне это нравится".
   Прозвучали последние аккорды и она захлопала в ладоши:
   -Чудесно! В самом деле, очень чудесно. Я бы даже сказала - талант­ливо! Вы вполне можете проявить себя в сфере искусства.
   -Друзья всегда шутят, - он продолжал лёгкими касаниями перебирать стру­ны. - Что если лишусь работы, голодным не останусь. Всегда могу иг­рать в метро и иметь на хлеб и к хлебу.
   -Действительно!? И, что, вы когда-то пробовали?
   -Ну, нет! Это не по мне. - Григорий защёлкал пальцами, пытаясь по­добрать правильные слова. - Видите ли, для этого надо быть артистом. Только настоя­щий артист может петь то, что хочется слушать другим сколько угодно раз и всегда одинаково хорошо. А я всегда пою, в первую очередь, что нравится мне в данною минуту, в зависимости от своего настроения. К тому же не всегда ров­но: то лучше, то хуже. Я льщу себя надеждой, что хоть в авторы гожусь. Не­давно мне представили одного парня, Сашу Баланова с прекрасным голосом и с отличным музыкальным слухом. Он собирается ра­зучить мои песни, и мы попробуем записать одну целую кассету. Может он прославится, а благодаря нему и я получу большую известность. А пока пишу в каждую свободную от работы минуту.
   -А вы так и не сказали, - вспомнила Мария. - Кем вы работаете и где.
   -Где работаю? - переспросил, почему-то сразу погрустневший Григо­рий. - Да здесь, рядом, на параллельной улице. Делаем капитальный ремонт одного дома. А кем? К сожалению не архитектором, тут вы не угадали, а простым рабо­чим. Конечно, работа хорошая, но уж слишком пыльная. Осо­бенно в старейших мадридских зданиях. А вы, если не секрет, какую пользу приносите обществу?
   Мария, в своей жизни всегда говорившая обо всём откровенно и до конца, сама себе удивившись, почему-то ответила полуправдой:
   -Шью одежду... разную.
   -Вот здорово! - он явно оживился. - Я одно время специализировался по ре­монту швейных машин, оверлоков и распошивалок. Интересная была работёнка.
   -Значит без нас, - резюмировала Мария. - Общество бы не протянуло: не в чем было бы ходить и негде жить.
   -Ой! - он взглянул на часы. - Если я сейчас не побегу, то метро закро­ется, а моя хозяйка жутко злится, когда я слишком поздно пробираюсь в свою комнату! - он вскочил и прислоняя гитару в уголок, к холодильнику, протянул руку:
   -Очень рад был с вами познакомиться.
   -А вам ещё раз огромное спасибо за помощь!
   -За тот чай, что я у вас выпил, можно носить любой груз по всему го­роду целый день. Большое спасибо за угощение.
   Она подала руку, и он опять её галантно поцеловал и стал разворачи­ваться к выходу. При этом другой рукой, неловко зацепил стоящие на буфете продукты, выложенные наспех, в поисках сахара. Стоящая с краю банка май­оне­за грохнулась на пол и в моментально образовавшуюся лужу, наступил пятя­щийся Григорий.
   -Мама родная! - запричитал он. - Какой же я сегодня неуклюжий. Ну, прямо слон в посудной лавке.
   -Ничего, ничего, не волнуйтесь! - Мария прямо-таки схватила его за плечи увидя, что он чуть ли не руками, пытается собирать осколки. - Давайте договоримся: я здесь хозяйка и я здесь командую. Поэтому, я уберу сама!
   -Да как же так... - он чуть не с отчаяньем развёл руками, глядя на расп­лывающийся по полу майонез.
   -И не вздумайте со мной спорить! Григорий покорно вздохнул:
   -Ну, тогда я пойду. Но, теперь уходя, уже хочу извиниться.
   -Как вам не стыдно! - стала укорять она. - Вам совершенно не за что извиняться.
   -Ну, хотя бы за то, что не помогаю прибрать?
   -И опять, что-то перевернёте - засмеялась Мария. - Нет уж, бегите, а то опоздаете в метро.
   -Ах да! Ещё раз извиняюсь за учинённый кавардак, ещё раз благодарю за угощение и желаю вам всего наилучшего. Прощайте!
   -И вам всего хорошего!- она провела его до двери и, закрыв за ним, прислушалась к шуму спускающего лифта.
   "Как всё-таки странно устроена жизнь! - подумала Мария. - Ведь со­вершенно чужой человек, впервые и в последний раз виденный, а как при­ятно было с ним посидеть и просто пообщаться. И говорили то вроде ни о чём, зато интересно. И спел он очень хорошо. А как он бросился мне помо­гать! Хорошо хоть меня с ног не сбил! - она заулыбалась. - Действует спон­танно, говорит то, что дума­ет, но, сколько в нём доброты и тепла. Возле та­ких людей всегда хорошо и не бывает скучно".
   Вернувшись на кухню, быстренько навела порядок, протёрла пол и разложи­ла все продукты по своим местам. Потом взяла гитару и прошла в салон. Несколько минут постояла у окна, напевая тихонько мелодию недавно спетой Григорием песни. Повесила инструмент на прежнее место и, бодро встряхнув своими прекрасными волосами, пошла принимать душ перед сном.
   И, пожалуй, впервые, после смерти мужа Мария спала эту ночь спо­койно и безмятежно. И она даже представить себе не могла, какой нервный и странный получится наступающий день.
   А он уже близился. На востоке небо начало бледнеть и постепенно на нём стали вырисовываться вытянутые по горизонту облака, своей лёгкостью опять предсказывая жаркую погоду. Медленно, но верно они всё розовели и розовели, расцвечивая всё большую часть небосвода. И вот уже первые лучи солнца брыз­нули на просыпающийся Мадрид, осветив многочисленные улицы, проспекты и ал­леи своей тёплой желтизной. Один за другим стали взмывать вверх задре­мавшие на ночь фонтаны. Словно беря с них пример, из-под земли, как грибы, выросли разбрызгиватели, и прохладная вода нис­пала на зелёные лужайки, рас­кинувшиеся между домами. Деревья, стоящие всё ещё без единого жёлтого листика, перешёптывались под лёгкий ветерок между собой, удивляясь единст­венному своему собрату, который первый раскрасился жёлтыми пятнами. Это был гигантский каштан, живущий в ко­ролевском парке. Но так было всегда. Он всегда первый замечал наступив­шею осень и своим видом давал всем осталь­ным деревьям как бы знать: пора! Пора готовиться к зиме. Потому что после зимы будет весна, а потом опять долгое и жаркое лето. И так всю долгую и такую величественную в своём многообразии жизнь.
   Мария спала сладко и безмятежно. Ей снились деревья в саду с огром­ны­ми жёлтыми яблоками. Она, напевая знакомую песенку, собирала эти яб­локи в большую корзину, висящую у неё через руку. Но сколько она не рвала, корзи­на не наполнялась. "Странно, словно во сне! - мысль эта вроде как приснилась, а вроде как промелькнула наяву. - Да ведь я действительно сплю! - и Мария проснувшись, с улыбкой открыла глаза. Потянувшись, она решила ещё повалять­ся хоть пять минут - такой роскоши давно себе не по­зволяла. "Ведь всё ещё успею сделать, а что не успею... ерунда! Никто на меня не обидится!" С та­кими блаженными и беззаботными мыслями, она по­зволила себе ничего не делать и никуда не вскакивать сломя голову, как бы­вало обычно каждое утро.
   Но постепенно, стряхивая с себя остатки сна, стала размышлять; как и что лучше приготовить и, сама не заметив, встала и пошла в ванную. А после сразу включилась в работу по приготовлению различных запланированных к обеду блюд. Чуть подумала и поставила диск с лёгкой классикой, тем самым, улучшая и без того приподнятое настроение.
   Решила в первую очередь испечь пирог: его ведь всё равно подавать хо­лодным. Стала искать миксер и вспомнила, что недавно отнесла в кла­довку. Уж слишком много места занимала на кухне коробка со всеми ком­плектую­щими кухонного комбайна. Вышла в коридор и с удивлением заме­тила, что тапочки как-то странно прилипают к полу. Включила весь свет, присмотрелась. На паркете отсвечивали какие-то отпечатки чего-то блестя­щего и жирного. "Да ведь это же майонез! - догадалась Мария. - Вчера Гри­горий растоптал его по всей прихожей!" Она улыбнулась, вспомнив вчераш­ний вечер, и, смочив *фрегону в ведре и отжав, стала протирать пол до иде­альной чистоты. Дойдя до двери, остановилась: "Наверное, и на лестничной площадке напачкали, надо бы протереть". И точно, открыв дверь, увидела следы ног, ведущие к лифту и принялась энергично их вытирать. Перед са­мым лифтом вообще был огромный, чёткий отпечаток мужской обуви. "Ну правильно, здесь он остано­вился, вызывая лифт, вот майонез и прилип по всему контуру!" - и уже завела фрегону сбоку, чтобы стереть след с пола, а вместе с ним пожалуй и весь вчерашний вечер. Как вдруг!!!
   "Размер! Какой у него большой размер!" - мысль эта молнией ударила ей в голову. Она упустила из рук фрегону и схватилась за виски. В голове под­нялась такая сумятица из абсурдных мыслей, что Мария практически пе­реста­ла что-либо соображать. В глазах помутилось, но она продолжала бес­смысленно пялиться на мраморный пол. Потом как лунатик, медленно по­вернулась и вош­ла в квартиру. Через несколько минут снова как под гипно­зом появилась на лестничной площадке, но уже держа в руках туфель, один из многих, оставших­ся после смерти Хоссе. Медленно встала на колени и также медленно приложи­ла обувь к отпечатку. Они идеально сошлись по контуру. "Значит тоже со­рок седьмой!" Кроме этой мысли больше ничего не было у неё в сознании нес­колько минут. И неизвестно, сколько ещё времени находилась бы Мария в подоб­ной прострации, если бы не вышедший сосед, ведущий погулять свою собачонку. Увидя побледневшую соседку, стоящею на коленях перед лифтом, он бросился к ней, помогая за локоть подняться:
   -Что с вами?!
   -А? - она посмотрела сквозь него и стены куда-то очень далеко. - Не знаю, не знаю..., - подняла фрегону и туфель и как сомнамбула прошла в свою квар­тиру. Треск захлопнувшейся за ней двери, заставил вздрогнуть и остановить­ся. Но после этого мысли обрели некую стройность.
   "Во-первых: что со мной? Почему я совершенно себя не контролирую? Вероятно именно так люди и лишаются рассудка - один раз потеряв кон­т­роль над своим мозгом они не в силах больше его восстановить и тонут в хаосе слов, событий, воспоминаний и фантазий. Значит надо стараться выст­раивать логическую цепочку, и, держась за неё, попытаться привести себя в чувство. Во-вторых! М...м... Что же во-вторых?...Главное не терять последо­вательности! - чуть ли не вслух прикрикнула на себя Мария. - Во-вторых: что произошло! Вчера у меня короткое время в гостях был мужчина, а сейчас я выяснила, что размер его обуви совершенно идентичен с размером обуви моего покойного Хоссе. Это факт! И в-третьих: что из этого следует? А из этого следует, что я, никогда в жизни не верящая в сказки, оказывается в глубине моего сознания прячу от себя самой абсурдную надежду, что мой..., хм-м..., Знайка (!),(ну да, Знайка, а кто же ещё?!) вселился в чей-то гитоду­альный разум и пытается вывести его на меня. То есть сам пытается меня ли­цезреть, позаигрывать, обнять, ну что там ещё... Но если это Григорий, то ничего подобного я за ним не заметила. Наоборот, он даже скромно и чуть ли не равнодушно отвёл глаза от выреза на моей кофточке. И ни одного ком­плимента! Ни одного намёка на желание в продолжении знакомства, ни од­ного словечка о возможности свидания или просто случайной встречи в бу­дущем! Значит это не он! Не..., ну ладно, пусть будет просто: "Мой". Так как, если бы он уже заставил Григория меня найти и познакомиться, то в любом случае, он бы смог дать мне об этом знать. Хоть словом, хоть взглядом!" Ма­рия ещё раз, мысленно прокрутила весь вечер в памяти, и ей опять стало не­хорошо. Ведь она вначале не обратила внимания на рассказ Григория о снах. Там якобы, часто снилось её имя: Мария-Изабель! "Стоп, стоп! - изо всех сил успокаивала она себя. - Что ещё? Больше ничего! А раз ничего, то есть только две вещи: сны (с его слов) и след. Если посмотреть на это трезво и рассудительно, то сны ничего не значат. Он мог вычитать это имя в учеб­нике, в словаре, оно могло ему вбиться в память после любого фильма или прочитанной книги. В конце концов, он просто из приличия решил похва­лить моё имя и ничего, совершенно ничего больше. Значит сны, как это ни вол­ни­тельно для моего второго, так долго прятавшегося "я", можно с уверен­но­стью сбросить со счетов и не брать их во внимание.
   Теперь об обуви. Да мало ли в четырёхмиллионном Мадриде ходит муж­чин с сорок седьмым размером ботинок? Да наверняка тысячи! Да ещё при­ехавший за три тысячи километров иностранец! Тут уж действительно я совсем мозгами поехала: до такой чуши додуматься! И как это я могла? Как могла себе позволить сравнить моего... и этого... Да этот Григорий даже песни сочинить не может, и я себе представляю, какие у него осталь­ные песни! Тоже наверняка передрал с разных известных песен музыку, на­ляпал на них стишков и поёт сам себе и сам себе радуется! - она злилась на себя страшно, её второе "я" пыталось возмутиться, ругало её в двурушни­честве, напоминало, что ей же нравилось ещё вчера. Но Мария не желала признавать свою неправоту и ещё больше распалялась: - Да! Я на сто про­центов уверена, что музыка не его! Я в этом хорошо разбираюсь и всегда помню хорошие мелодии. Даже если хоть раз услышу. Хоссе с Даниелем, на­пример, писали замечательные песни и никогда не опускались до прими­тивного плагиата. Их музыка всегда была нова и оригинальна! Мне на всю жизнь запомнилась их песня о старом авто, которую они спели тогда, в наш первый приезд на праздник. Как же там... Ага! Ляля - ляля... Нет! Чуть по другому: ляля-ля-ляля... Да что же это такое, не могу вспомнить - всё перебивает эта дурацкая песня про погремушку. Стоп! Ещё раз: ляля-ля-ляля. Господи, да, у них что, один мотив?! Ляля-ля-ляля! Точно... Я сейчас сойду с ума! Главное спокой­ствие: ляля-ля-ляля. Да такого не может быть! Ду­мать только логически!!! Скорей всего меня замкнуло на вчерашнюю песню и я не могу вспомнить нужный мотив. Может быть? Может! Можно это прове­рить? Запросто!" - и она проворно вбежала в салон, потеряв на ходу и фрегону и туфель, и на­брала номер мобильника Даниэля.
   -Да, слушаю! - хоть шурин и был далеко, но голос звучал чётко и громко. Даже не верилось, что он за многие тысячи километров.
   -Здравствуй, Дани. Это я. Мария-Изабель. - поздоровалась она, уже усевшись за стол.
   -Привет, я бы тебя и по голосу узнал, зря представляешься!
   -Послушай, у меня к тебе одна просьба..., - запинаясь на каждом слове начала Мария.
   -Да что ты как... - возмущённо перебил её Даниэль. - Какие могут быть просьбы? Сразу требуй! Говори: надо то или это! А то начинаешь: просьба, просьба...
   -Ладно, ладно, не шуми! - Мария немного успокоилась и уже лучше справ­лялась со своим голосом. - Просто не хочу показаться тебе странной...
   -Удивила! - засмеялся Даниэль. - Да ты и так самая странная из всех кого я знаю! Давай, говори что надо!
   -Будь добр, напой мне, пожалуйста, вашу песенку про старое авто, ко­торое едет к морю. Я никак не могу вспомнить мелодию.
   -Запросто! - тут же раздался голос в трубке. - Но хочу тебе сообщить, что вок­руг меня люди и я имею хорошую, многочисленную аудиторию.
   -Ой, может тогда я перезвоню попозже? - забеспокоилась Мария. Но Даниэль уже пел. Пел шумно и громко и на него, наверняка, оборачивались все его окружающие. Но Мария об этом не думала. Она вообще уже ни о чём не думала. Ей стало невыносимо жарко, глаза застлала пелена красного тума­на и она потеряла сознание.

*****

   Как всё-таки разнообразна жизнь! Разнообразна иногда до жуткого бе­зобразия, а иногда до будоражащего величия. Какие немыслимые и неимовер­ные превращения происходят в жизни каждого, ну почти каждого, человека. Порой достаточно какого-то небольшого случая, подспудного толчка, даже мимолётных размышлений, которые могут кардинально изме­нить характер человека, да и сам способ всего его существования. Эти изме­не­ния и превращения могут быть в самых разных направлениях. Как в луч­шую сторо­ну, так, к большому сожалению, и в худшую сторону. Но иногда бывает очень трудно определить: каким стал человек: возвысился или упал, возрос мораль­но и духовно или снизил свой интеллектуальный уровень и пошёл по тупи­ковому пути своего развития. Как всегда правильно оценить тот или иной поворот в судьбе человека и с какими критериями надо подхо­дить к подоб­ным оценкам?
   Например: кто-то пол жизни проработал мясником и вдруг изменил свою профессию. Вернее не совсем вдруг. Просто однажды судьба привела его в ху­дожественную студию одного знакомого. И там мясник окунулся в мир искусства, пристально присматриваясь к самому процессу творения по­лотен. И даже сам попробовал поработать кистью. А так как от природы у него был дар к рисованию и некие нераскрытые ранее возможности - то у него получилось. А знакомый художник даже похвалил его первое творение. Тогда-то мясник и решил бросить своё прежнее занятие. И стал художником.
   И по оценкам критиков очень неплохим. В его картинах, по их мнению, наличествует стиль, новизна, им присущи яркие краски и резкие, заворажи­вающие контрасты.
   Как оценить это? И возможно ли это сделать сразу? Хотя бы в первые годы?
   Наверняка мнение большинства, о подобной перемене, будет положи­тельным. Бывший мясник, много лет проработавший в окровавленном фар­туке, сменил его на фартук запачканный красками: гуашью и акварелью. Уже только это кажет­ся положительным и более гуманным. К тому же заработки новоиспеченного художника стали выше, отношения в семье остались преж­ними, дружеские свя­зи с приятелями и знакомыми тоже не претерпели кар­динальных изменений. И на его прежнее место работы тут же нашлись мно­гочисленные желающие, тоже неплохо справляющиеся с подобной работой.
   Вроде бы всё хорошо, всё прекрасно. Но через несколько лет понем­ногу, начинает проясняться совсем другое видение происшедшего.
   Картины бывшего мясника, хорошо продаваемые, разошлись по квар­тирам, офисам покупателей и заняли то или иное присущее им место. И со временем, люди, часто бросающие взгляд или более пристально вглядываю­щиеся в полот­на, незаметно, особенно для самих себя, становятся другими. У них в харак­тере появляется излишняя раздражительность и агрессивность, появляется некая кровожадность и тяга к чёрному юмору. Они становятся более бессер­дечны и более беспринципны. В их действиях теряется мягкость и тактичность - во всём идут напролом, не разбираясь в методах применяе­мых для достиже­ния поставленных целей.
   И как теперь оценить смену в жизни бывшего мясника? Неужели опять-та­ки: положительно? Скорей всего нет! Лучше бы уж он продолжал заниматься разделкой туш убитых животных, чем выплескивать накопив­шуюся кровавую энер­гию на полотна, которые видят очень многие и, самое отрицательное - люди со слабой психикой. На которых то, в основном, и действуют негативные подспудные эмоции, на первый взгляд невидимые на картинах.
   А вот другой пример, совсем другого порядка.
   Один очень почтенный и уважаемый человек, по имени Сантьяго, до­жил до пятидесятипятилетнего возраста в довольстве, достатке и спокойст­вии.
   Единственное, о чём он печалился вместе со своей супругой, так это о том, что за двадцать лет их совместной жизни бог так и не дал им детей. А были они люди очень религиозные, всё время посещающие костёл и не про­пускающие ни одной мессы. Сантьяго даже пел в церковном хоре и активно участвовал во всех общественный мероприятиях начинаемых священником. Его вера в бога была незыблема и фундаментальна и никогда не подвергалась даже малейшим сомнениям.
   Но однажды он стал очевидцем и участником одной страшной траге­дии. На его глазах автомобиль, не вписавшийся в поворот, сбил трёхлетнюю девочку, которая любовалась цветами на придорожной клумбе. Находясь ближе всех к месту события, Сантьяго схватил задыхающееся тельце на руки и бросился к больнице, находящейся всего за сто метров. И пока он бежал, у него в го­лове была только одна мысль: "Господи! Спаси это невинное дитя, не дай ему умереть! Я готов отдать свою жизнь, лишь бы эта девочка жила! Госпо­ди! Ты ведь можешь всё!" Но, увы! Жизнь малютки оборвалась, как ни старались врачи, применяя все свои силы и знания и как ни желал Сантьяго, упо­вая на всевышнего и на свою веру в него.
   На несколько дней душа и сердце его окаменели. Он отгородился от всех и ждал объяснений, ждал чуда.
   Но их не было. И тогда Сантьяго перестал верить в бога. Перестал ждать чудес и отбросил все надежды и помыслы, связанные с религией.
   Он решил сам делать то, что в его силах. Каждая жизнь, каждый разум - вот что самое святое в нашем мире! Придя к этому выводу, он все свои усилия и время посвятил предупреждению и предотвращению подобных тра­гедий.
   Он забыл о костёле. Жена, набожная женщина, со скандалом ушла от него. Бывшие коллеги и приятели отвернулись от него, игнорировали и, в конце концов, перестали поддерживать любые отношения. Ему даже при­шлось уйти с работы, так как шеф высказался о том, что безбожникам у него не место. Пришлось определённое время скромно существовать на зарабо­танные ранее и отложенные деньги.
   Зато как теперь изменилась его жизнь. Целыми днями он метался по местам аварий, полицейским участкам, госпиталям и детским домам. От него схо­дили с ума дорожные службы: он заставлял их ставить ограждения и знаки снижающие скорость на особо опасных местах и страшно скандалил если его игнорировали или оставляли без внимания настойчивые требования. Приходя в полицию, он вмешивался во все дела связанные с дорожными происшествиями, требовал более жёстких наказаний для виновных и стал поистине непримири­мым общественным обвинителем для нарушителей.
   А сколько он сделал для пострадавших в автоавариях детей! А для дру­гих детей! Организовывал кружки, проводил уроки сам, добивался введения допол­нительных занятий по безопасности движения и правильному поведе­нию на улицах и на дорогах.
   На пятьдесят восьмом году своей жизни, он познакомился о одной три­д­цати пятилетней активисткой движения "Хватит трагедий на дорогах" и у них нашлось столько общего в сердцах и душах, что они, почти сразу же, по­женились. А уже через два года у Сантьяго и его новой жены была двое чу­деснейших малышей. И никто, из его новых многочисленнейших друзей и сто­ронников, не был в шоке. Никто даже и не подумал о его возрасте, никто даже не пошутил, что он давно вроде бы должен быть дедушкой, а только сейчас стал молодым папой. Потому что он был молод! Молод, в первую очередь, своей душой, подтверждая это и своей активнейшей формой жизни, принося окружаю­щим огромную помощь и пользу. И ведь невозможно даже подсчитать: сколь­ких трагедий, благодаря Сантьяго, удалось избежать? Сколько юных созданий продолжают наслаждаться жизнью, принося радость своим существованием близ­ким и родным людям?
   Как оценить это перерождение человека? Ведь и в этом случае будут два мнения. Если не больше! Но и при подобной трансформации образа жизни, ве­роятно, главным судьёй в оценке происшедшего, предстало время. Только оно поставило все точки над "I". Только по истечении многих лет была дана полная оценка деятельности и жизни Сантьяго. И что примеча­тельно, даже большинство его бывших приятелей по религиозной ниве, тоже гордились своим с ним знакомством и открыто им восхищались.
   И, очень коротко, о третьем случае. На этот раз без оценок.
   Один юноша, очень талантливый и одарённый, писал стихи. Даже не писал - он жил ими. Стихи были прекрасными и великолепными. Девушки сражались за его внимание, пытаясь привлечь к себе его взгляды - лишь бы он посвя­тил им несколько строф. Учителя, удивляясь юношеской настойчи­вости и пыл­кости читаемой в его творениях, старались всячески поддержать начинающе­го поэта, предвидя в его будущем чуть ли не великую славу и знаменитость. Но юноше хотелось чего-то ещё. Ему хотелось услышать по­хвалу и одобрение от своей матери, женщины яркой, умной, начитанной, но, к сожалению, мало интересующейся поэтическими успехами своего сына. И вот однажды, юноша всё-таки уговорил мать послушать одно из его лучших стихотворений. Внимательно выслушав, выразительно декламирующего сына, она сказала:
   -Стихи слишком для тебя прекрасны. Признайся, где и у кого ты их пере­писал?
   После этого, её сын не написал за свою жизнь ни одной строчки. И, в конеч­ном итоге, очень рано ушёл из жизни, погрязши в беспросветной тря­сине са­мого низкого общественного дна. А ведь его ожидала совсем иная судьба: светлая и радостная. Ну, может не совсем уж радостная, может тоже нелёгкая, но всё-таки! Какая огромная могла быть разница!
  

*****

   Мария-Изабель приходила в себя медленно и осторожно. Сначала ус­лышала прерывистые короткие гудки телефона. Потом почувствовала под щекой что-то твёрдое и сообразила, что полулежит на столе, неудобно при­давив затёк­шую руку. Зафиксировав всё это в своём сознании, стала поти­хоньку откры­вать глаза. Солнце уже било в окно, но ещё не подошло к столу. Исходя из этого она поняла, что всё ещё утро, и она отключилась на совсем небольшое время. С трудом поднялась и села ровно. Положила трубку на ап­парат, и ста­ла разминать руку, в которой все мышцы занемели и неприятно покалывали. Мыслей о своём сумасшествии у Марии уже даже не возникало. Пока ещё мед­ленно соображая, она начинала мыслить уже ясно, чётко и ло­гически. То есть, она была всё той же Марией-Изабель, с её целеустремлён­ностью, здравым смыс­лом и детальной конкретизацией каждого своего дей­ствия. Но при этом ей уже стало неактуально: согласуются ли её мысли на­стоящие с теми, кото­рыми она руководствовалась ранее.
   "Самое главное - найти Григория! А что я ему буду объяснять? Это не­важно, можно решить потом. Первоочередное действие: его найти! Как? - она задумалась, перебирая в памяти все слова сказанные Григорием нака­нуне. - Где он живёт - ни одного словечка, только что метром и далековато. Зато известно, где работает и кем. А где? На одной из параллельных улиц и их всего две. Мало! Но сколько на них ремонтов? Много! Кажется очень много! Сколько на них рабочих? Ещё больше! Намного больше! Смогу ли средь них найти кого нужно? Смогу! Надо только приложить все усилия. Я знаю его имя, из какой он страны, что он сочиняет песни и поёт их под ги­тару... Что ещё? Ага! Увлекается плаванием с аквалангом и, естественно, но­сит обувь сорок седь­мого размера. В Мадриде он уже два года, всё время хо­дит со словарём. К тому же могу хорошо описать его внешность. И ещё! Он когда-то ремонти­ровал швейные машины! Потом у него свежий порез на руке... он больше любит чай, чем кофе... и... Он же назвал имя! Парня, кото­рый хорошо поёт! Как же оно... Саша! Саша... Саша... Лак...Акл... Бакланов... Нет! Баланов! Точно! Да я молодец! Как всё-таки много мне стало о нём из­вестно за та­кой короткий отрезок вечера. Значит, недаром горжусь феноме­нальной памятью! - она встала из-за стола и подошла к окну. Чуть наискосок от её до­ма, напротив, стояли строительные леса, и на них было заметно ка­кое-то дви­жение. - Значит, многие строители работают и в субботу? Тем лучше, начну по­иски сейчас же! Что для этого надо? Повыключать все при­боры, музыку и... и позвонить на сегодня приглашенным, отменить обед. Надо только придумать вескую причину, что б не обиделись".
   Она так и сделала. Потом нашла лёгкий спортивный костюм, который исполь­зовала при отдыхе и вышла на поиски.
   Вышла на поиски возможно несуществующего "Знайки". Но как можно было в этом удостовериться не найдя Григория?
   Ремонтов действительно было много. Она насчитала пять домов с *андамами, покрытыми защитной сеткой на первой улице, а потом, перейдя, ещё три на другой. По методу большей вероятности, решила начать с первой. Работы там велись на трёх реставрациях, ещё на двух не было заметно ни ма­лейше­го движения.
   На ближайшем объекте раздавались удары молотка. Подойдя ближе, Мария увидела лысоватого мужчину с пышными усами сбивающего с фасада старую штукатурку. Заметив, что на него смотрят, он прекратил работать.
   -Доброе утро! - обратилась к нему Мария. - Вы бы не могли мне по­мочь?
   -Доброе утро! - ответил тот, присаживаясь на корточки. - В чём дело?
   -Видите ли, я ищу одного человека. Он работает где-то на этой улице, на стройке.
   -Я ничего не знаю! - насторожившись, ответил усач. - Работаю здесь совсем недавно! - он говорил с жутким акцентом и совсем другого порядка, чем у Гри­гория. - Могу позвать мастера, он всех здесь знает. Позвать?
   -Да уж! Очень вас попрошу. - согласилась она понимая, что надо было сра­зу звать кого-то из начальства или даже самого шефа. Усач тем временем крикнул в открытое окно, ведущее в глубь здания:
   -Валдек! - и добавил несколько фраз на незнакомом языке. Через не­которое время из окна показалась голова с ещё большими рыжи­ми усами и всклоченной причёской, волосы которой торчали в разные стороны.
   -Вы кого-то ищете?
   -Да, мне очень надо найти одного человека. Не могли бы вы спус­титься вниз? А то неудобно кричать на всю улицу.
   -Уже бегу! - отозвался лохматый и скрылся в здании. Через минуту он уже был внизу, и его маленькие бегающие глазёнки принялись сразу же по хамс­ки ощупывать её фигурку. - Итак, чем могу быть полезен? - по-испан­ски он го­ворил очень хорошо, но с тем же акцентом, что и усач с лысиной.
   -Мне нужен Григорий, - она назвала страну, из которой тот прибыл. - Он здесь уже два года, прекрасно играет на гитаре и поёт. Не работает ли он на вашей фирме?
   Глазки у лохматого забегали ещё больше, и он принялся пощипывать себя за нос:
   -С этой страны на нашей фирме вообще никто не работает. Да и про рабо­чего с таким именем я не слыхивал. А зачем он вам нужен? Если ко­нечно, не секрет?
   -Ну..., - замялась Мария, а потом сообразила: - Вы ведь говорили, что у вас такой не работает?
   -И сейчас говорю! - подтвердил мастер, продолжая кидать постные взгляды на расстёгнутую молнию курточки Марии. - Но я знаю многих со­седних мастеров, и мог бы поспрашивать у них. Чего не сделаешь для такой очарователь­ной сеньоры.
   -Нет уж, спасибо! - еле сдерживая раздражение, отказалась она. - Я уж как-нибудь сама найду. Тем более, что времени у меня достаточно. Про­щайте!
   -До свидания! - громко сказал патлатый вслед удаляющейся Марии. И тихо, как бы про себя, добавил: - Не женщина, а конфетка!
   Но она прекрасно услышала каждое слово. И только сконцентрировав всю свою волю, заставила себя идти дальше, а не вернуться и учинить скан­дал этому мерзкому типу. Он хоть и не сказал ничего плохого, но вел себя от­вратительно. "Ладно! - решила она. - Будет время, он у меня позыркает ещё сво­ими свинячьими глазёнками! Сейчас дальше. Кстати, надо придумать, что отве­чать на вопрос: зачем я его ищу? Он ведь иностранец, а они, как правило, работают на стройках нелегально, без разрешений. Я ведь как-то читала об этом подробную статью. И могут поинтересоваться моим к нему вниманием. Лучше всего сказать, что он мой знакомый, и мы договорились созвониться, а мой телефон он забыл. И если кто-то его знает, то пусть передаст ему мой номер телефона. Так будет проще и не вызовет лишних подозрений. Можно даже добавить, что мы договорились записать одну-две его песни. Если мой поиск будет связан с его творчеством, мне наверняка помогут быстрей и не заду­мываясь, не задавая лишних вопросов."
   Придумав соответствующие вопросы, она отправилась к следующему зданию, обвитому полупрозрачной, издалека, сеткой до самой крыши. Там о Григории тоже не знали.
   В другом месте - тот же результат. И в таких поисках Мария-Изабель прове­ла почти четыре часа.
   Проходя мимо одного из контейнеров со строительным мусором, она увиде­ла вышедшего из подъезда рабочего с мешком на плечах. После того, как ме­шок был высыпан в общую кучу, Марию осенила догадка: ведь есть же ещё и мелкие квартирные ремонты, он может работать именно там. Поэтому то у неё и ушло так много времени. Пришлось высматривать возле каждого контейнера: нет ли рядом кого из работников. Но ей везде не везло. Всюду ей отвечали отрицательно, с прискорбием разводили руками и желали успехов в дальнейших поисках. В результате она сделала огромнейший круг и опять вернулась к исходной точке. Мария не была разочарована результатами поис­ков, прекрасно понимая, что в первый же день трудно было бы отыскать чело­века на такой огромной территории. Тем более что добрая половина объектов пустовала в связи с выходным днём. Разочарования не было, а вот злость бы­ла. И что самое интересное, злость эта была связана только с од­ним: что де­лать в оставшиеся полдня субботы и целое, целое(!) воскресенье. Она даже боялась представить себе своё бездействие такое длительное время. Стоя на перекрёстке к своей улице она мечтала, что бы сейчас, сразу же на­чался понедельник. И она бы пошла снова, по периметру этих двух парал­лельных улиц искать, спрашивать, допытываться. Лишь бы не проводить время в бесп­лодных размышлениях, сводящих с ума. Но делать было нечего, и она трону­лась домой. Неожиданно, сзади, её окликнули:
   -Извините, сеньора! - она даже подумала, что это не к ней, но оглянув­шись, увидела крепкого загорелого мужчину в рабочей спецовке, нереши­тельно переминавшегося с ноги на ногу.
   -Извините, синьора! - повторил он. - Я слышал, вы ищете Григория?
   -А вы его знаете? - боясь поверить в услышанное, выдохнула Мария.
   -Ну, если это тот, кто поёт под гитару свои песни...
   -Да, да! это он! - подтвердила она.
   -Тогда знаю! Это мой друг и мы с ним даже вместе приехали в Мад­рид, два года назад.
   -Что же вы сразу ко мне не подошли? - с укором спросила Мария.
   -Наш мастер злой, ругается. Не даёт отойти от рабочего места. А по­том я думал, вас уже нет, ушли. Гляжу, вы идёте с низу улицы и у нас как раз обед. Вот я и вышел. - говорил он очень плохо и только напрягаясь, Мария могла понять его испанское произношение. Поэтому она переспросила:
   -Так это ваш мастер, такой усатый, с жуткими, не расчесанными воло­сами?
   -Точно! Он! - заулыбался рабочий.
   -Козёл! - в сердцах воскликнула Мария.
   -Точно! Истинная правда! - подтвердил её собеседник. - Хоть и поляк, но какой-то вредный и неприятный.
   -А где сейчас Григорий? - она спохватилась, что не спрашивает о са­мом главном.
   -Он сейчас на другом объекте. Наш шеф забрал его с самого утра. А где это находится, никто не знает, да и шеф уже сегодня вряд ли объявится.
   -А почему его взяли в другое место?
   -Он с забинтованной рукой сегодня вышел на работу. А шеф его очень це­нит. Поэтому сказал: сегодня на лёгкую работу! И увёз. Мы с ним с утра да­же поговорить не успели. - он отошёл в сторону, пропуская женщину с ко­ляской.
   -Как вас зовут? - радуясь в душе о не бесплодности своих поисков, Мария решила не надеяться больше на слепую удачу, а получить как можно больше информации.
   -Анатолий! - представился товарищ Григория.
   -А меня, Мария-Изабель! Давайте, Анатолий, присядем за столики кафе, вот здесь, в тени и, если вы не возражаете, вы мне расскажите, где я могу найти Григория. Заодно выпьем чего-нибудь освежающего, а?
   Анатолий смущённо захлопал себя по карманам, из которых тут же пошла пыль:
   -Один момент, я сбегаю за деньгами!
   -Стойте, стойте! - Мария схватила его за руку и чуть ли не силой уса­ди­ла в пластиковое кресло. - Какие могут быть условности? Что будете пить: кофе, пиво, напитки?
   -Если можно, то пиво. Всё-таки сегодня жарковато.
   -Одно большое пиво и спрайт! - заказала она подошедшему офици­анту. - Я надеюсь, вы осилите большой фужер?
   -Придется! Не выливать же, раз заказали. А где живёт Григорий, я и сам толком не знаю. Был там один раз, даже визуально бы не нашёл. Помню только что возле метро *Принципе Пио, возле **Мансанарес. Он туда совсем недавно перебрался.
   -И мы не сможем его сегодня найти? - недоверчиво спросила Мария.
   -Ну почему же не можем. - Анатолий с удовольствием отпил прине­сённого пива и облегчённо вздохнул: - Вот так бы целый день! А Григория и искать не надо. Он всегда носит с собой мобиль. Можно ему звякнуть. И, кроме того, он сам должен прийти ко мне в шесть часов на квартиру. У на­шего товарища сегодня день рождения, ну и как же можно обойтись без на­шего любимого бар­да и гитариста? Никакой праздник у нас без него не обхо­дится. Если хотите, я ему там о вас и сообщу. Или хотите сами с ним встре­титься?
   -Нет, нет! Не обязательно сегодня. - она почему-то засмущалась и по­чувс­твовала себя неловко. - Просто передайте, что я бы хотела с ним встре­титься в удобное для него время, и передайте ему мой номер телефона. Пусть поз­вонит и мы с ним договоримся. - увидя, что Анатолий не всё понимает, попыта­лась объяснить всё иначе: - Мне очень нравятся его песни. Я бы хо­тела нес­колько записать на магнитофон, ну, естественно, с переводом на ис­панский язык. Григорию это легко, он может перевести.
   -Да! - подтвердил его товарищ. - Он может, он знает испанский лучше нас всех вместе взятых.
   -А у вас, если не секрет, есть трудности с изучением?
   -Не лезет в голову! - признался Анатолий. - Дома на своём языке го­ворим, на работе тоже или на польском. По-испански за весь день одно, два слова только и услышишь. Вот и нет знаний. А Григорий всё время со слова­рём. Даже плеер имеет, прослушивает, где нет возможности читать, специ­альные уроки испанского на аудиокассетах.
   -А скажите, Анатолий, - она решила сразу же проверить одно из своих пред­положений. - Как и почему вы приехали именно сюда, в Испанию? Вы ведь еха­ли вместе?
   -О! Это целая история! - оживился Анатолий.
   -Расскажите, мне очень интересно, - чистосердечно призналась Мария. Он отпил несколько глотков пива, как бы смачивая горло перед долгим рас­сказом.
   -У меня, правда, слов испанских маловато, но если что забуду, вы мне подсказывайте, - увидев её согласие в виде кивка головой, продолжил: - Мы познакомились с Григорием лет семь назад, работая на одной фирме. Весёлое было время, но уже туговато было с деньгами, зарплату нам платили мизер­ную. Но мы радовались жизни, хоть её и нельзя было назвать шикарной и безза­ботной. Ездили часто в лес за грибами, на рыбалку выбирались, просто так куда-нибудь на природу, с шашлыками. Григорий всегда что-то органи­зовывал, очень любил компании, да он и сейчас таким остался. Душа любого коллекти­ва, главный тамада и заводила. Короче, подружились мы классно, даже стали ходить к друг другу в гости. И тут, через три года совместной ра­боты, фирма стала распадаться, и меня с ним сократили. Ещё в самом начале ре­организации я упрашивал Григория: давай, мол, куда-то поедем в иные стра­ны. В Италию допустим или в Грецию. Там можно и заработать нор­мально и жить по человечески. Но Григорий всё смеялся и говорил, что ему и на роди­не неплохо, а за бугор пусть едут дураки. А через полгода прямо-таки ошарашил: всё, еду в Испанию! Я ему: - Ты ж не хотел! - а он: - А сейчас хочу!
   -А когда вы говорите, это было, - вмешалась Мария. - Три с полови­ной года назад?
   -Ну да... - он задумался подсчитывая. - Точно, ровно три с половиной года назад, весной. То никогда и не заикался, а то вдруг: "Меня всегда Испа­ния манила, своим теплом к себе влекла!" Он, правда, всегда писал то стихи, то песни, а здесь всё - только про Испанию и заговорил. И начал сразу же искать выходы сюда, что б не ехать на пустое место, а сразу иметь какую-то работу. Нашёл знакомых в Польше, специально туда ездил, да и меня с со­бой брал. Через знакомых нашёл одного поляка, который здесь к тому време­ни был более двенадцати лет. Познакомился с ним и договорился, что б тот нас принял на первых порах и помог устроиться на работу. Потом продал ма­шину и как я его не агитировал ехать в Италию, всё равно решил ехать в Ис­панию. Ну и я уже с ним, куда ж денусь! Одолжил я денег у кого толь­ко мог и тоже отдал паспорт для получения визы. У нас это делается очень долго и нудно. Ну, дождались виз, звоним в Мадрид. А знакомый поляк говорит:
   "Пока не едьте, трудно с работой". Как же не ехать, срок виз то исте­кает. Тогда Григорий ему и говорит: "Мы уже в пути, встречай!" И мы вы­ехали. Как мы ехали, это тоже целая история, достаточно сказать, что почти всю Францию проехали автостопом.
   -Без багажа? - уточнила Мария.
   -Да в том то и дело, что как верблюды нагруженные сумками. И это притом, что не знали по-французски ни слова.
   -Ну, вы ребята молодцы! - она искренне похвалила такую целеустрем­лённость.
   -Да это всё Григорий! - скромно признался Анатолий. - Он везде всё прой­дёт, а не пройдёт, так протаранит. Если он чего решил, то сделает обяза­тель­но, чего бы это ему не стоило. Единственно, чего он страшно не любит, ког­да его начинают в чём-то переубеждать. Он зацикливается на своём, даже ес­ли осознает что не прав.
   -А мне показалось, что он мягкий и уступчивый, - она сказала это, чуть ли не утвердительно.
   -Да? - удивился Анатолий. - Уступчивый? Не желаю вам с ним о чём-нибудь поспорить. Хотя... Может это я такой заядлый спорщик? Тоже может быть! А теперь извините, - он посмотрел на часы и залпом допил пиво. - Обед закон­чился, хоть и день короткий, но ещё пару часов надо поработать.
   -Ой, огромное вам спасибо! Вы так интересно всё рассказывали!-вос­клицала Мария, поспешно записывая домашний телефон на свободном ли­стке свое­го блокнота. - Вот, передайте ему, как только увидите. Скажите, что я очень жду его звонка! В любое время! Хорошо?
   -Хорошо, хорошо! Не беспокойтесь - заверил её Анатолий, бережно пряча листок в наградной карман и застёгивая на пуговицу. - Передам лично в руки и сегодня же, как только увижу. Рад был с вами познакомиться и спа­си­бо за пиво. В следующий раз я угощаю. До скорого!
   -До свидания! - простилась и Мария, еле сдерживая себя от желания не от­ходить от Анатолия до самого вечера, лишь бы быстрей увидеть Григо­рия. Подспудно она боялась, что он опять потеряется, пропадёт, куда-то не­ожидан­но уедет. В душе появилась всё более крепнущая надежда, что их знакомс­тво будет продолжаться и это было самое главное. Хоть её очень оза­дачило, и заставило призадуматься мнение Анатолия о том, что Григорий очень не любит, когда его в чём-то переубеждают, и пытаются навязать свое мнение. Значит у него действительно мощный и уникальный гитодуальный разум. С ним трудно совладать даже такому как Знайка. "Вон сколько вре­мени ему понадо­билось, что бы привести Григория ко мне! - подумала Ма­рия.-Надо быть очень осторожной в своих вопросах, что бы ему не показа­лось, что им пытаются уп­равлять. Но с другой стороны, если я подключусь к этому процессу, то мани­пулировать его действиями при мягком нажиме с двух сторон, станет нам­ного легче. Ведь "Мой" наверняка его уже изучил и если поймёт и примет мою помощь, будут неплохие шансы для успешного перевоспитания Григория.
   С этими мыслями Мария-Изабель вернулась домой и стал ждать звонка. Под­считала, что так или иначе, а звонок будет не раньше шести: ведь начало празднования назначение именно на это время. А если ему будет не­удобно сразу выйти? Если ему придется сесть за стол, а потом его попросят спеть? По заказу именинника! То тогда он позвонит не раньше семи, а то и восьми вечера!
   И что б даром не перетруждать свои мозги, затеяла генеральную при­бор­ку во всей квартире. Старалась всё делать быстро, основательно, изо всех сил. Так, что бы устать, так что бы забыть о времени, так что бы не прислу­шиваться постоянно: не звонит ли телефон. Он и так, поставленный на пол­ною громкость, был бы слышен в любой момент.
   Но звонка всё не было. Ни в семь, ни в восемь, ни в девять, ни даже в десять вечера. Вообще-то звонки были, но от других: знакомых, друзей, род­с­твенников, но только не от него. Мария решила для себя, что будет ждать до одиннадцати и не больше, а потом пойдёт спать. Хотя прекрасно понимала, что, вряд ли уснёт. К одиннадцати вообще прекратились все звонки. Она ре­шила перемыть весь хрусталь в огромном салонном шкафу, тем самым, ото­двигая вре­мя сна на более поздний срок. Но прошёл ещё один час, наступила полночь - телефон молчал. К тому времени Мария уже твердо решила: Ана­толий потерял листик с телефоном или, что было бы ещё хуже, Григорий не хочет звонить категорически. Мало ли что он вбил себе в голову. И неиз­вестно было, как он расценит инициативу Марии о встрече. Подумав об этом, она впервые в жиз­ни пожалела, что не воспользовалась своей привлекатель­ностью и не применила маленькие женские хитрости и уловки. Он ведь всё-таки мужчина. Большой силь­ный мужчина. И чувственный. Возможно даже влюбчивый. Мария усмехнулась своим мыслям: "Ещё сутки назад я была со­вершенно другая, а мне уже ка­жется, что это было очень, очень давно. Неу­жели я так изменилась? Да! Ведь я изменила принципам, которых придержи­валась прежде! Хочется думать, что это к лучшему и мне во благо! - она взглянула на часы. - Уже пятнадцать минут как наступило воскресенье. Надо спать!"
   И пошла принимать душ. Но дверь в ванную оставила открытой, а вдруг как позвонит! И телефон позвонил! Позвонил в тот момент, когда Ма­рия встала под первые струи тёплой воды и уже протягивала руку за шампу­нем. Она так зато­ропилась, что чуть не упала, поскользнувшись мокрыми бо­сыми ногами по плиткам пола. Не накинула даже на себя ни халата, ни поло­тенца, а нагая и мокрая бросилась к телефону. Глубоко вздохнув, сняла трубку:
   -Слушаю!
   -Доброй ночи! Не слишком ли поздно я звоню? - раздался голос Гри­гория.
   -Как для кого. - Мария лихорадочно соображала, что и как говорить. Все слова и фразы, запасённые заранее, вылетели из головы. - Для меня, на­пример не поздно. Я редко ложусь спать раньше, тем более перед выходным днём.
   -О! У вас значит более ночной образ жизни! - засмеялся он.
   -Да и у вас тоже! - ответила она. - По шуму и музыке, которые я слышу в трубке, у вас там никто и не собирается ложиться.
   -А вы одна? - неожиданно спросил Григорий.
   -Я? Да! - вопрос её немного удивил.
   -А вам не скучно? - продолжал он допытываться.
   -Как сказать... даже не знаю. Наверное, да.
   -Не хотите ли тогда к нам присоединиться? - он заговорил быстро, как бы решившись. - У нас тут весело, можно потанцевать. Мы не так уж от вас дале­ко, я сяду на такси и через десять минут за вами заеду.
   Во время его диалога Мария автоматически взглянула на себя в зеркало и чуть не рассмеялась увидя себя голой, с мокрыми прилипшими волосами, сто­ящей в напряженной позе с телефонной трубкой. Но это помогло ей не­много расслабиться и думать более рассудительно.
   -Нет, нет! Я сейчас явно не форме. Что бы привести себя в порядок, пона­добится вагон времени.
   -Жаль, очень жаль! - по голосу чувствовалось, что он действительно расс­троен. - Я, конечно, понимаю, что моё предложение, возможно, неуме­стно...
   -Ну что вы, нисколько! - заверила Мария и продолжила: - А давайте лучше встре­тимся с самого утра. Если вы конечно не заняты!
   -С самого утра? Конечно, я не занят! - теперь он даже обрадовался.-Зна­чит встречаемся в шесть часов! Или может в пять?
   Мария прекрасно поняла, что он шутит, но ей, почему-то, сразу захоте­лось согласиться. Но ведь надо соблюдать хоть какие-то приличия и она тоже попыталась пошутить:
   -Боюсь в это время ещё слишком темно, и вы меня попросту не уз­наете!
   -Но ведь в это время ещё светят фонари! - нашёлся Григорий. - А я вас, между прочим, только и видел, что при их освещении.
   -Действительно, - согласилась она. - В таком случае не менее важно просто хорошо выспаться!
   -А хорошо выспаться - это до скольки? - раздался в трубке насторо­женный вопрос. - Уж, не до обеда ли?
   -Нет, конечно! - ей опять стало весело. - Я всегда встаю рано. Ну а завтра, так как воскресенье, в восемь, девять утра.
   -Тогда назначим встречу на десять! Я буду ждать вас на лавочке возле вашего дома. Договорились?
   Она сдержала уже готовое вырваться согласие и спросила с нарочитым сомнением:
   -А может это немножко рановато?
   -Да как же рановато?! - загорячился Григорий. - Давно уже будет све­тить солнце, будут петь птицы и будет прекрасная погода. Как можно сидеть в та­кую тёплую осень дома хоть один лишний час? Да уже с самого утра можно пойти куда угодно!
   -Куда, например? - она спросила это с замиранием и почти не дыша.
   -Ну..., хотя бы..., - он явно замялся. - Да мало ли прекрасных и инте­ресных мест в Мадриде! Уж вы то, как коренная жительница, об этом знаете больше чем я. Встретимся в десять и решим.
   -Мне кажется, вы уговорите кого угодно! - с хитрой улыбкой сказала она в трубку. - Ладно, пусть будет в десять. До завтра! - и уже хотела доба­вить:
   "Только не опаздывайте!" но вовремя спохватилась и положила трубку. Толь­ко после этого заметила, что дрожит от холода или скорей всего, от вол­не­ния и отправилась в ванную, где всё ещё шумела текущая без толку тёплая вода.
   Ночь была рваной и сумбурной. Мария вбила себе в голову, что может прос­пать, не услышав будильника. И только когда установила дополнительна будильник на своём мобиле, смогла уснуть.
   А что ей только не снилось! Она то просыпалась от невыносимой жары и сбрасывала с себя даже краешек простыни, то, очнувшись от сна и стуча зу­бами от холода, натягивала на себя и простынь и одеяло, долго не в силах со­греться и уснуть снова.
   Самый странный сон ей приснился под утро и хорошо запомнился.
   Снилось, что она идёт по стене высотой в несколько сот метров и вверху шириной всего тридцать сантиметров. Конца стены не было видно: где-то перед горизонтом пропадал в темно синем тумане, над которым ви­сели яр­ко-жёлтые облака. "Ну и цвета! - подумала она во сне. - Даже в мультиках та­кого не увидишь! "Оглянувшись назад она увидела, что стена извиваясь ухо­дит вообще за горизонт. Взглянув вниз, удивлённо почувство­вала, что со­вершенно не боится высоты, но ещё больше удивил её пейзаж. Слева, на боль­шой глубине, клубилось языками пламени не то лава, не то море какого-то жидкого тёмно-бордового вещества. По всей его территории беспорядочно стояли цилиндрические трубы метра по три в диаметре и вы­сотой чуть выше чем сама стена. Вдали трубы образовывали как бы лес, за­крывая собой весь горизонт. А справа, ещё на большей глубине, чем море, простирались черные выжженные земли, на которых кое-где торчали останки полуразрушенных строений. И везде, насколько хватал взгляд, не было ни одного пят­нышка другого цвета. А под ногами у неё была пыль. Чуть ли не многовековая. Видно здесь никогда не было ветров. А в этой пыли чёткие, свежие следы. Её следы. Она снова повернулась и увидела, что там следов нет. Значит, пришла оттуда, а идти надо дальше, вперёд. И она пошла. И даже вспомнила, что на­до спешить, что это очень важно. И пошла быстрей, чуть ли не бегом. Но как ещё много надо было пройти! А она уже так устала. Быстрей, ещё быстрей! Лишь бы не опоздать, ведь времени так мало!
   С этой мыслью Мария и проснулась. Не открывая глаз хорошенько по­стара­лась запомнить, прокручивая всё в повторе. Уж очень сон был красоч­ным и неординарным. И только потом посмотрела на часы: было пол вось­мого, но сол­нышко уже освещало покатые крыши зданий, стоящих напротив её окон. Хоть она и запланировала подъём на восемь, но решила вставать, ре­зонно рассу­див, что уже выспалась и всё равно больше не уснёт.
   Вскочила, надела простенький лёгкий халатик и пошла на кухню, пить ко­фе и придумывать для себя занятие в оставшееся еще время. Увидела стоящие в вазе яблоки для вчерашнего пирога и решила его всё-таки спечь. Как раз мол, целый час и уйдёт. Так и вышло. Уже было почти девять, когда Мария вы­ложила торт на красивое блюдо, накрыла его прозрачной крышкой и аккурат­но всё прибрала на кухне. Потом сполоснула оба кухонных поло­тенца и выс­кочила на балкон развесить их для просушки. Доставая прищепки их прикреп­лённой к перилам сетки, совершенно случайно, бросила взгляд на располо­женные возле дома скамейки. И обомлела! На одной из них сидел Григорий! Си­дел и перелистывал свой неразлучный словарик. Сообразив в каком, она виде, Мария в панике метнулась в квартиру. И сразу же в испуге подумала, что ошиблась во времени и побежала сверять часы. Но все пока­зывали одинаково: без двух минут девять. Пытаясь догадаться о причине столь раннего прихода и строя различные предположения, Мария снова, ук­радкой, выглянула с балкона. Все лавочки были пусты! Она вышла на балкон и, прогнувшись, осмотрела всю улицу. Никого!
   "Ну если у меня уже галлюцинации начались, завтра же пойду к врачу.--твердо решила она, ещё раз разочаровано оглядывая все лавочки. - Но не мог же он мне померещиться! Хотя... Если на всё это посмотреть моим прежним взглядом, то при моём "странном", мягко говоря, поведении, всё может случить­ся. А может... он сейчас позвонит в дверь? Может, он время перепутал?" И она, как девчонка, побежала в прихожую. Даже взглянула в зрачок. Никого! "Ладно, через час мне всё будет ясно", - философски поду­мала Мария, и пошла, готовиться к предстоящей встрече. Приведя в порядок причёску, и сделав лег­кий макияж, она всё внимание уделила подбору оде­жды. Куда мы пойдём? Это очень важно! Если он намекал в разговоре по те­лефону на что-то другое кро­ме Парка Аттракционов, то значит я конченая дура. Поэтому надо заставить его высказаться до конца и повести именно туда, куда его подспудно тянет. А для этого надо использовать его отрицание и желание поспорить и моё... хм... хм... умение убеждать". Поэтому она и вы­брала парковый вариант одежды. Шикарные бежевые шорты, подчёркиваю­щие её талию и открывающие стройные и длинные ножки. Изящные санда­лии на невысоком удобном каблуке. И модную молодёжную блузочку, обтя­гивающую только бюст и оставляющую от­крытыми плечи, спину и живот с пупком.
   Оценивая себя в зеркале, Мария с удовлетворением отме­тила, что ей вряд ли кто даст больше тридцати. Если бы... Если бы не эти небольшие тём­ные круги под глазами. Но ведь можно использовать солнце­защитные очки! От них будет тройная польза. Одела. Потом другие, третьи. Наконец, какие-то очень подошли ко всему её комплекту из тела, одежды и причёски. Зна­чит, можно было уже выходить! Но она чуть не запрыгала на мес­те когда увидела: ещё целых десять минут! Что бы протянуть время опять выг­лянула на улицу: Григорий был! И сидел на той же лавочке, что и час назад.
   "Ну вот, можно за ним понаблюдать, - подумала Мария, чуть-чуть ото­двигая занавеску. - Вероятно, он пришёл слишком рано и отходил куда-то прогулять­ся. Всё-таки радует отсутствие у меня галлюцинаций!" - и умиро­творённо вздохнула.
   Григорий сидел и писал что-то на маленьком листочке, вероятно, вы­писы­вал слова из раскрытого словарика. На нём были чёрные джинсы и бе­лые лёг­кие кроссовки, похожие, скорей, на туфли. Мощные, широкие плечи обтягивала светло-сиреневая футболка с коротким рукавом, воротничок и кармашек ко­торой, были ярко-зелёного цвета. Мария несколько критически оценила его внешний вид, со вздохом подумав, что это не она подбирала ему одежду.
   Неожиданно он вскочил, посмотрев на часы и пряча захлопнутую книгу за спину. Его взгляд был устремлён в сторону парадного. Но вот хлоп­нула дверь и он снова сел, пристально посмотрев на её окна. Мария отпря­нула от зана­вески и приложила ладони к пылающим щекам. "Заметил меня или нет? Неудобно всё-таки подсматривать! Ладно! Сколько бы ещё не оста­лось времени - выхо­жу!" Проверила: есть ли в карманах ключи от квартиры и машины, день­ги и кредитная карточка. Немного подумав, перед зеркалом в прихожей, вы­ложила ключи от авто и кредитною карточку в ящичек шкафа. Достала оттуда же ещё *десять тысяч песет, и присовокупила к остальным деньгам. Поправила причёску и очки, осмотрела себя придирчиво со всех сторон и вышла.
   Когда появилась на улице, Григорий уже к ней спешил с широко откры­тыми от восхищения глазами:
   -Доброе утро! Честное слово, если бы не ждал именно вас, ни за что бы не узнал. Вы выглядите прямо-таки сногсшибательно!
   -Доброе утро! А раньше мой вид был хуже?
   -Ну что вы! Вероятно это из-за дневного освещения, а при искусствен­ном у меня, видно, что-то плохо со зрением. Пора заказывать очки.
   -Вы вроде ещё молодой! - улыбнулась Мария. - Не рановато ли? И...сколь­ко вам лет?
   Григорий как-то грустно вздохнул и попытался что-то ответить, но у него получилось нечто нечленораздельное.
   -Стесняетесь сказать? - удивилась она.
   -Ну конечно нет! - стал он возражать, а потом попытался объяснить свою заминку: - Видите ли. Находясь рядом с такой молодой и красивой женщиной возникает естественное желание тоже быть помоложе и поста­раться скрыть хотя бы пару годков. Но своими годами я даже горжусь - мне сорок лет. Вер­нее не ровно сорок, а с половиной.
   -Ну, а мне тридцать пять! - она на мгновенье сняла, а потом снова одела очки. - И тоже с половиной!
   -Не может быть! - искренне удивился Григорий. - Вы на столько не выглядите, готов поспорить с кем угодно!
   -А на сколько? - и кокетливо повернулась в профиль.
   -Ну..., - он в задумчивости отступил на шаг, а потом хитро заулыбался: - Года на тридцать четыре! Ну, максимум, с половиной!
   -О! - в тон ему засмеялась Мария. - Какой комплимент! Вы мне явно льстите! Правда я надеялась, вы мой возраст оцените чуть меньше, хотя бы на двад­цать четыре...
   -А разница небольшая, - продолжал улыбаться Григорий. - Наверняка и в двадцать четыре года вы выглядели не менее прекрасно.
   -Вот это уже похоже на комплимент! - похвалила она.
   -Это не комплимент, а чистая правда! - горячо воскликнул он и увидя иро­нию в её глазах, с убеждением добавил: - Я всегда говорю только правду!
   -Всегда? - у Марии появилось желание кое-что проверить.
   -Всегда! - последовал торжественный ответ.
   -Ну тогда ответьте мне: куда вы меня хотели пригласить при ночном те­лефонном разговоре?
   -Э! Так нечестно! У меня просто мелькнула одна глупая идея и мне даже неудобно о ней вспоминать.
   -Вот видите, какова ваша правда! - укорила его Мария, уже прекрасно прос­читав в уме как ей действовать. - К тому же вы ещё и трус.
   -Я трус? - он даже опешил. - Или я что-то не понял по-испански?
   -Вы прекрасно всё поняли. Просто боитесь рассказать о том, что меня заинтересовало.
   -Да не боюсь я! - сказано это было, чуть ли не с отчаяньем. - Просто в по­добные места не приглашают женщин..., тем более на первой встрече.., тем более очень понравившихся... Это даже как-то неприлично!
   "Вот упёртый! - подумала про себя Мария. - Но всё равно добьюсь от­вета!"
   -Ну и что? Мне хочется знать. Скажите и я решу: прилично или нет.
   -Хорошо! - он смирился. - Я подумал, что неплохо было бы сходить пораз­влечься... на аттракционы. Теперь можете смеяться!
   -А что ж тут смешного? - с ликованием в душе спросила Мария. - Или вы не любите туда ходить? Я бы, например, покаталась с удовольствием.
   -Да и мне очень нравится, но... - он явно не мог поверить, что над его предложением не смеются.
   -Ну, раз нравится, почему думаете, что не нравится мне?
   -А может, вам бы хотелось пойти, куда-то в другое место?
   -Куда, например?
   -Ну... Да хоть в Прадо!
   -В музеи лучше ходить в плохую погоду! Да и была я уже там, раз пять.
   -Я тоже там, - он заулыбался. - Восемь раз был.
   -Вот уж поистине, правда. - Мария была поражена. - Коренные жи­тели меньше знают о своем городе, чем туристы или приезжие.
   -Это естественно. Живя каждый день, с самого детства, среди такого коли­чества памятников и музеев как в Мадриде, постепенно можно к этому привык­нуть и воспринимать как должное, не вникая в саму суть. А приез­жему чело­веку всё интересно, всё ново и ещё неведомо. Вот, например: в му­ниципаль­ном музее, что возле метро "Трибунал", есть...
   -О! А я там никогда не была!
   -Обязательно сходим! - заверил Григорий. - Но в другой раз.
   -А сейчас в парк аттракционов? - с замиранием сердца спросила Ма­рия.
   -А куда же ещё. Выпьем сначала по чашечке кофе, для бодрости и на авто­бус. Как раз, что бы к открытию быть в числе первых.
   -А разве на метро не проще? - засомневалась она, идя с ним рядом к ближайшему кафе.
   -Так ведь десятка не доходит до станции *Батан. Ведутся работы по реконструкции метро. А на автобусе мы доедем всего лишь с одной пере­сад­кой.
   -Как мне стыдно, - призналась она откровенно. - Вы знаете, что дела­ется в Мадриде лучше меня. Хотя конечно: на работу в машине, с работы в машине...
   -У вас есть машина? - спросил Григорий и, увидя недоумение на её лице, пояснил: - Тогда вы шли с сумками пешком.
   -А! - она поняла, что Григорий как-то внутренне весь напрягся.-Ста­рый драндулет, еле ездит и давно пора на свалку, но... А тогда вечером, негде было припарковаться, пришлось идти за тридевять земель, - после этих слов, заметила, что он немного расслабился, и подумала: "Пока не стоит ему рас­сказывать ни о ещё двух шикарных авто, ни о фирме. Как-то он неадекватно себя ведёт, желательно выяснить причину этого и поосторожней!"
   Они сели за столик и сделали заказ официанту. Возле них стояла бетон­ная клумба с прекрасными цветущими гиацинтами и Мария решила выяс­нить ещё один интересующий её вопрос.
   -Вы любите цветы?
   -Конечно, люблю! - заверил Григорий, но увидя её вопросительный взгляд, немного замявшись, продолжил: - Но мне не нравится, когда их сре­зают. В нату­ральном виде они гораздо естественней и правильней.
   У Марии внутри всё защемило, и на глазах выступили слезы.
   -Мне тоже! - призналась, радуясь, что на ней тёмные очки. - Всегда любила, когда дарят в горшочках.
   -О! Я заметил! - похвастался он. - У вас в доме очень много зелени, да и на балконе целый розариум.
   -А попробуйте угадать, какие цветы мне больше нравятся?
   -Белые розы! - не задумываясь, выпалил Григорий.
   -Точно! - она даже не удивилась. - А почему вы так решили?
   Он загадочно улыбнулся и сделал паузу перед ответом:
   -В вашей квартире полно картин с этими цветами. Да и не только кар­тин.
   . -А!.. - разочарованно протянула Мария, удивляясь его наблюдатель­ности.- Мне показалось, вы угадали.
   -Может, и угадал, - согласился Григорий. - Но всё замечать тоже очень по­лезно. Но если честно, то когда я на вас смотрю у меня сразу же воз­никает непроизвольное сопоставление вас и роскошнейшей белой розы. Ве­личественной и надменной, строгой и с шипами, но такой тёплой, бархатно нежной и... немножко беззащитной.
   -Ну, не такая уж и беззащитная! - пробормотала чуть слышно раста­явшая от удовольствия Мария.
   -Верю! - засмеялся Григорий. - Наоборот, возле вас я, себя чувствую в пол­нейшей безопасности.
   -Неужели? - усомнилась она.
   -Да, правда. - признался он. - В последнее время я прямо места себе не на­ходил. А сейчас мне как-то хорошо и спокойно. Появилось какое-то чув­ство умиротворённости, что ли. Вы на всех так благотворно влияете? Мне возле вас даже кофе кажется чудеснейшим.
   -Не преувеличивайте! - внешне застеснялась Мария, зато внутренне загора­ясь от радости. - Это просто оттого, что в нас много общего. Я ведь, между прочим, очень закомплексованный человек, а с вами мне легко и сво­бодно. Воз­можно это оттого, что нам обоим нравятся увеселительные ат­тракционы?
   -Возможно, - он согласно закивал головой. - Сколько себя помню, для меня это был сплошной праздник, когда удавалось дорваться до какой-ни­будь ка­чели или карусели. Я не слезал с них часами, и меня стаскивали бук­вально силой. Бабушка мне даже грозила: "Ума, мол, не будет, весь на каче­лях разбол­таешь!" Может и вправду: я ведь уже в таком возрасте, а во всём мире обо мне ещё не знают. Видно мало осталось, ума то!
   -Это та бабушка, что искала вас поздними вечерами?
   -Да! Она родненькая! А когда подрос, - продолжал Григорий. - Не пропускал ни одного приезжего луна-парка. Наш город хоть и большой, но своего ком­плекса долго не имел. Это сейчас уже довольно много пона­строили в цент­ральном парке, а тогда... И в цирк очень любил ходить. На ка­ждую новую труп­пу по несколько раз. Это было так здорово! Особенно кло­уны. Я до сих пор с уверенностью считаю их главным гвоздем любой цирко­вой программы. А вы любите цирк?
   -Люблю, очень, - почему-то с печалью произнесла Мария, вспоминая, как они часто ходили на представления вместе с Хоссе. Потом улыбнулась:-И тоже, в первую очередь, клоунов!
   -К своему стыду, - вздохнул он. - Сколько времени здесь, но ещё ни разу не посетил ни одного цирка. Хоть и часто видел высокие шпили шатров воз­ле стадиона *Винсенте Кальдерон.
   -Сейчас осень и опять начинаются гастроли, - напомнила она.
   -А вы составите мне компанию на ближайшей премьере? - на одном дыхании спросил Григорий.
   -Да! - просто ответила Мария.
   -Я буду помнить, что вы дали согласие! - пообещал он обрадовано.-Надеюсь, не передумаете?
   -Посмотрим, как вы будете себя вести! - и кокетливо повела плечами.
   -А как... надо... мне себя вести? - растерялся Григорий.
   -Естественно! - сказала она нравоучительным тоном. - Если появилось жела­ние идти в парк, не скрываете этого, будьте откровенны.
   -Ну так... - он широко открыл глаза, показывая своё недоумение. -...Мало ли какие желания у меня появятся!
   -Вот мне уже и судить об этом, мне ведь виднее, - увидя, что её собе­сед­ник продолжает на неё пялиться, засмеялась: - А на аттракционы мы, всё-таки, идём?
   -Конечно! - он вскочил, подзывая официанта и расплачиваясь. - Хоть моя одеж­да и не соответствует выбранной нами прогулке, но ничего не поде­лаешь. Итак, вперёд, только вперёд!
   Он бережно взял её под руку и повёл к известной ему остановке авто­буса. А на *Каса де Кампо вовсю ещё царило лето. Не бывавшая здесь давно Мария, сразу заметила немалые новшества. Больше всего ей, да и Григорию тоже, понравилось "Торнадо". Они проехались на нём раз пять или шесть. И ког­да они, под гудение колёс и моторов и свист несущегося навстречу ветра, делали мёртвые петли, Мария визжала от удовольствия и страха вместе с ос­тальными ликующими посетителями. В эти моменты Григорий держал её за руку, как бы старясь придать бодрости и уверенности и отпускал её толь­ко тогда, когда они сходили на землю.
   А когда они спускались на огромном круге по каменистому желобу, за­полненному несущейся вниз водой, то даже прикрыл её, обняв за голову и прижав к груди, когда коварная струя воды, бьющая откуда-то сбоку, готова была облить Марию. В результате она осталась почти сухая, а он вымок с ног до головы. Смеясь над этим, они решили немного подсохнуть, а заодно и пе­рекусить, удобно расположившись за одним из многочисленных столиков стоящих у кафе в зоне отдыха. С аппетитом уплетая бутерброды с ветчиной и сыром, они договорились обращаться к друг другу на ты. Инициативу в этом вопро­се, конечно же, опять проявила Мария. Григорий сразу же принял её предложение, согласившись, что так удобней.
   -Мне сейчас даже кажется, что я был глупый как ребёнок, когда стес­нялся тебя сюда пригласить. Я вижу, тебе здесь тоже очень нравится.
   -Ну, ещё бы! - она запила еду горячим бульоном. Потом добавила многозначительно: - Мне бы, да не понравилось то, что я обожаю!
   -И ещё мне кажется, - продолжал Григорий. - Что всё это происходит не со мной, что всё это как в сказке или как в каком-то сне.
   -Ой! А мне этой ночью тоже сон приснился, - вспомнила Мария. - И очень дивный.
   -Так ведь я же лучший в мире толкователь снов! - хвастливо восклик­нул он. - Давай-ка, рассказывай!
   После того, как она всё рассказала, он ещё долго выпытывал мельчай­шие подробности о цвете, высоте и пейзажах. А потом выдал свой вердикт:
   -Это к письму!
   -Какому? - удивилась Мария.
   -Ну, я не знаю к какому, но сто процентов - к письму. По всем призна­кам! Без сомнения!
   -Но я получаю много писем...
   -Значит, будет какое-нибудь особенное, неадекватное.
   -Хм... Ладно, подожду, - и спохватившись: - А когда оно придет?
   -В очень непродолжительный отрезок времени. Терпение твоё не ис­тощит­ся чрезмерным ожиданием, - голосом оракула изрёк Григорий, заме­тив, что Мария ещё хочет о чём-то спросить, укорил: - Может вы, синьора, желаете ещё и знать, что в этом письме написано? Ну, это уже слишком! Даже лучшие толкователи не могут знать всех подробностей.
   -Ладно, ладно! - засмеялась Мария. - Удовлетворюсь тем, что узнала. Просто я люблю всё выяснять до конца, тем более, что мне представилась возмож­ность пообщаться с лучшим в мире толкователем.
   -Смейтесь, смейтесь! Только когда придет письмо, обо мне не за­будьте, а сделайте соответствующую рекламу среди ваших подружек и зна­комых. Ещё гордиться будете, когда увидите, как ко мне валом народ попрёт.
   -И вы будете деньги загребать лопатой..., - в тон ему продолжила Ма­рия.
   -Нет, не лопатой! - он перешёл на заговорщеский шёпот. - Лучше бульдозе­ром! - и он развёл руки, как бы показывая ширину ковша.
   -Ого! - одобрила Мария. - Пусть только письмо попробует не прийти!
   -Придет, придет! - заверил он. - Никуда от тебя не денется! Ты лучше думай, куда сейчас пойдём, на какой аттракцион.
   -А ты угадай! - Мария решила продолжить свои эксперименты. - Ты ведь лучший в мире толкователь, а возможно, что и предсказатель.
   -А как это? - насторожился он. - Это ж нереально!
   -А давай попробуем? И что бы было без обмана и интересней, я буду пи­сать название, а ты будешь отгадывать, - она быстро что-то на­писала на салфетке. - Теперь закрой глаза, вот так, расслабься. Прекрасно! И слушай, что тебе подсказывает твоё подсознание. Итак - что?
   Григорий ожесточённо зачесал в затылке и открыл глаза:
   -У меня почему-то, два варианта. Подсознание мне говорит одно, а умом чувствую другое.
   -Хорошо! Давай проверим оба мнения, и ты будешь знать: к какому в пер­вую очередь прислушиваться. Говори!
   -Ладно! - посмеиваясь, согласился он. - Первое - замок страха; второе - иллюзион.
   Мария развернула салфетку и дала ему прочитать.
   -Замок Страха! Ну надо же! - замотал ошарашено головой Григорий, а по­том радостно хлопнул себя ладонью по лбу: - Совпадение!
   -Не спорю! - согласилась Мария. - Попробуем дальше, - она опять, что-то на­писала. - Только теперь прислушивайся только к подсознанию. Проверим его ещё раз. Так... расслабился... Говори!
   -Падение с вышки... Ну, это вряд ли! - но когда Мария торжественно раз­вернула сложенный листочек, воскликнул: - Ух, ты! Угадал!
   -Попробуем ещё! - настаивала она. Он опять угадал, потом ещё и ещё раз. Он уже не закрывал глаза, подозревая, что она пишет другие бумажки и прос­то показывает ему нужную. Но угадал и в следующий раз.
   -Шесть из шести! Поразительный результат! - от всей души радова­лась Мария, прекрасно осознавая свою в этом заслугу. Потом попыталась придать своему голосу авторитетность. - По-моему, Григорий, ты явно не там работаешь.
   Он несколько минут в задумчивости перебирал исписанные салфетки, а потом высказался, да так, что Мария внутренне испугалась, хоть внешне ос­талась весёлой.
   -Здесь что-то не так. Ты используешь какой-то трюк мне непонятный или какие-то знания мне неподвластные и мне это не нравится. Очень не нра­вится! "У него же сильнейший разум, гитодуальный! - вспомнила, ужаснув­шись Мария. - Он всё-таки очень умный и ему смертельно претит чувство­вать себя мари­онеткой, он этого никогда не позволит. Мне кажется, я слиш­ком рано перехожу запретную черту. Он ведь ещё не "Мой"! И, что бы за­мять происшедшее, она засмеялась:
   -Всё очень просто: каждый раз ты смотрел на этот огромный план всего парка и выбирал название, а мне оставалось только точно проследить за твоим взглядом.
   -А-а! - протянул он, удивлённо приподнимая брови. - В таком случае хочу тобой восхититься: ты прекраснейший физиономист, - а потом вскочил и подал ей руку. - Ну что ж! Список у нас есть, тогда вперёд, по плану!?
   -Вперёд! По намеченным ориентирам! - подхватила Мария, и они по­бежали к Замку страха. "Всё-таки он что-то заподозрил, - переживала она на ходу. - Придется быть поосторожней. И начать длительною осаду этой кре­пости, - она про себя улыбнулась: - А крепость должна пасть! Потому что внутри - мои сторонники и единомышленники. Я в этом уверена!"
   Остаток дня прошёл весело, а вечер вообще получился упоительным. Они долго гуляли по ночному Мадриду и рассказывали друг другу интерес­ные мо­менты из истории того или иного здания или памятника. Григорий просто поражал Марию своими знаниями в этой области, и она была бес­сильна даже сравниться с ним.
   -Ты вполне можешь быть гидом. Откуда ты столько знаешь? - удивля­лась она.
   -Ну, во-первых, я тебя специально веду по тем местам, о которых мне что-нибудь известно. А во-вторых, все эти два года, где бы мы ни работали, я всегда интересовался прошлым того района у каждого попа­дающегося мне испанца. И всегда находились люди знающие что-то интересное. Вот, напри­мер, эта картинная галерея, видишь вывеску? - они как раз проходи­ли по улице Беларде. - Так в её помещении, во времена Наполеона, находился во­енный госпиталь, который посещал неоднократно сам император.
   -Так выходит этому зданию уже... - она начала подсчитывать в уме.
   -Да! Более двухсот лет! - подтвердил он.
   -А как же этот дом до сих пор не рухнул? - она недоверчиво осматри­вала здание, освещённое уличными фонарями до самой крыши.
   -Фактически весь каркас здания уже заменён. Вынимаются старые де­ревянные балки, а на их место вставляются металлические тавры и швеллера. Потом накрепко сваривают между собой и готово! Ещё лет триста простоит.
   -Древесина, наверняка, уже полностью сгнила?
   -Только в местах постоянного соприкосновения с водой, а где сухая - в идеальном состоянии. А как пахнет! Особенно когда пилишь.
   -Лучше чем новая?
   -Намного лучше! - подтвердил он.
   -А почему? - продолжала допытываться Мария.
   -Более двухсот лет назад деревья обладали гораздо большим количест­вом живицы и смолы. Это-то и помогает древесине прекрасно сохраняться и иметь резкий, душистый запах.
   -Как интересно тебя слушать! - призналась она.
   -Я - что. Ты бы послушала одного испанца, который здесь с нами ра­ботал. Какой человек! - Григорий с восхищением покачал головой.-Мы его называли не иначе как маэстро Дон Эладио. Вначале наш мастер представил его как вредного и крикливого старикашку и советовал вообще с ним не об­щаться. Хорошо, что мы этот совет игнорировали. Да, дон Эладио шумный человек, но какой душевный и добрый. Как он умел преподнести и заинтере­совать нас сво­ими знаниями. Он ведь один из лучших спецов по подземным артериям Мад­рида. Бывало, он спускался в колодец, в одном из близлежащих домов, с од­ной только карбидной лампой. А вытягивали мы его верёвкой где-нибудь посреди проезжей части, за несколько улиц отсюда, в точно указан­ном им мес­те. Я всегда буду восхищаться его любовью к Мадриду и теми знаниями, кото­рыми он пользовался! Да и с нами щедро делился.
   -А где он сейчас?
   -Не знаю, - сокрушённо вздохнул Григорий. - На фирме его недолюб­ливало начальство и страшно боялось. Он всегда говорил только правду, даже шефу. А ведь не всем это нравится... И Эладио ушёл. Но я уверен, такой человек всюду на вес золота. Наверняка где-то работает. Там и труд его оце­нят надле­жащим образом.
   Они вышли к центральному зданию трибунала. В сквере, напротив, си­дели шумные компании молодёжи, пьющих кока-колу и пиво из огромных пластико­вых стаканов. Слышался смех, хруст чипсов и шелест кульков с бу­тербродами.
   -Как тебе хорошо! - пожаловалась Мария.
   -В каком смысле? - не понял Григорий.
   -Ты можешь долго не есть! - она похлопала его легонько по животу. - А я вот зверски проголодалась.
   -Это я то могу не есть? - возмутился он. - Да я голоден как волк! А тут ещё эти, - он кивнул в сторону трапезничающих. - Своими чипсами аппетит нагоняют.
   -Так давай, и мы купим что-нибудь пожевать.
   -Увы! Признаю с прискорбием и стыдом: мои денежные запасы исчер­пались.
   -К сожалению и мои тоже! - не моргнув глазом солгала Мария, неза­метно нащупывая нерастраченные деньги в кармане шорт. И вдруг невинно спросила:
   -А ты любишь яблочный пирог?
   -Обожаю!! - зарычал Григорий.
   -Я вчера спекла для гостей, а они не пришли. Не пропадать же ему! Пошли, попробуем?
   Он озадаченно покрутил головой, будто пытаясь от чего-то избавиться. У него явно ничего не получалось.
   -Так ведь метро не ходит, а мне с утра на работу..., - он выглядел слег­ка растерянным.
   -Поедим пирога, а потом я тебе одолжу денег на такси.
   -Одолжишь? - переспросил Григорий.
   -Ты извини, но я и так еле свожу концы с концами. - Ей начинало нра­вить­ся врать, тем более, что заметила в глазах Григория сочувствие и пони­мание. - И наверняка ты отверг бы мою безвозмездную помощь. А?
   -Конечно! Ты ведь женщина. Тебе намного трудней заработать.
   -Тогда чаще шаг, нам уже недалеко до горячего чая и сочного яблоч­ного пирога.
   -Меня гнетёт смутное подозрение, - в раздумье заговорил Григорий, прино­равливаясь к быстрым и частым шагам Марии и пытаясь идти с ней в ногу. - Что весь день, о чём бы я ни подумал, всё тут же исполняется. Иногда я да­же не успеваю высказать своё желание вслух. Мне думается это очень странно.
   -Пусть думают кони, у них головы большие! - пошутила она. - А мы будем просто радоваться жизни. Договорились?
   -Попробуй с тобой не договорись! - нарочито пробурчал Григорий. - Ты тогда ни пирога не дашь, ни денег не одолжишь!
   -На что только не идут мужчины, - притворно ужаснулась Мария. - Лишь бы вкусно поесть.
   -Да, да! Голод не тётка! - сочувственно поддакнул он и впервые обнял её за талию. Мария почувствовала тепло, исходящее от его большого тела и сде­лала то же самое, пытаясь плотнее к нему прижаться. Ей стало так хо­рошо, что она молчала всё время пути до самого дома. А Григорий завёлся и стал рассказывать про Северные сияния и длинные полярные ночи. "Гос­поди! - думала Мария. - Где он только не побывал!"
   Зайдя в квартиру Мария, повела Григория сразу в салон.
   -Присаживайся, я поставлю чайник и принесу пирог.
   -Так и я с тобой, помогу. Да и удобнее на кухне. Не надо носиться взад, вперёд. Сорить! У тебя здесь вон какая идеальная чистота. Прям ходить боязно.
   -Садись, садись! - довольная похвалой Мария силой усадила его на софу, - На кухне я принимаю только раненых, что бы перевязать и дать по­пить. А ты уже здоров.
   Он сидя, взял её за руку и держал не отпуская.
   -А с чего ты взяла, что я здоров? Я очень тяжело ранен....
   -И куда же, если не секрет? И как именно тяжело?
   -Ну конечно, кровь не хлещет наружу и ткань не повреждена... Но, уж очень, очень беспокоит. Тем более что рана не одна. Одна вот здесь, - он указа­тельным пальцем ткнул себя в лоб. - А другая, - он приложил ладонь к серд­цу. - Тоже очень болит.
   -Как жаль! - она смотрела сверху вниз прямо ему в глаза. - Может быть есть какое-нибудь лекарство для твоих ран?
   -Не знаю. Может быть...
   Но в этот момент наклонившаяся Мария прервала его поцелуем в губы. Через мгновенье, чуть оторвавшись, она спросила:
   -Такое лекарство подойдёт?
   Вместо ответа Григорий резко притянул её за талию, усаживая на ко­лени и, запрокинув ей голову, впился губами в её губы. Его руки страстно и нежно стали скользить по её телу, пытаясь одновременно охватить всё. Ма­рия не сопротивлялась, а даже наоборот, стала падать спиной на мягкие по­душки со­фы и потянула его за собой. Он продолжал её обнимать и ещё больше усилил поцелуй. В этот момент Мария увидела его глаза и даже ис­пугалась.
   Какая в них отражалась борьба! Жуткая и непримиримая! И тут же Григорий, тяжело дыша, оторвался от её губ, с трудом отпустил её из объя­тий и, слов­но воин, оглушённый взрывом на поле боя, грузно пошатываясь, встал на но­ги. Мария с недоумением и чуть ли не с обидой смотрела, как он потёр свой лоб и щёки ладонями. Потом, еле сдерживаясь от переполняю­щего его волнения, заговорил вполголоса:
   -Мария-Изабель! Ты не представляешь, как ты мне нравишься и как я те­бя желаю! Я просто с ума схожу! Всё внутри меня кричит, что я дурак, трус и ещё куча совсем нелестных для меня эпитетов. Я страстно хочу быть с тобой, и у меня бьётся лишь одна мысль: "Не смей уходить!" Но... - он встал на колени возле лежащей Марии и нежно-нежно поцеловал её в плечо. - Я сегодня сам не свой. Не могу всего понять... Всё как-то нереально. Всё не­много не так. Возможно, это оттого, что я привык всегда брать инициативу только на себя... Не знаю... Но я раньше никогда так себя не вёл. Не в смыс­ле самих действий, нет! А в смысле самих мыслей, побуждающих к этим дей­ствиям. И меня это даже пугает. Мне кажется, я стал терять над собой кон­троль. И не могу найти этому объяснений. Поэтому я должен сейчас уйти. Если ты не сон и не сказка, то ты всегда останешься явью в моей жизни. И если те чувства, которые возникли между нами, настоящие, то мне нечего бояться нанести тебе смертельную обиду своим уходом. Я хочу все тща­тельно обдумать и разобраться в первую очередь в себе, - он ещё раз поцело­вал её в плечо и встал, тяжело вздохнул. - Ты будешь со мной говорить, если я поз­воню тебе по телефону?
   Вместо ответа Мария отвернула голову и уставилась в стенку, всем своим видом, как бы, показывая полнейшее безразличие к происходящему. А через минуту молчания вообще закрыла глаза. Если бы могла, то закрыла бы и уши. Что бы только не слышать шаги уходящего Григория и шум закрыв­шейся за ним двери. В голове у неё не было ни единой мысли и во всём теле было только одно чувство - чувство страшного опустошения и бессилия.
   Она так и уснула, ничего не соображая и ничего не думая. Организм задействовал защитные механизмы заставляющие и тело и мозг выключиться из работы на сверхрежиме и перейти на режим спасительного сна. Но какие-то клеточки мозга всё-таки продолжали бодрствовать, потому что утром Ма­рия проснулась с мыслью: "Он же ушёл без денег! - и тут же другая мысль: "Так ему и надо, пусть идёт пешком!", а потом: "Какая же ты жадная!" и Ма­рия начала спорить сама с собой: "Я жадная?! Я просто экономная!". "Ты?! Да ты нищенкой готова притвориться, лишь бы обчистить карманы тяжело работа­ющего трудяги!". "Я делала это совсем с другим расчётом!" "Но в ре­зульта­те добилась чего желала - оставила его без единой песеты." "Ничего с ним не случится, ещё заработает!" "Пока он шёл пешком, наступило утро! Он же может не успеть на работу, и его выгонят! Из-за тебя!" "Подумаешь! Ве­ли­ка беда! Пойдёт в метро и будет брынькать на гитаре. Ещё больше зарабо­та­ет! Потом даже спасибо скажет!" "Тебе спасибо?! Это он скажет, когда ты ему в шапку мелочь кидать будешь?!"
   Мария даже вскочила от такого обвинения и побежала к зеркалу, что бы увидеть с кем она спорит. Но в зеркале было только одно отображение, и в голове тоже осталась только одна мысль: "Дура я дура! Что же мне теперь делать?"
   А пора было идти на работу. Но как ей этого не хотелось! Впервые в жизни она пыталась придумать причину, в первую очередь, конечно, для се­бя, что бы остаться просто дома. Но как она не напрягала свой интеллект, всё равно, на переднем плане маячила одна, самая главная причина: у Григория был только номер её домашнего телефона. Осознав этот факт, внутреннее ес­тество попыталось взбунтоваться: "Где же моя гордость?! Как я могла так низко пасть?! Я себя не узнаю! Всё! Иду на работу!" Но прошло несколь­ко минут, а она как сидела возле телефона в салоне, так и не сдвинулась с места.
   "Гордость... - думала она. - Почему я должна к ней прислушиваться? По­чему я должна на что-то или кого-то оглядываться? Я сейчас уже другая. Я борюсь за себя, за своё счастье! И наоборот: я не буду собой гордить­ся, если не добьюсь своего. И не пала я низко. Наоборот возвысилась! Уве­рена, я стала выше. Перешагнула тот барьер, за которым человек живёт толь­ко для себя, и взлетела туда, откуда могу пожертвовать чем угодно, лишь бы милый, желанный, "Мой" человек, мог ко мне прикоснуться, мог меня видеть и слы­шать. Да! Со стороны чисто женской, подобного отношения ко мне я не могла ни предвидеть, ни предположить. Ещё ни один мужчина не в силах был от меня оторваться, если я ему давала возможность для сближения. Ни один! А Григорий? Как ему удалось вырваться из двойных тисков? Ведь мы держа­ли его вдвоём. И крепко держали! Но... он ушёл. Я даже не допускаю такой мысли, что навсегда, но ушёл. И как его вернуть? Он ведь утверждал, что инициатива всегда исходила от него. Как это можно использовать? Не знаю... Ждать? Пока он её проявит? И сколько? День, два, неделю... стоп, стоп! Если больше, я просто сойду с ума. Надо что-то придумать! Срочно! Но... в пер­вую очередь перезвоню на работу. Скажу, пусть меня не ждут, у меня дела, мо­гу даже сегодня не прийти. Так, сделано! Дальше! Что там у нас на улице? Ага! Уже все работают, ведь у них на час раньше начинается рабо­чий день. Прекрасно! Значит, пора выпить кофе. И кстати, там очень удоб­ный вид из уг­лового кафе. Вперёд!"
   И через четверть часа Мария, как всегда элегантная и подтянутая вы­пор­хнула на улицу и пошла туда, где должен был находиться Григорий. "Всё рав­но он сейчас не позвонит, его не отпустят. Но ведь у него есть мобиль! Хочу надеяться, он им не будет пользоваться в рабочее время. А теперь глав­ное, незаметно зайти в кафе!"
   И она, подойдя к нужной улице, осторожно выглянула из-за угла. На лесах никого не было видно. Воспользовавшись этим, перебежала дорогу и вошла в кафе, так и не сводя взгляда с ремонтируемого дома. Её никто не за­метил. Заказав кофе и круасан, уселась за столик, который был будто бы спе­циально предназначен для шпионов. Попросив вдобавок ещё и утреннюю га­зету, Мария вообще стала похожа на засидевшуюся посетительницу, лениво перелистываю­щую страницы и выискивающую последние светские новости. А всё её внимание было сосредоточено на доме. Вот кто-то вылез из окна на втором этаже и стал продолжать работу, недоделанную лысым усачом в суб­боту. А вот и он сам появился, прикурил у напарника и пристроился работать рядом. Вдруг из темнеющего портала вышли "нечёсаный" мастер и Анато­лий. Если бы не патлатый усач, Мария бы вскочила и позвала Анатолия, но ей не захотелось сейчас опять видеть неприятные, бегающие глазёнки и она осталась сидеть. Мастер сел в автомобиль, стоящий напротив входа и пере­парковал его через несколь­ко машин вперёд. На освободившееся место Ана­толий тут же наставил с деся­ток мешков с мусором и скрылся в здании. А "нечёсаный", покрутившись под лесами и оглядевшись, юркнул в близлежа­щий бар и минут через десять вы­шел оттуда с зажженной сигаретой и с по­красневшим до неприличия носом. Прокричав что-то в подъезд, сел опять в своё авто и уехал. И буквально че­рез минуту, после этого, подъехал контей­неровоз, сразу перекрывший движение в попутном направлении. Водитель выскочил и обратился к работающим на оббивке штукатурки. Те долго не могли ничего понять по-испански и, в конце-концов беспомощно развели ру­ками. Даже сквозь сигналы скопившихся на пе­рекрёстке машин слышно было, как ругается недовольный водила контейнеровоза. И тут вышел Григо­рий. Он был в облегающей по фигуре синей спецовке и чёрной шапочке с противосолнечным козырьком. Сказав пару фраз разгневанному водителю, который сразу же успокоился и даже заулыбался, Григорий за несколько се­кунда очистил заставленное Анатолием место, попросту хва­тая одновре­менно каждой рукой по мешку и отшвыривая их на тротуар под самую стену. За это время водитель стал сдавать чуть вперёд, а потом сбросил пустой кон­тейнер возле расчищенного места. Григорий подал ему день­ги прямо в окно двери, попрощался и, вернувшись к контейнеру, опёрся спи­ной в один его край. "Он что, толкать хочет?" - не поняла Мария. Да, он тол­кал! Да ещё как! Сигналящие водители других машин, в нетерпении ожидаю­щие пока освобо­дится проезжая часть, вдруг как-то сразу поутихли, и по их ставшим совер­шенно равнодушным лицам можно было подумать, что им неку­да больше спешить. А Григорий, переходя от одного края к другому, затол­кал контей­нер вплотную к тротуару и забежал в подъезд. "Какой силач! - вздрагивая, подумала Мария. - Даже никого не позвал на помощь! "Ещё через минуту вышел Анатолий и стал высыпать мусор из мешков в контейнер. Но только Ма­рия решила, что представился удобный случай его окликнуть, как сверху спус­тились "молотобойцы". Похлопав товарища по плечу, они показали на часы, и махнули в сторону Марии. Она тоже непроизвольно взглянула на ци­ферблат: было ровно десять утра. Видно было, что они звали куда-то Анато­лия. А тот вначале не хотел идти. Прокричал что-то в темноту парадного, долго прис­лушивался, а потом, безнадёжно махнув рукой, присоединился к товарищам, уже начавшим переходить дорогу. И шли они в кафе, где сидела Мария. "Вот и прекрасно! На ловца и зверь бежит! - она сразу воспряла ду­хом. - Главное сейчас выведать как можно больше и что-то срочно приду­мать экстраорди­нарное. Но что?!" - и заулыбалась вошедшему Анатолию:
   -Доброе утро! Вот так встреча!
   -Доброе утро! - он её сразу узнал и тоже заулыбался: -- У нас перерыв на завтрак, решили выпить по пивку. Жара сегодня опять будет неимоверная.
   -Присаживайтесь со мной, а то мне скучно, - увидя, что он колеблется, предложила: - Я с вами тоже пива выпью, за компанию, - и сразу же заказала два пива бармену.
   Анатолий извинился перед своими товарищами и те, посмеявшись, ушли в дальний угол стойки, а сам подсел к Марии.
   -Только с одним условием: сегодня я плачу!
   -А я и не спорю, - вдруг у неё мелькнула коварная идея, и она сделала грустное лицо. - Тем более сегодня.
   -Сегодня? - не понял он.
   -Ну да! Возможно, завтра я уже найду работу, новую, и будет полегче. А сегодня мне как-то грустно и хоть читаю в газете предложения о работе, но для меня ничего нет.
   -А кто вы по специальности? - он явно проникся участием.
   -Швея... ну и портниха тоже...
   -Неужели так трудно найти работу? - в его глазах читалась озабочен­ность.
   -Да нет, думаю, что за неделю, две обязательно что-нибудь найдётся. Но... Кто может всё предсказать? Пожалуй, никто!
   -А вас что, выгнали? - продолжал допытываться Анатолий.
   -Ну, что вы! Всё намного банальнее. Наша шеф развалила всё пред­приятие, влезла в долги и теперь вынуждена всё продавать и, естественно, при этом пропали все рабочие места, - а про себя с ужасом подумала: "И я, как шеф, могу скоро докатиться до подобного, если не буду ходить на ра­боту!"
   Видно на её лице отразились все мысли, потому что Анатолий с чувст­вом стал её успокаивать:
   -Да не переживайте вы так! Всё будет хорошо! Вот увидите. Попейте луч­ше пива... Или может лучше взять ликёр или коньяк? Очень успокаивает, да­же врачи рекомендуют!
   -Спасибо, не надо! Вы ведь сами обещаете жару, а потом предлагаете конь­як.
   -Так ведь чуть-чуть...
   -Да и не расстроена я уж так слишком. Сейчас здесь отдохну немного и пойду домой делать уборку. А после обеда побегу по агентствам, буду по­дыс­кивать для себя варианты. Вы лучше расскажите как у вас дела, как там Григорий поживает?
   -У меня всё нормально. Вчера, как обычно, целый день отсыпался, ве­чером телевизор и всё. Опять спать. А Григорий..., - он озабоченно зацокал языком, пытаясь не то обозначить состояние последнего, не то, подбирая слова из своего небольшого запаса испанского. - Как вам сказать... А что именно вас интересует?
   -Ну, что он делает? Пишет ли новые песни? Встретился ли он уже с пев­цом, Саша Баланов, его вроде зовут?
   -Даже не знаю что ответить. Вчера он должен был встретиться с этим самым Сашей, но так и не пришёл. Тот его ждал у наших общих знакомых. А где был - вообще ничего не говорит. Я даже думаю, что он эту ночь здесь, на работе спал. На верхнем этаже одна комната осталась меблированная. Видно, что не выспался и ходит с утра злой как чёрт. Даже с ним погово­рить не могу толком. Только и делает целое утро, что достанет мобиль из кармана, словно позвонить хочет, а потом опять прячет.
   Тысячи мыслей пронеслись в голове Марии за эту минуту. И то, что он хитрый никуда пешком не шёл; и что всю ночь он был недалеко, рядом; и почему он расстроен? (ну здесь вроде всё понятно - от такой женщины ушёл!); и, самое неожиданное, что он может позвонить в любую секунду.
   Марию бросило в жар и она почувствовала как лицо её покраснело не то от стыда, не то от переживаний. Анатолий это явно заметил и очень по­дозритель­но всю осмотрел. Потом, отпив пива, проговорил в полголоса:
   -Не слишком ли я много болтаю. Он ведь запросто может и голову оторв­ать. А кстати, он вам позвонил тогда, в субботу?
   -Да. И спасибо вам, что передали ему мой телефон.
   -Не за что! - и дальше продолжал вопросительно смотреть на Марию. Она поняла, что следует рассказать о звонке.
   -Мы с ним договорились встретиться, когда у него будет свободное вре­мя. Он тогда мне ещё раз позвонит.
   Анатолий достал сигареты, предложил Марии.
   -Спасибо, я не куру.
   -Как хорошо! - похвалил он, прикуривая сам. - А я вот никак не брошу. Пони­маю, что вредно, но никак силы воли не хватает.
   -А Григорий курит? - спросила она хоть и была уверена, что нет.
   -Курит. Но очень мало: одну, две сигареты в день и то не всегда.
   -А раньше он больше курил? - она была удивлена.
   -Нет. Он всю жизнь больше балуется, чем курит. Говорит: люблю по­лучить удовольствие от хорошей сигареты - после вкусного обеда или от­личного конька не спеша попускать дымок.
   -Я думала это, у него давно... - разочаровано протянула Мария и тут же пояснила: - Ну с тех пор, как изменил свою жизнь и решил приехать в Испанию.
   -Нет, нет. Он больше консерватор по натуре, свои привычки и симпа­тии он не меняет. Ну, по крайней мере, насколько я знаю.
   В этот момент к нему подошли товарищи по работе:
   -Пошли дружище, работа не ждёт! - и направились к выходу.
   -Работа не женщина, всегда ждать может! - удачно сострил Анатолий им вслед, но тоже встал. - Рад был вас видеть и с большим удовольствием бы ещё поболтал, но... не хочу, как и вы искать новое место работы! - и, засме­явшись, пожал ей руку. - А вам желаю удачи, и найти работу в сто раз лучше прежней. Всего хорошего!
   -Спасибо! И вам всего наилучшего.
   Анатолий расплатился за пиво и, ещё раз махнув рукой, побежал на ра­бо­ту и вслед за коллегами вошёл вглубь здания.
   Мария решила, что сейчас лучшее время уйти, пока её никто не видел. К тому же теперь она гораздо больше надеялась на ожидаемый звонок по те­ле­фону. Хоть ей и было немного стыдно за свою несусветною ложь, но, в то же время, она была собой довольна. Григорий не такой человек, что бы ос­таться совсем равнодушным к её теперешнему положению. Потом, конечно, будет тяжело выпутаться, но сейчас главное, что бы он пришёл. И Мария, за­ходя к себе, домой, уже придумывала новые легенды и варианты, если, то, что она преподнесла Анатолию не дойдёт до Григория или, ещё хуже, тот не обратит на это внимания.
   В квартире первым делом подошла к зеркалу: "Надо будет сменить причёс­ку: что-нибудь попроще, по-домашнему! - она услышала, как зазво­нил телефон. - Конечно же, это ещё не Григорий. Невозможно за это время узнать все но­вости. Наверняка с работы. Отвечать или нет? Лучше ответить, а то будут названивать всё время, отвлекать без толку. Заодно скажу, что б не смели меня беспокоить!" - решительно сняв трубку собралась чуть-ли не ссориться:
   -Слушаю!
   -Мария привет! - это был голос Григория! - Что у тебя случилось?
   -А, это ты? - ну и быстро же он позвонил! - Привет! - и замолчала.
   -Так что у тебя случилось? - продолжал он допытываться.
   -Да ерунда, ничего страшного, буду менять работу вот и всё. А почему ты так интересуешься?
   -Ну, как почему? - он секунд двадцать просто дышал в трубку. - Пе­реживаю за тебя. Мне кажется, я имею на это право: всё-таки не чужой чело­век.
   -"Не чужие" не уходят посреди ночи, - с обидой вырвалось у Марии.-И не бросают близкого человека, как... какую-то... - она уже чуть не плакала и никакие могла подобрать нужного слова.
   -Стоп, стоп, стоп! - закричал Григорий по телефон, - Умоляю: только не это! Я готов понести любое наказание, какое ты мне придумаешь, только не расстраивайся ещё больше. Тем более что у меня к тебе есть один очень важ­ный и серьезный вопрос.
   -Какой? - её притихший голос слегка вздрагивал.
   -Меня интересует, что случилось с яблочным пирогом.
   -Стоит пока... на том же месте...
   -Я надеюсь, ты не забыла, что обещала меня им угостить?
   -Нет, не забыла, - она уже улыбалась.
   -Можно я зайду к тебе на обед и попробую хоть кусочек? Вначале она хотела ответить: "Даже нужно!", но вовремя спохватилась. Выдержала паузу - "Пусть помучается!" а потом, как бы в раздумье, пригласила:
   -Ладно! Заходи. Всё равно он зачерствеет, придется выкинуть.
   -Ну, я не дам ему умереть такой нелепой смертью! - радостно пообе­щал Григорий. - Тогда до скорого! С нетерпеньем буду ждать двух часов, что б тебя увидеть.
   -Или поесть пирога? - уколола Мария.
   -Ну, ты Шерлок Холмс! - восхитился он подыгрывая. - От тебя ничего не скро­ешь! - и отключил телефон.
   Мария ещё с минуту слушала короткие гудки, обижено думая: "А если и в вправду только из-за пирога? - а потом, смеясь, сама себя отругала: - Да что это я?! Совсем перестала реально и объективно смотреть на вещи и собы­тия вокруг меня происходящие". И хоть до обеда была ещё уйма времени, но она была готова ждать эти часы. Потому, что ей верилось: он обязательно придет. И придет совершенно другой, не такой, каким уходил этой ночью. А потом...
  
   Прошло пять дней. Был прекрасный субботний вечер. Порывы лёгкого ветер­ка разгоняли скопившеюся за день жару и приятно обдавали свежестью. По парку *Ретиро гуляли толпы народа, слышалась музыка, раздавались взрывы сме­ха, а в лучах прожектора, из середины озера бил фонтан, перели­ваясь в све­те изумрудными россыпями.
   Они сидели за крайним столиком, возле самой воды и с увлечением на­блю­дали, как огромные карпы сражаются за бросаемые в воду кусочки хлеба. Григо­рий бросил особо большой кусок и тот так и запрыгал по волнам не в си­лах быть сразу же проглоченным бороздящими воду рыбинами.
   -Смотри, утка! Тоже хлеба захотелось!
   Но утка, так и не доплыв до куска, шарахнулась в сторону, испугав­шись высунутых рыбьих ртов. Неожиданно вода особо сильно вспенилась, и хлеб исчез в огромной пасти.
   -Ого! - почти закричала Мария. - Ты видел? Это же целый подводный мамонт был, не иначе!
   -Да! - озадаченно покачал головой Григорий. - Теперь я понимаю, по­чему здесь никто не купается, а утки ночуют на берегу.
   -Ну, ты и придумаешь! - засмеялась она. - Представляю себе орущего челове­ка, которого карпы за ноги тянут на дно.
   -Зря смеёшься! - он спрятал руки под стол. - Представь себе что я, на­при­мер, родился карпом. Я бы долго набирал вес, тренировал плавники, раз­вивал гибкость и эластичность. А знаешь зачем?
   -Зачем?
   -Что бы однажды, тёплым вечером, - рычал Григорий таинственным голосом. - Разогнаться, выскочить на берег и схватить, - в этот момент он крепко пой­мал Марию под столом за коленки, и она от неожиданности взвизгнула. - Тебя за ножки и уволочь в пучину!
   -Какой кровожадный! - хихикала она. - Я же не вкусная.
   -Ты? Скажешь тоже! Да Марии-Изабель - самое большое лакомство! И не только для рыб. Вот здесь, например, - он слегка ущипнул её выше ко­ленки.- Какой очаровательный кусочек! А дальше! М-м-м... Самая аппетит­нейшая вкуснятина.
   -Ты сейчас доиграешься! - предупредила она. - Мне чего-то захочется, я пе­рестану тебя выгуливать и поведу домой!
   -Напугала рыбу кормом! - беззаботно ответил он, с упоением глядя ей в глаза и продолжая гладить её коленки.
   -Ну, всё, допрыгался! - заговорила она строгим голосом, убирая его руки и силой возвращая их на стол. - Допивай свой коньяк, и идём домой!
   -А ты... не обманешь? - с просительной надеждой прошептал Григо­рий. Уже прекрасно зная о его склонности всё разыгрывать, Мария переспро­сила:
   -Ты насчёт дома?
   -Нет! - убеждённо протянул он. - Насчёт этого я уверен, ты приведёшь свою угрозу в исполнение. Я насчёт коньяка! Неужели разрешишь допить?
   -Вот тут ты прав! - решила она. - Пожалуй, стоит тебя обмануть.
   -Я знал, я чувствовал! - притворно запричитал Григорий. - Какое ко­варство, какой кошмарный обман! - и вдруг взял её за руки и перешёл на со­всем дру­гой тон. - А если честно, ты меня часто обманываешь?
   -Всё время! - попыталась отшутиться она, но смутилась под его при­сталь­ным взглядом и, почему-то, страшно заволновалась. - Ну... Каждая женщина име­ет право немного изменять действительность.
   -Если ты меня обманула, - с деланной угрозой закачал головой Григо­рий, - И тебе не тридцать пять с половиной, а тридцать шесть... - и снова стал говорить серьёзно: - Но всё-таки? У меня постоянное ощущение, что ты что-то не договариваешь.
   "Если бы ты прислушался к внутреннему голосу, то и так бы всё знал. А так придется рассказывать. Постепенно, конечно!"
   Со вторника она - уже ходила на свою фирму, сказав Григорию полу правду - мол, работы возобновились и у неё теперь нет проблем. Но она до сих пор скрывала своё истинное положение, довольно сильно отличающееся от простой швеи. И побаивалась, как он на это отреагирует. Но дальше скры­вать всю прав­ду было трудно, да и ей хотелось совершенно обратного. Ей хотелось поль­зоваться результатами своего труда и всеми возможностями из этого проис­текающими. Поэтому она начала издалека:
   -Ты бы хотел, что бы я была счастлива?
   -Что за вопрос? Конечно, хотел бы и хочу!
   -Тогда я тебе всё расскажу, но с одним условием!
   -Каким?
   -Что ты меня простишь и никогда не будешь по этому поводу ни злить­ся, ни расстраиваться.
   -0-о-о! - затянул возмущённо Григорий. - Какая хитрая! Ну, как можно жить при таки условиях?!
   -Очень просто! Тем более что в моей невинной лжи нет ничего страш­но­го и ужасного.
   -Ну, тогда поведай о ней без всяких условий! Может, я тебя даже бы­стрей прощу, - предложил он, поднимая вверх указательный палец.
   -А вдруг нет? - засомневалась Мария. - А вдруг ты специально ищешь повод, - она капризно надула губки. - Что бы со мной расстаться?
   Григорий расстроено почесал в затылке:
   -Ну, как тебе не стыдно такое говорить. Хорошо! Обещаю тебя про­стить, как бы коварно ты меня не обманывала!
   -Честно, честно? - обрадовалась Мария. - На это он даже обиделся и ответил с подтекстом, гордо подняв подбородок:
   -Я, в отличие от кое-кого, всегда говорю только правду!
   -Ой, синьор! Вы уж меня простите за мою забывчивость. Всё никак не могу это запомнить.
   -Ты будешь делать признание или нет? - не выдержал Григорий и снова взял её за руки. Она перестала дурачиться, и всё рассказала о своей фирме. На это ушло добрых полчаса. Григорий, за это время, допил свой коньяк и даже выкурил целых две сигареты.
   -Ты знаешь, я просто восхищён твоим талантом и огромнейшими ор­гани­заторскими способностями. Но... - он неопределённо покрутил рукой. - Я чувст­вую себя немного не в своей тарелке. И если бы я знал об этом сразу, то вряд ли бы позвонил тебе в понедельник. И уж наверняка - в прошлую субботу.
   - Я почувствовала это, - призналась Мария. - И решила про всё не рас­ска­зывать. Но теперь, когда мы с тобой действительно близкие люди, мне нет смысла что-то от тебя скрывать. Наоборот, мне было неловко за свои не­дого­ворки и я страшно боялась, что ты узнаешь о них не от меня! - увидя его за­думчивый вид, спросила: - Или ты всё-таки будешь на меня сердиться?
   -Нет, солнышко! Ни в коем случае. Просто всю свою жизнь я старался общаться с людьми своего круга. Это ни в коем случае не говорит, что я пло­хо отношусь к людям состоятельным или просто богаче меня, нет! Но я чувс­твую себя гораздо свободнее, когда не боюсь, что мой сотрапезник вдруг за­кажет такое блюдо, за которое я потом не смогу расплатиться. Или он вдруг спросит: "А ты свободен завтра с утра?" - я сдуру ляпну: "Да!" - и тогда он предложит: "Значит, встречаемся завтра в десять, на кортах *Сан Гаррос, это моё время и поиграем в теннис", - и что я ему буду объяснять? Что у меня не только нет авто для поездки туда, но даже ракетки и прилич­ного костюма для тренировки.
   -А ты, в таком случае, будь попроще! - предложила она.
   -Как именно?
   -Скажи, что как раз накануне, твой лимузин сгорел вместе с ракетками. Ну, можешь туда добавить ещё и костюм... - и она засмеялась.
   Григорий несколько мгновений пытался смотреть на неё осудительно, а потом не выдержал и тоже рассмеялся:
   -Возле тебя я скоро тоже стану, мягко говоря, выдумщиком.
   Марию это ещё больше развеселило:
   -Ты можешь не поверить, но я такой стала после встречи с тобой. А рань­ше... - она уже с трудом говорила из-за прущего из неё смеха. - ...Я тоже говорила только правду!
   Григорий с умильным удивлением наблюдал за разошедшейся Марией, а по­том констатировал:
   -Тебе пить больше нельзя. Я заказываю только для себя.
   -Да ты что? - сразу посерьёзнела она. - Во-первых: мы уже едем до­мой. - Она встала. - Во-вторых: у меня есть коньяк получше, чем подают здесь, подня­ла за руку Григория. - И в-третьих: ты мне с понедельника, каж­дый день, обещаешь спеть под гитару, а я ещё не слышала ни одной песни, - решительно взяла его под рук, и повела к выходу из парка.
   -Да я что, я не против, - он пытался оправдаться. - Просто всё как-то времени не хватает...
   -Времени!? - удивлённо воскликнула она.
   -Ну да! В понедельник, на обеде, - стал перечислять Гри­горий, - я ус­пел попробовать только пирога с чаем и ушёл.
   -Но уверял, что споёшь вечером, - напомнила Мария.
   -Конечно, - подтвердил он. - Я и пришёл, поел лече, м-м... какое вкусное было; и мы пошли в салон за гитарой.
   -Ну! И почему не спел? - она с трудом сдерживала серьёзный тон.
   -Так.. э, ведь... э, - растерявшийся Григорий попытался заглянуть в лицо Марии, которая, держась за его руку шла, прижавшись щекой к его плечу.-- Вроде как не до песен было...
   -Видишь ты какой! - с весёлым укором возмутилась она. - Завлёк до­верчивую женщину обещаниями спеть, а сам...!
   -Это я то! - тоже попытался возмутиться Григорий, но, почувствовав шлепок ниже спины, смиренно произнёс: - Ну да! Такой вот я нехороший мальчик.
   -А в остальные дни, - в том же обвинительном духе продолжала строго выговаривать Мария. - Неужели нельзя было выделить пару минут для музыкаль­ной паузы?
   -Можно... было! - согласился Григорий, смущённо улыбаясь. - Но я просто не выдерживал и засыпал.
   -Ага! - обрадовалась она, опять награждая его ласковым шлепком.-Так вот на что ты тратишь время! А потом оправдываешься его нехваткой? - она чуть задумалась. - Придется тебе урезать сон! - и ойкнула.
   Потому что Григорий неожиданно схватил её на руки и легко понес по аллее, между оборачивающимися на них гуляющими.
   -Ну что ж, значит, придется не спать. Но... боюсь, на песни всё равно не хватит времени.
   Мария крепко обняла его за шею и, целуя в ушко, нежно прошептала:
   -Я тоже этого опасаюсь...
   Правда, Григорий всё-таки спел. На следующий день, в воскресенье. У них было столько грандиозных планов на этот день, но с самого утра всё по­ме­нялось. Сначала им было лень вставать, потом им вообще стало не до про­гулок, потом они долго баловались в душе, потом им не хотелось одеваться, чуть позже это им очень пригодилось и, в конце концов, они решили вообще нику­да не ходить. Решили отключить все телефоны и посвятить себя друг другу. После завтрака Григорий спел несколько песен и в заключении, иную, детс­кую. Про синий кораблик, который возвращается домой, а все на берегу его ждут и радуются его прибытию. И после этой песни разговор зашёл о де­тях. Мария уже знала, что у Григория есть две дочери, которые живут с его бывшей женой. Жена, слишком уж красивая, даже для него, как уверял Гри­горий, в результате самых различных хитросплетений судьбы ушла жить с другом свое­го детства и взяла детей с собой. Мария видела её фото, и ей даже поплохело от ревности, такая та была суперочаровашка и имела сногс­шибательною фигуру. "Но характер! - жаловался Григорий. - Я всегда с со­чувствием пожимал руку, её новому мужу, когда забирал детей на прогулки, а он смотрел на ме­ня с искренней, нескрываемой завистью и всё спрашивал: "Как тебе удалось от неё уйти?" - на что я отвечал: "Нашелся один друг, дур­ней меня, спасибо выручил!"
   Но сейчас Марию очень интересовал совсем другой вопрос.
   -А когда твои девочки окончат школу, они приедут к тебе?
   -Конечно! Я всё время об этом мечтаю. Поступят в какой-нибудь уни­верси­тет, а я постараюсь оплатить им учёбу. Они в восторге от этого и уже впол­не серьезно занимаются испанским и выбором будущей профессии.
   -Твоя "бывшая", отпустит?
   -Отпустит, - без колебания ответил Григорий. - При всей её "завих­рённости", она тоже понимает, что дочурки здесь добьются от жизни гораздо большего, чем там, у нас на родине.
   -Мне тоже хочется их увидеть, - очень печально произнесла Мария. - Они по фотографии, очень похожи на тебя и очень мне нравятся. - После минутно­го молчания, у неё вырвалось: - Как бы я хотела иметь таких деток как у тебя!
   Григорий пересел к ней на софу и обнял за плечи.
   -Ты извини, но ты мне так и не рассказала: почему у тебя не было де­тей с Хоссе? Сказала потом, а мне всё неудобно спросить.
   -Да. - Мария тяжело вздохнула. - Ты знаешь, в моей жизни были две огромные боли. Это смерть Хоссе и то, что у нас не было детей, - взгляд её был уст­ремлён далеко, далеко. - Врачи сказали, когда мы забеспокоились че­рез год после свадьбы, что у меня кое-что не в порядке. Ну и начали лечить. Почти безрезультатно! Я, правда, сильно то и не учащала на процедуры, всё дума­ла - успеется... А как время пролетело!... - она неожиданно резко повер­ну­лась к Григорию и посмотрела ему прямо в глаза. - А ты мне сделаешь ре­бён­ка?
   -Да, я... - растерялся он.
   -Ты только не спеши отвечать, - попросила Мария. - Хорошенько по­думай и скажи. Мой лечащий врач приезжает в конце октября из команди­ровки, я уже узнавала и я бы продолжила у него лечение. - Увидя, что он хо­чет что-то ска­зать, добавила: - Умоляю, не спеши отказываться.
   -И не собираюсь я отказываться, сделаю все, что в моих силах... - по­обе­щал Григорий и был тут награждён длительным и горячим поцелуем. Не­много отдышавшись, он продолжил: - Меня волнует только один вопрос. Мне очень не­удобно перед дочерьми и я переживаю: как они к этому всему отнесутся.
   -А давай им устроим на каникулах поездку сюда и, я думаю, всё будет в порядке. Тем более, что ты меня представишь как свою невесту, а они уже не маленькие и всё поймут. И вообще, пока ещё рано тебе волноваться. Я ведь только спрашиваю твоё разрешение на дальнейшее лечение, которое до сих пор было совсем неэффективно. Но... я бы очень, очень хотела иметь ре­бё­ночка... - из её глаз полились непроизвольные слезы, и она закрыла лицо руками.
   Григорий, не зная как её утешить, принялся целовать её в руки, плечи, шею, повторяя при этом:
   -Ну что ты, успокойся. Только не плачь, - и постепенно она успокои­лась и даже попыталась улыбнуться.
   -Спой мне лучше, что-нибудь весёлое.
   -Запросто! - тут же согласился Григорий, хватаясь за гитару. После нескольких песен он, поглаживая себя по животу, задумчиво произ­нёс: - Что-то у меня аппетит не на шутку разыгрался.
   -Так ведь уже давно пора обедать! - вскочила Мария и потянула его за собой на кухню. - Ты, кстати, обещал поджарить рёбрышки в духовке. Где они?
   -А пока ты начистишь картошку, и она приготовится, будут уже го­товы и рёбрышки. И ещё салат успею сделать! Ты как больше любишь: с майонезом или с подсолнечным маслом?
   -Делай, как тебе нравится! - разрешила она, начиная чистить картофе­лину.
   -Тогда будем с майонезом! - оказал он, раскладывая порубленные ку­сочки рёбрышек на противень и включая духовку. - Жаль, конечно, что не додумались заблаговременно замариновать, но и так будет вкусно. А мари­нованное мя­со будем есть на следующее воскресенье. Шашлык называется. Ты, надеюсь, не забыла, что мы приглашены?
   Мария перестала чистить картошка.
   -Как же ты им меня представишь?
   -Как свою невесту. Или тебе больше подойдёт, как музыкальный ре­дактор?
   -Нет, нет. Лучше первое, - заулыбалась Мария. Потом спохватилась: - А как я буду разговаривать с твоими друзьями? Я ведь не знаю вашего языка.
   -Каждый из них сносно говорит по-испански, так что тебе скучно не будет. Все очень хорошие люди и тебе понравятся.
   -А я им понравлюсь?
   Он, при этом вопросе даже замер, а потом, в шутку, ревниво поинтере­совался:
   -Чего это ты должна им нравится? Ты моя невеста? Вот мне и нравься! И только! А то, больше никогда... не спою тебе под гитару!
   -Ну, ты и шантажист! - притворно вздохнула Мария. - Разве можно тебя не послушаться?
  
   А через неделю действительно всё было здорово. Как и обещал Григо­рий. Шашлыки приготовлены были так ароматно и вкусно, что Мария ела и ела, а ей ещё хотелось. Наташа, грузная женщина, чью сороковую годовщину отмечали, делилась с Марией рецептом приготовления.
   -Главное правильно мясо выбрать, - советовала она. - И, кстати, Гри­горий уме­ет это чудесно делать. Удивляюсь, почему он вас раньше шашлы­ками не угощал.
   -Мы только недавно как познакомились, - пояснила Мария. - Две не­дели. Но обещал, что сегодня попробую и не пожалею.
   -И как? Вкусно?
   -Ещё как вкусно! Боюсь даже, что объелась. Тяжело как-то.
   -Ну, от хорошего плохо не бывает! - успокоила её Наташа.
   -Чего это они так все раскричались? - забеспокоилась Мария.
   Вся остальная компания, разбившись на две команды, уже минут пят­надцать играла в футбол, на рядом расположенной полянке. Сейчас же они, почти все, обступили Григория и общими усилиями пытались вытолкать с поля.
   -А! - засмеялась Наташа и перевела: - Это они ругаются с ним за то, что он их всех с ног сбивает. А он возражает: я, мол, просто умело прикры­ваю мяч корпусом. Но нет! Всё равно удалили, на пять минут.
   Подошёл разгорячённый Григорий, и с жадностью выпив полный ста­кан кока-колы завозмущался:
   -Они совсем в футболе не разбираются, простейших правил не знают!
   -Так ты же им чуть ноги не повыламывал! - вставила именинница.
   -А вы видели, как они мне на спину запрыгивали? Свалить пытались!
   -Да, это не по правилам! - заступилась Мария.
   -Правильно! - воспрял он духом.- Вот кого надо было судьёй назна­чить. Будешь судить второй тайм?
   Но она не ответила. Ей почему-то стало плохо и затошнило. Увидя её бледность, Григорий не на шутку забеспокоился:
   -Что с тобой? Может слишком жарко? Дать попить?
   -Наверное, шашлыков переела, - попыталась улыбнуться Мария вста­вая. - Сейчас пройдёт. Пойду, прогуляюсь к кустикам.
   -Я с тобой! - он взял её под руку.
   -Нет, ты уж извини, я сама, - он понял и присел к большому, столу на кото­ром были разложены разнообразные закуски и выпивка. И бросал частые взгляды в сторону удаляющейся Марии. А ей становилось всё хуже и хуже. Она старалась не подавать виду, но тупая боль внезапно ударила по вискам, коленки предательски задрожали, а тошнота подступила к самому горлу. Она не могла больше сдерживаться и, наклонившись, вырвала. Стало чуть легче, и она решила вернуться назад. Но её чуть не сбил с ног, подбежавший Григо­рий Он успел заметить, как ей плохо.
   -Тебе ещё хуже? Едем в больницу!
   -Да нет, уже всё нормально! - но ей стало действительно хуже, и блед­ность проявилась на её лице ещё больше. Как испугался Григорий! Он под­хватил Марию на руки и чуть ли не бегом понёс к машине. На ходу он уте­шал её, заикаясь и сбиваясь с мыслей:
   -Н-не переживай. П-попался кус-сочек мяса п-плохой. А где же ма­шина? Ага, вот она. Или майонез плохой... Где же ключи? А чёрт, есть! Ско­рей всего рыба виновата, жареная. В такой жаре она быстро портится. Вот так, са­дись, здесь недалеко, десять минут потерпи, пожалуйста.
   Они действительно ехали минут десять, не больше. Марии почему-то совер­шенно не было за себя страшно и если бы не регулярно подступающие приз­наки тошноты, она бы счастливо проулыбалась всю дорогу. У неё теперь есть Григорий! Большой, сильный, добрый и ласковый. Такой чувствитель­ный и пыл­кий. Неужели это, правда - он тоже её любит? Неужели она доби­лась своего, сама при этом влюбившись по уши?
   Когда они выходили из машины, она вдруг заволновалась:
   -Ты только далеко от меня не отходи!
   -Скажешь тоже! - он явно нервничал больше чем она. Но всё-таки по­пытал­ся пошутить: - Только тебя отдам врачам, сразу же бегу обратно, дое­дать свой шашлык.
   Ей стало чуть лучше, и она тоже пошутила:
   -И мой захвати. Я доем после... промывания желудка.
   Врачи сразу подхватили Марию и увезли куда-то вглубь белого длин­ного коридора. А Григорий нервными шагами расхаживал по фойе приём­ного отде­ления, на каждом повороте доставая пачку с сигаретами и тут же, поспешно, пряча в карман.
   Прошло два часа. Григорий уже прямо метался как зверь в клетке и прис­тавал ко всем работника медперсонала, требуя и умоляя сообщить, что же случилось с Марией.
   Наконец, появилась старшая медсестра и менторским тоном, словно стю­ардесса, объявила:
   -Почему вы мешаете работать? Сядьте и успокойтесь! (Так и показа­лось, что она добавит: "И пристегните ремни!") - Ваша жена на обследова­нии, с ней всё в порядке. Неужели так трудно немножко подождать?
   Но Григорий, хоть и уселся в кресло, продолжал ворчать:
   -Немножко? Два часа! И никто не удосужится сказать, в чём дело! Опасно отравление или не опасно!
   И тут появилась Мария. В глазах у неё стояли слезы, но она почему-то не выглядела грустной. Наоборот, вроде как даже счастливой. Подскочивший Григорий не знал с какой стороны ее подхватить и, наконец, просто крепко обнял и заглянул в лицо.
   -Как ты себя чувствуешь?
   -Хорошо, уже всё хорошо! - она уткнулась, всхлипывая, носом ему в грудь.
   -А почему ты плачешь?
   -Потому что очень рада, - она подняла лицо и смотрела на него сквозь слезы. - За себя рада, за тебя, за нас. И ты, надеюсь, будешь рад, когда узна­ешь, что... я беременна... И... у нас будут дети.
   -Дети?! - ошарашено замотал головой Григорий.
   -Да! Именно дети! - в словах Марии-Изабель слышался неописуемый восторг, а голос срывался от счастья. - Врач сказал, что у нас будет двойня!
  
  
  

Конец первой книги.

  
  
  
   36
  
  
  
Оценка: 6.57*13  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"