5. "ОГНЕННЫЙ ШАР N1"

  

   Вы не задумывались над тем, кто принял ваш первый поцелуй? Бабол, например, часто пытался вспомнить и не как не мог, мысли путались, заслоняли друг друга, думал Бабол об этом и когда однажды одним довольно хорошим летним вечером он зашел в магазин, что стоит в начале нашей всеми любимой главной улицы, в поисках подкрепиться чем-нибудь крепким, но дешёвым, чтобы у него хватило денег и не надо было ехать домой без билета, к его счастью на прилавке нашлась его цель: крепкая, как перец, и дешёвая, как две с половиной сотни коробков спичек, Бабол первый раз в жизни решил выпить один, уж больно хороший вечер был, солнце какое-то приветливое и милое торчало над домами, и Бабол пошёл со своим грузом на набережную поглядеть, всё ли на своих местах, не изменилось ли чего за его отсутствие, но всё было хорошо; стоя на высоком берегу, Бабол чувствовал мягкий ветерок, дующий с реки, и радовался солнцу, готовому зайти за лес, Бабол с наслаждением, которого давно не испытывал, плюхнулся на скамейку и открыл горькую, она текла по его горлу в живот, а солнце светило Баболу прямо в глаза, проглотив настойку, Бабол, у которого уже появилась щетинка на подбородке, вытащил из кармана сложенный вдесятеро лист и начал декламировать деревьям и реке стихи, сначала:

  

   Моя рука свисает с неба с цепочкой звезд,

   снижающейся со дня на день,

   и первая её частица сейчас исчезнет в море,

   отправляясь, я поджёг прядь волос,

   которая была прядью бомбы,

   и прядь волос роет тоннель под Парижем,

   если только мой поезд войдет в этот тоннель

  

   Потом Бабол вздохнул и приписал внизу:

  

   и где-то запрыгали бабочки бешеные

   и червонные тучи распростерли руки

   чтобы я вошёл в храм света

   околосолнечное пространство открыто

   и чужие планеты кричат в пустоту

   о том, что колибри не умеют летать

   а это значит, что деревья завяли

   и опали последние листья-цветы

   чтобы превратиться в дома для жуков

   но где-то далеко за пределами

   за пределами

   за пределами видимости и любви

   за пределами чувств человеческих

   я обитаю и смеюсь и рыдаю

   северное сияние погибло недавно

   под ливнем тени промокли

   крестьяне взывали о помощи солнца

   но огненный шар в середине системы планет

   не слушал

   и молча летел меж созвездий

   в саду мироощущения

   над пальмами африк и зноем пустынь

   и в то самое время я раскричался

   тронулся поезд и утащил за собой

   солнце в середине системы планет

   крики

   ночные птицы в глазах женщины

   голые звезды и планеты голые

   по краям обшитые серебром

   и где-то...

  

   Бабол выронил ручку, она покатилась по траве и замерла, а река внизу стала свинцово-серой и стала мелко дрожать, а Бабол всё больше и больше пьянел и хорошо чувствовал это, и ему становилось постепенно хорошо, он оглянулся и прочёл всё стихотворение сначала:

  

   и где-то запрыгали бабочки бешеные

   и червонные тучи распростерли руки

   чтобы я вошёл в храм света

   околосолнечное пространство открыто

   и чужие планеты кричат в пустоту

   о том, что колибри не умеют летать

   а это значит, что деревья завяли

   и опали последние листья-цветы

   чтобы превратиться в дома для жуков

   но где-то далеко за пределами

   за пределами

   за пределами видимости и любви

   за пределами чувств человеческих

   я обитаю и смеюсь и рыдаю

   северное сияние погибло недавно

   под ливнем тени промокли

   крестьяне взывали о помощи солнца

   но огненный шар в середине системы планет

   не слушал

   и молча летел меж созвездий

   в саду мироощущения

   над пальмами африк и зноем пустынь

   и в то самое время я раскричался

   тронулся поезд и утащил за собой

   солнце в середине системы планет

   крики

   ночные птицы в глазах женщины

   голые звезды и планеты голые

   по краям обшитые серебром

   и где-то...

  

   Бабол сладко потягивался и зевал, сидя на скамейке над рекой, он влюбился в это своё первое стихотворение и не мог оторвать от него глаз, а пустая бутылка из-под горькой покатилась под гору по зелёной траве, и солнце зашло за лес на том берегу, зашумели кроны деревьев в ветре, как будто ветер усилился перед ночью, но это только казалось Баболу, который уже не хотел даже смотреть на часы, чтобы не вспугнуть летнюю ночь, подступающую со всех сторон к скамейке, на которой сидел Бабол и смотрел на темнеющее небо, на котором вдруг стали появляться маленькие звёздочки, они горели всё ярче и покрывали черный небосвод серебряным светом, но где они, эти последние капли росы, которые упали со стеблей домов на асфальт прошлым утром, где тот чудесный аромат свежести и цветов, ломающих асфальт в самом центре города для того, чтобы люди могли смотреть и улыбаться улыбками людей, а пьяный Бабол шёл по асфальту главной улицы и держался взглядом за троллейбусные контактные провода, чтобы не упасть, чтобы не сбиться с дороги домой, он часто чуть поворачивал набок, глядя в асфальт перед собой, как бы говоря: "ну и ну!" и шёл дальше, а потом был переполненный автобус, и все пассажиры странно отражались в стеклах окон, качались спины; на одном из поворотов Бабол быстро схватился за скобу около лба и ощутил под своей рукой чью-то другую, чужую руку, он чуть прижал её к скобе и почувствовал, что чужие пальцы как будто ответили ему тем же, тогда Бабол повернул голову и увидел, что на него через пелену его и её опьянения смотрят вопросительно девичьи глаза, на следующий день Бабол уже не помнил, как это получилось, но через одну остановку они вышли на ночную улицу из жёлтого автобуса и девушка прижималась к нему изо всех сил, из её рассказа он понял, что она едет с какого-то дня рождения, что ли, или ешё откуда и что она домой не торопится, потому что мама её ждать не будет и ляжет спать, а у неё есть ключ и что живет она где-то у черта на куличках, и ей надо ехать туда на двух автобусах, а главная улица горела рекламой на фоне чёрного-чёрного неба и было тихо вокруг того места, где Бабол целовал незнакомую девушку, она была одета в супер-мини синего цвета и жёлтую лохматую кофточку, у неё были большие и глубокие глаза и прямые, падающие на плечи, соломенные волосы, она спросила Бабола: "кто ты?", Бабол сказал: "слушай и, может, поймёшь:

  

   и где-то запрыгали бабочки бешеные

   и червонные тучи распростерли руки

   чтобы я вошёл в храм света

   околосолнечное пространство открыто

   и чужие планеты кричат в пустоту

   о том, что колибри не умеют летать

   а это значит, что деревья завяли

   и опали последние листья-цветы

   чтобы превратиться в дома для жуков

   но где-то далеко за пределами

   за пределами

   за пределами видимости и любви

   за пределами чувств человеческих

   я обитаю и смеюсь и рыдаю

   северное сияние погибло недавно

   под ливнем тени промокли

   крестьяне взывали о помощи солнца

   но огненный шар в середине системы планет

   не слушал

   и молча летел меж созвездий

   в саду мироощущения

   над пальмами африк и зноем пустынь

   и в то самое время я раскричался

   тронулся поезд и утащил за собой

   солнце в середине системы планет

   крики

   ночные птицы в глазах женщины

   голые звезды и планеты голые

   по краям обшитые серебром

   и где-то...

   чтобы превратиться в дома для жуков",

  

   и девушка сказала, глядя на Бабола: "я знаю, кто ты, ты - чудовище, самое милое чудовище из тех, которых я видела", "нет, - сказал Бабол, - ты ошибаешься, я не чудовище, а поэт, но не огорчайся: не ты первая во мне обманулась", и еще ярче загорелась реклама на пустынной улице, которую мы называем главной.

  

  

   ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ