Мы с женой, вкусно поужинав, сидим в креслах перед телевизором. Идёт очередная серия "Семнадцати мгновений весны". "А вас, Штирлиц, - говорит с экрана неподражаемый Броневой, - я попрошу остаться..." И в это время гаснет свет! Мы с женой отчётливо слышим вопль-стон, доносящийся, кажется, одновременно со всех сторон, - это значит, что свет вырубился не только в нашей квартире.
- Ну вот, - расстроенно говорит жена, - на самом интересном месте!
- Спокойно! - говорю я. - Спокойно...
Я вскакиваю и выглядываю в окно - дом напротив сияет всеми своим окнами. Значит, в городке свет есть. Тогда я отбегаю к противоположной стене и прикладываю к ней ухо. Из квартиры соседа доносится приглушённый голос Мюллера - там тоже есть свет, и продолжается фильм. Я быстро соображаю: значит, свет пропал только по нашему подъе́здному стояку, следовательно, скорее всего, опять "полетела" "фаза".
- Спокойно! - говорю я жене. - Сейчас досмотрим!
Я выскакиваю в коридор, накидываю куртку и, схватив стоящую в углу "электрическую палку", выхожу на лестничную площадку.
"Электрическая палка" - это обычная деревянная палка метровой длины - неотъемлемая деталь интерьера любой орловской квартиры.
В подъезде уже слышна возня: щёлкают дверные замки, гулко разносятся голоса, пахнет горелыми спичками - соседи сверху и снизу тоже высыпали из своих квартир. Все хотят досмотреть фильм. Я включаю фонарик и подхожу к распределительному щиту. Распределительным щитом я называю это место, скорее, по привычке. На самом деле это - клубок проводов, торчащий из стены над электрическими счётчиками. Некоторое время я внимательно изучаю это месиво, пытаясь разобраться в хитросплетении проводов. Из тёмной квартиры выглядывает жена:
- Ну что?
- Посвети, - прошу я её и, отдав фонарик, беру "электропалку" двумя руками - дело тут тонкое и требуется точная координация движений.
Я осторожно снимаю палкой кончик своего провода с одного пучка проводов и аккуратно перекладываю его на другой пучок. Щёлкает искра. В квартире загорается свет.
- Ура! - шёпотом говорит жена и торопит: - Пошли скорее!..
Мы возвращаемся в комнату. Свет в квартире тусклый, развёртка на экране телевизора не полная, изображение бледное, - напряжение в сети - вольт 180, не выше. Но смотреть можно.
Постепенно нас снова захватывает фабула фильма. Мюллер снова неподражаем. Штирлиц как всегда бесподобен. Музыка Таривердиева божественна...
Свет снова слегка притухает - ещё кто-то "подсел" на "фазу". Изображение ещё больше бледнеет и начинает подрагивать.
- Хоть бы досмотреть! - переживает жена.
Но досмотреть не удаётся. Свет вдруг резко тускнеет, а потом гаснет окончательно.
- Всё! - произношу я в темноте сакраментальную фразу. - Кина не будет. Керосин кончился.
Жена ощупью идёт на кухню и возвращается с зажжённой свечой. Ставит её на телевизор и вновь опускается в кресло.
- Не расстраивайся, - говорю я, - всего-то десять минут не досмотрели.
Некоторое время мы молча сидим, глядя на мерцающее пламя свечи. Потом я начинаю собираться.
- Поосторожнее там, - напутствует меня на пороге жена. - Не лезь на рожон.
- Не волнуйся, - успокаиваю я её. - Не впервой.
Взяв фонарик, я ухожу. Возле подъезда меня поджидает Семёныч.
- Долго копаешься! - ворчит он. - Фильм уже семь минут как кончился, - и, подняв воротник, торопливо идёт вперёд.
Я не обращаю внимания. Семёныч всегда ворчит.
- А где Рустем? - спрашиваю я.
- Уже в подвале, - не оборачиваясь, отвечает Семёныч. - И Мелешко с ним. За связного.
- Понятно, - говорю я.
Мы идём вдоль дома. Снег скрипит под ногами.
- Фонарик взял? - оглядывается через плечо Семёныч.
- Взял, - говорю я. - Батарейки только хилые. Надолго не хватит.
- Вечно у тебя!.. - ворчит Семёныч.
Мы заворачиваем за угол и попадаем в царство лунного света. Всё вокруг сверкает и переливается в перламутрово-голубом сиянии. Сама луна - неправильным овалом - висит высоко над водокачкой.
- Красиво... - вздыхаю я.
- Дерьмо собачье!.. - ворчит Семёныч, он смотрит под ноги.
Мы подходим к трансформаторной будке. Семёныч разгибает проволоку, заменяющую дверной замок, и входит вовнутрь. Я свечу.
В будке тесно и пахнет сгоревшей изоляцией. Громко гудит трансформатор.
Семёныч шарит за дверью.
- Где ж она?!.. - сквозь зубы ворчит он. - Вечно куда-нибудь засунут!..
- Ну что, нашёл? - спрашиваю я.
- Нашёл, - говорит Семёныч и поворачивается ко мне. У него в руках БЭП.
БЭП - это Большая Электрическая Палка, а точнее, - хоккейная клюшка с обломанным на две трети пером.
- Свети! - говорит Семёныч и направляется в угол, тускло освещённый зловещим малиновым светом.
Я осторожно двигаюсь следом, стараясь светить над плечом Семёныча. Мы подходим к источнику света. Это - раскалённый до малиновости кусок арматуры, лежащий на двух оплавленных контактах. Арматурина эта исполняет роль рубильника, которым обесточивается наш дом. Вокруг "рубильника" многоногим спрутом клубятся провода.
- Стой так! - отрывисто говорит Семёныч. - Свети!
Я, вытянув шею, наблюдаю. Семёныч аккуратно просовывает перо клюшки сквозь "ноги спрута", подводит его под арматурину, а затем резким и точным движением сдёргивает её с контактов. Летят искры.
- Есть! Готово! - говорит Семёныч и БЭПом подкатывает раскалённый кусок железа к своим ногам. - Ну, думаю, минут пятнадцать у нас есть.
Мы разворачиваемся и в обратном порядке, гуськом, выходим из будки.
Сияет луна. Наш дом, погружённый во тьму, мрачно поблескивает чёрными окнами. Я отыскиваю свою квартиру и с трудом различаю в тёмном кухонном окне чуть подсвеченный лунным светом силуэт жены. Смотрит. Волнуется.
Семёныч, опираясь на БЭП, закуривает.
- Семёныч, а чья это клюшка? - спрашиваю я.
- БЭП, что ли? - отзывается Семёныч. - А хрен его знает. Я когда первый раз в эту будку попал - ещё капитаном, "светящим", - она уже там стояла...
Дело в том, что когда-то давно, ещё задолго до моего приезда в Орловку, здесь, в трансформаторной будке, убило человека. То ли лейтенанта, то ли старлея. Он сунулся в будку, так же как и мы, - отключить дом, но что-то сделал не так, и его убило током. Что он сделал не так, в чём ошибся - никто не знает, свидетелей не было. И в гарнизоне был издан приказ: в трансформаторной будке работать только вдвоём, причём непосредственное отключение, то есть работа с БЭПом, может осуществляться только офицером в звании не ниже майора, а офицер в звании не ниже капитана может выполнять вспомогательные работы, говоря проще, - светить фонариком. Говорят, что есть приказ и по центральной трансформаторной будке, где стоит рубильник отключения всего городка. Говорят, там тоже есть палка, только она гораздо больше БЭПа и называется ЦЭП - Центральная Электрическая Палка. Говорят, что с ЦЭПом по приказу работать могут только подполковники, а светить фонариком - майоры. Говорят, что вместо рубильника там не арматурина, а кусок солдатского лома и светится он так, что надо надевать тёмные очки. А ещё говорят, что где-то на аэродроме, в секретном подземном бункере, стоит Главный Выключатель, которым можно отключить вообще весь гарнизон. Там вместо рубильника на контактах лежит кусок рельса, а искра там при размыкании такая, что не ослепнуть можно только в сварочной маске. Говорят, что допуск туда имеют только командиры частей со своим замполитами и орудуют они там ГЭПом - Главной Электрической Палкой, которая длинной метра три и толщиной с оглоблю. Говорят... Говорят...
Я получил капитана недавно и поэтому сопровождаю Семёныча в трансформаторную будку всего лишь в третий или в четвёртый раз. До этого я крайний раз ходил отключать рубильник года полтора назад - ещё когда был холостяком и жил в тринадцатом доме. У нас там электрическая схема немножко другая - там стоят подъе́здные выключатели. А по приказу с подъездными выключателями могут работать и старшие лейтенанты. Работа, в общем-то, была плёвая, но дело осложнялось тем, что подъездные выключатели находятся в подвале, а в подвале тринадцатого ДОСа всегда стоит вода. Летом там примерно по щиколотку, а вот зимой - бывает, что и по грудь. Представляете, каково это - работать с электричеством, стоя по пояс в воде? Конечно, экипировались мы соответственно: летом работали в резиновых сапогах, а зимой надевали "элку" - костюм "Л-1" противохимической защиты. Но всё равно, было немного не по себе. Орудовали мы там обычными квартирными "электрическими палками", каждый своей. Вонища там стоит неимоверная! Вода уже давно протухла, мусор всякий плавает, дерьмо разное, крысы дохлые. Жутко там. Темень там непроглядная, и капает всё время сверху, с потолка, прямо за шиворот. А где-то вода всё время льётся, и не поймёшь - где. А ещё иногда звуки. Противные такие - как будто кто-то зубами скрипит. Или пенопластом по стеклу водит. Говорят, зверь там какой-то живёт. То ли выдра, то ли ондатра. Ну, что-то водяное. Говорят, его даже кто-то видел. Мол, плыло такое, размером с кошку, и крысу держало в зубах. Брешут, наверное. Станет оно жить в такой вонище, как же! А ещё говорят, рыба там водится. Ротаны. Насчёт этих-то как раз и не удивительно - эти заразы везде выживут. Вот только, говорят, они там безглазые вовсе. И чёрные, как смоль. А ещё говорят, где-то там, в тёмных подвальных лабиринтах, куда никогда не заходит человек, обитают гигантские чёрные пауки, такие огромные, что ловят и едят крыс. Говорят... Говорят... Говорят...
- Мелешко бежит, - толкает меня в бок Семёныч и щелчком отбрасывает окурок. - Видать, починили.
- Всё! Сделали! Рустем Айратович говорит, что можно включать!
- Добро! - кивает Семёныч. - Скажи, что через пару минут дадим свет.
Мелешко разворачивается и бежит назад. Луна светит ему в спину.
Семёныч ждёт, когда фигура Мелешко скроется за углом, затем командует:
- Пошли!
В том же порядке - Семёныч с БЭПом впереди, я с фонариком сзади - мы входим в будку. Трансформатор гудит. Семёныч подбирает уже остывшую арматурину и ставит БЭП к стене.
- Свети! - строго говорит он мне.
Я свечу.
Семёныч подходит ближе к сплетению проводов, тщательно прицеливается и с расстояния примерно в метр аккуратно накидывает арматурину на контакты.
Вспышка! Летят искры.
Железяка не удерживается на своём месте и падает на пол.
- ...!!! ...!!! ...!!! - эмоционально говорит Семёныч.
Я молча соглашаюсь.
Мне кажется, что трансформатор меняет тональность и начинает гудеть угрожающе.
Семёныч вновь берёт клюшку и подгребает арматурину к своим ногам, после чего повторяет попытку.
Вспышка!
На этот раз попытка удачная - арматурина "прикипает" к контактам.
- Есть! - говорит Семёныч. - Зацепило!
Мы переводим дух.
- Всё, - говорит Семёныч, - уходим...
Мы выбираемся из будки, запираем дверь на проволоку и идём прочь.
Дом сияет окнами, как круизный лайнер. Кажется, что луна на небе поблекла, но отчётливые чёрные тени на ломких ногах скачут впереди нас по сугробам. Перед глазами у меня висят два зелёных пятна - следы от электрических вспышек. По опыту я знаю - они пройдут минут через тридцать-сорок.
Возле подъезда нас поджидают возбуждённый Мелешко и спокойно покуривающий Рустем Айратович - флегматичный пожилой прапорщик, электрик из батальона авиационного обеспечения.
- Ну, что там было? - интересуется Семёныч у Рустема.
Тот вынимает сигарету изо рта и сплёвывает на снег:
- Опять все фазы погорели. Живого места уже нет! Цеплять не за что. Я уж и так крутил и этак... - он морщится, как от зубной боли, и вяло машет рукой: - Дней на пять, может, и хватит, - потом, подумав, добавляет: - Максимум на неделю.
Мы расходимся. Я поднимаюсь к себе на этаж и открываю дверь квартиры. Жена тут же повисает у меня на шее.
- Вовка!.. Вовка!..
- Ну всё. Всё... - я осторожно обнимаю её за плечи. - Всё нормально... Всё уже нормально.
Она резко отстраняется и смотрит мне в лицо.
- Свет мигнул и погас! А у вас там какая-то вспышка! Всю улицу озарило! И, главное, никто не выходит! Я уж не знала, что и думать!..
- Всё нормально, - говорю я. - Ерунда. Ничего страшного. Просто... "Акела промахнулся"... Бывает... - я смотрю в её глаза, где застыла тревога, на строго сдвинутые брови, и на душе у меня постепенно теплеет. Я улыбаюсь. - Знаешь что, - говорю я жене, - а давай-ка пить чай...