Прочувствовав, что сбрызгивание не помогает улучшить мою успеваемость в учебе, да и от ремня тоже невелика польза, мать придумала меня пугать своей смертью. Находя в дневнике очередную двойку, она устраивала истерический припадок с криками, соплями, слезами, дрыгала ногами, весь этот спектакль обязательно завершая магической фразой ─ "доведешь меня до могилы, я умру, а поскольку твой подлец-отец тебя бросил, пойдешь в интернат и все игрушки у тебя отберут!".
После чего, свалившись на диван, изображала умирающую.
Вот так да!
Смерть матери меня ни капельки не волновала! Но игрушки!
В 1970 году у меня умерла бабка и я отчетливо помню, что никаких слез я не проливал, никакой тоски не испытывал. Мне настолько была безразлична ее смерть, что даже вспоминать об этом стыдно, но что поделать ─ что было, то было. Меня не волновал и интернат, но вот ─ игрушки!
Игрушки! Это уже серьезно! Самое страшное наказание. Потерять игрушки! Что может быть страшнее для ребенка!
Я представлял себя в казенной комнате с крашенными в зеленый цвет стенами, пружинной кроватью, ОДНОГО без моих любимых машинок, без любимых карандашиков и альбомчиков, где мне так нравилось рисовать, без моих книжек, в которых я, в основном, разглядывал картинки. Жизнь без милого детского уюта, что так дорог ребенку, мне казалась гаже смерти, от чего на душе становилось страшно и горько. Хотелось не заплакать, а завыть.
Правда на мои оценки это почему-то не влияло. Я продолжал так же плохо, и учиться, и вести себя в школе. Двойки и замечания сыпались, как горох из мешка.
Эти мучения терзали меня около полугода. Мать визжала, хотя и не помирала, но корвалолом и валидолом провоняла вся квартира и мне смерть матери казалась предрешенной и довольно скорой. Страх потерять свои игрушки подтолкнул меня на решительные действия. С моим другом Колькой Пилясовым, взятым, как говорится, для смелости, я направился в интернат. Тем более, что в нашем районе их было целых две штуки. Я выбрал тот, что поближе - так, где впоследствии размещалась управа "Хорошево-Мневники". Интернат по виду ничем не отличался от обычной школы ─ такое же пятиэтажное здание, только одно был учебным, а другое ─ спальным. Мы, без опаски, зашли и спросили как пройти к директору. Какая-то нянечка с тряпкой в руке, дико на нас глянув, указала куда пройти. Директора не было и нас приняла какая-то женщина, кто она была ─ не знаю, может быть даже медсестра - вроде как на ней был белый халат, а может быть и нет. Трудновато вспомнить.
Я, как смог, так и изложил суть проблемы. Помнится, что в моем путанном рассказе я все время сбивался на игрушки ─ разрешат ли мне их взять с собою в интернат? Не знаю насколько понятно я объяснял, но женщина поняла меня. И спросила сколько лет моей маме. Я ответил ─ сорок. Тогда она спросила ─ есть ли у меня отчим. Я ответил ─ нет. "Твоя мама одинока" ─ произнесла она тихим, но очень отчетливым голосом ─ "ей тяжело одной тебя воспитывать, тем более, что ты плохо учишься и, тем самым, огорчаешь маму. Но она тоже не права ─ так запугать тебя, что ты даже пришел узнавать ─ отымут у тебя игрушки или нет. Она еще молода и ничего с ней не случится ─ не бойся, но, все-таки, учись получше, не расстраивай маму, и все будет хорошо. А главное помни ─ игрушек твоих у тебя никто никогда не отнимет."
Так и вышло ─ мать прожила еще полвека после этого, а мои игрушки так и остались при мне. Много серьезного я потерял в этой жизни, а вот игрушек ─ никогда не терял.