Мой приятель Сева перед новым годом, неожиданно, на две недели стал холостяком. Жена его, получив на работе путевки в какой-то отдаленный санаторий, вместе с дочерью, уехала. А Сева остался куковать Новый Год один-одинешенек.
Предновогодняя погода порадовала снежком и Сева, от нечего делать, решил прокатиться в Серебряном бору на лыжах. Он не был заядлым лыжником, да и вообще спорт не любил, предпочитая ему книги. Но дочь училась в школе, в школе были лыжи и жена требовала, чтобы Сева, по выходным, катался с дочерью на лыжах, дабы она не отставала от других. Обычно он относился к этому как к нудной семейной обязанности, но теперь, оставшись один, даже почувствовал интерес к пребыванию на свежем воздухе. Хотя, как мне кажется, свежий воздух был ему безразличен, а вот человеческое общество стало нужным позарез. Еще бы, привыкнув за много лет, никогда не оставаться подолгу в одиночестве, теперь он испытывал невероятный дискомфорт.
Сказано-сделано. Когда ты один, не надо дикого дожидаться все можно сделать легко и просто. Раз-два и Сева уже на остановке, три-четыре и Сева уже в лесу.
Но уже на лыжном пятачке, где все снимали-одевали свои лыжи, он вдруг почувствовал, что человеческое общество ему претит. Да, да. Он привык не быть среди людей, а быть с людьми. То есть общаться, говорить, спрашивать, советоваться. Но теперь он находился среди людей, не обращавших на него никакого внимания. Они болтали, шутили, смеялись - между собой, оставляя его, Севу, за гранью внимания, как будто бы его и не существовало на свете. "Человек-невидимка, бля!" - мелькнуло у него в голове и он даже помыслил нецензурное слово, что бывало с ним весьма и весьма редко.
Поэтому Сева решил покататься подальше от этого шумного и веселого коллектива, одинокими лыжнями, которых, к слову сказать, там было предостаточно. Но. Как я уже сказал, Сева не был заядлым лыжником, поэтому он упал на одном из поворотов возле высокой одинокой сосны.
- Чертовы лыжи! - завопил он корчась от боли. - Будьте прокляты! У-й-й-й-й...
Он бы еще много чего произнес, но боль в ноге заставила его замолчать и заняться освобождением ноги от лыжи. Это ему, как ни странно, довольно быстро удалось и он вскочил, весь в снегу, как медведь или еще какое-нибудь дикое лесное животное. Боль мгновенно прошла и все это приключение показалось ему даже немного веселым. Он засмеялся.
- Ну. Надо же, как это меня - вслух произнес он и улыбнулся широкой улыбкой. - угораздило.
Чтобы отряхнуться от снега он снял куртку и начал трясти ее, поскольку отряхиваться рукавицей ему не хотелось - промокнет. Вначале он подумал, что надо бы, как собаке - потереться спиною об сосну, но такой метод очистки ему показался уж очень звериным. "Что я и впрямь собака что ли?" - подумал он и снял куртку. Тоже мне мороз - пять градусов! Вообще от него, после получаса езды, пар валил...
Надев куртку и нацепив снятую с ноги лыжу, он опять поехал тихими тропинками, где почти никого нет и через полтора часа вернулся на троллейбусный круг.
Сегодняшняя прогулка принесла ему хорошее настроение. Он даже подумал - на кой черт я предпочитаю книги спорту. Так весело, так интересно. Вот даже шлепнулся и то - ничего страшного. Даже смешно.
Зачехлив лыжи, он уже хотел направиться к двадцатому троллейбусу, но прежде залез в карман чтобы вынуть мелочь на проезд. Там лежала уйма копеечных монет. Он отсчитал четыре копейки, но в душе заронилось какое-то сомнение. Сначала он не понял, что это значит и лишь потом, ссыпав остаток мелочи в карман, понял - КЛЮЧ!!!!
В кармане не было ключа!
Вылетел!
Когда я упал!
На улице ночевать???
Сева рванулся назад, быстро нацепил лыжи, поскольку он не переодевал, как некоторые, лыжные ботинки на обычные, а ехал домой в лыжных и рванул к месту своего падения.
Оно было точно таким, каким он оставил его час-другой назад. Разворошенное, с многочисленными отпечатками его ног, лыж. Вот только ключей нигде не было! Он, с испуга, голыми руками просеял весь снег до земли, как калифорниец песок в золотом ручье. Но точно так же ни фига не нашел. Это был полный финиш!
Голодный, нагулявший на свежем воздухе аппетит, уставший от катания, он оставался один и на улице. Идти ему было не к кому. И мать и теща жили в далеких городках делеко от Москвы. Сева, скажем так, был приезжий.
Не было другого выхода, как ломать дверь, поэтому Сева постучал в мою дверь за помощью.
Когда я его увидел, на нем, то, что называется "не было лица". Точнее было - перекошенное от испуга и раскрасневшееяся от мороза.
- Что делать? Что делать? - бормотал он.
- Фигня - ответил я - Советский замок - дрянь - вышибем, как не хрен делать. Цилиндр крепится на длинном винте, но то, к чему он прикучен нельзя назвать металлом. Это - железяка, которую малыш может скрутить в трубочку. Вся сталь ушла на танки, а в ширпотрЁб (я сделал ударение на последнюю гласную) одно жАлезо. Стукнем посильнее - цилиндр с винтом вместе вылетит из замка.
Сева взял кувалду, я зубило - толстое с большой пяточкой, по которой трудно было промахнуться. Настроил его по цилиндру и попросил Севу, все же, бить по зубилу, а не по моим рукам или голове, а то, вдруг, я удара не выдержу.
То, что произошло потом, даже я со всем своим скепсисом не мог предположить.
Удар - Бах- Трах - Треск и дверь открыта.
Я не думаю, что Сева сильно вдарил - не тот он человек. Здесь другая причина!
Е-мое. Стоило мне только войти в прихожую, как стало ясно, что "железо", как я его называл, с честью выдержало Севин удар. А вот дерево, из которого была сделана дверь - нет! Два шурупа, державшие замок по фасаду попросту вылетели вон и валялись на полу, один торцевой шуруп - тоже. А замок косенько висел на одном-единственном не до конца вылетевшем торцевом шурупе.
- Да... - сказал я - хорошо, что не я тюкнул - А то бы дверь разлетелась!
- Из чего же эта дрянь сделана? - задался вопросом я и сразу же, по цвету щепок, в многочисленности валявшихся на полу, понял - из березы.
- Советское - значит отличное... от хорошего - засмеялся я. - Это они вечно хилые двери делали, чтобы легавым работу упростить. Два мильтона плечами любую дверь вышибут.
- А как же теперь замок вставить? - промямлил Сева.
- Просто - успокоил его я - есть у меня и клей столярный. Накрошим опилок с клеем - лучше будет, чем раньше было.
Короче сделали через денек. Дал я ему цилиндр свой старый, благо к нему все ключи сохранились. Подклеили, привертели. Если бы не ключи - можно было бы и жене не говорить.
- Ты вечерком, втихаря, жене ключик-то и дочери подмени. Благо они все желтенькие - не отличишь. Она и знать не будет, как ты опростоволосился.
Он на радостях со мною даже рюмашечку пропустил...
На этом можно было бы и поставить точку, но...
Через несколько дней опять - звонок. Открываю - Сева и опять с перекошенной рожею. Я, не поняв, заявляю:
- Козел! Опять ключи потерял?
- Нет - отвечает - нашел!
- За подкладку завалились? Эх ты! Стоило ломать дверь, надо было бы вместе твой куртец обследовать, а я то не догадался, Шерлок Холмс сушеный...
- Нет, не в куртке!
- А где же?
И тут Сева рассказал, что опять поехал со скуки в Серебряный бор на лыжах и опять по той же тропинке.
Искать ключи он не собирался. Ему стыдно стало - упал! Захотелось доказать самому себе, что он, отец семейства, молодой, скажем так, человек, вообще-то не лыком шит и может это место пять раз проехать туда-сюда, не разу не упавши. Самоутвердиться решил. Подъехал - а на сосне бумажка - кто потерял ключи - звони. Подумал - да фиг с ними с ключами - в двери все равно другой замок, вот только брелочек там был - дочь подарила - в школе на труде связала - жалко.
Ну позвонил, поехал, там - на Демьян Бедного, а пока ехал в тридцать пятом, подумал, но совсем о другом.
Позвонил... Открывается дверь - в прихожей стоит парочка лет так около пятидесяти. Он и она, оба маленькие и толстенькие, рожи красные, перегарчиком сопят. Но сияют так, как будто бы маслом намазаны. И улыбочки дурацкие.
- Вы мои ключи нашли? - спрашиваю.
- А какие они? - в ответ спрашивает тетка.
- Со столбиком вязаным из красной и желтой ниток - отвечаю.
- Ой, точно ваши - отвечают они хором и их улыбки становятся еще более маслянистыми, поскольку они видят как я лезу в карман. За кошельком - думают они.
И впрямь за кошельком. Достал из него трешку. Мужик, аж в знак почтения, голову наклонил, будто поклон отвешивает. А я им:
- Вы ведь это хотели получить?
- Да - отвечают они нестройным хором.
- А вот хрен вам, собакам! - выпалил я - Если бы вы, мерзавцы, руки свои не распускали, а оставили ключи там, где они лежали, не пришлось бы мне нервы терять, замок выбивать, дверь уродовать. Так что гоните, ребятки, мне три-семьдесят за замок и пятерку за слесаря.
Такого они не ожидали. Масляные улыбки вмиг сошли с их красных рож, которые, правда, стали еще краснее. Мужик пребывал в полнейшей растерянности от потери почти целой бутылки водки, не говоря ни ну, не тпру, а женщина, как это часто бывает в пьющих семьях, оказалась хитрее и сообразительнее.
- Так вот как, ты, сукин сын, за доброту людскую платишь, за помощь человеческую! Мы для тебя старались, от воров твои ключи спасли, а ты нас мерзавцами назвал! Милиция! Грабят! - неожиданно завопила она, как пожарная машина, и я, со всех ног, дунул прочь из подъезда.
Жалко дочкин брелок... Хотя черт с ним - еще сотню навяжет, но гадов этих кормить за то, что они мне весь день испоганили - полный идиотизм. Я в таком расстройстве был. Хорошо вот ты - рядом. А так - куда идти, как дверь открыть...
Он постоял еще немного в проеме двери и добавил:
- Не троньте, суки, чужого, без вас разберемся.
Повернулся и пошел на свой этаж...
С того дня минуло без малого сорок лет и, каждый раз, когда я вижу объявление "Найдены ключи" или что-то иное, я вспоминаю Севу, выбитую дверь и его слова: "Не троньте, суки, чужого!"