Когда умерла Нурхаят, я почти неделю пребывал в каком-то безумии. Вроде бы жизнь шла своим чередом, я работал, общался, думал, обсуждал... Но ужас, ужас случившегося преследовал меня повсюду, то набегая, как морская волна, то откатываясь прочь. Стоило мне только подумать, что ее смуглые, длинные пальцы, которые я так любил, которыми так восхищался, сгорели в печи крематория и стали золой, подобной той, что остается в потухшем костре... мне сразу становилось жутко. Страшно, больно и обидно. Настолько, что хотелось не только стучать руками и ногами, биться головой о стены, но и завыть по-волчьи, чтобы, вместе с воем, выблевать из себя свою человеческую душу, которая любит, помнит и страдает, и стать просто живым существом, живущим, чтобы кормиться и кормящимся, чтобы жить.
Мое горе шло со мною рядом и, при каждом удобном случае, хватало меня за ноги, змеей проползало вверх, к сердцу, пытаясь вырвать его из груди и грудь сдавливало так, будто в нее попала резиновая пуля. Я останавливался, будучи не в силах сделать шаг, сгибался и замирал почти не дыша... боль уходила, а вместе с ней уходил и ужас... До следующего раза...
Боль подстерегала меня повсюду - и в полутемном подъезде, и людном магазине, и дома в тишине, и на шумной улице... Нигде, нигде от нее не было спасения!
А виною всему - маленькие зацепочки, возвращающие меня к памяти о НЕЙ. Где-то была похожая выщербленная ступенька; где-то дети, играющие, как тогда; где-то похожий дом; где-то окно и лучи солнца, подобные тем... Они вызывали прилив воспоминаний, приносящий с собою волну безраздельного панического ужаса. Ужаса сознания того, что этот мир есть, я есть, а ЕЕ уже нет и никогда, никогда больше не будет. Не будет, ни ее рук, ни ее глаз, ни ее хрипловато-гортанного голоса. Она стала прошлым, прошедшим, историей, прахом, пылью, землей, травой, то есть - ничем!
И вот, проходя мимо автобусной остановки, я заметил что-то, что опять напомнило мне о НЕЙ, вспомнил далекое, почти забытое, из ТОЙ жизни и меня захлестнула такая волна горя, что ноги застыли, а из глаз ручьем хлынула "скупая мужская слеза". Утирая слёзы, за неимением платка, тыльной стороной ладони, я вдруг расслышал звонкий мальчишечий голос.
- А почему дедушка плачет? - вопрошал он свою юную мамашу, которая, дергая его за плечо и делая руками какие-то знаки, пыталась заставить его замолчать.
- У него умерла бабушка... - сквозь слезы пробормотал я, неспособный в тот момент ни на что более романтичное.
Мальчик сделал паузу, как будто бы что-то обдумывая, приподнял голову, чтобы получше видеть меня, и продолжил:
- Плохо - кто же тебе теперь будет кашу готовить!
Прозаичность ответа сначала царапнула меня, но... Святая простота, тебе еще неведома боль расставаний! - Подумал я и, неожиданно для самого себя, рассмеялся.
- Жизнь продолжается, внучек, - сказал я ему - в тебе, в ней - я кивнул на его маму, в них - я неуклюже махнул рукой в пространство. Ведь когда кто-то умирает, кто-то ведь и рождается. Обновление, как у программок в твоем телефоне. Я уверен, что в тот момент где-то на этой планете родилась новая Нурхаят.
И тут меня, как током пронзило - я вспомнил, что за два дня до того, как я узнал о ее смерти, ко мне на пляже подошла маленькая девочка и попросила помочь ей спустится к воде. Я подал ей руку, мы прошли несколько секунд вместе, потом она затопала ножками по воде, засмеялась, выдернула свою руку и куда-то исчезла.
Тогда я не придал этому никакого значения, но сейчас!