Аннотация: О том, как, порою неожиданно, меняется наше поведение в критической ситуации
1975 г. Кровавый фонтан
Поведение человека в критической ситуации неисповедимо и совершенно не согласуется с его характером. Порою смельчаки и задиры ведут себя как самые закоренелые трусы, а у других, не отличающихся, ни умом, ни отвагой, ни сообразительностью, невесть откуда берутся силы, умение и опыт, которых до этого и в помине не было.
Я считаю, что в нашем мозгу хранится гигантская генетическая память предыдущих поколений. Которая настолько велика, что мозг не в состоянии ее не то, что обработать, но даже просто оценить ее объем. Накопление информации, вероятно, закончилось еще в нашем пещерном прошлом, а теперь, в историческом периоде, нам надо "разложить по полочкам" то, что находится в этом "пыльном книжном шкафу". Поэтому, как мне кажется, то, что мы называем "счастливым детством" есть своеобразный тест на выживаемость, на право создания потомства. Ведь в процессе игры и учения дети попадают в такие ситуации, куда у взрослых ума не хватит попасть. Соответственно им приходится шустро копаться в своей голове, чтобы вытащить нужное решение из памяти, а следовательно, пусть на чуть-чуть, но отсортировать ее и, соответственно, передать ее своим детям, которые продолжат дело. Ну а те, которые не в состоянии этого сделать, должны по теории Дарвина вымирать. Но, к сожалению, наша, так называемая, цивилизация, вопреки всем разумным доводам, улучшает размножение этих "вымирающих" сводя на нет труд предыдущих поколений и ставя под угрозу выживание уже даже не целой нации, а целых континентов.
Ну это рассуждения, а тогда...
Тогда я увлекался химией и учился в химической школе.
Не могу точно сказать чем привлекла меня химия. Меня, как и любого ребенка, тянуло к творчеству. Как и все дети я пытался мастерить, рисовать, петь, даже что-то сочинять, но, вследствие, невоспитанности и необразованности своих родителей, я не получил, ни должного образования, ни должного воспитания. Поэтому, ни музыкальные, ни художественные, ни литературные способности у меня не были развиты. А, будучи безотцовщиной, к тому же не получил никаких, даже самых примитивных, трудовых навыков. И, вообще, моя мать была противницей физического труда, презирала его и иначе не мыслила мою взрослую жизнь как в белой рубашке за письменным столом.
А химия позволяла творить быстро и без особого труда. Слил два раствора - и получил результат! Мне это нравилось! Юность ведь всегда нетерпелива. Сколько же надо трудится разными инструментами, чтобы сделать, к примеру, обычный нож.
Хотя, со временем, оказалось, что и химику приходится трудится. Может не так тяжко, но все равно физически - собирать различные лабораторные установки. А это - стекло, стекло и еще раз стекло[1]. Стеклянные колбочки, пробирки, палочки, трубки и немного резины - резиновые трубки и пробки. Эти пробки надо было уметь сверлить, чтобы вставлять в них трубки...
Вот с этого все и началось... с того, что я нехорошо просверлил пробку. Сейчас не помню точно в чем я ошибся - может быть сжал ее сильнее чем нужно когда сверлил и отверстие вышло кривым или овальным, может просто поторопился и стенки вместо гладких получились гофрированными. Да это и не важно. Как бы там ни было, но трубка в отверстие не лезла - доходила где-то до середины трубки и застревала... и никак не хотела протискиваться глубже.
Спокойный, рассудительный человек в такой ситуации просто пересверлил бы пробку заново. Но не таков был я. Я желал видеть результат немедленно. Я не умел ждать. Это потом, наполучавши от жизни подобных уроков, я выучился, и ждать, и догонять, и выдерживать необходимую паузу, короче говоря, попросту - не спешить. А в четырнадцать лет мне хотелось всего и сразу.
Я посчитал, что уж коли отверстие сделано, то трубка должна пройти сквозь него. Наверное маленький заусенчик какой-то мешает или складочка - зачем вытаскивать трубку - у нее и так неровные, после отрезания, края и она сама, как сверло[2], может пробуравить пробку.
Надавив посильнее правой рукой на трубку, я стал одновременно вертеть левой, в кулаке которой была зажата пробка. И тут же ощутил результат - трубочка, пусть небыстро, но все же стала углубляться в пробку. И это меня окрылило, начисто лишив осторожности. Я и не подумал о том, что с каждой секундой сопротивление будет возрастать, а там - недолго и трубку сломать.
Что и вышло...
Услышав хруст, я непроизвольно разжал левый кулак, выронив на пол пробку, которая, отскочив, стукнула меня по ноге, но правую руку удержать, к сожалению, не смог. Затекшая от длительного напряжения, она не выпустила сломавшуюся трубочку, а держа ее крепко-накрепко, как стилет, глубоко вонзила в раскрытую ладонь левой руки, прорезав основание большого пальца.
Ладонь обожгла дикая боль, от которой в глазах померкло, а в ногах закачалось... "У-у-у-у" - проорал я и это, как не странно, придало мне силы и вернуло к реальности - я заметил что из меня фонтаном брызжет кровь. От боли я согнул руку и кровь из ладони попала на дверь и на стену выше моего роста. Я попытался сжать рану правой рукой, надеясь остановить кровь, но сильная боль не дала мне этого сделать. До меня дошло, что там в ране остались мелкие осколки стекла. Остановить кровь не удалось...
В общем-то я к смельчакам никогда не принадлежал и от вида крови в те годы, если не падал в обморок, то впадал в прострацию. Как-то в 6 классе на уроке труда я случайно прорезал палец железкой рубанка - боль была такая тягостная и острая, что я закачался и побледнел так, что учитель труда вывел меня из класса на воздух. Крови было совсем немного, но болевой шок или испуг - огромен. Потом, конечно, надо мною все смеялись - что делать - сам дурак.
Но в тот момент я даже не вздрогнул. Шок прошел сразу же после моего дикого крика и уже больше не возвращался. Я неожиданно для себя успокоился настолько, что это до сего дня кажется странным. Но - факт, это было!
Сразу вспомнилось то, чему нас учили в школе - перехватить руку в преплечье, чтобы остановить кровь. Но там всегда демонстрировали кровоостанавливающий жгут из эластичной резины. Где его взять? У меня времени на поиски и размышления не было - жизнь вытекала из меня вместе с кровью.
Жить захочешь - догадаешься...
...я расстегнул ремень одной рукою и, резким рывком за пряжку, вытащил его из брюк. Теперь надо было просунуть в пряжку свободный конец и этой петлею затянуть руку на бицепсе. Но как? Вторая рука не работала! Присесть или отойти я нерешался - вдруг потеряю сознание или поскользнусь в луже собственной крови. Тогда уж точно истеку кровью. Поэтому я одним махом перекинул ремень через шею (благо я был толстый и ремень у меня был длинный) и, одной рукой натащив пряжку, сделал петлю. Ну, а затем просто просунул руку в петлю и все.
Остановить толком кровь это не позволило, но, по крайней мере, дало несколько лишних минут жизни, за которые я должен был успеть сообразить - как выжить.
Удивительно, как для меня в тот момент все вдруг стало просто. Просто как по писанному. Как будто бы раньше я часами не искал какую-нибудь штуку, вроде химического зажима или. Я отлично вспомнил то место на столе, где у меня лежит длинная резиновая трубка, которой можно было зажгутовать руку, не хуже чем специальным жгутом. Я знал, что потом надо было дойти до ванной и промыть рану, вытащив из нее стекляшки. После чего обложить разрез ватой и плотно-плотно прибинтовать. В этом вообще никакой сложности я не видел, поскольку в мамкиной аптечке и бинта и ваты было предостаточно. Рвать простыни на бинты не придется.
Вспоминая все это, удивляюсь, насколько же я в тот момент был хладнокровен, не чувствуя боли, ни ощущая страха. Все размеренно - чиста по пунктикам - раз - два - три. В некоторые моменты мне казалось, что я вижу себя со стороны. Даже думая, я говорил о себе в третьем роде "он"! Не "мне надо найти пинцет", а "он должен взять пинцет, лежащий на правой тумбочке письменного стола". Мне кажется это своего рода защитная реакция, снимающая страх. Ведь страшно всегда за себя. а за кого-то другого - нет. Это же его проблемы!
Удивительно устроен человеческий мозг - я даже комнату видел со стороны в какой-то искаженной проекции, в которой места, где находились нужные мне предметы, были странным образом выпячены из окружающего. Но ведь смотрел-то я своими глазами! Значит что этобыло? Своего рода - бред?
Жгутовать руку было проще всего. Со страху я закрутил ее так, что заныла не только она, но и плечо впридачу, зато кровь уже почти не текла из раны. Хорошо, что пинцет у меня был настоящий медицинский - длинный с широко раздвинутыми губками.
И вот здесь началось самое мучительное... раскрыть кровоточащую рану и промывая ее струей ледяной воды из-под крана, вытаскивать из нее осколочки. Временами боль была просто адская и меня складывало впополаму с острыми приступами тошноты. Но я старался держаться, тем более, что стекла оставалось все меньше и меньше. Зато сам вид раны с торчащими из нее какими-то рваными белыми волосками (потом мне сказали, что это нервы), вызывал не страх и отвращение, а наоборот - восхищение собственным трудом. Мне было, конечно, страшно, но одновременно меня распирала гордость за то, что я самостоятельно (!!!) делаю такую сложную, по моему мнению, операцию.
Наконец стекляшки закончились и я, затампонировав рану, уже готовился развязать резиновый жгут, как неожиданно понял, что как только я развяжу жгут, кровь с дикой силой хлынет в руку. Мне представилась вода с шумом рвущаяся по трубам, когда сантехник открывает вентиль. Поэтому я, как мог одной рукой, аккуратно начал распускать узел на жгуте. Понемногу. По чуть-чуть. Боли избежать, конечно не удалось, но сильной не было.
Теперь я успокоился - мне один раз удалось остановить кровь- удастся и второй. Поэтому, если рана будет не закроется, то снова наложу жгут и пойду в поликлинику, благо - недалеко. Но я был молод и заживало на мне все как на собаке, поэтому сменив три-четыре раза тампон, я вообще мог бы и забыть о происшествии, если бы боль и измазанная кровью квартира не напоминала о нем.
Все кончилось вполне благополучно. Вот только мать, придя домой и увидев на полу невымытую лужу крови и засохшие брызги повсюду, начала как-то странно подвывать. Не то чтобы она плакала, наверное больше стонала - но с этого времени мой интерес к химии она стала изживать. Математика ей стала казаться самой лучшей наукой. Удивительно то, что она не повела меня к врачу, а удовлетворилась тем, что рука забинтована и кровь не течет.
Рана срослась - лет тридцать сохранялся беловатый шрамик, а ныне и вовсе исчез. Палец через месяц-другой стал отлично сгибаться. Зато лет на пятнадцать у меня полностью пропала чувствительность кожи на указательном пальце левой руки. Пропала настолько, что я мог дотронуться пальцем до паяльника и узнать об этом только тогда, когда по всей комнате разнесется запах паленого мяса. Ничего - потом с трудом, понемногу, но восстановилась. Но на все про все ушло лет тридцать.
Но через год я как-то неожиданно почувствовал в шраме резкую боль при нажатии. Понажимав несколько раз я нащупал внутри что-то твердое. "Осколок" - подумал я! И точно - через несколько месяцев сквозь кожу показался остренький стеклянный кончик. Я пошел опять в ванную и обычным перочинным ножиком вырезал его из руки. Выдавил побольше крови и даже не заливая перекисью замотал ватой.
Мне повезло - я пропустил всего один осколок.
Больше ничем, кроме немоты кожи, эта рана никогда не напоминала мне о себе.
[1] Кстати, обучение в химической школе не прошло даром - я усвоил некоторые стеклодувные навыки и, потом, спустя много лет делал из стеклянных трубочек и палочек елочные игрушки. Среди которых у меня была самая любимая - спиралевидная елочка.