Аннотация: Забывчивый рабочий это - не ученый - он долго не живет!
2004 г. Ух! Про тебя и забыл!
Рассеянность и забывчивость, ставшая притчей во языцех во многих воспоминаниях и анекдотах про ученых, людьми нередко распространяется и на всю интеллигенцию. Что, в сущности, не противоречит истине. Но интересно и непреложный факт - про занимающихся физическим трудом ничего подобного не рассказывают. Нигде нет никаких упоминаний про забывчивых рабочих и рассеянных крестьян.
Многие, по простоте душевной, считают, что рассеянность ученых происходит от того, что они постоянно размышляют об отвлеченных понятиях, пребывая как бы не на земле, и забывают, о земном, о насущном. А рабочему человеку, дескать, думать не пристало, его задача - махать руками или ногами, а то и тем и другим одновременно. Соответственно, по такому рассуждению, мозг рабочего совершенно свободен от мыслей. Поэтому он и не забывает надеть брюки, выключить свет, расстегнуть ширинку, прежде чем пописать, и так далее.
Такое мнение в корне ошибочно. Оно порождено и муссируется той многолюдной межклассовой прослойкой, которая до умственного труда еще не доросла, а с физическим - давно распрощалась. Раньше их называли клерками или чиновниками, потом инженерами, а сейчас очень метко окрестили офисным планктоном.
Будучи вдалеке от обоих форм труда, им трудно понять и тех и других, поэтому разобраться в истинном положении дел для них не представляется возможным. И первостепенную роль в этом играет то, что офисному планктону неведомо чувство личной ответственности. Неведомо не потому, что они безответственные, а потому, что с них ничего, никто, никогда не спрашивает. Слишком мелки они сами и столь же мелок их труд, чтобы нести за него какую-либо ответственность.
Люди умственного и физического труда знакомы с личной ответственностью. Но...насколько же разнится эта ответственность у тех и у других.
Что случится, если музыкант сыграет не те ноты, певец, забыв текст, переврет арию, художник, в рассеянности, нарисует, что-то не так, а писатель потеряет логическую нить в романе? Да, ничего не случится! Ничего особенного не произойдет! Особенно, если это признанные мастера своего дела. Их оплошность назовется новшеством, новаторским прочтением или свежим авторским решением, интерпретацией, оригинальностью, но никак не преступлением. Если же подобное свершит некто малоизвестный, то его упрекнут в незначительных ошибках, от которых он, конечно, в будущем, при развитии своего таланта, постарается избавиться. И все...- небольшое порицание и добрая усмешка. Бояться нечего!
А если вдруг забывчивый ученый, состряпает ошибочную теорию, так его только (про себя, конечно) благодарить будут. Его ошибка даст возможность отличиться другому ученому, который отыщет ошибку и в пух и прах разобьет неверную теорию, на развалинах которой воздвигнет свою, быть может, также ошибочную. Причем, и мы видим тому немало примеров, в лучах славы будут купаться оба. История назовет это прогрессом, но никак не преступлением.
Но как же тяжко рассеянному рабочему! Ведь за каждый промах его ждет серьезное и, порою, очень жестокое наказание. За испорченный костюм, портному могут попросту набить морду, а за разбитый автомобиль, самолет, поезд, за загубленные жизни - шофера, пилота, машиниста отдадут под суд и будут гноить в тюрьме многие-многие годы.
Отсюда мораль - рассеянные рабочие - долго не живут. Я думаю, что изначально их столько же сколько и рассеянных ученых, но они быстро уничтожаются, стоит только их рассеянности проявиться.
Вот небольшой пример, как опасна забывчивость для рабочего человека.
Вова Левит, мой знакомый, купив подержанный джип, сразу же отправился на нем в Тулу. Туда он доехал быстро и без проблем, а на обратном пути, откатившись всего километров на десять от Тулы, старый джип забыковал и встал, словно лом в одной, очень дурно пахнущей, субстанции.
Вечерело...
Позади длинный летний трудовой день...
И в голову лезли одни, только грустные, мысли...
Ремонт в местных мастерских? Просто ужас! Вернуться в Тулу, пригнать эвакуатор, найти мастерскую по Range Rover - сколько времени на это уйдет? А дальше что...? Запчасти? А они у них есть? Значит гостиница... и сколько впустую потраченных дней?
Гораздо проще было бы вернуться в Москву и там, спокойно, выгнав из гаража старую машину, решать вопросы ремонта новой...
Значит нужен буксир...
Долго ждать не пришлось. Не прошло и десяти минут, после того, как Володя с тросом в руке, грустно встал на обочине, а фура уже тут как тут. Прицепили трос, обговорили куда ехать и, чтобы водитель был спокоен, Володя сразу дал ему денег... и в этом, как оказалось, была его ошибка. Рабочим надо платить только по выполнению работы и никогда - вперед! Привыкли они к этому и если платишь заранее, то, ощущая тяжесть в кошельке, им кажется, что работу уже сделали и начисто забывают о ней.
Фура тронулась к Москве. Уныло вертя рулем на коротком поводке в такт за болтающимся полуприцепом, Володя горевал, что не сдохни этот чертов джип, летел бы он в направлении Москвы на ста пятидесяти километрах и до темноты уж точно был бы дома. А на тросу это займет целую вечность.
Но не прошло и получаса, как он пожалел о том, что так подумал. Фура, дотоле тащившаяся, как сивый мерин, на скорости не выше семидесяти, неожиданно стала разгоняться. От Тулы до Оки дорога ровная и прямая как стрела. Гони да гони. Вот фура и погнала и не просто погнала, а начала еще и шахматить, то и дело перестраиваясь из ряда в ряд.
Первые два-три обгона Володя вытерпел, в душе даже где-то порадовавшись - ладно, потерпим, зато в Москве быстрее будем. Но, когда фура начала уж слишком резко перестраиваться, и совладать с машиной, чтобы не никого зацепить, стало внапряг, Вовка озверел. "Вот сукин сын! Кончай дурить, падла! Ведь я же на тросу!" - подумал он и просигналил... потом еще раз, потом еще, и еще, и еще... Клаксон надрывался, но до водителя фуры эти звуки не долетали! Глухо!
Попытка помигать фарами не дала никакого результата.
Глухо!
От волнения руки и лоб покрылись каплями пота.
Стало ясно, что водитель фуры за ревом двигателя и грохотом всех своих восемнадцати колес не слышит ничего. Да и не хочет слышать. Зачем ему это надо! "Небось еще и радио включил, чтобы не заснуть. Ну ты у меня уснешь навеки!" - подумал Левит и тут же вздрогнул - "если я, конечно, останусь жив".
Автомобиль по-прежнему несся вперед резко выкручивая, то вправо, то влево, а за ним, как собачий хвост, из стороны в стороны болтался володькин джип, подчас вылетающий, то на одну, то на другую обочину и поднимающий при этом целые облака пыли. Но водитель фуры не смотрел в зеркало и не вспоминал о том, с кем он связан одним тросом.
"Забыл! Этот гад про меня забыл!" Такая мысль, как тяжкий молот, стучала в вовкиной голове. При очередном обгоне, когда он еле-еле втиснулся в ряд, его передернуло всем телом... становилось уж совсем жутко...
В голову лезли непростые мысли: "Что же делать? Как остановить этот проклятый буксир, забывший о том, что он буксир?" и еще гаже: "Если этот козел резко тормознет - я же в лепешку размажусь о его задник!"
От таких дум у него вспотело все, что только могло потеть.
Обгоняемые водители из числа тех, которых Вова успел разглядеть, судя по всему, осознавали, что происходит и, слава богу, помимо воплей и размахивания руками, еще и освобождали дорогу, чем, собственно говоря, спасали не только его, но и самих себя.
Через час такой езды, проболтавшись за фурой, как сопля в проруби, безрезультатно пытаясь привлечь внимание водителя к себе, Вовка сказал: "Стоп! Я больше не могу! Пусть эта фура горит огнем... найду другую... пешком пойду... это лучше... и безопасней". И, с этими словами, он решился на самое последнее, что можно было предпринять - оборвать трос резким торможением, при этом постаравшись не перевернуться и не улететь, куда-нибудь в сторону. Резко нажав на тормоз, он ощутил сильный рывок, вдавивший его в сиденье, машину затрясло будто бы он поехал по ухаебам, потом закидало вправо-влево, но... трос не оборвался - прочный был, зараза! Трос не оборвался и со второго раза... а на третью попытку Вовка уже не решился.
Накатилась дикая безысходность.
Усталость начина сказываться не только в мышцах, но и в душе. Казалось, что этому вояжу не будет конца, а если он и завершится, то не иначе как в тот момент, когда Вовка, вылетев, в очередной раз, на обочину, не совладает с машиной и перевернется, запрыгав-заскакав, как резиновый мячик по дороге, влекомый вперед бешено мчавшейся фурой. В какие-то моменты, ему хотелось бросить руль, закрыть глаза и зареветь, как в детстве, в надежде, что этот кошмар развеется как дурной сон. Но жажда жизни превалировала и не давала опустить руки, заставляя бороться до конца.
За Серпуховом движение стало плотнее и фура уже не так часто перестраивалась, зато стала больше разгоняться и тормозить. Поэтому Вовке, намертво прикрепленному к ней тросом, спокойнее не стало.
В общем дорога до поста ГАИ, где фура, наконец-то остановилась, с одной стороны, пролетела как одно мгновение, с другой стороны, показалась целой вечностью.
С трудом переставляя, затекшие от непомерного напряжения, ноги с подрагивающими руками и заплетающимся языком, Володя, тяжело дыша, шел вдоль борта фуры, задумываясь над тем, что же ответит ему водитель в свое оправдание? На какие хитрости он пустится, чтобы отвертеться?
Подойдя как раз в тот момент, когда фурщик передавал менту свои документы, Вовка понял, что не может найти подходящих слов, поэтому буквально выдавил из себя бессвязную фразу из одних междометий, пробормотав что-то вроде: "Ну... ты... чего..."
Оба, и мент, и водила, повернулись к нему и смотрели с откровенным удивлением. Ну с ментом ясно - он видел Вовку в первый раз и, вообще, не понимал к кому из них тот обращается. Но водитель-то... каков - продолжал смотреть на Володьку совершенно не узнавая его. Заметив, что Вовка смотрит только на водителя, мент, ничего не говоря, переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что же между ними происходит. Напряженная пауза затянулась, но вдруг по лицу водителя побежали какие-то тени, он, неожиданно, махнул рукой, потом головой, улыбнулся, ухмыльнулся, можно сказать прихохотнул, стукнул себя правой рукой по затылку, еще раз махнул рукой и все с той же ухмылкой, проговорил: "У черт! Про тебя я и забыл!"
К этому времени к Володе уже вернулся дар речи и он, сквозь зубы, проговорил:
- Твое счастье, что милиция рядом, но не дай бог еще раз на моем пути встретится - порешу!