"...не стоит даже пытаться понять, что произошло. Не потому, что это невозможно, а потому, что это бессмысленно. Всё равно ответы никому не интересны и не помогут вернуть то, что безнадёжно утрачено. Если катастрофа, постигшая цивилизацию, была Карой Небесной, значит, количество зла на земле превысило тот критический уровень, который ещё могло стерпеть Мироздание. Человечество практически стёрто с лица земли, но зла в мире меньше не стало. Не стоит искать в этом логики, особенно теперь, после того как путь в Небытие стал краток и прям..."
Чернила закончились, и он не сразу заметил, что перо лишь беспомощно скребёт бумагу. Впрочем, не было никакого смысла писать то, что всё равно никто уже не прочтёт.
Оставалось одно: смотреть туда, где рассыпчатый песок, снующие чайки, прозрачный воздух, беззаботные взгляды, загорелые тела... Взлохмаченный парень что-то шепчет на ушко юной красотке в едва заметном бикини... Красотка, похоже, полная дура, но это её нисколько не портит. Ей вообще голова ни к чему - с такими-то ногами. Чернокожий разносчик тащит поднос с оплывающим мороженым, отчаявшись продать последние пять порций, прежде чем они превратятся в розоватую размазню. Проблемы... У всех проблемы...
Сейчас ни у кого нет никаких проблем.
Что случилось? Кто знает... Небеса почернели, а земля покрылась трещинами, из которых, как кровь из ран, выступила лава. Уцелели немногие. Конца Света никто не предсказывал. Ни один лжепророк не удостоился предсмертного мгновения славы.
- Опять пялишься! - Яна подкралась незаметно. - Я спалю эту гадость! - Она щёлкнула зажигалкой и едва не донесла дрожащее пламя до уголка фотографии, стоящей на книжной полке, прислонившись к корешкам томов "Философской энциклопедии".
Он в последний момент успел перехватить её тощее запястье, покрытое то ли пятнами неровного загара, то ли разводами грязи.
- Уйди!
- Я и так здесь почти не бываю! - Как ни странно, говорила она почти спокойно, без обычной истерики. - Ты и не замечаешь, когда я здесь.
Это, конечно, было беззастенчивым враньём. Не заметить её явлений было невозможно. Каждый раз ему казалось, будто мерзкое щупальце извращённого внешнего мира врывается в его убежище. Может быть, она и приходила только затем, чтобы досадить ему... За каких-то полгода домашняя девочка успела превратиться в матёрую уличную стерву, и лучше было не интересоваться её жизнью среди обуглившихся развалин и отморозков, воюющих за руины супермаркетов и армейские склады.
- Убирайся.
Яна плюхнулась в кресло, положила на стол сигару, не щадя полировки, рассекла её пополам армейским штык-ножом и сунула в рот один из обрубков.
- Если бы не я, ты бы сдох давно. Ты меня за то и ненавидишь, что я продлеваю твои мучения? - Прикурив, она ткнула загорелой жилистой ногой в рюкзак с консервами, который принесла с собой. - Я могу и не приходить. Сам за жратвой попрёшься. Только учти: наша кодла отсюда скоро слиняет. Ни хрена здесь не осталось. Придут другие - не посмотрят, что ты профессор. Прирежут и сожрут. И выкинь, наконец, это дерьмо. - Она ткнула пальцем в сторону снимка. - Мы, хоть и хреново, но живём. Пытаемся жить. А ты всё в прошлое пялишься. Забудь, старикан! - Она швырнула на стол смятую фотографию. - Вот как это сейчас выглядит. Смирись или гроб заказывай. Так и быть - прослежу, чтоб закопали. Хотя зачем! У тебя и тут очень миленький склепик.
Она швырнула на стол связку ключей (последнее, что их связывало), поднялась, схватила прислонённую к столешнице автоматическую винтовку и двинулась к выходу, оставляя шлейф сладковатого сигарного дыма и густой запах немытого тела, обильно политого дорогими духами. С грохотом захлопнулась стальная дверь, но он даже не оглянулся. Тот мир, в который она ушла (похоже, навсегда), был ему не нужен и неинтересен...
Что ж... Жалеть не о чем. Той Яночки, что была когда-то главным смыслом его ясной и спокойной жизни, уже давно не стало... Странно, что она временами пыталась заботиться о родителе. А на тот снимок, что она принесла, лучше не смотреть...
Он не глядя сложил его пополам и сунул в карман пижамы. С глаз долой.
Раздалась телефонная трель, но он даже не пошевелился. На противоположном конце провода мог быть лишь кто-нибудь из старых знакомых или коллег, случайно выживших после катастрофы. О чём говорить? О том, что этому миру не было оставлено ни единого шанса?
Телефон упорствовал. Казалось, его вопли не смолкнут никогда.
- Доктор Лех?! Александр Лех! Я уже отчаялся вас застать. Нам сказочно повезло, что вы живы! - Голос был бодрым и молодым. Может быть, кто-то из бывших студентов. Сейчас все - бывшие... - Доктор, мы тут собрали небольшую группу интеллигенции, людей, не желающих предаваться отчаянью и стремящихся восстановить...
Всё понятно... Одни напоследок отрываются, как могут, другие пытаются тешить себя нелепыми надеждами. Он вырвал телефонный провод из розетки.
Для того чтобы смириться с реальностью, необходимо мужество. И сохранить его можно только здесь - в этом бывшем бомбоубежище, которое оборудовал ещё дед, когда все ждали атомной войны. На счастье (или на горе) себе, доктор философии Александр Лех устроил себе здесь рабочий кабинет, чтоб не пропадало без пользы тихое, сухое и тёплое помещение. Полная автономия. Полная свобода. Вселенная и Человек равновелики, и та вселенная, что внутри, так же материальна, как и этот умирающий мир. Мало это осознавать... Надо верить. Это не так уж сложно, если верить больше не во что.
Ещё один день близится к концу, и можно закрыть глаза. Всё равно память хранит каждую деталь, каждое лицо, каждый изгиб загорающих тел, каждую песчинку. Когда придёт сон, картина оживёт. Разносчик, заглядевшись на красотку, споткнётся о чьи-то ноги, и розовая размазня потечёт с подноса на чей-то не успевший толком загореть живот. Его грузный обладатель лишь досадливо хмыкнет, поднимется и неторопливо побредёт к полосе прибоя - смывать с себя розовые потёки. Всё-таки странный цвет у этого мороженого. Гаденький. Тем комичнее ситуация. Можно даже позволить себе улыбнуться...
- Доктор Лех! Какая неожиданность! Как вы здесь?
Он обнаружил, что рядом стоит Лола, его аспирантка. Широкополая соломенная шляпа, короткий махровый халатик, очки-хамелеоны и беззаботная улыбка на лице... Он вдруг ощутил, как горячий песок сквозь шлёпанцы прижигает ступни. Всё! Начался бред. Галлюцинация. Может быть, это и есть смерть? Если это так, то лучшего и желать невозможно...
- Доктор, что с вами? - Лола шагнула к нему и протянула руку, как будто испугалась, что он сейчас рухнет. - Вы такой бледный. И что за наряд?
Что за наряд? Обычная домашняя пижама, полгода не снимал...
- Вам плохо?
Плохо? Нет. Плохо было несколько секунд назад - там, в бункере, откуда он не выбирался полгода.
- Позвольте, я вас провожу домой. Может быть, пригласить врача?
Домой... Врача... Какие странные слова...
- Да, пожалуй... - С трудом выдавил он из себя. - Пожалуй, домой...
Лола заботливо подхватила его за локоть и помогла сдвинуться с места. Несмотря на жару, его знобило. Разве у мёртвых может быть озноб?
Внезапно свет в глазах померк, и он почувствовал, что падает в бездну, и чьи-то горячие руки пытаются его удержать. Бесполезно... Неужели всё?
Потянуло гарью и отбросами, стало невыносимо холодно.
- Это что за доходяга?! - Голос был молодым и хрипловатым. - Дай-ка я его прирежу.
- Отвали, Жбан! Это мой папенька. Выполз-таки из своей берлоги. - Яна почему-то хихикнула.
- На кой он тебе сдался?! - Юнец уже вытащил из ножен тесак.
- Я сказала, отвали! - Яна, похоже, не собиралась шутить. Она передёрнула затвор и направила ствол винтовки на своего приятеля.
- Крыша съехала? - Он медленно двинулся в её сторону. - Ничего, сейчас я её тебе на место...
Раздался выстрел, и юнец непонимающе уставился на кровавое пятно, растекающееся посредине собственной груди. Яна даже не посмотрела, как он медленно валится навзничь. Она подошла к отцу, лежащему на груде битого кирпича.
- Вот так... А мы будем жить. Понял? Будем, никуда не денемся.
Кто-то приподнял ему голову, и оказалось, что нет ни руин, ни свежего трупа, уткнувшегося головой в обломок бетонной плиты. Он лежал в собственной спальне. Лола заботливо поправляла подушку и улыбнулась, заметив, что он очнулся.
- Врач сказал, что всё будет в порядке. Просто вы переутомились. - Лола продолжала улыбаться. - Только никто не может понять, где вы пропадали и что с вами стряслось.
- Папа! Что это? - Яна, прежняя Яна, девочка, умница, красавица, протянула ему фотографию: его дочь в рубахе цвета хаки, завязанной узлом на животе, короткой кожаной юбке, драных колготках и тяжёлых армейских ботинках, держит винтовку наперевес и целится в объектив на фоне обнажённых внутренностей полуразрушенного дома.
- Это ничего... - с трудом выговорил он. - Ничего не было.
В этом снимке таилась опасность. Его не должно быть здесь, в привычном и спокойном мире, который только что казался таким далёким и желанным. Может быть, и в самом деле, ничего и не было - ни катастрофы, ни смерти? Если есть сомнения, нужно просто сделать выбор... Он медленно и старательно начал рвать снимок на мелкие части.