Юрьева Татьяна : другие произведения.

Все равно ты вернешься сюда

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ну очень понравилось в свое время Олдям

  
  ВСЕ РАВНО ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ СЮДА...
  
  Свобода невольника измеряется длиной
  цепи, на которую он посажен...
  Польское изречение.
  
  * * *
  
  Когда излагаешь мысли на бумаге, они становятся яснее.
  Наверное, это потому, что ты вынужден писать их одну за другой, по очереди, а в голове они обычно вьются таким густым роем, что ты еле успеваешь заметить их, не говоря уже о том, чтобы как следует рассмотреть. Ну или наоборот — какая-нибудь из них так навязчива, что отделаться от нее просто невозможно...
  Итак, отделаться или рассмотреть? Что ж... И то и другое — достаточно серьезный повод, чтобы начать эти записи. Но и то, что впервые за последние четыре года у меня оказалось свободное время, — тоже можно считать поводом.
  Свобода, впрочем, вынужденная. Свобода сидеть взаперти. Но в город вошла чума, и никто не выйдет за ворота, пока она не соберет достойную жатву и не покинет нас. И я рад этому. Иначе я снова мчался бы вперед, подгоняемый своей проклятой памятью, которая соглашалась молчать, только когда я загонял ее — как загоняют норовистую лошадь — в этой скачке по городам и замкам. От графа к маркизу, от кронпринца к герцогу...
  Походы и набеги, драки и конвои. Простой наемник, но я открыл, что очень дорого стою. А главное — память почти замолкала. Ах, это почти!..
  Сейчас я сижу напротив окна в своей комнате на втором этаже трактира, где провел уже несколько дней. Выходить на улицы опасно, да и бессмысленно, тем более, что у хозяина есть запас вина и еды. За окном только огни факелов освещают мрачную осеннюю ночь, да кое-где еще светятся одинокие окна, вроде моего.
  Все живое убралось с улиц, и горожане накрепко запирают окна и ставни. Чума пугает их до дрожи в коленках, пугает всю их туманную столицу. Она пугает всех, кроме меня.
  Если бы я еще мог чего-то бояться. Я охотник, я слишком хорошо знаю, когда пропадает страх. Тогда же, когда иссякают последние силы, и жертва понимает, что это конец. Но, не смотря ни на что, я еще охотник...
  Ну что ж... Если уж я взялся за воспоминания, то первое по праву принадлежит тому дню в середине апреля, когда начавшаяся наконец весна обещала быть бесконечной, когда ветер был слаще вина, а солнце золотило шерсть коней, так что на нее больно было смотреть. Этот день четыре года назад, когда все началось... и все рухнуло в пропасть.
  
  * * *
  
  Я иду по коридору. Я давно могу ходить здесь с закрытыми глазами, но сегодня я внимательно смотрю по сторонам, чтобы хоть чем-то занять свою — сейчас непривычно пустую — голову.
  Знакомые повороты, разбегающиеся анфилады залов, высокие стрельчатые окна и узкие лезвия лучей закатного солнца, лежащие у моих ног. Легко, еле слышно, звенят шпоры на сапогах, задевая каменные ступени, и голова моя — легкая, будто пьяная, от усталости.
  Я толкнул дверь в свою комнату и вошел.
  Тихо, только шмель, запутавшись в занавеси, жужжит на подоконнике.
  Я выпустил его, лениво стянул с головы обруч и улегся на кровать. Я слишком устал сегодня. Вот так бы лежать и лежать, и ни о чем не думать...
  Конечно, долго отдыхать мне не дали. Раздался тихий стук в дверь, и на пороге возникла служанка.
  — Ричард, вас желает видеть господин.
  Я слегка приподнялся:
  — Передай, что я буду через десять минут.
  Нет, не позволят мне лежать и не думать, а заставят отвечать, но что я могу ответить! Нет покоя, нигде нет покоя.
  Я встал, снял порванную рубашку, и только сейчас вспомнил, что ранен. Ерунда, конечно, царапина — клык вспорол мякоть плеча, не задев кости, но побаливало серьезно.
  Я смыл кровь, выбросил испорченную рубашку и надел свою любимую — цвета дамасской стали. Господин шутил, что когда я злюсь, мои глаза становятся такого же цвета. "Или это рубашка так привязалась к хозяину, что стала цвета его рассерженных глаз, а Дик?"
  Не знаю, не знаю... Я подошел к зеркалу. Нет — глаза были обычными — синими, почти черными. "Колдовские озера" — сказала недавно Лайя. Хо!
  Я стянул пояс, повыше подтянул голенища сапог (час валялся на кровати, и даже не снял обуви — хорош!) и провел рукой по волосам, хоть и осознавал всю бесполезность этого символического жеста. Моя длинная жесткая шевелюра никогда не понимала, что становиться дыбом ровно через две минуты после причесывания, примачивания, приглаживания и.т.д. — не лучший способ обеспечить хозяину приличный и респектабельный вид.
  Я взял обруч и задумчиво покрутил его в руках. Это как раз могло помочь, но с другой стороны, это ведь не официальный прием, на которых я всегда умираю со скуки. Начищенная до блеска пряжка плаща сияет на левом плече, правая рука на эфесе, серебряный обруч стягивает тщательно приглаженные волосы. Господин о чем-то беседует с гостями, покровительственно им улыбаясь, те старательно переводят довольно таки средненькие вина из наших подвалов, и просто раздуваются от гордости — ведь их принимают в Замке! — а потом еще долго будут хвастать перед соседями, как обходителен был господин, и каким прекрасным пойлом их угощали.
  А ты стоишь — дурак дураком. Рожа каменная, скулы сводит от зевоты, ни шевельнуться, ни головы повернуть. Этикет, черт его возьми! Смешно вспомнить — лет до четырнадцати мне даже нравилось бывать в карауле на таких приемах...
  Я бросил обруч обратно в ящик стола и прицепил шпагу.
  Последний взгляд в зеркало — что ж, довольно изящный молодой человек. Черные как смоль волосы эффектно оттеняют синие глаза под слегка трагическим изломом широких, почти сросшихся бровей. Растрепан, правда, но так даже лучше. В обрамлении такой копны черты лица кажутся... рельефнее, что ли. В общем, неплохо для волчонка.
  Это прозвище дал мне господин, хотя в лицо он не назвал меня так ни разу. Я случайно услышал его. Однажды я задержался в Зале для Упражнений после заката. Тогда я часто это делал. Я расставлял по всему залу поленья, которые таскал из полениц на заднем дворе, а потом в полной темноте проходил по залу, стараясь не задевать их и не опрокидывать, потому что однажды услышал от господина, что человеку, умеющему сливаться, растворяться с окружающим его миром, ничто и никто не сможет причинить вред. Как я радовался, когда у меня начало получаться с этими поленьями! Я действительно чувствовал их.
  Шел по залу, повинуясь не зрению, а какому-то внутреннему чувству, которое никогда не подводило. Позже я точно так же стал тренироваться в лесу, на всех буреломах, которые только смог найти. А как-то поразил своих приятелей, когда, завязав глаза, отбил атаку сразу четверых, и даже двоих обезоружил.
  Когда, уже гораздо позже, я рассказал об этом господину, он рассмеялся и ответил, что слова эти вовсе не его, а какого-то восточного мудреца, жившего две тысячи лет назад...
  Так вот, я задержался в Зале, а дверь была приоткрыта, и я услышал голоса. По коридору шли господин и Лео — тогда он должен был выйти на охоту.
  — Может быть, Дик? — спросил Лео.
  — Волчонок? — господин с сомнением прищелкнул языком. — Он и так слишком увлекается охотой, в ущерб всему остальному.
  — Что вы, хозяин! Он прекрасно справляется всюду. Но он же прирожденный охотник!
  — Ты думаешь? — быстро переспросил господин.
  Судя по тихому шелесту ткани, Лео пожал плечами.
  — Дик — способный малый, даже очень, но тем не менее, он просто создан для охоты.
  — Да, но охота...— господин на секунду замялся, — всего лишь охота, — неопределенно закончил он.
  — Вам, конечно, лучше знать, господин, но по-моему, Дик может сделать Охоту, а не "всего лишь", — парировал Лео.
  — Ты так веришь в волчонка?
  — А вы? — тут же последовал контрвыпад.
  Господин весело рассмеялся:
  — Лео, да у тебя задатки и замашки мэтра. Ясновидец, тоже мне. "А вы", — передразнил он несколько подрастерявшегося Лео.
  — Мэтра? Ну не сейчас же! — бурно запротестовал тот.
  — Нет, конечно, — успокоил его господин. — Сейчас для тебя найдутся другие дела, но со временем...
  — Ах со временем...— по-видимому, все, лежащее далее сегодняшнего ужина, нашего Лео интересовало мало.— Так как все же насчет Дика? Я знаю, он хотел бы.
  — Точнее, он просил тебя,— поправил господин.
  В кромешной тьме зала я презрительно тряхнул головой, но Лео и в этом случае отвечал за меня:
  — Он никогда ни о чем не просит, вы же знаете.
  — Разве?— удивился господин.— Нет, Лео. Он, да кстати и все вы, и так довольно скачете по полям. Пусть лучше останется завтра в библиотеке, я найду время с ним позаниматься.
  — Хорошо,— несколько огорчился Лео.
  Шаги господина стали удаляться, но вдруг стихли.
  — Лео!— донеслось из противоположного конца коридора.— Волчонок действительно очень хотел выйти на эту охоту?
  — Да!— соврал Лео, не моргнув глазом, и эхо раскатисто повторило под высокими сводами эту наглую ложь.— И наверное, он будет расстроен.— Господин нерешительно кашлянул.— Ну да бог с ним, не маленький, переживет. Разве что походит пару дней мрачный, да и из книжек завтра вряд ли что-то запомнит, все будет к охотничьим рогам прислушиваться,— продолжал наседать Лео, стараясь придать голосу побольше правдоподобной покорности судьбе. Я аж заслушался такими речами о себе.
  Господин не выдержал и сдался:
  — Ай, черт с вами!— махнул он рукой.— Езжайте!
  — Ага! Так я скажу Дику, что вы позволили, хоть и не хотели сначала!
  Они все еще перекликались через весь коридор.
  — Я тебе скажу!— тут же повысил голос господин, хотя казалось— куда уж...— Я тебе!..
  — Понял. Понял, хозяин!— и я услышал, как Лео фыркнул и быстренько ретировался.
  Лео, чертяка, ты всегда догадывался о большем, чем говорил вслух...
  Они ушли, а я запомнил "волчонка" и порадовался, что завтра выйду на Охоту, хоть и не должен был. Чего-то (уж и не помню — чего) я снова не поделил со своим мэтром, и он на неделю запретил мне покидать Замок. Что ж, Лео, я твой должник...
  Тут я заметил, что все еще стою у зеркала. Я невесело усмехнулся. Тяни, тяни время, но идти все равно надо. Поправив воротник, я вышел.
  Поворот направо, так было длиннее, но я не хотел сегодня идти Коридором Вечности. "Самая стоящая вещь в этом мире, Дик — сила. Там, за стенами, все еще думают, что она в их пушках и копьях. Глупости! Смотри— она за этими дверьми. Сколько ты насчитал их в этом коридоре? Знания, Дик. Они дают нам власть... и силу. Не на пушки нужно ставить, на головы. А они еще не поняли этого. Потому-то Замок и стоит над ними." — "Но они ведь поймут?" — "Конечно... Но — позже. И тогда появятся другие замки, может, и пострашнее нашего. Но нас это уже не будет волновать. Мы пройдем свой коридор до конца, и откроем все двери. Ты понял меня?" — "Да, господин".
  Я миновал Зал Боли и Зал Смеха. Я даже не остановился, как обычно, в комнате Моря, где стены обиты голубым бархатом, а стекла — бледно-зеленого цвета, чтобы солнечный свет казался прошедшим через толщу воды. Эта комната всегда меня успокаивала, но сегодня я даже не замедлил шага. Во-первых, меня ждал господин, а во-вторых... Хотя первого тогда было вполне достаточно.
  Проход впереди сузился до нескольких футов, ножны ударились о стену. Я осторожно подтянул эфес к себе, и прижал шпагу к ноге. Когда же я последний раз шел к господину этой дорогой?.. Что? Ты не помнишь, когда в последний раз обошел стороной Коридор Вечности?..
  
  * * *
  
  — Вот, Дик, — господин снял с полки большую книгу в темном переплете.— Прочтешь внимательно первые четыре главы. Остальное — потом.
  — Ага... А зачем это? — я взвесил ее на руке.— Ух, тяжелая какая!
  — Видишь ли...— господин слегка прищелкнул пальцами, затрудняясь с ответом.— В общем, Дик, поверь мне на слово — это тебе пригодится, и не только сегодня. Я хочу, чтобы ты прочитал. Договорились?
  — Конечно!
  — Тогда выйдешь после полудня. И — ты уж извини — но я тебя запру здесь часа на три.
  Я оторвался от изучения обложки и с удивлением, снизу вверх, взглянул на господина.
  — Зачем это?
  — А чтобы ты не отвлекался,— он улыбнулся и взъерошил мои и без того растрепанные волосы.— Ну-у... Не дуйся, Дик! И кстати, когда ты начнешь причесываться?
  — Да я причесался десять минут назад! Даже расческу сломал,— я действительно слегка обиделся. Отвлекался! Как бы не так! Я так давно этого ждал. Сегодня я уже не буду подручным, я сам поведу охоту. Что я, мальчишка — отвлекаться?
  Щелкнул замок, я уставился на книгу. Значит, это может пригодиться охотнику? Пхе! Вчера я целых десять минут сдерживал Лео и Мерля в том коридорчике, а им по восемнадцать и фехтуют они мастерски. Час могу стоять, не шелохнусь даже — никто не заметит в лесу, ни человек, ни зверь. А как я бегаю! Недавно служанка гнала меня тряпкой по всем этажам Замка и только на последнем... Ну, это я отвлекся.
  Я открыл книгу. Она была не слишком занимательна, и тогда, признаться, я и не понял толком, зачем мне читать ее перед охотой (точнее, перед первой самостоятельной охотой). Сейчас — догадываюсь. В первых главах очень часто упоминалось странное слово "психология" (уже гораздо позже я нашел его толкование в других книгах господина, хотя так до конца в этом и не разобрался). Об этой самой психологии охотника и жертвы в основном и говорилось. "Охотник, — прочел я в самом начале, — должен одновременно быть и жертвой, чувствовать себя в ее шкуре. Только тогда он безошибочно пойдет за ней. Фактически, они станут одним ментальным целым".
  Бр-р-р... Я тряхнул головой. Новое дело. Азарт, опьянение погони заменить книжными премудростями? Вместо семи обостренных звериных чувств, никогда не теряющих след, "охотник должен..."? Что же это будет?
  Позднее, гораздо позднее, я трижды внимательно прочел эту книгу, которую для себя (название было уж больно мудреным) называл Книгой Для Настоящих Охотников. Повзрослев и поумнев, я хотел быть Настоящим и обязательно — лучшим. Но тогда мне было просто скучно.
  Через полчаса я, с трудом добравшись до середины первой главы, решил сделать перерыв и, жуя яблоко (на столе стояла целая ваза — из нашего сада), подошел к окну.
  Я находился в комнате, полной стеллажей — что-то среднее между библиотекой и кабинетом. На крайнем от окна одна книга на пол-ладони выступала из общего ряда. Наверное служанка, когда вытирала пыль, сдвинула ее. Но мы в Замке привыкли к порядку. Я подошел к полкам, намереваясь поправить книгу. Корешок ее был бархатным и ласкал мои пальцы. Я взял книгу в руки и перевернул первую страницу...
  Мне было двенадцать лет, а от этого романа невозможно было оторваться.
  "Еще чуть-чуть, — уговаривал я себя, — только еще немного. Сейчас, вот прямо сейчас, поставлю ее на место. Только еще страничку..."
  Крестоносец наконец выбрался из тюрьмы неверных и перерезал подпруги на лошадях охраны...
  Поворот ключа в замке прозвучал громом среди ясного неба.
  — Ну что, Дик, готов? — весело спросил господин, входя.
  Онемевший, я сполз с подоконника. Господин увидел злополучный роман, который я продолжал сжимать в руках, и пригнулся, читая название на обложке. Его светлые глаза слегка потемнели. Я похолодел.
  — А-а... — только и сказал он. — Понятно. К сожалению, ты не сможешь пойти сегодня, Дик.
  — Но!..
  Я ведь так ждал!
  — Иди, — он будто и не слышал меня. — Книгу можешь взять, дочитаешь у себя.
  — Господин! — это был почти крик.
  — В чем дело, Ричард? — он круто обернулся, явно раздосадованный.— Я же сказал — можешь взять книгу. Я рассчитывал, что сегодня... Впрочем, ладно. Иди.
  Волоча ноги, я вышел. Роман перестал меня интересовать. "Я рассчитывал..." Он рассчитывал на меня, а я... До своей комнаты я не дошел. Я поплелся к его апартаментам.
  Три долгих часа я шатался под дверью, не смея даже постучать. Я знал, что господин там — изредка из-за двери доносился кашель или звук шагов. "Я на тебя рассчитывал..." А я подвел его. Из-за какой-то глупой книжки. Неужели мне ничего нельзя поручить? Неужели я ни на что не способен?! Я был беспощаден к себе, мне не пришло в голову, что все это не стоит даже выеденного яйца...
  Я ждал. Но дверь не открылась. И тогда во мне стала закипать ярость. Я испугался, я не знал, что это такое. То есть, знал, конечно, что значит боевая злость или раздражение (скажем из-за того, что тебя выгоняют из-за стола только за то, что ты подложил яичницу на стул мэтру), но то все — другое. А это была ярость на господина.
  И если еще минуту назад я готов был взвыть от раскаяния, то сейчас я весь кипел. Как он смеет?! Почему я сижу здесь, словно щенок? Да черт побери... Я сам себе хозяин!
  Захлебнувшись злостью, я вскочил и разразился проклятиями. Все, что я успел услышать к своим двенадцати годам в окрестных селениях и в близлежащем городке (в Замке брань не употреблялась и не поощрялась. Не приведи бог услышит кто-то из мэтров, и будешь ты три дня ходить со вспухшими губами и слушать смешки за спиной), я выложил сейчас, перед дверьми господина. Я орал, и мне становилось легче.
  И тут дверь открылась. Я умолк на полуслове.
  — Рич-чард! — голос господина больше походил на рык. Видно один из моих последних пассажей достиг его ушей.
  И я не выдержал. Хотя мне было уже двенадцать, я разревелся как маленький, уткнувшись в его камзол.
  — Дик, ты... что?! — слова прозвучали почти испуганно. — Перестань немедленно. Да что с тобой, в конце концов? — Тут он увидел валявшуюся на полу злополучную книгу. — Ты не пошел читать?
  — Не-ет! — всхлипывал я. — И не пойду-у... Все из-за нее! Вы рассердились?
  — Да нет же!
  — Рассердились! Вы же просили меня, а я... Я так хотел сегодня... сам...
  — Ну не сегодня, так через неделю, Дик. Прекрати, малыш, ты ведь уже взрослый, — окончательно растерялся он.
  Я наконец выпрямился, не поднимая головы.
  — Я... Господин, я обещаю, обещаю...— ком в горле мешал мне говорить, но он понял.
  Взяв меня за подбородок, господин поднял мое заплаканное, но решительное лицо.
  — О боже, Дик, иногда ты меня пугаешь.
  
  * * *
  
  Я так и не прочитал этот роман. Ни тогда, ни потом. Так я наказал себя за бунт, которого сам же и испугался, и пообещал стать тенью господина. Но... "Сам себе хозяин..." Это обожгло мне глотку незнакомым до той поры вкусом. И я снова обошел Коридор Вечности, тень нарушила свое слово, потому что такие обещания и вправду могут связать только тени, а не живых людей с горячей кровью. Тот бунт был первым, но не последним. Так может, ты и сейчас наказываешь себя? И эти четыре года...
  Нет! Нет...
  
  * * *
  
  — Дик!
  Я поднял голову и раскинул руки.
  — Лайя, малышка!
  Она обняла меня за плечи.
  — Дик, говорят...— Лайя потупилась. Я криво усмехнулся. Слухи ползут быстро. — Это... правда? — она нерешительно взглянула на меня. Я только кивнул. Ее брови поползли вверх.— О-ой... Что же ты наделал...
  "А что?!" — хотелось крикнуть мне, но я сдержался:
  — А что? — вышло даже чуть небрежно.
  Лайя отступила на шаг и склонила голову к плечу, разглядывая меня, будто увидела впервые. Я невольно залюбовался.
  Как только не гнется тонкая фигурка под весом такой копны волос. И желтая туника, крест на крест перехваченная портупеей, так идет к ее карим глазам. Амазонка — даже в Замке любимый короткий меч за плечами. Лайя всего лишь на год младше меня, ей пятнадцать, а на ножнах кинжала у нее уже три бронзовые насечки.
  — Господин...
  — Он ждет меня, — поспешно перебил я.
  — Дик, — она поправила застежку туники на левом плече. — Ты опять рассвирепел, да? Не помнил, что творил и так глупо запорол охоту? — она с надеждой заглянула мне в лицо.
  Вот сейчас я рассвирепею, это точно!
  — Нет, — отрезал я.— Я был в здравом уме и трезвой памяти!
  — Ах так!— взмах рыжих волос, и Лайя скрылась в боковом коридоре.
  Я только фыркнул. Не сверкай глазками, я не боюсь. Хотя... Последний раз, когда эти глаза метали молнии, мне пришлось отсиживаться на верхушке самого высокого дерева в саду.
  Ты догадалась, что я нарочно отвел арбалет в сторону от мишени — поддался тебе. Но иначе ты бы просто не смогла выиграть.
  Я погладил серебряную змейку на ножнах. Даже у Лео, даже у Мерля были только насечки.
  Перед дверью в комнаты господина я остановился. Итак, Дик, в здравом уме и трезвой памяти? Так почему же ты медлишь? О боже, как я устал за сегодня...
  Я толкнул дверь.
  — Дик? — донеслось откуда-то из дальних комнат.
  — Да, господин.
  — Проходи сюда.
  Я миновал кабинет и вошел в следующую комнату. В ней почти не было мебели, только рояль и пара кресел возле низкого кофейного столика. Балконная дверь была распахнута настежь.
  Уже почти стемнело, и прохладный вечерний воздух разливался по комнате, наполняя ее особым ароматом — ароматом весенней ночи.
  Господин стоял на балконе. Тонкие пальцы с силой сжимали перила.
  — Садись, — тихо сказал он не оборачиваясь.— Хочешь выпить?
  — Нет, спасибо, — я сел. Между его плечом и косяком балконной двери оставалась небольшая щель. Было забавно наблюдать, как в ней — словно в прицеле арбалета — мелькают силуэты гуляющих в саду и черные быстрые тени пролетающих мимо птиц.
  Минута прошла в молчании. Наконец господин обернулся, его светло-серые глаза чуть потемнели.
  — Ну, Дик?
  Я с трудом заставил себя оторваться от игры теней за окном и перевел взгляд на господина. В сумерках его лицо казалось неясным светлым пятном, на темных волосах мерцали последние багровые блики уходящего солнца.
  Я промолчал. И я не опустил глаз.
  Он нахмурился.
  — Я же говорил, Лорд нужен мне живым!
  Да, вы говорили, господин...
  
  * * *
  
  — Быстрее, быстрее Джон! — я уже не мог спокойно устоять на месте, а подручный все возился с упряжью. — Дай сюда!
  — Пожалуйста.
  Я привык к нервному и капризному Черту, а потому шарахнулся, когда Кузнец — один из смирнейших меринов нашей конюшни — дернул задней ногой, отгоняя мух. Седло съехало набок. Джон не удержался и фыркнул, глядя как я пританцовываю вокруг этой клячи. Минуту назад плясал он, а орал я. Я усмехнулся ему в ответ. Сегодня Черт нам без надобности — бешеных скачек не будет.
  Во дворе Замка, где мы с Джоном и потешали публику этим утром, собралось непривычно много народу, наверное, по случаю первого по-настоящему весеннего дня. Обычно, каждый занят своим делом, и не в наших привычках бездельничать и глазеть на остальных, как это делают те, за стенами.
  — Готов, Джон?
  — Давно, Дик.
  Я проверил, легко ли вынимаются из ножен шпага и кинжал, и уже готов был вскочить в седло, когда увидел господина. Тут я не удержался и улыбнулся про себя. Мгновенно забыв про ласковое солнышко, все исчезли, словно их ветром сдуло, хоть господин даже головы не повернул в их сторону.
  — Ты быстро собрался, Дик.
  — Мы сейчас выезжаем.
  — Ну смотри, Лорд не простая птичка.
  — Я тоже не из последних птицеловов.
  Он рассмеялся:
  — В скромности тебе не откажешь.
  Я чуть приподнял брови:
  — Зачем же себе в чем-то отказывать? Но... вы думаете иначе?
  — Нет, — успокоил он меня. — Я тебя просто дразню. Ты ведь как испанский бык — бросаешься на любую красную тряпку, хоть это дамский платочек, хоть королевский плащ. Впрочем, если тебя это обижает, если ты считаешь себя слишком взрослым для шуток...— он развел руками.
  Испанский бык. Мило! Тем не менее, я расплываюсь в совершенно дурацкой улыбке:
  — Не-а!...
  — Ну, давай, — кивнул господин.
  Я прыгнул в седло и в воображении своем уже пролетел подъемный мост, когда вспомнил, что подо мной не Черт, а копуша Кузнец. Пришлось умерить свой пыл и чинно покинуть Замок. Но за воротами я применил все свое умение, и мой одр понесся вскачь.
  — Стой! — Джон нагнал меня с трудом. Его серая кобыла свернула с пыльной набитой дороги, и теперь мы ехали топча свежую, недавно пробившуюся траву заливного луга. — Стой, черт тебя дери! Они никогда не выезжают раньше полудня. Взгляни на солнце, парень!
  Я взглянул и даже застонал сквозь сжатые зубы. Хоть оно и стояло уже высоко, но полдень... Он казался мне таким же далеким, как и следующая зима.
  — Что ж мы так гнали-то, Джон?
  — Это ты горячку порешь с самого утра, — проворчал Джон.— Теперь вот таскайся тут по рощам, жди. Шалый ты какой-то, Дик.
  — Ладно, — примирительно сказал я, — подождем, — и перевел возрадовавшегося Кузнеца на шаг. — Хоть на солнце пока погреемся.
  Я стащил куртку и остался в одной белой рубашке, тут же вздувшейся на спине пузырем. Скоро плечи стало ощутимо припекать. Жаркий будет сегодня день. Плохо для охоты...
  Джон, уже успокоившись, ехал рядом и болтал без умолку:
  — Она мне: "ах, оставьте вы ваши басни...", а я ей... Да ты не слушаешь, что ли?
  — Слушаю, слушаю, — успокоил я его.
  — Дик, а с чего это господин сегодня тебя проводить вышел?
  — Лорд — не простая птичка, — рассеянно процитировал я. Лорд...
  Он был хозяином ближайшей к Замку деревушки и, еще нескольких по соседству. Пару месяцев назад я слышал, что он присоединил к своим владениям еще три дальних села. В общем, Лорд потихоньку сколачивал себе королевство и, похоже, всерьез точил зубы на господина. Это было просто смешно, и рано или поздно он бы их сломал. Кажется, именно по его вине нас последние годы так люто ненавидели местные крестьяне. Правда, и раньше-то особой любви к людям Замка не наблюдалось. Бог мой, чтобы это когда-нибудь нас волновало!
  Но не поэтому он понадобился господину, отнюдь. Я догадывался, почему, но... Сейчас меня интересовала предстоящая охота, и только она.
  — Дик! — Джон натянул поводья. Я очнулся и резко вскинул голову. — Время, Дик. Они начинают.
  Я посмотрел в сторону леса. В полумиле от него, на холме, гарцевало около дюжины всадников, раздавалось конское ржание и лай возбужденной своры, взревывали охотничьи рога.
  — Без нас не начнут, — я соскочил с коня. — Жди, где договорились, — и помчался напрямик к опушке, пригибаясь как можно ниже.
  Очутившись среди деревьев, я разрезал левое предплечье и дал крови стечь на землю. Этого должно было хватить. Потом отошел в лес шагов на сто и остановился под раскидистым дубом.
  Через четверть часа на опушке раздался захлебывающийся лай, собаки взяли след. Я прислонился к стволу. Ну-с, сиятельнейшие господа, дичь заждалась.
  — Э-э... Да это мальчишка!
  Я медленно повернул голову, чтобы массивный серебряный обруч в моих волосах поярче сверкнул на солнце.
  — Это щенок из Замка!
  Узнали? Вот и славно!
  Я вздрогнул, так, чтобы это было заметно, и метнулся за дерево.
  — Он ранен, спускайте собак!
  С каким, однако, торжеством ты вопишь.
  Я побежал, стараясь не слишком отрываться от собак, и отчаянно петляя. Ну давайте, давайте же! Не отставать! Нужно увести остальных от Лорда.
  Смотри, впереди бурелом, а за спиной трое вырвались вперед. Но Лорда там нет. И хорошо, что нет. Так интереснее. Подпусти их ближе... Еще ближе... Прыжок!
  "Отлично, Дик!" — мысленно похвалил я сам себя. Только одна лошадь прыгнула следом. Другие две заартачились и сбросили своих седоков.
  Кавалькада обогнула валежник, несколько собак покалечили лапы и, скуля, отстали, а я побежал к обрыву. Но этот маневр разгадали и перерезали мне дорогу.
  Оставалось еще озеро. Я задержался на долю секунды, выбирая кратчайший путь к нему, и тут же что-то щелкнуло возле пятки. Не зевай, Дик. Я наугад пнул ногой назад и, судя по визгу, не промахнулся.
  Впереди замаячило открытое пространство — поле мили в две. Значит, я все же чуть просчитался и вышел западнее. Ладно, вперед.
  Я припустил во весь дух. Мне вовсе не улыбалось мчаться по полю наперегонки с великолепными скакунами. Иное дело — в лесу.
  Я пробежал уже половину, когда мои охотнички вылетели на опушку. Ну, белая рубаха, надетая специально по такому случаю, должна быть хорошо заметна.
  Свист, улюлюканье... Ты догони сначала, потом свистеть будешь.
  Я добежал до деревьев, окаймлявших озеро, и остановился.
  Жаль, не вижу себя со стороны. Я должен эффектно сейчас смотреться — взъерошенные волосы, горящие синие глаза, рукав белой рубашки окровавлен... И все это — на фоне яркого безоблачного неба. Ай, картинка! Лайе бы понравилась.
  Еще пара тяжелых вздохов... Я загнан, обессилен... Короче, почти мертв. Вперед, смельчаки!
  Всадники — теперь их осталось только пять — остановились. Собаки жались к ногам лошадей и тяжело поводили лохматыми боками. Что такое? Что с бесстрашным Лордом и его свитой? Неужели испугались? Кого? Одинокого, раненого мальчишку? А ведь так славно веселились, охотясь на него. Правда, мальчишка-то — из Замка, и им это известно. Но им неизвестно, что это не их, а моя охота.
  Так мы стояли и смотрели друг на друга около минуты. Потом над моей головой свистнула стрела, но уже на излете, так что я просто поднял руку и поймал ее.
  С уст Лорда сорвалась непристойная забористая ругань. Я поморщился и провел рукой по губам — не люблю брани. Вторую стрелу я проводил взглядом. Наконец громадный черно-рыжий пес — вожак своры — решился и бросился вперед. Лорд тронул поводья, и его конь легко сорвался следом. Я подождал, пока они приблизятся, и бросился в воду. Озеро здесь было узким, так что я рассчитывал быть на другом берегу гораздо раньше погони, уходившей на обход.
  Проплыв около двух третей, я обернулся и удивился несказанно. То, что пес поплывет за мной, я знал, но что за ним последует и Лорд, было для меня неожиданным. Лорд не захотел бросить гордость своей псарни? Что ж...
  Он сидел почти на самой холке, уравновешивая своей грузной фигурой запрокинувшегося коня. Впервые я имел возможность так близко рассмотреть его лицо — суровое, жестко очерченное и очень морщинистое. Ему, пожалуй, лет сорок.
  Выходя на берег, я поскользнулся, но вскочил почти сразу же и обернулся, глядя на Лорда. Ты сам отдался в мои руки. Стоп, а где пес? Я закрутил головой, но его нигде не было видно. Ты упустил его? Трава передо мной внезапно раздвинулась, и туша, размером с теленка, прыгнула мне на грудь, разевая достойную акулы пасть. Я не устоял на ногах и упал. Плохо, Дик, очень плохо!
  Пес вцепился в плечо, и я с трудом оторвал его от себя. С его клыков стекала моя кровь. Я начал злиться. Мы покатились по земле, и каждый пытался добраться до горла врага, только я тянул руки, а он — зубы. Широкая тень накрыла нас, и тихий голос отчетливо произнес: "Так его, так, малыш!" А-а... Ты решил помочь любимцу? Я догадывался, что Лорд не станет топтать меня лошадью из боязни задеть собаку, и еще сильнее вцепился в черно-рыжую длинную шерсть. Конь Лорда заржал коротко и зло, и в нескольких дюймах от моего лица и оскаленной собачьей морды мелькнуло копыто. Лорд чертыхнулся и натянул повод. На шкуру пса с изгрызенного мундштука полетели хлопья пены. Наконец, мои пальцы добрались, минуя громадные клыки, до мягких уголков собачьей пасти и с силой нажали на них. Пес дернулся, едва не отбросив меня. Ну все, пора кончать.
  Я вскочил на ноги, придерживая собаку за верхнюю челюсть, и ногой наступил ей на основание хребта. Он снова дернулся, с хрипом, почти стоном. Я сильно рванул руку вверх...
  Похоже, что слишком сильно. Из разорванных жил хлестнула кровь. Отшатнуться я не успел. На секунду мои глаза встретились с глазами Лорда, а потом я подрезал сухожилия его лошади. Он вскочил мгновенно и выхватил шпагу.
  — Ах ты... сучонок!
  Я улыбнулся и достал свою. Терпеть не могу брани...
  — Что случилось, Дик? — Джон уже стоял наготове, держа коней в поводу.
  — Все в порядке.
  — Но... ты весь в крови!
  — Это кровь собаки.
  — Где Лорд?!
  — Я убил его.
  — Что-о?!
  — Убил, говорю, — я сел в седло. "Дик, он нужен мне живым". Я мог это сделать, мне ничего не стоило привести его, только подавить то секундное желание разорвать, убить... Я должен был это сделать. И я этого не сделал.
  Я тронул Кузнеца пятками. Обратно ты небось быстро побежишь. Позади молча ехал растерянный Джон.
  * * *
  
  — Да, господин,— я поднял голову,— вы говорили.— Если он ожидал продолжения, то напрасно. Странно себя чувствуешь, когда на губах, кажется, повис амбарный замок.
  — Жаль,— господин задумчиво забарабанил пальцами по подлокотнику,— очень жаль...
  — Если хотите, я завтра пригоню вам стадо этих зверюшек,— сказал я, просто чтобы хоть что-то сказать.
  — Мне нужен был Лорд! — резко бросил господин, но тут же смягчил тон.— Боюсь, ты не понимаешь, Дик. Сам по себе, Лорд гораздо интереснее всех этих, как ты говоришь, зверюшек. Сильная личность... Интересная, я бы даже сказал — необычная, модель психики для владетеля этого времени... Ах да, ты же не знаешь, что это такое.
  — Ну почему же,— безучастно ответил я.— Я ведь читал ту книгу, где поля сплошь красные от ваших пометок. Фрейд, кажется...
  — И много ты там понял? — удивился он.
  — Почти все. Так что, боюсь, я отлично понимаю, что он был вам интересен не только как новый экспонат Зала Боли, — с неожиданным для самого себя ехидством закончил я. Если это была реакция на его резкость, то она несколько запоздала, да и потом вообще — реакция?
  Но толком удивиться я не успел.
  — Тем лучше, если понимаешь,— господин поднял на меня внимательный пронизывающий взгляд. Я никогда не мог (да и не хотел, если честно) защититься от этого взгляда, скрыть что-либо от него. Но сейчас он меня почему-то раздражал. — Что же случилось такого, что ты прикончил его, вместо того, чтобы привести сюда?
  Ничего такого у меня случиться не могло, и господину это было хорошо известно. У кого угодно, но не у меня. И тем не менее, вопрос задан. Мне принимать его как шанс оправдаться?
  — Ничего!
  — Вот как? — он нахмурился.— В чем же дело?
  Я устало откинулся в кресле и закрыл глаза. Вопросы становятся назойливыми. Неужели нельзя подождать с ними хотя бы до утра?
  — Дик!
  — А? — я вскинул голову.— Вы что-то сказали?
  — Я что-то спросил, Дик!
  Только тут я понял, что он начинает сердиться, и холодно улыбнулся про себя, припомнив, что еще вчера меня бы это сильно обеспокоило. Над тем, что изменилось от вчера до сегодня, я решил поразмыслить попозже, и чем позже, тем лучше.
  — Затрудняюсь с ответом, — на тот момент это было правдой. Я подумал и добавил: — Просто так, — звучит почти дерзко.
  Изумленные, мгновенно потемневшие глаза:
  — Что-о?!
  — Мне повторить?
  — Дик!
  — Не кричите, — тихо посоветовал я.
  Он встал и прошелся по комнате, я продолжал сидеть, внешне совершенно безучастный.
  — Я все же выпью с вашего позволения.
  Господин резко остановился и повернул голову в мою сторону. В его глазах я ничего не сумел прочесть.
  — Поздно, Дик, ты уже отказался.
  Тут он был прав.
  — Я могу идти?
  — Можешь.
  Я медленно поднялся. И вы... Вы так спокойно... "Можешь!" Черт побери!
  — Поговорим завтра, — добавил он.
  — Завтра у меня не будет времени,— сквозь зубы процедил я.— Я поеду завтра за плотником, иначе не успею на следующую охоту. Она, конечно, будет не такой интересной как эта, — продолжал я с тихим злорадством по мере того, как у него менялось лицо, — но все же...
  — Сядь! — рявкнул он. Я присел на подлокотник. — У тебя завтра не будет времени? Теперь у тебя его будет предостаточно, потому что ты не выйдешь за ворота, пока не дашь мне объяснений, и таких, чтобы я их принял! Ты понял меня?!
  — Объяснений?! — меня будто окатили холодной водой. Ледяная рука, сжимавшая сердце с того момента, как я понял, что стою над телом Лорда, ослабила хватку, и застоявшаяся кровь ударила в голову. — Каких объяснений?! Я — так — хотел! Это объяснение вы примете? Другого у меня нет!
  — Ричард, — тихо проговорил он, — ты становишься дерзок.
  — Да-а? — я почти развеселился. В конце концов, я ни разу так с ним не говорил. — Вам так кажется? А может быть, вы ошибаетесь? Могу повторить — мне так захотелось, только и всего. Или мне запрещено чего-то хотеть?
  — Дурак! — зло бросил он.
  — Возможно, — согласился я. — Смотрите, я убил его вот так! — Выхватив шпагу, я сделал выпад в сторону господина. Он даже не шелохнулся, просто стоял и смотрел на меня совершенно темными глазами. Таких глаз я у него еще не видел. — Удар в горло, как вы учили, и все! — я нанес еще несколько ударов, клинок со свистом рубил воздух. — А мог вот так! Или так!
  — Ричард!
  — Нет, действительно, мог! Да вы знаете, вы же сами выбиваете у меня шпагу только на третьей минуте...
  — Дик, прекрати!
  -... но сегодня трех минут вам не хватит. Меньше, чем за пять не управитесь, я сегодня в ударе...
  — Перестань, — негромко приказал он.
  И я вдруг задрожал от этого тихого голоса. Господин, господин, ну почему вы не сказали этого раньше? И все было бы как раньше... Но я уже слишком далеко зашел, слишком много сказал здесь и сделал. Перестать? Поздно.
  — Нет, серьезно, попробуйте!..— и я снова говорил что-то, болтал как ученый попугай. И дрожь проходила, и уходил сегодняшний вечер, и все, что было с ним связано. И на месте жгущего острой болью желания бежать как можно дальше от этих глаз возникало что-то новое. Что-то, от чего голова моя становилась легкой, будто пьяной. "Я так хотел" Я! Я расхохотался.— Ну же, господин, берите шпагу и начнем, ведь свою я уже достал. Помнится, вы говорили, что оружие не должно понапрасну покидать ножны. Надеюсь, ваш урок достаточный повод? Тем более, я становлюсь дерзок...
  Он пристально и с легким удивлением смотрел на меня, но я снова не отводил взгляда! Тогда господин взял шпагу.
  — Часы на рояле, Дик.
  Я перевернул трехминутные песочные часы, и мы начали.
  — Сегодня вам их не хватит,— напомнил я.
  Он только чуть покривил губы, но глаза, потемневшие почти до черноты, были более откровенны. "Ты и впрямь сошел с ума, Дик",— рванулась откуда-то изнутри слабая мысль, но тут же исчезла, и больше я ее в тот вечер не видел.
  — Посмотрим,— холодно ответил господин, становясь в позицию.
  Удар, финт, удар, звон стали, финт... Моя шпага на ковре, а песок в часах пересыпался едва ли наполовину.
  — Еще? — господин посмотрел на меня преувеличенно внимательно. "Что с тобой, Дик?"
  — Да, — я перевернул часы и поднял шпагу.
  Три молниеносных финта подряд, и короткий резкий удар, которого я никогда еще не встречал — и я снова безоружен.
  — Еще! — я закусил губу.
  — Как хочешь,— он уже улыбался, и такой улыбки я тоже у него раньше не видел. Все, что угодно, лишь бы стереть эту улыбочку! Я бросился вперед.
  Атака эта окончилась тем же, что и предыдущие. Я стоял, растерянно моргая, и в грудь мне упиралось лезвие шпаги господина.
  — Доволен? — он покосился на часы. Не больше минуты. - Успокоился?
  — О да! — я скрипнул зубами. Проучили, как щенка, и ты сам на это напросился! Но таких приемов фехтования я просто не знал. Ну, долго ты еще будешь стоять тут как болван?! Заканчивай скорее! — Вполне! — прорычал я.— Спасибо за урок!
  — Урок еще не окончен, Дик,— жестко ответил он.
  — Верно, — подхватил я.— Обезоружить наглеца — разве это урок? А вот теперь...— до боли в скулах стиснув зубы, я сделал большой шаг вперед.
  Он успел отшвырнуть шпагу, а в следующий момент я уже лежал на ковре, и левая щека горела.
  — Сопляк! — выкрикнул он.
  — Вы...— я мало что сейчас понимал, кроме того, что меня сбили с ног. Одной пощечиной.— Вы!..— мой позор ощущался лопатками, почему-то как жесткий ворс ковра. И тут моя правая рука нащупала эфес шпаги, валявшейся на полу.
  И все...
  Бурлящий поток боли, злости, обиды захлестнул меня, и этот поток нужно было обрушить на чью-то голову.
  Я встал.
  Сжал шпагу.
  И бросился вперед.
  У меня на ножнах серебряная змейка, я чувствую оружие нервами, я не мог промахнуться.
  Я промахнулся.
  Он отбил лезвие тыльной стороной ладони и даже не порезался при этом. Он чуть не сломал мне руку, вырывая клинок.
  А потом он сказал только одно слово:
  — Безоружного?!
  После чего меня смел вихрь. Если я и защищался... Впрочем, наверное нет. Я просто не верил. Он же ни разу... Господин никогда... Я поверил, когда сломал спиной столик, и успел только откатиться с обломков, чтобы не упасть на них второй раз. Мне хотелось взмолиться — "довольно!", но горела щека, и огонь этот пополз куда-то в грудь, заставляя меня только крепче сжимать зубы, чтобы из горла не вырвался крик. Ласковый ночной ветерок колыхал занавеси на окнах и обдувал мое разгоряченное разбитое лицо. Любимчик-Дик разозлил господина... Я устал подниматься и падать снова. Я мог повалить жеребца, но я даже не мог поймать и удержать его за руки. За руки, ни разу до этого на меня не поднимавшиеся. Только когда я упал на открытый рояль, стонущий звук лопнувших струн остановил его.
  Я с трудом оторвался от разбитых клавиш, медленно встал. Тело ощущалось с трудом.
  — Дик, ты...
  Я повернулся и вышел. Кое-как добрался до своей комнаты и лицом вниз рухнул на кровать. Слез не было, но меня била крупная дрожь.
  Лицо болело, наверное, я получил не одну пощечину. Я застонал и вжался в подушку. А угодливая память разворачивала передо мной все снова и снова, во всех подробностях. Да, я поднял оружие на господина, я ударил безоружного, но так меня ни разу не избивали. Я чуть не взревел от стыда и ярости.
  — Дик,— рука господина на моем плече.
  Я рванулся:
  — Не прикасайтесь ко мне! Хозяин...— язвительно добавил я.
  Он устало провел рукой по лицу:
  — Дик, послушай... В том, что случилось, мы виноваты оба.
  — Да, конечно, оба! — я визгливо расхохотался, и тут же оборвал этот истерический смех.— Я — в том, что не привел Лорда, а вы!.. вы в том, что не убили меня за это!
  — Дик...
  — Я шестнадцать лет уже Дик,— перебил его я. — Шестнадцать лет я ваш покорный слуга, ваша тень...
  — Ричард успокойся!
  — Я спокоен! Но — простите хозяин — я не буду лизать руку, которая меня бьет. Это привилегия ваших псов.
  Я вскочил, лихорадочно прицепил шпагу и бросился к двери.
  На пороге я обернулся:
  — Урок окончен. Прощайте.
  Он слегка покачал головой и посмотрел на меня ясными светло-серыми глазами. "Ты все равно вернешься, Дик." — "Нет." — "Ты не сможешь." — "Значит, подохну."
  — Ты волен делать все, что захочешь, Ричард, — спокойно ответил господин.
  
  * * *
  
  Я встал и подошел к окну. В непроглядной тьме только несколько костров полыхали багровыми точками, как адское пламя, как огонь, четыре года жгущий мне душу. Насмехающиеся тени плясали по черным стенам — где-то жгли дома умерших. Чтобы остановить чуму, нужно уничтожать очаги заражения — так, кажется, он говорил. Горожане, видно, тоже знают это.
  Я сел на подоконник и распахнул окно. Злой ноябрьский ветер тут же ворвался в комнату. Запрокинув голову, я смотрел на низко нависшее, затянутое тучами небо. Так окончен ли урок?
  Сквозь тучи просвечивают редкие звезды. Вот Кассиопея, а в зените — Лира с Лебедем. Интересно, как их величают здесь? Я знаю только такие названия, потому что их говорил господин.
  "А вот это что? А там, на западе?" — "Стрелец. А за ним центр галактики, малыш." — "Центр чего? А-а... Как наш Коридор Вечности, да?" — "Ну почти, только больше."
  Звезды-звезды... Только вы у меня и остались. Все остальные — ушли, покинули меня. И я не хочу их помнить, но не могу не вспоминать! Это ты ушел, Дик...
  "Волчонок — прирожденный звездочет", — авторитетно заявлял Лео. "А как быть с прирожденным охотником?" — смеялся господин. "И это тоже".
  Любимец, лучший, звездочет, сильнейший... Этого тебе показалось мало. Конечно, иначе я не был бы всем этим. И он это знал. Он был сильнее, и это не давало тебе спать по ночам.
  Это ли, Дик? Или просто страх, что у тебя получится? Ученик всегда идет дальше своего учителя, тем более — лучший ученик.
  И что тогда? Сам по себе? Сам за себя? Без него? Ты просто испугался, и очертя голову бросился доказывать, что ты сможешь. Так что не говори пожалуйста, что не ведал, что творил.
  Ну а что потом? Когда доказал? Почему ты не унялся, когда трижды потерял шпагу?
  Из оконного стекла на меня смотрело бледное лицо с больными, воспаленными от бессонницы, глазами. Трехдневная щетина на щеках и подбородке, волосы всклокочены, взгляд — дикий.
  М-да... Замечательное в своей неповторимости огородное пугало.
  Видел бы тебя сейчас Лео, любимчик-Дик. При чем здесь Лео?! Кажется, ты хотел назвать другое имя!
  — Довольно! — зарычал я на себя самым суровым тоном, на какой только был способен.— Ты совсем расклеился, Ричард!
  Я спустился вниз, чтобы поужинать и взять бритву, действительно, пора было привести себя в порядок. Хозяина в зале не было. Слуга, дремавший в углу, протер глаза:
  — Чего-нибудь желаете?
  — Вина и мяса.
  — Если вы немного подождете, я позову хозяина.
  — Пошевеливайся.
  Он ушел. Минут десять я ждал, потом начал нетерпеливо барабанить пальцами по стойке. Еще через четверть часа пришел хозяин; я прекратил крошить в пальцах глиняную чашку.
  — Я же просил пошевелиться!
  — Простите, — тихо ответил хозяин.— Я был с женой, она больна.
  — Милейший, меня не интересует ваша жена. Ужин, и быстро!
  — Слушайте... вы! — слуга внезапно побелел.— Его жена умирает! Вы можете это понять?! Или...
  — Кроме того, мне нужна бритва, — холодно отчеканил я, смерив его взглядом, для чего мне пришлось наклонить голову.
  Он чуть не бросился на меня, но хозяин удержал его.
  — Дай ему его ужин, Уилл.
  Я забрал тарелку и пару бутылок, прихватил бритву и пошел к себе наверх.
  — У него не улыбка, а волчий оскал,— прошипел за моей спиной слуга.— Сумасшедший верзила! Он держится так, будто не выполнить его прихоть, значит поссориться с самим господом богом.
  Я усмехнулся и прикрыл за собой дверь комнаты. В чем-то ты прав, приятель, но только в чем-то...
  Костры за окном разгорелись ярче, и их стало будто бы больше. Откуда-то слышалось заунывное пение и погребальный звон колоколов окрестных церквей. Прижавшись лбом к стеклу я любовался. Любовался этой страшной — мертвой — чернотой, и кострами, и запахом гари, и звоном колоколов... Говорят, огонь очищает. И наверное, он лишен памяти. Я завидовал ему, он был свободен. А я... Я! "Ты волен делать все, что захочешь..." Я волен? Да. Взойти на любой престол мира, разрушать города, купаться в золоте... Почему бы нет? Я теперь один из "тех — за стенами", теперь — один из этих, но я шел Коридором Вечности! Так почему бы нет?
  Но ведь мне это не нужно. Я не хочу этого. Я хочу только быть тем, кто я есть... А кто ты есть? Сумасшедший верзила? Взбунтовавшийся мальчишка? Волчонок, потерявший вожака? Или все-таки человек, решившийся сказать "Я сам себе хозяин", "я так хотел"?
  Волен... Разве что дышать. Но не волен жить и забыть.
  Я побрился, аккуратно накрыл на стол и поужинал, не отрывая глаз от окна. Горела уже вся восточная часть города. Скоро огонь переберется через реку и дойдет до королевского дворца.
  Как я прикончил обе бутылки, я и не заметил. Взметнулся сноп искр от нового костра, превращавшего чей-то дом в факел. Большой колокол Собора Святого Павла ударил набат. Я усмехнулся, потому что это уже не могло помочь столице острова туманов.
  Подняв руку, я перекрестился. Руку приучить было просто, а вот голову...
  * * *
  
  Я с любопытством крутил головой и вертелся так сильно, что люди вокруг стали оборачиваться.
  — Дик, прекрати! — зашипел мэтр.
  Не так-то это было просто!
  Мне было девять, и я впервые попал в церковь. Вместе с мэтром, конечно. Одеты мы были как местные крестьяне (уж и не помню, куда мы ходили в тот день, но довольно далеко от Замка), и нас вполне можно было принять за отца с сыном. Это была всего лишь маленькая церквушка соседней деревеньки, но я первый раз в жизни видел что-либо подобное. Естественно, что я сильно смахивал на волчок и не давал покоя прихожанам.
  По случаю воскресенья церковь была забита до отказа.
  Мое неугомонное внимание привлекла картина над головой бородатого дяденьки в платье, стоявшего на возвышении и что-то говорившего. Он — излишне на мой взгляд, хотя и плавно — взмахивал время от времени руками. Это приводило меня в замешательство: красиво, с одной стороны, с другой — у нас в Замке на жесты были скупы. Это считалось... дурным тоном, что ли. На картине... Нет, эта была не картина.
  — Что это? — понизить голос я не счел нужным.
  — Тише, Дик,— мэтр нервно огляделся, но к счастью, на мой вопль никто не среагировал, и он успокоился.— Это распятие.
  — Рас... что?
  — Распятие. Тихо, не шуми. У нас могут быть серьезные неприятности,— мэтр ссутулился, чтобы не так сильно возвышаться над толпой.
  Я внял и замолчал. Привлекать внимания действительно не стоило, узнают — разорвут.
  Вот если бы мэтр еще и объяснил, что это за штука такая — распятие. Я присмотрелся. Крест. А на нем... фигура. Как он там держится? Привязан? Нет, прибит. Прибит гвоздями, здор-ровыми такими! Ой-й... Я даже поежился. Это же должно быть очень больно. Так и есть, вон он какой замученный — голова свесилась на грудь, глаза закатились, руки и ноги как тонкие ломкие веточки в конце осени. Интересно, что он там делает?
  Э-э... Не только там. Я опять начал озираться. Этот... прибитый был везде — на потолке, на стенах... Только не на всех картинах был крест. На многих он просто ел, пил, шел куда-то, с кем-то разговаривал... Были еще такие, где он сидел в высоком кресле, и вокруг головы у него что-то сияло. Интересно, кто он такой?
  Почесав в затылке для оживления мыслей и не получив результата, я обратился с этим вопросом к мэтру:
  — Мэтр, кто это?
  — Где? А-а... это? Это Бог.
  Вразумительное объяснение.
  — А кто такой Бог?
  — Потом, Дик, вопросы потом... Пока что просто смотри.
  — А что они все делают?
  — Молятся.
  — Как это?
  — О-ох...— мэтр озадаченно потер лоб, уже явно жалея, что позволил мне затащить его сюда.— Ну, они просят его...
  — Кого?
  — Да Бога же!
  — А-а... Так это их господин?
  — Вроде того. В общем, да.
  — Тогда понятно, — успокоившись, я снова принялся наблюдать. Странный, однако, господин. Мог бы хоть поговорить с ними, его же просят о чем-то. Правда, он нарисованный, но какого еще господина можно ждать от этих...— я презрительно фыркнул и вдруг замер, пораженный внезапной мыслью.— Их господин?! Но... Этого же не может быть! Посмотрите на него, мэтр!
  — Дик, тише...
  — Посмотрите на него, он же слабый!— я снова не заметил, что говорю в полный голос.— Его ведь победили, раз потом прибили к кресту! Так почему их господин он, а не тот, кто это сделал? — мэтр уже доставал кинжал — в такой тесноте шпага была бы бесполезна. Он не просил меня замолчать, теперь было поздно — на нас смотрели во все глаза.— Так не бывает, слабый не бывает господином, это ложь!..
  — Они из Замка!!!— крик повис над толпой, и мне пришлось прервать свою обличительную речь на полуслове. Но прежде чем они опомнились, мэтр уже тащил меня за руку к выходу.
  Остановились мы только в поле.
  — Ну Дик!..— только и сказал мэтр.
  Я почесал в затылке.
  — Но он действительно слабый и...
  — Дик, заткнись!— рассвирепел мэтр.— Еще чуть-чуть — и ты оставил бы там голову по вине своего длинного языка!
  — Не смейте на меня кричать!— внезапно огрызнулся я.
  — Что-о?
  
  * * *
  
  Через подъемный мост меня волокли за ухо. В окнах появились любопытствующие лица.
  — Что за шум?
  — Дика ведут.
  — А-а...— лица исчезли.
  В коридоре я, наконец, вырвался, сердито шмыгнул носом и направился в свою комнату.
  — Куда?! — взревел оскорбленный мэтр.— Марш обратно! Зайдем к господину!
  Пожав плечами, я развернулся, изо всех сил стараясь подавить внезапную дрожь в коленках. Кажется, мне это удалось.
  — Дик? — в глазах господина мелькнуло удивление.— А что у тебя с ухом?
  — Добрый вечер,— я деловито подтянул штаны.
  — Ну так ты сам все расскажешь или предоставишь это мне? — с тяжелым ехидством спросил мэтр. Ладно-ладно, пойдем мы на ужин. Уж я разыщу специально для тебя несколько тухлых яиц.
  Несмотря на свои слова, мне мэтр и рта не дал открыть, а сам весьма красочно изложил историю в церкви.
  — Ди-ик...— господин повернулся ко мне с веселым изумлением.
  Увидев, что он не рассердился, я осмелел:
  — Ну и что, подумаешь! А он,— я ткнул пальцем в мэтра,— пусть меня больше не трогает, а то я за себя не отвечаю!
  — Что?!— мэтр шагнул ко мне, занося руку для удара. Я ощетинился — пусть только посмеет...
  — Спокойно! — слегка повысил голос господин. Мэтру:— Погодите.— Мне:— А ты помолчи. Ты сегодня уже высказался.
  — Можно поговорить с вами наедине? — угрюмо спросил мэтр.
  — Как раз хотел вам это предложить, — любезно ответил господин.— Подожди в соседней комнате, Дик.
  Я повиновался.
  За дверью тут же забубнили два голоса:
  — Теперь вы убедились — Ричард стал неуправляем. Он дерзит, не считается ни с кем и ни с чем, даже с собственной жизнью, ведь сегодня его могли убить.
  — Брось, ты бы не позволил.
  — Да, но... Он чересчур высокого о себе мнения.
  — Мальчик просто горд, и я не вижу в этом особой беды.
  — Но он уже сейчас выходит из повиновения!
  — Не преувеличивай.
  — Вот об этом я и хотел вас просить. Вы имеете на него огромное влияние, и только вы. Если бы...
  — Что? Нет! Я на всех тут имею влияние, так что ж мне...
  — Но господин, с ним нужно сладить сейчас, потом будет поздно!
  — Вот и занимайся этим. Ты же знаешь, чего я от них требую, и что за результат мне нужен.
  — Но Ричард — особый случай.
  — Знаю. Но сейчас он — твоя забота. Что за методы ты используешь, меня не интересует.
  — Если вас интересует Дик...
  На секунду господин замолк.
  — Но в конце концов...
  — Вы его оправдываете? — спросил мэтр.
  — Тише, он услышит.
  Голоса чуть примолкли. Несколько фраз я не расслышал. Потом мэтр сказал:
  — Это должно исходить от вас.
  — Ну хорошо,— сдался господин.
  Дверь открылась, он вошел. Я поднял глаза и встретил его потемневший взгляд.
  — Мне очень жаль, Дик,— сказал господин после секундной паузы. Я весь сжался.— Мне не нужны покойники, а еще меньше — дураки, которые очень стремятся попасть в их число.
  Камень был в мой огород, и я не выдержал и жалобно спросил:
  — А я?
  — Что— ты? — не понял он.
  — А я вам нужен?
  — Ди-ик...— боюсь, ему стоило огромного труда выдержать тон.— В том то и дело, что нужен. А ты?
  А что я?
  — Ну-у...— замялся я вслух.
  — Последнее время только и слышу со всех сторон: Дик, Дик, Дик... Или ты думаешь — у меня нет других дел, кроме как выслушивать о твоих подвигах?
  — Думаю, есть,— промямлил я, попутно прикидывая про себя, кто же успел на меня пожаловаться, если дошло до господина, да еще и "со всех сторон". Ну, мэтр — это я слышал. Мерль? Вряд ли, он не мог. Да и матрас я ему новый приволок вместо того, сожженного... Служанка? Но после дуэли на тряпках (теперь это называется дуэль?! Но не мог же я бить женщину!) с чего бы это ей?..
  — Хорошо, что хоть думаешь,— холодно отметил господин.— Так вот, мне надоело выслушивать от твоего мэтра...
  — А пусть он не кричит на меня! И не смеет руки распускать!
  — Ричард!— он опустился в кресло и заговорил тихим монотонным голосом:— Ричард, он будет кричать или, как ты говоришь, распускать руки всякий раз, когда сочтет нужным, потому что он твой мэтр, и ты должен ему подчиняться.
  Я никому ничего не должен! Кроме... вас.
   — Потому что я так хочу. Ты понял меня?
  Я опустил голову.
  — Да.
  — Надеюсь, Дик, мы больше не вернемся к этому неприятному разговору?
  Шмыгнув носом, я проворчал:
  — Я тоже очень надеюсь.
  Он улыбнулся:
  — Тогда перейдем ко второй части нашей светской беседы. Или ты думаешь — подобные фокусы сойдут тебе с рук?
  Вообще-то, я так и думал. Так оно обычно и бывало. Но сейчас я счел за лучшее промолчать.
  — Положи кинжал на стол, — велел господин.
  — Что?! Но!.. Я!..
  Я осекся, лишь только он поднял взгляд, и отстегнул ножны тогда еще только с одной черной насечкой. На глаза навернулись злые слезы. Что теперь? На кухню посуду мыть? И надолго? Навсегда?..
  — Можешь идти, — господин лениво взмахнул рукой.
  Закусив губу, я встал. Как просто... Один жест — и ты уже забыл обо мне.
  Я вышел. Без оружия. Они будут смеяться...
  — Дик, ну что ты опять натворил? — Лео разве что не приплясывал от любопытства, улыбаясь мне с противоположного конца коридора.
  Они будут смеяться... Они все будут смеяться!..
  — Отстань!
  — Дик! — он, похоже, обиделся, но все же подошел.
  Сейчас он увидит. Он тоже будет смеяться!
  — Дик!..— заметив, что я без перевязи, Лео осекся.— А-а... Доигрался таки. Ну не расстраивайся ты!
  — Да-а...— я очень боялся расплакаться.
  — Отдаст он тебе твой нож! Ну через неделю отдаст!
  Кинжал был мне возвращен через два дня.
  
  * * *
  
  ...А кажется — это было вчера... Одиннадцать лет прошло.
  И я тогда хорошо усвоил — бесполезно спорить с мэтром, он всего лишь слуга. Решающее "я так хочу" всегда говорит господин.
  А если я хочу не так? Что тогда?
  Тогда — ты уже получил все, чего желал. Изволь, теперь у тебя есть возможность "хотеть не так". Только вот большой радости мне это не принесло...
  Потому что легко крикнуть — "я ухожу!" и хлопнуть дверью. Уйти — сложнее. Уйти совсем, так, чтобы гром захлопнувшейся двери не звучал в ушах каждую секунду, чтобы забыть, пожалуйста, все забыть!
  С размаху я бросился на кровать. Голова кружилась и губы почему-то пересохли. О-ох... Эти кровати в трактирах всегда такие короткие...
  Ты не забудешь, Дик, не сможешь. Попробуй еще раз, если хочешь, поспорь с судьбой, но четыре года уже рвут душу воспоминания, словно огнем горят в истерзанном сердце, точат его, как ржавчина — дамасскую сталь...
  Нет покоя, нигде нет мне покоя... Но он же говорил: "Ты мне нужен." Он лгал тебе, понимаешь, лгал! — в бешенстве заорал я, вскакивая с кровати. Точнее — попытался вскочить и не смог почему-то...— Если бы это было так, то...— я осекся. То что? Не позволил бы уйти? Глупости, ты ведь сам себе хозяин!
  И все-таки — он лгал,— упрямо шептали пересохшие губы.— Лучше бы он меня убил... Жарко, как жарко... Да, лучше...
  
  * * *
  
  А тогда было холодно... Начало марта, и с неба изредка падал снег. Я все-таки пришел. Спустя два года я брожу под стенами Замка.
  "Ты все равно вернешься". "Нет".
  Не-ет? Но я вот я здесь, с тоской гляжу на стены, на знакомые холмы, откуда мы с Лордом начали последнюю для обоих охоту, на лес, в котором помню каждое дерево...
  Ничего не скажешь — возвращение блудного сына. Сценочка!
  Нужно повернуться и уйти, но еще чуть-чуть, только еще немного... Слабак!
  — Эй, парень!
  Я обернулся так резко, что крестьяне попятились.
  — А он нездешний, — протянул кто-то в задних рядах.
  Я вежливо оскалил зубы.
  — Да это... Он же из Замка!
  Я сам по себе! Но надо же — еще помнят.
  — Бей!— прозвучало единодушно.
  Попробуйте. Рука потянулась к эфесу, но замерла на полпути. Зачем? Что толку тянуть агонию, когда можно закончить все быстро и легко?
  "Ты не сможешь один".— "Значит, подохну".
  Пора исполнять обещание, Дик. Ты ведь и вправду... не смог.
  Я скрестил руки на груди и перестал сопротивляться. Только посмеялся тихонько, когда они неумело, но с большим старанием и изрядной долей вдохновения принялись избивать меня...
  Следующий день я провел в каком-то сарае, закованный в цепи. Они ведь хотели убить меня не сразу, а семифутовый позорный столб на главной площади оказался для меня короток, и мне пришлось подождать, пока они вкопают новый.
  Утром второго дня мне разбудил резкий скрип открывающейся двери.
  — Выходи!
  Я вышел, щурясь на свет, и с наслаждением потянулся всем телом, выгибая спину и подняв скованные руки над головой. Я прекрасно сознавал, как это должно смотреться со стороны, но — что поделаешь — во мне всегда была артистическая жилка.
  И тут же я получил древком алебарды между лопаток.
  — Успеешь еще,— оскалился мой конвоир.— Вот именно так ты будешь висеть на столбе. И очень долго, обещаю тебе это, парень.
  — Заткнись,— огрызнулся я.— И держи свою грязную рожу подальше от моей чистой рубашки!
  На мне действительно была чистая и самая любимая — серо-стальная — рубашка.
  Меня приковали к столбу за поднятые руки, сорвали рубаху, и бич полоснул по обнаженным плечам. Я улыбнулся.
  Ты сам пришел сюда, Дик. И пришел ты именно за этим. За недополученными ударами ты прибежал, ничтожество! Так что ты там блеял о свободе?! Ты не смог простить себе, что посмел покинуть господина, ты явился сюда и сам — сам!— учинил над собой расправу.
  А они тебе помогут в этом, и помогут с удовольствием. Послушай только, как орут:
  — Еще! Поддай! Сильнее! Покажи ему!
  Вся деревня сбежалась, да что там — небось и с окрестных посходились, глазеют на забаву.
  А разве это действительно не забавно?
  Запрокинув голову, я расхохотался, и тут же меня ткнули лицом в столб, да так, что на губах появился соленый привкус крови.
  — Заткнись!— проревел палач.
  Но я продолжал смеяться.
  Забавно, да... забавно! Я, всю жизнь боготворивший силу, теперь слабее слабого. Прикован к позорному столбу, на потеху этой дикой толпе. Ах, как же это забавно!
  Но теперь уже все равно. Учи, учи свой урок, Дик! Нельзя бросать слов на ветер, нельзя сказать "я сам себе хозяин" и остаться рабом, нельзя... Значит — рабу придется умереть — сейчас, здесь, пусть даже и вместе с тобой. Ты согласен так?
  Да!
  — Огня!— взревела толпа.
  — Нет, погодите! Камни, принесите камней! Пусть еще попляшет за всех наших, что сгинули за стенами этого проклятого Замка!
  За стенами... За стенами Замка...
  
  * * *
  
  Лео стал мэтром, прячься, кто успел.
  Я вышел из Зала Боли и тщательно вымыл руки. Это Лео, небось, натаскивал своих сосунков и приволок с последней охоты тех четверых, будь они неладны.
  — Ле-е-е-о-о!
  — Что ты орешь на всю округу? — с недовольной миной из соседней комнаты выплыл Лео.— Чего надо-то?
  Я и сам не знал толком, что мне нужно.
  — Я... Я только хотел узнать, как тот мальчик?..
  Недавно я привел мальчишку, и весь Замок несколько дней ходил ходуном — "Опять этот Дик!" Я все прекрасно понимал, я бы тоже ходил на ушах после такого сюрприза. Мальчику было уже десять, а самым старшим, которых мы отбирали в окрестностях, было не больше пяти, а вообще-то мэтры предпочитали трехлетних, с ними проще было начинать. Но что мне оставалось?!
  Я возвращался из двухдневной отлучки, и уже неподалеку от Замка этот парень ранил из пращи моего коня. Я рассвирепел и погнался за ним. Бедняга так перепугался, что чуть ли не вспорхнул на ближайшее дерево, а когда понял, что там я его достану без труда, сиганул с самой верхушки и вывихнул себе ногу. Он так заорал, что я сам чуть не свалился с нижних ветвей.
  Я вправил ему поврежденный сустав и велел замолчать. Но чувствовал я себя чертовски неуютно, ведь я собирался его прикончить, а получилось так, что спасал. Ладно...
  Он был голоден, и я отдал ему остатки еды и даже предложил помочь дойти поближе к дому — показаться в деревне я, конечно, не мог — и тут выяснилось, что дома у него нет и идти ему некуда. Я только вздохнул, представив, что начнется, если я приведу его в Замок, и привел. И началось...
  — Дик, эти твои штучки! — рявкнул господин.— И что мне с ним — а заодно и с тобой — прикажешь делать? Не понимаешь что ли?
  — Но, господин!— робко попытался возразить я. Он снова рыкнул, и я заткнулся. А что, собственно, я мог сказать?
  Господин вздохнул и махнул рукой. Он всегда мне много чего позволял.
  — Ладно, может, Лео возьмется.
  Лео посмотрел на меня, посмотрел на господина, взглянул на мальчика и тоже сказал "ладно"...
  — Эта твоя "невинная шалость", Дик, вообще весьма понятлива,— ответил мне Лео,— только уж очень велика. Остальные мои десятилетние уже...— он еле заметно покривил губы, давая мне понять, что парнишке до его щенков еще прыгать и прыгать.
  — Твои сопляки моему мальчику в подметки не годятся! — обиделся я за своего протеже.
  — Сопляки?— прищурясь, переспросил он.
  — Да!— отрезал я со внезапной злостью.— Именно!— прислонившись к стенке, я поморщился. Что-то сегодня слишком шумно в Зале. Халтуру, небось, Лео со щенками приволокли. Иначе с чего бы это господин только взглянул на них и сразу отложил в сторону свои... как их... шприцы, после которых они всегда впадают в оцепенение и ничего не чувствуют. А этим и впадать-то, видно, некуда, это их обычное состояние.
  — Эти сопляки, Дик,— сухо возразил Лео,— младше тебя только на четыре зимы.
  В ответ я многозначительно провел рукой по трем серебряным насечкам. В Замке взрослеют быстро.
  — Сразимся?
  — Куда уж мне,— проворчал Лео.— Ты ведь у нас непревзойденный талант. Самородок!
  Кажется, я переборщил.
  — Ну пожалуйста!
  — Я занят,— бросил он.
  — А вечером?
  Он покосился на меня, но я изобразил такое смирение и немое умоляние в глазах, что он смягчился.
  — Ладно. Но учти, Дик, ставка — ужин. Опять проиграешь.
  — Посмотрим!— обрадовался я.— На ножах?
  — На ножах.
  Мы ударили по рукам.
  — Дик!— раздался из Зала недовольный голос господина.— Где ты ходишь?
  — Лечу!
  
  * * *
  
  Я не понимаю... Мысли путаются. Кажется, я сбился...
  Комната теперь освещена только заревом костров, ночник почему-то погас... Зачем я опять начал про Замок? На чем я остановился?..
  
  * * *
  
  В меня полетели камни.
  Они свистели вокруг головы, врезались в исхлестанные плечи, падали вокруг... Зрители неистовствовали. Они бесновались и чуть не визжали от восторга, и развлекал это стадо я!
  — Огня ему, огня!
  Зачем я здесь? Зачем я дал себя схватить?
  Разве это поможет, Дик? Разве это хоть что-то изменит? Это прошлое привело тебя сюда, ты просто его пленник, оно заставило тебя сдаться, оно — мертво, оно и тебя решило сделать мертвецом за компанию!
  Я поднял голову к низко нависшему серому небу и застонал. А разве я и так не мертвец?
  На лице моем таяли снежинки, и капли воды, смешиваясь с кровью, текли по щекам.
  — А-а-а...— утробный рык, казалось, вырвался из горла зверя — это шевельнулась толпа.
  Опомнись, Дик! Они же думают, что ты стонешь от боли, а капли на твоем лице — это слезы. Да, от боли. Но не вы ее причинили, вам это не под силу!
  Я сумел повернуть голову и крикнуть им что-то бессвязное. Камень ударил меня по губам, еще один расшиб висок...
  Я перестал ощущать боль, перед глазами плавали оранжевые круги, а рев толпы, от которого еще час назад болели уши, казался ласковым шумом прибоя.
  И вдруг этот шум прорезал пронзительный женский крик:
  — Господи, боже ты мой! Да убейте же его! Будьте людьми!..— и оборвался, задушенный.
  Господи! Боже ты мой! Я же предал тебя! Что мне делать теперь?! Хохочет толпа, хохочет их распятый господь-господин. О нет! Ты не слаб, я ошибся, когда увидел тебя впервые. Ведь за тобой они все, убивающие меня. Ты не слаб, ты прощаешь, ты можешь себе это позволить. Ты ведь и мне готов предложить: "Приходи, и у тебя снова появится господин. Приходи, и я прощу тебе все, и подарю покой..." Но Я не прощу!!!
  Я запрокинул голову и взвыл. Где же ваш чертов огонь?! Скорее!!!
  — Он плачет! — заорали мои палачи.— Падаль!
  Да, падаль. Не смог, не сумел, проиграл...
  Дик, но ты же из Замка! Теперь это безразлично... Безразлично, что скажут — человек из Замка умер, как трус? Опомнись! Поздно... Опомнись, РИЧАРД!!!
  Я рванулся, и цепь слетела со столба. За спиной повисла тишина. Очень медленно, стараясь устоять на ногах, я повернулся к ним лицом. Туман перед глазами вызывал тошноту и бешенство.
  — Плачу?!
  Удар об колено, и цепь, сковавшая руки, порвалась посередине. Плачу?
  Толпа отшатнулась, откатилась, как волна прибоя.
  — Дьявол,— прошептал кто-то.
  Нет, всего лишь сучонок.
  Они бежали как стадо овец. Я мог переловить их по одному и поджечь деревню, но я просто стоял и смотрел на свежий снег, засыпающий кровь вокруг столба.
  "Ты весь в крови..." "Это кровь собаки"...
  Я пальцами сорвал металлические браслеты с обеих рук. Где-то здесь должна быть моя любимая — цвета дамасской стали — рубашка. Она действительно была, но — судя по ее виду — по ней потопталось десятка два.
  Ублюдки! Размахнувшись, я что есть силы зашвырнул кандалы на крышу ближайшего дома. Эх, спалить бы деревеньку! Но порыв мой быстро прошел.
  Плечи сильно саднило, и снег приятно холодил их. Слегка прихрамывая (я повредил колено в своих упражнениях с цепью) и сутулясь, я побрел прочь.
  Оглянуться. Только раз. Пожалуйста...
  Нет. Один раз... Нет! Ты не оглянешься. Поднял голову. Выпрямился. ВЫПРЯМИЛСЯ!!! Не хромать. Пошел...
  
  * * *
  
  Комната плывет... Как хорошо, когда волны вот такие мягкие, и нет шторма... В Ла-Манше бывают сильные штормы...
  Где я?!
  Я резко дернул головой, и в висок впилась иголка. Что?..
  Открыв глаза, я увидел небо. Я снова сижу на подоконнике в раскрытом окне. Почему ветер такой горячий, ведь сейчас ноябрь? Звезды... В разрывах туч мелькают звезды. Вот это, кажется, Лира... Нет, я ошибся. Но что же тогда? Если бы только с неба ушел этот багровый свет, я бы узнал, обязательно узнал...
  Но звезды рассыпались, вихрями носились по Млечному Пути, плясали и насмехались, холодными иглами кололи глаза... И вы? Вы, последнее, что у меня оставалось, тоже?..
  Молнии перед глазами... Я очнулся в кровати.
  Что случилось? Почему я не могу встать? Ах, да... Кажется, понял. Все просто — ведь в городе чума. Значит, уже не долго осталось... Страшно то, что мне не страшно. Но это я, помнится, уже говорил... Просто, было уж очень больно, чтобы молчать. Если бы можно было все вернуть назад... Но это ведь ничего бы не изменило. Смешно...
  Жаль... Жаль только, что я не оглянулся. Нужно было оглянуться. Это уже ничего не решало...
  Я хочу подойти к окну. Может, звезды одумались?.. Но нет, встать не удастся.
  Все тело как в огне... Говорят, огонь очищает... Жарко, хочется пить, но до кружки не дотянуться. Лицо горит... Левая щека, как тогда...
  "Мы оба виноваты..." Нет! Я виноват, я! Вы не можете быть виноваты, просто не имеете права! Только не вы!..
  Щенок ты, щенок... Когда же ты станешь человеком? Когда будешь стоять на собственных ногах и сможешь, наконец, обойтись без господина, господа, хозяина... или как ты еще его назовешь? Поздно, слишком поздно...
  Темно в глазах... жарко... Режущий, полоснувший по нервам, звук — лопаются струны рояля. "Мы оба виноваты..." Нет! Пусть лучше буду виноват один я. Жарко...
  Шаги на лестнице... Показалось... Скрип двери... Открой глаза... Постарайся.
  Я открываю глаза.
  — Вы?!
  — Молчи, Дик, лежи.
  — Вы...
  — Тихо. Лежи...— светло-серые глаза совсем больные.
  — Господин...
  — Ты весь горишь...— мокрый платок ложится на лоб.
  — Господин...
  — Молчи, Дик, тебе нельзя говорить.
  Он прав, язык еле ворочается.
  — Господин...
  — Молчи.
  Да заткнись ты, действительно, ради бога...
  — Господин...
  Кружка с водой у моих губ. Я еле могу приподняться.
  Я скосил глаза, потому что повернуть голову уже не хватало сил. Господин сделал шаг в сторону, и я рванулся с кровати.
  — Дик! — он тут же очутился рядом. — Успокойся, я не уйду. Я уже никуда не уйду, — тонкие пальцы коснулись моих волос. А я опять не причесан...
  Я вцепился в его руку. Он не уйдет... Что-то было не так. Что-то определенно было не так... И тут я понял. Боль, в которую я превратился за эти четыре года, ушла. Ушла, как только я коснулся его руки. Она уже не вернется. Никогда. Он не уйдет...
  Мой урок пропал даром...
  Я прижался щекой к его руке. Я никогда не буду свободным.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"