Любое тело, имеющее скорость, отличную от нулевой, может служить оружием. Я вспомнил об этом, когда в грудь мне ударила первая пуля - материальный эффектор одного из древнейших средств ведения войны. Падая, я заметил в низком кустарнике, незаметно переходящем в лес, характерную вспышку - и еще, и еще - и еще две пули ударили меня в лицо и в бок.
Конечно, это не причинило мне большого вреда, потому что сработал внедренный в кожу силовой отражающий слой, но боль была ужасной. Какое-то, показавшееся мне бесконечным, время не существовало ничего, кроме этой боли, потому что нервные окончания отражающим слоем этого типа не блокировались. Существовали, конечно, и более совершенные отражатели, обеспечивающие практически абсолютную защиту, но они занимали гораздо больший объем тела - слишком большой - и в этом было что-то неестественное, искусственное, потому что обладатель такой защиты, приобретая очень многое, терял еще больше и уже только отдаленно напоминал человека, превращаясь в какую-то невообразимо сложную композицию органики и распределенных генераторов силового поля, и я, по-возможности, старался этого избегать.
Упав, я замер и еще раз осторожно осмотрел местность - насколько позволяла покрывающая все свободные от леса и воды участки высокая трава. И это было совсем не лишним, учитывая текущие обстоятельства, и то, что раньше я никогда даже не слышал об этом месте.
Но я уже видел что-то похожее.
Очень похожее.
Очень.
Когда я говорил с Леди.
И когда смотрел на Серую Деву.
И на Танец Желания.
Танец Смерти.
И странные, очень странные и очень разные создания цепенели, застывали на месте и опадали на песок неживой серой пылью, и пряталась за верхушки деревьев робкая луна, и с Ее волос срывались и летели, летели вниз сверкающие искры, и это нельзя, невозможно было остановить, а вокруг всего этого, являясь обязательной и неотъемлемой частью всего этого, темной плотной стеной стоял незнакомый и чужой лес.
Может быть, это был тот самый лес - а может быть и нет. До сих пор мне было трудно об этом судить, потому что, если не считать этих трех достаточно точных выстрелов, ничего необычного здесь со мной не случилось - и вообще ничего не случилось. Большинство лесов планет стандартного типа мало отличаются друг от друга, а эта планета очень подходила к определению стандартного типа. Выходя из Ворот, я услышал только имя. И больше ничего. И это имя ни о чем мне не говорило. А, может быть, это было не имя, а что-то другое? Это было возможно, очень возможно, но все равно это ровно ничего не меняло в существующем положении дел. Улкот был прав - об этом не стоило говорить вслух, но с другой стороны, где теперь можно найти самого Улкота? Я бы не взялся отвечать на этот вопрос, потому что, когда горящий Цандемо был окружен огромными штурмовыми кораблями, и из них нескончаемым грязным потоком потекла вниз стонущая, визжащая и не прекращающаяся делиться волна чужой жизни, я видел его в последний раз.
Итак, я лежал в густой колючей траве и смотрел туда, где, падая, я заметил вспышки выстрелов. Но больше я не заметил там ничего, кроме разросшегося кустарника, за которым был лес. А за лесом были горы - горы, которых я не знал. И все повторялось - лес, пронзающие облака заснеженные вершины гор, и странное, навязчивое ощущение того, что все это всего лишь какая-то очень сложная игра, и ничего плохого не случится, и что все можно будет начать сначала - хотя это было не так, потому что это была настоящая жизнь.
Кроме леса, травы и плотной поросли кустов, вдалеке была видна извилистая река, спускающаяся с гор, и что-то, напоминающее какие-то развалины - там же, на самом берегу реки, и, конечно, было бы очень любопытно посмотреть на них вблизи. Я лежал, терпеливо ждал, что же будет дальше, и слушал шепот Теней.
"...мерцают. И это непередаваемо прекрасно. Если увидеть это хотя бы раз, то забыть уже нельзя. Я знаю, потому что пробовал."
"ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ВЫЗЫВАЮ ВСЕХ! В ЧЕТВЕРТОМ СЕКТОРЕ ЧЕШУЯ, ПОВТОРЯЮ: В ЧЕТВЕРТОМ СЕКТОРЕ ЧЕШУЯ."
"...И первый пришедший сказал: "Много ли богатств сможете взять вы с собой? " И ответили ему: "Нет у нас богатств, добрый странник, и нечего нам брать с собой." И ничего больше не сказал первый пришедший, и ушел он ни с чем. "
"Перестаньте, наконец, возражать мне!.. Я знаю то, о чем говорю. То же, чего добиваетесь вы, совершенно невозможно."
"...и все-таки без ангве что-то не так. "
"Еще чуть-чуть, и можно будет прыгать. Они не такие быстрые, как мы."
"Вы сегодня совершенно несносны. То, что было вполне допустимо вчера, сегодня уже не может считаться хорошим тоном. И не забывайте о том, что нас могут слышать."
"Как все-таки жарко. И как я устал...ГДЕ ЖЕ ТЫ?.."
"И стали они дожидаться второго путника. И ждали они долго, пока не настала ночь, и легли они спать. А когда проснулись они, уже было утро, и никто так и не пришел к ним."
"Он еще не знает. Не будем торопиться."
"Простите, Май. Просто это было немного некстати. "
"Но они мерцают, только пока живы."
"Уже скоро. Они совсем близко."
"ВЕРТУНЧИК ПОПАЛСЯ. ПЕРЕСТРАИВАЕМСЯ. ОСТОРОЖНО! ОН ЕЩЕ МОЖЕТ УЙТИ."
"Но ангве уже не достать."
Казалось, ничего не было. Вокруг было тихо и спокойно, и никто не вышел из спутанной сетки ветвей, и, судя по всему, и не собирался выходить. Можно было думать все, что угодно и продолжать слушать и слушать ненавязчивый шепот Теней, но это не меняло ничего и нужно было что-нибудь делать.
Я поднялся во весь рост и, осторожно раздвигая доходящую мне до пояса траву, пошел к лесу. В спину мне дул неровный мягкий теплый ветер, и по зеленому ковру травы как будто бежали быстрые волны.
Я благополучно добрался до опоясывающего лес кустарника и, пройдя через то место, где должен был находиться тот, кто так быстро и так метко стрелял в меня ( зачем? ), и не заметив совершенно ничего - ни следов, ни примятой травы, ни сломанных или отогнутых ветвей, вошел в лес.
В лесу было тихо, сумеречно и прохладно, и только где-то высоко-высоко вверху вкрадчиво и монотонно шелестели на ветру листья. Я шел, придерживаясь направления на развалины, которые были там, у реки, огибая покрытые плотной корой стволы и, по-прежнему, не замечая ничего необычного. Лес, на первый взгляд, был таким же, как и леса на тысячах других планет стандартного типа, и, хотя я не видел их все, но, тем не менее, я видел их достаточно для того, чтобы иметь возможность сопоставлять то, что я видел когда-то, с тем, что я видел сейчас.
Но ничего, совсем ничего не останавливало на себе мой взгляд, и я шел и шел все дальше и дальше, вглубь очень стандартного леса очень стандартной планеты, и все было совершенно обычно, только ныла и странно, как-то изнутри, покалывала саму себя несуществующими иглами свежезатянувшаяся кожа - там, где ударили и остановились пули, и в редких лучах солнечного света, случайно пробившихся сквозь трепещущее на ветру зеленое море, причудливо роилась какая-то жужжащая летучая мелочь. И, наверное, я в какой-то степени поддался этому обманчивому ощущению спокойствия и умиротворенности, потому что, когда я понял, что нужно было идти немного не здесь, и ни в коем случае не здесь, только не здесь, было уже поздно.
Я стоял за спиной Леди Синны - и справа, и слева, одновременно, но это был я, только один я, и прямо над нами и вокруг нас исчезали звезды, и Леди Синны знакомо и требовательно повела плечом.
- Учитывая обстоятельства, вам разрешается сидеть, - сказал я. Я не узнал свой голос, потому что это был мой и в то же время совсем не мой голос, но я знал, что так надо. - Представьте нас, До-э.
Зеленые светящиеся линии, казалось уходили прямо в пустоту.
Они сидели, и они молчали, выказывая должное и обязательное почтение, и плавно обтекающее их, невидимое для всех, кроме меня, искрящееся защитное поле, и уходящие в никуда звезды, и маска Леди странно, странно и необычно смешивались и отражались в их глазах, и я видел это.
Я видел все.
Они молчали, и одним из них был я, и это не могло продолжаться слишком долго.
Воздух вокруг меня стал обжигающе горяч.
И, одновременно, я почувствовал приближающийся ледяной холод Распада.
Но было еще рано.
Потому что все решала Леди.
"Он когда-нибудь узнает все, " - беззвучно сказала Леди тому, второму. "Конечно," - ответил он. - "Но это будет не скоро."
Звезды уходили.
И вместе с ними нужно было уходить мне.
"Вы должны сделать все правильно."
"Так и будет, Благосклонная."
"Учтите, он должен увидеть только то, что должен. Здесь НЕ МОЖЕТ быть никакой ошибки."
"Да, Благосклонная, я понимаю. "
И они говорили о чем-то еще, но я уже не разбирал слов, потому что нестерпимая жара заполнила все вокруг и, казалось, она была везде, даже внутри меня, и тот, который был мной, все еще молчал, потому что молчала Леди, и отраженный блеск ее маски завораживал и слепил меня, и я видел в нем что-то от тех двоих, и что-то от Леди, и что-то от себя, и Леди, Моя Леди, наконец, снова повела плечом, и это означало, что все кончено, и что я могу уйти, и я, почти что сгоревший дотла в этом невидимом жестоком пламени, снова, снова узнал, что такое счастье.
"Вы нужны нам, Май-э," - услышал я, исчезая. И тот из них, который был мной, поднял голову и взглянул на Леди, и Леди тоже взглянула на него, и блеск ее маски вдруг куда-то пропал, и я увидел в его глазах ее лицо, но все, все уже закончилось для меня, все прошло, и это уже не имело значения.
Я был свободен.
Я опять стоял там, где был шаг назад. Прямо передо мной, поблескивая паутиной почти что невидимых серебристых нитей, плавно вращалась причудливая объемная конструкция, и когда в просветы там, наверху, заглядывало солнце, она становилась практически не видна, и в том, что я не заметил ее, не было ничего удивительного.
Пока что я не знал, ч т о это было, но не следовало торопиться и делать какие-либо преждевременные выводы - все, что происходило со мной сейчас, рано или поздно должно было сложиться в единую законченную картину, и у меня не было сомнений в том, что это обязательно случится - тем более, что кое-что стало очевидным уже сейчас.
Я больше не сделаю того, что только что сделал.
Ни за что.
Потому что, скорее всего, это была одна из планет Заклинателей Пустоты.
Но, возможно, я знаю ее имя - и это немало.
Но не сейчас.
Если это ее имя.
И если все это сможет остаться для меня только прошлым, всего лишь прошлым - когда-нибудь.
"Это уже слишком, дорогая, - произнес я про себя, обращаясь к воображаемой - а может быть и нет - Леди Синны. - Иногда я просто перестаю понимать вас. Хотя, конечно, утверждать, что я д е й с т в и - т е л ь н о понимал вас раньше, было бы несколько легкомысленно."
Но никто не ответил мне, что, однако, совершенно не означало того, что никто меня не слышал, и одна из Теней что-то шепнула мне и снова исчезла там, за необъятной чернотой Заслона, и в памяти снова всплыло юное и властное лицо Леди в моих, да, именно в моих глазах, а рядом со мной сидел До, и светящиеся зеленые линии тонкими шнурами уходили в бесконечность - туда, к звездам - и До неслышно говорил и говорил с Леди, а она говорила с ним, и разговор их, складывающийся из вроде бы обычных, понятных слов, был совершенно непонятен мне, но так, наверное, было и надо, а иначе слишком многое могло потерять всякий смысл, а еще где-то там, наверху, трепетал на ветру безбрежный шелестящий и живой океан, и прямо передо мной, в хаотичном, рваном ритме целиком и фрагментарно растворяясь в быстрых пятнах солнечного света, ровно вращался изящный асимметричный многогранник, чем-то напоминающий очень сложный и притягательно, завораживающе красивый кристалл.
Я не рискнул оставаться возле всего этого великолепия слишком долго - вполне, и очень даже возможно, и даже, скорее всего, это было что-то, связанное с Заклинателями Пустоты, и если это действительно было так, то именно в этом случае предсказуемость и долговременная прогнозируемость ситуации стремительно и бесконечно приближались к нулю.
Потому что никто точно не знал, ч т о могут Заклинатели Пустоты.
Стволы зачастили, а потом как-то неожиданно, внезапно расступились передо мной, и я вышел на залитую светом поляну.
* * *
Существует множество различных точек зрения на то, чем занимаются Заклинатели Пустоты - от резкого агрессивного неприятия до благоговения. Лично мне кажется, что в данном случае логичнее всего придерживаться линии здорового практицизма - если то, что они делают, д е й с т в и т е л ь н о нужно для них, и, в то же время, ощутимо не мешает остальным, то и не стоит особо волноваться по этому поводу.
Попробую пояснить это более подробно. Если допустить, например, существование какого-то единого и, естественно, всемогущего в пределах нашей Великой Пустоты или, по-крайней мере, в пределах какой-то отдельно взятой планеты - или группы планет - Божественного Духа, то, следуя этой логике, обратившись непосредственно к нему, то есть к Божественному Духу, при помощи молитвы, заклинания, заговора или каким-либо иным способом, можно добиться очень, очень многого. Вопрос о божественной доказуемости в данном варианте решается сам собой - конечно, при наличии р е а л ь -н о г о результата. Конечно, еще остается вопрос о том, может ли Божественное Существо допустить, чтобы его могущество использовал еще кто-то, причем без Его на то ведома, но ответ на этот вопрос так же прост, как и неопределен - все, решительно все, что происходит, делается по Его воле и по Его плану, и какие-либо комментарии по этому поводу просто неуместны. Удобная позиция, не правда ли?
Есть, конечно, более логически стройный вариант, приводящий к тем же результатам. Если рассматривать Великую Пустоту, либо какую-то часть Великой Пустоты как физическую высокоорганизованную структуру, содержащую в себе некоторый логический автомат невероятной, но конечной сложности, у которого, естественно, должны быть какие-то достаточно конкретные средства и каналы управления, то, получив в любой форме хотя бы ограниченный доступ к последним и, совершенно не интересуясь, к а к и з а ч е м это все устроено, мы получаем на практике ситуацию, аналогичную вышеописанной, но с единственным отличием - в этом варианте совершенно отсутствует необъяснимая и не несущая никакой логической нагрузки Божественная Сущность, хотя, как я понимаю, это - личное дело каждого.
Бесчисленные вариации на тему этих двух основных вариантов, собственно, и составляли суть дискуссии по поводу того, чем же на самом деле заняты Заклинатели Пустоты, и каковы их возможности - а они существовали, и это был действительный и неоспоримый факт. При этом, справедливости ради, нужно упомянуть еще один, наиболее лаконичный и, соответственно, с моей точки зрения, наиболее правдоподобный вариант - Заклинатели Пустоты делали то, что делали, потому что это давало результат - и не более того.
Лично я ничего не имею против Заклинателей Пустоты. Заклинания так заклинания - это всего-навсего и х выбор. И только. И то, что их действия достаточно тяжело предугадывать и контролировать (а зачем, скажите, в с е обязательно нужно контролировать? ), к делу совершенно не относится. Одно было бесспорно - неизвестно к а к и неизвестно п о ч е м у, но Заклинатели Пустоты были р е а л ь н о й действующей силой, и меня, например (особенно в сложившейся ситуации), очень интересовал вопрос о пределах возможностей этой силы.
Итак, уходящие ввысь стволы услужливо расступились передо мной, и я вышел на поляну.
И сердце мое затрепетало.
И замерло.
Потому что они уже были там.
Заклинатели Пустоты.
И один из них держал в руках то, что я уже видел раньше - в Будущем, в м о е м Будущем, и, значит, это Будущее могло быть уже близко, совсем близко, но об этом обычно не говорят вслух, вы не согласны со мной, Май, но это так. Сейчас мы с вами воины, и мы готовы умереть, но мы не всегда готовы к тому, чтобы жить. Моя династия уходит корнями к самому Началу, и я надеюсь, что она не закончится на мне. И когда-нибудь мы вспомним то, что мы видим сейчас, потому что это станет лучшей частью нашей жизни. И Улкот опять и опять был прав, но, к сожалению, случилось так, что он стал последним Улкотом, а сейчас из очень многих из нас остался только я, и, конечно, в этом могло вовсе не быть никакого, никакого смысла, и я стоял на залитой солнечными лучами поляне, и Тьмы Воспоминаний уже больше не было, не было совсем, и Заклинатели Пустоты молча смотрели на меня, и их было четверо, всего лишь четверо, и лица их сливались в одно смутно знакомое и незнакомое лицо, и один из них держал в руке Око.
Я подошел ближе и остановился прямо напротив них. Они еще какое-то время смотрели на меня, а потом один из них сказал:
- Мы знаем, кто ты, Май. Мы ждали тебя.
Он сказал это на одном из Единых языков, и, наверное, так и должно было быть, но смысл того, что он сказал, ускользал от меня, потому что на данный момент они, наверное, знали больше, чем я.
- Я рад этому, - сказал я, и это соответствовало действительности, потому что все, что хоть как-то уменьшало степень неопределенности, на самом деле радовало меня. Почти всегда.
- Ты тот, кого мы ждали, - продолжил он. - Тебя не убили мои пули. А еще раньше ты прошел сквозь Холодный Огонь.
Они действительно знают м н о г о, понял я. И могут еще больше.
- Мы отдадим тебе это, - он показал рукой на Око, и тот из них, который держал Око в руке, приподнял его и повернул ко мне, и неживой зрачок Ока раскрылся и дрогнул, глядя прямо на меня. - Но не теперь. А сейчас смотри.
И я увидел.
И я увидел, как я ушел вместе с ними, и как неспешно потекли дни и годы, и я был одним из них, одним из Следящих, а потом я вернулся домой, а потом я снова оказался здесь, и снова учился быть Заклинателем Пустоты, и это знание оставалось со мной навсегда, и это было странное, очень странное знание, которое само по себе необратимо меняло того, кто владел им, и я изменился, потому что я не был и не мог быть исключением, и все это было, было, было, но я по-прежнему стоял здесь, на щедро залитой солнцем поляне, и это тоже было странно, потому реальным было все - и то, что происходило там, в той другой и долгой жизни, и то, что происходило здесь, и я был и тут, и там тоже - невозможно и одновременно - и никто, никто не мог мне помочь, и бездонная чернота Ока содержала в себе все, что должно было случиться, и что могло случиться, и то, что уже не случится нигде и никогда.
И это продолжалось и продолжалось - вечно.
Но даже вечность имеет свой предел, и когда-то - не знаю, не знаю когда - все, наконец, кончилось, и я стоял посреди пустой поляны, и яркое солнце обжигало мне лицо, и я больше не видел Заклинателей Пустоты, но теперь я был собой и еще я был одним из них, и в руке у меня дрожало и вибрировало Око, и я был готов ко всему.
Но мне не хватало Этны.
Я вернулся в дом, и красные чайки там, на берегу, кричали и кричали обо мне, и в руке у меня был Знак, который о чем-то говорил мне, но я так и не мог понять, о чем, но так было надо, и Мир по-прежнему молчал, и мой любимый ликкский трон вдруг стал очень мал для меня, и я знал, что Этна обязательно должна быть где-то рядом.
И я не ошибся.
Я нашел ее в одном из залов Дверей Мира - там, где были только Мир и холод, вечный иссушающий холод Забвения.
Она стояла, держась рукой за покрытое блестящим инеем кольцо Обменника, и ее застывшие глаза смотрели в никуда. На ней не было ничего, совсем ничего, и кожа ее в падающем со всех сторон рассеянном свете стен неровно отблескивала тысячами маленьких льдинок.
Я подошел к ней и провел рукой по ее длинным спадающим волосам. Но нет нигде совершенства, и изолирующая силовая оболочка обожгла мне пальцы нестерпимым холодом, и я убрал руку и просто смотрел на нее, на мою Этну, потому что мне очень хотелось смотреть на нее - именно сейчас, потому что я не знал, когда я смогу увидеть ее снова.
Конечно, я понимал, что передо мной не совсем Этна, потому что мне было отлично известно, что так бывает всегда, когда уходишь в Мир. Ты уходишь, и ты уходишь туда совсем, ты живешь там своей или чьей-то чужой жизнью, н а с т о я щ е й жизнью, потому что Бытие моего Мира м а т е р и а л ь н о, в отличие от иллюзорных и бесплотных видений Мира или Миров До, но все, что было, имело какой-то смысл, и не мне было решать, каким должен быть порядок вещей. И ты уходишь, и ты проживаешь жизнь за жизнью там, где выберет Мир, потому что это нужно Миру и нужно тебе, но когда-нибудь тебе обязательно нужно вернуться, и ты можешь это сделать, потому что, пока ты отсутствуешь в этой Великой Пустоте, здесь, в одном из залов Дверей Мира, остается ничтожная часть тебя, вероятность существования которой практически равна нулю, и зыбкая стабильность которой возможна только в условиях запредельного и останавливающего в с е холода, постоянное поддержание которого требует от Мира огромных, невероятных затрат энергии, и, если по какой-либо причине что-то пойдет не так, ты навсегда, навсегда исчезнешь из этой Великой Пустоты.
Я смотрел на Этну, и чудовищно холодный воздух обжигал мне лицо и легкие, и боль в обожженных пальцах становилась все сильней и сильней, и, наконец, свет шероховатых от инея стен стал тревожным и ярким, что означало, что больше здесь оставаться нельзя.
Я наклонился к Этне и поцеловал ее холодную каменную грудь. Мои губы сразу же распухли, словно от сильного удара, и, конечно же, я знал, я очень хорошо знал, что м о е й Этны здесь просто нет, и то, до чего я сейчас дотронулся губами - просто повторяющая форму ее тела защитная силовая оболочка, сквозь которую все-таки уходит наружу какая-то ничтожная часть того безумного холода, который был там, внутри. Но мне было все равно, потому что я сделал то, что хотел сделать.
Свет стен стал невыносимо ярок, и я просто повернулся и ушел. Все было хорошо, потому что я все-таки увидел Этну - я просто не мог не увидеть ее именно сейчас.
Потому что впереди у меня была слишком долгая дорога.
Я произнес несколько коротких фраз и медленно, очень медленно разжал пальцы. Око зависло в воздухе, а потом подплыло ко мне, прошло сквозь меня и вернулось обратно. Я ничего не почувствовал, и так и должно было быть. Базовые приемы работы с материей были несложными, и теперь я знал это, но это знание должно было навсегда остаться со мной - по крайней мере, в пределах нашей Великой Пустоты.
Я раскрыл ладонь, и Око послушно легло в нее, и его широко раскрытый зрачок взглянул мне прямо в лицо. И я сказал еще одно слово, только одно слово, и Око ожило, и я увидел в нем то, что не совсем ожидал увидеть, увидеть сейчас, а потом то, что было там, за границей Ока, стало быстро, очень быстро расти, поглощая и вбирая в себя все вокруг, и вот уже не осталось ничего, кроме него, и я тоже стал частью его, а оно, безусловно и безвозвратно, стало частью меня, и одно, только одно стало, наконец, очевидным и понятным мне.