Представления о добре и зле резко менялись от народа к народу, от эпохи к эпохе, нередко даже противореча друг другу. Но, заметит кто-нибудь, добро все-таки - не зло, и зло - не добро; если смешивать добро и зло, то не будет никакой нравственности, и каждый сможет поступать тогда, как ему угодно. Но вопрос не решается так просто. Если бы все обстояло так просто, то не было бы никаких споров о добре и зле, всякий знал бы, что такое добро и зло.
Ф.Энгельс "Антидюринг".
Книга первая
Темное будущее
Играем жизнь - герои чьей-то драмы -
Не зная текст.
Славен был Герой Сигмунд и обилен подвигами.
Весть о приходе его отголоском бури разлетелась по Двенадцати Королевствам Союза, и сама Великая Белая Колдунья, Магерита, сестра принца Александра, вышла к доблестному Сигмунду, чтобы вручить ему Меч, прозванный Блистающим, а также Единственным, а также Небесной иглой .
Многих заставил Сигмунд забыть о разногласиях и усобицах и объединиться против нашествия Тьмы. Тысячи воинов привел он на равнины Таллотана под знаменами с Двойной звездой и Восходящим солнцем, но не всем суждено было вернуться обратно.
Тридцать дней и тридцать ночей длилась величайшая битва сил Коалиции Света с полчищами Темного Властелина. Многие из верных сынов Сидона и Удины, Тара и Менхена и прочих, верных делу Добра земель, навсегда остались на пыльных равнинах прОклятого Таллотана. Многие заслужили вечную славу.
Хроники Королевства Сидон. История Первая. Песнь о Герое Сигмунде
За двадцать с лишним лет до описываемых в книге событий
Он сидел на камнях и лениво потягивал горячий травяной чай, провожая взглядом не торопящееся опускаться за горизонт солнце. Долгие летние вечера всегда будили в душе Стража какую-то затаенную грусть, мечтательную меланхолию, тоску по оставшемуся за спиной дому.
Он вызвался сам - стража всегда набиралась из добровольцев, готовых отказаться от соблазнов мира ради выполнения древней клятвы: "Ждать". И он будет ждать, как до этого ждал его предшественник, как впоследствии станет ждать его преемник. Который тоже томительными летними вечерами будет сидеть на камнях, спокойно подставляя лицо легким касаниям вечерней прохлады, и смотреть на горизонт. Туда, где черным трезубцем рассекает закатное небо корона горного Таллотана, охватывающего полукольцом пустошь.
Смотреть и ждать.
В самый первый день своего появления в этих до времени забытых людьми местах, он не смог сдержать поистине детского любопытства, почти сразу покинув отведенное для Стражей укрытие и добравшись до самого предгорья.
Все было точно так, как и рассказывал его предшественник. Темные, оплавленные когда-то бушевавшим здесь огнем скалы, разбросанные как детские игрушки отдельные, чудом уцелевшие камни когда-то высившихся здесь стен, вывороченные и жадно обглоданные временем глыбы фундамента и глубокая воронка на месте Цитадели.
Впрочем, нет, не временем... Прикосновение времени мягко, почти незаметно. Оно уничтожает своих врагов, ласково укутывая их в плотный саван забвения. Тонкой кистью смахивает крупинку за крупинкой с мраморных постаментов, подтачивает, истончает надменные лики прежних правителей и вождей, пока от горделивых статуй не останется подобия жалкого свечного огарка.
Здесь же действовали другие силы. С обстоятельной ненавистью уничтожая даже память о хозяине горного замка. И ураганным ветрам, и снежным лавинам, и неудержимым обвалам чужда эта неизбывная ненависть. Лишь одно существо в мире способно ее испытывать, захлебываясь в круговороте обжигающих потоков страстей, - человек.
Здесь постаралась магия.
Победители до основания разрушили гордую Цитадель, запретили проход в заново одевшиеся степными травами пустоши, но память осталась. Память жила в сердцах и душах немногих уцелевших, сохранивших несмотря ни на что верность своей клятве.
Таким, как Страж.
Он с сожалением отставил остывший чай в сторону. Солнце уже село, и, замечтавшись, Страж даже не успел заметить, когда. Небо темнело, наливаясь по краям чернильной синью, еще немного и о громоздящейся на горизонте горной гряде будет напоминать только черный рельефный контур...
Близилась ночь.
Он в последний раз скользнул взглядом по готовящимся отойти ко сну отрогам и, только забравшись в укрытие, понял: что-то изменилось. Что-то непоправимо изменилось.
Не чуя под собой ног от радостного предвкушения, человек выскочил наружу. Вгляделся пристальнее, не поверив в возможность чуда, зажмурился, сосчитал про себя до двадцати и снова открыл глаза.
Неподалеку, там, где почти у самого подножия Таллотана раньше начинала свой головокружительный подъем Черная Дорога, и чуть выше, пылал огонь. Слабый, заметный, наверное, только лишь с соседнего хребта, с выбранной стражей позиции, он казался лишь упавшими с небес пламенными каплями, случайно оброненной низкой драгоценных камней.
Но он был.
Страж собрался быстро, отбирая лишь самое необходимое. Вход в убежище он завалил камнями: в случае благоприятного исхода ему вряд ли доведется вернуться сюда.
Впрочем, в случае неблагоприятного тоже.
Оставив в условленном месте послание Хранителю, Страж спустился по тропе и начал свой путь к горам. Темнота не пугала его, дорога не была дальней, а память об отблесках пламени властной рукой словно бы подталкивала его в спину, заставляя идти сейчас, не дожидаясь рассвета. Ведь потеряться на ровных, как стол, исхоженных вдоль и поперек равнинах Таллотана было невозможно.
Луна уже давно миновала зенит, и ночь близилась к завершению, когда он вышел к предгорью. Темный монолит уходящего в небо горного великана выглядел прежним: спокойным и равнодушным к вершащимся судьбам мира. Но произошедшие изменения своей очевидностью бросались в глаза: Черная дорога, еще вчера разрушенная и позабытая, теперь, как и прежде, прорезала бок гряды, устремляясь наверх, к Цитадели. И словно в прежние времена стояли по сторонам резные каменные чаши, освещавшие путь по ночам. Это именно их пламя, опадавшее с приходом рассвета, и заметил издали Страж.
Подъем не отнял у него много времени, и уже очень скоро дорогу человеку преградили створки ворот. Крепостная стена, когда-то окружавшая Цитадель, снова заняла свое привычное место и точно так же, как и века назад, тянулись к небу свечи восстановленных башен. Сомнений больше не оставалось: Хозяин вернулся.
Теперь Страж, не мешкая, должен был вернуться назад и как можно быстрее сообщить Хранителю о новом приходе Великого, но странное любопытство вдруг полностью завладело мужчиной.
Совершенно неуместное любопытство. И ему вдруг нестерпимо захотелось первым из людей ступить на черные плиты двора Цитадели, первым присягнуть на верность вернувшемуся Властелину. Благо, створки ворот оказались приглашающе приоткрыты.
Как и двери самой Цитадели.
Человек шел по запутанным коридорам, каким-то немыслимым чутьем ориентируясь в лабиринте замка, постепенно наполняющегося неким подобием жизни. Возникали словно бы ниоткуда, расстилаясь прямо под ногами, узорчатые ковры, залы по сторонам сами собой наполнялись мебелью и книгами, вспыхивали, заливая Цитадель ярким, почти солнечным светом, магические огоньки.
Страж уже ничему не удивлялся, да и существовало ли теперь, после представшей его глазам Цитадели, горделиво высящейся на месте еще вчера разрезавшей тело скал глубокой воронки, что-то еще, способное его поразить. Вряд ли...
Дверные створки медленно распахнулись, повинуясь касанию его руки, и Страж вступил в тронный зал Цитадели. Прямо напротив него, на поставленном на возвышение кресле, украшенном замысловатой, похожей на переплетение змеиных тел, резьбой, сидел сам Повелитель.
Глаза его были плотно закрыты, будто бы он сейчас пребывал не в этом теле и не этом времени, и лишь только судорожное подергивание сильных пальцев, вцепившихся в подлокотники кресла, говорило, что Властелин жив.
Осторожно ступая по отмеченным теми же сплетенными змеями плитам, он приблизился почти к самому подножию импровизированного трона и опустился на колени. Но Повелитель не ответил на призыв, не положил свою тяжелую ладонь на голову Верного, и Страж, робея от собственной наглости, медленно поднялся и осторожно заглянул в лицо своему господину.
Протянутая рука неожиданно схватила человека за горло, лишая возможности убежать, спрятаться, а взгляд внезапно открывшихся глаз был холодным и бесстрастным. Надчеловеческим. Он словно бы проник под своды черепа незадачливого Стража, запустил свои властные пальцы в самые сокровенные воспоминания и принялся перебирать их, как ребенок тасует раскрашенные картинки.
Человек инстинктивно дернулся - пальцы тотчас же предупреждающе сжались, обещая раздавить ему гортань - и Страж покорно обмяк, отдавая себя во власть вернувшегося Властелина.
- Вон! - Внезапно раздавшийся тяжелый голос, пронизанный перезвоном металла, казалось, звучал отовсюду, принизывая тело неприятной дрожью. Полузадохнувшийся Страж вдруг почувствовал, что свободен, и отшатнулся. И сразу же мир вокруг него словно бы замерцал, расцвеченный яркими искрами, поплыл в сторону, совершая оборот вокруг оси, вспыхнул и погас, разваливаясь ослепительными осколками...
- Экая пакость развелась! - Произнес ему вслед вернувшийся Повелитель, с подозрением рассматривая собственную, только что сжимавшую беззащитное человеческое горло, ладонь. - Экая пакость... - Повторил он, поднимаясь с трона, и, не найдя обо что вытереть руку, вытер ее прямо о бархатную обивку.
...Страж стоял у подножия Таллотана и смотрел на уходящую вверх Черную дорогу. Приближающийся рассвет погасил пламя в освещавших ее ночью резных чашах, и темная, словно бы проплавленная в склоне горы лента представлялась гостьей из иных эпох, случайно забравшимся в не свое время...
Сомнений больше не оставалось: Хозяин снова занял Цитадель.
Надо было срочно возвращаться назад, чтобы сообщить важную новость Хранителю. Страж повернулся и заспешил прочь, к назначенному месту встречи, подбирая про себя подходящие для столь значимого послания выражения.
Но в голове почему-то крутилось странное, невесть откуда взявшееся, совершенно неуместное: "экая пакость!", а горло нестерпимо болело, словно бы кто-то пытался его задушить.
А там, далеко на северо-западе, в одной из башен бесстрашно взобравшегося на самую вершину холма массивного здания, ощерившегося остроконечными шпилями, что-то мелодично звякнуло, заставив сидевшую за тяжелым письменным столом женщину отвлечься от работы и поднять голову, настороженно прислушиваясь. Течение проходящих через сердце замка потоков изменилось, и магичка не могла не почувствовать этого. И словно бы в ответ мыслям женщины, тихонько запищал висевший на стене датчик магических полей, отмечая резкий рост напряженности поля.
Близилось извержение Источника.
Женщина вздохнула и, выдвинув ящик стола, извлекла из-под отдельных листов и свитков бумаг нечто важное для нее. Звуковой сигнал, достигнув максимума, оборвался, и магичка, чуть помедлив, убрала заинтересовавший ее предмет обратно, прикрыв для надежности бумажной рухлядью.
- Началось.
Женщина неторопливо поднялась и, открыв дверь, крикнула в коридор:
- Гюнтера Кляйне, живо!
Часть первая
Герой по праву рождения
Славен был Герой Сигмунд, и победа шествовала за ним по пятам.
Первым среди доблестных воинов Света был Герой Сигмунд. Бесстрашно бросил он вызов Темному Властелину, и тот вышел на бой.
Черны как ночь были доспехи его, и темны, как утроба земли, мысли и деяния его, величественна поступь его и надменен вид. Многих славных воинов успел он сразить в противоборствах и теперь тщился победить самого Сигмунда. Увидел его Герой, и страх невольно закрался в сердце его, ибо как может смертный противостоять явленной мощи?
Но сказала Герою Сигмунду Белая Колдунья Магерита, что лишь уверенный в собственной правоте достоин победы, и в ответ словам ее храбростью наполнилось сердце Героя. Вышел он против Темного Властелина и сразил его в противоборстве. И не помогли Хозяину Таллотана ни темные знания его, ни страшное мастерство его. Потому что лишь тот достоин победы, кто для ее приближения ничего не пожалеет. Даже собственной жизни.
Славен был Герой Сигмунд...
Хроники Королевства Сидон. История Первая. Песнь о Герое Сигмунде.
Сидон. Академия Магических Наук. Наше время
I
Кромсаю жизнь на мелкие полоски,
Вновь собираю брошенные крохи.
Гюнтер Кляйне
В ожидании
Наступившая ночь, припозднившейся странницей проскользнувшая в ворота Академии перед самым их закрытием, властно заключила в свои объятия и шершавые от времени каменные стены главного замка, и разбросанные по закоулкам обширного парка беседки. Погнала гуляющих прочь под прикрытие построек, в отмеченные теплом живого света раковины жилья. Для кого-то - временного, для кого-то - постоянного.
- Магистр, к вам гость, - сухощавый Отто фон Шульц, правая рука Гюнтера фон Кляйне коротко поклонился и, пропустив в кабинет посетителя, вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Визитер сбросил плащ прямо на пол и, шваркнув на стол магистру пачку бумаг, бесцеремонно устроился в кресле для посетителей.
- Рад видеть тебя в добром здравии, старый друг, - магистр нарочито проигнорировал подброшенные ему под нос листы, полностью сосредоточив свое внимание на прибывшем. Все-таки тайная служба Академии всегда недолюбливала стражу магистрата - впрочем, надо признаться, не без взаимности, - и даже почти дружба, когда-то связывавшая Гюнтера фон Кляйне и Хайнца Хеффница, не могла являться достойной причиной для столь позднего визита. Магистр боевых искусств Академии Магических Наук имени Родерика Храброго слишком хорошо знал гордеца-Хеффница: должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы капитан стражи магистрата обратился за помощью к нему.
В том, что Хайнц пришел просить помощи, Гюнтер не сомневался. Одного лишь беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять - дело действительно важное. Слишком уж откровенная растерянность читалась на округлой добродушной физиономии Хеффница. Да и сам он словно бы усох...
- У меня мало времени, магистр, - недовольно поморщился нежданный гость. - Случившееся представляется мне слишком серьезным. - Хайнц Хеффниц тоже был неплохо знаком с привычками Кляйне. Магистр, обладая острым умом и способностью ловко увязывать события в логическую цепочку, почему-то предпочитал корчить из себя этакого недалекого простака, способного только мечом махать. Иногда это забавляло, но чаще попросту раздражало.
Как сегодня.
То, что сейчас происходило в Сидоне, тревожило капитана стражи магистрата, если не сказать, пугало. Своей неординарностью, непредсказуемостью...
Хеффница не оставляло странное предчувствие, что их всех вряд ли ожидает благоприятная развязка, а этот... магистр... не мог выбрать еще более неудачное время для показательных выступлений в духе площадного балагана!
- Рассказывай, - Гюнтер сгреб со стола бумаги и принялся их бегло просматривать. Все-таки в итоге тревога Хеффница передалась и ему.
- Прочитай сначала, - огрызнулся Хайнц. - Там все написано.
Кляйне многозначительно хмыкнул и, наморщив лоб, принялся разбирать кривоватые каракули.
Принесенные Хеффницем листки представляли собой разнородные страницы, безжалостно выдранные из обычных ежедневных донесений городской стражи.
Магистр с некоторым недоумением принялся знакомиться с подробным описанием того, как "у крестьянки Марты Скофниковой сего дня пополудни прямо на площади сперли куру мужска полу. Кура белая, перья в хвосте - рыжие, голос громкий, пронзительный, зело неприятный..."
Похоже, задумчивое недопонимание истинного смысла происходящего отразилось на лице Гюнтера, потому что капитан Хеффниц, во мгновение ока оказавшийся рядом с магистром, выдрал из его рук злополучный лист. Так и не дав узнать, закончилось ли расследование немыслимой кражи века безоговорочной победой нашей доблестной во всех отношениях стражи магистрата.
- Ниже, ниже читай! - разъяренной кошкой зашипел Хеффниц, тыкая пальцем в нужный абзац. Затеянная фон Кляйне игра, похоже, совершенно не понравилась Хайнцу.
Странно, а ведь раньше Гюнтеру казалось, что у Хеффница неплохое чувство юмора...
Магистр лениво скользнул взглядом по коряво выведенным строчкам и, так и не заметив ничего сверхъестественного, уже хотел высказать капитану стражи все, что о нем думает в не особо лестных выражениях: мол, дом сгорел, тоже мне конец света... Но легкая несообразность, не видимая, а только ощущаемая где-то на грани сознания, заставила фон Кляйне внимательнее вчитаться в донесение.
- Вот здесь то же самое, - услужливо пододвинул следующий лист Хеффниц. - И вот здесь и здесь. - Следующие страницы донесения оказались в руках разом помрачневшего магистра.
- Угу, - благодарно промычал Гюнтер и погрузился в чтение.
- Ну, - через некоторое время поинтересовался у магистра Хайнц. - Это то, о чем я думаю?
- Похоже, - задумавшись, Кляйне принялся постукивать пальцами по столу. - И не скажу, что мне нравится напрашивающийся вывод.
- Можно подумать, он нравится мне, - сразу обиделся Хеффниц. - Ренегат , да еще такой силы, да еще в Сидоне...
- Мда, - Гюнтер тоже слишком хорошо представлял, чем подобное развитие событий может закончиться для города, однако взгляд светло-карих, почти ореховых глаз магистра не выдал охватившего его беспокойства.
- И что ты предлагаешь? - напрямую спросил у приятеля Хайнц.
- Сообщать мне обо всех происшествиях подобного рода. Сообщать немедленно, - фон Кляйне легко поднялся и обошел стол, собирая листки. - Теперь этим делом занимаюсь я лично.
Хеффниц тоскливым взглядом проводил исчезнувшие в ящике стола донесения. Ему ничего не оставалось, как согласиться.
В конце концов, ловить свихнувшихся магов дело тайной службы Академии, а не магистрата.
Эрик Экхарт
Из жизни земноводных
Коридоры замка каменными дорожками разворачивались под ногами, напрасно пытаясь заинтересовать причудливой вязью узоров спешащего изо всех сил Эрика. Если бы солнечный диск уже опустился за горизонт и в запутанных переходах Академии зажглись чуть зеленоватые "светлячки" - люминофоры, словно по волшебству превращающие окружающий мир в подводное царство, молодой человек, не сомневаясь ни мгновения, тотчас же перешел бы на бег.
Однако день только начинался, и за каждым поворотом можно было наткнуться на торопящегося на занятия мэтра или, самое страшное, отправленного по поручению ученика, а Эрику Экхарту, великолепному Эрику Экхарту, любимчику прославленной Магрит Шнайдер не подобало сломя голову носиться по коридорам, уподобляясь бездарному недоучке.
Но для тяжело пыхтящего за его спиной Ларса и выбранная скорость передвижения оказалась чересчур высокой - мальчишка попросту не поспевал за длинноногим Эриком, изредка сбиваясь на бег, благо статус позволял. Однако с его стороны не последовало даже самой робкой попытки протеста, и Экхарт в очередной раз похвалил себя за правильный выбор помощника.
Поворот, еще поворот. Вот оно - сердце Опоры Света, одна из четырех угловых башен главного замка Академии, избранная для резиденции госпожой Главой Белого Совета.
В одном из оконных проемов крытой галереи, соединявшей башни замка, прямо на высоком подоконнике, подложив под себя ладони и бесстрашно повернувшись спиной к разверзшейся позади пропасти, сидела Эльзе - младшая из телохранительниц госпожи Магрит фон Шнайдер. Герта, не решавшаяся повторить подвиг своей беззаботно болтающей ногами подруги и подчиненной, предпочла занять место как можно дальше от открытого окна, что, однако, нисколько не мешало их неторопливой беседе.
- Ай, Эрик! И Ларсик с тобой! - приветственно махнула гостям рукой первой заметившая их Эльзе, Герта даже и головы не повернула.
- У себя? - деловито осведомился Экхарт у старшей телохранительницы, сразу пресекая всяческие намеки на праздный тон.
- У себя, - светловолосая Герта соизволила, наконец, обернуться и теперь с явным неудовольствием следила за Эльзе. Неунывающая рыжулька уже успела спрыгнуть с подоконника и вовсю тормошила несчастного Ларса, пытаясь одновременно взъерошить ему волосы, всучить конфету и расспросить о доме.
Однажды, когда Эрик, набравшись наглости, как-то поинтересовался у самой Магрит, почему в этой парочке право последнего слова принадлежит именно осторожной, даже, как казалось со стороны, чуть трусоватой Герте, а не уверенной в своих силах Эльзе. Тогда госпожа Глава Совета одарила своего ученика взглядом из коллекции для особо отличившихся идиотов и пояснила, что иногда, прежде чем делать, лучше хорошенько подумать. Эту фразу Экхарт записал и на свой счет, стараясь теперь по возможности как следует проанализировать вероятность развития событий, перед тем как непосредственно приступать к воплощению задуманного в жизнь.
- Эльзе! - Прикрикнула на подчиненную Герта, и та послушно оставила Ларса в покое. Зардевшийся словно маков цвет мальчишка тотчас же принялся старательно приглаживать торчащие во все стороны вихры. Эрик, невольно последовав заразительному примеру, не удержался и провел ладонью по собственной, и так находящейся в идеальном порядке шевелюре, вызвав приступ неконтролируемого веселья со стороны наглых девиц.
Ученик Главы Совета знал, что хорош собой, и гордился своей неординарной внешностью, поэтому он лишь искоса глянул, выражая шутливое недовольство, на двух и не думавших прекращать хихикать негодяек и, подойдя к массивной двери, окованной отполированной до огненного блеска медью, осторожно сомкнул пальцы на украшенной вычурной птичьей головой ручке.
Магрит Шнайдер не любит, когда ее беспокоят без предупреждения. Может в лягушку превратить сгоряча, и хорошо, если только в лягушку. Ларс поднял испуганные глаза на Эрика - похоже, подумал о том же самом, - и вдруг неожиданно прыснул. Вспомнил, гаденыш, довольно габаритную тварь, смутно напоминавшую жабу, которая прыгала по коридорам Академии, подметая пол длинной косой, и отчаянно ругалась на смеси всех известных языков на потеху немногочисленным зрителям, тщетно пытаясь вернуть себе привычный облик.
Ему, поганцу, видите ли, смешно, а он потом еще неделю передвигался прыжками и пугал случайных очевидцев попытками поймать муху языком... Зато теперь в отместку за произнесенное за спиной злорадно-насмешливое "ква!" Эрику ничего не стоило отправить шутника знакомиться с трудностями земноводной жизни на собственном примере.
Хорошо учила госпожа Шнайдер! Жестоко, но хорошо.
Ладонь ощутимо кольнуло холодом - его ждали - и сразу же послушно щелкнул отпиравшийся замок.
- Войдите, - раздался мягкий, певучий голос Главы Белого Совета, и Эрик, подхватив за шкирку - благо, рост позволял, - попытавшегося затеряться на фоне каменной кладки стены Ларса, шагнул внутрь.
Кабинет госпожи Магрит фон Шнайдер, единолично возглавлявшей Белый Совет с самого момента его основания, отличался практически полным отсутствием какой бы то ни было мебели и переизбытком книг. Они уверенно, будто отряды победоносной армии, захватившей капитулировавшего соседа, контролировали доставшиеся им по праву сильного территории, готовя плацдарм к захвату новых. Книги полностью занимали просторные, в несколько рядов, полки, громоздились кучками на письменном столе и неторопливо переползали на пол, для надежности привалившись боком стопки к массивной деревянной ножке. Они уютно расположились и в самом кресле, и с каким-то любопытством выглядывали из-под него, словно бы намереваясь рано или поздно вырваться из скученности отведенного им пространства в окружающий мир.
Эрик до сих пор не переставал удивляться, как наставница умудряется не только вписываться в царящий вокруг бардак, но и ловко отыскивать в нем необходимую книгу или вещь.
- Ну, - строгие светло-серые глаза госпожи Главы Белого Совета внимательно рассматривали ввалившуюся парочку. Она уже знала, что именно принесли Эрик и Ларс, но требовала от них доклада по форме.
Невысокая, изящная, производящая, несмотря на свой солидный даже для мага возраст, впечатление юной девушки-ученицы, госпожа Шнайдер, тем не менее, умудрялась управляться с разрозненным стадом самолюбивых магов с нереализованной манией величия, гордо именуемым Белым Советом. Причем так ловко, что ни один из них до сих пор ничего не заподозрил, считая верховный пост магички чем-то вроде дани традиции.
Эрик галантно поклонился своей наставнице и выдвинул вперед зардевшегося от оказанной ему чести Ларса.
- Госпожа, ученик Ларс Ульрих фон Ларссен сумел установить необходимую последовательность символов...
- Конечно же, под твоим умелым руководством... - Глава Совета понимающе наклонила голову. Она отлично знала о желании Эрика заслужить похвалу путем самоуничижения и прощала ему эту маленькую слабость.
Экхарт сразу же засмущался и совсем позабыл, зачем пришел. Положение спас Ларс, поспешно протянувший госпоже Шнайдер свиток с тщательно выведенным заклинанием.
Глава Совета скользнула взглядам по изящным завитушкам символов и торжествующе улыбнулась.
- Мы нашли его! Мы нашли Героя!
Ларс Ларссен
Начало пути
Ларс переводил взгляд с сияющего, донельзя довольного Эрика на улыбающуюся госпожу Шнайдер, понимая, что никогда еще не был так счастлив.
Наверное, с самого первого дня, когда впервые пересек порог желанной Академии.
Город призрачным облаком висел над горизонтом, и казалось, что фундаменты его построек даже не касаются земли, застыв в устойчивом, хотя и немыслимом по всем законам природы равновесии.
Ветер ласково ерошил такие же русые, как и у отца, волосы Ларса Ларссена, бывшего не в силах оторвать взгляд от заворожившей его диковинки.
Копыта лошадей звонко цокали по идеально гладкой поверхности дороги. Эти темно-серые ленты, связывавшие Обитаемые земли с Сидоном, остались потомкам в наследство от мифических Древних. Возвышавшиеся над землей на пару пальцев странные дороги, построенные без единого стыка, без единого шва, без единого разрыва, знаки с непонятными символами, написанные на полузабытом языке книги, редкие артефакты и сами магические аристократические роды - вот, пожалуй, и все.
Ларс, украдкой, несколько раз пытался отковырять на память кусочек странного материала, но дорога Древних не желала поддаваться стали ножа, предпочитая и дальше хранить свои секреты в тайне от непосвященных.
Ульрих Кирстен фон Ларссен, однажды заметив интерес сына, добродушно усмехнулся в усы, и не стал выдавать своего присутствия. Когда-то давно он точно так же втихаря мечтал взять на память хотя бы осколок темно-серого минерала, и точно так же все его попытки закончились неудачей.
Дорога Древних широкой петлей охватила вершину холма и свернула, убегая прочь. Дальше к воротам Сидона следовало спускаться по другому, проложенному уже человеческими руками тракту.
И насколько пыльным и вытершимся казался обычный серый камень в месте своего примыкания к телу дороги Древних, словно бы это именно он, а не отливающая на солнце антрацитом лента, видел многие тысячи тысяч рассветов.
Кирстен Ульрих придержал коня, позволяя сыну насладиться видом раскинувшегося меж двух холмов города.
Призрачная пелена рассеялась, позволяя разглядеть самые незначительные детали, и всего лишь обманом зрения на проверку оказалась завораживающая легкость Сидона. Нет, город не парил, раскинув крылья дворцов, подобно альбатросу над морем, он прочно стоял на земле, надежно вцепившись в нее фундаментами многочисленных добротных зданий.
Широкая крепостная стена, по-змеиному извиваясь и сбегая вниз, еще опоясывала внутренний город идеально выверенным кольцом, но Сидон уже давно, подобно переполнившей чашу воде, выплеснулся за ее пределы, целенаправленно захватывая окрестности. За годы мира - ордам Темного Властелина еще ни разу не удавалось прорваться так глубоко в тело Обитаемых земель - Сидон обленился и оброс жирком, забыв о своей прежней славе города-воина.
И со странным выражением покровительственного изумления поглядывали старые, изящные в своей простоте и строгости сторожевые башни на наводнившие город роскошные дворцы знати. Так вернувшийся с войны ветеран смотрит на заполнивших его дом детей.
С удивлением и тайным обещанием покровительства и защиты.
И чуть в отдалении, с гордостью восседающего на троне правителя, возвышались над парками и площадями, изящными фасадами дворцов и открытыми террасами, над шумными базарами и предававшейся воспоминаниям о давно минувших победах стеной рогатые башни Академии Магических Наук. Города в городе.
Государства в государстве.
Академия, заносчиво забравшаяся почти на самую вершину соседнего холма, жила и управлялась по собственным законам, издаваемым коллегией самых сильных магов - Белым Советом, и никто из мирских правителей не решался посягнуть на священные права магической элиты.
А те, кто решались, уже никому не могли рассказать о своей глупости.
Говорят, главный замок, заложенный в честь основания Белого Совета, представлял собой отражение, почти полное подобие прежней Академии.
Академии Древних.
Так же как и Сидон, горделиво похваляющийся славой самого старого из городов Обитаемых земель, но, по слухам, на деле не имевший ничего общего, кроме названия, с легендарным Сидоном Древних. И косвенным подтверждением разносимого недоброжелателями слуха стала повернувшая прочь от города темно-серая лента дороги.
Что ж, после падения Древних многие из их городов оказались или разрушены, или забыты.
Древние... Слово, цветным леденцом перекатываясь на языке, понемногу таяло, оставляя после себя сладость непонимания и мятный вкус прикосновения к тайному.
Кем они были? Куда ушли? И, самое главное, почему?
Они умели управлять стихиями, изменять мир до неузнаваемости по своему желанию, они могли создавать вещи из ничего и в долю секунды перемещаться в расположенное на другом конце страны место. Говорят, они даже летали по воздуху. В общем, вытворяли совершенно немыслимые вещи...
А потом Древние исчезли. Исчезли за считанные дни. Словно бы их внезапно поразило моровое поветрие. И рассыпались книжным прахом испещренные значками мало понятных символов фолианты, и покрылись пылью в хранилищах немыслимые артефакты, о назначении которых теперь оставалось лишь только догадываться...
Древние ушли. Навсегда.
Но остались их потомки, основатели аристократических родов, те, кто на протяжении многих и многих поколений хранил в своих жилах, передавая наследникам, самое главное. Необходимое. Врожденную способность к магии, доставшуюся избранным от Древних.
Поэтому каждый отпрыск знатного рода обязан был пройти обучение в Академии, чтобы не ушла в песок, не растворилась в воздухе, не погасла священная искра мастерства, без которого трудно выстоять против пришедшей с запада угрозы.
Ведь с незапамятных времен подобно вставшей на горизонте грозовой туче, пронизанной вспышками дальних молний, над Обитаемыми землями распростерла свои крылья темная тень приближающегося ненастья.
Об извечном зле, свившем гнездо в предгорьях Таллотана, знали все чуть ли не с рождения. Но о том, кем на самом деле был Темный Властелин, откуда он взялся и почему, несмотря на многообещающие заверения некоторых магов, возрождался снова и снова, редко кто задумывался. И, к сожалению, Ларс принадлежал к принявшему события на веру большинству.
Впрочем, может, так оно и лучше. К чему размышлять о вещах, с которыми тебе вряд ли доведется столкнуться? К чему строить предположения и мечтать не то чтобы о несбыточном, о просто ненужном, когда жизнь властно зовет тебя следовать прихотливыми извивами ее русла? Да и чем отличаются подобные измышления от пустых сплетен? Сведений ведь не сохранилось. Никаких.
Известно одно. Древние ушли, и после их исчезновения затаившаяся до поры Тьма опять подняла свою змеиную голову. И, скорее всего, орды присягнувших ей на верность уже давно бы прошлись огнем и мечом по Обитаемым землям, если бы не Герой.
Герой был спасением. Оружием, выкованным миром для защиты от безжалостно терзающих его врагов. Человек, не подвластный действию даже самой сильной магии. Способный противостоять на равных набравшему силу Властелину.
Иногда, в самых тайных, а потому и в самых желанных, в самых сокровенных своих мечтах Ларс видел себя спутником Героя, хотя и понимал, что это почти невозможно.
- Эй! - мальчишку несильно, но настойчиво потянули за рукав. - Ты чего друзей не замечаешь?
Вопрос, судя по его содержанию и бесцеремонному тону, подразумевающему только один напрашивающийся ответ, был задан младшим отпрыском рода фон Лейне - западных соседей фон Ларссенов - Куртом.
- И ты здесь! - обрадовался, узрев среди незнакомых лиц показавшуюся до боли родной конопатую физиономию старинного приятеля, Ларс.
В носу еще противно щипало после расставания с отцом у ворот Академии. Тот в очередной раз, путая слова, повторил наставления на будущее и, неумело чиркнув губами по сыновнему лбу, предпочел как можно быстрее запрыгнуть в седло и направиться прочь. Оставив Ларса в компании высокого ученика, неприветливо поджавшего губы, когда младший Ларссен задержал взгляд на необычно-светлых даже для жителя Сидона, чуть ли не совсем белых волосах незнакомого гордеца, заплетенных в некое подобие косы.
Но причина скрывалась вовсе не в оригинальности облика встречающего: именно в этот момент Ларс с неуместным тщанием рассматривал бы что угодно, вплоть до валявшегося в пыли камня. Лишь бы не поворачивать голову вслед отъезжающему отцу.
Это было выше его сил. Ларсу почему-то представлялось, что теперь с отцом обязательно произойдет что-нибудь страшное. Непоправимое. А его... Его не окажется рядом именно в тот момент, когда Ларс будет жизненно необходим своему отцу.
Нет уж. Лучше изучать подробности сложной прически недружелюбного провожатого, чем смотреть, как отец с каждым мгновением все дальше и дальше продвигается по дороге к неизбежному...
- А то ж! - довольно осклабился Курт. - И не говори, что не ожидал меня встретить. Одногодки таки. - Подвел черту юный Лейне, покровительственно обняв Ларса за плечи. - Ничего, мы им еще покажем!
Над ухом дружелюбно фыркнули:
- Покажете. Только потом, - крепко сбитый рыжеволосый мужчина в потертом плаще, услышав обрывок чужого разговора, хулигански подмигнул новым ученикам Академии и направился прочь, на прощание многозначительно посулив. - Мне лично и покажете.
Ларс улыбнулся неожиданно вспомнившемуся отрывку утра, давно уже растворившемуся в сплетениях минувшего. Все время его пребывания в Академии, начиная с самого первого дня, проходило под покровительством двойной звезды: Эрика Экхарта и Гюнтера Кляйне. И где-то там, над горизонтом, рассекая рассветное небо кинжальными росчерками, пробивались из-за края земли тонкие лучики, первые предвестники скорого величественного явления дневного светила, солнца магического мира - Магрит Шнайдер.
Разве мог подумать Ларс Ларссен, отправляясь из дома в Академию, что ему доведется общаться с подобными людьми на равных? А вот теперь...
Впрочем, мечты обладают странным свойством иногда сбываться. И чем они безнадежнее, тем выше вероятность их неожиданного воплощения.
Надо лишь верить всем сердцем.
- И что теперь? - поинтересовался, нарушив слишком уж затянувшееся молчание более прагматичный Эрик.
- Как что? Вам отдыхать, а мне... Впрочем, постараюсь не позднее, чем завтра созвать Совет, - госпожа Шнайдер, которую за глаза многие называли просто Магрит, недовольно поморщилась, словно бы внезапно дал о себе знать больной зуб. - А теперь кыш отсюда. Оба.
Эрик и Ларс с радостью повиновались.
II
Я сижу в темноте - мне действительно легче с ней,
Это время мое, хоть сейчас не мои времена...
Я один из ушедших, забывших, отрекшихся -
Заплутавший в ночи, а вокруг - тишина, тишина...
Неизвестный
Зов прошлого
- Милости просим, господин! - Толстый Штефан, хозяин расположенной у площади харчевни "У Капитана", низко поклонился новому посетителю, в настоящий момент, судя по всему, выбиравшему между открытой галереей второго этажа и мягким полумраком первого. Вошедший был облачен в видавший виды дорожный плащ поверх потрепанного костюма для верховой езды и не производил должного впечатления. Но Штефан не смог бы расширить в столь короткие сроки доставшееся от деда дело, если бы не обладал способностью с первого взгляда отличать, кто именно перед ним находится.
Гость, несомненно, принадлежал к аристократической верхушке, причем, к одному из известных родов, представителей которых удавалось неоднократно лицезреть на устраиваемых народных празднествах - чем иным объяснить овладевшее вдруг Штефаном странное чувство узнавания?
Посетитель едва заметно качнул головой в ответ на приветствие, невольно подтвердив верность сделанных хозяином выводов, и неторопливо направился вверх по лестнице.
Солнце лениво сползало вниз, до краев заливая небосвод алыми закатными реками, и на фоне ослепительного багрянца особенно четкими казались контуры крыш окружавших площадь домов.
Он не любил этот город, базарную торговку, выдающую себя за потомственную аристократку. Не любил его нарочитую, выставленную напоказ красоту, тягу к совмещению несовместимого, напяливанию массивных, отдающих откровенной дешевкой золотых побрякушек вместе со строгими платьями, помнящими прикосновение пальцев лучших из мастеров иголки и ножниц. Чужак здесь, он презирал этот город, и город платил ему той же монетой, с недоверием косясь на возомнившего себя судьей наглеца витражами окон.
Он не любил это время: огненные полосы в небе напоминали страннику кровавые подтеки, глубокие, до сих пор не пожелавшие зарубцеваться раны, оставленные на сердце острым лезвием памяти. Он не любил закаты, но не мог не смотреть на них, получая какое-то странное болезненное удовольствие от ковыряния в собственной душе.
Алое и черное. Кровоточащие порезы и угли минувшего. Слишком красиво, слишком ярко, слишком беспокойно.
Все слишком...
Сделав над собой усилие, чужак оторвал взгляд от потухающего небесного костра, принявшись бездумно изучать висевший напротив портрет. Но черная меланхолия, завладевшая им с самого утра, не желала так легко сдавать позиции, раз за разом вызывая себе на подмогу из бездн памяти одну и ту же картину.
Солнце неспешно опускалось за горизонт, и молодой человек, не отрываясь, следил за его перемещениями, полностью отрешившись от суеты окружающего мира. И лишь когда за спиной шумно перевели дыхание, он смог, наконец, вынырнуть из потока собственных мыслей, накрывшего его с головой, и оглядеться.
В дверях стоял растрепанный мальчишка. Босой, в длинной, до пола, вышитой ночной рубашке, он время от времени как-то по-детски, чуть раскачиваясь на пятках, поджимал мерзнущие пальцы, но войти так и не решался.
- Заходи... - привычное "малыш" почти сорвалось с губ, но он в самый последний момент сумел удержать готовое отправиться в полет слово. Если мальчик старательно доказывает всем, что уже давно вырос, зачем портить ему игру? - Ну, заходи же скорей. А то еще простынешь...
- Брат... - мальчишка все-таки соизволил войти и не сел - почти рухнул на незастеленную постель. - Мне страшно... - Слова давались ему тяжело, но в этом предчувствии неминуемого не ощущалось ни грана боязни за себя. Только за него. - Брат...- Повторил он снова и, не выдержав, всхлипнул. - Не уходи... Пожалуйста...
- Ну что ты, - он и сам не заметил, как оказался рядом с неожиданным гостем, чем тот и не замедлил воспользоваться, обхватив старшего брата за шею и спрятав лицо у него на груди. - Не надо... - Он ласково погладил чуть вздрагивавшие плечи. - Все будет хорошо. Тебе не о чем беспокоиться... Академия - это не навсегда. Я скоро вернусь. - Он помедлил, про себя прикидывая возможные сроки. - Очень скоро. Я обещаю.
- Правда? - мальчишка поднял на брата заплаканное лицо и недоверчиво шмыгнул носом. Но странная, так не свойственная ребенку обреченность, огнем опалившая сердце, и змеей притаившийся в закоулках души страх уже почти полностью исчезли из его голоса.
- Правда, - юноша, не удержавшись, шутливо щелкнул братца по носу. - И не смей больше реветь. Кто знает, может, именно тебе доведется править страной. А будущему королю не подобает хлюпать носом. Они величественные и рассудительные, и не ревут по пустякам.
- Хорошо, - мальчишка робко улыбнулся в ответ. - Я постараюсь. Обещаю: никто никогда не увидит моих слез. И еще, если потребуется. Я стану настоящим королем. - Он недоверчиво покосился на брата и уточнил. - Но только после тебя... - Младший брат на мгновение замялся, и в голосе снова проскользнули предшествующие слезам жалобные нотки. - Главное, вернись... Я буду ждать, сколько потребуется...
Всегда буду ждать твоего возвращения...
Брат выполнил свое обещание, а он... Однажды он так и не вернулся. Не смог, не осмелился окунуться в озеро его глаз после содеянного. Потому что не пережил бы неминуемого осуждения, не выдержал бы, наблюдая, как взгляд единственного близкого существа наполняется немыслимым отвращением. Или, что еще хуже, жалостью...
А надо было...
Впрочем, теперь не время сожалеть...
Все-таки, до чего мерзкая штука - закат.
Толстяк Штефан, лично принесший необычному посетителю заказанное вино, никак не мог понять, почему гость предпочел месту у оградки с прекрасным видом на площадь, стол в дальнем углу напротив закрывавшего полстены портрета.
Хотя выбор вина: терпкое, тяжелое, напитанное миндальной горечью и ароматами поздней осени, вместо вычурной, щекочущей нёбо сладости, столь модной в последнее время в столице, говорил знатоку о многом.
- Вы очень хорошо разбираетесь в живописи, господин, - проследив взгляд посетителя, не преминул подольститься ко мрачному аристократу Штефан. - Это копия портрета короля Людвига Восьмого Великого, доставшаяся мне от моего деда. - Толстяк недоверчиво осмотрелся по сторонам и, нагнувшись к ценителю, тихо произнес, чеканя слова, как полновесные монеты. - Оригинал висит в покоях Его королевского величества, господин.
Посетитель, как-то искоса взглянул на увивающегося вокруг него плющом хозяина, и Штефан понял: настало время ретироваться. Что он и сделал.
Все-таки недаром харчевня "У Капитана" считается одной из лучших в столице.
Ларс Ларссен
Ученик Ученика
В открытые окна был виден краешек мощеного плиткой внутреннего дворика и засаженный какими-то ослепительно-лиловыми цветами газончик. Косые тени ложились под ноги, расчерчивая пол коридора наподобие шахматного поля - в черную и белую клетку. Осталось только расставить фигуры и приступить к игре, но желания не было.
Хотелось наружу. Вон из прогревавшихся за день помещений замка, подальше от дурманящего аромата выставленных повсюду букетов жасмина. Хотелось вырваться за переделы ограниченного, живущего по своим законам маленького мирка в большой мир.
В настоящую жизнь.
Хотелось полной грудью вдохнуть воздух гордого Сидона. Города городов. Столицы столиц. Надменного стража, облюбовавшего себе развилку двух дорог и навсегда застывшего "между".
Меж двух эпох: веком нынешним и эрой легендарных Древних.
Меж двух властей: королевским двором и магической Академией.
Мальчишка снова спешил по коридору вслед за Экхартом, не чуя под собой ног, сердце плененной птицей билось в его груди, а губы все норовили растянуться в дурацкой, от уха до уха, улыбке. От ощущения сброшенного с плеч груза ответственности тело словно бы наполняла какая-то пьянящая легкость, так сильно потянувшая за собой вверх, под своды потолка, что захотелось взлететь.
А ведь еще пару месяцев назад он не мог и предположить, что окажется втянутым в самый увлекательный и самый важный процесс. Процесс, лежащий в основе существующего миропорядка.
Поиск Героя.
Он опаздывал. Снова опаздывал. И как всегда по одной и той же причине.
Спрашивается, чего может быть сложного, практически невыполнимого в обязанностях вставать рано утром? Кажется, ничего. Ложись спать до полуночи, и радостная встреча с восходом тебе обеспечена. Но только как соблюсти пресловутое "до полуночи", если на свете существует столько интересных и, к сожалению, пока еще не прочитанных книг? Да к тому же если почтенные мэтры почему-то и не думают делать исключение для Ларса, освобождая его от всяческих заданий.
Вот и получается, что свободные вечера приходится бездарно расходовать на подготовку и разучивание рутинных форм заклинаний, а приобщение к истинным тайнам мироздания оставлять на ночь, щедро растрачивая на чтение книг отведенное природой для сна время.
И каждый раз, поднимая глаза от страниц и с изумлением наблюдая в окне начинающий светлеть горизонт, Ларс клялся и божился, что завтра, то есть уже сегодня, он обязательно и всенепременно ляжет спать пораньше.
Но вечером, когда ученик, взяв в руки книгу, уютно устраивался в кресле, ему с удивительным постоянством вспоминались любимые слова господина ректора Дитриха фон Хоффмана, из уст человека, предпочитавшего работать с неживой материей, звучавшие крайне двусмысленно: "ОтдОхнем, когда подохнем". Поэтому, раз за разом приходя к выводу, что времени у него впереди еще навалом, Ларс спокойно погружался в чтение...
...Чтобы утром снова бежать на занятия, ожидая неминуемого наказания за очередное опоздание...
Ларс снял с плеча сумку с книгами и прижал ее к груди, чтобы она не мешала, и перешел на бег. Сегодня ему повезло. Почтенный мэтр Шредер симпатизировал ученику Ларссену, и поэтому мог со снисхождением отнестись к привычке любимчика дрыхнуть до полудня. Но вот если бы занятия проводил тот же мэтр Каппе или, не дай Источник, сам господин ректор, Ларсу вряд ли бы удалось избежать проблем.
Впрочем, не стоит лишний раз дергать судьбу за хвост и, тем более, злоупотреблять чужой добротой.
Ларс Ульрих вихрем взлетел по лестнице, чудом не зацепившись рукавом за украшавшие перила резные фигурки. Подразумевалось, что данные шедевры скульптурного искусства символизируют триумф Добра над воплотившимся Злом, умело скрытый за числовой - или еще какой - аллюзией. Но, скорее всего, рассевшиеся на перилах в неестественных позах силы Света служили одной единственной практической цели - не позволять особо хитрым ученикам съезжать по этим самым перилам вниз, вынуждая их пользоваться лестницей.
Размышляя о трудных судьбах победителей Зла, мальчишка отвлекся лишь на сотую долю секунды, но даже этого скудного промежутка времени хватило с лихвой, чтобы произошло непоправимое - Ларс со всего размаху влетел во что-то мягкое и подозрительно живое, сбивая его с ног.
Неожиданное препятствие испуганно ахнуло, тщетно пытаясь поймать выскользнувший из рук предмет, но поздно... По коридору пронесся мелодичный звон, смолкнувший, чуть-чуть не достигнув кульминации, словно струна оборвалась, подавившись аккордом. И сразу же наступила по истине глухая тишина.
Ларс по инерции отступил на шаг - под ногами подозрительно захрустело - и, не смея поднять голову, принялся виновато разглядывать густо усеявшую плиты пола зеркальную мелочь, непроизвольно пытаясь угадать, чем все это было при жизни.
- Имя? - раздавшийся над ухом резковатый голос слегка дрожал от уже готовившейся прорваться ярости. Еще не совсем отойдя от случившегося, Ларс Ульрих медленно перевел взгляд на того, с кем его свели узкие коридоры Академии, и сразу же с пугающей яркостью ощутил, как прочные плиты коридора крошатся под его ногами, одна за одной обрушиваясь в огненную пропасть, увлекая за собой в последний полет проштрафившегося ученика. "Пропал"... - промелькнула в голове у Ларссена беспомощная мысль и оборвалась...
Прямо перед Ларсом презрительно кривил губы пресловутый Эрик Экхарт, и зеленый лед его глаз не сулил ничего хорошего мальчишке, лишившему ученика Магрит Шнайдер какого-то совершенно необходимого для работы артефакта. Пожалуй, возвращение с позором назад к отцу будет не самым страшным наказанием...
Об Эрике Экхарте в Академии рассказывали разные истории и не всегда лицеприятные. О да, он был талантлив, это не оспаривалось, ему легко давались любые науки. Возможно, и в личном общении он на проверку оказался бы не так плох, как поговаривали завистники. Но положение личного протеже Главы Белого Совета незримой чертой отделило Эрика от остальной массы учеников, поставив его над ними. И вне их общества.
Кроме того, по коридорам Академии змеей расползался слух о некоем, совершенном Экхартом злодеянии. Поговаривали, будто бы Магрит Шнайдер вытащила его чуть ли не из тюрьмы, куда Эрика предусмотрительно отправили власти. Причем подробности таинственного проступка сильно различались в зависимости от отношения источника ценной информации к самому Экхарту.
Но ни добровольное отчуждение, ни постоянное обсуждение за спиной различных вариаций его темного прошлого нисколько не смущали гордеца Эрика, привыкшего в ответ на каждый многозначительный взгляд лишь выше задирать подбородок. Казалось, его вообще не могло ничего смутить.
Да и разве существует в природе вещь, способная вывести из себя человека, пользующегося покровительством Главы Белого Совета? Человека, в котором все видели будущего если не преемника, то, по крайней мере, помощника Магрит Шнайдер?
Оказалось, что существует.
- Имя, - уже спокойнее повторил Эрик, полуприкрыв глаза, словно бы ему для обуздания овладевшего душой гнева требовалось не видеть причину его возникновения.