Лешка возвращался с кухни, когда услышал звуки в комнате родителей. Казалось бы, звуки и звуки - что такого, если бы родители не уехали накануне в командировку. Он подошел к двери и осторожно заглянул. На диване лежал Тимка и пялился в телевизор. Фальшивая семья обедала за общим столом, мило улыбаясь друг другу и ему с экрана. Лешка видел только светловолосую макушку брата, но мог с точностью до 99 и 9 % сказать, какое у того выражение лица. Каждый раз, когда Тимка видел подобную рекламу, смотрел такие сцены в кино или исподтишка наблюдал за соседями, на лице появлялась смесь зависти и грусти. Все объекты Тимкиной зависти объединяло одно: куча детей, пироги, домашняя готовка, дача, совместные поездки, единство. В общем, все то, чего не хватало младшему братцу.
Лешку же совершенно не напрягало одиночество и отчуждение. Излишнее внимание для него было хуже, чем отсутствие такового. "Ходить вокруг родителей словно подброшенный котенок? Пусть Тим так делает. Ему ещё по возрасту можно", - с высоты тринадцати лет думал Лешка.
Тимка не услышал, как заходил брат. Он был слишком погружен в мысли на тему: почему у них в семье все неправильно. А подумать было о чем. Чего стоил только обед. С самого Тимкиного детства все в семье ели когда и где хотели. Мама утыкалась в монитор, ваяя очередной "шедевр", и на вопрос "Мам, мы обедать будем?" отвечала "В морозилке упаковка блинов, разогрей и мне тоже принеси". Иногда родители забирали тарелки к отцу в кабинет и там обсуждали что-то по его работе. Ради любимой жены, глава семьи спокойно обедал прямо за компьютером.
Если даже мама считала, что мальчики - это не девочки и особого внимания не требуют, то что говорить о папе. Отец никогда особо не выражал эмоции, не лез с советами. Трудно было представить, как можно подойти к нему и уткнуться лицом в колючий пиджак. Скорее всего, он только удивленно приподнимет одну бровь и промолчит, но ты будешь чувствовать себя разнюнившейся девчонкой. Брату везет, он такой же невозмутимый, словно отгороженный от людей невидимой глазу стеной. Или с книгой сидит, или с девчонками куда-то уходит. А иногда ему звонит ненормальный друг Рафик, тогда Лешка долго отчитывает того, но все равно ввязывается в авантюры. Даже если никто не звонит, он находит, чем заняться. Лешка спокойно разговаривает с отцом на технические темы и подсказывает маме, если ей нужны знания спецтерминов. Тимка пробовал изучать то же самое, но формулы и названия плясали хороводы в голове, не желая стоять смирно. Зато он осилил восемь психологических подходов к понятию "одиночество". Интересно, но на практике бесполезно.
Каждый день начинался в этой своеобразной одиночной камере, в которой по недоразумению оказались четверо. А где-то за стенкой, под ногами, над головой жили люди. Они были такими же чужими и недоступными, как и члены Тимкиной семьи. Правда, у Тимки были приятели, одноклассники, которые словно навещали его в заключении: привет, как жизнь, ну пока.
В Тимкиной семье никто никого не отталкивал, но и не призывал к сближению. Мальчик подходил к маме и смотрел из-за ее спины, как под руками буквы складываются в слова, слова в предложения и вырисовываются сюжет, герои, характеры. Даже в маминой книге выходило, что совместные обеды, поездки и общение - это хорошо, а отчуждение плохо. Почему же тогда в жизни иначе?
Накануне отъезда родителей Тимка снова подошел к маме и осторожно положил голову ей на плечо, облокотившись на компьютерное кресло.
- Тим, не дыши в ухо, - мама раздраженно дернула рукой и отстранилась от сына - И вообще, сходи займись чем-нибудь полезным: поешь или погуляй. Мне уезжать скоро, а текст не готов.
Мальчик отошел в сторону, обида как скользкая змея сжимала горло и, чтобы отвлечься, он начал ловить звуки. Если бы Тимка сразу прислушался, то понял бы, что мамины пальцы стучат по клавиатуре торопливо и раздраженно. Не стоило в такой момент подходить к ней. Сразу расхотелось рассказывать отцу о соревнованиях, наверное, он тоже занят предстоящей поездкой. Да и спорт ему не интересен.
Их не было сутки, но Тимке казалось, что он живет один уже много лет, а за стеной сосед по тюрьме - брат. На улице слякоть, характерная для последних дней августа. Синоптики убедительно обещали потепление в сентябре, но пока гулять и ловить тоскливо-равнодушные взгляды прохожих не хотелось. Книги из домашней библиотеки давно прочитаны, компьютерные игрушки надоели до одури. Только сейчас Тим понял, как ему не хватает сухого щелканья клавиатуры под пальцами мамы и молчаливого присутствия отца.
Реклама закончилась и началась программа для взрослых. Тимка без интереса смотрел на полуголые тела, погруженный в себя. Он мечтал вырасти, чтобы создать свою семью, где все будет иначе. "Что ты сможешь сделать, если сейчас не решаешься ничего изменить?" - спросил его ехидный внутренний голос. Тимка посоветовал ему заткнуться и переключил программу. На канале "Спорт" обсуждали матч. Обычно это отвлекало от вихря мыслей, но сейчас мальчик просто уснул под оптимистичный голос ведущего.
Солнечный свет едва пробивался через плотно задернутые шторы и Тимка отвернулся. Открывать глаза не хотелось, мальчик натянул плед на голову, но стало невозможно дышать. Едва Тимка расстался со своим укрытием, как холод пробрал до костей. Форточка что ли открыта? Борясь с непонятной слабостью, Тим подошел к окну - закрыто. Жажда оказалась даже сильнее, чем желание сходить в туалет. На кухне он столкнулся с Лешкой, тот покосился на мерзнущего брата и ничего не сказал. Лешка с подозрением наблюдал за вялыми телодвижениями Тима. Может, заболел? Стоило подождать, пока тот уснет и подтвердить свои догадки.
А младшему брату снилось, что его закрыли в душной ванной комнате и не реагируют на крики. Дышать было тяжело, и он замолчал, экономя воздух. Проснулся Тимка от прикосновения прохладной узкой ладони к горячему лбу. Мальчик мгновенно открыл глаза и решил, что это продолжение сна. На краю дивана сидела мама и встревожено смотрела на младшего сына.
- Мам, вы же уехали, - только и смог произнести ошарашенный Тимка.
- Как уехали, так и приехали, - ворчливо отозвалась она, - Лешка позвонил, сказал - ты заболел. Ну, как тебе это удалось?
Тим осторожно повернул голову и увидел брата, который с непонятным выражением лица смотрел на них. В руках он держал термос и какое-то лекарство.
- Очнулся, высочество? - хмыкнул Лешка.
- Иди ты, - отозвалось "высочество". Не хватало только отца, но разве можно ждать от невозмутимого, лишенного эмоций человека, что тот все бросит и приедет к сыну. Тимка боялся спугнуть счастье, пожелав большего, чем ему подарила судьба. Облепленный горчичниками, булькающий влитым в него чаем, он просто нежился под мамиными руками, грелся ее заботой.
- Все, Тимофей, спи и поправляйся. Я пойду к отцу, он просил зайти к нему, как с тобой закончу.
- Папа дома? - почему-то шепотом спросил Тимка.
- А где ему быть? - мама смотрела на сына округлившимися глазами.
- Ага, ну да, - невнятно пробормотал мальчик и быстро добавил, боясь, что не решится позже: - Попроси его на минуту зайти.
- Ладно.
Сердце отсчитывало удары, а Тимка не мог поверить, что сейчас к нему придет отец. Может, это правда такой странный сон? Мальчик зажмурился, а открыл глаза, только когда в комнате повеяло знакомым, чуть резковатым запахом мужского парфюма.
- Что ты хотел сказать, Тим?
Слова отказывались произноситься вслух и толпились на кончике языка. Тимка вздохнул, посмотрел в серьезные глаза отца и выпалил:
- Я так больше жить не могу!
Потом замолчал, ругая себя за фразу достойную истеричного псевдосамоубийцы. Заставил себя не отводить взгляд и тихо добавил:
- Пап, ты меня любишь?
Казалось, прошла вечность. Тишина. Тимка отвернулся, рассматривая свой детский рисунок, пришпиленный к стене канцелярской кнопкой. Тяжелая ладонь осторожно опустилась ему на затылок и сдержанно-ласково потрепала лохматые вихры.