|
|
||
Весеннее голосование в камерах
Из здания суда осужденного увезли прямиком в тюрьму. Во дворе солдаты в телогрейках расчищали фанерными лопатами снег и кидались снежками. Нового смертника раздели, затолкнули в душ, выдали тюремную робу. Странно, вопреки его представлениям, она не была полосатой. Потом его отвели в его камеру. Небольшое, размером с форточку, окно, находившееся под потолком, даже не было зарешечено.
Ему повезло, как раз наступило время обеда, и ему принесли сытный суп с плавающими в миске кусками сала и тушеную говядину с картофелем. После обеда он лег на кровать и положил руку себе на лицо. Никто не приходил к нему, лишь по стене скользили солнечные пятна. Он еще взял карандаш и попытался зарисовать их, но ему быстро наскучило. Уже вечером дверь в его камеру раскрылась и вошел человек в серых брюках и зеленом кашемировом пиджаке. Он предложил выполнить обычную в подобных случаях формальность -- обратиться к президенту республики с прошением о помиловании. Узник не стал противиться и под диктовку написал прошение, поставил подпись и дату: 4 марта. Потом опять лег на кровать и повернулся лицом к стене. Служащий тюремного ведомства, его фамилия была Федотов, сложил лист в четыре раза и попрощался. Сдав пропуск на контрольно-пропускном пункте, он вышел из тюрьмы и посмотрел на часы. Он еще мог бы успеть покончить с этим делом, и тогда завтрашний день был бы почти свободным. Подумав, он кликнул таксомотор и поехал в администрацию.
Комиссия по делам исправительных заведений при президенте, в которую направлялся Федотов, помещалась в довольно представительном, но старом зданьи, внутри которого сохранились сложные переходы, закоулки и чуланы. Федотов позвонил с вахты наверх, и к нему спустился Воровский, сотрудник комиссии. Вместе они поднялись к начальству Воровского, получили ключ от комнаты и письменное разрешение с печатью. Потом они пошли в комнату. В ней не было окон, и надо было зажечь свет. На столе стоял компьютер -- старая AT -- и матричный EPSON. По сторонам возвышались шкафы с папками. На стуле лежала пожелтевшая газета полугодовой давности.
Воровский предложил Федотову скинуть пальто и присесть. Сам он щелкнул выключателем и подсел к компьютеру. Несколько минут, пока Федотов скучал, он возился с клавиатурой и потом сказал: "На винте этой заготовки нет. Значит, она на диске." "А где диск ?" -- спросил Федотов. "А диск, наверно, в ящике," -- предположил Воровский. Он встал, и, доставая из кармана брюк связку ключей, направился к несгораемому шкафу, на боку которого было большое черное горелое пятно -- видно кто-то проверял его на несгораемость.
Воровский открыл дверцу, порылся внутри и вытащил картонную коробку с дисками. Потом он засунул руку поглубже и достал еще два порнографических журнала. "Хотите?" -- он показал журналы Федотову. "Да нет," -- сказал тот. -- "А, впрочем, давайте, все равно делать нечего." Воровский захлопнул сейф и сел на табурет перед монитором. Несколько минут он тыкал двумя пальцами по клавишам, потом повернулся к Федотову: "Как его зовут?" Федотов протянул ему папку с данными на приговоренного и опять углубился в свой журнал. Воровский раскрыл материалы и стал вносить данные в форму президентского представления: имя, год рождения, номер дела. Один раз он ошибся и случайно забил всю строку. "Вот черт. Снова все придется перебивать."
"А что такое ?" -- спросил Федотов.
"Строку стер случайно, а что там было, не помню."
"А Undo здесь можно сделать?"
"Не знаю. Сейчас... Да, действительно, сработало, а то пришлось бы заново делать. Пожалуй, запишусь я по ходу дела."
"Ого."
"Чего такое?-- спросил Воровский."
"Да, тут, милая одна."
"Я это все уже десять раз видел."
"А... Может, за пивом сходить?"
"Здорово бы было. А то мне еще полстраницы вставлять."
"Ага."
Федотов вышел.
Через несколько минут он вернулся с двумя банками Bud light.
"Спасибо," -- поблагодарил Воровский.
Федотов принялся открывать и чуть не пролил пиво себе на брюки. Прошло еще минут двадцать. Воровский хлопнул ладонью по колену и сказал: "Ну, все готово."
"А где будем печатать?" -- спросил Федотов.
"На Эпсоне, конечно, никуда не годится. У нас есть лазерный в 206-ой. Сейчас проверю, как вышло, и пойдем туда."
Воровский полез в ящик стола, достал несколько желтых листов.
"На такой пойдет?" -- забеспокоился Федотов.
"На этой только черновик. На лазере, там у них бумага своя."
"А."
Воровский заправил лист в принтер, запустил печать. Федотов тоже привстал посмотреть. Когда первый лист вышел, Воровский пробежал его глазами, достал из кармана карандаш и подчеркнул в трех местах. "Взгляните, может, я чего не заметил."
Федотов тоже просмотрел лист, а потом и второй. Воровский, нагнувшись к экрану, исправил помарки и записался. "Ну, вот и все," -- сказал он. Потом он упрятал диск с образцом обратно в сейф и запер дверцу на гигантский ключ странной формы. "К нам давно это не приходило, я давно не занимался этим, поэтому столько провозился. А то можно было бы быстрее управиться," -- сказал Воровский. Федотов посмотрел на часы и слегка пожал губами от неудовольствия. Потом они пошли в 206-ую. Воровский постучался и вошел. За конторским столом сидела женщина в кокетливом шерстяном костюмчике.
"Здравствуйте, Лена." -- Поздоровался Воровский. -- "Нам бы Игоря поймать."
"Привет, Стасик. Отпечатать что надо?" -- откликнулась Лена, вылезая из-за стола.
"Да."
"Он сейчас отошел. Я его позову. Может, кофейку?" -- она подошла к Воровскому, глядя ему в глаза снизу вверх, и уселась на край стола. "Да, уж, коли нальешь. А это кто с тобой, такой элегантный господин?" -- спросила Лена, переводя вопросительный взгляд на Федотова и поправляя правой рукой волосы.
"Это господин Федотов из министерства. Мы с ним готовим официальную бумагу," -- ответил Воровский.
"Федотов," -- поклонился Федотов.
"Ну, ладно. Сейчас поставлю вам кофеек и пойду за Игорешей," -- Лена захлопотала, налила водой литровую кружку, поставила кипятильник и как-то по диагонали выскочила в дверь, сверкая разрезом юбки.
"Это наша Лена," -- помолчав, заявил Воровский.
"Ага."
"Ну, все, мужчины. Игорек сейчас придет. А как здесь наш кипяток?" -- она прогарцевала на каблуках к кружке, быстро нагнулась к розетке, выдернула провод и, обернувшись, виновато улыбнулась.
"Я помогу," -- полувопросительно произнес Федотов.
Они принялись насыпать растворимый кофе из жестянки в чашки. Лицо у нее чуть заплывшее.
Дверь открылась и вошел Игорь -- неопределенного возраста человек с деформированным лицом, страдавший, видимо, церебральным параличом. Его усадили во вращающееся кресло и угостили печеньем. Кофе пили молча, так как никто не знал, что сказать.
"Ну, хорошо," -- первой заговорила Лена, отставив чашку. Она повернулась к Игорю, погладила его двумя руками по голове.-- "Игореша, милый, нам надо напечатать кое-что."
"Давайте," -- скрипучим голосом ответил тот.
Федотов и Воровский включили машину, вставили диск. Первый лист, однако, не вышел, он был весь забит черной краской. После недолгих чертыханий принтер укротили. Федотов положил в рот последнее оставшееся печенье и поднялся со стула.
"Спасибо большое, что помогли. Мы пойдем," -- начал прощаться "Воровский, пробираясь к двери.
До свидания," -- подытожила Лена.-- "Мы здесь, в 206-ой живем. Заходите."
"Зайдем, обязательно зайдем," -- пробасил Федотов.
"До свидания," -- проскрипел Игорь. Захлопнувшаяся дверь скрыла стоявшую с поднятыми руками, как будто бы надумавшую сдаваться, Лену.
Теперь осталось лишь подпись и печать.
Они пошли вверх по лестнице, в канцелярию, и, так как было уже поздно, народа не было, довольно быстро все проставили. Потом взяли свои вещи (Воровский тоже уходил), спустились вниз и простились у входа. Воровский пошел налево и завернул за угол.
Федотов направился домой.
Около метро он увидел идущую навстречу девушку в джинсах.
Он уже заготовил дружелюбную улыбку, когда сзади нечто сильно толкнуло его, чуть не сбив с ног. Это была серая овчарка, бегающая вокруг хозяйки кругами. Девушка, давясь от смеха, крикнула псу "Дурак!"; Федотов тоже не мог удержаться и захохотал. Дома он поужинал котлетами и сыром.
Он сдал бумагу начальству, захватив один экземпляр, как положено, для приговоренного, и спросил, где можно было проголосовать. Так как он пришел не к самому утру, то почти все сотрудники уже проголосовали, и теперь урны носили по камерам. Федотову посоветовали нагнать урну в одной из камер, да там и проголосовать. Он прошел в камеру осужденного, вручил тому экземпляр "просьбы" и остался подождать урны. Урну скоро принесли, дали обоим бюллетени. Федотов быстро разобрался в пунктах, поставил крестики, сложив пополам, засунул бюллетени в щель фанерной урны и с неодобрением посмотрел на приговоренного, индифферентно вычеркивавшего всех подряд. Потом он вышел из камеры и пошел по коридору. Заключенные голосовали. Кое-где вспыхивали ссоры и даже потасовки с кулаками, но это быстро пресекалось. В целом, голосование шло успешно. В тюремном дворе, поставив две доверху наполненные урны вместо ворот, солдаты гоняли футбольный мяч по очистившемуся от стаявшего снега асфальту, попадая тяжелыми сапогами в лужи и поднимая тучи брызг. На колючей проволоке, ограждавшей дворик, сидели воробьи. Во внешние ворота один за другим выезжали тюремные грузовики. Федотов тоже вышел на улицу и вдруг, вспомнив про назначенное давеча рандеву, поспешил домой, чтобы переодеться. На углу поворачивал, чуть накренясь на рельсах и вовсю дребезжа, трамвай. Я стоял, держа в руках маски, и качал головой. Персонажи почти не получили реквизита и ходили одинаковые и голые по занозистой сцене, делая вид, что принимают условный парик за полное женское платье, а обтянутый тканью пенопластовый горб -- за регалии горбуна. Я хотел, я пытался дать им имена, назвать их по имени, но не мог.
25 декабря -- 2 января 94 г.
|