Белый свет над Окинавой, плывущий волнами над морем. Белый свет, плывущий волнами с юга, от самого горизонта.
Белый дворец над морем. Высокие каменные ступени, изъеденные временем, как губка. Кораллово-красные перила с древесными прожилками, похожими на склеенные волосы. Темные окна, стянутые деревянными решетками. В окна робко заглядывает утренний свет - едва розовый, как сливовые цветы.
Утренний свет на белых стенах. Белый дворец над морем.
Утро безмятежно. Море похоже на бирюзовый шелковый платок, лежащий на земле. Края его прижаты островами, как камнями, но ветер все равно пытается приподнять его над землей, и от того по шелку идут волны.
Взрыв воздуха рассекает светлое небо. Всплеск золота, искры снега.
Взмахивает белое крыло, роняет белые перья. Как снежные хлопья падают они на кораллово-красные перила. Белые, блестящие. Ложатся на перила, качаются от ветра, как белые лодки на красной застывшей воде.
Чуть слышно звенят серебряные колокольчики на широких шлеях, опоясывающих белое тело с гладким мехом. Бело-голубое, отливающие светом моря. Бело-розовое в лучах восходящего солнца. Белое само по себе, снежно-белое, как горная вершина. Блестящее на свету, как атлас. Матовое в тени, как лунный свет.
Семь глаз глядят зорко, один закрыт. Всего четыре пары глаз: по одному глазу на каждой лапе и два - на лице. У каждого свой цвет. Глаза большие, с приподнятыми кверху внешними уголками, очерченные острыми ресницами. Ресницы темные, припорошенные светом. Кончики их чуть золотятся.
Над глазами - красные вертикальные отметины. Красные, как сок граната, острые, как серп новой луны, окрашенный Марсом. Они рассекают высокий лоб, как молнии рассекают ночное небо. Они острые, как стрелы. Но это не раны. Это просто красные отметины на высоком лбу.
Лицо круглое, фарфорово-бледное, серебристо-серое, словно луна в зените. Оно скрыто тенью от белоснежных волос, как луна бывает скрыта тонкими кисейными облаками. На лице - ни единой морщинки, ни единого следа тревоги или радости. По нему нельзя угадать возраст: оно будто и не жило, будто не было детским, будто не взрослело. Безмятежное, бесстрастное, гладкое, словно изваяное из мрамора.
Волосы свиваются в локоны, как вырезанные из бумаги гирлянды на весеннем празднике. Волосы вьются по спине, как снега, оползшие по горным кручам и застывшие на полпути к земле. Волосы лежат белыми волнами на блестящей спине, завиваются вокруг серебряных колокольчиков. Ветер слабо колышет их.
Две синие пряди, перевитые алыми лентами, свисают на звериную грудь. Они похожи на потоки, льющиеся с горных вершин весной.
Две пары бело-золотых крыльев, три пары сильных лап, пушистый хвост и человеческая голова, словно выточенная из мрамора, - таков Кириё, небесный страж. Он самый главный из небесных стражей. Он один бел, как снег, он один способен видеть сквозь время. Он один из всех небесных стражей подчиняется высшему божеству Времени.
Сердце Кириё спокойно и безмятежно, как и лицо. Оно не знает ни тревог, ни радостей и стукает в груди, как тихий фонтанчик соцу, как маятник в деревянных часах, - размеренно и усыпляюще. Оно идет неспешным ходом, не отсчитывая время, потому что времени для него нет. Это сердце бессмертно. И после конца времен оно будет все еще тикать - само по себе, без хозяина, отмеривая начало новой жизни. По капле. По капле.
Кириё приземляется на перила и складывает белоснежные крылья: верхние перья вспыхивают золотом. Разноцветные глаза глядят зорко: на море, на белый свет, на сливовое утро. Бриз развевает снежные волосы: за ними мир кажется туманным.
Кириё смотрит вдаль - куда дальше, чем можно охватить взором, куда дальше, чем можно даже помыслить, - туда, куда мысль не в силах долететь. Он смотрит вдаль. За море. За горизонт. Туда, где кончается небо. Сквозь пространство. Сквозь время.
Кириё смотрит сквозь время. Как мысли и чувства людей текут сквозь других небесных стражей, так прошлое и будущее людей течет сквозь Кириё. Оглянувшись назад, он видит вчерашний день, а устремив глаза вдаль, видит грядущее.
И он видит его в белом свете, плывущем над Окинавой. Но мысли его не о грядущем. Кириё размышляет о настоящем, о том, что видит прямо перед собой. О белом свете.
"Ну вот, я на Земле, - говорит себе Кириё. - Сотни лет назад люди сочли бы мое появление дурным предзнаменованием. Они бы и сейчас сочли его тем же самым, если бы помнили о том, кто я такой. Или знали, что я существую". Кириё качает головой и продолжает думать: "Я не знаменую несчастье. Напротив, я прилетаю затем, чтобы предупредить о нем, - ведь я вижу грядущее. Но люди не хотят слушать. Им кажется, что я приношу беду на своих белых крыльях, потому что она случается после моего появления. Но в их несчастьях нет моей вины. Просто люди не хотят слушать. Они не слушают даже свой разум. И выходит, что все беды случаются по их собственной вине."
Вздохнув, Кириё поднимается и окидывает взглядом белый дворец, двор, сад, каменные ступени. Утро безмятежно. Ветер дремлет в листве. Уходящее лето расцвечивает деревья солнечными красками, и благодаря им во дворце становится светло даже в пасмурный день.
Кириё переминается с лапы на лапу и поочередно жмурит разноцветные глаза.
"Все не так", - говорит он тихо-тихо. Его голос не громче шелеста листьев в саду, не громче пения ветра в деревянных трубочках, его голос созвучен звону колокольчиков на шлее. "- Если одна беда ничему вас не научит, то будет другая. Не пеняйте на богов. Не они наказывают вас. Это вы сами".
Белая вспышка тревожит воздух, разливается над морем, роняет отблеск на белые стены дворца. Но на коралловых перилах уже нет белоснежного стража. Он улетел, или исчез, как это водится у синто. Белые крылья унесли его выше моря, выше облаков, выше, выше белого света, выше всех земных невзгод и радостей, выше бренной жизни. Исчезли и белые перья, похожие на бумажные корабли.
Только на кораллово-красных перилах остались темные следы от белых лап с разноцветными глазами. Темные следы на века. Перила покрасят вновь, но следы, как ожоги, все равно проступят. Даже когда дворец с годами разрушится, на том месте, где были перила со следами небесного стража, останутся два клочка земли без единой травинки. Сухие, как зажившие ожоги. И более ничего.
А мир остается неизменен. И утро безмятежно. И ветер дремлет в листве. И уходящее лето расцвечивает деревья солнечными красками. И море похоже на бирюзовый шелк, слегка высвеченный белым светом на горизонте.
А за горизонтом пылает огонь. Он растет прямо из земли и отражается в небе. Чистое утреннее небо растворяет огонь, как родниковая стылая вода растворяет вино, и он растекается по небесной глади, постепенно подтаивая, превращаясь в белый свет.
Белый свет плывет широкими волнами к северу. Белый свет - отблеск, тень, дыхание дальнего огня. Белый свет, достигший Окинавы.