Лифт, дёрнувшись, застыл на третьем этаже. Стенка кабины с металлическим скрежетом отошла в сторону, пропуская женщину в платке, скрывавшем значительную часть лица.
Ступая как можно мягче, женщина подошла к одной из квартир. Огляделась и, убедившись в отсутствии свидетелей, она приложила ухо к двери, но, тотчас отпрянув, торопливо поднялась на один пролёт и там, желая остаться незамеченной, прижалась к стене.
Из квартиры, интересовавшей женщину, вышел седовласый мужчина с девочкой лет пяти, которую он держал за руку.
- Наточка, - сказал он, - мы немного погуляем и вернёмся. Мультики от тебя никуда не уйдут. Хорошо?
Девочка капризно молчала.
Женщина в платке вышла из укрытия и, не спускаясь вниз, спросила:
- Простите, вы кто будете?
- Собственно говоря, почему вас это интересует? - дипломатично улыбнулся мужчина.
- Я живу в этом подъезде и, насколько знаю, квартира принадлежит Суровцевым.
- Ясно. Суровцевы, к вашему сведению, отсюда съехали год назад, а мы сюда въехали, причём, на законных основаниях.
- Год назад! Вот оно как! - разочарованно протянула женщина. - Вы не подскажите, куда они переехали?
- Об этом, полагаю, лучше справиться у самих Суровцевых. Честь имею, - сказал мужчина, всем видом давая понять, что разговор окончен.
Рыболовлева, а это была она, повернулась и медленно побрела к себе на восьмой этаж. Галина Петровна была расстроена - она, как "дура", весь год ходила кругами вокруг квартиры Суровцевых в надежде "случайно" встретиться с Денисом или, на худой конец, с кем-нибудь из Суровцевых, чтобы узнать, как дела у сына, а оказалось - у неё не было ни единого шанса! Глупое положение!
Кто сможет сохранить душевное равновесие, оказавшись в глупом положении? Пожалуй - никто. Рыболовлева в этом смысле ничем от других не отличалась.
Стрелки часов перевалили за полночь, а Андрей Сергеевич всё не мог уснуть. Его буквально распирало желание высказать своё "фэ" супруге, которая, как нарочно, заснула очень быстро и, против обыкновения, спала очень крепко.
Рыболовлев принялся ворочаться с боку на бок, вздыхать сильнее, чем можно было, и добился-таки своего: Галина Петровна открыла глаза.
- Ну, что тебе? - спросила она.
- Я чего думаю: ты серьёзно собираешься в гости к Суровцевым или пошутила?
- Не к Суровцевым, а к сыну.
- Да, какая разница! Разве забыла, как эти господа выкинули наш спальный гарнитур?!
- Три года прошло! - зевая, напомнила Галина Петровна.
- Да, хоть сто лет! Такое не забывается!
- Ну, допустим, и что дальше?
- Галюня, милая моя, это как же нужно себя не уважать, чтобы идти к людям, которые не желают тебя видеть. Они ведь не удосужились даже поставить в известность, что съехали с квартиры!
- Плевать: хотят меня видеть или нет. Готова смириться с любыми унижениями, лишь бы иметь возможность видеть своего сына и знать, что он не голоден, не болен и тепло одет.
- Но...
- Слушай, Рыболовлев, отвали! - рассердилась Галина Петровна и повернулась к мужу спиной.
Андрей Сергеевич улыбнулся. Он добился того, чего хотел, и пусть теперь голова болит у жены.
Через две минуты он уже крепко спал!
Месяц не прошёл, как Галине Петровне Рыболовлевой удалось устроиться в аппарат администрации новой территории, недавно присоединённой к Москве, однако, она успела обзавестись кое-какими связями, благодаря которым не составило труда выяснить новый адрес Суровцевых, вернее, два адреса, поскольку "ушлые родственники" умудрились обменять свою "трёшку" на две квартиры: двухкомнатную и однокомнатную.
Галина Петровна засобиралась с визитом в однокомнатную, предположив, что именно там найдёт своего сына. Андрей Сергеевич порывался пойти вместе с ней, но неожиданно получил жёсткий отказ.
* * *
Дома Галина Петровна застала одну невестку, если, конечно, не брать в расчёт кошку Присциллу. Увидав на пороге непрошенную гостью, Катя помрачнела.
- Извините, но это ни в какие ворота не ... - начала было она.
- Подожди, девочка, не шуми, - попросила Галина Петровна, совершенно потрясённая наличием у невестки живота, свидетельствующего о серьёзном сроке беременности.
Её глаза наполнились таким искренним женским сопереживанием, пониманием, жалостью и завистью, что сердце Кати дрогнуло.
Она пригласила свекровь в кухню.
- Вот, значит, как вы живёте?! - покачала головой Галина Петровна. - В однокомнатной! Казалось, раз такое дело, твои родители могли бы уступить вам двухкомнатную!
- Нас и эта вполне устраивает, - сказала Катя, тотчас пожалев, что не сразу закрыла дверь перед свекровью. - Поверьте, будет нужно, родители уступят свою без разговора.
- Ладно, ладно, не сердись, - миролюбиво сказала Галина Петровна. - Тебе виднее. Где планируешь рожать?
Слово за слово, Галине Петровне удалось выведать, что рожать Катя собирается не в больнице, а дома, по современной методике, под водой. Для этого она прошла специальные курсы, особенность которых заключалась в совместном обучении с мужьями, которым в данном методе отводилась роль акушера.
- И мой сын согласился принимать роды?! - воскликнула Галина Петровна. - Зная Дениса, в это трудно поверить!
Катя невольно усмехнулась.
- Вы правы, Денис отказался. Пришлось нанять опытную повитуху. Она живёт в пяти минутах ходьбы отсюда. Волноваться не о чём: у нас составлен план действий, проведено несколько практических занятий, если хотите - репетиций, в ходе которых отработали приём "сотворения ложа" из простыней, а также способы регулирования скорости выхода плода. Дело остаётся за малым - вовремя сообщить о начале схваток. Надеюсь, с этим ваш сын справится.
Слушая пояснения невестки, Галина Петровна то и дело тихо повторяла:
- Какой ужас!
- Как видите, Галина Петровна, всё предусмотрено, волноваться совершенно не о чём, - повторила Катя и, совсем не зная, о чём ещё говорить, предложила:
- Чаю хотите?
Уходящие за горизонт полки магазина ломились от обилия товаров. Кроме неё во всём огромном торговом зале не было никого! Она здесь одна! Свет, льющийся откуда-то сверху, слепил и обжигал. Было очень душно.
Она медленно брела вдоль стеллажей, с неимоверным трудом толкая перед собой тележку, доверху наполненную пачками с молоком. Она была в ужасе от того, что всё это придётся одной тащить домой, где её ждёт голодная Дашенька. Тем не менее она продолжала укладывать пачки, зная, что это последняя возможность запастись молоком для малютки.
Вдруг, с коротким хрустом ломается колесо. Тележка резко накренилась на один бок, и содержимое полетело на плиточный пол.
Она стала собирать пачки и укладывать назад, но скоро оставила эту затею, убедившись в её бесполезности: на каждую возвращённую пачку вниз летело две.
Пытаясь спасти, хотя бы, оставшуюся часть ценнейшего груза, она попыталась прокатить тележку вперёд. Но это оказалось ей не по силам. Тележка не двигалась ни вперёд, ни назад. Чувство отчаянной беспомощности охватило её! ...............................................................
Катя проснулась. Понадобилось время, чтобы прийти в себя, осознать, что это был всего лишь сон.
Рядом равнодушно посапывал Денис. Её возмутила демонстративная, как ей показалась, отстраненность мужа - виновника всех её мучений и страданий, отражавшихся в кошмарных сновидениях, преследовавших её последнее время.
Её взгляд выхватил тёмное пятно на стене - это часы. Их тиканье показалось неестественно быстрым. Она где-то слышала, что это не хороший знак. Она натянула одеяло себе до подбородка и стала прислушиваться к тому, что происходило у неё внутри.
Снизу живота, как от точки, волной стала распространяться тяжесть, которая становилось с каждой секундой всё ощутимее. Казалось, если её рост не прекратится, то раздавит ей живот, как орех. Пришла мысль о скорой смерти. Нестерпимо стало жалко себя за необдуманное решение рожать. "Это он виноват!" - подумала она, взглянув на мужа.
- Мама, я не хочу ребёнка! - крикнула Катя и с силой раскинула руки в стороны.
Удар пришёлся по голове Дениса.
Денис сел, будто не спал вовсе, и склонился над Катей.
- Ты вся мокрая! - удивился он. - Что, может, началось?!
- Кажется! - сжав зубы от боли, которой ещё не было, но которая инстинктивно ожидалась, процедила сквозь зубы Катя.
- Ты уверена? Или только кажется? - прошептал Денис.
- Идиот, звони Василисе! - крикнула Катя, обернув к нему перекошенное злобой лицо.
- Ух, чёрт! Вот дела! - вскрикнул Денис.
Он вскочил на ноги, откинув при этом одеяло так, что кошка Присцилла, спавшая, как обычно, в ногах, перевернулась в воздухе и, издав душераздирающий вой, выбежала вон из комнаты.
Денис потянулся рукой к настольной лампе, чтобы включить свет, и задел лежавший возле телефон. Трубка упала на пол и разлетелась на части.
- Ах, чёрт! - выругался Денис.
Он опустился на колени и начал ползать в поиске деталей.
- Быстрее! Чего там возишься? - раздражённым голосом подгоняла его Катя.
- Сейчас, сейчас.
- О, какой ты неловкий дурак!
- Сейчас, сейчас, - повторял Денис, которому удалось, наконец, отыскать аккумулятор и крышку, но трясущиеся руки не давали собрать телефон.
Катя, наблюдая за судорожными и, как ей казалось, бессмысленными движениями мужа, с покорным ужасом думала о том, что её муж не способен быть опорой и защитой, на него нельзя положиться в трудную минуту, и что он ...
- Не мужчина! - вырвалось у неё вслух.
- Что? - оглянулся Денис и, не дождавшись ответа, сказал. - Потерпи, любимая, сейчас, одну секунду.
Он пытался приладить крышку телефона, но мысли его были далеко отсюда. Он проклинал ту минуту, когда согласился оставить ребёнка, который, не родившись, уже всё портил, мешал нормально жить. "Потом будет только хуже!" - как заклинание повторял он.
Он взглянул на Катю. И был поражён, как в одночасье она подурнела: её лицо покрылось синими морщинами, нос заострился и стал будто бы даже прозрачным, похожим на кусочек льда.
Каким-то чудом крышка встала на место и телефон включился. Денис набрал номер Василисы Демьяновой. Акушерка взяла трубку, и тут выяснилось, что у неё температура, и она не сможет приехать.
- Денис, успокойтесь, - сказала акушер. - Сделайте три глубоких вдоха и выдоха. Сделали? Успокоились? Подойдите к жене, пощупайте между ног. Пощупали? Что там - сухо?
- Сыро, - ответил Денис. - Василиса, я один не справлюсь, не смогу...
- О, дявол! Нужно было, как все нормальные люди, ложиться в роддом, а не изображать из себя чёрт знает кого! Теперь поздно! Катя в сознании?
- Да. Мне что делать? Ванную готовить?
- Ах, оставьте эту глупость! - нёсся из трубки голос Василисы Демьяновой. - Принесите таз с тёплой водой и полотенце. Пока дайте трубку жене. Быстро!
- Есть!
Вернувшемуся с тазом и полотенцем Денису предстала дикая картина: одеяло было сброшено на пол, Катя лежала на спине поперёк кровати с согнутыми в коленях ногами. Задрав голову и страшно мыча, она пыталась заглянуть себе между ног. Денис не сразу заметил, лежавший там свёрток тёмно-синего цвета, от которого тянулся бело-красный шнурок. Рядом со свёртком сидела Присцилла и облизывала его. Увидев Дениса, кошка неохотно спрыгнула на пол.
Внешне Катя изменилась так, что можно было подумать, что её подменили. Её всегда прямые светлые волосы вились тугими колечками, потемнели и блестели, будто смазанные жиром, щёки впали, обозначив острые скулы, рот, казавшийся неестественно большим, был открыт, а её чёрные глаза светились изнутри лунным сиянием.
Преодолев брезгливость, после небольшой борьбы, Денису удалось вырвать у жены телефон.
- Василиса, я принёс то, что вы просили, что дальше? - спросил он в трубку.
- Идиот, разве не видишь - она родила! Вызывай скорую помощь!
Только в самом конце апреля, после затяжного и мучительного холодного ненастья, вдруг сделалось тепло, а днём - так и вовсе по-летнему жарко. Обрадованные деревья в одну ночь выпустили наружу липкие листочки. В воздухе запахло гречишным мёдом, закружились мухи, пчёлы и бледно-зелёные бабочки - капустницы.
С приходом тепла Галина Петровна Рыболовлева засобиралась в деревню, к маме. Она с мужем не была там с тех самых пор, как Миляевы приступили к строительству дома, то есть уже три года.
В конце этой зимы дом был построен и отделан. Теперь самое время было появиться, посмотреть, что из этого получилось.
Перед выездом Галина Петровна позвонила младшей сестре Тоне и попросила разрешение приехать, за что тут же получила выговор от мужа.
- Дожили! - возмутился Андрей Сергеевич. - С какой стати мы должны спрашивать у Миляевых разрешение? Половина от всего, что есть на мамином участке, в том числе и половина нового дома по закону принадлежит нам. Так или не так?
- Так, - улыбнулась Галина Петровна.
- К чему тогда дурочку валять?
- Рыболовлев, если мозгов нет, спрашивать бессмысленно.
И всё равно Андрей Сергеевич не поверил жене, что у неё есть какой-то хитрый план, который она реализует. После рождения внучки его Галюня очень изменилась: стала мягче, добрее и терпимее, и даже почти перестала кричать на него. Это, может быть, и неплохо, но Рыболовлева пугало, что доброта и терпимость распространялись на всех без разбору. Андрей Сергеевич стал сомневаться в том, что в вопросе раздела имущества между ними и Миляевыми жена не даст слабину.
- Вот тебе мой совет, - сказал Андрей Сергеевич, - как только приедем в Колотилово, нужно сразу поставить все точки над "и", то есть обозначить свой интерес: земля чья? Мамина! И всё, что на ней построено тоже принадлежит Марте Анатольевне. Следовательно, половина дома - наша.
- Заучил! Страна советов! - крикнула Галина Петровна. - Вместо того, чтобы советы давать, взял бы да тоже дом построил! Что молчишь? Слабо? Денег нет! Ну, и нечего тут языком зря молоть. Нет от тебя никакого толка: ни семью обеспечить не можешь, ни с сыном наладить отношения. За что мне такое наказание!
Однако, на этот раз стенания жены совершенно не действовали на Андрея Сергеевича. Он был уверен в своей правоте, как и в том, что жена, что бы она сейчас ни говорила, нуждается в его поддержке и руководстве более, чем когда-либо.
По большому счёту, в глубине души Галина Петровна была согласна с мужем: она, действительно, как говорится, не ведала, что творила, жила будто с закрытыми глазами, надеясь на авось. Всё-таки, неурядицы последних лет надломили её. Постоянная обида на сына и невестку, абсолютно не нуждавшихся в ней, избегавших её, не позволявших ей, бабушке, даже взглянуть на внучку, подточили её силы. К этому добавились неприятности по службе: она вдруг стала чувствовать негативное отношение к себе не только со стороны коллег, но и начальства. А теперь вот дом Миляевых, построенный, как ни крути, с её разрешения, и который, сто раз прав муж, рано или поздно станет яблоком раздора.
Галина Петровна страстно желала мужу признаться в своей растерянности перед жизненными проблемами, но стоило взглянуть на Андрея, как тотчас ей становилось очевидным, и всякий раз, как будто впервые, что спутник её жизни - самый настоящий ЛДС, то есть, лентяй, дармоед и слабак, и, следовательно, не способен реально ей помочь, и желание "поплакаться в жилетку" улетучивалось, как эфир из открытой склянки. В такие минуты она особенно остро чувствовала своё одиночество.
* * *
В деревню Рыболовлевы выбрались первого мая. Вещей взяли не много. Ехать решили общественным транспортом, чтобы лишний раз не дёргать недавно приобретённую машину.
- Самый большой износ двигателя происходит в момент включения, - авторитетно заявил Андрей Сергеевич.
Галина Петровна с ним согласилась. На самом деле она просто опасалась с Андреем ездить: выяснилось, что у него странная, если не сказать неадекватная, манера вождения. Редкий выезд обходился без попадания в аварийную ситуацию, и всё по вине Рыболовлева.
Последние три года Марта Анатольевна Шустова безвылазно прожила в деревне. Но скучно ей не было. Строительство дома на её участке шло полным ходом. Она была при деле с утра до вечера - следила за строителями, чтобы те не филонили и не воровали материалы. Помимо этого, у неё появилась ещё одна забота: по соседству с её участком началось возведение сразу трёх домов. Не посоветовавшись с Миляевым, в тайне от всех Марта Анатольевна объявила войну пришельцам. Сколько писем было написано ею во все инстанции вплоть до администрации президента! Сколько денег потрачено на телефонные разговоры с чиновниками! Сколько времени проведено в транспорте и в приёмных начальников разного уровня! Всё оказалось тщетным - законность возведения домов была подтверждена всеми!
Обидевшись на государство, Марта Анатольевна вовсе перестала смотреть в сторону чужих хором и, мало-помалу, к ней вернулось умение получать удовольствие от роли контролёра за строительством своего дома.
Миляевы построили дом на загляденье: "о двух этажах, с высоченными подвалом и мансардой". Кроме того, "благодаря стараниям зятя", то есть Алексея Ильича Миляева в деревне проложили асфальтовую дорогу, подвели газ.
Таким образом, если по правую сторону от дороги деревня Колотилово изменилась разительно, то по левую всё осталось, как было: те же деревянные старые, облезлые избы с покосившимися изгородями из деревянных штакетин.
Обо всём этом Рыболовлевы знали заранее из регулярных докладов Марты Анатольевны. Однако, они и представить себе не могли, какое неприятное впечатление на них произведут новшества наяву. Деревня показалась Рыболовлевым чужой, не своей.
В особенности эти новые дома с высоченными заборами, за которым прятались особняки.
Неожиданно одна из калиток приоткрылась. В образовавшуюся щель выскочила немецкая овчарка - огромная лохматая рыжая собачища. Она в два прыжка достигла Рыболовлевых и перегородила им дорогу, уставившись жадными горящими глазами. Рыболовлевы застыли на месте, не смея пошевелиться.
Как назло, мимо проходили Катышевы - жена с мужем, жившие в избе напротив Марты Анатольевны. С незапамятных времён между Катышевыми и Шустовыми существовала неприязнь. Они даже не здоровались.
Странно, но на Катышевых собака даже не покосилась.
Нужно было видеть злорадное выражение лиц соседей, чтобы понять глубину унижения, которую испытали Рыболовлевы.
Противостояние с животным показалось Рыболовлевым вечным. Но вот из калитки, из которой выскочила собака, появился таджик. Он увёл овчарку, даже не извинившись. Находясь в стрессовом состоянии, Рыболовлевы молча проводили его глазами.
- Ещё минуту, и я зарезал бы эту тварь, - выдохнул Андрей Сергеевич, извлекая в качестве доказательства из кармана швейцарский нож, который всегда носил с собой после памятной ночной встречи с Мочёным. Носил, естественно, в целях самообороны.
- Сволота, понастроили, понимаешь, дворцов, нормальным людям житья нет! Нужно сказать Миляеву, чтобы навёл порядок.
- Миляев-то причём? - спросила Галина Петровна, приходя в себя за счёт глубокого дыхания.
- Как при чём? Это же он их сюда навёл своим строительством. Пусть теперь отвечает.
- Возможно, ты прав.
- Я всегда прав.
Рыболовлевы добрались, наконец, до своего участка, обнесённого новым забором. Они подошли к калитке, которая оказалась закрытой. Никаких видимых запоров на ней не было, но висел домофон. Андрей Сергеевич нажал кнопку. Из динамика прорезался искажённый, но узнаваемый голос Марты Анатольевны:
- Эр хыр там?
- Мы, - сказал Андрей Сергеевич, прислонив рот к маленькому микрофону, забранному решёточкой.
- Хыр мы?
- Мать, издеваешься что ли? - вступила в разговор Галина Петровна. - Хырмыр! Открывай давай!
Линию связи будто пробило, и голос Марты Анатольевны зазвучал естественно:
- Галина, ты что ли? Ага! Наконец-то! Заждались совсем. Заходите, гости дорогие!
Реакцией на "гости дорогие" явилось выражение лица Андрея Сергеевича, говорившее: "Приехали! Мы теперь здесь гости! А я ведь предупреждал!".
Галина Петровна поторопилась успокоить мужа:
- Не бери в голову, мать ляпает иногда, не думая.
В сердцах Андрей Сергеевич несколько раз толкнул калитку ногой. Она оставалась на замке.
- Что за день сегодня! - воскликнул он и вновь нажал звонок домофона.
- Кто там ещё?
- Марта Анатольевна, может, калитку откроете, или я её сломаю к чертям собачьим!
- Вот, кляча: синюю пиповку забыла нажать!
Раздался щелчок, калитка приоткрылась, но Андрей Сергеевич всё равно раскрыл её до конца ударом ноги. Рыболовлевы вошли на участок. Сделав три шага, они остановились в недоумении.
Как тут всё изменилось!
Там, где раньше был огород, предназначенный для картофеля, был разбит английский газон, с уже пробивавшейся зелёной травкой. Сбоку газона тянулась широкая дорожка из красно-белого камня, уложенного в шашечку. С изящным, видимо, нарочно придуманным изгибом дорожка тянулась к двухэтажному дому, повернутому узкой стороной к дороге, а передней, широкой в сторону реки Пахры.
Высокий цоколь, обложенный камнем цвета беж, гладко отштукатуренные стены нежно-жёлтого цвета, окаймлённые по углам белыми прямоугольниками разной толщины, придавали строению весёлый вид, который удачно дополняла светло-коричневая французская крыша с изогнутыми краями. К парадной двери вела белая лестница с балясинами, которая заканчивалась площадкой с двумя колоннами, подпиравшими большой балкон.
От места, где находились Рыболовлевы, в сторону старой избы, шла ещё одна, более узкая, но тоже красивая дорожка из красного камня.
- Какой ужас! - простонал Андрей Сергеевич.
- Долго стоять будем? Надо идти! - каменным голосом произнесла Галина Петровна.
Войдя в новый дом, Рыболовлевы тут же попали в объятья Марты Анатольевна:
- Наконец-то! Это надо же - три года к матери глаз не казать!
Ага! Как не стыдно!
В коридор вышли Миляевы: Антонина Петровна и Алексей Ильич.
Освободившись от мамы, Галина Петровна подошла к сестре:
- Привет, дорогая. Ах, какие вы молодцы - такой дом-красавец построили!
- Не дом, а сказка со всеми удобствами, - вмешалась Марта Анатольевна. - Здесь у каждого своя комната. У вас тоже есть! Пойдёмте, покажу. Можно, Алексей Ильич?
- Конечно, - согласился Миляев.
- С удовольствием! - ответила Галина Петровна, в этот момент почувствовав тупую боль в пятке.
- Ой, что это? Собака! - вскрикнула она, успев заметить, как под стол юркнуло что-то чёрное и хвостатое.
- Что?! Укусила?! - засуетился Андрей Сергеевич и тут же принял решение - вызвать скорую!
Антонина Петровна попыталась успокоить сестру:
- Не стоит. Это щеночек - Тимка, у него все прививки сделаны.
- В наше время никаким прививкам верить нельзя, - сказал Андрей Сергеевич, заботливо укладывая жену на кушетку возле камина. - Откуда здесь собака?
- На улице подобрали, - ответила Антонина Петровна.
- Могли бы с нами посоветоваться, прежде чем всякую гадость с улицы подбирать, - сказала Галина Петровна, морщась от неприятных ощущений в пятке.
Скору помощь всё же вызвали. Андрей Сергеевич просто не находил себе места, пока приехавший врач не успокоил его, сказав, что на теле пострадавшей следов укуса не обнаружено. Как только медики отбыли, Галина Петровна засобиралась уезжать. На все уговоры остаться она ответила один раз, но твёрдо:
- Мне надо... с внучкой посидеть.
Услышав это, Марта Анатольевна возликовала:
- Слава Богу! Свершилось чудо: наш ненаглядный Денис сподобился дитя бабушке показать! Не знаю, что теперь делать, увижу - в ножки ему поклонюсь. Ага! Да, что это я, прямо сейчас позвоню, спасибо скажу.
- Не надо никуда звонить! - рассердилась Галина Петровна.
- Зачем?! - огорчённо воскликнул Андрей Сергеевич, да так громко, что на него обернулись пассажиры. - Могли хотя бы пообедать в деревне!
- Заткнись, тебе не понять!
Случилась страшная беда: супруга брата Марты Анатольевны, из Сергиево-Посада попала под электричку.
От такой новости у Марты Анатольевны поднялось давление. Понятное дело - в Сергиев-Посад, на похороны, поехать она не могла. Рыболовлевы тоже отказались по причине исключительной занятости Галины Петровны на службе. Поехали Миляевы. Марта Анатольевна им строго настрого наказала - после похорон привезти брата Мишу к ней, в Колотилово.
Миляевым удалось выполнить наказ, только применив небольшую хитрость - они оставили Михаилу Анатольевичу деньги на такси в оба конца. Хочешь, не хочешь, а пришлось старику тащиться в Колотилово.
И вот, в один прекрасный день в дверь Миляевского дома позвонили. Марта Анатольевна открыла дверь и, увидев на пороге дряхлого старичка с чемоданчиком, сначала подумала - нищий пришёл клянчить милостыню. И только чемоданчик, с которым лет пятьдесят тому назад сама приезжала в Сергиево-Посад на курсы медсестёр, позволил ей признать в старике брата.
- Мишка, ты что ли? Не узнать! Ага! Постарел-то как! - всплеснула руками Марта Анатольевна.
- В дом-то пустишь? - насупился Михаил Анатольевич.
Сделав три шага, он широко огляделся:
- Вот это хоромы!
- Миша, бедный мой, не узнать тебя совсем! - продолжала причитать старуха.
- Заладила! Ох, чувствую - зря сюда припёрся, ну, да ничего, помаюсь денёк другой, и мотанусь домой.
- Кому ты там теперь нужен? - без обиды сказала Марта Анатольевна. - Здесь смотри, какой простор - всем места хватит. Мои, считай, с утра до вечера на работе. Будем тут одни хозяйничать. Ага! Утром встанем, позавтракаем, выйдем в огород, в земле покопаемся в своё удовольствие.
- Нашла дурака в грязи ковыряться. С меня хватит, напахался выше крыши.
- Не хочешь? Не надо! Будем в лес ходить по грибы, по ягоды. Природой любоваться.
- Не желаю никакого леса! Вот ещё - клещей собирать!
- Что ж ты - с утра до вечера дрыхнуть собираешься?
- Допустим, а что, запретишь?
- Ладно, спи, коли хочется, а я рядышком буду сидеть, носочки тебе вязать, да прошлое вспоминать. Ага! Обстирывать тебя буду, чтобы после душа всегда чистое одевал, не то, что при Валентине. Ага! И так мы славно заживём! Вдвоём-то завсегда веселей, чем одному.
- Размечталась! Нечто я тебя не знаю? Дня не пройдёт, запилишь поучениями так, что впору в петлю лезть.
- И-э-эх, до старости дожил, а ума не нажил! - взорвалась Марта Анатольевна и ушла в кухню к утюгу и куче не глаженого белья.
С возрастом только глажка могла успокоить её нервы.
Михаил Анатольевич, выведя сестру из себя, наоборот, мгновенно успокоился. Воздев руки вверх, он сладко потянулся. Но, вспомнив о погибшей жене, сник и накоротке всплакнул.
О сестре подумал, что зря обидел одинокую старую женщину.
Михаил Анатольевич пошёл в кухню мириться.
Мельком взглянув на брата, Марта Анатольевна спросила:
- Плачешь?
- Валюху жалко, - ответил старик.
- Ага, конечно, жалко. Но ты прости, какого чёрта ей было нужно через железную дорогу шкандыбать?
- Да, как же не идти? Через железку - магазин для ветеранов. Там хоть и торгуют просроченным товаром, зато цены бросовые, - размазывая по щекам слёзы, промямлил Михаил Анатольевич.
- Не гонялись бы за дешевизною... да, что теперь говорить, не воротишь! Как же она так?
- Кто знает? Говорят - слишком близко подошла к поезду, её ветром затянуло под колёса, голову - чик и нету-у-у!
- Страх-то какой! Ну, брось, не плач. Слезами горю не поможешь. Надо дальше как-то жить. Для начала сходи, вымойся, а то воняешь, как не знаю кто. Потом кушать будем.
- Начинается!
Михаил Анатольевич поднял глаза к потолку, но в ванную, всё же, пошёл.
Мылся он очень долго. Марте Анатольевне пришлось даже поторопить его.
- Эй, чего там застрял? Кто воду будет экономить? Пушкин?
Брат вышел сразу, будто стоял за дверью одетый.
- Хочешь, дом покажу? - предложила Марта Анатольевна.
- Может перекусим сначала?
- Успеется.
- Вот же...
- Чего?
- Ничего. Веди, показывай.
Марта Анатольевна не успокоилась, пока не провела брата по всем помещениям, включая подвал. Брату всё понравилось, но больше всего подвал, где стоял токарный деревообрабатывающий станок.
- Хороша машина! Эта штука завсегда пригодится, - произнёс он с нескрываемым восхищением. - Повезло тебе с зятем, сестра. Лёшка - мужик хозяйственный, не то, что раздолбай Андрей. Ох, не люблю его и Гальку твою тоже не люблю. Зловредная баба!
- Можно подумать, Валька твоя святая была.
У Михаила Анатольевича затряслись плечи, и он опять заплакал. Следом пустила слезу Марта Анатольевна.
- Да, Марта, большой у тебя дом! - сквозь слёзы проговорил Михаил Анатольевич. - Жить бы в нём, да жить, да уж немного нам осталось.
- Ага, дом ог-ро-мен-ный, - говорила Марта Анатольевна, всхлипывая через слог, - а вот куда тебя положить, прямо не знаю. Все комнаты расписаны. Можно было бы в комнате Дениса, внучка моего, да вдруг он явится с женой и ребёнком?! С них станется. Постелю-ка я тебе в подвале, в мастерской, рядом со станком, раз он тебе так понравился. А что: там тепло, и никто мешать не будет. Годится?
- Всё равно, лишь бы не на улице,- ответил Михаил Анатольевич.
Определившись с местом, сели, наконец, обедать. Марта Анатольевна налила тарелку борща. Но, как только брат потянулся за хлебом, она сказала:
- Стоп! А ну-ка, руки покажи!
- Так мылся же!
- Ничего не знаю. Ходил, станок трогал. Всё сказала: грязными руками есть не дам! В этом доме все гигиену соблюдают, и ты будь любезен соответствовать.
Кряхтя и что-то бурча себе под нос, Михаил Анатольевич зашаркал в ванную.
Марта Анатольевна загрустила. Она вдруг поняла, что с братом ей не ужиться. Он либо сам не выдержит, уедет, либо она прогонит.
Выходит, напрасно мечтала - с помощью брата подкрасить крышу старой избы, обрезать кусты чёрной смородины, пересадить клубнику, да мало ли дел в огороде! Выходит, останутся несбыточными её мечты о вечерних посиделках вдвоём с братом после напряжённого трудового дня, о прогулках по свежему воздуху перед сном. Значит, рухнули её планы - излечить брата от всех недугов путём подбора лекарств и трав, имея главной целью доказать себе и другим, что, как медик, она ещё чего-то стоит, после чего, по идее, к ней должны были бы вновь потянуться люди-пациенты.
- Зря Мишку позвала. Ничего с ним не получится, - решила Марта Анатольевна.
Михаил Анатольевич вернулся с перекошенным от злости лицом. Показав ладони, крикнул:
- На, смотри - чистые. Теперь могу пожрать?
Не известно, кто внушил Марте Анатольевне, что, если человек нервничает, то он не прав. Но ничто её так не успокаивало, как вид человека, доведённого ею до бешенства.
- Остынь, недотёпа, - нарочито ласково произнесла Марта Анатольевна слово, которым в далёком детстве дразнила брата.
Выдержать такое унижение старик не мог. Он уселся за стол и трясущимися губами, произнёс:
- Налей водки! Выпить хочется!
- Щас, разбежалась, - улыбнулась Марта Анатольевна и объяснила брату, что этот дом, в отличие от "гадюшника" в Сергиево-Посаде, не забегаловка и что здесь не наливают, и, если он "припёрся" алкашировать, то:
- Вот тебе Бог, а вот порог!
Живот Михаила Анатольевича как-то странно, отдельно от остального тела, затрясся, подобно студню, лицо почернело.
- Идиот! Дурачина! - звонко стукнул он себя ладонью по лбу. - Ведь знал, что так будет и приехал! Чёрт чудной!
