...Новобранцев везли во Владивосток на поезде, в пассажирских вагонах.
Народ собрался разный: были испуганные деревенские ребята, а были и юнцы с городских окраин, откровенная шпана, демонстрировавшие налево и направо свои блатные наколки. Они пили водку в своих компаниях, а потом начинали задираться к соседям по вагону...
На остановках в больших городах, такие компании, уговорив сопровождавших эшелон сверхсрочников послать "гонца", бегали за водкой в привокзальные киоски, а потом выпив, самые удалые начинали играть в карты и не всегда честно...
Максим половину пути проболел желудком, после отравления водкой на прощальном вечере, но после Благовещенска выправился, поедая купленные на остановке яблоки, читал книжку стихов своего любимого поэта Саши Чёрного изредка про себя декламируя, что-нибудь особенно смешное.
Например, ему нравилось высокомерное: "В книгах гений Соловьёвых, Гейне, Гёте и Золя, а вокруг от Ивановых содрогается земля..."
Во Владивосток прибыли ночью и просидев до утра в холодном помещении морского вокзала, под утро, строем перешли на прогулочный теплоход, переправивший на остров эту толпу хулиганов - крестьянских детей и городских подростков в разношёрстной одежде, специально и протестно изрезанной бритвочками.
Максу запомнилось ощущение холода, сырости, йодистый запах моря и чувство неизбывной тоски, всплывающей на поверхность сознания при воспоминании о бесконечных трёх годах будущей службы, маячивших впереди...
В части, новобранцев разместили в полковом клубе, в "карантине" - так называлось это приготовительное подразделение для новобранцев. Ы качестве инструкторов, назначили молодых, по второму году службы сержантов.
Была уже поздняя осень и потому, даже в шинели было достаточно прохладно, особенно с утра. В первый же день по прибытию на место службы, всех повели в гражданскую баню, неподалёку от казармы и после "помойки", как острили старослужащие, переодели в армейское обмундирование и потому, ещё не разношенные сапоги натирали мозоли, а шинели на некоторых "салагах" торчали коробом...
Потом начались будни...
Весь длинный день службы, проходил в занятиях по строевому шагу или на политзанятиях, где начали изучать армейский устав.
Однако через неделю спокойной жизни, потребовалось разгрузить несколько барж с лесом и "карантин", с утра до вечера, в сырости, под холодным ветром перегружал брёвна на берег.
Но такая тяжёлая работа даже нравилась Максу. Он, напрягая спинные мышцы, один за двоих тянул из трюма мокрые брёвна, а остальные старались увиливать от работы или действительно были слабаками. Макса за его силу и упорство зауважали, хотя он старался держаться как все - то есть не выделяться...
По утрам, после подъёма, по покрытой белым инеем дороге бегали километровые кроссы в сторону леса и сержанты, красуясь и гордясь своей выучкой и тренированностью, подгоняли полусонных "салаг", показывая "класс" быстроты и выносливости.
Максим на "гражданке", помимо поднятия тяжестей и занятий на турнике, с детских лет играл в футбол в клубной местной команде и потому, кроссы его не напрягали - он вообще не был маменьким сынком, был спокоен и силён не по годам и никому не давал на себя давить.
В середине карантинного срока случилось происшествие. К ним, молодым, в казарму, то есть в клуб, иногда приходили старослужащие из автороты поиграть в бильярд.
В тот день, когда им с утра сделали противостолбнячные болезненные уколы, Макс, был дежурным по "карантину" и приглядывал за порядком. Он уже слышал краем уха, что старослужащие часто обижают молодых, но в контакт с "дембелями" не входил.
А тут, в клуб пришли двое солдатиков из соседней автороты, вытащили тяжёлый стол на середину и начали играть, звонко щёлкая киями по костяным шарам, не обращая внимания на молодых, занятых уборкой помещения.
Когда "дембеля" закончили игру, то не убирая за собой пошли на выход и Макс, счёл возможным попросить их убрать стол на место. Дембель, тот что поменьше и потоньше, просто взорвался истерикой. Он почти завизжал:
- Что ты сказал - салага! Да я тебя!
Макс нисколечко его криков не испугался, подошёл к истеричному дембелю вплотную, перехватил его руки и сжав их своими ладонями, завёл за спину и чуть надавил. Дембель, выпучив глаза и чувствуя необычную силу молодого солдата, вынужден был изогнуться в обратную сторону и замолчать находясь в этой унизительной, беспомощной позе.
Макс холодно смотрел в его испуганные ошеломлённые глаза и говорил медленно и спокойно объясняя:
- Нам всем сегодня сделали уколы и поэтому, руки у всех болят чтобы таскать тяжёлые столы!
Когда он выпустил дембеля, тот матерясь и испуганно озираясь вышел из клуба на ходу крича:
- Ну попадёшь ты в автороту, я с тебя с живого не слезу, салага!
Максим промолчал и попросив помочь ему одного из молодых сослуживцев, задвинул бильярдный стол в угол.
Чуть позже к нему подошёл один из "карантинных" сержантов и с тревогой спросил:
- Что тут случилось без меня?..
Ему видимо кто-то уже рассказал о происшествии.
Максим коротко, но дельно всё объяснил и сержант молча посмотрел на него с нескрываемым уважением.
Он сам служил второй год и знал дембельский гонор очень хорошо - на то, чтобы возразить дембелю надо было или не знать армейских порядков, часто напоминающих тюремные, или очень верить в свою силу...
Максим действительно был уже бывалый драчун и года полтора назад ему, в неудачной уличной драке, сломали челюсть. Случилось так, что он начал почти в одиночку воевать с поселковыми хулиганами. Его друзья: и Хилков, Путин и Коля Костромской - силачи и драчуны - были в отъезде и потому, его однажды подкараулили недруги в соседнем посёлке, после танцев.
Они подошли неожиданно, затеяли разговор на повышенных тонах и подло, без предупреждения начав драку, смогли нанести ему два зубодробительных удара. На ногах он удержался, но почувствовал, что одна часть челюсти на полсантиметра стала выше. Потрогав челюсть и чуть качнув её рукой, он показалось услышал стук кости о кость!
Когда он понял, что челюсть сломана, то отбежал в сторону и подозвав своего дружка - очкарика Юру Логинова попытавшегося вступить в драку.
Макс сплёвывая кровь наполнявшую рот, объяснил ему, что челюсть лопнула пополам и надо уходить, чтобы при продолжении драки не повредить её ещё больше.
В ту ночь, из травм пункта его привезли на скорой помощи - он вернулся домой рано утром и тихонько, забравшись в ещё не застеленную родительскую кровать, лёг и отвернулся к стене. Зубы у него были скреплены между верхней и нижней челюстью проволочными скобами и стянуты резинками.
Мать и отец, услышав его нечленораздельные ответы - мычания, выслушав его спокойные объяснения не очень удивились, поохали - поахали и вскоре успокоились - главное, что он был жив - в посёлке, в те времена были и такие удальцы, которые носили в карманах острые ножички - финки и грозились Максу зарезать. Потому, по ночам, возвращаясь домой от очередной подружки, он шёл посередине улицы и опасался ходить по тротуарам, отделённых от проезжей части густым, декоративным кустарником.
Та история в конце концов закончилась, челюсть у Максима срослась, стала ещё крепче и хулиганы его зауважали, несмотря на кажущееся поражение.
Вот и в этот раз, угрозы дембеля вовсе не испугали Максима - он, как всякий опытный уличный боец, привык не бояться угроз на будущее и действовал по обстановке - ведь часто угрожают чтобы напугать, сами не веря в будущую месть. Так случилось и в этот раз...
Вскоре, время "карантина" закончилось и Максим, после распределения попал в батарею управления. Это было самое привилегированное подразделение в полку, и наверное самое "образованное", во всяком случае туда попадали самые грамотные и продвинутые.
Служба в батарее началась с дневальства в казарме, находившейся в расположении штаба полка, почти в том же помещении, что и бывший карантин.
Молодые, оставленные при полковом штабе, ходили дежурными кухонными рабочими на полковую кухню, что стало настоящим испытанием для Максима.
...Уходя на кухню, к шести часам утра, он целый день не переставая мыл, чистил, подметал, а вымыв всю посуду после вечерней кормёжки, приходил в казарму поздно вечером и ложился спать.
Переночевав, вновь с утра пораньше шёл назад на кухню, в посудомойку и без остановок работал там до следующих шести часов вечера: поддерживал огонь в титане нагревающем воду; мыл жирные чашки и тарелки, кружки, большие баки для компота и маленькие бачки для еды на десять человек.
Небольшой перерыв, в работе делался только для еды, которую он проглатывал, озираясь на посудомойку и обдумывая, что из посуды осталось для следующего "заплыва". И так целые сутки!
Главное, что угнетало Максима всё время пребывания на кухне - занятость мытьём посуды без перерыва целый день - не оставалось ни минуты чтобы отвлечься и подумать о чем-нибудь другом - более бессмысленного и глупого занятия он ещё не встречал в своей молодой жизни.
Ему казалось, что уходя на кухню, он на целые сутки выключал себя из нормальной, обычной жизни.
Уже много позже, он понял, что была в этом суточном "заплыве" и положительная сторона - вырабатывалось терпения и умение мгновенно забывать об упущенном жизненном времени, а Максим старался всегда жить обдуманно и осмысленно...
После Нового года, их - несколько молодых солдат - перевели на сопку, в расположение оперативного штаба полка, находившегося в подземном бетонированном помещении - капонире. Этот капонир, после Великой отечественной строили пленные японцы и за прошедшие годы сверху образовался слой земли, на которой выросла травка. Забавно, что солдатики - эртэвэшники из Средней Азии, жившие в соседней казарме, высаживал там коноплю, а потом покуривали анашу, превращаясь на время в каких-то смешливых зомби!
Максима определили в отделение сержанта Щёголева, главного радиоспециалиста по релейным станциям, на которых Макс начал учиться своему армейскому "ремеслу".
Вскоре, командир батареи капитан Запорожец привёл всех свободных от службы солдат на стрельбище, которое располагалось, в правом углу укрепления, в глубоком рву, разделяющего заградительную каменную стену и сам капонир.
В этом "кармане", у дальнего его конца, установили мишень - силуэт, зелёного на белом фоне человека по пояс.
В ста метрах от мишени, на землю уложили мешки с песком и брезентовые подстилки, на которые ложились стреляющие, установив винтовку СКС, на мешок. По команде капитана, очередной стрелок выходил из строя стоящего чуть позади, ложился на подстилку и тоже по команде, делал три прицельных выстрела.
Потом, сержант вместе со стрелком бежали к мишени и узнавали результат...
Наконец дошла очередь и до Макса. Он взял свой карабин, лёг поудобнее, выцелил фигурку и мягко нажал на спуск - раз, потом ещё и ещё...
Он хорошо видел и фигуру и гранитную стену за нею, и в момент нажатия на спуск уже знал, что пуля придёт точно в голову, как раз в середину жирно нарисованного круга. В момент выстрела, он совершенно расслаблялся, не чувствовал тела и работал только его палец на спусковом крючке.
После выстрела, в плечо ударяла отдача, ствол чуть дергался вверх, но Макс уже прицеливался во второй раз. Внутренне, он приказывал себе расслабиться и сосредоточиться только на фигуре, в голову которой необходимо было попасть. И он был уверен, что обязательно попадёт в центр этой рисованной головы.
Так уже бывало с ним однажды, когда он ещё в детстве кинул камень в воробья, сидевшего на заборе. Камень, тогда, как ему показалось, летел долго-долго и уже в начале полёта, Макс знал, что он попадёт в воробья и убьёт его. Так и случилось - когда он, подбежав поднял птичку с взъерошенными перьями, то ещё раз удивился этому непонятному чувству знания будущего, ставшего следствием его действий...
Когда рассматривали мишень, то оказалось, что все три пули вошли почти одна в одну, в восьмёрку и сержант, глянув с уважением на Макса, сказал:
- Твой карабин немного влево бьёт. Потому и восьмёрка...
Когда он показал поражённую мишень офицеру, капитан Запорожец удивлённо вскинул брови и поощрительно проговорил: - Да ты у нас настоящий снайпер. Можешь на полковые соревнования по стрельбе попасть. А потом, ещё раз глянув на дырку в мишени, спросил: - А что же ты молчал, что стрелять умеешь?
Макс смущённо улыбнулся и ответил:
- Да я в первый раз на стрельбище и из карабина тоже первый раз стреляю...
Потом, несколько раз его вызывали в полк, и даже в корпус на соревнования по стрельбе и он привёз на батарею несколько дипломов за первые места на этих стрельбах.
Его даже вызывали на сборы в корпусную спорт-роту, но он повздорил там со старшиной и после, наотрез отказывался ехать туда, каждый раз находя уважительную причину.
Однажды, чтобы не ехать на соревнования, Макс, проверяя силу воли и глядя на себя в зеркало, зажёг спичку и положил её на внешнюю сторону ладони. Он ждал, пока она не догорит, и ощущая боль следил в зеркало, как реагируют его зрачки на эту резкую боль. На руке всплыл волдырь от сильного ожога и он, показывая это капитану, заведующему спортом в полку, оправдывался: - Я хотел только поправить сковороду, а оттуда жир как брызнет!
Капитан покачал головой, нахмурился и произнёс: - А я на тебя рассчитывал. Думал, что мы на корпусной спартакиаде первое место по стрельбе возьмём. А потом вздохнул и закончил:
- Ну иди, что с тебя возьмёшь...
И служба продолжалась с приключениями и нервными срывами, после которых армейская карьера надолго летела под откос...
Но о этом времени уже в другом месте!
2000 год. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal