Аннотация:
Эпиграф: "Танец - это метафора мысли". Фридрих Ницше ...Я долгое время ждал возможности сходить на этот фестиваль и наконец, получил в подарок на день рождения билет в этот, известный в Лондоне, театр. Здесь, несколько лет назад, я смотрел постановку балета "Чайковский" Бориса Ейфмана, и был впечатлен не только балетом, но и уютной атмосферой царящей здесь, в театре. На трёх этажах три кафе, где модно посидеть перед спектаклем, выпить кофе, а может и бокал вина. На сей раз, здесь подавали испанские блюда и вина и зрители, "вживаясь" в испанскую атмосферу, пробовали "экзотику" на вкус. В этот раз, мы с женой поужинали дома и потому, прошли прямо в зал и сели на свои места, разглядывая красочную программку... Зал постепенно наполнялся и в воздухе повис гул оживлённых голосов и даже всплесков громкого смеха, что совсем не свойственно для аудиторий академических театров, к которым, отчасти принадлежит и Садлер-Велс. Но сегодня был особый вечер и в зале было много молодёжи, в том числе много испанцев живущих в Лондоне... ... Наконец, представление началось и на тёмной сцене, в кругу света появились два танцора, сопровождаемые страстным пением и гитарными переборами двух гитаристов. Голоса певцов, вели мелодию, а гитары держали ритм, который подтверждался ручным прямоугольным барабаном и скрипкой. И без того быстрый темп танца делался всё ярче и стремительней, ноги танцоров отбивали угрожающий чечёточный ритм и мельком вспомнились американские довоенные фильмы с Фредом Астором и его танцами, которые покорили тогдашнюю публику. Но те танцы, были приглажены, приспособлены под запросы цивилизованной публику, а здесь, страсть и инстинкты древней жизни пробивались наружу через благообразие костюмов и формат балетной сцены. Мужчины были одеты в брюки и белые рубашки с шарфом и "сюртучком" поверх, а женщины в платье в горошек яркого цвета с длинным шлейфом - хвостом, который иногда, в стремительном танце, напоминал хвосты павлинов. Один номер сменялся другим, танцы становились всё ярче и ожесточённой и страсть пробивалась сквозь привычную, размеренную цивилизованность буйным скрежетом мужского голоса, выпевающего испанские слова с цыганским "акцентом". Женщины, во время сопровождающего танцы пения, не сдерживаясь всхлипывали от внутреннего напряжения и это напомнило мне русских плакальщиц, провожающих в последний путь очередную жертву "окаянной" жизни, в которой все рано или поздно умирают. Именно фламенко - сплав песни, гитарной игры и танца - можно считать атавизмом такой древней, свирепой инстинктивной жизни, и в моём воображении, это искусство всегда сопровождает сцены насилия и проявления неистовой страсти, любви и ревности в этом "прекрасном и яростном мире"! И ещё я вспомнил Толстого и Достоевского которые описывали цыганские хоры и ночные сумасшествия в среде российских дворян, ресторанных завсегдатаев пьющих горькую и всхлипывающих во время исполнения цыганских романсов и плясок, от наплыва чувств и пьяной тоски, которой во все времена отличались буйные русские характеры. Толстой любил цыган и говорил, что "Не вечерняя", в исполнении цыганского хора, вызывает у него слёзы грусти и умиления... Концерт продолжался, и на сцене появилась неистовая цыганская красавица, которая всё больше и больше распаляясь, отбивала немыслимую дробь каблуками, с такой частотой, что кажется ноги не могли за ней поспеть и потому, оставались в кажущейся неподвижности. Но откуда же тогда этот чарующих, бешеный ритм, откуда эта сила мышц тела, неистовство чувств и темперамента?! И мне невпопад вспомнился Рахманинов, который, может быть, в обществе знаменитого Шаляпина, прогуляв всю ночь в "Яре", под утро, приехав домой садился за рояль и сочинял свой Второй фортепьянный концерт, который берёт за душу своей русскостью и радостной грустью уходящей молодости, неизбывного счастья грустной весны за окном в саду, где в предутренних сумерках, расцветала вишнёвым розовым цветом и ароматами сбывшейся, но уже медленно умирающей надежды на счастье! Вспомнил и первого гитариста фламенко, которого я услышал в далёкие советские времена - Пако де Лусию, который бывал в России и оставил во многих русских душах лёгкую грусть по ушедшей горячечной юности российской "цыганщины", оставшейся, почему то на другом краю Европы, в Испании, куда цыгане несколько столетий назад переселились из Византии, во времена её разгрома турками... А ещё я вспомнил своих знакомых цыган, которые вместе со мной играли в футбол, поражая всех своей мягкой манерой обращения с мячом, весёлостью и шутками в цыганском стиле. Взрослея, они становились оседлыми жителями пригородов, рабочими, заводили семью и жили как все вокруг, монотонно и умеренно, казалось на все времена забыв о шёлковых шатрах и темпераментных, зажигательных песнях и плясках! Но пока жив народ цыгане, будет и музыка веселящая душу, зажигающая сердца неистовым темпераментом этого, в недалёком прошлом кочевого племени. ... Незаметно, концерт подошёл к концу, и переполненный зал, после бурных оваций, громко обмениваясь необычно яркими впечатлениями, человеческими струйками выливался в тишину весеннего
|