Кабаков Владимир Дмитриевич : другие произведения.

Книга очерков - Портреты. Часть-2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга очерков - содержит портреты исторических личностей и наших современников. Сравнивая и анализируя, можно делать определённыйе выводы.

  
  Михаил Веллер обличает.
  
  
  
  
  Вместо эпиграфа:
  
  
  "...Не дай бог никого сравненьем мне обидеть!
  Но как же критика Хавроньей не назвать,
  Который что ни станет разбирать,
  Имеет дар одно худое видеть?.."
  И.Крылов.
  
  
  ...Давно хотел написать о Веллере, как о человеке не понимающем последствий своих писаний и слов. И вот появились его, совсем уж апокалиптические "подведения итогов" жизни в России за последние годы, которые провоцируют в читателях возмущение сравнимое с паникой. Вот цитата из его последнего сообщения на сайт "Эхо Москвы":
  
  Торговля Родиной в особо крупных размерах
  
  автор Михаил Веллер писатель, философ. "Эхо Москвы"
  
  "...События концентрируются с пугающей быстротой и до критической плотности.
  1. Трех недель не прошло, как Кремлю сообщили нечто глубоко засекреченное, после чего в девятом часу вечера миру было срочно и вдруг объявлено о выводе российских войск из Сирии.
  2. В Сирии обнаружился российский спецназ и российские наемники, что сопровождается неизбежными боевыми потерями (кто б мог подумать). Хотя потери по закону засекречены.
  3.Друг и партнер Турции Азербайджан совершает вооруженную агрессию в Нагорном Карабахе - фактически нападая на Армению, члена ОДКБ и единственного ныне российского союзника в Закавказском регионе. Пахнет косвенной войной - за Арменией Россия, за Азербайджаном Турция.
  4. В мире обнародованы документально подтвержденные доказательства сокрытия и отмывки за рубежом миллиардных сумм ближайшим путинским окружением..."
  
  ...Читая всё это, я подумал, что естественное место для опубликования этой паранойи, запугивания российского обывателя - это "Эхо Москвы". Так и должно быть. Я уже писал, что в этом информационном псевдо либеральном информационном монстре свили гнездо, известные российские провокаторы, занимающиеся "промыванием мозгов" доверчивому "совку" уже много-много лет.
  И "Эхо ..." стало в современной России той трибуной с которой вещают разного рода русофобы, злобно шельмующие, под видом критики, не только российское правительство и Путина, но и страну, в которой они родились и народ, малой часть которого они являются.
  
  Получается, что Михаил Веллер, писатель и философ, а для многих образованцев так и вообще "гуру", тоже в их числе! И, как не покажется это оскорбительным для его поклонников, этого надо было ожидать!
  Не так давно прочитал несколько его "художественных" книжек о похождении в годы перестройки, разного рода удачливых и весёлых жуликов.
  И с горечью подумал, что вот на этой кальке с "похождений Остапа Бендера", воспитывались несколько поколений современных российских мошенников, казнокрадов и бандитов!
  А сегодня, Веллер кричит "караул" ещё и потому, что ему не нравится, когда его "герои" вылезают из книжек и начинают жить уже вне замысла автора, в реальной жизни.
  Но тогда зачем было провоцировать нравственно нестойких русских людей, сбитых с толку восхвалением сытой и богатой жизни ловких проходимцев и просто негодяев, которым занимался сам Веллер!
  
  Вот ещё одна цитата из этого же материала на "Эхе...":
  
  "... (20 лет я долбил в глухие головы: отдать Южные Курилы Японии - при условии японских вложений технологиями, оборудованием и капиталами в Дальний Восток - и туда же пустить Южную Корею. Корейцы ненавидят японцев, и вместе - не любят Китай: вот щит от китайской экспансии и развитие региона под нашим управлением. Хрена старому дураку, как писал Гоголь! Вот теперь целуйте свои острова через китайские головы - пока китайцы вам губы не оборвали и замариновали в уксусе - к пиву.)"
  
  ...Удивительно, как легко Веллер решает, что отдавать, а что оставить. И кому отдавать, а кому нельзя. И простые люди верят этому "гуру" и думают, читая о вложениях китайцев в развитие Дальнего Востока, что их в очередной раз предали!
  Но чем японские инвестиции лучше китайских и чем "цивилизованные", по мнению Веллера японцы, искренней и простодушней, чем китайцы?!
  Может быть тем, что в отличии от Китая, они, уже более ста лет были соперниками России на Дальнем Востоке и врагами Советской России во Вторую мировую войну. Ведь не зря же Советская Армия воевала с ними в сорок пятом, помогая Америке - своему союзнику во Второй мировой Войне?!
  А может быть не они сегодня, все настойчивей требуют отдать им острова курильской гряды "за просто так"!
  Китай же, давний союзник, а на сегодня ещё и единственный стратегический союзник, который поможет избавиться России от нападения блока НАТО.
  А планы такой расправы с Россией, наверняка существуют и подозреваю, что модернизация и подготовка к войне, начались после того, как Путин, по "особым каналам" узнал о них достоверно!
  
  Неужели, этот просвещённый "философ" Веллер, о такой реальности не догадывается?
  Мне кажется, что если бы он и такие как он критики российской власти знали об этом точно, то отрицали бы агрессивность НАТО, во главе с "демократической" Америкой, и всю вину за эти их планы уничтожения самостоятельности России, конечно переваливал бы на головы Путина и русских людей, которые не хотят подчиниться новому мировому гегемону и супер нации под названием США!
  В нагромождении ужасов от последствий работы российского правительства, этот "философ" всё валит в одну кучу!
  И Глазьева поминает, которого не любит и над которым издевается:
  
  "...7. И вот уже патриот и плановик академик Глазьев заявляет, что российский экономический курс есть движение к катастрофе. И Кремль мгновенно отрекается от своего сторонника..."
  
  И присоединение Крыма, и восстании русских в Донбассе, о которых он говорит с презрением, достойным самого оголтелого украинского националиста:
  
  "...8. Крым сноровисто разворовывается, замороженный конфликт в Донбассе то и дело вспыхивает - этот старый пейзаж дополняет картину общего торжества кремлевской политики..."
  
  Ну а дальше, этот паникер и фальсификатор, уже вполне руководствуясь разного рода сплетнями, гуляющими в прозападной российской тусовке на "Эхе Москвы", уже окончательно убивает Россию и шельмует её правительство, с позиций наблюдателя "над схваткой". Есть и такой слой "подозревателей" на "Эхе..." и не только там:
  
  "... 9. Ну, а в России процветает неофеодализм, когда государевы люди бесконтрольно и неограниченно распоряжаются всем имуществом вверенного им податного сословия - имея фактическое право взять себе что угодно и сколько угодно; а за жалобы на начальство строго наказывают.
  10. Поэтому русский бизнес играет на понижение курса страны, на опережение катастрофы: кругом всего меньше, денег меньше - значит, задирай цены до потолка, сдирай шкуру, пока кляча еще не сдохла; кто знает, какие законы будут завтра и куда придется бежать...
  Вам не кажется, что скоро грохнет?..
  Господи, хоть бы это подольше не кончалось, как сказал кровельщик, пролетая мимо седьмого этажа. Это не только о них там, в Красном Вигваме на холме. Это о нас обо всех...
  Абсолютно бездарное политически и экономически руководство, разворовавшее и развалившее богатейшую страну, превратившее во врагов всех соседей - это руководство имеет две характерные особенности. Во-первых, обладая ментальностью и мировоззрением спецслужб, Кремль склонен объяснять свои политические провалы исключительно конспирологическими версиями. Он страдает от нелюбви всего мира, такого злого и бездушного. Во-вторых, нынешний Кремль - это некий Идеальный Потребитель: он тратит все силы и ум, чтобы присвоить и использовать все, до чего может дотянуться. Он бы охотно приватизировал лед Антарктиды и леса Амазонки: пригодятся. А присваивать все, сохраняя необходимую для этого власть, очень трудно. И силы и ум на управление страной расходуются по остаточному принципу..."
  
  ...В злом остроумии, Веллеру трудно отказать - он, этим и очаровывает своих читателей! Ещё бы немного аналитических способностей, и некоторой "трезвости" в оценке международной ситуации, и можно было бы выдвинуть его на пост президента нелюбимой им страны, без голосования...
  
  "...Принцип управления такой: дать людям денег и всего настолько мало, что если еще меньше - они взбунтуются. Тогда надо посчитать, что дешевле: добавить народу денег - или оплатить нацгвардию..."
  
  Это намёк на то, что в России создана национальная гвардия, для защиты вот от таких вот фальсификаторов-провокаторов и обманутого ими народа...
  Ну а дальше, он уже похоже с "катушек съехал" и все у него плохо, все не так как он советовал:
  
  "...Итожим.
  Если раньше торговали родиной вразнос и навынос - выкачивали природные богатства и гнали деньги в забугорные закрома, то сейчас торговля родиной приняла характер капитальной торговли недвижимостью. По факту - за деньги отчуждается в пользу соседнего государства своя территория, вода, воздух, лес, почва.
  Кто там что говорил насчет нацпредателей? Я не суд, приговор не выношу, называть что-то преступлением или изменой Родине права не имею. Как хотите, так сами и называйте..."
  Забавно, что Веллер не помнит, как сам предлагал отдать Курилы, за деньги и технологии от японцев и южно корейцев!
  
  Опять же, потрафляя вкуса "Эха...", работающего под "зонтиком" Госдепа, он начинает толковать о выборах, не понимая, что нынешнее государство и его чиновники в России, защищают таких "писателей" как он от народного гнева.
  Невольно вспоминается Гершензон и его статья в "Вехах", написанная больше ста лет назад, где он признается, что если бы не тогдашняя монархия, то народ бы давно таких "радетелей за демократию" перевешал! Он имел ввиду авторов этого знаменитого сборника и тех, кто за ними стоял.
  
  Снова Веллер:
  
  "...Приход Путина на третье-четвертый срок был политической катастрофой. "Выборы" оставили ощущение плевка в душу. Наша туземная пародия на демократию, этот африканский спектакль, унижает страну и вызывает только презрение.
  Все, за что бы ни брался дон Рэба, неизменно кончалось провалом. Как военно-политические демарши, так и внутренние реформы.
  Сейчас власть принимает меры по подавлению революции, которая еще не наступила. Анти-майдан на запасном пути. Правильно боятся. Вспоминают, как преторианская гвардия убила Калигулу, и вообще. В политике друзей нет: предадут в тот же миг, как убедятся в целесообразности предательства. Друзья-то и опасны. Им всегда дадут цену за твою голову..."
  
  ...Согласитесь, что тут Веллер уже явно перебарщивает! Впечатление, что он чего то накурился и его понесло. А Калигулу вспомнил, чтобы показать, какой он "умный"!
  Ну а дальше, он, пользуясь безнаказанностью "либеральных авторитетов" одуревших от предоставленной им свободы клеветать на страну, правительство и народ, уже кликушествует сладострастно потирая потные ладошки:
  
  "...Запах бессмысленного и беспощадного щекочет верховные ноздри.
  Срочный уход "лидера", приглашение к переговорам оппозиции, создание совместного переходного правительства, 30-суточная амнистия всем желающим свалить в Ниццы (гарантия неприкосновенности, только сгиньте с глаз), свобода прессы, партий и выборов. Или - Северная Гранд-Корея.
  ...И только необходимо помнить, что любые демократические выборы в России через короткое время заканчиваются приходом к власти бандитов и воров. Менталитет такой, или традиции не разорвать, или такова наша коллективная социальная сущность, или Кто-то Наверху нас не любит?.."
  
  ...Я уже не один раз признавался, что меня тошнит от русофобских материалов на "Эхе...", и непонимания этими провинциалами, что даже все государства Запада, в миф о которых, после коротких поездок за рубеж они сегодня верят и этим живут, не так идеальны внутри, как кажется российским образованцам сснаружи.
  
  ...Вспомнился жуткий случай убийства двухлетнего мальчика в 1993-ем году, в Ливерпуле, в Англии, которая сегодня у российских либералов-провинциалов, вызывает бурю восторга и преклонения. Тогда, два подростка увели из супер-маркита двухлетнего мальчика, завели его на пустырь к железной дороге и издевались над ним, убивая камнями и ударами ног. А потом, чтобы скрыть своё преступление, положили его на рельсы и поезд переехал его, уже мёртвого, пополам!
  Случись такое в России, и вся свора русофобов с "Эха..." и им подобные прозападные издания, кинулась бы обвинять в этом не подростков, живших и воспитанных в кварталах полных безработными, живущими на пособия, а российское правительство и даже весь русский народ! Об этом случае и о этой среде в странах Запада, я напишу особую статью.
  Но ведь таких "подростков" в благообразной Англии, тысячи и тысячи. И узнаешь об этом только тогда, когда проживёшь в стране много лет.
  Я работал педагогом в Лондоне, в "афтескул клаб" и знаком с такими подростками не понаслышке! Иначе говоря, "драма жизни" существует везде где живут люди, даже в самых богатых и обеспеченных странах!
  Но в Англии нет, или пока нет, такой озлобленной и "недооценённой" прослойки, которая, называя себя "креативным классом", лакействует перед своими западными кумирами и отстаивает их корыстные интересы в самой России, опасаясь и небезосновательно гнева народа и потому, заранее подыскивая себе теплое местечко в стане геополитических противников России!
  
  Поэтому, самые громкие скандалы, неудачи политические и экономические, воспринимаются здесь, то есть на Западе, более или менее адекватно и никто не станет обливать грязью свою страну, потому что в большинстве, граждане этих стран - реалисты и патриоты, хотя доказывая это, не бьют себя кулаками в грудь!..
  А в России, ещё со времён Достоевского, целый слой верхнего образованческого класса, существует и вредит своей отчизне как и чем только может, надеясь этим самым заслужить благосклонность своих западных кураторов.
  Его то, этот слой русофобов-"либералов", Фёдор Михайлович называл "лакеями западной мысли"!
  К сожалению, в эту "либеральную" русофобскую "прокладку", кажется входит и Михаил Веллер.
  
  
  Апрель 2016 года. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  О писателе Максиме Канторе.
  
  
  
   О Левиафане, Фукуяме и "втором авангарде".
  
   (О творчестве Максима Кантора)
  
  "Если писатель хорошо видит то, о чем пишет, то самые простые и порой даже стертые слова приобретают новизну, действуют на читателя с разительной силой и вызывают у него те мысли, чувства и состояния, какие писатель хочет ему передать..."
  Константин Паустовский.
  
  
  
  ...Долго искал положительного героя в современной литературе и философии России и решил остановиться на Максиме Канторе...
  
  Каждый раз читая его работы - будь то романы или философские эссе, испытываю эстетическое наслаждение от логичности повествования, незамутнённой мысли, искренности и широкой образованности. Невольно спрашиваю себя, как он в свои пятьдесят семь лет, сумел не только прочесть множество философских, социологических и литературных работ, и не только прочёл, а усвоил идеи и смыслы таких разных авторов как Хайдеггер и Ханна Арндт, Юнгер и Зиновьев, Маркс и Фукуяма...
  
  А ведь он ещё известный художник и организатор международных дискуссий о проблемах современности. Но главное - он писатель масштаба Толстого и Достоевского, может быть единственный в современной российской литературной тусовке, достойный звания писателя!
  Рассказывают, что в последние годы Советского Союза, в Cоюзе писателей было около десяти тысяч человек. Из них, можно назвать всего десять - двадцать писателей, которые на самом деле заслуживали этого звания.
  Нечто подобное, только в десятикратном увеличении произошло сегодня и с количеством российских писателей. Можно говорить о массовидности, неоригинальности современного литературного процесса, сделавшего писательство одной из самых популярных маний.
  И все таки, подлинные писатели в России были и будут.
  Жаль только, что совсем нет сегодня литературных критиков масштаба и темперамента Виктора Топорова, который недавно умер. Такие критики помогают становлению таланта, а профессиональная критика, в отличи от лицемерных похвал, помогает осознать своё место и значение литературы в жизни современного общества.
  Я помню его правдивые статьи о творчестве так называемых "писателей", ещё в советские годы! И конечно, вызывали уважение его злые обличения, бичующие пороки московской либеральной тусовки в "новой" России.
  Жаль, что такие люди уходят рано, оставляя позади себя толпу "вежливых" и абсолютно комплементарных псевдо критиков, которых лучше бы назвать "изготовителями комплиментарностей".
  Топоров всегда стремился сказать правду о творчестве писателя. Умение писать без ошибок и связно складывать фразы, утверждал он негласно, только мешают увидеть, что у большинстве современных писателей и в России, и на Западе, нет главного писательского достоинства - умения ещё и думать!
  
  Именно Топоров признал, в числе первых, достоинства и талант писателя Максима Кантора и они стали союзниками в борьбе с лицемерием и пошлостью тусовочной писательской братии. Есть надежда, что вслед за серьёзным и честным писателем-философом Кантором, в России появятся и непредвзятые, суровые критики типа Топорова, которые будут помогать талантам и обличать невежество и приспособленчество графоманов.
  В творчестве Кантора, я вижу продолжение горького, но честного взгляда на современную жизнь, не только в России, но главное, на "благословенном" Западе, умершего философа, социолога и писателя Александра Зиновьева.
  Как и у Александра Зиновьева - друга семьи Канторов - в книгах Максима заметна способность мыслить и думать о проблемах бытия, безотносительно от места и времени проживания.
  Иначе говоря, будь то Запад или Россия - ничто не мешало Зиновьеву писать то, что он думал и понимал в истории и современности. Этим качеством отличались все честные и благородные мыслители, начиная от Сократа и заканчивая Камю. Кафкой и Пришвиным. Обладает им и Максим Кантор!
  
  На фоне образованческой, "прозападной" литературы и поэзии, творчество Кантора, смотрится, как одинокий протест против догматов и теорий беспринципного и паразитического по смыслу, "творчества" современных образованцев. Большинство "писателей и критиков" в России, стали приживалами и шутами, при олигархическом капитализме и российских олигархах "меценатах" - его "героях". И потому, ни о каком драматическом и трагическом творчестве, отражающем противоречия и неустроенность нашей жизни, не может идти речи!
  Достаточно открыть современные "оппозиционные" журналы, чтобы увидеть тяжёлую и подлую "работу" прислуживания богачам сотен и сотен молодых и старых "либеральных образованцев", лебезящих перед сильными и богатыми "мира сего", всячески оправдывающих свинцовые мерзости сегодняшней диктатуры "образованного" класса, тех, кого ещё совсем недавно называли "чисто одетыми" людьми, то есть богачей.
  Идеологов и оправдателей российского олигархического капитализма сегодня пруд пруди и может по их вине, жизнь простого человека из народа, материально становясь лучше, духовно опускается в низы "нравственного релятивизма", а воровство и бесчестие становятся социальной нормой.
  Благодаря идеологическому прислужничеству этой прослойки "среднего" класса, называющей себя классом креативным, правила чести-совести забыты, а принципы подлинного христианства изложенные в Нового завета - в Нагорной Проповеди Иисуса Христа - ошельмованы и подвергаются примитивной, злобной критике.
  
  Толстой, в "Воскресении" описал этот феномен человеческого сосуществования и говорил, что проститутки, всегда ищут себе подобных и собираясь вместе, находят общие принципы существования, которые оправдывают их в собственных глазах.
  Похожее явление можно сегодня увидеть и в среде российских образованцев, прислуживающих богатству и силе, всячески оправдывающих своё лакейство, находя положительные свойства в прислужничестве и в беспринципности!
  
  Кантор, говорит о философских и социологических проблемах современного мира как профессионал. Его внутренняя честность не даёт ему отступать, когда он критикует всеми признанные авторитеты современности и особенно тех, кто на его взгляд, продался за "сладкую похлёбку" уютной и комфортной жизни и забыл о предназначении художника "жечь глаголом сердца людей".
  
   Для меня, особенно интересны статьи писателя на актуальные темы, в которых, он, с присущей ему аналитичностью, часто с горьким сарказмом, выставляет на всеобщее обозрение ложь и лицемерие богачей, лакейскую сущность прислуживающих им российских "интеллектуалов" поверивших, что они и являются "солью земли" русской.
  
  Показателен в этом смысле сборник статей "Стратегия Левиафана". В этом сборнике, Кантор показывает как некритичное восприятие разного рода модных на Западе теорий, приводит к возникновению в России либеральной диктатуры, и как радея о свободе и правах личности, бывшие интеллигенты пытаются восстановить сословное государство и вновь загнать в хлев материального рабства большинство - российский "народ не уважающий святынь".
  Достаётся в его статьях и псевдо патриотам, которые и сами не понимают, что постепенно становятся адептами национал-фашизма. Но и российский либерализм для Максима Кантора - это путь в сторону диктатуры сытых, под прикрытием демагогических лозунгов о свободе слова и правах человека, пытающихся выловить свою "золотую рыбку", в мутной водичке псевдо космополитических "новаторских" теорий...
  
  В его больших романах "Учебник рисования" и "Красный свет", Максим Кантор подробно рассказывает о мелочности и низости характеров сегодняшних российских тусовочных "элитариев": художников так и не научившихся рисовать; бездарных "либеральных" политиков, погрязших в завистливом сплетничестве и попытках заработать в политике имя, и деньги.
  Трезвый реализм Кантора, часто перетекает в гротеск и воспринимается как увеличительное зеркало, в котором самые благообразные и почтенные "джентльмены", выглядят как разжиревшие неучи, изображающие их себя статусных личностей.
  Его романы бичуют пошлость и лакейство полу культуру и полу знания сегодняшней российской элиты и "креативного класса". И разоблачение провинциализма, недалёкости законодателей политической моды в России, в работах Максима Кантора становятся тем раздражителем, на который с злобным негодованием реагируют сегодняшние почётные члены московской тусовки, заискивающие не только перед российскими богачами, но главное перед западными "интеллектуальными авторитетами".
  И в этом своём преклонении перед ничтожными лидерами современного мирового авангарда, сделанными разного рода пиарщиками и пиар - компаниями, эти "художники" слова, театра, кино и живописи смешны и вторичны.
  Беда ещё в том, что они, как всякие эпигоны не могут и не хотят признавать подлинных талантов и творцов в своей стране! Их "современное искусство", заполнило киноэкраны, театральные подмостки, литературные журналы, претендуя на разного рода премии и рейтинги. Сквозь эту толпу соискателей, трудно пробиться подлинным талантам, которые мало заботятся о собственной популярности. И конечно, эти конъюнктурщики, слепо уверовав в превосходство западной културы, по лакейски третируют народную культуру и думают, что от этого, станут более космополитами, хотя на самом деле расписываются в своём провинциализме!
  
  ...Подробный разбор работ Кантора ещё предстоит сделать, но в этой статье, я только в общих чертах, тезисно постарался обрисовать особенности творческого характера этого талантливого писателя, непонятого и недооценённого в современной России!
  
  
   Начало октября 2014 года. Лондон. Владимир Кабаков.
  
  
  Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal
  
  
  
  
  
  
  Бэнкси - родоначальник живописного жанра - граффити.
  
  
  Очерк о "граффити".
  
  
  Вместо эпиграфа:
  
  "...Граффити (мн. ч.) в контексте исторических надписей единственное число - граффи;то; от итал. graffito, множ. graffiti) - изображения или надписи, выцарапанные, написанные или нарисованные краской или чернилами на стенах и других поверхностях. К граффити можно отнести любой вид уличного раскрашивания стен, на которых можно найти всё: от просто написанных слов до изысканных рисунков.
  В исторической науке этот термин используется давно, но в более узком значении. Когда заходит речь о древних эпиграфических памятниках, то разделяют понятия "граффити" и "дипинти". Если последнее обозначает надписи краской, то "граффити" - процарапанные надписи (сам термин непосредственно происходит от итальянского глагола graffiare - "царапать").
  В настоящее время широкое распространение получил спрей-арт, то есть рисование граффити с помощью аэрозольной краски..." (Здесь и дальше цитаты из "Википедии")
  
  
  ...На Рождество, знакомые подарили мне книгу о мастере граффити, под псевдонимом "Бэнкси".
   Я обратил внимание на профессионализм Бэнкси, как живописца - мастера света и тени, и решил поделиться с читателями своими мыслями об этом жанре, который многие и за искусство не признают. А в некоторых странах, этот жанр уличного рисунка и картин, не только отрицают связь граффити с искусством, но и считают это занятие преступлением!
   Читая книгу, невольно подумал, что Бэнкси во многом похож на советских футуристов и в частности на Владимира Маяковского. Ведь у Бэнкси, много картин агитационного, пропагандистского и карикатурного характера.
  Ещё одна цитата:
  "...Настенные надписи известны с глубокой древности, они открыты в странах Древнего Востока, в Греции, в Риме (Помпеи, римские катакомбы). Значение этого слова со временем стало обозначать любую графику, нанесенную на поверхность и расцениваемую многими как акт вандализма..."
  Посмотрите работы Маяковского - художника, периода работы в "Окна РОСТА" и вы поймете о чём я говорю. Но Маяковского все знали и конечно больше как замечательного поэта. Однако, ведь он был ещё и интересный художник, а его карикатуры нравились всем читателям "РОСТА"!
   ...Интересно, что в древних Помпеях, сохранилась карикатура на чиновника в жанре граффити и этот чиновник изображённый в смешном виде очень напоминает чиновников нашего времени!
  Хотя и по информационной составляющей, древние граффити похожи на сегодняшние надписи на стенах домов в городах и посёлках:
  
  "...Древние граффити представляли собой любовные признания, политическую риторику и просто мысли, которые можно было бы сравнить с сегодняшними популярными посланиями о социальных и политических идеалах. Граффити в Помпеях изображали извержение Везувия, а также содержали латинские проклятия, магические заклинания, признания в любви, алфавит, политические лозунги и знаменитые литературные цитаты, - все это дает отличное представление об уличной жизни древних римлян..."
  
  ...По поводу любовных признаний, можно сказать, что такая "информация" составляет и сегодня главный "контекст" настенных посланий. Предложения типа: "Ваня любит Машу" или "Петя плюс Катя" очень популярна среди уличных художников подросткового возраста.
  Работают граффити, как я уже говорил, и в революционную пору:
  
  "...В ходе студенческих протестов и всеобщей забастовки в мае 1968 года в Париже город оказался наводнен революционными, анархистскими и ситуационистскими лозунгами, такими как L"ennui est contre-r;volutionnaire ("Скука контрреволюционна"), которые были выполнены в стиле граффити, плаката и трафаретного искусства..."
  
   Но иногда, граффити, являются частью вандализма. В Риме я где-то видел какие-то надписи на статуях Девы Марии, а стены изуродованные разного рода надписями, в том числе и нецензурными, украшают в городах стены окружающие железнодорожные пути или даже стены промышленных предприятий.
  Но когда такие надписи встречаются на стенах жилых домов, и сделаны они неряшливо и конечно без согласия хозяев и жильцов дома, тогда это воспринимается как безусловный акт вандализма.
  Бывая в разных странах, разглядывая эту грязную мазню на стенах, я думал, что это одно из проявлений социального нездоровья и показывает неустоявшиеся, несбалансированные отношения внутри общества.
  Часто, такие "граффити" делают люди психически неуравновешенные, подверженные жажде известности и руководствующиеся желанием оставить свои творения, пусть и без указания имени. Но часто эти росписи и с инициалами, и даже с их полной расшифровкой.
  
  "...Граффити можно рассматривать и в контексте уровня жизни: противники граффити подчеркивают, что там, где есть граффити, возникает ощущение нищеты, запустения, а также повышенное чувство опасности..."
  Граффити занимаются сотни тысяч если не миллионы людей в разного уровня и вида трущобах, и поэтому наверное, граффити можно назвать "живописью бедных".
  Вот очередная цитата из Википедии:
  
  "...Быстро разрастающийся Сан Пауло стал новой Меккой для граффитчиков"; известный граффити-художник и создатель трафаретов Тристан Манко говорит, что основными источниками, которые разжигают в Бразилии "живую, энергичную культуру граффити", являются "хронические бедность и безработица Бразилии, постоянная борьба и плохие условия жизни обездоленных людей... По сравнению с другими странами, "в Бразилии наблюдается самое нестабильное распределение доходов. Законы и налоги меняются очень часто". Все эти факторы, добавляет Manco, приводят к тому, что экономические барьеры и социальная напряженность, раскалывающие и без того нестабильное общество, поддерживают и способствуют процветанию "фольклорного вандализма и городского спорта низших слоев населения", то есть южноамериканского граффити..."
  
  Однако:
  
  "...Граффити сегодня - вид уличного искусства, одна из самых актуальных форм художественного самовыражения по всему миру. Существует множество разных стилей и видов граффити. Произведения, создаваемые граффити-художниками, - самостоятельный жанр современного искусства, неотъемлемая часть культуры и городского образа жизни. Во многих странах и городах есть свои известные художники, создающие на улицах города настоящие шедевры..."
  
  К таким живописным шедеврам относится и творчество Бэнкси. Вот описание творчества и личности этого "культурного "граффитчика" из Википедии:
  
  "...Над граффити-художниками постоянно нависает угроза наказания за создание своих работ в публичных местах, поэтому ради безопасности многие из них предпочитают оставаться анонимными. Бэнкси (Banksy) - один из самых известных и популярных уличных художников, который продолжает скрывать своё имя и лицо от общественности. Он прославился политическими и антивоенными трафаретными граффити в Бристоле, но его работы можно увидеть в разных местах от Лос-Анджелеса до палестинских территорий. В Британии Бэнкси стал своего рода иконой нового художественного движения. На улицах Лондона и в пригородах очень много его рисунков. В 2005 году Бэнкси рисовал на стенах Израильского разделительного барьера, где сатирически изобразил жизнь по другую сторону стены. На одной стороне он нарисовал дыру в бетоне, через которую виден райский пляж, а на другой - горный пейзаж. С 2000 года проводятся выставки его работ, и некоторые из них принесли организаторам большие деньги. Искусство Бэнкси - превосходный пример классического противопоставления вандализма и искусства. Многие ценители искусств одобряют и поддерживают его деятельность, в то время как городские власти считают его работы актами вандализма и разрушением частной собственности. Многие бристольцы полагают, что своими граффити Бэнкси снижает ценность зданий и подаёт дурной пример..."
  
  ...Мне же остается добавить, граффити, не только художество, но и вандализм - уродующие города грязные, мусорные детали городских пейзажей! Однако, работы таких мастеров граффити, как Бэнкси, украшают жилую среду и несут просветительский и даже педагогический характер...
  Помню, что в школе, на уроках рисования мы "красили" на картоне альбомов куски арбуза и прочие овощи. Но если бы на стенах были в то время работы таких граффитчиков как Бэнкси, может быть у многих подростков возникло желание стать художниками!
  
  Вместо эпилога:
  
  "На мой взгляд, граффити революционно. Любую революцию можно считать преступлением, но угнетенные и подавленные люди хотят выразить себя, им нужна отдушина, поэтому они пишут на стенах - это естественно". Художник Теренс Линделл.
  
   Январь 2017 года. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  
  
  
  
  Сергей Лавров о внешней политике.
  
  
   Лавров на очередной пресс конференции. Впечатления.
  
  
  Вместо эпиграфа:
  
  "...Министр иностранных дел Ларов, возможно, самый профессиональный дипломат в мире, просто восхитительно наблюдать за его маневрами..." Роберт Муд (Robert Mood), генерал-лейтенант в отставке, бывший глава миссии ООН по наблюдению за прекращением огня в Сирии и глава миссии наблюдателей ООН на Ближнем Востоке...
  
  Сегодня, прошла очередная пресс конференция министра иностранных дел России, Сергея Лаврова, на которой он ответил на вопросы журналистов со всего мира и подвел итоги года.
  Меня радует и удивляет возможности Лаврова говорить точно и содержательно о самых сложных вещах. И я ещё раз порадовался за лидеров России, которые, в непростые для страны времена показывают лидерские качества, ум и хладнокровие, отсутствие которых так раздражают американцев и европейцев в их лидерах.
  И авторитет Путина и Лаврова за границей растёт с каждым годом, потому что они проявляют в своей работе именно те качества, которые нравятся не только интеллектуалам, но главное - простому народу!
  
  ...Лавров, начал с короткого введения, в котором подвел итоги уходящего года. Подчеркнул недружественный характер по отношению к России, уходящей администрации Обамы и "либеральных" европейцев.
  Думаю, тут очевидны признаки их растерянности и даже зависти к России и к её лидерам, которые несмотря на информационные атаки и оболванивание западного обывателя откровенной русофобией, настойчиво проводят независимую политику и во многом, этим заслужили уважение даже неприятелей России.
  Невольно вспоминаются комплименты Черчилля в сторону Сталина и советского народа во времена Великой отечественной войны. Тогда, даже этот антисоветчик не мог скрыть восхищения перед мужеством и жертвенностью советского народа, во главе с Иосифом Сталиным.
  
  Подводя итоги года Лавров отметил, что сегодня в геополитике борются две противоположные идеологические установки: Россия в международных делах выступает за прагматизм и сдержанность, в то время как западные элиты стремятся, используя любые возможности экспортировать свои ценности, распространять их, иногда силой оружия и провокаций, на весь мир.
  Но, замечает Лавров, мы имеем свои ценности которые сформировались в течении многих столетий и потому, Россия не приемлет нравственную вседозволенность и антихристианские, постхристианские ценности, которые насаждаются странами "золотого миллиарда", во главе с США.
  В этой борьбе за самоидентификацию и независимость политической линии, России противостоит по сути весь западный мир, который в какой-то момент современной истории вообразил себя "мессией", утверждая свою исключительность, часто способами, неприемлемыми в обществе воспитанных, вежливых людей.
  
   В геополитике, борьбу этих противостоящих стратегий отражает позиции: с одной стороны Запада, стремящегося удержать за собой роль мирового жандарма, а с другой, России, которая не приемлет и всячески сопротивляется диктату и выламыванию рук в международных делах, бывшего "гегемона!
  Надеюсь, теперь уже бывшего, потому что возрождение России, как третьей супер державы, становится все очевиднее - Китай - это вторая, а Америка - первая, но уже не диктатор!
  
  К тому же, в последнее время, участились фальшивки - фейки, которыми оперируют в геополитике не только "желтые" СМИ. Некоторые государственные структуры, позволяют себе явно недобросовестные материалы и откровенно лживые утверждения, которые, многократно повторенные, часто превращаются для обывателя в неоспоримые истины!
  Например вброшенные ЦРУ материалы о хакерских атаках направленные против госструктур США во время избирательной кампании, очевидно являются сплетнями взятыми из программ ТВ, из газет и главное из интернета, который полон этих самых фейков, производителями которых, часто являются те же самые спецслужбы!
  
   ...Отвечая на вопросы, Лавров отметил, недавние успехи ВКС России в Сирии, которые помогли законной власти в этой стране сопротивляться наступлению террористов на Ближнем Востоке.
  Лавров не стал скрывать, что в определённом смысле ИГИЛ и другие террористические организации были если не созданы, то во всяком случае использовались странами американской коалиции для свержения законного правительства Асада.
  И как всегда, Лавров говорил, что будущее Сирии должны определять сами сирийцы, а задача международной коалиции, помочь прекратить братоубийственную войну в этой многострадальной стране!
  
   ...Лавров, также обратил внимание на то, что американцы постоянно жалуются на условия работы своего посольства в России, хотя эти условия в десятки раз лучше, чем условия работы русских дипломатов в США.
  Рассказал Лавров и о шпионских скандалах, когда американские разведчики используя дипломатические прикрытия, ведут себя в Москве как герои низкопробных детективов: используют парики, переодевания и машины без дипломатических номеров.
  И совсем уже грубым является решение обамовской администрации, в конце его президентского срока, лишить российских дипломатов загородных домов для отдыха и беспрецедентной высылки тридцати пяти российских дипломатов, вместе с семьями, накануне Нового Года!
   Много вопросов было о возможной политике вновь избранного президента Америки, Дональда Трампа. Но тут Лавров попросил всех не гадать на кофейной гуще, а подождать времени, когда новая администрация и сам Трамп приступят к работе!
  
  Курдский журналист спросил, как Лавров относится к созданию автономного курдского государства на Ближнем Востоке, на что наш министр иностранных дел ответил, что его мнение тут ничего не решает и это должны решать те государства, в которых живут курды.
   Были и откровенно провокационные вопросы от журналистов из Азербайджана и с Украины.
  Азербайджанский журналист говорил об оккупированных Арменией территориях, а украинский, об оккупированных Донбассе и Луганске. И тому, и другому Лавров ответил, что свою задачу видит в предотвращении военных действий на этих территориях и предложил решать все конфликты и противоречия, за столом переговоров!
   По поводу объединения Кипра, Лавров ответил, что этот процесс должен проходить при участи ООН и под гарантии международного сообщества, а не под гарантии какой-то одной страны или даже нескольких, с одной предвзятой точкой зрения на кипрскую проблему!
  
  ...Важная тема была поднята Лавровым о Евразес, в который могут вступить в ближайшее время несколько стран, включая Вьетнам, Сербию и даже Гонконг!
  Много было повторяющихся вопросов о Сирии и Лавров подчеркнул, что в западной пропаганде идет, уже мало скрываемое вранье, для демонизации Асада и России.
  Информационные фейки, направленные против законного правительства Асада и помощи России сирийскому народу, повторил Лавров ещё раз, стали фирменной фишкой на Западе. Он упомянул о разнузданной травле противников террористов, связанных с доставкой медикаментов в Алеппо. После взятия этого города правительственными войсками с помощью ВКС России, обнаружилось на складах боевиков множество неиспользуемых медикаментов. То есть тема была специально вброшена, чтобы обвинить воюющие против террористов правительственные войска и российское ВКС, в "бесчеловечной жестокости!
   Не сказал Лавров ещё и о том, что по свидетельствам прессы, в Алеппо были обнаружены оружейные склады, в которых лежало оружие поставленное в том числе из стран коалиции, якобы воюющей с ИГИЛ!
  
   Пресс конференция продолжалась около двух часов и Лавров, поблагодарив журналистов извинился, что ему надо ехать на очередную встречу с руководителем Молдавии...
  
  ...Уже после, обдумывая увиденное и услышанное на пресс конференции, я вдруг подумал, что со временем, Лавров может быть избран в качестве премьер - министра России, или даже избран президентом нашей страны! Такие люди нужны в сегодняшней России!
  
  
   17 января 2017 года. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  
  
  Альбина Шульгина. Судьба русской женщины.
  
  
  
  Песенная лирика Альбины Шульгиной...
  
  
   ...Стихи Альбины Шульгиной из книги "Стихи, песни, театр, песни, стихи", изданной в Петербурге, в 2006 году, никого не оставляют равнодушным. Так случилось и со мной.
  Я прочитал несколько стихотворений, и через время, вдруг понял, что они меня тревожат, что думаю о них, как о чём - то необычном, трагическом и горько безысходном.
  Захотелось написать об этой книге, и первое что пришло в голову, когда обдумывал название статьи, было слово эпос. Это определение невольно всплыло в голове, и позже, я понял почему.
  Вся песенная лирика Альбины Шульгиной, рассказывает не только о переживаниях и страстях одной женщины, но говорит о внутреннем мире и жизни целого поколения русских, советских женщин, в детстве переживших войну, выраставших во времена восстановления и послевоенного оптимизма, а потом, словно застывших на одном месте в недоумении: а что же будет дальше!?
  А дальше было медленное съезжание в застой и постепенная деградация не только идей равенства и братства, но и отношений в советском обществе! А потом, был апофеоз "перестройки", когда надежды и ожидания на лучшую, осмысленную и умную жизнь, вдруг сменились катастрофой.
  Союз, который все ругали, незаметно, и как - то буднично развалился, и в ново-старую страну Россию пришёл бандитский капитализм: с олигархами, расстрелами бунтующего верховного Совета, материальной нищетой и катастрофическим духовным обнищанием, выразившимся в обезьяньем подражании Западу, воцарению идеологии злой, настойчивой пошлости, с идеей потребительства во главе угла...
  И отражением всего этого в жизни страны и в жизни самой Альбины Шульгиной, стали её стихи, которые использовали и известные композиторы, и театральные режиссёры, и даже художники...
  Вот короткие заметки о впечатлениях от песенной, стихотворной лирики этой замечательной поэтессы, нашей современницы...
  
  ...Стихи Альбины отличаются правдивой искренностью и глубиной переживаний обыденной рутинной нашей жизни и длящейся, нарастающей трагедии человеческой судьбы: детства, полной событий взрослой жизни, и наконец, неизбежной смерти, как завершающего аккорда человеческого бытия.
  ... Вот строки из стихотворения, использованного в опере В. Плешака, "Под первой звездой", которое переносит нас к началу христианского мира:
  
  Как холодно в мире этом!
  От снега белым - бело.
  Как далеко до рассвета.
  Держись за моё крыло.
  Как люди сегодня жестоки.
  Как победительно зло.
  Но всходит Звезда на Востоке.
  Держись за моё крыло...
  
  Читая её стихи, понимаешь, что Альбина пережила в этой жизни многое, отчасти потому, что её бытие пришлось на страшные и героические, трагические, но и мечтательные годы, от которых не спрятаться, от которых не убежать, и которые нельзя забыть.
  В этом, корни подлинной трагедии жизни, о которой говорили со священным ужасом ещё древние греки, когда герой лирического рассказа, стоит один на один с безжалостной человеческой судьбой, которая пытается противостоять жестокому страшному времени борьбы и тяжкого труда на грани жизни и умирания. Ничего нельзя изменить в своей судьбе и остаётся только достойно встречать эти неизбежные испытания...
  Двадцатый век начался с революции девятьсот пятого года, и затем чередой шли войны, снова революции и снова войны, а потом и контрреволюции...
  Люди тех поколений, которое включает и наше, военно-послевоенное, не могли, а может быть и не хотели менять что - то, потому что понимали неизбежность роковых испытаний, "записанных" в "книге Судеб"...
  Оставалось только терпеть, бороться и переживать неизмеримую тягость роковых времён.
  Эпические масштабы страшных войн, обречённость, и вместе энтузиазм жертвенного героизма и неизбежной конечной победы - вот черты русского эпоса двадцатого века...
  Альбине, выросшей в русской деревне и пережившей вместе со всем советским народом эти исторические времена, Бог дал способность и талант передавать свои переживания не только в стихах, но и в прозе.
  В её рассказах о том времени, я слышу и чувствую холод и голод Великой Отечественной войны, похоронки, вой молодых вдов и пьяные, горькие песни призванных в армию, о своей несчастной судьбе, созвучной со временем.
  А потом были надежды и расцвет жизни в Советской России в блаженные шестидесятые, совпавшие с её молодостью и расцветом таланта.
  А потом незаметно и постепенно наступила благоустроенная неподвижность застоя, перешедшего во времена митинговые и избирательные, закончившиеся бессмысленным и бесчеловечным развалом не только великой страны и супердержавы, но и человеческой трагедией бессмысленных и зверских реформ.
  Целые поколения русских российских людей переживших войну и восстановление жизни после неё, были безжалостно вышвырнуты на свалку социальной истории, превратились в маргиналов, потерявших не только средства к существованию, но главное, смысл и цель своего существования, всё, чем они жили долгие годы!
  Альбина, из тех, поэтов, которые видят и слышат в жизни то, что кажется для большинства несуществующим:
  
  А ближний звук - комар.
  Ах, где бы
  Добыть мне крови и тепла?
  По звуковым дорожкам неба
  Кружится ласточка - игла.
  А дальше, - Боже, помоги нам, -
  И крик, и плач со всех сторон.
  Скрипит заржавленной пружиной
  Земли старинный патефон.
  
  Пережив расцвет и развал великой страны, перетерпев очередную катастрофу, теперь уже почти без сил сопротивляться наступающему хаосу отношений и чувств, бороться за уходящую жизнь, она отстранённо подводит черту под прошлым:
  
  Ну, вот и всё.
  И гвоздь последний вбит.
  Умолкли ливни,
  Ветры, водопады.
  И мой последний день,
  Ссутулившись, стоит
  У чёрно - крашеной ограды.
  Но он уйдет
  И уведёт с собой
  Моих синиц, и поползней и соек
  Как чёрный цвет печален,
  Но не стоек.
  А я любила тёмно- голубой.
  
  Неизбывный трагизм бытия в стихах Альбины Шульгиной предстаёт в простых образах, советской, российской действительности, когда апокалипсические страсти громадной войны, сменяются оптимизмом восстановления нормальной, просто мирной жизни, которая в свою очередь переходит, по законам мировой трагедии, незаметно переходит в сонный, ленивый застой.
  Хоть разбейся, но не преодолеть этого бюрократического самодовольства официозного искусства, названного, словно в насмешку, "социалистическим реализмом".
  И вот в коварном привыкании к установкам и "нормам", неслышно протекают долгие десятилетия благополучного застоя, и вдруг, понимаешь, в какой то момент, что жизнь прожита и конец уже близок.
  Эпос в поэзии, это тоже, как в истории, когда ничего нельзя противопоставить трагедии медленного самопредательства, отступления, согласия со злом и пошлостью мира...
  Альбина, реагирует на все перемены, окружающей нас реальности, как чувствительный камертон. Этот камертон настроен на "высоту" или "низость" жизни, в которой мы все пребываем, часто не сознавая или не желая сознавать своего места в нём...
  Но, Боже, что сделал человек с тем миром, который Он создал и вручил нам, как великий подарок:
  
  Задумка гениальная твоя -
  Весь твой шедевр
  Во славу бытия!
  Ты научил нас добывать огонь.
  Стрелять друг в друга,
  И ходить колонной. И поклоняться
  Женщине земной,
  Искусно на холсте изображённой.
  Ты научил
  Смотреть в глаза цветов.
  И не стыдиться
  Чистоты их взора. И различать
  Обличия скотов,
  И пить вино,
  И двигать горы...
  О, Господи!
  Какой ты создал мир!
  Сказал
  Чтоб размножались и плодились.
  Но, Господи,
  Что сделалось с людьми!
  Мы до сих пор
  Любить не научились...
  
  Трагедия русской войны, трагедия русской деревни, безысходность судьбы русской женщины, написана Альбиной со страстью и сдержанным гневом. Читая эти стихотворения, я представлял себе неотвратимость, вдруг, рушащейся судьбы миллионов и миллионов, тех, чьи близкие и любимые ушли на фронт, воевать против далёкого и потому страшного врага. И многие из них уже никогда не возвратятся на родные бедные пашни и нивы....
  И эти сцены внезапного прощания, разрывают душу своей правдивой неприкрашенностью.
  Альбина, сама пережившая это в далёком детстве, всё запомнила, как и бывает у талантливых, остро и тонко чувствующих людей. Она показывает, простыми словами и образами, как неизбывная тоска возникает в сердцах тех, кто уходит, но и тех, кто остаётся...
  А те, кто выжил в этой безжалостной схватке, их сердца и души на все времена раздавлены колесом безжалостного Рока, изувечены на все оставшиеся времена, на всю оставшуюся жизнь...
  Сегодня, таких трагических героев уже почти не осталось вокруг нас...
  Вот раздел книги, под названием "военные письма" по которым композитор Валерий Гладилин, создал вокально-симфоническую поэму:
  
  - Уезжал он зимой или летом?
  - Не помню, ничего не помню.
  Помню только, что было воскресенье
  И с утра собирался дождик.
  - Сколько лет ему было, мама?
  - не помню, ничего не помню.
  Помню только полосатую рубашку,
  Зелёным по белому полю.
  - Что сказал он тебе на прощанье?
  - Не помню, ничего не помню.
  Помню только, как как губы шевелились.
  А потом закричали паровозы.
  - Как домой ты вернулась, мама?
  - Не помню, ничего не помню.
  Только помню, как грела руки...
  У какого огня не знаю.
  
  Но в творчестве Альбины Шульгиной, присутствует и сентиментальные нотки, и безжалостному холоду войны противостоит красота русского пейзажа, привычного русского деревенского быта:
  
  "Всё будет хорошо! Лишь бы ты вернулся!!!"
  Воротись, воротись живой!
  Вот придет сенокосная пора.
  Зазвенят. Запоют две косы.
  Лягут рядом два покосева.
  Когда солнце встанет за - полдень,
  Я раскину скатёрку на траве, положу ложки крашенные.
  Воротись, воротись живой!
  Когда ночь настанет тёмная,
  В чистой горнице постелю постелю,
  Две подушки в изголовье положу.
  Воротись, воротись живой!
  
  Одно желание, одна мольба. "Только пошли письмецо, и я буду знать, что ты жив".
  Только вернись - умоляли русские женщины, на бескрайних просторах России:
  Не приходила ли почтальонка?
  Не приносила ли мне письмо?:
  
  ... Приходила почтальонка
  И мне одной опять нет ничего.
  Я на подушечку упала
  Белокурой головой.
  Приходила почтальонка
  И только мне одной нет ничего.
  Не имела, не боялась я соперницы.
  Только холодны. Холодны были росы.
  И увела тебя соперница
  Война - разлука.
  Хоть под кустышком
  Явись ты серым заюшкой!
  Ах, как холодны нынче росы.
  Хоть с погоста прилети
  Чёрной галочкой...
  
  И наконец трагедия потери, горе сломленной, разрушенной жизни. И горечь вечной разлуки, оставшаяся на всю жизнь:
  
  Рубаха синяя осталась ненадёванной.
  Невеста милая не сделалась женой.
  И перед нашими воротами тесовыми
  Моя любовь проходит девочкой седой.
  Рубаха синяя осталась ненадёванной.
  Цветёт сирень у каждого двора.
  А перед нашими воротами тесовыми
  Проходит женщина, спокойна и добра.
  Рубаха синяя осталась ненадёванной.
  Всё с той же веточкой сиреневой в руке,
  Ах, перед нашими воротами тесовыми
  Проходит девочка в старушечьем платке.
  
  Но вот война и в мире и памяти закончилась, и наступил долгожданный мир. И появились люди, которые красоту этого мира, способны показывать и так рассказывать о ней другим. И часто это уже следующее поколение русских людей:
  
  На мирный день
  Обрушилась сирень.
  Художники,
  Что над пейзажем кисли,
  Схватились, обезумевши
  За кисти, чтоб отразить
  Сиреневый разбой.
  Бушующий за старою избой.
  Сирень смеялась
  Пела
  Голосила
  Она рыдала,
  Пить она просила.
  Глазастая,
  Как миллион птенцов.
  Тяжёлая.
  Как связка бубенцов.
  Клонилась долу,
  Кланялась. Божилась.
  Измаявши ловцов полутеней,
  Покорная,
  На белый холст ложилась,
  Сама безумная
  От прелести своей.
  
  И тут же, Альбина показывает неумение людей - зрителей, видеть и чувствовать эту красоту окружающего мира, жизни без войны, без страданий и потрясений:
  
  Не упустить черёмухи цветенье.
  Как зверя белого поймать за хвост!
  Того, кто встал
  Голубоватой тенью
  В зелёном воздухе берёз.
  Вкушай сей воздух, пригуби, пей даже.
  Бокал туманный
  Задержи у губ,
  В предчувствии
  Трагических пейзажей
  Больниц и моргов,
  Ржавых крыш и труб.
  Молиться в лифте.
  Господи помилуй.
  От злобы и уныния спаси.
  Но меркнет день,
  И небеса остылы,
  И жирный дым
  Над городом висит.
  
  Но, наконец приходит, появляется любовь. И все страсти и страдания жестокого мира забыты, жизнь продолжается вместе со способностью любить:
  
  Во дни твоей любви,
  Коснувшись сонных век,
  Был каждый новый день,
  Как первый день творенья.
  И тёмная вода
  Лесных неслышных рек
  Несла, как два листа,
  Два наших отраженья.
  Во дни твоей любви
  Значенья старых слов
  Вставало предо мной
  Заката обнажённей.
  И ярая вода
  Полуденных ручьёв,
  Как горький дикий мёд,
  Текла в мои ладони.
  
  И вновь, жизнь постепенно становится рутиной. И день проходит за днём, и год уходит за годом. Казалось, вот она нескончаемая, необъятная молодость...
  Однако незаметно и она заканчивается и наступает равнодушное тягучее безвременье, проживание заповеданных нам сроков в суете и неразберихе временных, деловых отношений... Разочарование после больших ожиданий:
  
  Затоплю очаг в своём дому,
  Чай поставлю, наломаю веник.
  Буду жить по солнцу самому
  Без тебя, без славы и без денег.
  Буду на рассвете я вставать,
  буду на закате спать ложиться.
  Будут сниться дочка или мать,
  а потом никто не будет сниться.
  Отпылают жёлтые дрова,
  Завершив обряд самосожженья.
  В чёрное оденусь, как вдова,
  Обрету неспешные движенья.
  Что там будет, что там впереди,
  Как судьба распорядится мною?
  Если хочешь, в гости приходи,
  Если не захочешь. Бог с тобою.
  
  Но, трагическое прошлое, всё равно не оставляет, не даёт покоя, не отпускают грустные, безрадостные воспоминания. Кажется уже всё вокруг другое, новое... Всё горестное забыто, осталось далеко позади...
  Ан, нет! Память затягивает, возвращает вновь и вновь в трагические детали былого, оставившее в душе рубец незаживающий, горестных воспоминаний, на всю кажущуюся бесконечной, жизнь:
  
  Назад, назад
  Собакою по следу
  Ведомая одним лишь словом -
  Знать,
  Чтоб по золе, по пеплу и по слепку
  Мне прошлое, как урну открывать.
  О, Господи!
  Освободи от знанья!
  Ладонью, как кузнечика накрой.
  Гармонии возвышенное зданье
  Угрюмо рухнет за моей спиной
  Осядет пыль
  На голову, на плечи.
  В пустом дому
  Ни слова, ни огня.
  О, Господи,
  Мне защититься нечем.
  О, Господи, останови меня!
  
  Прошлое никак не хочет отпускать поэтессу из своих, крепко сплетённых сетей. И начинаются грустные гадания, о будущем, исходя из простых народных примет:
  
  Пришел сон из семи сёл,
  Из семи деревень,
  Под окном заревел,
  Задул свечи.
  А сон - то вещий.
  Блохи - к деньгам,
  И к смерти - жница.
  Ко свиданью кольцо.
  Но к добру ли, к добру ли снится
  Третью ночь мне твоё лицо!
  Бисер - плакать.
  Огонь - смеяться,
  Узел - клятвой себя связать.
  Но к добру ли, к добру ли снятся
  Третью ночь мне твои глаза?
  Снег - к обнове,
  К разлуке - птица.
  И к болезни смертной - швея.
  Но к добру ли, к добру ли снится
  Третью ночь улыбка твоя?..
  
  Наконец, приходит время подведения итогов, размышлений о значении русской полудеревенской жизни в наших судьбах. Приходят тяжёлые раздумья о судьбе родной страны и своего народа:
  
  Я отсюда родом - племенем
  Я под этим небом рос,
  Освещённый ярым пламенем
  Старых дедовских берёз
  А над русскими деревнями
  То пожары, то война,
  То под мирными деревьями
  Золотая тишина...
  Рядовой, но в славе - почести
  Не вернувшись в милый дом
  Мне отец оставил отчество
  Да рябину под окном...
  Белый цвет по ветру стелется,
  Беловишенье цветёт.
  На земле моя наследница,
  Моя Настенька живёт.
  А над русскими деревнями
  То пожары. То война.
  А под мирными деревьями
  Золотая тишина.
  
  Судьба каждого русского человека, созвучна судьбе всего народа. Столетиями ищет русский народ своего пути в этом большом мире. И вместе, каждый человек надеется найти свою судьбу и своё счастье, уходя в молодости за порог родного дома:
  
  Как высок ты отчий порог,
  Как зарею, окна окрашены
  Семь путей, семь дальних дорог
  Начинались от дома нашего.
  Но одна из них выпала мне,
  Увела, закружила, замаяла.
  Много вёсен тому назад
  Я ушёл по дороге этой.
  Много вёсен тому назад
  Чтоб вернуться к исходу лета.
  Вот и августа пышный конец.
  Тяжело закачалась рябина.
  Возложи свои руки, отец.
  На склонённую голову сына...
  
  И вдруг, тоже незаметно, обыденно наступили "новые" времена, и появились "новые" русские. Времена страшные своей бессмысленной разрушительной силой и непреодолимостью напора обстоятельств. Пришли новые идеалы, а точнее громогласный отказ от всяких идеалов...
  И новые люди, сидевшие, скрывавшиеся до поры до времени в людях старых, сделали мир беспросветно подчинённым богатству, его суетливой энергии, которая позволяет людям зарабатывать деньги любыми путями и способами!
  В искусстве, эти времена отмечены крикливыми вывертами "звёзд" шоу бизнеса, скучным однообразием пошлости, или перепевами "задов", англосаксонской масс культуры...
  Альбина Шульгина, откликнулась на эти перемены, печальными стихами:
  
  И плакала и молилась,
  Но было в мире темно.
  Долго сквозь снег светилось
  Узенькое окно.
  Утром, прекрасные липы
  Пожаловали в сад.
  Какие печальные лица,
  Из утренних кухонь глядят!
  Какая сегодня погода?
  Жарит картошку полгорода,
  Полгорода кашу ест.
  Шарфом замотаться получше,
  Нащупать жетон - и пошёл.
  А если сегодня получка, то и совсем хорошо.
  Мильон плащей - утеплёнок
  К метро устремятся, скользя.
  Смеётся в окошке ребёнок,
  Зиме погремушкой грозя...
  
  И вновь тень трагедии, тень наглой человеческой ненасытности, накрывает мрачным облаком заботы жизнь России и жизнь простого человека, забывшего про Бога, про его страдания на кресте во искупление грехов человеческих:
  
  Как дорожает жизнь
  Как подскочили цены.
  На облетевший лист,
  На прошлогодний снег
  И хоть шикарно зло,
  Зато добро бесценно.
  Под громкий смех монет
  Скудеет человек.
  Обличье алчности
  Изменчиво, как мода.
  В бессилье доброты
  Не наша ли вина?
  Как дорожает жизнь
  Как просчитаться можно,
  Коль истины такой
  Не оценить сполна!..
  
  Уходит, чья то жизнь, появляется редкая новая. Уходит привычное доброе старое время, начинается равнодушное и злое, новое...
  И колокола гудят, предупреждая об опасности потерять себя, в суете желаний и моды:
  
  В чистом поле трава
  Наливается тёмною кровью.
  И луны жернова
  Навалились на низкую кровлю.
  И по капле заря
  Истекает в лесные озёра.
  Леденеют не зря
  Терпеливые синие взоры.
  Ветер очи слезит.
  Луч охранный скользит
  По дорогам, по волокам.
  И, послушай, в ночи
  Задыхаясь, кричит
  Колокол.
  О, как тяжко, как важно
  Он в небе высоком качнётся...
  Чьё - то кончится время.
  И чьё-то начнётся...
  
  И заканчивается эта книжка стихов Альбины Шульгиной, трагическими предчувствиями, но и утешениями. Хотя эти стихи о войне и о море:
  
  Не плачь,
  Не гляди печально.
  Я рядом,
  Я близко,
  Я здесь.
  С утренней почтою чаек
  Получишь благую весть.
  О том, что в мире едином
  Вечной разлуки нет.
  В море уходят мужчины,
  Женщины смотрят вслед.
  Так знакомо и грозно
  В море идут корабли.
  Сегодня морские звёзды
  На наши плечи легли.
  Не плачь.
  Не гляди печально.
  Я близко.
  Я рядом.
  Я здесь.
  С вечернею почтою чаек
  Пришли мне хорошую весть...
  
  Трагедия - непременная деталь эпоса. Так же трагична, а порой и безысходна поэзия и проза Альбины Шульгиной, чьё творчество вдохновляло и композиторов, и драматургов, и художников...
  Жизнь русских женщин, их надежды и страдания, всплески гнева и радости на фоне привычной грусти - всё это отражено в творчестве поэтессы, ещё и как этапы становления мастера и просто взрослеющей женщины.
  Вся эпоха отразилась в её разнообразном творчестве. Поэт, прозаик, драматург и сценарист, она, как в зеркале внутренних переживаний, чувств и размышлений, отражает человеческую жизнь, человеческую судьбу, ищущую скрытые цели и смыслы, в нашей обыденной жизни...
  
  Закрывая последние страницы поэтической книги Альбины Шульгиной, размышляю под впечатлением от прочитанного о быстротечности человеческого бытия. И грустно вздыхаю, глядя в окно, за которым медленно, но неостановимо, встаёт новый день...
  А это значит, что жизнь продолжается ...
  
  Ещё раз вспоминаю прочитанное и вдруг улыбаюсь: - Пока вокруг нас, в России и в мире живут такие люди как Альбина Шульгина, значит, стоит жить и надеяться на лучшее, в "этом прекрасном и яростном мире"!
  
  
   2010 год. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  
  
  
  Смерть Патриарха.
  
  
  
  
  
  
  ЭПИГРАФ:
  10. и дал мне Господь две скрижали каменные, написанные перстом Божиим, а на них [написаны были] все слова, которые изрек вам Господь на горе из среды огня в день собрания.
  11. По окончании же сорока дней и сорока ночей дал мне Господь две скрижали каменные, скрижали завета,
  12. и сказал мне Господь: встань, пойди скорее отсюда, ибо развратился народ твой, который ты вывел из Египта; скоро уклонились они от пути, который Я заповедал им; они сделали себе литый истукан.
  13. И сказал мне Господь: [Я говорил тебе один и другой раз:] вижу Я народ сей, вот он народ жестоковыйный;
  14. не удерживай Меня, и Я истреблю их, и изглажу имя их из поднебесной, а от тебя произведу народ, который будет [больше,] сильнее и многочисленнее их.
  15. Я обратился и пошел с горы, гора же горела огнем; две скрижали завета были в обеих руках моих;
  16. и видел я, что вы согрешили против Господа, Бога вашего, сделали себе литого тельца, скоро уклонились от пути, которого [держаться] заповедал вам Господь;
  17. и взял я обе скрижали, и бросил их из обеих рук своих, и разбил их пред глазами вашими.
  18. И [вторично] повергшись пред Господом, молился я, как прежде, сорок дней и сорок ночей, хлеба не ел и воды не пил, за все грехи ваши, которыми вы согрешили, сделав зло в очах Господа [Бога вашего] и раздражив Его;
  19. ибо я страшился гнева и ярости, которыми Господь прогневался на вас и хотел погубить вас. И послушал меня Господь и на сей раз.
  (Библия. Второзаконие. Глава 9.)
  
  Первого марта 1887 года, через шесть лет после убийства царя Александра Второго, группа молодых студентов решила убить его сына, царя Александра Третьего...
  
  Сумерки медленно спускались на обледенелую площадь перед громадой Исаакиевского собора. Студенты, продрогшие, промерзшие от промозглого тумана, но испытывающие внутреннее напряжение от волнующего ожидания предстоящего покушения, шумной толпой ввалились в трактир. Зябко потирая руки, они пили обжигающе горячий чай, когда в трактир, громыхая сапогами и сабельными ножнами вошли жандармы.
  - Господа, - обратился к студентам молодой, щеголеватый пристав, - вы арестованы! Прошу не сопротивляться и не усугублять своего положения.
  Тут же на них надели наручники и увезли в жандармское отделение. Один из заговорщиков уже несколько дней был под пристальным надзором сыщиков охранки, что и помогло арестовать всех участников заговора.
  Прождав до утра вестей о результатах покушения, но ничего не получив, Александр Ульянов ушел со своей квартиры и провел день у друга, соученика по факультету биологии.
  Вечером в дверь квартиры постучали. Пришли арестовывать...
  Мария Александровна, мать Александра, приехала в Петербург на седьмой день пути из Симбирска. По приезду, она написала прошение на имя царя с просьбой разрешить ей встречу с сыном. Александр Третий разрешил, написав на прошении резолюцию: "Я думаю можно разрешить свидание, чтобы мать могла увидеть, каков ее "прекрасный сын".
  Надо думать, Мария Александровна в прошении описала множество положительных качеств, обладателем которых был её сын Александр Ульянов. И действительно, Александр был замечательным молодым человеком: серьёзным, умным, правдивым. Он окончил симбирскую гимназию с золотой медалью (как, впрочем, и его брат Владимир). Поступил в Петербургский Университет на биологическое отделение и первые годы вовсе не интересовался политикой. Большую часть времени он проводил над микроскопом и лишь последнее время увлекся чтением "Капитала" Карла Маркса. Участвуя в студенческих демонстрациях, которым яростно противостояла полиция, он вдруг осознал всю трагическую сущность самодержавия. И как всякий характерный, цельный человек, уже не мог делать вид, что судьба порабощенного народа его не интересует. Со страстью молодости он окунулся в водоворот конспиративной деятельности и нашел свое место в студенческой боевой организации, поставившей целью убийство царя. Александр даже написал манифест на будущую смерть царя: "...Дух России жив и правда не забыта в сердцах её сыновей... В ....... 1887 года царь Александр Третий был казнен".
  Оставалось только проставить дату...
  Когда Мария Александровна увидела Александра в камере свиданий тюрьмы, она, не удержавшись, заплакала. Он похудел, его лицо заострилось и глаза лихорадочно блестели из-под густых бровей. Александр обнял мать.
  - Прости,- проговорил он дрогнувшим голосом, - я не мог иначе. Я не мог спокойно жить и учиться, зная о страданиях миллионов людей вокруг меня.
  - Но ведь это страшный Путь,- вытирая слезы платком, возразила Мария Александровна.
  Сын твердо ответил:
  - Другого пути нет!..
  
  
  
  Суд проходил в присутствии сенаторов. Полиция и жандармерия окружили здание суда, не впуская посторонних. Мария Александровна сидела с дочерью Анной и смотрела на пятнадцать подсудимых, которые обвинялись в самым страшном преступлении: попытке покушения на императора.
  В ходе судебного заседания Александр отказывался отвечать на вопросы, но, услышав о смертной казни для всех участников заговора, в своем последнем слове, сказал:
  
  - Нашей целью было освобождение несчастных русских людей. Против правления, которое подавляла и подавляет свободу, убивая любое стремление работать для процветания народа и его просвещения. Законным средством, единственным методом борьбы является - террор. Террор есть наш ответ на государственный терроризм. Это единственная возможность уничтожения деспотизма и получения народом политических свобод...
  
  Заканчивая свою короткую речь, Александр сказал, обращаясь к товарищам, сидящим позади него:
  
  - Я не боюсь смерти, потому что нет смерти почетнее, чем смерть за общественное благо!
  
  - Как хорошо Саша говорит, - шептала Мария Александровна дочери.
  Её глаза загорелись. Её сын, обычно молчаливый и сосредоточенный, вдруг проявил себя как оратор и вожак. Во время допросов и суда он старался всю вину взять на себя, спасая друзей. А ведь он даже не был в числе метальщиков бомб. Он был химиком, ученым, который делал бомбы, как Кибальчич делал это для народовольцев.
  
  Наступило утро восьмого мая 1887 года. Прохладный ясный рассвет проник в камеру через прикрытое снаружи козырьком окно. Александр не спал всю ночь, ходил по камере и вспоминал Симбирск, высокий берег Волги, безбрежную степь за рекой, спокойное течение громадной реки... "Жизнь прекрасна, нет слов, - думал он, - но ведь я биолог и знаю, что все погибнет, сменяясь и обновляясь. Умру и я. Рано или поздно, это уже не имеет значения. И на смену придут другие борцы, которые будут знать, как бороться и победить тиранию. Я прожил короткую жизнь. Но грусть умирания надо перебороть надеждами на возрождение Отчизны".
  
  В коридоре звякнули ключи, раздались шаги и приглушенный разговор.
  "Это за мной" - подумал Александр и, надев тюремный халат, застегнул его на все пуговицы...
  Вошел караул во главе с офицером. "Собирайтесь - коротко приказал он и сердито уколов глазами, отвернулся. Солдаты с винтовками, поблескивая штыками, стояли полукругом у входа в камеру. Рыжеватый, худой солдатик, что посмелее, искоса заглядывал в камеру, рассматривал приговоренного и думал: "Поеду в деревню, в отпуск, будет что рассказать - солдатик зевнул украдкой - а он и на злодея - то не похож, хотя сам, наверное, из чувашей или из татар. Глаза-то вон какие узкие... И бледный... Боится значить умирать то..."
  Ульянова повели на плац, где уже ждали другие приговорённые и рота конвоя. Александр шел и вдыхал полной грудью, свежий, тепло-влажный, весенний ароматный воздух. На востоке разлилась уже светлая заря, оттесняя серую мглу к западу.
  "Тяжело умирать весной - подумал он, серьёзно и грустно вглядываясь в фигуры товарищей. Лица их желты и после бессонной ночи словно немного помяты. Глаза из тёмных впадин подбровий глядели тревожно и испуганно.
  Вдруг загремели барабаны и все вздрогнули. "Как в страшном, нереальном сне, - отметил Александр, и стал вслушиваться в приговор, который зачитывал незнакомый, рослый полковник в золотых эполетах. Несмотря на представительный, бравый вид, голос его при чтении дрожал от волнения и прерывался, когда полковник в сумраке рассвета вглядывался напряженно в неясный текст.
  "...Приговорены к смертной казни через повешение"...- наконец закончил он.
  Вновь зарокотали барабаны и в этот момент порыв ветра перелетев через стену, пронёсся по двору, пошевелил полами солдатских шинелей, раскачал верёвки виселиц над невысоким помостом. Крупный, сильный студент, стоящий первым в ряду приговорённых, вдруг грузно упал, повалился в обморок. Засуетились конвойные. Доктор, дрожащими руками совал упавшему, под нос какую-то склянку.
  "Чудовища, - думал Александр, и гневно сжал кулаки, - И эта орава вооруженных людей против нас, безоружных, отчаявшихся... Нет! Всё правильно! Те, кто управляет этим, кто стоит во главе, кто благословляет все это - достойны смерти!.."
  Вдруг из-за спин солдат быстро вышел священник в тёмной длинной рясе, с серебряным крестом в руке. "Целуйте и Господь вас помилует - бормотал он несмело, переминаясь с ноги на ногу и протягивая крест в сторону Александра. Тот сердито глянул на священника и твёрдым голосом произнёс: "Не надо! Ну, зачем вы!"
  Священник стушевался, застеснялся и почему-то шепотом попросил полковника: "Ради бога, отпустите, не могу". Видно было, что он здесь впервые и всё происходящее его пугает...
  Не слушая, полковник поднял руку. Загремели барабаны. Палач в теплой поддёвке, в брюках, заправленных в начищенные, хромовые сапоги, приземистый, круглолицый, с отвислыми, бритыми щеками, картинно, в развалку подошел к первому приговорённому, лицо которого в этот момент побелело. Силясь что-то проговорить, он только мычал и отшатывался. Помощник палача, вынырнув откуда-то из-за спины, обхватил арестанта сзади, прижав руки. Палач ловко, привычно надел на голову осужденного полотняный мешок, а помощник связал руки за спиной. Словно оглушенный, приговорённый не сопротивлялся.
  Палач, сильной рукой ухватил несчастного за локоть и повлек к виселице. Александр вглядывался в происходящее, сердце заколотилось и в голове мелькнула злая мысль: "Животные!"
  Загремели барабаны...
  Палач выбил подставку из-под ног и умирающий извиваясь, закачался, но вскоре тело обмякло и повисло неподвижно...
  Пока читали приговор, пока откачивали упавшего в обморок, свет залил округу и стали видны отдельные кирпичи в кладке стены, мрачная тюрьма с решетками на окнах, серые облака, медленно плывущие по небу от горизонта...
  Александр был последним в строю приговорённых. Когда к нему подошёл палач, он словно в тумане увидел его бесцветные глаза, зло глянувшие из-под густых бровей, почувствовал тошнотворный запах водки и чеснока. Когда палач одел ему на голову мешок и связывал руки, он не удержался и произнес: "Скотина!". Палач дернул его посильней и Александру захотелось сопротивляться, проявить себя, но усилием воли он сдержался. "Все там будем" - повторил он поговорку, которую часто слышал от их дворника в Симбирске.
  Мешок мешал дышать полной грудью и он, уже не сдерживаясь, произнёс "Да быстрее...". Александр не успел закончить. Тело, потеряв опору повисло, шейные позвонки хрустнули, волна боли и яркого света залила сознание и Александр Ульянов, судорожно пытаясь протолкнуть воздух сквозь охваченное петлей горло, конвульсивно задергался и безмолвно затих...
  
  "Целая гирлянда - пробормотал полковник, глядя на тела повешенных, особенно отчетливо видимых на фоне яркого весеннего дня. Он поморщился и зябко передёрнул плечами. Все присутствующие зашевелились, задвигались, заговорили полушепотом. Резкие команды нарушили тишину утра и солдаты, гремя оружием и топая сапогами, строем двинулись к выходу с тюремного плаца.
  Худой солдатик, часто оглядываясь, уходил за ворота, видел повешенных и ему вдруг стало страшно. Он перекрестился украдкой и подумал "Ведь только что были живые, а сейчас уже как большие куклы без голов"- мешки скрывали лица и головы. Его губы невольно шептали "Спаси и сохрани..."
  
  
  
  Александр Третий сидел за своим рабочим столом в Зимнем Дворце и читал показания террористов, схваченных в начале марта. Сквозь зашторенные окна кабинета прорывался луч яркого весеннего солнца и, высвечивая пылинки в воздухе, пересекал комнату поперёк. Когда Александр поднял голову от бумаг, луч солнца отразился в его орехового цвета глазах. Мотнув головой, царь резко встал, прошелся по кабинету взад-вперед, легко и уверенно неся свое мощное тело атлета. Потом опять сел и кресло заскрипело под его семипудовым весом...
  
  Террорист Александр Ульянов, выступая на суде, говорил: "Я несу моральную и интеллектуальную ответственность за подготовку покушения и отдавал этому все свои знания и способности"... Царь подчеркнул эту фразу и написал удивительно несоответствующим его виду, неловким почерком: "Эта твердость даже трогательна". А потом вслух произнес: "Но правильно, что повесили".
  Отложив ручку, он откинулся на спинку кресла и ушел в воспоминания о событиях пятилетней давности...
  
  ...После убийства отца, все были шокированы, испуганы, растеряны. Победоносцев писал ему в одном из писем: "Проверяйте все запоры на всех дверях, когда вы ложитесь спать. Проверяйте, не обрезаны ли провода на сигнально-тревожных звонках..."
  Александр Александрович криво усмехнулся, погладил привычным жестом бороду: "Кто-то, тогда советовал помиловать террористов, но я был за повешение, что впоследствии оказалось очень правильным."
  Царь вспомнил утро той казни...
  
  Была, как и сейчас, ранняя весна, морозное утро. Колотый лед и снег высокими кучами лежали вдоль дороги. Две телеги с осужденными, которых было пять - казнь беременной приговорённой женщины отложили - двигались посреди зевак, настроенных против цареубийц. На первой телеге ехала маленькая Софья Перовская, испуганный до полуобморочного состояния молодой Рысаков и гордый, ничего не боящийся Желябов. На второй - спокойный, сосредоточенный Кибальчич, силящийся порвать ремни и освободиться Михаилов.
  Гремели барабаны, шли войска. Боялись, что оставшиеся на воле террористы попытаются отбить своих товарищей, но предатели, очевидно, выдали всех, хотя Желябов, на суде, говорил о множестве исполнителей ссылаясь на то, что это первая удачная попытка...
  
  Царь встал, заходил по кабинету чуть поскрипывая сапогами. Мысли продолжали свой привычный бег: "Казалось, что все кончилось. А тут вдруг эти... А этот Ульянов, говорят, из семьи порядочных служащих. Сын статского советника. Да и остальные почти все из дворян. Как так получается?" Царь вздохнул: "Ничего не остается, как казнить. На силу - силой..."
   В кабинет постучали и вошел сын, Николай - девятнадцатилетний юноша, робкий и застенчивый:
  - Папа, мы собираемся в Царское Село,- сообщил - спросил разрешения сын, - Мы собираемся в теннис играть.
  - Поезжайте, - махнул рукой отец.
  Сын тихо вышел.
  - Наследник, - коротко констатировал царь и подумал: "Слаб и нежен, как девчонка".
  
  
  
  Владимир Ульянов, теперь каждое утро ждал, когда откроется аптека в которой продавались газеты. Девятого мая придя домой, он отрыл её на последней странице, где печатались объявления и со слезами на глазах прочел: "Заговорщики казнены" и увидел имя Александр... Бросив газету на пол, он заплакал и, размахивая руками закричал:
  - Я им отомщу за эту смерть! Я клянусь!
  
  
  
  16 июля 1918 года в Екатеринбурге, в доме купца Ипатьева был казнен царь Николай Второй - Романов, вместе с женой и пятью детьми. Первоначальный план суда над самодержцем в Москве был отменен ввиду надвигающейся опасности окружения Екатеринбурга бело-чехами. Смертный приговор Уральского Совета был приведен в исполнение...
  
  
  
  ...После отречения от престола в марте 1917 года, царь Николай Романов поселился в Царском Селе, под охраной, приставленной решением Временного правительств.
  В это время, он вдруг почувствовал необычайное облегчение. Ему нравилась обычная мещанская жизнь в кругу семьи, когда не надо было никуда торопиться или мучительно думать принимая непростые решения. Не надо было ничего решать, зная, что за каждым решением стоят судьбы, а часто и жизни тысяч и тысяч людей. Громадная тяжесть ответственности свалилась с его плеч. Он играл с детьми в домино, читал им вслух "Графа Монтекристо", копался в саду, молился и спал так тихо и спокойно, как никогда прежде. Однако, в глубине души он знал, что за все уже содеянное придется отвечать, отвечать не перед Богом, а перед людьми и не на том свете, а на этом...
  В середине августа, когда в Петербурге стало неспокойно, его, вместе с семьей и небольшой свитой: адъютантами, поварами, парикмахером и даже двумя спаниелями, перевезли в Тобольск.
  В октябре 1917 года произошла Пролетарская Революция. Спокойно прожив некоторое время в Тобольске, по решению Уральского совета, царь и царица, а затем и их дети были перевезены в Екатеринбург. По дороге они проезжали село Покровское, родом из которого был "друг семьи" Распутин. Они видели его дом и лица его детей в окошках этого дома. Так в последний раз пересеклись пути судеб трех человек, которые ещё так недавно определяли жизнь Российской Империи...
  
  Проехали Покровское, но Аликс долго ещё сидела неподвижно, глядя прямо перед собой и с грустью вспоминала Старца.
  "Вот и снова встретились - думала она, смахивая набежавшую слезу. - Он ведь нас предупреждал, что когда умрет, то на нас обрушаться несчастья, но пока он жив и молиться за нас - все будет хорошо... А какие безобразные и бедные эти русские дома, эти русские деревни, эти русские поля..."
  - И неужели Григорий, - она смущенно улыбнулась и поправилась - неужели Старец здесь родился, здесь рос? А в молодости он наверное, был особенно силён и красив - она вновь смущённо улыбнулась и вздохнула, вспоминая, необычные зелёные, глаза, пристальный взгляд, широкие плечи под рясой, крупные, жилистые руки с широкими ладонями.
  Она вспомнила тот день, когда узнала, что Старец не ночевал дома и на следующий день тоже не появился. Тогда сердце её стукнуло и забилось быстро - быстро.
  "Убили! Негодяи! Подлецы!- пронеслось в голове - она позвонила Горемыкину и потребовала найти старца, иначе...
  "Как они его все ненавидели, как клеветали на него, говорили, что он развратник!.."
  
  Да! Он нравился женщинам. Она это знала, потому что тоже была женщина. Когда он в первый раз коснулся её плеча своей тяжелой ладонью, её словно электричеством ударило и она, сдерживая дыхание постаралась быстро уйти. В нём была необычайная сила, благодаря которой он останавливал боль и кровотечение у наследника, тогда как врачи ничего не могли поделать... Да, она знала, что Старец её ровесник, знала что он тоже любит женщин, потому что иногда перехватывала его напряжённый, оценивающий взгляд.
  Аликс перекрестилась, незаметно вытерла влажные глаза платочком.
  "Но зато дети, дочки, все носят медальон с его молитвами и его портретом. И это охраняет их от несчастий и болезней, как и говорил Старец. Боже мой! Как тоскливо и одиноко было мне даже рядом с Ники, пока не появился Старец с его молитвами, любовью и поддержкой для меня, Ники, и Бэби..."
  Аликс отвлеклась от тяжелых воспоминаний, потому что наступило время обеда...
  
  
  
  В Екатеринбурге, царскую семью поселили в доме купца Ипатьева. Охрану осуществляли революционные войска. Был конец апреля. За высокой оградой цвела ароматная черемуха и теплый ветер овевал грустное лицо царя, который в ожидании детей - они приехали только через месяц - обсуждал с Аликс предположение, что его могут вывезти в Москву, чтобы подписать мирный договор с Германией. В виду полной изоляции от окружающих, царь ничего не знал о происходящем в России и мире и его предположения были наивными до нелепости...
  
  Опасаясь заговора монархистов, охрана ужесточила режим и даже в туалет царица и царевич ходили под охраной. В эти дни Николай впервые прочел роман Л.Н. Толстого "Война и мир", который вызвал в душе царя глубокие переживания, заставил задуматься о превратностях истории. В тоже время судьба самого царя двигалась к своей трагической развязке...
  
  
  
  Лето проходило монотонно и потому быстро. Каждый день казался Николаю вечностью, но в итоге проскочил май, июнь, наступил июль. Еда становилась все хуже, охрана все строже и грубее...
  Николай Романов лежал в постели. Поднялась температура. Болела спина и ноги. "Боже мой, - думал он, - как быстро и неотвратимо наступает старость". Через стену, Николай услышал, как пробежала из комнаты в комнату дочка Анастасия. "В безик, в безик играть -приглашала она сестёр. "Бедные девочки - грустно улыбнулся Николай. Он вдруг вспомнил отца, его мощную фигуру, спокойное, уверенное выражение на круглом, большелобом лице. "А ведь я уже перерос Папа - вдруг кольнула мысль "Ведь он умер, когда ему было всего сорок девять. А мне уже пятьдесят один". Николай задумался...
  - Ники!- вошла на секунду Аликс- ты будешь с нами играть в карты? "
  - Нет, дорогая. У меня сегодня все болит. Я лучше полежу, почитаю... Салтыков так умно, интересно пишет.
  Они говорили по английски. Аликс, целуя Николая, прошептала: "Потерпи дорогой. Думаю, что кузен Джордж нас скоро освободит. И потом эти письма. В них же говориться, что нас не бросят на произвол судьбы наши сторонники".
  В дверь заглянула Анастасия, сверкнув чёрными, как смородина глазами: "
  - Мама! Мы ждём!
  - Иду, иду - уже полным голосом проговорила Александра Фёдоровна и осторожно прикрыла дверь.
  Николай Александрович слабо улыбнулся, лёг поудобнее на правый бок, подложил правую ладонь под щеку и задремал...
  
  Через какое-то время на мгновение проснувшись, он окинул комнату бессознательным взглядом, вытер вспотевшее лицо большим носовым платком, перекрестился привычным, автоматическим жестом и снова закрыл глаза...
  Во сне ему привиделся Зимний дворец, их с Аликс спальня, открытые настежь окна, летний, жаркий день на улице. Он готовился к встрече с французским президентом Пуанкаре, торопился одевая мундир, и вдруг обнаружил, что сапоги которые ему принёс камердинер, вовсе не от этого мундира. Он рассердился, обругал старика-камердинера, который от волнения покрылся красными пятнами, бегал куда-то, но нужных сапог не мог найти. Вошла Аликс и капризным голосом сказала:
  - Ты, Ники распустил всех! И здесь, во дворце, и в Думе, и в правительстве. Наш Друг советует быть строже.
  Огорчённый Николай промолчал...и проснулся. Была уже ночь и Аликс сидя на кровати. в темноте расчёсывала волосы...
  
  
  
  ...Юровского била крупная дрожь. Сегодня, на рассвете, он проснулся и уже не мог заснуть. Он думал о себе, о Николае, о гордой, ещё не старой и красивой императрице, о их детях выросших в роскоши самых богатых дворцов мира, а сегодня живущих здесь, среди грубых охранников. Эти мужики, у себя в караулке гогочут над непристойными шутками, в их адрес, бабника и волокиты Семёна.
  Одевшись, он сел за стол налил себе холодного чая и пил маленькими глотками, продолжая мечтать: "Великий день! Сегодня может быть решается судьба мира и вселенной. Совсем ещё недавно недоступный император всея Руси, царь Польши, князь Финляндский и тому подобное, падёт от моей руки!".
  Он вдруг вспомнил 1913 год, празднование трёхсотлетия дома Романовых, пышные торжества, крупные фотографии императорской семьи во всех газетах мира, миллионные толпы русских людей на коленях, славящих великого властителя...
  "Как могло случиться, что через четыре года, его, царя Николая второго, его очаровательную жену Александрин и даже их детей, те же миллионы русских людей ненавидели и презирали, все - от великих князей до лапотников-мужиков... И вот сегодня ночью, придёт расплата за столетия унижений и издевательств, рабства и роскоши!!!"
  
  В голове Юровского всё помутилось. Он не мог усидеть на месте, вскочил, сделал несколько разминающих упражнений по системе Миллера, затем, тяжело дыша, оделся в форму, обул сапоги и вышел на улицу. Уже давно рассвело, но большой дом бывшего инженера Ипатьева ещё был тих и, кажется, необитаем.
  "Они там спят. Вчера говорят до поздно играли в карты, смеялись. А сегодня придёт час возмездия и я покончу - он резко выдохнул - покончу раз и навсегда с ненавистной тиранией, которая душила и убивала все живое!" Во рту от волнения пересохло.
  - Тиран должен умереть! Тирания должна быть уничтожена!- шептал он, взволнованно шагая по деревянному тротуару вдоль караульного помещения... Туда и назад! Туда и назад! - Нет! Это судьба! Я должен убить российского императора!!!
  
  ...В ночь на 17 июля, царская семья была разбужена после полуночи. Приказано было одеться и спуститься в подвальную комнату. Объяснялось это тем, что город обстреливают чехи и в верхние этажи могут попасть снаряды. Всего в подвальной комнате набралось, вместе с прислугой 11 человек и любимец всей семьи, спаниель Король Чарльз.
  Через некоторое время в комнату вошли одиннадцать вооруженных охранников во главе с начальником местного Чека, Яковом Юровским. Это был фанатик революции, строгий, честный, но недалекий человек, помешанный на социальной справедливости. Побледнев, взволнованным голосом Юровский зачитал приказ о расстреле царской семьи. Николай, ничего не понял и все переспрашивал: "Что? Что?".
  
  Юровский выстрелил первым из своего кольта в Николая и убил его наповал. К Юровскому присоединились и другие члены расстрельной команды. Комната наполнилась пороховым дымом и стонами раненных. Пули, визжа, отскакивали от бетонных стен подвала, добивая свои жертвы...
   Все было закончено в несколько минут - семья Романовых, которую Ленин считал опасной и называл не иначе как "живым знаменем контр-революции", перестала существовать...
  Месть совершилась...
  
  19 июля в газете "Известия" было опубликовано сообщение о смерти царя и о том, что его семья находится в безопасном месте. Это сообщение никого не удивило и не потрясло, кроме самых отъявленных монархистов. В происходящем мировом историческом катаклизме, жизнь и смерть Николая Второго - императора всея Руси, уже воспринималась как жизнь и смерть частного лица, которых в эти переломные времена гибло сотни и тысячи!
  
  
  
  ...Лето 1918 года. Советская Россия во главе с Лениным существовала уже около года, но положение в стране было крайне тяжелым. Голод, эпидемии, разруха, интервенция немцев и бывших союзников. Белогвардейцы на Юге, Юденич на Северо-западе, Колчак в Сибири, бесконечные заговоры социалистов, псевдо-революционеров и анархистов...
  И все-таки Советы держались. Ленин руководил, вдохновлял, советовал, приказывал. После Брест-Литовского договора, партию большевиков будоражило. Члены левого крыла партии, чтобы избежать позорного мира с Германией собрались арестовать Ленина и отстранить его от власти. Бухарин через двадцать лет признался в этом малодушии...
  Можно говорить, что благодаря упорству Ленина, его умению противостоять мнению большинства и противодействовать обстоятельствам, помогали Советам выжить...
  
  ... Ленин приехал на митинг в открытом автомобиле. Ораторы говорили о голоде, о тифе, о приближающейся зиме, об отсутствии продовольствия. Рабочие реагировали на слова выступавших либо ропотом, либо громкими криками и хлопаньем в ладоши. Много было молодых задорных лиц в сдвинутых на затылки грязных картузах, сильных, сердитых и даже яростных. Чуть в стороне от всех сидела женщина в черном и внимательно слушала ораторов. Она, курила папиросы одну за другой, нервно выпуская дым уголком рта...
  Ленин прошел в зал, подошел к сцене, снял плащ и кепку, под аплодисменты рабочих поднялся на трибуну и начал говорить. Он сразу заметил сидевшую в стороне женщину и подумал, что где-то её видел...
  
  Он говорил о трудностях отстаивания и укрепления рабочей власти, о многочисленных врагах, пытающихся уничтожить завоевания революции, о дисциплине и организованности рабочего класса:
  - После победоносного завершения революции, мы, впервые в мире, строим государство диктатуры рабочих и крестьян. Тысячелетнее российское рабство наконец свергнуто и мы, теперь сами ответственны за наш выбор, за наши действия. Голод и разруха оттолкнули от нас даже бывших союзников, а неудачные претенденты на власть - эсеры и меньшевики - плетут заговоры, надеясь с помощью мировой буржуазии утопить в крови Советскую Россию. Но это им не удастся! Не легко было завоевать власть, но теперь, когда рабочие у власти, никто не сможет снова загнать их в старое рабство...
  
  Грянули аплодисменты и Ленин, взглянув на женщину, увидел, что она продолжает курить. "Ну, где я её мог видеть?" - спрашивал он сам у себя. Надев плащ и сжав в руке кепку, Ленин, сопровождаемый большой толпой рабочих, направился к выходу. Он не видел, как чуть раньше женщина также поднялась со своего места и вышла во двор, где Ленина ждал автомобиль. Выходя из цеха завода, Ленин столкнулся с этой женщиной. Не отрывая встревоженного взгляда от его лица, она спросила: "А как вы думаете, что надо делать..." Ленин на ходу повернулся к ней слушая вопрос, и почти остановился, взявшись за дверцу автомобиля. Женщина вынула пистолет из внутреннего кармана длинного пальто, сделала несколько шагов к нему и трижды выстрелила.
  
  - Они убили Ленина! Они его убили! - закричал кто-то пронзительно за спиной упавшего на землю Ленина.
  Из здания выбегали все новые и новые взволнованные люди. Один из охранников Ленина, выскочив из автомобиля через борт, подбежав к стрелявшей женщине, схватил её за руку, вырвал пистолет.
  - Она! Она убила Ильича! - кричали в толпе и масса людей надвинулась на террористку, пытаясь разорвать её на части.
  - Не сметь! Не трогать! - скомандовал начальник охраны, - Окружить её плотным кольцом! Нам нужно допросить её и выявить сообщников!
  Охрана бросилась поднимать Ленина, но он пришел в себя и шатаясь, поднялся сам.
  - Срочно едем домой - произнес он.
  Охранники помогли ему сесть и машина на самой большой скорости, которую мог развить автомобиль, понеслась в Кремль.
  Сидя в машине, Ленин задавал себе один и тот же вопрос: "Почему она стреляла в меня? Почему?"
  Две пули попали в него. Одна пробила шею, а другая, попав в плечо, сломала ключицу и, пробив легкое, застряла внутри. Ленин ощупывал шею и плечо. Руки у него были в крови и он чувствовал, как кровь, пульсируя текла из ран на грудь под рубашку. Потом он потерял сознание и, остановив машину шофер, под нервные крики охраны, долго искал аптечку. Ильичу дали понюхать нашатыря и он пришел в себя. Автомобиль помчался дальше, а Ленин, бледный от потери крови, взволнованно повторял: "Почему? Почему?".
  
  Через охраняемые часовыми ворота, въехали в Кремль. Ленин немного успокоился, а когда машина остановилась у подъезда дома, в котором он жил произнес:
  - Я сам дойду. Только снимите пальто, так будет удобнее.
  Пальто сняли, поддерживая, помогли подняться на третий этаж. Несмотря на сильную боль и большую потерю крови, Ленин шел сам и, стиснув зубы, молчал...
  
  ... Арестованную женщину доставили на Лубянку. Она сама призналась в попытке убийства и написала признание: "Мое имя Фанни Каплан. Сегодня я убила Ленина. Я сделала это сама. Я не скажу, где достала пистолет и не скажу, где и кто... Я давно решила убить Ленина, потому что считаю его предавшим Революцию... Я была в ссылке, в Акатуе, в Сибири за участие в покушении на представителей царской власти в Киеве... Я получила 11 лет каторжных работ. После Революции была освобождена. Я сторонник Конституционной Ассамблеи. Мои родители в Соединенных Штатах, куда эмигрировали в 1911 году. Я имею четырех братьев и двух сестер. Все они рабочие. Я получила домашнее воспитание... Я убила Ленина..."
  
  В этот же день в Петрограде, молодой студент застрелил начальника Петроградского Чека Урицкого...
  Ленин поправлялся быстро. Ему не стали доставать пулю, которая застряла в теле
  - Но каковы?! - возмущался он, прохаживаясь по своей темной, тесной квартирке в Кремле. - Ведь они хотели меня убить зная, что положение и без того тяжелое. Они надеялись таким образом уничтожить Советскую Россию. Это еще раз доказывает правоту лозунга - "Кто не с нами, тот против нас".
  Выздоравливая, Ленин с головой ушел в работу. В октябре Революция отметила свою первую годовщину праздничными шествиями и митингами. На фронтах гражданской войны дела были так плохи, что многие уже не верили в наступление следующей годовщины.
  Летом этого же года в Екатеринбурге, местные чекисты во главе с Юровским, по постановлению губернского комитета, расстреляли царя Николая 11 и его семью.
  
  
  
  ...Ленин часто вспоминал повешенного брата Александра: "Странно разворачивается история!" - констатировал он, сидя глубокой ночью у себя в кабинете. Отвлекшись от правки текста статьи о "красном терроре", он встал с кресла, походил вдоль комнаты щупая рубцы от пулевых ранений на шее и плече.
  "Саша погиб в безнадежной борьбе с царями и я обрадовался, когда узнал, что последний русский царь и его наследники расстреляны. Думал ли Николай Второй, самодержец всея Руси, что когда-нибудь окончит так свою жизнь и в таком месте? Думал ли Саша, когда петля захлестнула шею, что через тридцать лет и следа не останется от тех, против кого он так героически и безнадежно боролся?".
  Владимир Ильич подошел к столу, отхлебнул несколько глотков остывшего чая, зевнул и глянул на часы: "Шестой час утра, а на улице еще темно. Надо немного поспать. Завтра тяжелый день". Он тихо засмеялся и поправился: - Уже сегодня...
  
  Ленин работал много и напряженно. Рабочий день начинался в 11 часов утра и продолжался до шести часов утра следующего дня. Вставал он обычно в десять часов. В одиннадцать садился за свой рабочий стол и читал газеты. Потом совещания, конференции, встречи и поездки, расписанные на многие месяцы вперед. Ровно в пять он уходил домой обедать и приучил всю семью обедать в это время. Однако даже за обедом он сплошь и рядом отрывался на срочные телефонные звонки. В семь часов он возвращался в свой кабинет и продолжал работать. Когда совещания Совнаркома заканчивались далеко за полночь, что было в порядке вещей, он шел домой пешком, дышал ночным воздухом, потом опять работал у себя в кабинете.
  
  Как председатель Совнаркома, Ленин четко вел все заседания. Выступавшим, даже по самым важным вопросам, отводилось десять минут. По текущим вопросам, обычным сообщениям - одна минута. Ключевые моменты в решениях, принимаемых Совнаркомом, Ленин подчеркивал горизонтальной чертой, а само решение отчеркивал вертикальной линией. В самые напряженные моменты дискуссии, Ленин вдруг весело и остроумно шутил и общий смех разряжал обстановку, помогал вновь сосредоточиться...
  Курить на совещаниях запрещалось и курильщики по очереди выходили из-за стола и делали несколько затяжек под вентиляционной трубой в углу зала заседания. Иногда курильщиков выстраивалась длинная очередь и тогда Ленин просил всех занять свои места. Все повиновались беспрекословно...
  
  1919 и 1920 годы прошли под знаком борьбы за выживание. Голод, холод, болезни, детская смертность, Гражданская война - поставили страну на грань разрушения. Однако Белая гвардия была побеждена, интервенция союзников окончилась позорным бегством и Советская Россия приступила к строительству новой жизни в мирных условиях. Экономика, финансы, сельское хозяйство - все было в запустении и разрухе и Ленин, мучительно думая о возможностях быстрого восстановления нормальной жизни, пришел к выводу, что эпоха Военного коммунизма закончилась. НЭП - как новая экономическая политика были ответом на Кронштадтский мятеж и на крестьянские восстания в Поволжье. На 10-м съезде партии был провозглашен переход к Новой Экономической Политике, которая вновь разрешила частную торговлю, предпринимательство и частную собственность, однако под контролем Советского государства. Это был компромисс, но без него Революция могла бы погибнуть...
  
  В конце 1921 года здоровье Ленина пошатнулось. Иногда, во время работы, он на несколько минут почти терял сознание и потом, долго приходил в себя. Бессонница и частые головные боли и головокружения, заставляли его останавливаться на ходу, держаться за что-нибудь чтобы не упасть...
   В конце декабря он уехал в Горки и писал оттуда в Совнарком: "Вопреки ожидаемому результату моя бессонница становится постоянной и может быть я не смогу присутствовать на очередном съезде партии и съезде Советов".
  
  Ленин предчувствовал приближение смерти. Он как-то пожаловался Надежде Константиновне что ожидает резкого ухудшения здоровья:
  - Я думаю, что меня хватит удар и потом парализует, - посмеиваясь, констатировал он однажды и на возражения Крупской, отвечал:
  - Я прожил трудную и большую жизнь и знаю, что за все придется отвечать...
  Про себя же подумал: "Надо писать завещание... Но кому передать то, что никак кроме как через личный опыт не передается... Троцкий талантлив, но так самоуверен, что при первых же трудностях от него все отвернуться. Ведь у него "Я" везде на первом месте. Сталин? Тут прямо противоположная ситуация. Супер альтруист. А в жизни так нельзя! Нельзя мерить других своими мерками. Я знаю, что он мне предан как апостолы были преданы Христу. Даже больше. Но узнай он, что я не Сын Бога, он будет кричать: "Распни его!" громче всех. В нем есть эта религиозная закваска, это царствие коммунистическое не от мира сего!".
  
  В начале весны 1922 года лучшие специалисты-доктора Советской России и Германии обследовали Ленина и не нашли никаких органических повреждений нервной системы. Пришли к выводу, что окисление металла отравляет кровь. В конце апреля, после удачной операции была извлечена одна из пуль, выпущенных из пистолета Фанни Каплан. Но здоровье Ленина заметно не улучшилось. В начале мая, когда зацвела черемуха и волны первого весеннего тепла хлынули на Россию, с Лениным случился первый удар. За короткое время были парализованы левая рука и нога и Ильич потерял дар речи. Несколько недель он не мог говорить и двигаться. Вдобавок начались приступы депрессии, после которых он чувствовал себя отвратительно, просил докторов честно сказать ему, когда готовиться к смерти.
  
  В этот момент в очередной раз в Горки приехал Сталин. На прошедшем партийном съезде по предложению Зиновьева Сталин был избран Генеральным Секретарём Центрального Комитета, что позволило ему быть в курсе партийной жизни, государственного строительства и влиять на то и другое в соответствии со своими принципами и понятиями.
  Было начало лета. Подъезжая к Горкам, Сталин любовался молодой и яркой зеленью вокруг, вдыхал аромат сельского воздуха и удивлялся тишине, разлитой над просторами полей и перелесков. Подъехав к центральному входу усадьбы, он сразу в дом не пошел, а проверил выставленную по периметру охрану. Потом, разогревшись от ходьбы, расстегнув китель и сняв фуражку, вошел в полутемные комнаты и сразу прошел на половину врачей. Дежурный врач, узнав Сталина, вежливо поздоровался и стал объяснять, что "Ленин чувствует себя лучше, однако плохо выполняет предписания врачей, пытается работать".
  - Вы ведь знаете, что для Владимира Ильича даже чтение газет - психологическая нагрузка, - продолжал врач.
  Сталин кивнул, но не ответил.
  - На нас он сердится, говорит, что мы перестраховщики, поэтому мы все предписания сообщаем ему через доктора Семашко, которому он доверяет и которого слушается. Но согласитесь, это не лучший путь лечения...
  Сталин снова кивнул, но было непонятно, как он сам к этому относится.
  Пройдя на половину Ильича, он застал в гостиной Крупскую и Ленина, который вслед за ней повторял предложение: "Рабочие работают на заводах и днем и ночью..."
  
  Сталин постоял у входа и услышал, как Владимир Ильич с паузами повторил эту фразу несколько раз. Увидев Сталина, Ленин медленно поднялся со стула, прихрамывая, пошел навстречу и протянул левую руку для рукопожатия:
  - Здравствуйте Иосиф Висса-висса-рион- ы-ы-ч-ч, - пытался он выговорить трудное отчество.
  Сталин поздоровался с Надеждой Константиновной и крепко пожал руку Владимиру Ильичу.
  - Здравствуйте, Владимир Ильич, - улыбнулся он, - Я вижу, вы уже скоро совсем... поправитесь.
  Потом, не удержавшись, отметил:
  - Хорошо тут у вас. Зелено, тихо и воздух замечательный. В Москве жара, а тут тепло, но не жарко, а если в тени...
  Ленин улыбнулся немного кривой улыбкой и спросил, растягивая слова:
  - Наденька! Можно мы погуляем в саду с... гостем
  Помня трудности с произношением отчества, он назвал Сталин просто гостем.
  - Ну, если немного, - согласилась Надежда Константиновна, - а я пока распоряжусь насчет обеда...
  
  Сталин и Ленин вышли из дома и пошли по тенистым аллеям усадьбы. Ленин не торопясь, шел впереди и говорил:
  - Вы знаете, здесь же раньше жил Савва Морозов. Это его владения. А мне здесь нравится. Жалко только, охотиться пока не могу.
  Сталин слушал молча, не перебивая, и думал: "Какой крепкий человек. Два года работал по шестнадцать, восемнадцать часов. Понятно, что такую нагрузку и молодому не выдержать. Чувствую, что теперь и мне придется не сладко. Но какие возможности! Надо все переделывать под себя, растить единомышленников, верных мне и идее".
  - А вот давайте, сюда сядем.
  Они присели на скамейку, в тени старой яблони. Небо голубело в просветах зеленых крон деревьев, из глубины сада дул прохладный ветерок.
  Ленин повернул голову к Сталину и, перестав улыбаться, заговорил:
  - И все-таки тяжело. Без работы, без товарищей. И потом, "учиться", - он грустно улыбнулся, - "учиться" тяжело Я уже отвык. Уже давно сам других учу, а тут...
  Он вздохнул, махнул левой рукой.
  Помолчали...
  Сталин старался не быть назойливым, смотрел на деревья вокруг, слушал жужжание толстых черных шмелей, звонкий лай собак где-то в стороне...
  Ильич снова стал серьезным.
  - Врачи мне не говорят, когда я умру, но я и сам чувствую - немного осталось...
  Сталин пытался возразить:
  - Владимир Ильич, ну тут вы...
  - Вот! Я хочу, чтобы вы мне правду говорили! - перебил его Ленин - Мы ведь с вами уже взрослые люди и не раз могли умереть раньше...
  Оба надолго замолчали. Ленин думал о чем-то о своем, Сталин исподволь наблюдал за ним.
  - Я хочу вас попросить, как товарищ товарища, - медленно начал Ленин. Он повернул голову, посмотрел в глаза Сталину и продолжал, - вы человек мужественный, решительный. Я знаю. Если я совсем буду в идиота превращаться...
  Ленин сделал паузу, как бы обдумывая дальнейшие слова:
  - Помогите мне достать... яду. - Сталин вздрогнул, но промолчал. - Я вас прошу. Это можете сделать только вы. Остальные слабы характером, а вас я знаю.
  Сталин в замешательстве поднялся со скамейки, сделал несколько шагов, как бы отстраняясь от сказанного, и пытаясь выиграть время для ответа
  - Я думаю, Владимир Ильич, вы скоро поправитесь. Это у вас от болезни... И потом мы все ждем вас на следующий съезд...
  - Я сам надеюсь, - помог Ленин выйти Сталину из затруднительного положения, - но вы же знаете, мы должны быть готовы ко всему...
  - Володя! Иосиф Виссарионович! - раздался голос сестры Владимира Ильича, Марии Ильиничны, - Обед готов, идите к столу.
  Ленин, держась обеими руками за спинку скамейки, встал и, направляясь в сторону дома, спросил:
  - Ну, как там в Москве?
  - Трудно без вас, Владимир Ильич, - с готовностью ответил Сталин, - В партии на сегодняшний день почти четыреста тысяч человек, а выбрать секретаря губернского комитета не из кого. Старые большевики все в Москве, кто-то в Питере, а ведь эта должность ответственная
  Он замолчал. Ленин, подходя к дому, заметил:
  - Да, тут есть проблема. Старая гвардия хотела бы отдохнуть, пожить в свое удовольствие, ведь война кончилась. Вот и едут все в Москву, смотрят в глаза, - Ленин вздохнул.
  - Так! Так, Владимир Ильич. Вы же понимаете, что работа только начинается, а уже родственников, друзей проталкивают...
  - Не будем о работе. А проблема есть, я знаю... - тихо произнес Ильич, заметив ожидавшую на крыльце Надежду Константиновну.
  После обеда Сталин уехал, а Ленин снова сел за стол писать левой рукой на листе бумаги: "Рабочие работают на заводах и днем и ночью. А дома их ждут..."
  Он прервался, аккуратно поправил несколько плохо написанных букв и вздохнул.
  - Володя, а у тебя прекрасно получается левой рукой. Немножко медленно, но зато разборчиво.
  - Стараюсь, - улыбнулся Ленин, - вспоминаю, как в молодости, в Самаре, был учителем. А, оказывается, быть учеником гораздо труднее, чем учить самому...
  - Ничего, скоро поправишься, - утешала его Надежда Константиновна, а сама думала: "О чем он там с этим грубым грузином говорил?"
  
  
  
  2 октября 1922 года Ленин вернулся в Москву. Он снова стал председательствовать на Политбюро и в Совнаркоме. Врачи разрешили ему работать с 11 до 2 часов дня, а затем с 6 до 8 часов вечера. Он много писал, говорил по телефону, принимал посетителей. Он даже выступил на Четвертом съезде Коминтерна, где был встречен делегатами съезда стоя и с пением Интернационала. Ленин был признанным и единственным лидером мирового коммунистического движения.
  По прибытию в Москву после болезни, Ленина неприятно поразило большое количество аппаратчиков, чиновников, появившихся во всех ведомствах Совнаркома и даже в аппарате Орг.Бюро Центрального Комитета партии. Хотелось остановить это сползание в бюрократию ...
  Но в начале ноября головные боли и бессонница вновь начались. 25 ноября врачи предписали Ленину полный покой. Он перестал регулярно ходить в свой совнаркомовский кабинет, работал немного дома и очень много читал.
  В начале декабря к Ленину пришла делегация профсоюза учителей и попросила его предложить Льву Троцкому, вдобавок к его обязанностям Комиссара Вооруженных сил, стать Комиссаром Образования, где Надежда Константиновна была заместителем Комиссара. Встретившись с Троцким, Ленин спросил его, что он сам думает по этому поводу. Троцкий, как всегда очень тщательно одетый, в отглаженном кителе английского сукна, сшитым лучшим портным наркома, был вежлив, но не уступчив:
   - Проблемы образования нельзя решить эффективно, - начал он, поглаживая красивую щеголеватую бородку и остро поглядывая из-под очков умными глазами, - без построения хорошо работающего аппарата, работающего творчески по единому плану...
  - Да, - перебил его Ленин, - наш бюрократизм иногда совершенно чудовищен. Я был ошеломлен, кода вернулся к работе. Очень много болтовни, бумаг, но мало результатов. Все делается медленно или вовсе застревает в кабинетах.
  - А что, если вы пойдете в мои заместители? - спросил Ленин и выжидающе глянул на Троцкого, а сам коротко подумал: "Нет, он не пойдет".
  Троцкий сделал вид, что задумался, а затем ответил:
  - Но вы же имеете уже заместителей. Зачем вам я?
  - Но ведь вы сами говорили, что надо строить нормально работающий аппарат, - улыбнулся Ленин.
  - Вы же, Владимир Ильич, знаете, что главная бюрократия засела не в Совнаркоме, - снисходительно улыбнулся Троцкий, - а в партийных органах.
  Ленин молчал, обдумывая ответ: " Он хотел бы, чтобы я уже сегодня предложил ему свое место в партии и правительстве и он уверен, что этого достоин и больше никто. Но он не знает, или делает вид, что не знает - ведь его в партии не любят и не только Сталин. Многие будут против его назначения. Но если он поработает подо мной, может быть он что-то и поймет. Может быть, с него слетит эта картинная шелуха."
  - Вот и работайте. Открывайте огонь не только по правительственным чиновникам, но и по партийным, по Орг. Бюро ЦК...
  Троцкий не ожидал такой поддержки, поэтому только скептически улыбнулся.
  - Давайте составим с вами блок против бюрократии вообще и против бюрократии в Орг. Бюро в частности..- добавил Ленин.
  В это время зазвонил телефон на столе и оказалось, что Ленина уже ждут дома к ужину. Потирая лоб левой рукой, Ленин извинился и предложил, обдумав все, встретиться еще раз на следующей неделе.
  
  Когда Троцкий вышел, Ленин еще посидел некоторое время за столом: "Чертовски болит голова и который день все острее. Голова просто раскалывается... Мне кажется удалось его уломать. Троцкий очень обрадовался, что можно напасть на Сталина. И я его поддержу. Но я еще посмотрю, что он за руководитель. Одно дело армия, приказы, трибунал. Другое дело - правительство, а тем более партия. Тут надо быть очень тонким политиком, чтобы все держать в равновесии".
  Ленин поднялся и, покачиваясь, пошел к выходу, но, проходя приемную, собрался и даже улыбнулся своей секретарше Фотиевой:
  - Завтра под вечер постараюсь заглянуть...
  
  Троцкий, сидя в машине, улыбался и предавался мечтаниям: "Ленин, наконец-то, твердо на моей стороне. Я соглашусь стать заместителем Председателя Совнаркома, а там поставить дело так, чтобы разбить фракцию Сталина в ЦКа. Рядовым партийцам Сталин пока что мало известен, а меня знают все".
  С этими мыслями Троцкий, проехав мимо часовых, приказал остановить у подъезда Реввоенсовета и, выйдя из машины, быстро прошел внутрь.
  Через два дня у Ленина случился второй удар.
  Чуть оправившись, Ленин, не смотря на запреты врачей, начал работать и наводить порядок в бумагах и делах. Он понимал, что умирает и уже никогда не вернется к любимому делу, к работе.
  
  В конце декабря, несмотря на болезнь Ленина, готовились к встрече Нового Года. А сам Ленин стал диктовать письма, в которых давал характеристику претендентам на его место.
  "Самое странное, - думал Ленин, перебирая в памяти случаи из жизни своей и партии, - что борьба между Троцким и Сталиным не закончится, пока один из них не будет полностью отстранен от дел. Наденька уважает Троцкого и не любит Сталина, но я знаю почему: Троцкий обаятелен и остроумен, а Сталин - рабочая лошадка. Он просто не научен вежливости. В Европе неизвестен, да и в партии, кроме Центрального Комитета, мало кто его знает. Но уже сейчас у него авторитет железного руководителя. Кто-то мне рассказывал, что Калинин как-то заметил, что ссылка на Сталина при составлении официальной бумаги чиновникам может помочь делу. А фамилии Зиновьева, Бухарина, Каменева и прочих ничего для чиновников не значит... Да, Сталин наведет порядок и железную дисциплину. Но будет ли этот порядок одобрен всеми партийцами? Думаю, что старой гвардии эта дисциплина уже сейчас не нравится. Но старой гвардии уже пора на пенсию. А среди молодых, я что-то не вижу вожаков"
  Ленин диктовал свое завещание два дня 25 и 26 декабря 1922 года.
  
  Четвертого января Ленин сделал приписку по поводу грубости Сталина в разговоре с Надеждой Константиновной по телефону...
  Пятого марта Ленин отправил письмо Сталину, в котором требовал извинений...
  На следующий день Ленину стало хуже.
  9 марта его постиг третий удар. Состояние вождя стало безнадежным. Профессор Розанов увидел Ленина уже в полумертвом состоянии. Ленин, что называется "потерял рассудок": повторял несвязный набор слов, часто возбуждался и проявлял агрессию. Надежды на выздоровление уже не было и ему создавали комфортные условия. В середине мая Ленина перевезли в Горки.
  В Горках Ленин стал постепенно подниматься на ноги. Он начал ходить по комнате с помощью палочки и при поддержке медсестры. Он заново учился говорить, но уже не мог правильно произнести слово, не мог его выговорить. Он знал слово, хотел его использовать, но не мог членораздельно сказать.
  10 октября случилось неожиданное событие. Ленин, увидав свой автомобиль, стал показывать жестами, что хочет ехать в Москву. Никакие уговоры не помогли. Пришлось ехать. Во время поездки Ленин постоянно твердил: "Быстрее! Быстрее!". В Москве он вошел в свой кабинет и, увидав, что бумаг на столе нет, стал кричать и ругаться. Едва, едва его удалось успокоить и опять отвезти в Горки.
  
  Болезнь мозга прогрессировала, но на Новый 1924 Год Надежда Константиновна поставила в доме елку и пригласила в гости соседних крестьян, чему Ленин был простодушно рад.
  20 января началось резкое ухудшение. Ленин жаловался на головные боли, ничего не ел.
  21 января он немного поел и лег отдохнуть. Надежда Константиновна, зайдя в комнату, услышала его тяжелое прерывистое дыхание. Позвали врача. Около шести вечера Ленин потерял сознание, температура резко поднялась и, после пяти минут агонии, он умер от апоплексического удара в результате паралича дыхательных органов...
  При вскрытии головного мозга, обнаружили очаги поражения склерозом и масса мозга была намного меньше обычной. Розанов писал, что удивительно не только то, что при таком нарушении мозгового кровообращения, Ленин продолжал мыслить, но и удивительно, как при таком состоянии он мог жить.
  
  23 января гроб с телом вождя русской революции был по железной дороге перевезен в Москву, в дом Профсоюзов. Сотни тысяч пришли проститься с умершим Патриархом Коммунизма. Несмотря на сильный мороз, люди шли и шли нескончаемым потоком. Все понимали, что его смерть подвела черту под целой эпохой противостояния монархии и её противников, господ и рабов, семьи последнего императора России и семьи первого руководителя Советского Государства. Началось новое время, в котором народ во главе с партией попробует построить рай на земле, но уже без Бога...
  Троцкого в этот день не было в Москве. Он лечился в Сухуми и не смог приехать в Москву...
  
  
  
  Тело Ленина в день похорон было перенесено в крипт, ставший мавзолеем для человека, который жил среди людей, но, умерев, превратился в Бога.
  26 января Сталин перед съездом Советов говорил о Ленине:
  "Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам держать высоко звание коммуниста и дорожить честью быть членом Партии. Мы обещаем тебе, товарищ Ленин, исполнить твои заветы......."
  
  
  
  
  
  
  
  
  Смерть Апостола мировой революции
  
  
  
  
  
  
  Лев Троцкий
  
  
  
  "Идеалисты и пацифисты всегда обвиняют революцию в чрезмерности. Но такая точка зрения вырастает из самой природы революции, которая сама есть чрезмерность истории. Однако такие обвинения произрастают на почве отрицания революции, как таковой. Я признаю революцию".
  Л. Троцкий
  
  ...Дом стоял на Венской улице и напоминал крепость. Фасад с высоко рубленными маленькими квадратными окнами, протянувшийся метров на тридцать вдоль примыкающей улицы, огражденный с двух сторон надстроенными лоджиями. Высокая металлическая ограда окружала просторный двор, вход в который охраняла сторожевая будка с дежурным охранником. Дом был достаточно просторен, чтобы вместить жилые помещения и комнату охраны, которая после покушения, организованного Альфаро Сикейросом, увеличилась до пяти человек. Кроме того в доме была установлена охранная сигнализация. При нажатии на кнопку, допустим, в кабинете Льва Давыдовича включалась сирена. Три охранника контролировали металлическую решетку забора, два постоянно находились внутри дома. Присутствие посетителей строго ограничивалось и строго проверялось охраной. "Наша маленькая крепость", - с гордостью говорил Троцкий и задумывался, сожалея, что, погибший в Париже Левушка, мог бы жить здесь вместе с ними и тогда был бы жив...
  Засиживаясь иногда допоздна в гостиной с приехавшими из Парижа Альфредом Розмери, гостившим вместе с женой, Лев часто вслух сожалел о том, что не сберег сына. На все утешения он отрицательно качал головой. "Это моя вина..." - вздыхал он.
  Зато чета Розмери привезла, наконец, в Койокан сына Зины, тихого, спокойного подростка Севу с грустными глазами, которому было уже тринадцать лет. И Наталья и Лев перенесли свою родительскую любовь на внука.
  Вместе с тем, события в мире грозовым штором, надвигались даже на Мексику, далекую от пылающей огнем большой мировой войны, Европы. Лев Троцкий мучался бездействием, но, понимая опасность для себя и своих близких, радовался этому укрепленному убежищу, с утра до вечера сидел в кабинете и писал книгу о злодее Сталине, который занимал предназначавшееся ему, Льву Троцкому место вождя, и руководителя великой революционной России. Он, Лев Троцкий, избегал называть свою бывшую родину СССР, а говорил и писал: "Советская Россия".
  Страстный охотник и рыбак, Лев Давыдович иногда чувствовал себя зверем, запертым в клетке. Для того чтобы как-то прервать тягостное житье на одном месте, он, до покушения Сикейроса, ездил иногда посмотреть на остатки древних ацтекских городов. Но сейчас даже этого невозможно было делать. Правительство Лозаро Карденеса, который относился к Троцкому очень дружелюбно, выставило наружную охрану в доме Троцкого и вооруженный патруль обходил виллу на Авениде Виена, каждый час от заката до рассвета.
  
  Лев Троцкий, беседуя с гостями, говорил, что он читал о том, как русский святой девятнадцатого века Феофан Затворник, привыкая к одиночеству: вначале, когда тоска по просторам земли русской вскипала в душе, поднимался на стены монастыря и смотрел вокруг. Потом через двор стал выходить из кельи только в собор и в трапезную, а потом и вовсе перестал выходить куда либо, "затворившись" на двадцать восемь лет в келье, где молился днем и ночью.
  - У меня еще есть время, - грустно посмеивался бывший глава РВС. - Если Сталин попробует меня и здесь достать, то я забаррикадирую двери и буду жить как затворник, не оставляя своего дела - борьбу за права трудящихся во всем мире...
  
  Охрана называла его Стариком, очень уважала и даже любила. Троцкий по-прежнему обладал даром завораживать людей. А когда начинал говорить о будущем, то загорался и казалось аура бессмертного величия светилась вокруг его седеющей головы и сухой стройной фигуры. И не только члены Четвертого Интернационала, но даже охранники, смотрели на него как на главнокомандующего будущей мировой революцией и старались всячески ему услужить. Мужественный, яростно сильный Робинс, похожий на героя американского боевика, как-то поговорил с Натальей и предложил ей привезти для старика кроликов, которых он видел на соседней ферме.
  - Это не дичь, - улыбаясь, говорил он, - но, все-таки, звери, - я сам охотник и думаю, что старику это понравится. И потом старик сможет отдыхать от работы, ухаживать за ними. Да и для нашей кухни подспорье, - смущенно продолжал он...
  
  Наталья рассказала после ужина об этом предложении мужу, и он тут же одобрил решение приобрести этих кроликов.
  - Замечательная идея, - воскликнул Лев, - я буду их кормить и убирать их клетки. Я помню, - после долгой паузы продолжил он, - что в имении отца на Украине было пусто, пыльно и жарко. Мне тогда было шесть лет. И вот как-то, когда я сильно болел и лежал в постели, отец зашел ко мне пропыленный, загорелый, пахнущий потом и табаком, видя, что я лежу чуть живой, грустный и молчаливый вдруг пообещал мне, что когда я выздоровею, то он привезет мне от соседей несколько кроликов и это помогло мне. Я мечтал о том, как буду их кормить с руки, буду гладить их пушистые спинки, - Троцкий грустно рассмеялся, - и вот снова кролики...
  Он обнял Наталью правой рукой, прижал её голову к груди и поцеловал в макушку, в поседевшие волосы.
  - Судьба имеет какие-то свои определенные знаки - метки. Ты помнишь, как мы, может быть единственный раз в нашей жизни, были спокойны и счастливы в Вене, еще до первой мировой. Мы ведь там прожили очень долго, почти семь лет. Мы тогда были молоды и по настоящему счастливы.
  Наталья ласково и преданно глядя в его яркие, светло-голубые глаза, погладила его руку, а потом легким движением смахнула внезапно набежавшую слезу. "Как все-таки Лев порой бывает красив и молод еще" - подумала Наталья. Она вдруг вспомнила Фриду Ревера и ревность вновь коснулась её сердца...
  
  Наталья села за вязание, уложив Севу спать и стала вспоминать недавние события: "Я не знаю, что между ними было или не было, но то, что эта истеричная кошка влюбилась в Леву, это точно. Хорошо еще, что я вовремя заметила. Она ведь бывала у нас, в старом доме, почти каждый день. Придет, чтобы со мной поболтать, а сама все что-то высматривала. Я только потом поняла, что она Левушку ищет глазами. Вот характер. Мало ей поклонников. Мало ей теленка-мужа, готового её на руках носить. Она решила и Левушке голову вскружить.
  
  Фрида Ревера была действительно стройная, страстная красавица, но с капризным, неуравновешенным характером. Впервые увидав Льва Троцкого, она разочарованно вздохнула: "А говорили, что он красавец?!". Но, как-то раз придя в гости со своим мужем, благо это было рядом с их домом, она впервые услышала его говорящим о революции, о будущем мира и словно в бурю попала. "Он обвораживает, заставляет соглашаться с его доводами, гипнотизирует своим светлым взглядом - рассуждала она, сидя глубокой ночью в своей мастерской, отослав послушного мужа спать, - Боже, а как он должен быть жесток ........."
  Фрида встала, прошлась по мастерской, невольно погладила себя по бокам и плоско-молодому животу. Мурашки пробежали по её телу. "Но ведь ему уже скоро шестьдесят, - подумала она только для того, чтобы тут же себе возразить: - Ну и что, он выглядит всего на пятьдесят и у него такие красивые, сильные руки".
  Походив по мастерской, Фрида подошла к мольберту, взяла в руки кисть и быстро смешав краски: красную с желтым, стала мазок за мазком изображать на полотне заходящее за золотисто-песчаные, пустынные холмы большое горячее, тяжелое солнце...
  
  Назавтра, тарахтящий мотором грузовик, привез купленных на соседней ферме молодых кроликов вместе с большой, на деревянном основании клеткой, которую установили во дворе, подле старой конюшни. Кроликов было много, почти десяток, белых, черных, пятнистых. Они сидели стаей, настороженно поводили непропорционально длинными ушами, испуганно вглядываясь блестяще черными глазами в подошедших охранников. Все смеялись, а Троцкий, обрадовавшись, долго не отходил от кроликов, ласково поглаживая их пушисто-шелковистые шубки.
  - Замечательные зверьки, - говорил он, улыбаясь, - я теперь буду кормить их сам, хотя бы раз в день. Я хочу, чтобы они быстрей привыкли, а то уж очень они испуганы переездом и новизной вокруг.
  
  Вечером в кабинете Старик, как обычно читал и писал, иногда поднимая голову и невидящим сосредоточенным взглядом смотрел в окно, напряженно обдумывая возникшую мысль:
  "Иисусу Христу было хорошо, так как за его спиной стоял авторитет Бога, его Отца. Я, конечно, не верю, что есть какой-то Бог, который все создал в семь дней. Это конечно все вздор для малых детей. Но вот в то, что Иисус был, я готов поверить и то, что он был первый революционер на земле, я в это тоже верю и знаю, что так и было. И ведь время тогда было очень подходящее для революции. Римляне с их законами, порядками и традициями заполонили весь мир и в этом мире денег, тесноты и прагматизма вдруг возник кусочек пустоты и Израиль был тем самым местом при общей традиционной религиозности, но далеко от суетливого, тщеславного мира возникло христианство, как антитеза официальному фарисейству. И апостолы, внимая Иисусу, слушали посланца Бога, а чудеса Иисусовы только укрепляли их веру".
  
  На секунду отвлекшись, Троцкий взъерошил волосы левой рукой, переменив положение выпрямил спину и хрустнул позвонками:
  "Но в России, в Революцию, был свой авторитет, почему-то отрицавший религиозность, определяя её как форму закабаления народа. Это конечно Ленин. Но рядом были не апостолы, не смеющие себя сравнивать с Божьим сыном, а обычные люди с их индивидуальными характеристиками, разнообразным прошлым, привычками, предрассудками. Пока шла революция, пока воевали, рискуя жизнями, всех апостолов объединяла идея, достойная Бога - построение справедливого и красивого мира равных людей. Потом Патриарх умер".
  
  Троцкий тяжело вздохнул, откинулся на спинку стула, вспомнил революцию, встречу с Лениным в Кремле:
  "Я ведь хотел тогда, чтобы меня не смешивали со всеми. Я тогда отказался от места заместителя Ленина в правительстве, потому что там уже были заместители: Рыков, Цурюпа и кто-то еще, не помню. Мне до сих пор кажется, что это был правильный шаг. Я не привык подчиняться кому бы то ни было, даже Патриарху. А ведь он тогда предложил мне создать комитет по борьбе с бюрократией, нарождающейся в правительстве, да и в партии. И Ленин тогда предлагал мне бороться со Сталиным. Я только потом это понял. Ведь Ленин считал, и правильно считал, что партия это его детище. Он стоял у истоков, он подавлял своим авторитетом, своим гением оппозицию, делая все по- своему, и всегда был в конечном итоге прав. А я, принимая его позицию, или иногда отрицая, понимал, что он Патриарх, а я апостол..."
  
  Воспоминания всколыхнули еще один слой памяти. Старик вспомнил, как в самом начале он долго добирался до Лондона, почти через всю Европу, молодой, без копейки в кармане, с помощью товарищей по партии, добрался, наконец, до Лондона, до Кингз-Кросса, до квартиры Ленина. Тогда Ленин помог ему поселиться рядом с редакцией "Искры" и на другой день водил по Лондону, показывал дворцы и памятники, знакомые еще из курса гимназической истории...
  Память протолкнула в сознание факт:
  "Тогда у меня, помню, была шутливая кличка "перо". А как меня ревновал Плеханов, к своей славе первого писателя партии. У Ленина, кстати, не было своего стиля. А Засулич вовсе писать не умела. У нее получалась не статья, а набор несвязанных фрагментов... Однако я углубился,- остановил себя старик,- и так Патриарх умер, а я тогда был в санатории, на Чёрном море,болел и не смог приехать. И потом, Сталин соврал в телеграмме дату похорон".
  
  Он снова вздохнул: "Будь я там, может быть, сегодня было бы все иначе и Он сидел бы здесь, а я там... Так вот! Патриарх умер! И тут простые люди стали говорить: Я - апостол! А другой твердит: Нет - я! Начались интриги и предательства. Меня вытеснили в начале из армии, потом из Политбюро, а потом и вообще сослали... А ведь я тогда делал Советскую армию, а Патриарх только сидел в Кремле. Я мотался по фронтам на бронепоезде"...
  
  Троцкий улыбнулся:
  "Он, этот бронепоезд, смешно, чисто по-русски, назывался: "Сторож революции". "И вот не апостолы, а просто люди пришли и стали делать непонятно что. А я, который создавал, защищал республику, я стал не нужен. А Патриарх тоже не был Богом, и даже сыном Бога, он тоже ошибался, не мог предугадать..."
  
  Старик поглядел на часы. Было два часа ночи и такая тишина, что было слышно, как ворочался Хансен в комнате охранников на первом этаже. А мысли, как заведенные, продолжали свой бег:
  "Ведь он хотел сохранить власть до конца, но даже Патриарх был только человеком. Он не мог подумать, что болезнь победит его так быстро. Если бы тогда он мне доверился! Я бы сделал ему достойную старость и даже позволил бы говорить, пока бы он был жив - моя революция. Но никто не знает своей судьбы".
  
  Старик зевнул, медленно поднялся со стула, покрутил головой, восстанавливая чувство равновесия и подумал: "Надо идти спать. Поздно уже".
  Он погасил свет в кабинете, закрыл входную дверь на ключ, спустился на первый этаж, громко ступая, прошел мимо комнаты охраны, к выходу.
  Заслышав стук каблуков, Хансен, дремавший в комнате охраны, проснулся, вскочил с лежанки, суетливо поправляя одежду.
  Проходя мимо открытой двери дежурки, Старик улыбнулся, приветливо махнул рукой, произнеся на ходу: "Я во двор, на секунду". Отворив запоры, сняв кованые крючки с тяжелой входной двери, старик остановился, чуть отойдя в глубь двора и глянул на небо, запрокинув голову.
  Темное, бархатистое небо мерцало мириадами звезд и вдоль протянулся Млечный Путь серебряной полосой.
  
  "Как это все огромно, красиво... А мы, живя на земле, которая лишь капля в этом океане вечности, рассчитываем, предполагаем, боремся, побеждаем и терпим поражения... Зачем? Почему? Ответить, конечно, можно. На человеческом языке все можно объяснить и рассказать. Но будет ли в этом объяснении хоть крупица истины? И все-таки... Все-таки я счастливый человек... Я нашел свое место... Меня здесь и слушает и читает весь мир".
  Троцкий тихонько засмеялся: "И бояться!".
  
  В соседнем, через переулок, саду трещали цикады и где-то вдалеке, в стороне большого города, пророкотал мотором автомобиль.
  "Кто-то с утра пораньше встал, - подумал он, - а может и мне не ложиться?". Старик заулыбался и вернулся в дом
  Утром, после завтрака, Троцкий, как обычно, ушел в кабинет, предупредив Робинса, который дежурил у ворот, что к нему должен приехать корреспондент из американской газеты.
  Робинс сидел в дежурке, читал очередной детектив и поглядывал в окно. На столе лежал заряженный пистолет. Они, охрана, договорились между собой, что нечего скрывать их настороженность и не стесняться показывать оружие. Даже если упоминание о наличии оружия у охраны Троцкого появится в газетах, то это только добавит страху агентам ГПУ.
  На небольшую площадку перед домом въехал блестящий черный автомобиль и остановился, заглушив мотор. Из кабины вылез широкоплечий, круглолицый человек в черной пиджачной паре и коричневой фетровой шляпе. Он прошелся по площадке, выбирая место, снял с плеча висевший на ремешок фотоаппарат, сделал пару снимков ограды и дежурки.
  Робинс нажал кнопку и сигнал "Внимание" зазвучал зуммер и загорелся на столе в доме в комнате охраны. Хансен, услышав зуммер, быстро поднялся, вышел во двор и, остановившись в тени, глядел на происходящее около дежурки
  Робинсу не понравился этот человек. Что-то в нем было нарочито-настороженное. Взяв "наган" со стола, он дослал патрон в ствол и, держа его в правой руке, вышел навстречу корреспонденту. Робинс одет был полуофициально - пиджак, брюки и жилетка, рубашка без галстука с расстегнутым воротом, небритый после ночного дежурства подбородок.
  Не доходя до посетителя двух шагов, Робинс остановился и потребовал документы. Корреспондент быстрым и привычным жестом левой рукой из правого верхнего кармана извлек удостоверение и держал его открытым в сторону Робинса. Прочитав имя и фамилию, рассмотрев внимательно фото на удостоверении, Робинс вгляделся в круглую физиономию газетчика и заключил: "О, кей! - Я провожу вас". Пройдя через проходную, он кивнул Хансену:
  - Проводи!..
  
  Усадив корреспондента в своем кабинете, Троцкий начал расхаживать по кабинету от стола к раскрытому окну и обратно.
  Представившись, корреспондент немножко нервно попросил разрешения осмотреть дом и кабинет самого Троцкого.
  - Это успеется, - произнес Старик, - давайте сразу перейдем к вопросам.
  - Что вы думаете о войне в Европе? - спросил журналист, открыв записную книжку и собираясь туда записывать.
  
  - События в мире, - начал Троцкий, прохаживаясь, и на время, останавливаясь у окна, - идут своим трагическим чередом. Гитлер готов к большой кровопролитной войне в Европе. Япония, я почти уверен, готовит нападение на американские базы в Тихом океане. Союзники же совсем не готовы к этой войне. Они выжидают, лавируют, надеясь избежать кровопролития. Но это ошибка. Надо самим предпринять наступление, тем самым, завоевывая инициативу. Обороняться, особенно в начале войны, очень трудно, а гитлеровские войска уже имеют большой опыт ведения войны, они в лучшем положении. Правительства западных стран не только не делают решительных шагов, но своими колебаниями дают возможность Гитлеру сконцентрировать свои силы...
  Троцкий помолчал, поворошил волосы на голове, глянул в окно и продолжил:
  
  - Я еще в начале тридцатых предсказывал приход нацистов и Гитлера к власти в Германии. Европейские страны, соседи, сделали все, чтобы он не только пришел к власти, но и укрепился. Вспомните Мюнхенский сговор и позицию Англии и Франции тогда. Чемберлен угодливо жал руку Гитлеру и соглашался на все его условия. Сегодня мы начинаем чувствовать последствия этого сговора. Даже ваша страна, Америка, не готова к войне с Японией, хотя для меня, очевидно, что её не избежать. Изоляционизм сегодня работает против Соединенных Штатов...
  Корреспондент быстро писал, изредка приподнимая голову и внимательно взглядывая на Троцкого...
  Троцкий сделал паузу, и корреспондент успел задать новый вопрос:
  - А что вы думаете о расколе ваших сторонников в Соединенных Штатах?
  Троцкий недовольно поморщился, потер лицо ладонями и сел в кресло.
  
  - Любая разобщенность есть следствие назревших противоречий. И любой раскол всегда ослабляет любое движение, любую партию. Но с этим часто приходится примиряться как с явлением, подчеркивающим развитие идеологии того или иного движения. Наши сторонники в Соединенных Штатах, в лице лидеров Социалистической Рабочей партии слишком большое значение придают лидерам Советской России, забывая в своем неприятии и нелюбви к лидерам, о том, что народ, который сделал Октябрьскую Революцию и продолжает строить социалистическое государство, часто вопреки приказам и указам своих лидеров. Я хочу заявить, сто по-прежнему считаю Советскую Россию государством рабочих и крестьян, хотя правление этим государством приняло деструктивные, бюрократически-извращенные формы. И я по-прежнему призываю наших сторонников во всем мире защищать завоевания Октября, несмотря на очевидные извращения социализма правительством Советской России...
  
  На стоянку перед домом въехала еще одна машина и из неё вышли Сильвия Агелофф и её жених Фрэнк Джексон. Робинс, увидев их через окно, накрыл пистолет на столе газетой и вышел навстречу. Поздоровались, и Сильвия объяснила:
  - Мы в гости к Наталье и Севе.
  У Джексона в руках была матерчатая сетка, из которой торчали продуктовые пакеты из магазинов. Сильвия улыбнулась Робинсу, взяла под руку Фрэнка и повела его к дверям жилой половины. Сильвия была известной американской троцкистской, другом семьи Троцкого и иногда исполняла обязанности секретаря. Наталья Седова, жена Троцкого, уже встречала их. За последние годы Наталья сильно постарела, но старалась выглядеть хорошо. Под глазами, после гибели любимого сына Левушки, залегли печальные тени, но держалась она прямо, была приветлива и по-русски гостеприимна. Сильвия была её любимицей и поэтому её жених Фрэнк, был принят в дом, как свой человек тоже. Сын бельгийского дипломата, он был по делам своей фирмы в Мексике и был представлен как фактический муж прекрасной Сильвии. Фрэнк был сдержан, остроумен, услужлив и щедр. За его доброжелательностью чувствовалась сильная воля много повидавшего и пережившего человека. Несмотря на свою молодость, он уже объездил весь мир и в одно из своих посещений Франции, в Париже, познакомился с Сильвией. Она в него влюбилась очень скоро, да и понятно почему. Улыбчивый, но не очень веселый, сдержанно вежливый, когда надо разговорчивый, когда надо молчаливый, он был хорошо воспитанным человеком. Лицо Фрэнка, мужественное, с крепким подбородком, волнистыми, черными, блестящими волосами, украшали внимательные карие глаза, глядящие прямо и спокойно. Он носил очки в роговой оправе, которые придавали ему солидность, но когда без очков он близоруко прищуривался, вглядываясь в окружающих, было видно, что человек он мягкий, почти беззащитный. Сильвия постоянно была с ним и очень скучала, когда он по делам бывал в Штатах. Из разговоров Наталья выяснила, что он симпатизирует левым движениям во Франции, откуда он и приехал в Мехико.
  Несколько недель назад Наталья представила Фрэнка Троцкому, который зашел в гостиную, сделав перерыв в работе, попить чайку. Перебросившись несколькими фразами с Джексоном, он поднялся к себе наверх, но запомнил, что Фрэнк интересуется социалистическим движением во Франции. На этом их знакомство и остановилось.
  Войдя в дом, Фрэнк помог снять Сильвии куртку, снял свой светлый длинный плащ и положил все это на диван. Извинившись, с улыбкой, стал выкладывать из своей сумки пакеты с конфетами для Натальи, игрушечный американский грузовик для Севы. Наталья замахала руками, стала отнекиваться, но было видно, что ей приятно внимание Джексона - она любила сладкое. Сильвия, повязав Натальин передник, стала накрывать на стол к чаю, а Джексон рассказывал Наталье о своей поездке в Нью Йорк. Вскоре чайник закипел, все уселись за стол и стали пить чай с конфетами и домашними плюшками, которые пекла сама Наталья, зная, что Старик их очень любит...
  
  Троцкий, закончив давать интервью, проводил корреспондента до ворот, возвратился в дом и, пройдя в гостиную, присоединился к чаепитию. Он был еще возбужден состоявшимся визитом газетчика и отхлебывая чай, словно продолжая интервью, стал говорить о войне в Европе.
  Джексон слушал внимательно, старался не пропустить ни одного слова, отставив остывающий чай. Троцкий был в ударе и, как всегда в такие минуты, в хорошем настроении. Он снова говорил о преступной нерешительности западных правительств, о преступном пакте о ненападении, заключенным Сталиным и Гитлером, накануне мировой войн:
  
  - По сути, Сталин в очередной раз предал интересы мировой революции, интересы коммунистических партий во всем мире. Он ведет себя как беспринципный буржуазный политик, отстаивающий интересы своей страны, в ущерб мировому сообществу. Этот очередной его шаг, очередное предательство социализма и мировой революции. При этом он своим прагматическим умом сиюминутной выгоды предпочитает интересы и выгоды принципиальной враждебности к нацизму. Ему кажется бесполезным романтизмом объединение всех революционных сил мира в одно целое. Ему, с его теорией построения социализма в одной стране и невдомек, что временные успехи Советской России, не могут преодолеть логики развития мировых событий. Конечно, рано или поздно, его эгоизм, его узость мышления, начнут давать отрицательные разрушительные плоды.
   Троцкий сделал паузу, неторопливо съел сладкую булочку, отряхнул крошки и продолжил:
   - Его маневрирование понятно. Ему хотелось бы отдалить время решительной схватки с Гитлером как можно дальше в будущее. Но он ошибается, надеясь. Что Гитлер повернет свою военную машину на запад. Сталин забывает. Что Гитлер, это производное. Это орудие, возникшее и вырастающее из самой среды капитализма, есть выражение империалистической сущности капитализма. Рано или поздно он повернет свое орудие против Советов, и тогда настанут апокалипсические времена. Два диктатора сойдутся в смертельной схватке...
  
  Старик говорил еще долго и все слушали его с неослабевающим вниманием. Когда Старик сделал паузу, Наталья уговорила его допить свой чай. Джексон, внимательно глядя на разгоряченного, Старика, в нескольких словах, очень деликатно, дал понять, что во всем согласен с Троцким и что он, почти поэтому же поводу, пишет статью, для французского журнала. Старик заинтересовался, польщенный замаскированной похвалой Джексона, и предложил принести и показать статью ему. Смущенно улыбаясь, Джексон сказал, что она у него с собой и что он, стесняясь, не хотел отрывать время у занятого написанием книги Старика.
  
  - Так в чем же дело? - спросил Троцкий, поднимаясь из-за стола, - давайте прямо сейчас пройдем ко мне в кабинет и посмотрим ваши заметки.
  Джексон обрадовался, достал рукопись завернутую в газету из своей сумки и пошел за Троцким, кивнув Сильвии.
  Войдя в кабинет, Троцкий сел за стол и сразу стал читать рукопись. Джексон стоял за спиной, оглядывая комнату и изредка заглядывая через плечо Старика в свою рукопись.
  Кабинет был небольшой, с окном, укрытым непрозрачным витражом, большим письменным столом, стопками книг с одной стороны стола и кипой свежих газет на разных языках с другой. Тут же стояла настольная лампа на длинной подвижной ножке. Слева, у окна, стоял пюпитр, за которым Троцкий, когда у него болела спина, писал стоя...
  Закончив чтение, Троцкий разочаровано хмыкнул, встал, отдал Джексону рукопись и, снисходительно улыбаясь, начал говорить, давая советы:
  
  - Вам Фрэнк, надо все это переписать. Здесь много риторики и мало практического материала. Вам надо покопаться в справочниках и поискать статистику по рабочему движению за последние лет десять. Сами по себе обвинительные мотивы не воспринимаются серьезно, если за ними не стоят факты. Ну и вообще, - Старик махнул рукой, - здесь надо очень много работать...
  Джексон, смущенно улыбаясь, выслушал все, поклонился. Извинился и вышел...
  Вскоре, поблагодарив Наталью за гостеприимство, Джексон и Сильвия уехали.
  Вечером Троцкий вспомнил статью Джексона и невольно вздохнул:
  - Он просто дилетант, - обратился он к Наталье, читающей очередной роман при свете настольной лампы в постели.
  - О чем ты говоришь? - не отрывая глаза от книги, отозвалась Наталья.
  - Да об этом Джексоне. Он ничего не понимает в том, что пишет...
  Наталья на сей раз, повернула лицо к Старику:
  - Он вежливый, воспитанный человек. И потом его так любит Сильвия. Я за неё очень рада.
  - Не знаю, не знаю, - недовольно проговорил Троцкий, укладываясь поудобнее в постель, - Но я не хотел бы видеть или встречаться с ним еще раз.
  - Что ты сказал? - спросила Наталья, в очередной раз, отрываясь от книги.
  - Да нет, ничего, - пробормотал Старик, поворачиваясь на правый бок и закрывая глаза. Он почему-то чувствовал себя сегодня очень усталым...
  ...Подрулив к отелю, Рамон поставил машину на стоянку, и какое-то время сидел, опустив голову на руки, державшие руль. "Надо выспаться", - подумал он, вздохнул, выпрямился, снял очки, протер их замшевой тряпочкой и снова одел...
  День был трудный, все время приходилось сдерживать нервы. Каждый раз, проходя мимо охранников Троцкого Рамон улыбался, ожидая окрика: "Стоять!". И каждый раз он вспоминал это "Стоять!", которое слышал в испанской тюрьме и после которого следовал удар.
  
  Сегодня ему повезло. Троцкий, наконец-то, пригласил его в свой кабинет, впервые обратив на него внимание.
  "Бедная Сильвия, - размышлял он, поднимаясь в свой номер, - как она будет разочарована, узнав, что я вовсе не сын бельгийского дипломата и вовсе не богатенький бизнесмен. Странно, но ей это почему-то льстит, - он привычно открыл дверь, на ходу снял плащ, кинул его на диван и, пройдя в ванную, включил воду, - надо ополоснуться и станет легче".
  Он прошел через гостиную и стал раздеваться. Сбросив одежду, накинул халат и, войдя в гостиную, остановился. Его внимание привлек ледоруб, висевший на стене, рядом с фотографиями его горных восхождений. Внезапно ясная мысль - догадка, заставила его подойти и взять ледоруб. "Да, может быть это самый лучший вариант... Пистолет - много шума, тревога... А этим оружием можно убить тихо, почти беззвучно. А потом уйти, миновав охрану, сесть в машину и уехать. Пока хватятся. Начнут искать, я буду иметь время уехать, скрыться. Котов будет меня ждать, перевезет через границу, у него всюду свои люди, даже на пограничных переездах...
  Пока он сидел в ванной, план, в общих чертах, был готов.
  
  - Решено, - говорил он сам с собой, - я сделаю это и я вижу, что он действительно опасен и его надо уничтожить. Говорит он красиво и убедительно, но за этим красноречием стоит расчет и предательство. Котов говорит мне, что Троцкого просто используют те, кому он будет нужен в необходимый момент. Я видел таких людей в Испании. Они всегда красиво говорят, но делают так, что потом бывают убиты и расстреляны сотни невинных людей, настоящих патриотов. Оппозиция на московских судах и не отрицала своих связей с Троцким. А кто дал ему деньги на покупку этого дома-крепости. Кто оплачивает его содержание, охрану. Тут большие деньги. Может быть из партийной кассы? - спросил он сам себя, расправляя постель.
  .
  Устало вздыхая, он полежал немного, закрыв глаза и увидел кабинет, стул, сплетенный из легкой соломки, спину Троцкого, густой седой ежик волос на затылке.
  "Все мы должны отвечать за свои слова и поступки. Но характер всегда определяется по действиям человека. Если бы я не прошел тюрьму-войну, не лежал бы с забинтованным после ранения лицом неделями в грязной палате, боясь, что могу ослепнуть, то я, наверное, зарабатывал бы деньги, содержа гостиницу... Может быть такую же, как эта ...".
  Эта была последняя мысль, которую Рамон запомнил, перед тем, как заснуть.
  Утром его разбудил телефонный звонок Сильвии. Он поговорил с ней, договорился о встрече после обеда, закурил сигарету, лег поверх одеяла и стал вспоминать вчерашний день, кабинет Троцкого, свое решение...
  
  Жизнь Рамона Меркадера с самого начала была не простой. Родившись в Испании, в Барселоне, он учился в церковной школе по настоянию своей матери. До того, как она поверила в марксизм, она была страстно верующим человеком и даже хотела стать монахиней. Её муж, отец Рамона и ещё четырех детей, был предпринимателем, любил математику и был явной противоположностью своей жены Каридад. Может быть, поэтому она вышла за него замуж. Он был надежный, сдержанный человек, чего всегда так не хватало его красивой, но неуравновешенной жене. Наконец они разошлись и Каридад с пятью детьми уехала во Францию. Так, на одной из вечеринок, она познакомилась с лидерами компартии Франции и стала со временем страстной поклонницей коммунистических идей. А Рамон уехал в Лион и поступил в колледж по специальности "Гостиничное дело". После учебы он даже стал администратором большого отеля.
  
  В один из обычных рабочих дней, проснувшись поутру, он надел отутюженный костюм, обул начищенные до блеска туфли и, как всегда, ровно в восемь появился в холле гостиницы. Он был хорошо сложен, темноволос, кареглаз, с хорошими манерами и его приветливо окликали легкомысленные постоялицы-туристки, называя красавчиком. В отеле "Ритц", где он служил, останавливались богачи и авантюристы, которые смотрели иногда на него, как на лакея. Совсем недавно произошел случай, который заставил его задуматься. Рамону надоело улыбаться полупьяным старикам, владеющими смазливыми молоденькими женами, выслушивать их придирки и кланяться. Кланяться, будто он заводная красивая игрушка.
  Двойственность его натуры: холодный расчетливый человек - по отцу, страстный и нетерпеливый - по матери, дали, в конце концов, себя знать.
  
  В тот вечер в холе гостиницы было многолюдно и Рамон, рано начавший курить, спустился сюда, чтобы выкурить сигарету. Он стоял у полуоткрытой балконной двери, когда в холл ввалилась полупьяная компания американцев. Среди них были две хорошенькие блондинки, которые, в свою очередь, с интересом поглядывали в сторону Рамона и хихикая, что-то говорили друг другу по английски..
  - Какой он красавец, - говорила одна.
  - И какой серьезный, - подхватывала другая, - может у него горе, может ему отказала во взаимности наша горничная?
  Обе рассмеялись и глядя на Рамона кокетливо поправляли на себе платья. В своей юной наивности они и не догадывались, что Рамон все прекрасно понимает - учеба в Барселонском английском институте не прошла даром.
  Сосед девушек, толстый румяный старик, в твидовом пиджаке, курил сигару и слушал их болтовню. Он тоже стал смотреть в сторону Рамона, а потом решил вдруг показать себя:
  - Портье! - закричал он на весь холл, - Портье! Подойди сюда и принеси мне пепельницу!
  Рамон вспыхнул, бросил недокуренную сигарету в урну и, демонстративно проходя мимо толстяка, бросил на чистейшем английском языке?
  - Сам принеси! Старый грубиян!
  
  Девушки оторопели, толстяк разозлился и вскоре пожаловался директору гостиницы. Тот вызвал Рамона, сделал ему внушение и, пугая, пообещал оштрафовать за грубость с постояльцами. Рамон, не сдержавшись, нагрубил директору, а на следующий день собрал вещи и ушел из отеля. Проходя по улице, он увидел строй солдат, голодных, веселых, горланящих песню, а на перекрестке, как нарочно, ему бросилась в глаза реклама: "Вступай в армию! Не пожалеешь! Хорошее питание, много симпатичных друзей и отличных приключений!"
  Тут в нем опять проявилась половинка характера матери и он, не раздумывая, нашел вербовочное агентство и уже назавтра, попал в воинскую часть...
  
  Через два года непростой службы, он демобилизуется в звании капрала. Армия многому научила и, прежде всего, бороться за свою независимость, но, когда надо, то и подчиняться чужим приказам...
  После армии он пошел работать временно на стройку и там вступил в коммунистическую ячейку. Однако вскоре, по доносу провокатора все члены ячейки были арестованы и попали в тюрьму, там он не раз участвовал в стычках с охраной и ему обещали добавить срок, но грянула испанская революция, а потом и гражданская война. Он, будучи коммунистом, стал комиссаром одной из частей Арагонского фронта. В боях Рамон отличался храбростью, был ранен в лицо и долго лежал в госпитале. Зрение его ухудшилось, он начал носить очки. Каридад, его мать, также была ранена на фронте, отправилась с партийной делегацией в Мехико и здесь познакомилась с Сикейросом, который в свою очередь поехал добровольцем в Испанию.
  Жизнь закрутила Рамона, но он навсегда стал коммунистом.
   Познакомившись в Испании с советскими интербригадовцами, он стал учить русский язык и уже в 1937 году побывал в Москве.
  Разгром испанской революции, зверства фашистов, пытки и убийства коммунистов в испанских тюрьмах, сделали его непримиримым врагом Франкистов. Там же, в Москве, Наум Эйтингон, в то время заместитель резидента ОГПУ в Испании, известный советский разведчик и друг его матери, поручает Рамону важную задачу - выследить и убить Троцкого - яростного противника Сталина и врага Советского Союза. Нелегально въехав во Францию, в Париже, Рамон знакомится с Сильвией Агелофф, молодой троцкистской. Вскоре они вновь встретились уже в Мексике.
  
  Несколько месяцев назад Эйтингон, под именем генерала Леонова, приехал в Мехико. Он встретился с Рамоном, поговорил с ним, передал привет от сослуживцев по Арагонскому фронту. После разгрома и поражения в Испании, многие испанские коммунисты перебрались в Союз. Теперь они жили на юге государства в Средней Азии, пытаясь строить свои судьбы на новой Родине.
  Рамон очень обрадовался. Он скучал по товарищам, его тяготила необходимость скрываться и лгать даже Сильвии. Но Эйтингон говорил, что после успешного исхода операции, его ждет награда и уважение в Советском Союзе, так как Троцкого подозревают в сговоре с фашистами, которые хотят использовать Старика как "Троянского коня", в случае войны с Советским Союзом.
  
  - Наша борьба здесь, - говорил Эйтингон, - будет стоить многих винтовок на фронте будущей войны с Фашистской Германией. Ты можешь спасти тысячи и тысячи жизней советских и испанских друзей от гибели, потому что Троцкий опасная фигура оппозиции...
  
  
  Троцкий устал. Он целыми днями работал в кабинете, заканчивая политическую биографию Сталина. В последнее время он никогда вслух не смеялся и улыбался редко. Смерть Левы переживал тяжело, понимая, что следующий шаг ГПУ будет направлен против него.
  Старик сидел за столом и размышлял: "Антанта еще в Мюнхене бросила СССР на произвол судьбы. Теперь ничто не мешает Гитлеру напасть на Советскую Россию. И все Сталин - это невежественное чудовище". Троцкий не мог удержаться от сильных выражений, даже размышляя о своем враге в России.
  
  "Гитлер не так прост, чтобы простить Сталину приготовления к вводу войск в Чехословакию. Конечно, и Польша и Румыния отказали требованиям руководства СССР, пропустить войска через их территорию. Да и кто бы согласился? Но Гитлер! Гитлер! Всех перехитрил. Думаю, что они со Сталиным договорились о нейтралитете и, тем самым, Гитлер развязал себе руки в Европе. Французы стали очередной жертвой, потом настанет черед России. Ну, а Польша получила свое. Она надеялась на помощь союзников, но англичане только обещали... Да и Черчиль, старая лиса, только говорит о войне, а старается натравить Гитлера на Сталина и ждет, когда два зверя будут драться и обескровят друг друга. Американцы далеко и их это, кажется, не касается. Им экономически выгодна эта война. Тут Маркс, как всегда, оказался прав - деньги дороже всего. Сталин, конечно, постарается меня убрать, потому что боится, что в начале войны, все его промахи вылезут наружу. Он меня боится сейчас даже больше, чем в двадцать третьем году. Тогда он только начинал править страной и ему нечего было терять. Сегодня же он подозревает каждого, кто может быть его соперником. Он, наверное, думает. Что я могу договориться с Гитлером и в случае неудачи в войне, буду той фигурой, которая может заменить его в случае заключения мира. Он, конечно, помнит Брест - Литовск и постарается не допустить меня в..........".
  
  Старику вдруг захотелось спать и сгорбившись, он побрел в спальню...
  На следующее утро Старик нехотя поднялся, попил чая на кухне и, не смотря на головную боль, пошел в кабинет, долго читал газеты, а потом все-таки заставил себя продолжить писать. Какое-то время он нехотя чертил фигурки на бумаге, потом постепенно включился в работу. Обдумывая фразу, Троцкий грыз кончик ручки, глядя куда-то в пустоту, поблескивая стеклами очков. Наконец, сформулировав фразу, он склонялся над столом и начинал быстро писать. Буквы и буковки ровной строчкой выбегали из-под пера, заполняли пространство желтовато-белого листа с монограммой четвертого интернационала.
  
  "... Сталин всегда был упорным, последовательным человеком. Создается впечатление, будто его кумиром в семинарские годы был апостол Павел, тоже чрезвычайно упорный человек. Сталин всегда обладал характером уголовника. Его стремление к жестким действиям по отношению к своим политическим противникам обусловленное его близким знакомством и даже участием в поощряемых Ильичем грабежах в кризисные годы после первой революции в Грузии. Хотя они и назывались эсеровским словом "экспроприация". Условия его детского семинарского воспитания, а точнее отсутствие его, также сильно повлияли на формирование характера. Думая над тем, каким образом такой человек мог стать во главе либеральной, современной партии, я хочу отметить, помимо личного характера, ряд обстоятельств и условий его возвышения. Россия, как известно, еще и азиатская страна. Так вот, Сталин был представителем той части бывшей империи, которая по численности составляла ровно половину в Политбюро, в верхушке власти. В то время как Ленин стал постепенно отходить от дел руководства по состоянию здоровья, на его место немедленно и неуклонно выдвинулся Коба. Будучи уже комиссаром национальностей, он в девятнадцатом году по подаче хитроумного Зиновьева и стоявшего за ним Каменева, он, Сталин. Стал еще и комиссаром Рабкрина - крестьянской инспекции, прерогативой которой была проверка работы государственного аппарата. Но что самое важное и подготовка чиновничьих кадров. То есть Сталин еще в девятнадцатом году начал готовить своих сторонников во власти и делал это с упорством и методичностью хорошего администратора. Кроме этого, он был еще и членом Политбюро. Надо отметить, что все эти посты он занимал по праву: комиссаром по национальностям, потому что сам был не русским, комиссаром Рабкрина, потому что был самым русским среди лидеров фракции, состоявших, в основном, из политэмигрантов и потому плохо знающих не только бюрократическую работу, но и особенности работы бюрократов в России. Его незаметность, серость так же сыграли свою роль. Винтик партийной машины, который, оказалось, держит ей маховое колесо. Все это обнаружилось позже, как для его врагов, так и для сторонников. Но вдруг оказалось так, что кроме Сталина на пост секретаря Политбюро никого нет. И третьего апреля 1922 года он. Сталин, был избран на пост Генерального Секретаря Политбюро, как казалось, на время. Получилось так, что Сталин не был оговорен на партийной кухне, хотя Ленин понимал и предвидел роль Сталина в партии. Он говорил: "Этот повар может готовить только острые блюда". Конечно, это шутливый каламбур, но за ним просматривается ленинская интуиция..."
  
  ...Троцкий отвлекся, походил, скрипя новыми башмаками, посмотрел на себя в большое зеркало, приосанился, поправил волосы на голове и вновь сел за стол, с утра заваленный газетами на английском, немецком и испанском языках.
  "... Я тогда занимался вопросами войны, - начал писать далее Троцкий, но приостановился, промокашкой поправил перо и продолжил, - Каменев дублировал Ленина по многим второстепенным вопросам, Бухарин заведовал прессой и пропагандой. Сталин вел обычные партийные дела, так сказать "заведовал кухней". И вот этот кок постепенно стал начальником партийной столовой, уже начинал рассаживать клиентов, как ему казалось выгодным и удобным. Естественно, когда официально, на официальном съезде стали выбирать начальника, то клиенты этого повара и выбрали его своим патроном, патрона неофициального. Мы, в Политбюро были выше мелочных забот низовой работы партии. Мы были интеллектуалами, разрабатывали стратегию, а тактикой руководил Сталин. Пока Ленин был жив, Сталин знал свое место, но стоило Ильичу заболеть, Сталин развернулся вовсю. А потом уже было поздно. Меня они съели втроем: Зиновьев, Каменев и Сталин. Причем инициатором поедания был Зиновьев, Сталин только сопровождал. Когда в Политбюро не стало Ленина и Троцкого, остался один Сталин. Ведь все понимали. Что ни Зиновьев, ни Каменев, ни Бухарин не в счет и тут уже поезд ушел. Зиновьев и Каменев были брошены под колеса партийного паровоза вместе со мной и почти одновременно, а другие...... попадали туда позже, группами и в одиночку. В вершине остались одни тактики, которых было много, и один стратег - Сталин...".
  Троцкий отложил ручку, поворошил рукой волосы, встал, прошелся по кабинету и проговорил вслух, сам с собой:
  - Жаль, что хорошие мысли приходят уже потом, после всех разборок!..
  Над домом на Авениде Виена плыла жара, потрескивали на холмах раскаленные камни, трава на склонах пожухла. Старик, прервавшись, подошел к открытому окну, вгляделся в выгоревший пейзаж: "А в Москве сейчас конец лета, яблоки дозревают. Охота на уток началась...".
  
  
  Рамон не спеша оделся, побрился, спустился в бар и выпил чашечку кофе с бриошами. Эйтингон передал Рамону на последнем свидании несколько сотен долларов, поэтому, не стесняясь, Рамон заказал рюмочку текилы, и закусил желто-блестящим сыром с неровными дырками в нарезанных пластиках. "Сегодня же вечером надо будет отпилить у ледоруба ручку и примерить плащ с вложением во внутренний карман. Надо еще нож охотничий взять на всякий случай. И конечно, обязательно, возьму пистолет. Нужно чтобы все закончилось разом. Уже сейчас Троцкий всего боится, всех проверяет, а если он выживет и на этот раз, до него будет добраться почти невозможно", - думал он, прожевывая ломтик сыра.
  Рамон купил газету и пробежал заголовки: "Люфтваффе начинает решительный штурм английских авиационных баз". "Около полутора тысяч бомбардировщиков будут задействовано в воздушной войне против Англии". "Гитлер пообещал разбить все аэродромы в Англии и тогда уничтожение флота и портов будет совершенно безопасной операцией". Он отбросил газету и вспомнил рев немецких бомбардировщиков в испанском небе. "Когда на тебя сбрасывают бомбы, ты чувствуешь себя совершенно беззащитным, - вспоминал он, - Кажется, что каждая бомбы, с гнусавым визгом летящая с неба, обязательно должна попасть в тебя. Хочется выскочить из окопа и бежать куда-нибудь, лишь бы не ждать в бездействии, когда бомба долетит до земли и с гулким уханьем поднимет в воздух землю, в которой, закопавшись, вжавшись, ожидаешь своей судьбы ты".
  Рамон заказал еще рюмку текилы, выпил, не закусывая, как это делают русские, одним глотком. Расплатился и, поднявшись к себе, стал одеваться, но передумал. Сильвия ждала его к обеду у себя дома. Потом он сел за стол и стал писать по французски завещание. Рамон исписал три листка, отложил их, долго сидел неподвижно...
  Надев темную рубашку, жилет, пиджак и брюки, Рамон повязал галстук, надел шляпу, накинул сверху плащ и, осмотрев комнату, выходя из номера, нагнувшись, аккуратно приклеил темную нитку одним концом к косяку, а другим к боковой плоскости двери. "На всякий случай", - подумал он и улыбнулся, вспомнив русскую пословицу: "Береженого бог бережет". Спустившись, он прошел через холл, кивнув портье, и вышел на теплое яркое солнце.
  Подойдя к машине, осмотрел её, попинал ногой задний левый скат, словно случайно, осторожно обвел взглядом фасад отеля. Все было спокойно.
  Заведя мотор, он привычно вырулил на улицу, на первом же повороте свернул направо, потом, на следующем перекрестке, налево и дал газу, глядя в зеркало заднего вида. "Все чисто", - успокоил он сам себя и поехал в сторону центра...
  Когда Рамон входил в кафе, Сильвия уже сидела за столиком и просматривала меню.
  - Дорогой, - встретила она его полушутя, - ты опаздываешь.
  Поднявшись со своего места, она поцеловала его в губы. Рамон отметил про себя её новый дорогой наряд и кокетливо заколотый в густых черных волосах маленький берет.
  - Сильвия, извини! Я, как всегда, застрял в пробке, - привычно соврал Рамон и сев, сразу стал осматриваться.
  В дальнем конце зала сидели две пары, о чем-то громко говоривших и шумно смеявшихся американских туристов. У окна напротив ворковала влюбленная пара, да за двумя столами объединилось почетное семейство, справлявшее очередной юбилей.
  Подозвав официанта, Рамон, не глядя в меню, заказал бутылку вина.
  - Ты ведь за рулем, дорогой, - посмеиваясь,
  заметила Сильвия, но Рамон улыбнулся и ответил:
  - А я с собой для штрафа деньги беру.
  Потом, из принесенной официантом бутылки, налил в бокалы себе и Сильвии, поднял бокал, посмотрел вино на свет, выпил, долго держал во рту не глотая, затем проглотил, помотал головой и вскользь заметил:
  - Слишком кислое.
  Сильвия. Жеманясь, выпила и, чуточку порозовев. Тоном знатока ответила:
  - А мне кажется, что ничего. Конечно не французское Бургонское, но из местных вин, может быть, самое лучшее.
  Рамон кивнул, разлил по бокалам, поднял свой бокал, чокнулся с Сильвией, чему тоже научился у русских, и произнес:
  - За нас!
  А про себя подумал: "Она сегодня очень мила. Надо будет увезти её в отель".
  Поговорили о газетных новостях, о полетах гитлеровской авиации на Британские острова и о потерях с обеих сторон. Сильвия стала рассказывать, что Американская СРП раскололась, что левое крыло, во главе с известным троцкистом Шахтманом заявляет, что Советский Союз перестал быть пролетарским государством. Старик не согласен с этим и очень сердится на разногласия. Он сам говорит, что Союз по-прежнему пролетарское государство, но благодаря сталинской бюрократии, это дегенеративная власть...
  - А та знаешь, - прервал её Рамон, - я вчера показывал свою статью Старику.
  Сильвия засмеялось:
  - Ого! Ты становишься политическим писателем. Я знаю, ты талантлив, - она перегнулась через стол и погладила с нежностью его по щеке.
  - Но Старик не в восторге, - продолжал Рамон.
  - Да он просто ревнует...
  Оба весело засмеялись, допили вино, поели и договорились, что пойдут вместе в ресторан с Шусларом, их общим приятелем, который обещал их познакомить со своей невестой и назначил встречу на 20 августа. За обед расплатился Рамон и, прихватив бутылочку виски, поехали к Рамону в гостиницу. Сильвия опьянела, выходя из кафе, поскользнулась и сломала каблук. Рамон бережно подхватил её на руки и донес смеющуюся и смущенную Сильвия до машины. На Рамона выпитое вино никак не подействовало. Он, уже садясь в машину, решил, что поедет к Троцкому именно 20 августа.
  
  
  ...Старик стал уставать. Он все чаще сидел за столом в кабинете и читал газеты. Книга двигалась плохо. Казалось, что основные характеристики Сталина он уже высказал в начале, и потому оставалось только пересказывать историю воцарения Вождя "на престол", следить за фактографией или цитировать других политиков. А Старик этого не любил. Вот и сидел он до обеда в кабинете, потом вышел покормить кроликов. Надев рабочие перчатки, вычистил клетку, положил нарезанной кем-то из охранников свежей травы.
  
  "Как я устал, - размышлял Старик, рассматривая самого бойкого, черного с белыми пятнами кролика, - мне надоело работать, надоело сидеть в этой дыре, отделенной от Европы тысячами и тысячами километров. Как бы я хотел побывать в России, пусть нелегально, пусть инкогнито. Просто постоять на ясной росистой зорьке с ружьем где-нибудь в березовом перелеске или на берегу болотной речки, в ожидании перелета диких уток. Меня убивает изоляция. Не с кем поговорить, почитать главы из книги, просто поболтать по-русски, не только все понимая, но и со смаком выбирая слова, выражения, образы, обороты и метафоры для собственной речи..."
  
  Краем глаза он заметил, что на стоянку подрулила машина, и из неё вылез этот странный полубельгиец, полуканадец Джексон. "Странно, на улице тепло, а он в плаще", - подумал Троцкий, продолжая наблюдать за Джексоном.
  Джексон прошел в дежурку, поздоровался с молодым охранником и спросил, не приехала ли уже Сильвия. Сильвии не было. Джексон вошел во двор, увидел Старика и направился к нему. Наталья услышала звук подъехавшей машины и поглядела в окно. Из дежурки вышел незнакомый мужчина и только когда он снял шляпу перед Троцким, определила, что это Джексон. У неё отлегло от сердца, и она пошла в спальню, дописывать письмо Розмерам. В письме Наталья пригашала их приехать на следующей неделе в гости.
  Поздоровавшись, Джексон показал Старику выправленный и напечатанный на машинке текст. Старик, обрадовавшись повел его в свой кабинет...
  Войдя в дом, они встретили Наталью. Поздоровавшись с Джексоном, увидев его бледное лицо, спросила:
  - А вы здоровы ли Фрэнк? Мне кажется, вы сегодня неважно выглядите.
  Джексон мотнул головой и, после паузы, ответил:
  - Я сегодня почти не спал, готовил статью.
  Он мельком взглянул на Наталью, тут же отвел глаза и вытер тыльной стороной ладони пот, выступивший на лбу. Троцкий стоял рядом, непонимающим взглядом смотрел то на Наталью, то на Фрэнка и порывался идти дальше.
  Но Наталья не уходила, а снова обратилась к Фрэнку:
  - Вам ведь жарко. Снимите плащ, я его отнесу на кухню. Вы, уходя, заберете его...
  - Меня знобит, - сквозь зубы ответил Джексон, - и потом я не хочу вас утруждать.
  Он сделал движение в сторону кабинета и Троцкий спохватился
  - Да, да, пойдемте.
  И подхватив Джексона за локоть, повлек его к кабинету.
  
  Наталья, вернувшись на кухню и протирая чайные чашки, думала: "Какой-то он сегодня странный. Может быть, с Сильвией поругался. Она, конечно, избалована мужским вниманием...".
  Со двора раздались голоса охранников. Робинс кричал кому-то с наблюдательного пункта в левой башне: "Принеси нам ящик с инструментами. Он стоит под столом в дежурке". Кто-то откликнулся сразу: "Хорошо...".
  "Хансен говорил мне, что сегодня они будут устанавливать систему тревоги на башне,- вспомнила Наталья и успокоилась - Левушка сегодня в хорошем настроении. На днях говорил, что не хочет видеть Джексона, а сегодня сам ведет его в свой кабинет".
  Джексон поднимался по лестнице вслед за быстро идущим Стариком. Он старался идти как можно прямее, так как стоило ему наклониться, как тяжелый ледоруб, в тайном кармане, оттопыривал плащ. В какой-то момент ему показалось, что лезвие ледоруба, раскачавшись от шагов, стукнуло по лезвию кинжала, спрятанному в узком карманчике на другой стороне плаща...
  Время двигалось скачками - то ускоряло свой бег, то останавливалось. Пока Наталья его спрашивала, время томительно тянулось, а сейчас, когда с каждым шагом приближался момент действия, оно стремительно летело.
  "Боже! - повторял про себя Рамон, - неужели я это сделаю?". Второе его я отвечало первому: "Ты это должен сделать. Надо убить лицемерную гадину! То, что рассказывали мне знакомые, не укладывается в голове. Оказывается, сторонники Троцкого пытались убить Ленина, и когда? Еще в восемнадцатом году, когда революция в России висела на волоске".
   Троцкий остановился на верхней площадке и ждал его. Рамону показалось. Что Старик очень уж пристально смотрит на его плащ.
  Рамона снова бросило в жар, руки судорожно прижали вздувшийся плащ к телу. Каждый шаг вверх по лестнице давался Меркадеру все с большим трудом.
  - Вы сегодня действительно себя плохо чувствуете, - строго, но с сочувствием произнес Троцкий, открывая ключом дверь кабинета, - Проходите...
  Касаясь стенки, Рамон старался быть как можно дальше от Старика. Руки дрожали, на лбу выступил пот!
  Троцкий, впустив его, прошел к столу, взял у Рамона отпечатанную статью и сел.
  - Плащ можете положить вот сюда, - он указал на стул, стоявший у левой стены.
  Рамон осторожно снял плащ и тут часы, стоявшие на подставке за его спиной, начали бить шесть ударов. Рамон от неожиданности чуть не уронил плащ на пол. "Спокойнее, спокойнее, - повторяло второе я и, подбадривая, сравнивало - это как перед атакой: страшно, непонятно, зачем надо подниматься из окопа, бежать под пулями. Но когда побежал, страх уже не тревожит, все делаешь автоматически". Он положил плащ, пощупал в заднем кармане брюк пистолет и посмотрел на Троцкого. Тот сидел к нему спиной, склонившись над статьей. Седой ежик волос на затылке был хорошо, ровно подстрижен.
  
  "Пора, - подталкивало второе я, - бить надо вот сюда, в центр этого венчика из седых волос. И не сомневайся: тот, кто убивает чужими руками, должен быть убит, как трусливая гадина".
  Троцкий читал статью, слышал шуршание плаща за спиной. "Какой вздор, - думал он, - откуда этот Джексон взял такие цифры. Я совсем недавно читал статистику французского рабочего движения. Там были другие цифры. Что он там делает? - вдруг подумал старик, но не обернулся, - еще подумает, что я его боюсь и подозреваю..."
  
  А для Рамона время неудержимо стремилось в будущее. "Решайся!" - вкрадчиво подталкивало второе я. "Боже мой, боже мой! - причитало первое: - Как я это сделаю?!"
  Трясущимися руками он достал ледоруб, снял с него мягкую, легкую тряпицу, сжал двумя руками ручку и замахнулся, опуская острый, зазубренный клюв ледоруба на голову Старика, Рамон инстинктивно зажмурился.
  Раздался чавкающий звук, острие вошло в голову, чуть изменив направление, пробило затылочную кость, погрузилось в череп почти по обух...
  Троцкому показалось, что оглушительно хлопнул выстрел за спиной и в голову ударила тяжелая, как ядро пуля.
  - А-А-А-А, - инстинктивно закричал он и, как отпущенная пружина, вскочил на ноги. Ледоруб, выдернутый испуганным Меркадером, с грохотом упал на пол. Ужас охватил убийцу - такого пронзительного крика - воя, он никогда и нигде не слышал. Страх, смертельная тоска, злоба, все слилось в этом пронзительном громоподобном вопле. Троцкий схватил Меркадера за руку, подтянул ее к себе и что было сил укусил за основание большого пальца. От ужаса и от боли, силы Меркадера удесятерились. Он отбросил Троцкого от себя и тот упал на пол. Кровь брызнула из раны на голове во все стороны, попадая на стены, на стол, на лицо и руки убийцы. С грохотом упал стул, посыпались со стола газеты и книги. Троцкий вскочил, шатаясь, выбежал из кабинета не прекращая крик-рёв...
  
  Меркадер крупно дрожал. Совершив убийство, он перестал что-либо видеть, вращал вылезшими из орбит глазами тяжело, со свистом дышал, шатаясь шарил правой рукой сзади, пытаясь достать пистолет и клацая зубами, думал только о том, чтобы Старик не зашел обратно в кабинет, потому что видеть Троцкого в таком состоянии вторично было выше его сил...
  Услышав нечеловеческий крик, охранники выскочили во двор и Робинс, заметив в кабинете Троцкого какую-то возню, выхватил пистолет и прицелился в окно кабинета.
  - Не стреляй! - крикнул Хансен, - Ты убьешь Старика!
  Он тут же включил сирену тревоги и побежал по крыше в сторону кабинета, сам опустил лестницу и мгновенно оказался возле Старика. Троцкий стоял возле дверей кабинета. По его лицу, бороде и одежде лилась густая, темно-красная кровь.
  - Смотри, что они со мной сделали! - закричал Троцкий, увидав охранника.
  Робинс, прыгая через три ступеньки, с пистолетом в руке, влетел наверх и проскочив мимо Старика, ворвался в кабинет.
  Наталья, услышав крик и не зная, кто кричал, тоже устремилась в сторону крика и увидела Старика, стоявшего между кабинетом и гостиной, с опущенными, как плети руками, с лицом залитым кровью и без очков.
  - Что случилось? Что случилось? - крикнула она и обхватила мужа руками. Она подумала, что муж поранил себя, помогая охранникам в их работе. Светло-голубые глаза Старика остановились на её лице, а губы прошептали:
  - Джексон...
  Троцкий освободился от объятий жены, сделал несколько неверных шагов и упал на пол во весь рост. Наталья, став на колени, приподняла его голову и держала её в своих руках. Кровь по-прежнему лилась из раны в голове, обагряя руки Натальи. Вдруг Троцкий открыл глаза. Взгляд его, с трудом удерживая сознание, остановился на Натальи и губы очень тихо, так, что слышала только она одна, прошептали:
  - Наташа! Я люблю тебя!
  И с трудом продолжал:
  - Севу нужно убрать отсюда...
  Наталья окровавленной рукой вытерла ему губы и он, хрипло дыша, с трудом продолжил: - Ты знаешь, Он здесь! Я чувствую... Я понимаю, что Он хотел сделать! Он хотел мне помешать... Но я не дал ему это сделать!..
  
  Над Москвой, утренние сумерки поднимались над Кремлём и Сталин, всю ночь, провёл на встрече с близкими соратниками. Они совсем недавно разъехались по своим домам, а Сталин, перед тем как заснуть а своей комнате отдыха, где часто ночевал оставаясь по делам в Кремле, сел на постели и глядя на светлеющее за окном небо, стал перебирать в памяти, последние политические события в Европе и в Штатах...
  
  "Уже нет сомнений, что Гитлер готовится напасть на нас, но делает вид, что соблюдает договор о ненападении. Он написал мне письмо в котором клянётся, что его главный враг - это Англия. Но я ему не верю, хотя даже такой прожжённый политикан, не может так просто взять и соврать. Тут надо обладать коварством, а Гитлер романтик и эстет. Правда из таких эстетов и вырастают фашисты. А теоретиками нацизма, который старательно выстраивал Гитлер в Германии были как раз такие эстеты: композитор и легенда нации Вагнер и полусумасшедший философ Ницше, вообразил себя непонятым Мессией...
  Сталин достал папиросу из картонной коробки с надписью "Герцоговина Флор", и закурил: "Думаю, что это последняя - после разговоров и напряжения мысли, он уже выкурил несколько папирос и потому во рту появился привкус железа. "Ладно, это последняя на сегодня, завтра будет день полегче и надо будет съездить на ближнюю дачу.
  Глубоко затянувшись, он выпустил дым и вновь вспомнил недавний разговор с Молотовым. Тот говорил, что Троцкий пишет книгу, в которой обливает грязью и Революцию, и Ленина и конечно его самого.
  "Для меня, его клевета ничего не значит, но вот оскорблять Ленина и клеветать на Революцию, я ему не позволю!"
   Сталин погасил папиросу в пепельнице, и поднявшись с постели, растревоженный мыслями о Троцком, вновь вышел в кабинет и зашагал из угла в угол, изредка останавливаясь у окна и смотрел во двор - на востоке поднималась красивая заря и золотой, ещё чистый свет утра, разливался тонкой полоской на востоке...
  А Сталин, не уставая ходил и думал, а в голове ворочались тяжёлые, усталые мысли:
  
  "Троцкого так или иначе придётся ликвидировать, потому что в случае начала войны, он первым предложит свои услуги Гитлеру и тот наверняка попробует бывшего Председателя Ревоенсовета, в качестве марионетки, для того чтобы обмануть мир и поднять своих сторонников, которых ещё много осталось в Союзе, особенно в национальных республиках!
   Молотов уже говорил мне, что Троцкий с помощью посредников из русской эмиграции в Германии, пытается наладить контакты с близким кругом Гитлера..."
  Вновь остановившись у окна, Сталин потёр шершавые от пробивающейся щетины щёки. И уже решительно завершил раздумья о судьбе Троцкого:
  "Этот Эйтингтон, помню докладывал мне что, у него уже есть человек в окружении Троцкого. И теперь надо его поторопить, потому что война может начаться через год, а может быть и через месяц! Всё зависит оттого, что взбредёт в голову этому сумасшедшему истерику! Хорошо бы и самого Гитлера убрать, но мне уже докладывали, что к нему трудно подобраться. Говорят, что он осторожен и всего боится, и встречается только с узким кругом лиц, которых знает лично!"
  Сталин ещё раз потер виски, прогоняя начавшуюся боль переутомления, вернудся в комнату отдыха и не разуваясь, лёг сверху на покрывало...
  Над Москвой поднимался яркий солнечный день!..
  
   ...Хансен и Робинс ворвались в кабинет и увидели Джексона, стоявшего посреди кабинета с пистолетом в дрожащей руке. Лицо его было искажено судорогой...
  Робинс прыгнул на него с разбега, свалил на пол и ударил несколько раз рукояткой пистолета по голове.
  Видя, что Джексон потерял сознание и его помощь не требуется, Хансен выскочил назад в коридор и встал на колени перед лежащим Стариком. Троцкий перевел затуманенный взгляд на него и на английском языке стал говорить, запинаясь и останавливаясь:
  - Мы говорили о французской статистике... Джексон выстрелил в меня из револьвера... Я тяжело ранен... Я чувствую, что это конец...
  - Он вас чем-то ударил по голове! - стал говорить Хансен, - Он не стрелял!
  - Нет! Нет! - не соглашался Старик , - Он стрелял в меня!
  В кабинете, рыча от ярости, Робинс бил ногами находившегося в бессознательном состоянии Джексона. Кровь лилась из пробитой головы. После каждого пинка голова безвольно дергалась, оставляя кровавые следы на полу кабинета.
  - Скажи ребятам, чтобы его не убивали, - прошептал Старик, - он должен жить, чтобы говорить...
  
  Хансен, немного успокоившись хотел вызвать врача и использовать бьюик Джексона. Но ключей в машине не оказалось, и он стал обыскивать убийцу. Джексон неожиданно пришел в себя и бессвязно забормотал:
  - Они посадят мою мать... Сильвия тут не причём... Нет, это не ГПУ. Я не имею никаких дел с ГПУ...
  Найдя ключ от машины в брючном кармане, Хансен открыл гараж, выкатил машину и поехал за доктором. Наталья сбегала на кухню, принесла лед и чистое бельё. Стерев с волос и лица густеющую кровь, стала прикладывать к голове мужа лед, чтобы остановить кровотечение. Старик пытался целовать её руки и, обратив взгляд на Робинса, прошептал:
  - Помогайте Наталье... Мы с ней вместе очень много, очень много лет...
  - Нет, нет, - успокаивал его Робинс дрожащим голосом - вы сами...
  - Нет, - возразил Старик, - я чувствую, что на этот раз они добились своего...
  Когда приехал доктор, левая рука и левая нога Старика уже были парализованы...
  С воем сирен во двор въехала скорая помощь и, почти одновременно, примчались полицейские. Топоча ботинками, они ворвались в кабинет и арестовали Джексона. Тут же прибыл начальник тайной полиции, полковник Салазар - строгий человек с большими усами и в черном костюме. Весь дом заполнили детективы в штатском, в пиджаках, шляпах и пестрых галстуках. Они быстро и нервно переговаривались, что-то искали и, наконец, один из них нашел на полу в кабинете ледоруб с пятнами крови на острие. Тут же щелкал фотоаппаратом полицейский - фотограф. Сыщик, в сером клетчатом пиджаке, в шляпе, блестя черными зрачками, вдыхая и выдыхая воздух через плоский нос, поднял ледоруб за веревочку и показал всем...
  
  ...Сильвия, нарядная и оживленная спешила на встречу с Отто Шослером и его невестой. Она опаздывала и поэтому взяла такси. На ней был легкий, светло-серого цвета костюм с большими отворотами и сиреневая блузка с оборочками на груди из китайского шелка. На голове кокетливо одета маленькая шляпка, и волосы были уложены в высокую прическу.
  " И все-таки, какой он милый, - думала она, инстинктивно поправляя волосы, когда вспоминала спокойный, немного исподлобья, сосредоточенный взгляд Джексона. Улыбнувшись вспомнила его шутливые реплики, произнесенные без улыбки, очень серьезно. Его щедрость - если он покупал ей конфет, то не двести или триста грамм, а целый килограмм. А если дарил ей цветы, то огромный букет. Она несколько раз спрашивала, откуда у него такие деньги и Меркадер мрачно отшучивался:
  - Места знать надо...
  
  Доехав до назначенного места, машина скрипнула тормозами и остановилась. Сильвия заплатила шоферу, подождала сдачу и перебежав дорогу, вышла к кафе, которое называлось "Горизонт".
  Она посмотрела на часы. Было семь часов вечера. "Опоздала на полчаса", - отметила она про себя и, осмотревшись, увидала Отто и девушку-невесту за столиком в глубине зала. "Странно, но где же Фрэнк!" - подумала Сильвия, подходя к друзьям. Он поздоровалась, извинилась за опоздание, сославшись на загруженные улицы.
  Отто и его невеста, рослая девушка с блестящими черными волосами, пили вино. Они налили вина Сильвии. Весело болтая о погоде, о всякого рода безделушках, Сильвия съела конфетку, с напряжением глядя на вход. Но Фрэнк не появлялся. "Что-то случилось, - с беспокойством подумала она и, извинившись, пошла звонить, - он никогда не опаздывал прежде на такое продолжительное время". Набрав его гостиничный номер, она услышала длинные безответные гудки. Она позвонила по телефону, который он ей дал, говоря, что это рабочий телефон, но там тоже никто не отвечал.
  - Странно, странно, - повторяла она вслух и, выйдя на улицу, стала ждать там, вглядываясь в сумерки надвигающейся ночи...
  
  Сильвия познакомилась с Меркадером в Париже летом, два года назад. Ей его представили, как студента университета. Был он спокоен, молчалив, галантен. Позже она узнала, что он кроме испанского очень бегло, без акцента говорит по-английски и по-французски. Тогда он подрабатывал журналистикой в одной бельгийской газете и, кроме того, имел какой-то бизнес, который позволял ему быть "человеком мира", путешествуя из страны в страну, с континента на континент. Их роман развивался очень быстро, и уже через два месяца Сильвия "потеряла голову" от любви.
  Меркадер провожал её на организационный съезд Четвертого Интернационала и намекал, что коммунистические идеи его тоже волнуют. Потом он приезжал к ней в Нью-Йорк и познакомился со многими членами СРП, часть которых после заключения Сталиным Пакта о ненападении с Гитлером, отделилась и стала готовить заговор, с целью убийства Сталина. Меркадер немного повращался в среде СРП, узнал все подробности, и вскоре уехал в Европу...
  Вновь, они встретились только здесь, в Мехико. Меркадер объяснил Сильвии. Что сменил имя и фамилию и будет называться теперь Фрэнк Джексон с тем, якобы, чтобы не вызывать негодования своей щепетильной матери:
  - Если она узнает, что я общаюсь с троцкистами, что пишу для них статьи, она может умереть от разочарования...
  Сильвия привыкла к конспирации, сама боялась попасть в лапы ГПУ и потому весело посмеялась рассказанной легенде...
  
  - Ну где же? Где же он? - повторяла она нетерпеливо. Тут из кафе вышел Шослер.
  - Давай я позвоню Старику. Может быть он там, - предложил он.
  - Хорошо, - ответила Сильвия, упавшим голосом.
  Отто долго не мог дозвониться, потом на том конце провода трубку сняли. Проговорив несколько фраз, он бросил трубку и с изменившимся лицом подбежал к Сильвии.
  - На Авениде Виена - покушение. Старик смертельно ранен! Едем туда!
  Отто побежал расплачиваться в кафе, а Сильвия - останавливать такси.
  Приехав в Койокан и отпустив машину, они протолкались среди полицейских машин, заполнивших небольшой дворик, распихали зевак и вошли в дом. Охранники их пропустили, но как-то странно, зло и неприветливо смотрели на Сильвию, как будто ожидали от неё какого-то подвоха. Как только полковник Салазар увидал Сильвию, он тут же приказал её арестовать и отправить в штаб квартиру секретной полиции.
  - Посадите её отдельно. Ничего не говорите. Пусть ждет моего приезда, - напутствовал он своих сотрудников, грубо вталкивавших заплаканную, ничего не понимающую Сильвию в авто.
  Когда Троцкого везли в больницу, он постоянно кого-то искал глазами. Увидав Наталью, он успокоился и потом, когда она села рядом с ним, поманил Хансена правой рукой и срывающимся голосом стал говорить ему о том, что Джексон - агент, политический убийца либо из ГПУ, либо из служб фашистского режима.
  
  В госпитале собралось множество народу и Наталья стала просит Хансена быть все время рядом с ними:
  - Я боюсь за Леву, - заплакала она вдруг, - я ненавижу этот город. Здесь страшно и люди ненавидят нас...
  В палате, когда медсестра стригла ему волосы, Старик еще пошутил:
  - Зря потратился на парикмахера. Ведь я только вчера стригся.
  После укола морфия, он какое-то время бодрился, но потом устало закрыл глаза, и стал говорить Хансену:
  - Джексон думает, что он меня убил... Но я боролся с ним...
  Он замолчал, силы покидали его. Доктора делали знаки Хансену, чтобы он заканчивал разговор и отходил от больного. Но Старик пошевелил рукой и закончил:
  - Пожалуйста, скажи нашим друзьям... Я уверен в победе Четвертого Интернационала. Надо наступать...
  Голос его затих, рука безвольно опустилась. Потеря крови и морфий возымели свое действие. Врачи немедленно перенесли его в операционную.
  Операция продолжалась всю ночь и делали её пять хирургов, сменяя друг друга. Около семи часов утра следующего дня Лев Давыдович Троцкий (Бронштейн) умер, не приходя в сознание.
  
  
  Когда Наталье передали, что Старик умер, она не поверила.
  - Он не может, не должен умереть, - шептала она, - ведь он такой молодой. Мы сорок лет были вместе, и не может он вот так взять и покинуть меня...
  Охрана пока оставалась в доме и Хансен, старался не оставлять Наталью одну.
  Под вечер привезли гроб с телом Троцкого и установили в гостиной.
  В доме повисла траурная тишина. Шуршание шагов, тихие разговоры на кухне, где домочадцы собирались, чтобы вместе попить чаю. Шослер направил телеграмму в Штаты и оттуда потоком пошли телеграммы соболезнования на имя Натальи. К вечеру их набралось более сотни.
  Когда стемнело, в гостиной зажгли свечи и Наталья села рядом с гробом. Её дипломатично оставили одну. Глаза Натальи опухли от слез, она сгорбилась и уже не скрывала свой возраст. Не отрываясь, смотрела она на лицо любимого человека и казалось, не узнавала его. Обострившиеся скулы, крепко сжатые губы, закрытые глаза с длинными ресницами отдаляли его от неё, он казался помолодевшим в своей смерти.
  - Успокоился, - шептали её губы, - столько лет борьбы и напряжения. И вот теперь спокоен...
  Она смотрела долго, пристально и вдруг ей стало казаться, что его тело чуть-чуть шевельнулось, а ресницы подрагивали, словно глаза вот-вот откроются...
  
  Сидя у гроба Троцкого, Наталья вспоминала всю свою жизнь, которую они дружно прожили вместе. Как она его тогда любила! Но для него революция была самой сильной любовью. Она это поняла сразу же, как только они познакомились в 1902 году в Париже. Тогда она пыталась водить его по музеям, приобщая к мировому искусству, но он постоянно сбегал и писал свои статьи для "Искры". Как-то она спросила его, как ему нравится Париж, на что он совершенно искренне ответил:
  - Немного больше, чем Одесса, но в Одессе интересней.
  Тогда Наталья помогала переправлять и готовить к переправке в Россию нелегальную литературы. Она совсем забросила ботанику, которой еще совсем недавно хотела посвятить всю жизнь и начала её изучать в женевском университете. Теперь её интересовало искусство и она целыми днями пропадала в Лувре и в К д Орсе.
  Юный Лев тогда был похож на энергичную бегуще - летящую птицу. Нескладный, длинношеий, он смотрел сквозь стекла пенсне умно-насмешливо и наивно. Она вспомнила, как встречала его, Ленина и Мартова в театре оперетты. Тогда Ленин подарил Троцкому башмаки, а они так жали ноги, что Лева не мог ни сидеть, ни слушать. Поэтому, Лев и Наталья все время перешептывались, прижимались друг к другу, хихикали над его проблемами и в конце концов сняв башмаки, облегченно затихли.
  А сейчас он лежал неподвижно и вместо шапки всегда густых и жестких волос, его голова была покрыта белыми бинтами...
  
  Еще ей вспомнилась Вена, куда они переехали из Финляндии. Там они, не расставаясь, прожили семь чудесных лет. Там же, она родила второго сына - Сережу. Какими длинными и счастливыми были эти годы. Дети росли, известность Льва росла тоже. После революции девятьсот пятого года и председательства в Петербургском Совете, он стал одном из лидеров русской революции. И дети росли умными, веселыми и послушными, а Лев очень часто работал дома и Наталья радовалась этому, потому что продолжала очень его любить...
  
  Где-то в дальнем конце притихшего дома часы пробили двенадцать.
  "Я потеряла всех и дальнейшая жизнь моя потеряла всякий смысл, - ей стало себя жалко, она горько всхлипывая заплакала, вытирая слезы ладошкой.
  - Почему? За что мне такие страдания?- спрашивала она себя. - Эта глупая ложь сталинистов, ГПУ и убийства вокруг. Убили семь секретарей Старика и убивали во всех частях света, словно само знакомство с ним было опасно для жизни".
  Она вспомнила Вену, 1913 год, коренастого, молчаливого и мрачного грузина, который появился, прожил несколько дней и уехал, так ни с кем и не поговорив ни о чем, кроме партийной работы. Как можно было сравнивать светлого, энергичного, оживленного Льва и этого мрачного человека. После революции Наталья видела его несколько раз, уже не такого мрачного и не такого молчаливого. Настали его времена...
  Наталья смахнула слезы: "Ведь я такая старуха, морщины, дряблая кожа, а он сейчас такой молодой". Она приподнялась, поцеловала Старика в холодную щетинистую щеку.
  - Я тоже скоро умру и там мы с тобой встретимся. Я в это верю, - шептали её губы, а из глаз лились и лились неудержимым потоком слезы...
  
  
  ...Меркадера вечером увезли в штаб секретной службы. Сидя между двумя агентами в полицейской машине, он сжимал руками пробитую голову, скрипел зубами от боли и изредка тихо стонал. Возбуждение, страх, неуверенность прошли. Сменились депрессией и обидой, жгущей сердце. "Я это сделал. Было страшно, противно, но я убил его ... Как на войне... Этот Салазар попытается меня запугать, но это ему не удасться... Пусть попробует".
  Полковник Салазар, войдя в свой кабинет, переоделся, помылся в дежурной комнате, и тяжело вздыхая от усталости, достал из сейфа дело Альфаро Сикейроса, весной устроившего громогласное покушение на Троцкого, в том же доме на Авенида Виена. "Как я устал от этих русских революционеров, - подумал он и стал листать толстую папку, - кажется никто из задержанных сегодня не проходил по тому делу. Но, похоже, что на этот раз они своего добились. Троцкий умирает"!
  Облокотившись на стол, и бегло просматривая папку, полковник стал вспоминать подробности того фантастического дела.
  
  ...Около четырех часов ночи 24 мая Лев Троцкий и его жена Наталья были разбужены автоматической стрельбой в доме. Наталья, причитая от страха, помогла Троцкому сползти с кровати и спрятаться за ней. Они сидели так, пока автоматные очереди, на время прекратившиеся, не застучали вновь по дверям, стене над кроватью и потолке. Во дворе слышались крики незнакомых голосов и вдруг громко, пронзительно закричал Сева, внук Троцкого: "Дедушка! Дедушка!". И тут же грохнул взрыв. Наталья увидала в пространстве между двумя комнатами, ярко освещенную взрывным пламенем, фигуру человека с автоматом в руках. Он выпустил очередь в направлении их кровати и исчез. Наступила тишина.
  - Надо спасать Севу, - проговорила Наталья и вылезла из-за кровати. Вслед за ней вылез и Старик. В этот момент с автостоянки, громко урча моторами, выехали две автомашины.
  - Они угнали наши машины! - громко закричал Троцкий.
  Но Наталья на это не обратила внимания, она громко звала внука:
  - Сева! Сева! Ты где?
  Она вдруг услышала голос Севы на веранде, зовущего Альфреда и Маргарет Розмери, чья спальня была с другой стороны дома.
  Охрана внутри дома и все обитатели его, выскочили во двор и взволнованно переговаривались.
  Вскоре приехала полиция. А затем и полковник Салазар, поднятый с постели телефонным звонком. Он зевал, рассматривая прошитую пулями дверь спальни, стены с выбоинами от пуль, самодельное взрывное устройство, найденное в коридоре...
  
  Полковник Салазар вспомнил все обстоятельства того покушения и первые свои впечатления.
  Покушение было таким масштабным (в нападении участвовало более двадцати человек), а результаты столь смехотворны (Наталья показала ему царапину на локте, что вполне могло быть результатом падения с кровати), что он невольно подумал об инсценировке покушения организованным самим Троцким. Первые слова, которые проговорил Троцкий, обращаясь к полковнику, были:
  - Автором этой атаки является Иосиф Сталин, а исполнителями агенты ГПУ.
  И как показалось полковнику, и Троцкий и его жена были уж очень спокойными после этого ночного кошмара. Ко всему, из дома исчез Роберт Харт - один из охранников, а мексиканские полицейские, охранявшие дом, найдены были связанными недалеко от автостоянки...
  Тогда, и
  сходя из этого предположения, полковник даже арестовал двух секретарей Троцкого и допрашивал их как соучастников покушения.
  Но потом ситуация прояснилась. Тело исчезнувшего охранника было найдено закопанным в саду двух братьев, членов коммунистической партии Мексики. Потом по донесению агента был арестован полицейский, который на время давал кому-то свою форму. Стало известно, что нападавших было очень много и кто-то из них был одет в полицейскую форму и даже в военную офицерскую. Охранники, судя по всему, были напоены каким-то снотворным... Все это так поразило полковника Салазара, что он только разводил руками. Постепенно выяснилось, что возглавлял покушение Альфаро Сикейрос, известный мексиканский художник, который, надев форму майора мексиканской армии, возглавил налет мексиканских сталинистов на дом Троцкого. На допросе и позднее на суде, он утверждал, что они не хотели никого убивать, но показывали Троцкому, что он должен убираться из Мексики.
  
  Салазар закрыл папку и потер усталые глаза: "Это дел о до сих пор не ясно для меня. Есть подозрения, что Харт был агентом ГПУ, но сам Троцкий всячески защищал его и даже захоронил тело во дворе дома на Авенида Виена и приказал сделать табличку: "Роберт Харт - 1915-1940. Убит Сталиным". Теперь, кажется, все пришло к своему логическому завершению. Троцкий умирает, но для меня до сих пор непонятно, почему Сталин так ненавидит Троцкого, почему Троцкий так уверен, что покушения дело рук Сталина и ГПУ".
  Полковник достал чистый лист бумаги и попытался сформулировать направление допроса. "А этот Моркадер, или как там его, почему то мне симпатичен. Толи потому, что он ничего не просит или ничего не боится. Похоже. Что кроме журналистики он занимался совсем не писательскими делами... Надо послать людей, обыскать его гостиничный номер".
  Полковник нажал на кнопку на столе. Вошел дежурный офицер:
  - Отправьте людей в гостиницу, где жил этот Моркадер и приведите его на допрос.
  - Извините, господин полковник! Но Меркадер жалуется на боли в голове. Она пробита в нескольких местах, да и ребра похоже целы не все. Охранники постарались...
  - Мы его не будем мучить, - осклабился Салазар, - но допрашивать будем всю ночь, а потом положим в охраняемую палату, рядом с его жертвой, Троцким. Введите его!
  Ввели Меркадера, забинтованного, щурящегося от яркого света. Он сел, подслеповато поглядел на полковника, и произнес:
  - Не могли бы вы мне помочь. Я без очков плохо вижу, а мои очки разбиты, там, - он вяло махнул рукой в сторону дверей.
  - Хорошо, хорошо, - согласился Салазар.
  Неожиданно зазвонил телефон. Салазар поднял трубку:
  - Слушаю!
  - Господин полковник, - донесся голос дежурного офицера, - в номере Меркадера обнаружено его завещание.
  Несите его сюда, - распорядился полковник.
  Дежурный офицер внес папку и положил на стол перед Салазаром. Полковник взял в руки папку, а Меркадер внимательным взглядом проводил офицера до дверей.
  - Так, так, так, - скороговоркой проговорил Салазар и снова нажал кнопку.
  Когда офицер вошел, Салазар сказал ему:
  - Я по-французски не читаю. Быстро переведите и принесите мне перевод. Если надо, пусть всю ночь переводят, но чтоб было сделано...
  Меркадер сидел склонив голову, щупая бинты делал вид, что разговоры следователей его совершенно не интересуют, что он полностью погружен в свою боль и ничего кроме боли не замечает. В то же время он понял, что речь идет о записке, оставленной им в номере и написанной по-французски. А писал он в ней следующее:
  
  "Я родился в 1904году в Тегеране, в семье бельгийского посла. В возрасте двух лет мы с матерью вернулись в Брюссель, где и жили до начала войны. Там я окончил ......... колледж. Затем два года проучился в военной академии и переехал в Париж для дальнейшего обучения. Учился в школе журналистов и работал в газетах. Отец умер в двадцать шестом году и мать, когда я просил, снабжала меня деньгами. Был женат в 1924 году, но ушел от жены и развелся в 1939 году.
  В Париже познакомился с троцкистами и, участвуя в учредительном съезде четвертого интернационала, стал его членом. Там меня снабдили деньгами, документами и отправили в Мексику, для встречи с Троцким. Здесь постепенно началось мое разочарование в Троцком, так как он просил меня ехать в СССР и организовать покушения на лидеров страны, в том числе на Иосифа Сталина. Он стал мне отвратителен, когда стал требовать порвать связь с Сильвией, которую я люблю всей душой, только потому, что она связана с группой диссидентов троцкистов в Америке".
  
  Но полковник этой записки не видел, так, как переводчика сразу не застали, поехали домой. Время шло, перевода не было, и Салазар решил отложить допрос до следующего дня.
  На следующем допросе Меркадер делал вид, что готов сотрудничать со следствием и "признался", что приехал в Мексику по фальшивому канадскому паспорту на имя Фрэнка Джексона, и что Сильвия об этом знала.
  Полковник Салазар, слушая "признательные" речи Меркадера и читая перевод записки, морщился: " Все это, или почти все, ложь. Будь моя воля, я бы заставил этого вшивого интеллигента сказать правду. Но газеты всего мира трубят об этом покушении и потому, надо быть осторожным", - он потер щетинистый подбородок, поморгал, прогоняя сонливость, нажал на кнопу вызова.
  Вошел дежурный офицер и полковник приказал ему приготовить большую кружку кофе. Достал из стола электробритву, побрился, вглядываясь в свое похудевшее за бессонную ночь лицо. "А что, если попробовать их свести, сделать очную ставку? И сделать это не здесь а в медицинской комнате, куда его можно повести делать перевязку, а Сильвию посадить там заранее".
  Он быстро написал распоряжения на листке бумаги и предал его дежурному офицеру, принесшему дымящуюся кружку ароматного кофе. Офицер вышел, сразу же зашел обратно и забрал ничего не понимающего Меркадера.
  - В перевязочную, - пробормотал он, подпихивая арестованного в спину.
  Когда Меркадер, сопровождаемый конвоем, открыл дверь лазарета и увидал там Сильвию, он впервые потерял самообладание
  - Полковник! Что вы делаете? - закричал он Салазару, вырываясь из рук полицейских, - Я не хочу здесь быть! Уведите меня отсюда!
  Сильвия увидав Меркадера, тоже закричала:
  - Убийца! Убейте его! Убейте его! - она зарыдала, стала бить кулаком по столу и кричала, - Я хочу видеть, как его убьют! Пусть его убьют, как он убил Троцкого! Это не человек, это чудовище!
  Салазар вмешался в этот истеричный диалог, сообщив Сильвии, что, по словам Меркадера, он разочаровался в Троцком, вот и реакция.
  Сильвия резко повернулась в сторону Рамона, которого полицейские впихнули в комнату, и закричала в истерике, почти завизжала:
  - Не ври, предатель! Говори правду, если хочешь сохранить жизнь... Лгун! Убийца! Предатель! Чудовище!
  Когда Меркадера уводили, его била дрожь и лицо кривила судорога.
  Его снова привели в кабинет Салазара. Здесь он как то странно успокоился. Глаза его потухли, плечи опустились, и весь он стал похож на нахохлившуюся птицу с красно-белым гребешком.
  Салазар, заметив эту перемену, предложил:
  - Скажите правду, и я даю вам слово офицера, что помогу избежать виселицы.
  Меркадер поднял на него потемневшие глаза и спокойным голосом произнес:
  - Режьте меня. Сдирайте с меня кожу, клочок за клочком, но мне нечего добавить к своим показаниям.
  Он замолчал и больше не произнес ни слова.
  Молчал он и на суде, молчал в камере заключения. Врачи думали, что он сошел с ума от сильного потрясения, но экспертиза признала его вполне вменяемым.
  
  
  ... Мать Рамона Меркадера была приглашена в Москву. Сам Лаврентий Берия заехал за ней в гостиницу "Метрополь". Усадил в свою машину и повез в Кремль на прием к Вождю.
  - Вы не бойтесь, - говорил он, повернув свое круглое лицо с ранними залысинами на лбу и поблескивая пенсне - Иосиф Виссарионович все знает о вашем сыне и очень его хвалит за смелость и мужество.
  Через Боровицкие ворота въехали в Кремль, часовые красиво отдали честь оружием, подняв его двумя руками на уровень головы. Внутри Каридад все дрожало в предчувствии встречи: Я увижу великого Вождя! - шептали её губы.
  Выйдя из машины, они поднялись на второй этаж. Здесь тоже стоял караул, который отдал честь уже по-другому: вытянувшись по стойке смирно и пожирая глазами входивших Берию и Каридад. Берия повел её длинными коридорами, устланными мягкими ковровыми дорожками, и, наконец, отворив очередную дверь, они прошли через большую приемную. Берия постучал.
  - Входите, входите, - раздался знакомый глуховатый голос с мягким грузинским акцентом.
  Берия ввел Каридад в кабинет.
  Посреди ярко освещенного кабинета, был расстелен большой, во весь пол ковер, а у дальней стены стоял большой дубовый стол между двух окон с белыми льняными меловыми, сборчатыми шторами. Сталин, в белом кителе, в белых брюках, заправленных в сапоги, легко поднялся из-за стола, обошел его и пошел навстречу.
  - Каридад, дорогая, - начал он, приветливо улыбаясь, - я очень рад видеть мать героя и героиню.
  Он пожал её руку и продолжил, усаживая за стул, подставленный Берией:
  - Я пригласил вас сюда, - продолжил он, - чтобы вручить вам награду за мужество и смелость.
  Появился бесшумный, большеголовый и бритый Поскребышев с орденской коробочкой.
  Сталин аккуратно достал оттуда орден Ленина и подошел к Каридад, показал, сверкнувший красной эмалью профиль Ленина:
  - Я знаю, что вы сами воевали в Испании и даже были ранены и я рад вручить вам этот орден Ленина за настоящий героизм.
  Сталин пожал еще раз её руку. Краска волнения прилила к её щекам и, казалось, что Каридад вмиг помолодела, опять стала красавицей, как прежде.
  Сталин отступил на шаг. Поскребышев снова бесшумно приблизился и протянул ему другую коробочку. Сталин открыл её и показал золотую пятиконечную звезду на алом бархате:
  - А это Звезда Героя Советского Союза, которую мы вручим вашему сыну, Рамону, которого ждем здесь, когда он приедет. Он, как многие испанские коммунисты, пожертвовал собой за дело Ленина и мы никогда этого не забудем.
  Сталин поклонился Каридад, Берия также склонил голову и она, волнуясь, ответила по-испански. Переводчик, тихо стоявший в углу, перевел:
  - Я благодарна вам, товарищ Сталин, и всем советским людям за доброту и гостеприимство. Надеюсь, что мой Рамон приедет в СССР и мы снова увидим его веселым и счастливым.
  Она поклонилась Сталину и пошла вслед за Берией. Когда они садились в машину, какой-то молодой красивый офицер преподнес ей букет алых роз, щелкнув каблуками и отдав честь. Берия отвез её в гостиницу и провожая. Сказал:
  - Я поздравляю вас и вашего сына и хочу, чтобы ва знали: СССР для вас и вашего сына может стать Родиной, если вы этого захотите. Надеюсь, вы хорошо отпразднуете эти высокие награды.
  Он снова чуть кивнул головой и уехал, а она, взволнованная, вошла в фойе гостиницы "Метрополь". Швейцар почтительно открыл перед нею двери...
  
  
  ...Троцкого хоронили через день после его смерти. По дороге в Пантеон, где должна была происходить церемония прощания, многолюдная толпа горожан, стоявших вдоль следования траурного кортежа, со снятыми шляпами и опущенными головами провожала тело Троцкого, Апостола русской революции.
  За пять дней, пока был открыт доступ к телу, около трехсот тысяч человек прошли мимо гроба, прощаясь со старым революционером, олицетворявшим блистательную победу коммунизма над крупнейшей в мире монархией.
  Президент Мексики, Карденас, сделал визит соболезнования и выразил свое прискорбие Наталье.
  Через пять дней пришел отказ в возможности захоронения тела Троцкого в Соединенных Штатах. Даже мертвому ему было отказано в визе. Его тело было кремировано на следующий день, а пепел был захоронен во дворе дома на Авенида Виена. Над белым камнем надгробья взвилось красное знамя.
  Наталья Седова - жена Троцкого, жила с внуком Севой Волковым на Авенида Виена до 1960 года. У Севы была большая семья, несколько девочек и Наталья помогала родителям их воспитывать. Тогда же в 60-м она уехала в Париж, в гости к Розмерам, там и умерла тихо, в январе 1962 года. Её прах был перевезен в Мексику и захоронен рядом со Львом Троцким.
  
  Рамон Меркадер просидел полные 20 лет, назначенные ему судом и был освобожден в мае 1962 года. Все двадцать лет он провел в камере, которая имела небольшую террасу для прогулок на свежем воздухе. Рамон очень много читал и даже пытался писать воспоминания, но, заметив, что за ним следит тюремный надзиратель, сжег все написанное лист за листом в пепельнице.
  Когда он вышел из тюрьмы, ему было 46 лет. Черные волнистые волосы утратили свой прежний блеск, темные глаза глядели спокойно и сосредоточено.
  При выходе из тюрьмы 6 мая 1960 года его встретили незнакомые люди, назвавшиеся друзьями. Они вручили ему кубинский паспорт и он улетел, вначале на Кубу, а потом, через Прагу, в Советский Союз, в Москву.
  Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 мая 1960 года Рамон Меркадер - Лопес Рамон Иванович удостоен звания Героя Советского Союза, с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (Љ 11089).
  Являлся сотрудником Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. В середине 70-х годов XX века переехал на Кубу, где работал по приглашению её руководителя Фиделя Кастро советником министерства иностранных дел. Умер в 1978 году от саркомы.
  Прах Рамона Меркадера был перевезён в Москву и погрёбен на Кунцевском кладбище под фамилией Лопес Рамон Иванович. На могиле установлен памятник...
  
   Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"