Аннотация: Только живя в природе и в согласии с ней, человек обретает подлинную свободу!
"Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик -
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык..."
Фёдор Тютчев
И началась новая жизнь, до краёв полная ощутимой физической свободой. Вскоре Вндрей остался один в "азотке" и работал по несколько дней подряд, даже ночуя в своём "кабинете", а потом в своё удовольствие гулял по лесам, или сидел дома и читал книжки.
Работа его заключалась в том, чтобы в понедельник, с утра, включить "машину", дождаться, пока она заполнится сжиженным азотом и открыв "краник", подставить под струйку сверххолодного вещества сосуд Дьюара - круглую ёмкость на десять литров.
И потом свободен до следующей смены сосудов - машина работала надёжно, и он мог даже отлучаться из своего кабинета, на час или даже на полтора - в это время, он с знакомыми девушками мог пойти обедать в кафе, или погулять по центру города - институт находился совсем неподалеку...
...Однако и этого было мало, чтобы Андрей мог до конца растворится в свободе.
Как - то, уже ближе к осени, его друг, студент биофака Сергей Бумажкин, пригласил Андрея сходить в тайгу, с молодыми собаками, которых держал его отец - егерь одного из охотничьих хозяйств области.
Андрей согласился.
Погода стояла солнечная и тёплая и осенняя природа радовалась изобилию и созревающему урожаю, в у людей, настроение тоже было подстать природному.
В тайгу, путешественников доставил отец Серёги, высокий и серьёзный мужчина, с седеющими усами. Они переплыли водохранилище, на его моторной лодке и вместе с парой собак, высадились на заросшем молодым сосняком мысу, причалив в небольшом заливчике, закрытым от ветров высокой и крутой сосновой гривкой. В заливчике было тихо и тепло и солнце играло весёлыми сербрянными бликами на маслянисто - неподвижной, чистой воде. Собаки, выпрыгнув из лодки, тотчас побежали обследовать заросший камышем закраек берега в глубине залива...
... То путешествие, Андрей запомнил на всю жизнь.
Ночи были коротки и теплы, а дни длинны и прозрачно - солнечны. Они шли по гребневой дороге заросшей зелёной травкой, изредка посматривая за бегущими впереди собаками и разговаривали.
Сергей рассказывал про интересную учёбу на биофаке, а Андрей, вновь вспоминал службу и приключения, которыми сопровождалась тогдашняя его жизнь...
По временам, они стреляли взлетающих с лесной заросшей дороги на одиночные деревья, на обочине, молоденьких рябчиков, а иногда, соревновались в меткости сбивая с веток, ни в чём не виноватых дроздов - рябинников, которых потом жарили на костре вместе со сбитыми рябчиками.
Может быть в том походе, впервые, с непреодолимой силой, Андрей почувствовал вкус свободы не ограниченной никакими обязательствами и или обязанностями. Они, шли вот так беззаботно куда - то вперёд по заросшей зелёной травкой дороге, окружённой светлым берёзово - осиновым лесом, направляясь в неведомые таёжные глухомани, и когда уставали и чувствовали голод, то останавливались в красивых местах, рядом с прохладными таёжными, родниково-чистыми ключами, разводили костёр, кипятили в закопчёенном котелке чай и закусывали, удобно устроившись полулёжа в зелёной ароматной травке, изредка посматривая на синее небо и радуясь теплу и чистоте золотого солнечного света.
Часто, на ходу, охваченные безудержной радостью здоровых, молодых тел, ощущением взрослости, независимости и свободы, они на два голоса запевали песни Высоцкого.
Пели разные песни, бывшие тогда на слуху: и сказки - притчи, баллады военного содержания, и туристические песни.
"В суету городов и в потоки машин. Возвращаемся мы... Просто некуда деться!!!" - голосили они в разнобой, и невольно начинали смеяться и подтрунивать друг над другом, понимая, что именно возвращения в "суету городов", после этого недолгого одиночества, свободы и отъединённости от людей, будет для них настоящей наградой!
А "уют" асфальтированных дорог и тротуаров, после этих чудесных ночёвок у костров и устало гудевших ног, после дневного двадцатикилометрового неспешного перехода, будет казаться им житейским чудом!
Охотники они были ещё совсем никакие и потому, не только не добыли чего - нибудь стоящего, но и видеть-то ничего не видели, потому что ещё не научились видеть - не научились этому сложному таёжному навыку. Правда, в одном месте, на крутом, прибрежном склоне, с замечательным видом на противоположный берег водохранилища, путешественники нашли большую нору и предположили, что она волчья.
В последний день путешествия, ночуя на берегу водохранилища, на замечательно красивом таёжном покосе, рядом с копной свежего душистого сена, уже засыпая, Андрей неподалеку, в заросшем распадке услышал сердитое рычание рыси и сказал об этом Сергею, который лёг под копной в окружении своих собак. Сергей несколько раз переспросил, точно ли это рысь, а потом, на всякий случай влез на копну и устроился рядом с Андреем.
Перед сном, зарывшись в тёплое душистое сено, Андрей неторопясь, рассказал Сергею случай, который произошёл с ним в армии.
- Дело было в конце зимы. В это время, у рысей начинается гон и они, по ночам, рявкают страшными, неземными голосами, призывая самок и оповещая соперников - самцов о своём присутствиии.
- На сопке, где мы служили, рысей было очень много, потому что в окружающем лесу, на луговых склонах паслись во множестве косули, которыми в основном и питались рыси, выслеживая их у водопоя или на кормёжке.
От капонира, где служил я и несли службу солдаты батареи управления, до казармы, куда вела гравийная утоптанная дорога, было метров двести.
В два часа ночи, после окончания вахты, дежурная смена несколько возвращалась по этой дороге в казарму и тогда, во время этого спуска, можно было услышать, как страшно близко кричат рыси в засыпанном снегом, лесу.
- Однажды, в тёмную безлунную ночь, я один вот так же спускался по дороге и услышав крик рыси, чуть ниже по склону, вспомнил лермонтовского Мцыри и решил схватиться с рысью в рукопашную.
Со мной был тяжёлый аккумуляторный фонарь, который я нёс в руке и которым можно было воспользоваться в качестве орудия самообороны. На мне была толстая, грубого сукна шинель с стёганным подкладом и я подумал, что с первого раза, в схватке, рысь своими когтями порвать её не сможет, а я могу её убить или тяжело ранить ударами этого фонаря, похожего на гирьку.
Ноги мои обуты были в разношенные кирзовые сапоги, а на голове была армейская суконная шапка с искуственным мехом, которую я, на всякий случай, завязал у подбородка, чтобы рысь не поранила мне лицо.
- Миновав поворот к казарме, я по заснеженной дороге спустился ещё ниже в густой лес и выключив фонарь, осторожно шагая и озираясь, стал приближаться к рыси, которая рявкала всё яростнее и злее с одного места, с заросшей кустарником обочины. Она конечно слышала мои шаги по дороге, а потом и увидела и поэтому сердилась, но уходить не собиралась!
Когда в полутьме, я приблизился к зверю на двадцать шагов, рысь стала кусать ветки кустарников, шуршала когтистыми лапами по снегу с перемерзшими палыми листьями и утробно ворчала, захлёбываясь яростью и раздражением.
Я её ещё не видел, но дорога здесь делала поворот и сразу за ним, я отлично слышал её передвижения и тем более клокотанье её свирепого рычания. В лесу было темно, но снег лежавший на земле отражал небесный свет и были видны закрайки дороги - дальше сплошной стеной стоял ле
На какое-то время я остановился, вокруг стояла зимняя таёжная тишина и только рысий вызывающий треск и ворчание в кустах, нарушало эту холодную тишину снежной ночной мглы!
Сергей, затаив дыхание лёжал на сене рядом с Андреем, и представляя как всё это было, взволнованно дышал.
- И тут я стал осторожничать - продолжил рассказ Андрей.
Я, начал то включать, то выключать фонарь, направляя его луч туда, где в кустах ворочалась раздражённая, гневливая рысь. Мой боевой пыл как - то угас и я подумал, что если рысь нападёт на меня, то я буду с ней сражаться, а если она отступит - то значит, так тому и быть! Рысь, шурша перемороженным снегом ещё минут десять топталась в кустах, а потом неслышно отступила...
- Честно говоря, я был рад, что не полез тогда в эти густые кусты, и возвратившись в казарму, с облегчением вздыхая разделся, залез в свою кровать и долго лежал с открытыми глазами, представляя сердитую рысь бредущую по снегу в тёмном дремучем лесу, а потом спокойно уснул, радуясь, что всё так удачно закончилось!
- Значит испугался? - с явной насмешкой в уже сонном голосе спросил Сергей, и Андрей зевнув ответил:
- Значит испугался. Зато я понял ощущения, которые испытал Мцыри в момент схватки со зверем, а это дорогого стоит.
Вскоре Анрей уснул, а Сергей ещё долго лежал ворочаясь, зарываясь в сено всё глубже, тревожно прислушиваясь к окружающей ночной, осенней тайге. Собаки спокойно дремали у подножия копны и потому молодой биолог, тоже вскоре уснул.
Наутро, проснувшись на восходе солнца, друзья развели большой костёр, поели и попили чаю, а потом, пошли вперёд, огибая большой залив, на противоположной стороне которого стояла туристическая база, где отдыхали в это время несколько сотен городских туристов.
Выйдя к турбазе уже к полудню, наши путешественники устроились вместе с собаками на берегу и дремали, изредка поглядывая на спокойное зеркало воды, в ожидании лодки отца Сергея.
Он вскоре появился и сидя на корме своей лодки, медленно плыл вдоль берега, выруливая подвесным мотором, высматривая ребят и сопровождавших их собак...
Андрей, уже не помнил, как они возвращались в город, но ощущение красоты природы и чувство необъятной свободы, охватившей его впервые в этом лесном походе, остались с ним на всю жизнь...