Аннотация: У каждого человека, бывают в жизни тяжёлые минуты. Но всё-так редко мы сознаем, что дальше жить не стоит!
Итоги.
"Жизнь вещь грубая. Ты вышел в долгий путь, - значит, где-то и поскользнешься, и получишь пинок, и упадешь, и устанешь, и воскликнешь "умереть бы!", и стало быть, солжешь". - Сенека
...Человек проснулся от шума дождя и дребезжанья, где-то на крыше, куска жести. Некоторое время он лежал и слушал это в темноте, потом, решившись вытянул руку из-под тонкого одеяла, включил настольную лампу, нашарил на столе, заваленном книгами и журналами пачку сигарет, зажал сигарету зубами, подтянулся-отжался на руках, выполз повыше на подушку опершись лопатками о стену.
Очистив уголок, пристроил рядом старенькую пепельницу-лебединое крыло из почерневшей штампованной бронзы, глубоко затянулся и испытывая первую тошноту долгого осеннего дня, выдохнул дым в чадную атмосферу холостяцкой комнаты. Не замечая, со смаком почесал затекший бок и чуть прикрыв рот с осклизлыми губами, стал чистить языком коричнево-черные у основания зубы, наверное уже в тысячный раз уставившись в темный угол потолка, в котором прочертила широкую полосу сырая плесень, появлявшаяся ежегодно в дожди после лета и непременно в этом углу...
...Выкурив сигарету Александр пошевелился, спустил ноги на холодный грязный пол, нащупал растоптанные тапки, сунул в них ноги и поднялся с дивана, который пронзительно скрипнул, прощаясь с человеческим телом.
Глянув поверх коротких шторок в окно, Александр подумал, что за ночь выпал снег; уж очень мрачно белел туманом воздух за стеклом и уж очень громко рычали моторы грузовиков на перекрестке внизу.
Подойдя ближе, он с облегчением увидел черно-блестящий сырой асфальт, пожухлую траву на газоне усыпанную желтыми листьями, крупно лиственные пышные деревья в парке, еще кое-где сохранившие зеленый цвет...
Он готов был перекреститься, ибо очень не любил зимы и снега. Эта нелюбовь родилась не так давно, но с каждым годом росла и готова была переродиться в страх...
Выйдя на кухню он зажег газ, налил и поставил на конфорку чайник, принял душ в "совмещенный ванной", побрился и подгоняемый негодующим шипением кипящего чайника, вернулся на кухню.
Чай пил долго, медленно жевал невкусный чёрствый хлеб и глядя на улицу думал о чем-то, кажется, ничего не замечая там, за окном.
Потом рассеянно глянул на будильник, спохватился, заспешил, накинул линялую куртку с протершимися швами на рукавах, бросил через плечо старую сумку из кожзаменителя с разъехавшимися молниями и открыл входную дверь...
Начался обычный рабочий день...
...Александр, ковыляя на плохо гнущихся ногах, испытывая боль в коленях, спустился с лестницы и отворив входные двери, вышел...
Сумрачное небо, мокрый асфальт, грязные лужи... "Черт!", - зло буркнул он и стал поднимать воротник куртки, пряча шею и уши от холодного ветра...
"Н-да - протянул он, обдумывая планы на сегодняшний день. - Придется идти на "Вернисаж"...
И въезжая в дневную колею, он заторопился, зашагал чуть прихрамывая через мокрый сквер. На воде пруда как обычно плавали утки-кряквы - селезни и уточки. Проходя мимо, он невольно заулыбался и стал думать, что вот кто живет по-настоящему, а что он сам, давным-давно раб службы и обстоятельств. А таким ли он был еще лет десять назад!?
...Трамвай долго не шел, а когда появился и "причалил" к остановке, толпа напирая и торопясь, внесла его внутрь, ничуть не заботясь о его, Александра настроении. "Идиотизм, - ныл он, сдавленный со всех сторон, - и здесь, как везде, самые бойкие теснят вежливых".
Вдобавок ко всему, от кого-то отвратительно пахнуло съеденным вчера чесноком. Его передернуло и вдруг захотелось гаркнуть, испугать эту шушеру спешащую и озабоченную какими-нибудь вздорными, пошлыми жизненными мелочами...
Сойдя с трамвая, он перешел на автобусную остановку и там долго ждал своего 206-го автобуса, замерз, опаздывал и настроение испортилось окончательно...
В автобусе в первую дверь набились неповоротливые, толстые старухи и пришлось на каждой остановке выходить, выпуская их, а потом, в последний момент влезать обратно; двери, со скрипом закрываясь, царапали спину торчащими из металла болтами...
Подойдя к "Вернисажу", он долго звонил снизу, потом не сдержавшись, стал стучать ногой в двери. Наконец открыл Серега и привычно чмокнув щекой, обсасывая больную десну, невнятно поздоровался. Внутри было полутемно, холодно и переодеваясь, он торопился, не попадая ногой в грязные рабочие штаны...
Согрелся и немного успокоился Александр только часам к одиннадцати, когда отдыхая от монотонной работы сели, попили горячего чаю и немного поболтали о политике. Его молодой напарник с интересом слушал, как яростно ругал всех Александр:
"Пока мы сами не будем ответственны за себя и своих близких, будет длиться этот бедлам, когда любой придурок заявляет нам о том, что хочет сделать нас счастливыми против нашего желания... А их заявления об ответственности перед народом, бред какой-то? Если он завалит продовольственную программу, то не сможем даже тысячу обманутых удовлетворить своими завтраками"!
Сережа слушал внимательно и понимающе кивал головой...
До часу в зале кафе, заваленном мусором, кипела работа, дребезжала дрель, стучал молоток, визжала пила-циркулярка...
На обед поехали в домовую кухню и там за приличные деньги съели безвкусный обед, отстояв длиннющую очередь в кассу и в окошко раздачи, вдыхая кухонную вонь.
"Они что, мясо переквасили?", - спрашивал себя Александр и старался жевать и глотать быстрее, заглушая отвращение...
Назад шли пешком и Серега рассказывал о службе в армии и о том, как на погранзаставе каждую осень свободные от службы пограничники собирали клюкву и бруснику для офицеров штаба округа. Александр слушая чертыхался и сокрушённо качал головой...
В четыре часа заглянули в соседнюю "кафешку" попить кофе и там слушали привычную матерную брань лихих подростков, не смущавшихся присутствия женщины - буфетчицы и посудомойки. Желваки на скулах Александра играли угрожающе, кулаки были сжаты и он почти не слышал того, о чем весело рассказывал ему Серега.
В пять часов стемнело, и до семи Александр едва дотянул. Он не устал, просто ему все опротивело и надоело и когда он ехал домой, то думал снова о своей рабской доле и вспоминал диких уток, которые наверное скоро улетят на юг.
Проходя в темноте мимо пруда, всматриваясь в темные отблески воды и не видя уток, он решил, что они улетели ночевать на морской залив - там просторнее и теплее...
Поднимаясь впотьмах по лестнице, Александр с раздражением думал, что теперь даже некому лампы ввернуть, а если жильцы молчат, то РЭУ никогда по своей инициативе не проверит, есть ли в подъездах свет...
Открыв разными ключами двойные двери, он запер внутреннюю, устало вздыхая сбросил башмаки, надел тапочки, вошел в туалет и долго сидел там поджав губы, разглядывая на стене, пузырящуюся шелухой краску...
"Надо бы плиткой оклеить... - в который уже раз подумал он и, поразмыслив, чертыхнулся - пропади всё пропадом - жизнь от этого лучше не станет".
На скорую руку приготовив яичницу с луком, он унес ее в комнату, сел и включил телевизор: по всем трем каналам шел какой-то дикий бред.
На "первой кнопке" несколько благообразных мужчин с гладкими лицами, усталыми умными голосами обсуждали проект очередной реформы.
На "второй" - выбирали "Мисс Прессы" и какие-то пошлые мальчики в просторных твидовых пиджаках, марьяжились с длинноногими полуголыми, разбитными девицами.
На третьем канале плохо накрашенная дикторша читала новости: "В Нагорном Карабахе звучат выстрелы, и вновь льется кровь невинных людей", - вещала она, тупо уставившись в объектив.
- Ну, покажи, покажи, а мы уж сами решим - что почем? - бормотал Александр, собирая корочкой хлеба капли вкусного жира на сковороде.
"Боже мой! - думал он унося сковороду на кухню и с яростью выключая по пути телевизор: - Это какой-то парад придурков! Похоже, что они все рехнулись!".
Поставив сковороду на плиту, он заметил, как от теплой еще конфорки врассыпную кинулись тараканы.
"Нет, - вяло констатировал он, - это не жизнь, а полный абзац..."
По привычке включил программу "Время" и уже ни на что не обращая внимания смотрел спортивные новости, погоду, телеинтервью, "Поле дураков" во главе с несравненным Владом, потом "Вид" с ведущим, демонстративно распивающим перед телеобъективом кофе; голос его почему-то очень напоминая трансляцию всех последних съездов КПСС.
Александр смотрел на этого лицедея в демократическом пуловере и думал, что некогда он олицетворял эпоху "застолья", а сейчас, странно преобразившись, в компании с бывшими комсомольскими плейбоями, изображает вполне ненатурально "новое телевидение".
Лег Александр в час ночи и конечно не смог заснуть: в голову лезли воспоминания о прошлом...
"Ну, почему это произошло со мной? Ведь меня любили прежде всего за мой спокойный нрав и незлобливость; а еще потому, что равнодушие защищало и выделяло меня из среды сверстников. И одиночество меня совсем не тяготило, хотя друзей всегда было предостаточно..."
Александр долго ворочался и когда понял, что не сможет заснуть, включил свет, закурил автоматически вдыхая табачный дым, смотрел на белеющее в полутьме перекрестье оконной рамы и думал, думал...
...Началось это незаметно...
Познакомил их его приятель Юра, работавший на биофаке то ли ассистентом, то ли лаборантом и вечно гуляющий в обществе студенток старших курсов.
Дело было на вечере в университете. Александр попал туда скорее всего по привычке: он не умел отказывать людям, которым был интересен и забрел по их просьбе на минутку.
Играл факультетский оркестр, работал буфет. Александр и танцевал неплохо, как впрочем и все, что он тогда делал. Поговорили о ее преподавателях; некоторых он знал коротко и это девушке льстило. В перерыве между танцами, общей компанией пошли в буфет, и там в толчее, он вдруг поймал на себе ее внимательный взгляд. Глаза она отвела, чуть покраснела и неловко, невпопад вмешалась в общую беседу...
В конце вечера стали расходиться, и выяснилось, что она едет на том же автобусе, что и он.
Конечно, он проводил ее, потом прошел две остановки пешком и заснул дома крепким сном, ни о чем не думая и не мечтая - мало ли у него было знакомых девушек...
"Я влюбилась в тебя сразу, как только увидела, - рассказывала она позже, - ты был сдержанный, доброжелательный, ироничный. И еще, мне показалось, что когда ты шутишь или даже смеешься, глаза у тебя грустные.
Я стала думать о тебе, искать встречи. Как-то мы пошли с Юрой обедать, и на обратном пути он предложил мне зайти к тебе на работу. Мы долго петляли по лестницам и коридорам университета и наконец спустились в полуподвал, к тебе в комнату..."
Александр прекрасно помнил этот день.
Сидели и разговаривали. Потом Юра многозначительно улыбаясь откланялся и ушел, а они еще долго болтали, а затем решили пойти в кино - она сказала, что ее лекции уже кончились.
После кино зашли в пельменную и съели по две порции пельменей со сметаной, при этом Александра поразило ее пристрастие к уксусу; ее губы выцвели и как бы побелели, а она смеялась и говорила, что с детства любит все острое.
Через две недели они были уже почти неразлучны и Сашины приятельницы начали его ревновать.
Боже мой! Была весна, ему было двадцать шесть и здоровье отменное...
Конечно и Рая потеряла голову. Каждый день приходила она в университетский корпус, в тот полуподвал и сидела допоздна; перезнакомилась со всеми сотрудниками кафедры. Когда он ее спрашивал как учеба, она бросала: "Все в порядке".
А болтали они много, но почти всегда говорил Александр, а она слушала. Он рассказывал о летних поездках "в поле", в глухомань таежную, говорил о жизни в палатке и ночевках у костра, об англо-американской поэзии, об Эллиоте и Иейтсе, о Фолкнере и Гамсуне, а она, казалось всей душой впитывала новое и завидовала его интересной, напряженной жизни...
Он же не терял головы и твердо взвешивал шансы на окончательный успех. Нет! Жениться он не собирался, но считал, что некоторое время можно и с ней пожить красиво.
Как-то Рая пришла к нему на работу под вечер грустная и долго сидела не откликаясь на его шутки. Позже выяснилось, что ее в последний раз строго предупредили за прогулы. (Конечно, вместо лекций она сидела у него на работе).
Александр шутя предложил ей выпить вина, она согласилась. В те времена проблем с алкоголем не было и у него, на случай прихода гостей, всегда было припасено несколько бутылок марочного.
Выпили, разговорились. Ее щеки покрыл румянец, глаза карие и большие, потемнели, а на виске проступила голубенькая пульсирующая жилка. Сидели они близко и когда Рая перекладывала ногу с одного колена на другое, юбка чуть приподнималась по бедрам вверх и тугой шёлк колготок, при этом чуть поскрипывал. Александр неожиданно быстро захмелел и его рука сама собой обняла ее за плечи, лица их сблизились, стали серьезными и она, доверчиво ответила на его страстный поцелуй...
Целовались долго, и, утратив ощущение времени и места он, вздрагивая и глубоко вздыхая, стал ее раздевать. Она тоже потеряла голову и словно во сне, жалобно повторяла: "Не надо, Саша, не надо!", - но сама придвигалась все ближе и чуть откинувшись, судорожно перебирала пальцами, обнимая его все крепче.
В комнате было холодно, и он не решился снимать все. Диван, укрытый старенькой ковровой дорожкой скрипел и колол бока выступающими пружинами, но им, потерявшим контроль над собой, было уже все равно.
"Погаси свет", - попросила она и Саша, щелкнув выключателем неловко, торопясь, на ощупь возвратился к дивану. Накрыв ее сверху своим жарким телом, он целовал волосы, губы, шею, а она, опьяненная ласками стала податливой, прижималась к нему все сильней, порывистей и лишь изредка приостанавливаясь, шептала: "Сашенька, больно... милый... мне больно...", - но еще крепче прижималась к нему всем телом.
Он изнемог от этой сладостной пытки, его тело содрогалось от крупной дрожи; истома заполняла его и казалось, что время остановилось...
...Александр заворочался на скрипучем диване, закурил очередную сигарету. Глаза его блестели сквозь полумрак; щеки, небритые, пересеченные длинными глубокими морщинами ввалились, изредка сквозь просвет губ показывались желтые зубы...
"Боже мой! -повторял он про себя, - неужели это было со мной? Почему я не смог удержаться в той жизни и скатился в эту?".
Он поднялся с дивана и, пройдя на кухню, шаркая подошвами тапочек, налил себе воды в кружку прямо из крана, большими глотками, захлебываясь выпил и вернулся в постель...
...Женились они через полгода, когда ему показалось однажды, что без нее, он не может прожить и дня. Она же, преодолев безумие первой влюбленности, вдруг поняла что Саша никакой не гений, а нормальный обычный человек.
К тому времени она стала обращать внимание на то, как на нее смотрят посторонние мужчины и почувствовала свою привлекательность. Это насторожило Сашу, но поделать с собой он ничего не мог.
Зажили молодой семьей у тещи и решили пока ребенка не заводить: Рае надо было окончить университет. Однако не убереглись. Пока гадали, решали с чего начать и куда обратиться, прошел месяц, два...
Саша предлагал оставить ребенка, но Рая и ее мама думали иначе. Аборт оказался запоздалым, тяжелым. Рая долго лежала в больнице, Саша носил ей передачи и прямо там, в приемной, они громко и зло ссорились. Потом зажили спокойнее, но года через три поняли, что детей у них не будет...
...Александр принял снотворное, но еще долго не мог успокоиться и перебирал в памяти особо обидные ее слова и поступки в той, минувшей совместной жизни.
Он до сих пор не мог забыть ее, хотя прошло уже почти десять лет с того дня, как она ушла...
Жили они трудно! Он, с бестолковостью человека, долго жившего под крылышком родителей по-прежнему пытался придерживаться дурацких полу романтических-полу философских принципов жития, которые в столкновении с реальностью не выдерживали, расползались на компромиссы и просто провалы и неудачи.
Она, долго пыталась объяснить ему, что мир создан для того чтобы черпать из него радость и счастье, успехи самореализации. Он сопротивлялся, говорил, что надо же кому-то быть честным, недеятельным, терпеливым...
Однако жизнь разворачивалась по-своему, вопреки его странной философии. Саша неожиданно для себя стал нервным и раздражительным, а Рая вдруг поняла, что он скуп и занудлив сверх меры.
Он иногда говорил, что лучше есть щи и кашу, носить старенькие пиджаки, чем поставить свою подпись под чужой статьей или позволить кому-то подписаться под его. При этом, Саша часто цитировал Льва Толстого.
Со временем, как рассказывала Рая своим подружкам, ее муж стал в неудачах винить кого угодно, только не себя. "Вы представляете, - говорила она, - он винит во всем евреев, а когда я говорю, что подлинный интеллигент не может быть антисемитом, грубо отвечает: "Значит, я - не интеллигент"!
Несмотря на неудачи и срывы, он каждое лето ездил "в поле": то на Байкал, то в Монголию; изобрел и смастерил какой-то прибор и даже написал монографию о температуре придонных слоев воды, в глубоководных озерах...
У Раи между тем дела шли прекрасно. Она, несмотря на свое биологическое образование, перешла в мединститут и поработав там на кафедре, вскоре стала заведовать экспериментальной клиникой по лечению желудочных заболеваний. Врожденный такт и внешняя привлекательность сделали ее популярной в среде врачей, которые никогда не отличались хорошими манерами. Да и много ли надо знать и уметь симпатичной женщине?..
Они прожили вместе почти пятнадцать лет...
И вот в один прекрасный день она не пришла домой! И до этого бывало, что она на недельку-другую уходила к подругам, но для этого необходим был большой скандал дома и как минимум - битье посуды на кухне.
Саша ждал до двенадцати, а потом, кипя от возмущения стал звонить ее подружкам, с которыми он, благодаря своему тяжелому характеру совсем не ладил. Ему казалось, что подружки настраивают Раю против него, а так как он давно утратил чувство самоуважения, то, конечно верил и в это.
На самом же деле подругам жены он даже нравился: приветливый, вежливый, правда, усталый, но всегда добродушный. А он их всех терпеть не мог и едва сдерживался, чтобы не грубить...
У подруг Раи не было и они не знали, где она. Позвонил на работу: сказали, что Раиса Ивановна ушла вечером, часов в десять.
Александр обезумел, всю ночь не спал, обзвонил все отделения милиции и скорой помощи, но всюду отвечали: "Такая не поступала".
Утром, шатаясь от усталости и нервного переутомления, он принял снотворное и упал на кровать почти без чувств!
Друзей у него не было, а приятелей он не хотел беспокоить - за пятнадцать лет брака он стал одиночкой, бирюком и неврастеником...
В час дня позвонила Раина мама, с которой он не поддерживал никаких отношений и сказала мстительным голосом, что Рая жива-здорова, но домой больше не вернется и просит ее не тревожить розысками и уговорами...
Позже Александр узнал как было дело.
Рая сидела в своем кабинете, когда к ней с прощальным визитом и огромным букетом роз пришел один из пациентов их клиники - капитан первого ранга Вячеслав Щербаков.
Втайне, холостяк-капитан был давно влюблен в Раису Ивановну и между ними установились приятельские отношения, когда Щербаков не скрывая, вздыхал и томился, а Рая кокетничала в свое удовольствие...
В их разговорах, словно случайно коснулись семейных проблем, и, зная, что капитан холост, Рая стала жаловаться, на ворчание мужа, его скаредность и занудство. Это можно делать, а это нельзя; это можно говорить, а это нет.
В этот раз, Рая незаметно увлеклась, почувствовала себя обиженной, сказала, что не пойдет домой - там такая скука.
"Иногда так хочется выпить, чтобы обо всем этом забыть", - добавила она без аффектации, как это принято у медиков. Вячеслав тут же достал из дипломата бутылку "Алазанской долины". Рая закрыла дверь на ключ, из холодильника в кабинете достала шпроты, бутерброды, фрукты...
Сидели долго, говорили обо всем...
Дело кончилось тем, что капитан первого ранга, там же, в кабинете, сделал Рае предложение и она, ослепленная негодованием и предвкушением чего-то по-настоящему романтического, согласилась...
И капитан умчал ее на такси к себе в трехкомнатную, обставленную финской мебелью квартиру. Недаром умные люди говорят, что женщин толкает на рискованные шаги желание новизны...
...Александр принял снотворное, но еще долго не мог успокоиться и перебирал в памяти особо обидные ее слова и поступки в той, минувшей совместной жизни.
Он до сих пор не мог забыть ее, хотя прошло уже почти десять лет с того дня, как она ушла...
Жили они трудно! Он, с бестолковостью человека, долго жившего под крылышком родителей по-прежнему пытался придерживаться дурацких полу романтических-полу философских принципов жития, которые в столкновении с реальностью не выдерживали, расползались на компромиссы и просто провалы и неудачи.
Она, долго пыталась объяснить ему, что мир создан для того чтобы черпать из него радость и счастье, успехи самореализации. Он сопротивлялся, говорил, что надо же кому-то быть честным, недеятельным, терпеливым...
Однако жизнь разворачивалась по-своему, вопреки его странной философии. Саша неожиданно для себя стал нервным и раздражительным, а Рая вдруг поняла, что он скуп и занудлив сверх меры.
Он иногда говорил, что лучше есть щи и кашу, носить старенькие пиджаки, чем поставить свою подпись под чужой статьей или позволить кому-то подписаться под его. При этом, Саша часто цитировал Льва Толстого.
Со временем, как рассказывала Рая своим подружкам, ее муж стал в неудачах винить кого угодно, только не себя. "Вы представляете, - говорила она, - он винит во всем евреев, а когда я говорю, что подлинный интеллигент не может быть антисемитом, грубо отвечает: "Значит, я - не интеллигент"!
Несмотря на неудачи и срывы, он каждое лето ездил "в поле": то на Байкал, то в Монголию; изобрел и смастерил какой-то прибор и даже написал монографию о температуре придонных слоев воды, в глубоководных озерах...
У Раи между тем дела шли прекрасно. Она, несмотря на свое биологическое образование, перешла в мединститут и поработав там на кафедре, вскоре стала заведовать экспериментальной клиникой по лечению желудочных заболеваний. Врожденный такт и внешняя привлекательность сделали ее популярной в среде врачей, которые никогда не отличались хорошими манерами. Да и много ли надо знать и уметь симпатичной женщине?..
Они прожили вместе почти пятнадцать лет...
И вот в один прекрасный день она не пришла домой! И до этого бывало, что она на недельку-другую уходила к подругам, но для этого необходим был большой скандал дома и как минимум - битье посуды на кухне.
Саша ждал до двенадцати, а потом, кипя от возмущения стал звонить ее подружкам, с которыми он, благодаря своему тяжелому характеру совсем не ладил. Ему казалось, что подружки настраивают Раю против него, а так как он давно утратил чувство самоуважения, то, конечно верил и в это.
На самом же деле подругам жены он даже нравился: приветливый, вежливый, правда, усталый, но всегда добродушный. А он их всех терпеть не мог и едва сдерживался, чтобы не грубить...
У подруг Раи не было и они не знали, где она. Позвонил на работу: сказали, что Раиса Ивановна ушла вечером, часов в десять.
Александр обезумел, всю ночь не спал, обзвонил все отделения милиции и скорой помощи, но всюду отвечали: "Такая не поступала".
Утром, шатаясь от усталости и нервного переутомления, он принял снотворное и упал на кровать почти без чувств!
Друзей у него не было, а приятелей он не хотел беспокоить - за пятнадцать лет брака он стал одиночкой, бирюком и неврастеником...
В час дня позвонила Раина мама, с которой он не поддерживал никаких отношений и сказала мстительным голосом, что Рая жива-здорова, но домой больше не вернется и просит ее не тревожить розысками и уговорами...
Позже Александр узнал как было дело.
Рая сидела в своем кабинете, когда к ней с прощальным визитом и огромным букетом роз пришел один из пациентов их клиники - капитан первого ранга Вячеслав Щербаков.
Втайне, холостяк-капитан был давно влюблен в Раису Ивановну и между ними установились приятельские отношения, когда Щербаков не скрывая, вздыхал и томился, а Рая кокетничала в свое удовольствие...
В их разговорах, словно случайно коснулись семейных проблем, и, зная, что капитан холост, Рая стала жаловаться, на ворчание мужа, его скаредность и занудство. Это можно делать, а это нельзя; это можно говорить, а это нет.
В этот раз, Рая незаметно увлеклась, почувствовала себя обиженной, сказала, что не пойдет домой - там такая скука.
"Иногда так хочется выпить, чтобы обо всем этом забыть", - добавила она без аффектации, как это принято у медиков. Вячеслав тут же достал из дипломата бутылку "Алазанской долины". Рая закрыла дверь на ключ, из холодильника в кабинете достала шпроты, бутерброды, фрукты...
Сидели долго, говорили обо всем...
Дело кончилось тем, что капитан первого ранга, там же, в кабинете, сделал Рае предложение и она, ослепленная негодованием и предвкушением чего-то по-настоящему романтического, согласилась...
И капитан умчал ее на такси к себе в трехкомнатную, обставленную финской мебелью квартиру. Недаром умные люди говорят, что женщин толкает на рискованные шаги желание новизны...
Когда Александр узнал, что Рая от него ушла к другому, он внутренне содрогнулся и подумал, что это - расплата за все те компромиссы и уступки, которые он делал ей, вопреки чувству собственного достоинства. Сердце его болело горькой обидой и ощущение бессмыслицы всего происходящего в этой жизни, перешло в истерическое упрямство...
Он запил надолго и скандально, уехав "в поле" завалил всю работу лаборатории и вдобавок подрался с профсоюзным босом Дрейфусом, который вдруг вздумал ему выговаривать и учить приятному обхождению. Скандал замяли, но Александр с работы уволился и, проболтавшись полгода в безработных, устроился в интерьерную фирму.
Руки у него всегда были умелыми, и там он вполне прижился. Заработки были приличными, родительскую квартиру в центре, которые к тому времени уже умерли, он разменял и поселился в этой, однокомнатной. От новых сослуживцев и приятелей прошлое скрывал, пить почти перестал и увлёкся рыбалкой...
Все эти подробности Александр перебирал в помутившемся от бессонницы сознании и чутким, нервным сном заснул только под утро...
Его разбудило раздражающее, оголтелое верещание будильника. Прихлопнув кнопку со всего размаху левой рукой, он перевернулся на правый бок и попытался еще подремать. Но бесполезно!
Чертыхаясь, постанывая, ощущая неприятную тяжесть в груди и начинающуюся в теле простуду он открыл глаза, глянул в окно на мутно сереющее, безрадостное утро и с отчаянием простонал: "Боже! Сколько же еще это будет продолжаться?!"
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal/ Е-майл: russianalbion@narod.ru