Аннотация: Роман в диалогах рассказывает о времени существования Боевой Организации эсеров, которая занималась террором по отношению у царским властям.
Роман в диалогах.
Вместо предисловия:
Роман в диалогах, хорош тем, что читатель следит за текстом, а антураж может и должен придумавать или представлять сам!
...На сцену выходит актёр в чёрном и читает эпиграф из Лермонтова:
Настанет год, России чёрный год,
Когда царей корона упадёт;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь
И пищей многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жён,
Низвергнутый не защитит закон
...Сцена в Нескучном дворце. Великий князь Сергей Александрович ходит по комнате...
Сергей - Не понимаю! Говорят, что в Питере баррикады!
А я всегда говорил, что этот народ нужно больше сечь, а если понадобится, то и вешать, пока не водворится порядок...
Входит Элла - Елизавета Феодоровна, жена князя...
Элла - Добрый день, Серёжа!
Сергей - Какой уж добрый! Вы слышали, что происходит в столице. Чернь бунтует, хотели пробиться ко дворцу Ники, но их разогнали войска. Говорят, какой то молодой попик вёл народ к Зимнему дворцу...Я вне себя!..
Элла - Успокойтесь Серёжа. Ведь в Москве, этого пока нет...
Сергей - Вот именно пока. Но только потому, что действует закон. И пусть они, эти агитаторы, не надеются на мою мягкость. Я вызову войска и тогда... тогда... Вот вчера, тоже, встретил солдата в расстёгнутом мундире и приказал высечь его, посадить на гауптвахту и держать его в карцере пока прощения не попросит. И я знаю, что я прав!.. Теперь ему будет неповадно и другие запомнят... Дисциплина прежде всего!
Садятся за стол и горничная вносит чай. Пьют чай...
Сергей - Как Маша с Дмитрием?.. Вы слышали, их отец просится у императора в Россию. Но Его Величество, вновь запретил ему и позволяет приезжать только на несколько дней, изредка и без этой, его новой жены...
Элла - Бедный Павел! Я ему сочувствую, но понимаю, что после женитьбы на разведённой, он должен отказаться от всех прав члена царской фамилии и жить инкогнито. Но согласитесь, что закон непомерно жесток...
Сергей недослушав - Я ему всегда говорил - если хочешь любить, то живи с этой Пистолькорс как с любовницей, как жили короли Франции со своими фаворитками. Но зачем же жениться. Ведь Маша и Дмитрий - его дети. Их надо растить, воспитывать... Нельзя же так нюни распускать... Люблю! Люблю!.. Заладил как гимназист...
Элла - Маша растёт очень экзальтированной девушкой. Эти неприятности с её оцом отразились на её характере...
Сергей - А мне она нравится. Такая красотка... Я только не люблю, когда они не слушаются и пытаются что-то делать по-своему...
Пауза. Пьют чай.
Сергей - Я хочу вас огорчить дорогая. Нам придётся покинуть этот дворец.
Элла - Но Серёжа! Мы ведь только недавно в него переехали...
Сергей - Я сейчас всё объясню... Нам вновь надо переехать в Кремль. Вчера московский полицмейстер доложил мне, что эсеры - террористы, которые год назад убили министра Плеве, пообещали убить и меня, если я предприму что - нибудь решительное по отношению к намечающимся студенческим шествиям...
А я, безусловно, разгоню любую демонстрацию, направленную против власти и порядка!
Элла - А нельзя Сергей, как-то миром решить всё. Ведь это...
Сергей, перебивает - Ты ничего не понимаешь в русских делах. Это ведь не Германия, а тем более не Англия. Русский народ надо крепко держать в узде, а если понадобится, то и наказывать... Жестоко наказывать... И чем жесточе тем лучше.
Мой дед, царь Николай, в двадцать пятом году разогнал бунтарей, а пятерых из них повесил. Остальных же разослал по тюрьмам и на каторгу. Так после, почти шестьдесят лет все молчали, молились и работали на благо России...Ты ведь знаешь, что чернь понимает только язык наказаний...
Элла - Но ведь Иисус говорил...
Сергей, перебивает - Иисус Христос тут не причём. Он ведь сказал в своё время: "Кесарево - Кесарю, а Божье - Богу"...
Элла - Однако, Бог говорил о Любви...
Сергей, продолжает говорить, не слушая жену - О, как я понимаю императора! Ему трудно управлять без войск. А кругом все словно с ума посходили, требуют какой то парламент и эту дурацкую конституцию... Будто Россией сможет управлять какой - то парламент. Я совершенно уверен, что монархия - единственная приемлемая форма власти для России и её народа... А тут ещё неудачи в войне с этими япошками. Эти макаки упорны, коварны и фанатичны. Хотят помешать нам захватить Корею и Манджурию. Говорят, что император хотел бы со временем присоединить к России и Тибет. Нам туда легче прийти, чем англичанам через Гималаи...
И потом, если бы не эти волнения в Санкт - Петербурге, то и война быть может уже закончилась победой...
Элла - Сергей! Я хочу в начале февраля, провести благотворительный вечер в Большом театре и собранные деньги отдать в Красный Крест. Ты ведь знаешь - я патронесса этой организации... А Красный крест пустит эти собранные средства на закупку медикаментов для военных госпиталей...
Сергей - Хорошо! Я распоряжусь... А кто будет выступать?
Элла - Будет много известных актёров. Будет сам Шаляпин...
Сергей - Я его знаю. Он любит петь там, где собираются высшие чины...(Смеётся) Тщеславен, говорят, и деньги любит... Он ведь из мещан?..
Элла - Ну зачем вы так. Он действительно знаменит на всю Россию... И я хочу взять с собой Машу и Дмитрия...
Сергей - Хорошо, хорошо... Я не возражаю. И сам с вами поеду. Говорят у этого Шаляпина такая фигура! (Встаёт, собирается уходить) Ах, да! Ты не забыла, что мы переезжаем. И завтра же. Собери всё сегодня...
И до свиданья...
У нас сегодня вечеринка в Английском клубе. Я буду поздно...(Уходит)
Элла встаёт из за стола, подходит к рампе и произносит со вздохом - Опять одна...Всегда одна...(Уходит)
Занавес...
Трактир. За перегородкой сидят Борис Савинков и Евно Азеф.
Азеф - Давай Борис, выпьем на брудершафт. Мы имеем на это право!
Савинков - Я думаю Валентин, это просто необходимо сделать. Наша совместная работа заставляет нас быть более чем близкими людьми. Может быть даже более близкими, чем братья...
Пьют на брудершафт.
Азеф - Я ведь учился в Германии, в Карлсруэ. Там бурши - студенты, после дуэли, обычно пили на брудершафт со своими противниками. Лица изрезанные, а скалятся, довольны, что они смельчаки и крови не боятся... Их бы в Россию, да в Боевую Организацию. Вот где проверка для настоящего человека чести.
Савинков - Я думаю, когда Ницше писал о "белокурой бестии", то он и представить себе не мог, что его идея может воплотиться в России... Давай Валентин, выпьем за это (Чокаются и выпивают)
Азеф - А теперь к делу. Ты говорил мне, что сбор данных по выездам закончен, и что можно приступать... Маршруты и очерёдность поездок определены?
Савинков - Да, и я хочу, чтобы ребята ещё недельки две посмотрели за Сергеем, а потом и дату назначим...
Азеф - Ты знаешь, меня общепартийные дела зовут в Женеву, так что мне надо уехать. Вы без меня управитесь?..
Савинков - У нас уже всё готово, поэтому думаю что справимся...
Азеф - Ну и замечательно... А кто у вас первым номером пойдёт?
Савинков - Думаю что Поэт. Он очень просился, и я не могу ему в этот раз отказать. Он, пожалуй, лучше всех справляется с работой по наблюдению. Если бы я не знал его, то встретив с лотком уличного торговца, подумал бы, что он откуда - нибудь из деревни Тамбовской губернии...
Азеф - А мне он не нравится... Нет, нет... Не то слово... Он мне непонятен. Зачем он вступил в дело?
...Тихий, глаза в пол, а себе на уме... И уж очень он чувствителен... одним словом поэт. А боевиками могут быть только супермены, кремневые люди. Ты Борис сам понимаешь, как бывает трудно...
Савинков - Нет, Валентин!.. Я его с детства знаю. Волевой человек. И уже два раза арестовывался... (Наливает водки)
Он добрый. Я таких не встречал. О себе мало думает... Ну в смысле удобств, или там жестов уважения. Ему это не нужно...
Азеф, вполголоса - Вот это и странно...
Савинков продолжает, не услышав реплики Азефа - Но по убеждениям - борец.
Он почти как старовер. А точнее как протопоп Аваакум - если поверил во что, то уже не собъешь...
Азеф - Тебе виднее Борис, но я бы его к основной работе не допустил... Так, конечно, в смысле наблюдателя он подходит... И всё таки...
Азеф поднимает рюмку. С улыбкой - Ну, давай Веньямин, ещё по одной...
Азеф, выпивает, чавкая жуёт кусок колбасы и продолжает - Я, как себе представляю члена Боевой Организации?.. Это ведь как рыцарь без страха и упрёка. Только дело, только боевая работа... Для боевика всё в жизни, кроме боевого дела - суета: и любовь, и женщины, и семья. Это всё значимо для других. Мы же, как смертники - за нами опасность по пятам ходит. Поэтому, те, кто брошюрки возит и листовки печатает, для меня партийцы второго сорта...
Савинков, смотрит в окно, а потом вскакивает... - Валентин. Мне кажется, за нами следят! (Достаёт пистолет. Проверяет патроны)
Азеф, спокойно - Да вроде бы не должны. Я проверился, когда шёл сюда. Хвоста не было...(Поднимается, подходит к окну и выглядывает на улицу из-за занавески)
Савинков - Да и я тоже проверился... (Глубоко вздыхает) Похоже, они кого-то с улицы ждут... Ага... Двинулись внутрь, за этим господинчиком... И похоже я его знаю... Это адвокат Меерсон...
Садится, наливает водки - Надо будет предупредить местных партийцев.
Азеф тоже садится - Так я продолжу... Но, давай прежде ещё по одной... Так редко мы видимся. Сидишь, сидишь в номере, как медведь в берлоге...
Савинков - Это верно. Последнее время у меня от курева голова стала болеть и кашель... Спать плохо стал...
Словно забыв, что перебивает монолог Азефа - Я ведь тоже последнее время много думаю, зачем и почему мы это делаем... Посмотришь на этих аристократических щёголей - великих князей - и тошнить начинает. Какие они все лгуны и лицемеры. Руки бы на улице не подал, а ведь они власть. Могут приказать повесить и повесят...
Особенно неприятен этот князь Сергей. Сущий развратник... А ведь сколько народу погубил. Хотя бы на Ходынском поле, когда он на коронации нынешнего царя такую давку "организовал"...
И ещё трупы все убрать не успели, а он уже кадрили отплясывал на званом ужине по случаю коронации... И вот, иногда, уже под утро, после бессонной ночи думаю: "Ведь кто-то их, таких как этот Сергей, должен рано или поздно остановить, заставить покаяться и уйти. И сам себе на этот вопрос отвечаю: Если не мы, то кто?"
И ещё я понял, что для работы в терроре нужны особые люди... С виду, конечно, они как все... Но в душе?! Они же берут на себя право решать - жить человеку или нет... Конечно, есть партия, есть ЦК. И всё-таки...
Азеф - Вот и я говорю! Что бы они краснобаи в ЦК без нас делали? Рефераты бы читали в рабочих клубах. А их бы как тараканов полиция переловила и передавила... А сегодня любой полицейский или гражданский чин крепко подумает, прежде чем жестокий приказ отдавать. Своей работой мы всех революционеров поддерживаем. Сейчас, говорят, даже малограмотный тюремный надзиратель и тот понимает, что от БО не уйти, если не так себя поведёт. Ведь на терроре всё держится. Если бы не Боевая Организация, то давно бы всех по тюрьмам замучили...
Савинков - И все-таки, трудно так жить. И товарищей жаль, кто на каторге, а кто и на виселицу пошёл... Иногда я сам себе говорю - надо мстить за погибших и быть беспощадным. Вот провокатора Татарова убили. Говорят, до последнего врал, запирался. А ведь я его знал - с виду нормальный, положительный человек. В тюрьмах сидел...
Азеф - А я знаю, что и на членов БО подмётные письма приходят. Говорят и на меня, что-то в ЦК прислали...
Савинков - Я думаю, что это в Охранке, Рачковский, провокации разводит. Очень уж он усердствует. Тут надо быть внимательным. Они, сыщики, если захотят кого очернить, то могут кем-то и пожертвовать из своих осведомителей, чтобы дезинформацию прикрыть... Может быть, мы Рачковским займёмся, после Великого Князя...
Азеф - Надо подумать...
Савинков - Рачковский такой хитрый лис, что может белое за чёрное выдать и не смутиться...
Азеф - Вот и я так же думаю. Эти письма - грязь и провокация...
Ну давай Веньямин, ещё по рюмочке и будем расходиться.. (Чокаются и выпивают)
Савинков - Я выйду первым гляну, а потом уже и ты Валентин... Ну прощай.
О встрече, как обычно договоримся... (Обнимаются)
Азеф - Прощай...
Уходят. Вначале Савинков, потом Азеф...
Занавес...
Савинков и Каляев в трактире. Играет фисгармония. Голос поёт: "Уй - ми - и - тесь волне - е - ния стра - а - сти...".
Савинков, наливает себе водки - А ты Янек выпьешь?
Каляев - Нет, Боря. Я лучше чайку с сахарком в прикуску, как извозчики пьют по вечерам, на постоялом дворе... Привык, да и от водки меня тошнит...
Савинков - А я вот, всё больше пью. Думаю, надо бы кончать это, а как в город из своей " норы" вырвусь, так не могу сдержаться... Тошно всё. Кругом людей-то нет...Рыла какие-то. Ведь когда человека близко не знаешь, то он и неинтересен...
Каляев - Ну это ты зря, Боря. От нервов всё это. Ведь люди-то не виноваты, что их заставляют жить как скотов...
Тут, если по-христиански, то никто и не виноват. Тем и страшна жизнь. Большинство живут так, как давно устроилось: "Одни едут, а другие везут, и деньги во главе угла!.." Я об этом часто думаю...
Но иногда понимаю, что ведь кто-то есть, кто этим всем заправляет. Бога в этом винить грех. Христос прежде ведь другому учил. Это всё люди извратили... Вроде и церквей сорок - сороков и попов больше чем учителей, а вот по-христиански люди не живут
Савинков, выпивает ещё рюмку - А я тебе скажу, Янек, что и не жили никогда...
Каляев - Может быть, ты преувеличиваешь Боря. Ведь в Древнем Риме христианские общины по братски жили... Я знаю - это потому, что любили друг друга. Только на любви настоящую жизнь выстроить можно...
Вот я и думаю... Как свергнем царя, так всё переменится. Не сразу конечно, но будут люди в уважении и понимании друг друга жить... Жаль, что нас к тому времени не будет. Очень хотелось бы, хоть немного на такую жизнь полюбоваться...
Савинков - Эх, Янек... Ты мечтатель, поэт. Тебе жить легче...
Каляев - Да нет же Боря... Не я один такой. Вон Созонов из Сибири пишет... Говорит, что если бы была возможность, то снова всё бы повторил. И убил бы Плеве, и на каторгу бы пошёл... Говорит, что такого братства, как у нас нигде не встречал... А представь, что все люди вдруг так заживут!..
Савинков - А со мной, что-то странное происходит. Только возьмусь Евангелия читать, так из рук выпадает. Все эти призыва Христа, на нашу жизнь не похожи...(Выпивает ещё рюмку.) А вот Апокалипсис, мне почему то нравится... Помнишь, как там: "И впереди три всадника... Первый конь бледный скачет, а на нём всадник с мерою в руках..." Вот мы и есть этот всадник. Всё надо самим, на всё надо решиться самому... Кого в Ад, а кого в Рай...
Каляев - Меня это тоже волнует. Ведь Иисус-то говорил: - Не убий!.. А как вспомню этого убийцу и развратника - Великого Князя, так сразу и понимаю: Если не мы, то кто?.. И всё таки страшно. Даже в такой гадине как князь Сергей, ведь сердце то и облик - человеческие!.. А в Библии говорится, что человек создан по образу и подобию...
Савинков - Тут я тебе ничем не могу помочь... Попробуй читать Апокалипсис. Мне кажется, что Апокалипсис был написан чтобы напугать тех, кто первохристиан сжигал на кострах и бросал к диким зверям на съедение. И потом, я думаю, что Бог Ветхого Завета уже не один раз террор против развращённых человеков устраивал. Тот же Всемирный потоп, или Содом и Гоморра... Тут, против "не убий" возражения есть прямые...
Каляев - И всё - таки... Я во сне видел, что бросаю бомбу в карету, а там оказался не великий князь, а семья мещан. Проснулся от этого кошмара весь в поту... Не дай Бог! Грех был бы непереносимый для меня, если бы вместо этой Гадины другого человека убил... Потом понял, что это сон был и перекрестился...
Савинков - Говорят, что дети безгрешные, сразу к престолу попадают. А меня то, меня то уж точно черти ждут и сковородку уже раскалили...(Грустно смеётся) Ну, ничего... Поживём ещё... Ведь если вдуматься, то и наше одиночество и опасности - это призвание судьбы... Не может долго российская жизнь в такой скверне проходить...
Входит половой - Ещё чего изволите, барин?..
Савинков - ступай, ступай. У нас всё есть...(Половой уходит) Ты посмотри на него, Янек! Сама угодливость... А попадись я ему в тёмном углу, да имей он право, он бы меня никак не пощадил. А вот для таких мы свободу отвоевываем, террором занимаемся, для них и живём и таимся как звери...
Каляев - Ну зачем ты так. Ведь он не виноват, что его мальчишкой из деревни в город отдали, и поселили у родственника, который на кухне в этом трактире работал. И сам он наверняка начинал с посудомоя. Вот теперь карьеру сделал, в чистом ходит... Но ведь ты видишь его только с этой стороны... Ты ведь для него барин - а значит потаённый враг... То что он о тебе думает, он ведь тебе не скажет. А думает-то, наверное, не очень хорошо. А всё равно, если узнает, что мы бомбисты, то сразу в полицию доложит. Привычка - с...
Савинков - Да, да... Я людей совсем не знаю. Что там, в массах делается, о чём крестьяне русские думают - это для меня загадка. Да и как мне это знать...
Тут от одиночества, да скрытной жизни волком выть хочется... А эсдеки призывают идти на фабрики и заводы, народ пропагандировать. У них и газетка есть - "Искра" называется...
Хотя для меня это всё сладкая водичка, для мечтателей. Только террором можно чего нибудь от властей добиться. А эсдеки, нашими жертвами питаются...
Каляев - Придёт время, может быть жизнь заставит и нашу партию снова в народ пойти. Только это уже будет другой народ... Я когда на постоялом дворе жил, много мужицких разговоров о земле и воле слышал. И радовался, что после каждого теракта, разговоры эти смелее становятся... И я думаю, что не зря, товарищи наши погибают. Что люди постепенно освобождаются от гипноза монархии... Простые люди после убийства каждой значительной чиновной особы начинают понимать, что и эти царские прислужники, которые в золоте ходят и на золоте едят, тоже могут ответить за неправду и нашу серую российскую жизнь.
Савинков - А я бы, Янек, не смог бы, вот как ты на постоялом дворе прожить.
Я чувствую, как люди с каждым годом становятся мне всё более неприятны... Одному конечно тоскливо бывает, но зато никому не надо натянуто улыбаться, ни с кем из вежливости глупо болтать не надо... Я всё чаще Пушкина вспоминаю : "Кто жил и мыслил, тот не может, в душе не презирать людей..."
Каляев - Ну что ты Боря. Ведь так и с ума сойти можно. Я вот как вспомню, что после нас революция будет и народ землю и власть получит, так на душе сразу светлеет, понятнее становится, почему мы таким злым делом занимаемся... Мне кажется, тебе бы надо и пить и курить бросить, а то...
Савинков - Янек, Янек! Я ведь и сам об этом думаю. Но как только из своего одинокого угла вылезу, так начинает меня отвращение от жизни мучить. Вот, чтобы отогнать его, я и начинаю водочку пить. А как становишься пьян, так вроде и мир вокруг мягчеет. Жить легче становится. Водка - ведь это лекарство от жизни (Грустно смеётся)... Вот как революцию сделаем, тогда в деревню уеду, сад разведу и буду по русским лесам и полям бродить...
А за границей и того хуже. Всё чужое - все чужие... С товарищами встретишься и как тут не выпить, Россию вспомнить. А как выпьешь, так и разговоры начинаются наши, русские, о смысле жизни (Смотрит на часы) А ведь нам Янек пора уходить. Мне сегодня ещё в динамитную мастерскую надо заглянуть. А перед тем по городу побегать, провериться, нет ли хвоста... А потом ещё с Валентином встречаемся.
Каляев - Ты Боря осторожнее с ним. Он мне не нравится. Какой-то он сильно равнодушный и уверенный в себе... В террор будто на работу в канцелярию ходит... А глаза? Глаза у него злые, как у кота, которого внезапно с тёплой печи скинули...
Савинков - Ну и зря Янек. Он отличный работник. В отличии от нас о Боге совсем не думает... Всё больше об электричестве... Он и служит в электрической компании... Вполне современный человек... Ну прощай друг! (Обнимает Каляева) Мы теперь с тобой, только перед самым... делом встретимся. Я тебе "товар" передам днём, в самый канун... Ты глянь в окно, как я выйду, нет ли шпиков. А потом и сам уходи... Прощай... (Быстро уходит)
Каляев смотрит в окно и потом тоже уходит...
Занавес.
Рачковский, шеф царской Охранки, на конспиративной квартире. Ходит, курит папиросу. Разговаривает сам с собой...
- Азеф сегодня, конечно будет крутить и вертеться. Ведь как-то он должен объяснить, что получая такие немалые деньги, какие я сам получаю, он не предупредил нас об убийстве Плеве. Он хотя и был за границей в это время, но... С ним надо держать ухо востро... (Стук в двери.)
Азеф, входит - Могу я видеть господина...
Рачковский - Вы Евгений Филиппович, можете не беспокоится... Мы одни...
Азеф - Вы Пётр Иванович, думаете, что я излишне беспокоюсь...
Рачковский - Ну конечно, дорогой. Я ведь сам эту квартиру выбирал для встреч с вами...
Азеф, перебивает - А вы знаете Пётр Иванович, что член петербургского комитета партии эсеров, господин Ростовцев, адвокат, получил анонимное письмо, в котором, информированный источник сообщает ему, что в партии есть два крупных шпиона - провокатора. Один - некто Татаров. Вы его тоже знаете. А второй - инженер Азиев, то есть я...
Рачковский, всплёскивает руками - Не может быть, Евгений Филипович! Я прикажу расследовать. Я доложу министру. Это какое то недоразумение!
Азеф - Это для вас недоразумение... А для меня это смерть! Вы знаете, что делает БО с предателями? Вы хотите, чтобы человека, который по вашему мнению получает так много денег, зарезали как свинью в тёмном углу тёмной ночью?
Рачковский - Ну, Евгений Филиппович! Я постараюсь сделать всё, чтобы исправить ситуацию. Это пятно на всю нашу службу... И всё - таки... Как вы вышли из положения?..
Азеф - Ростовцев, слава Богу, мне первому показал это письмо, как члену ЦК партии...
Ну, я его огорошил, что Татарова я знаю, а что инженер Азиев - это, наверное, я...
Наливает себе чаю и медленно делает несколько глотков...
Рачковский - Ну не томите. Что дальше то было?..
Азеф - Я встречался с товарищами и рассказал им содержание письма. Товарищи решили, что это ваша провокация... Чтобы меня устранить с поста главы Боевой Организации вы, то есть Третье отделение, решили пожертвовать Татаровым... Конечно я был оправдан в их глазах, и всё же...
Рачковский - Да что вы говорите? Бог с вами! Я ни сном, ни духом! Я поражён этой новостью не меньше вашего!
Азеф - Уверяю вас, что меньше... Представьте, чего мне это стоило. Хорошо ещё, что после убийства этого антисемита, Плеве, у меня репутация в партии как никогда твёрдая...
Рачковский - Кстати, Евгений Филиппович, нам надо поговорить об этом покушении. Как так получилось. Что БО убила Плеве. Новый министр рвёт и мечет. Хочет вас арестовать и допросить!
Азеф - Ну вот, я и здесь виноват! Но я же вам объяснял, что я руковожу только центральным ядром БО. На местах есть летучие группы, которые действуют самостоятельно... Одна из этих групп и осуществила теракт и министр был убит... И потом, я вас предупреждал тогда, что эти еврейские погромы на Юге, в которых и министр был замешан, я не одобряю... категорически! Они, эти погромы, вызывают ответные удары. И тут я ничего не могу поделать. А может быть и не хочу... Не забывайте, что я тоже еврей!..
Рачковский - И всё - таки...
Азеф, не слушая Рачковского - Вы объясните там, наверху, что я, благодаря предателю в рядах высоких полицейских чинов, сегодня на подозрении. Я не могу расспрашивать товарищей, без того чтобы не вызвать недоверия, кто и как готовит или готовил тот или иной теракт... Я даже вас вряд ли смогу теперь защитить, если кто в обход меня задумает расправиться с вами... Вы уж извините...
Рачковский, побледнев - Ну обо мне вы можете не беспокоиться. У меня сейчас охрана есть... Но вам бы я настоятельно советовал уехать заграницу, пока я буду выяснять здесь по поводу утечки информации...
Азеф - Да, пожалуй. Мне надо отдохнуть. Я устал от этого постоянного напряжения. Вначале это была опасность быть раскрытым и убитым в партии - сейчас эта опасность уже напрямик от полиции исходит... Мне надо скрыться и немного расслабиться... А потом, я вновь смогу быть полезен русскому правительству и вам лично Пётр Иванович...
Но если, что-нибудь случится, ну, например, какие - нибудь преследования евреев... От полиции... Тогда я боюсь... Вы же знаете, что в БО много евреев... Вы меня понимаете Петр Иванович?!
Рачковский - Ах, Евгений Филиппович. Я вас очень хорошо понимаю. И поэтому предлагаю вам уехать на время... А мы проведём внутренне расследование. Эти оборотни в погонах от нас не уйдут! А вы - уезжайте...
Азеф - Тут ещё щекотливый вопрос... Вы знаете Пётр Иванович, я тут поиздержался, и потом, чтобы жить за границей...
Рачковский - Я понимаю, о чём вы беспокоитесь, Евгений Филиппович... Вот вам деньги на поездку, а остальные, как обычно, вышлем вам на до востребования... Но я вас прошу... Министр требует активных действий и потому...
Азеф, допивает чай, берёт деньги со стола, пересчитывает их, кладёт в карман... - Я работаю, вы же знаете... Но вам и министру хочу напомнить, что если бы меня не было, то всем в правительстве было бы много хуже. Я надеюсь, что это понимают и на самом верху. Без меня, процент попаданий был бы неизмеримо выше... Я знаю, о чём говорю...
Рачковский - Не обижайтесь, Евгений Филиппович. Я всё объясню министру. Ну, а о моём расположении к вам вы знаете. Мы же с вами друзья...
Азеф, встаёт - Премного благодарен, Пётр Иванович. Прощайте... Меня моя дорогуша ждёт в пролётке на улице. Так что не провожайте. Ещё раз прощайте, увидимся как обычно. Я вас извещу, когда приеду сюда после заграницы...
Азеф уходит.
Рачковский, долго глядит в окно - Ох и бестия же, этот Азеф... У него получается, что я и виноват во всём... Однако редкий характер!
Одевается и уходит тоже.
Занавес.
Дворец в кремле. Шпили кремлёвской стены. Гостиная во дворце, в которой Великий Князь Сергей, ходит из угла в угол...
Входит Элла - Здравствуйте Серёжа. Вы опять не в духе...
Сергей - Ещё бы. Мне министр внутренних дел прислал секретную депешу в которой говорит, что на меня вновь ожидаются покушения и просит быть осторожным... Он получил эту информацию по каким то своим источникам...
Элла - Ну, может быть тут обычная полицейская предосторожность?
Сергей, почти в истерике - Даже если это так, то всё равно это отвратительно. Я выжег бы этот либерализм калёным железом, если бы не эти мягкотелые министры... России нужен диктатор! Только так мы можем предотвратить развал страны...
Элла - Но, насколько я знаю, именно Девятое января стало началом волнений и здесь в Москве и главное там, в Петербурге... А ведь там стреляли войска в народ...
Сергей - Самое отвратительное, что мы - члены царской семьи, вынуждены скрываться от "привидений" членов какой-то тайной организации, которая называет себя БО. Стыд и позор! У нас сила православной веры, государственного оружия, полиции. Наконец, сила народа!.. А тут кучка голодранцев навязывает нам унизительные условия жизни...
Элла - Но Сергей! Эти террористы не с неба упали. Я слышала, что среди них много дворян, кто-то из них наверное и в Бога верует...
Сергей - Они ни во что не верят. Их Бог, если он есть - это Бог сектантов, Бог окраинной, подлой жизни... А наш Бог - это герой человечества, на которого православная Россия уже почти тысячелетие молится...
Элла - Но для меня Бог - Это бог, страдающий и сильный своей слабостью...
Сергей, не дослушав её, перебивает - Нет! Русский Бог не такой. Именно поэтому Россия сегодня протянулась от Атлантики до Тихого океана. Это Бог воинов и сильных духом людей, которые пойдут на смерть за свою православную Родину...
Элла - Но ведь их, противников режима, можно успокоить... Почему бы не дать конституцию?
Сергей - Об этом не может быть и речи. Россия сильна монархией, самодержавием... А Император - помазанник Божий... И вообще... извини. Мне надо ехать в театр
Элла - Я бы тоже...
Сергей - Нет, нет! После спектакля будет мальчишник, и я задержусь. Сегодня день именин балетного артиста Селиверстова. Ты бы посмотрела, какая у него фигура... Извини, тебе это должно быть не интересно...(Уходит)
Элла, разговаривает сама с собой - Вот так всегда. То вечеринки, то мальчишники, то какие то подозрительные, напомаженные юноши... А на улицах темно и холодно и воет снежный ветер... Начинает декламировать: "Там на Севере, где дни облачны и мрачны, живёт племя людей , которым умирать не больно!" (Вздыхает) Откуда это. Тацит?.. Геродот?.. Я здесь всё позабыла, чему меня учили...(Крестится на икону в углу) - Боже! Прости меня за грех уныния, но так трудно жить в этой стране...(Поворачивается и уходит)
Занавес...
Вновь Трактир. Савинков и Каляев в отдельном кабинете.
Савинков - Здравствуй Янек. Я не только "Товар" тебе принёс, вон в саквояже, но спешил сюда, чтобы сообщить печальную новость! Покотилов в Питере взорвался, когда приготавливал бомбы для покушения на Трепова...
Каляев, крестится - Вот и ещё один прекрасный товарищ погиб... Мир праху его...
Входит половой.
Савинков - Водки и закусить!
(Половой уходит и через минуту приносит бутылку, гранённые рюмки и закуски...)
Оставшись одни.
Каляев - Ну расскажи Боря, как это случилось.
Савинков - Он, Покотилов, собирал бомбы и видимо неловко споткнулся... И бомба в руках у него разорвалась. Об этом в газете было написано. Я случайно увидел... Давай лучше выпьем. Помянем раба Божия Николая... (Выпивают)
Каляев - Ещё один из нас ушёл!.. Как это тяжело... И после этого ты спрашиваешь, готов ли я, понимаю ли на что я иду? Конечно, я понимаю, что убийство - это убийство. Но я недавно открыл Библию и вдруг в глаза бросилось:"Кто захочет душу свою спасти, погубив её, а если погубит душу свою Меня ради, тот спасёт её..."... Я всё последнее время о душе думаю и прихожу к выводу, что стоит, погубить её убийством одного из тех, кто приказывает сечь и вешать непокорных крестьян по всей России; стоит погубить её за то, что они сотворили с беззащитным народом, который Девятого января шёл к Зимнему с иконами, портретами царя, все пели псалмы и гимны... Подумай, сколько невинных жертв: детей, женщин, стариков!..
Ведь против этих коронованных злодеев сражаются лучшие люди России и потому, я готов умереть в любую минуту, лишь бы не соглашаться на роль Иуды, которые забывают обо всём из-за презренных сребреников жалованья...
Савинков - Я, Янек, тоже много думал о терроре и понял, что убивать можно и нужно тогда, когда это как партизанская война в родной стране, которую оккупировали деспоты - захватчики... Для меня эта придворная камарилья заслуживает смерти в полной мере!
И потом я вспомнил Льва Толстого, который писал, что когда они: короли, цари, ханы, убивают друг друга во время дворцовых переворотов, то об этом всегда молчат или говорят, что хорошие цари убивают плохих. Вспомни убийство полусумасшедшего Павла в Михайловском дворце. Пьяные гвардейцы задушили его словно курицу, его же шарфом. И после никого не расстреляли и не повесили. Кто убивал, сделал карьеру после этого...
Но когда народовольцы убили Александра, какой вопль поднялся в династических кругах, и как злобствовали царские прислужники... Но ты подумай, сколько убийств во время усмирения крестьянских бунтов, сколько правительственных казней, сколько товарищей, заморенных одиночеством и болезнями в казематах тюрем, крепостей и каторги... Наверное, поэтому писал великий Пушкин: "...Тебя, твой трон я ненавижу, твою погибель, смерть детей, с жестокой радостию вижу..." Мы конечно не радуемся: убийство - это убийство, но кто-то должен делать грязную работ, разгребая последствия многолетнего российского рабства и преступания заветов Христа, осеняемых официальной церковью... Всё и все забудутся, наши имена в первую голову, но свобода останется... Если хочешь, то это будет свобода во Христе, возвращение к подлинному христианству...
Каляев - Боря! Если б ты знал, как я уважаю тебя в такие минуты! Ведь ты... Ведь мы вместе об этом размышляем, но ты можешь объяснить - и причины и следствия... А я барахтаюсь в своих переживаниях и не могу найти нужных слов чтобы высказать...
Савинков - Мы, россияне, долго ждали свободы от царей, пока не поняли, что они, цари, и делают нас несвободными... А теперь уже будет кровь... Море крови... Свирепость на свирепость... Жестокость на жестокость... Без этого свободе не бывать. Вот ты поэт и вспомни, что говорили русские поэты. Бальмонт писал о нынешнем царе: "Кто начал царствовать Ходынкой, тот сам взойдёт на эшафот..." А Леонид Андреев совсем недавно, в Финляндии с трибуны митинга провозглашал: "Виселицу, Николаю!"...
А теперь подумай! Если бы не было наших терактов, не было, со времен "Народной воли", сотен повешенных и расстрелянных товарищей, разве могли бы русские писатели даже подумать об этом, не то что вслух произнести...
Конечно, пока мы убиваем прислужников и родственников главного тирана. Но придёт время расплаты и от наших рук погибнет сам монарх, чьим именем и званием покрываются сегодня все злодейства несвободы!
Каляев - Да! Но жаль, что нас тогда уже не будет в живых... А впрочем, и правильно. Для меня любой террор - прежде всего жертва. Больше того - это религиозная жертва, самопожертвование... Теперь я спокоен. Ты сам знаешь, как важно верить, когда на такое решаешься... А тебе, Борис я благодарен вдвойне, потому что пока рядом такие люди, как ты, - стоит жить, и не страшно умереть.
Савинков, смеётся - Ну тут, Янек, уже твоя поэтическая натура проступает... Но я ведь тебя тоже очень уважаю и ценю. Ведь и для меня наши встречи, как глоток свежего воздуха в подземелье одиночества... (Смотрит на часы...) Извини, время...(Встаёт) - Прощай брат! (Обнимает Каляева) - Мне ещё надо второму метальщику Куликовскому, его "товар" вручить...( Быстро уходит)
Каляев вслед - Прощай брат! Я буду о твоих словах много думать!
Берёт саквояж, достаёт из него узелок с бомбой, осматривает и кладёт назад. - Такой малостью можно Великого князя сразить?! Воистину, неисповедимы пути господни...(Уходит)
Занавес...
...Ночь после неудачного покушения.
Савинков одет, как иностранец: гетры полосатые, шерстяные, плед на плечах.
Каляев и Куликовский - второй бомбист - ёжатся от холода, потирают руки. Одеты в крестьянскую одежду. Савинков вводит их в отдельный кабинет.
Савинков, рассказывает - Распорядителю объяснил, что буду вас о русском фольклоре расспрашивать. Сказки, былины, заговоры от сглазу... Ведь каналья не хотел вас пускать в ресторан. Паспорта требовал. Говорит, мужиками можно приличную публику отпугнуть... (Официант приносит водку и закуску)
Каляев - я уже думал, что мне паспорт не потребуется. Я ведь его на вокзале, вместе с вещами оставил. Умирать ведь собирался (Тихо смеётся) Ан нет, поживём ещё... Теперь уж до утра там закрыто...
Куликовский - И я тоже.
Савинков - Ничего, я договорился, что мы будем до закрытия сидеть. А там уж и утро... А пока пейте чай, ешьте, и отогревайтесь...
Каляев - Ну что вы думаете? Меня это сильно мучает... А ты, Боря, что скажешь? Я ведь не должен был бросать бомбу? Не правда ли?.. Ведь, там в карете и жена великого Князя сидела и какие то дети... Или я нарушив план, всех товарищей подвёл?
Савинков - А вот Куликовского спросим. Что вы думаете?.
Куликовский - Я думаю... (Кашляет. Потом, справившись с кашлем, продолжает). Я думаю детей и женщин убивать нельзя. Чем мы тогда от властей, от царя отличаемся?!
Савинков - Я думаю Янек, ты всё сделал правильно. Помимо того, что мы БО, мы прежде того социалисты - революционеры, а потому имеем свой кодекс чести - что можно делать и чего нельзя. И потом люди должны знать, что мы воюем с преступниками, а не с их жёнами и детьми. В конце концов я сегодня убедился, что мы можем убить Великого князя... Я уже после зашёл в театр и ко мне бросились перекупщики билетов. Я спросил, там ли Великий князь и мне сказали, что да, и он и княгиня... Но кидать бомбу там, внутри - это значит убивать посторонних, и я этот план отклонил.
Каляев - И я думаю, что теперь он от нас не уйдёт. И вообще, я только сегодня окончательно и вдруг поверил в террор. До этого я как бы действовал по долгу, по принуждению совести...
Для меня с сегодняшнего дня вся революция - только в терроре. Нас мало сейчас - но увидите - будет много! После Кровавого воскресенья народ словно проснулся... Этих коронованных зверей и их прислужников будут убивать теперь десятками, пока революция не произойдёт... Завтра или в другой раз, я обязательно убью Великого Князя, а потом и сам умру. Но на моё место придут десятки и сотни новых бойцов...
Савинков - Ты пей, ешь Янек. Восстанавливай силы... И вы Куликовский... Вы плохо выглядите.
Куликовский - Я, кажется, заболел товарищи. У меня внутри всё горит. Словно я змеиного яду выпил. Сегодня когда я понял, что Великий князь проехал по другой улице, я так вдруг ослаб, что чуть не выронил бомбу на тротуар... Мне надо бы отлежаться денёк, другой...
А вообще, я хотел бы рассказать свою историю, вам... Я ведь был декадент и сторонник единения народа с царём. Мне казалось, что если миновать этих князей, графов, баронов и чиновную "гвардию", то царь, вместе с народом революцию сделают. Поэтому Девятого я был вместе с процессией в первых рядах, хотел быть свидетелем, как царь и народ расцелуются...
Когда начали стрелять и я увидел, что вокруг меня убитые и раненные в снег повалились, я тоже упал, и притворился мёртвым.... Я не скрою, сильно испугался, но больше сначала не поверил, что такое зверство возможно. Ведь безоружный народ семьями шёл на поклон к царю - батюшке... Я лежал, а рядом какая-то раненная женщина умирала. Вначале хрипела, а потом затихла... Как пришли трупы собирать, я поднялся и ускользнул от палачей, но зато уж после, решил, что пока не убью кого-нибудь из царской семьи - не успокоюсь. Так я в террор попал... Жалко, что заболел, но надеюсь, что это не последняя акция...
Савинков - Ничего, ничего. Мы что-нибудь придумаем и найдём замену. А если нет, то отложим покушение. Ведь князь на этой неделе, завтра или послезавтра должен поехать из Кремля в канцелярию...
Каляев - Почему отложим? Ведь мы уже всё приготовили! Я сегодня мог бы его и один взорвать, он был от меня в четырёх шагах, я уже замахнулся, чтобы бросить, и тут детские лица внутри увидел... Нет, нет! Я один это могу сделать... Хорошо, что было уже темно и меня не заметили... Я ведь был так близко...
Савинков - Но с одним метальщиком, мы можем только ранить князя... А это провал покушения...
Каляев - Неужели ты мне не веришь? Я говорю тебе, что справлюсь один!
Савинков - Послушай Янек. Двое, всё-таки лучше, чем один. Представь ещё одну неудачу...
Каляев - Неудачи у меня не может быть. Ведь я уже и в акции против Плеве участвовал и тогда бросать бомбу доверили Созонову. Завтра - мой день. Я к этому всю жизнь готовился!.. Если великий князь поедет, я его убью, будь спокоен..
Савинков - Ну... Ну, хорошо. А пока ешьте и отдыхайте. В четыре утра ресторан закрывается и вам на улице придётся дожидаться открытия камеры хранения. Потом уезжайте в пригород, ложитесь там в гостинице в постель и отоспитесь. Вы Куликовский, не выходите никуда и лечитесь. Увидимся через Моисеенко. Недельки через две... Уходим поодиночке... Вы Куликовский идёте первым...
Куликовский уходит...
Савинков - А с тобой Янек, мы увидимся - (Смотрит на часы) Теперь уже завтра. Я передам тебе бомб, на обычном месте, около Кремля. Я подъеду на санях с Моисеенко... Ну, а теперь прощай (Обнимаются). И не ломай себе голову - ты сегодня всё сделал правильно.
Савинков уходит. Чуть погодя и Каляев.
Занавес...
Холодное, морозное утро. На фоне синего неба силуэты Кремля.
Каляев прохаживается взад и вперёд в ожидании.
Савинков, появляется - Здравствуй Янек! Давно ждёшь?.
Каляев - Кажется вечность... Боялся что ты не придёшь... Я ночью решил: Сегодня или никогда!
Савинков - Ну, а если Князь поедет другой дорогой? Что тогда?!
Каляев - Нет! Я знаю, что он будет здесь, и я его убью. Я в этом уверен. В прошлый раз, когда покушение сорвалось, я ещё с утра знал, что покушение не удастся. А сегодня я абсолютно уверен...
Савинков - Я говорил с членами партии и они тоже согласны. Что ни детей, ни женщин нельзя подвергать опасности...
Каляев - Я последнее время словно будущее начинаю различать. Ты не смейся, но я сегодня во сне Бога видел, а когда проснулся, то сразу подумал, что сегодня князь будет убит и меня тоже скоро убьют... Но я своё дело сделаю! Только я тебя прошу Боря, повидайся с матерью и попроси прощения. За всё! Объясни, что я иначе просто не мог...
Савинков - Хорошо! Хорошо Янек! Я передам ей все, что ты мне говорил... А теперь пора. Мне как всегда надо наблюдать за всем, а ещё встречи есть... Ну, прощай Янек! (Обнимаются)
Каляев - Я, Боря сделаю всё как надо... И передавай привет товарищам!
Савинков уходит. На кремлёвской башне бьют часы. Каляев ходит, с узелком в руках. Слышен цокот копыт по мостовой и стук колёс.
Кучер зычным голосом кричит:
- Поберегись!
Каляев, видя карету бежит ей навстречу и, размахнувшись, бросает узелок в окно...