Аннотация: Весенник песни в дикой природе делают праздником каждый день прожитый на свободе. Жаль, что увидеть и услышать это могут немногие!
Глава из романа "Симфония дикой природы".
... Наступила долгожданная весна...
Снег расплавляемый солнцем стал тяжёлым и плотным и в берёзовых распадках, в тени отдавал синевой. Березняки, на фоне ещё не стаявшего снега приобрели коричневый оттенок - почки на ветках набухли. Издали, на идеально белом, составленном из стволов вертикально поднимающихся от земли акварельными, лёгкими, темно-коричневыми облачками. И эти мириады будущих зелёных листочков, по весне завёрнутые в нежно - коричневые, клейкие чешуйки, плавали в синеве разогретого воздуха, неслышно поднимающегося над замороженной землёй.
Высокие белые облака повисали в глубине яркого высокого неба и изредка, сыпали на землю крупяной снежок, через несколько часов стаивающий и увлажняющий проталины.
В сосняках, снег в солнечные дни парил после полудня и разморенные непривычным теплом звери, выходили погреться на высокие берега и чистые вершины бугров и там подремать на благодатном солнышке.
Таёжная природа постепенно просыпалась после зимнего обморочного сна...
По утрам, с первыми синеватыми проблесками наступающего дня, на опушках, в редких березняках и на клюквенных болотах, начали бормотать и чуфыкать разгорячённые тетерева, страстно - яростные черныши - петухи.
На рассвете, они демонстрировали свои вокальные способности и кичась силой и блестяще-чёрным оперением, расхаживали неподалёку один от другого, распустив хвосты сделанные природой в форме лиры.
Перед солнцевосходом, на тока прилетали тетёрки и тут, распалённое присутствием "невест" тетеревиная самовлюблённость, принимала формы агрессии.
Тетерева-петухи, растопорщив оперение кидались в яростную драку, гонялись за побеждёнными соперниками и чуть позже, улетали на край тока вместе с "девицами" и там, водили любовные "хороводы".
И долго ещё над перелесками, уже под тёплым солнцем, раздавалось загадочное угрожающее бормотание и яростное шипение - чуфыканье...
... В крупных сосняках, ещё с вечера собирались глухари и блестя черно - зеленоватым отливом оперения, прохаживались по оттаявшей земле, выискивая в прошлогодней ветоши жучков и личинок, разгребая серую вымороженную и подсохшую за зиму траву и папоротник, придавленный к земле зимним стаявшим снегом...
В сумерках, перед наступлением ночи, петухи, громко хлопая крыльями взлетали на деревья, и повозившись там какое-то время, устроившись поудобнее, засыпали, чутко вслушиваясь в окружающие пространства, подмечая, где сидят их завтрашние соперники...
Назавтра, ещё в сплошной темноте, проснувшиеся петухи, прохаживаясь по толстой ветке, слушали напряжённую предрассветную тишину и вдруг, главный глухарь, распорядитель, "регент" глухариного хора нарушал эту тишину и пробуя голос заводил песню - угрозу. "Тэ - ке, Тэ -ке..."
Начнёт и не закончив послушает - нет ли ответа из недр настороженного леса. Затем, после паузы, вновь слышится: "Тэ - ке, тэ - ке..."
Потом продолжает своеобразную песню всё громче, всё быстрее, всё азартнее...
Наконец "тэканье" переходит в кастаньетный перебор и сменяется металлическим точением - шипением!
И через короткую паузу, эта страшная, вовсе не птичья песня повторяется вновь...
Из глубин бора, этой древней односложной песне - вызову, отвечает один, потом второй, потом третий глухарь.
И начинается, возбуждающее ярость соревнование голосов. Предрассветная тишина в округе сменяется тэканьем и шипением угрожающе непонятных и опасных звуков.
Мы словно попадаем в далёкое прошлое земли, когда вокруг ещё не было людей, но уже существовали эти странные угольно - чёрные "бородатые" птицы. Действительно, иногда на фоне светлеющего неба, можно заметить у поющих глухарей трясущуюся от ярости и раздражения бороду, растущую под угловато - костистой прямоугольной головой, увенчанной криво загнутым, белой кости клювом...
Изредка, из лесной тьмы, доносится угрожающее уханье ночного разбойника филина: "У - у - х, У - х - х...", - и разлетается страшным эхом на многие километры А сам филин чёрной, крупной, неслышной тенью, перелетая с дерева на дерево, выслеживает зазевавшихся нерасторопных молодых глухарей и капалух - глухарок...
... На болотах в это время, просыпаются трубачи - журавли и начинают пронзительно - грустно трубить, оповещая мир о наступающем длинном и тёплом весеннем дне, расхаживая, пока в одиночку, на длинных, тонких ногах-тростинках по их закрайкам, важно и неторопливо оглядывая просторы, мёрзлых ещё, кочковатых мочажин, а потом, словно на тренировке или репетиции, вдруг развернув широкие крылья - веера, пускаются в грациозный пляс, переступая по балетному высокими ногами по кочкам и маша широкими крыльями...
Над ещё сумеречными березняками и лесными пустошами заросшими кустарником, опустив длинноклювую головку вниз, пролетают, посвистывая и хоркая, лесные кулички - вальдшнепы. Заслышав хорканье, с земли взлетают самочки и коротко, пронзительно посвистывая, заставляют петушков сворачивать на свист. Так объеденившись в парочки, вальдшнепы делают облёт знакомых урочищ...
На востоке, над темным ещё горизонтом, тонкой длинной полоской проклевывается зорька и постепенно, завоёвывая пространства высокого неба, появляется дневной свет...
В это время, где-нибудь в кустах первый раз пискнет безымянная пичуга, а потом осмелится нарушить дробным стуком незамутнённую тишину рассвета, "токующий" дятел...
И начинается концерт!
Птицы проснувшись, поют взахлёб, наперегонки, стараясь пересвистать, перестукать, перебормотать, перепеть друг друга!
Поднимается невообразимый шум, стройная весенняя какофония, сложившаяся из задушевных, вдохновенных песен, любовных ухаживаний, значительных обещаний, соблазнительных всхлипываний и вскрикиваний...
И как апофеоз весны и долгожданного ликующего утра, над зелено-тёмными, насторожённо дремлющими лесами всплёскивают из за пико-образных вершин высоких деревьев - часовых ночи - солнечные лучи, первые, лёгкие, разрозненные... А потом появляется алое, оплавленное ночными заморозками, солнце.
Весенний шум - приветствие животворящему солнцу, достигает в эти минуты апогея и уже позже, медленно идёт на убыль...
На этот день, птичьи тока - ухаживания и влюбления, заканчиваются.
Тетерева перестают драться и бормотать-выкрикивать озорные ругательства. Глухари спрыгивают, слетают с деревьев на землю и возбуждаемые квохтаньем глухарок, сходятся в пары противоборствующих друг другу заядлых драчунов, и начинают, уже при солнечном свете, яростно клеваться, биться сильными костистыми крыльями и драться когтистыми лапами.
Глухарки, сидя поодаль наблюдают за "битвой претендентов" на их ласки, или гордо подняв пёстренькие головки, прохаживаются по земле, любуясь порозовевшими, под ало - красными с золотистым оттенком солнечными лучами, молодыми, белоствольными берёзками...
На мёрзлых ещё болотах, сменив драчунов чернышей - тетеревов, длинноногие журавли с маленькими длинноклювыми головками на длинных шеях, сойдясь парами стройно и грациозно "пляшут" свои загадочно - причудливые танцы, маша, в неслышный для человеческого уха такт, широкими сильными крыльями и перебирая стройными ногами, наслаждаются своим звонко-трубным пением...
Они славят наступление весны и праздник жизни, "рассказывают" о длинном перелёте из тёплых стран навстречу весеннему брачному времени, так долго и тревожно ожидаемого в южных краях добровольного изгнания, на время длинной холодной русской зимы...
Но проходит ещё час, солнце поднимается выше и выше и ночная, рассветная сказка заканчивается, лес пустеет и вновь наливается тишиной ожидания, поднимающийся над землёй тёплый день. Однако, вслед за медлительным и одиноко просторным вечером, вновь придёт ночь, а затем и следующее, полноцветное и громогласно - торжественное утро...
В полдень, нагретый солнышком снег начинает таять, и затихшие на ночь ручейки, всё громче лепечут, звенят капелью, по рытвинам и оврагам торопятся, журчат и пенясь перескакивают препятствия, а после полудня, уже набирав силу, потоки воды несутся, рушатся, плывут по всей земле подгоняемые жарким солнцем, отражающимся золотыми дорожками в образовавшихся разливах и омутах, заливающих прибрежные низинки и луга...
Тут же появляются первые разноцветные, лёгкие, порхающие бабочки и в зигзагообразном полёте, то и дело, словно яркие цветочки слетающие с неба, присаживаются на травяные былинки...
Но в загадочно и страшно тёмных ельниках, куда даже полуденное солнце почти не проникает, затаились лесные чудовища - лешие, спрятавшиеся, замаскировавшиеся под воздетые в ярости и мольбе, переплетения корневищ упавших деревьев, прикрытых темно-ветвистой хвоей. Здесь холодно, сыро и полутемно, и пугающе громко обрушиваются пласты подтаявшего снега, усыпанного еловыми хвоинками и лесной ветошью, которой, ложась спать укрываются мохноногие лесные разбойницы - ведьмы и кикиморы...
Это кусочек другого мира, последние дни отступающего мороза, его арьергард, несбывшаяся угроза, остатки умирающей, мстительной зимы, надолго покидающей тайгу.
Пройдёт ещё несколько недель и зима, сдавшись окончательно, исчезнет в прошлом, уступит место благодатному, свеже-зелёному ароматному лету...
2005 год. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal