Кабанова Мария Александровна : другие произведения.

Новые

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  
   ***
   "Человеку, у которого случилось горе, не смотрят в глаза."
   И знакомых мягче становятся голоса,
   Повторяют одно и то же сто раз подряд.
   И все реже звонят.
  
   Человеку, который плачет, все шьют платок,
   А походы в музей улучшают в душе кровоток,
   Все хотят пожурить, заварить сладковатый чай.
   Электрический шок - выручай!
  
   С человеком, которому плохо, бояться остаться одни.
   И всегда за окном распускаются ясные дни,
   И танцующий город в оборках лучей золотых,
   И соседский каблук выбивает свой ритм выходных...
   Но со всеми, как будто святой и зачумленный, врозь
   Человек, у которого горе, все видит насквозь.
  
  
  
  
  
   ***
   Нежность бывает холодной и журавлиной,
   И последней, как каждая жизнь, и такой же длинной,
   Это нежность к чужим старикам, к их больничным душам,
   В гипс бессилья спрятанных для защиты,
   К деревням сожженным, к церквям разрушенным,
   Это нежность шага к заросшим плитам
   Это нежность ко всем нерожденным детям,
   И разбитым чувствам, чьи тени бродят
   По глазам, но ложишься лицом на ветер...
   Это нежность к тем, от кого уходишь.
  
  
  
  
  
   ***
   Ты и я - это нет, это сон, это бред, пустота.
   Это снег, когда месяц июнь, мишура тополей,
   Это лес новых строк, что рукой не посажен моей,
   В белом грунте листа.
  
   Ты и я - неслучившийся дом, где сбивались бы с ног
   Занавеска и ветер,
   Непоставленный танец. Ты видишь: зажил и ожог -
   Память тела о лете.
  
   Ты и я - не гулянье на свадьбу, не после - усталость,
   Не старинный коньяк постоянства в пресыщенном теле,
   Не крестины детей, не внезапная нежность, не старость
   В той же самой постели.
  
   Ты и я - это всплеск кастаньет, это море и ночь,
   Ты и я - это нет, это врозь, на осколки и прочь,
   Невозможного целого две идеальные части.
   Ты и я - это счастье.
  
   ***
   Дорожка устала от вечного бега,
   Лес зимнего почерка в новой тетрадке...
   И кружева кленов, и первого снега,
   О, щедрая жизнь, мне давала в достатке!
  
   По льду - разучилась. Иду не умело.
   Вдыхаю смолу деревянного сруба.
   И снег обнимает старательно тело,
   Теперь осужденное тяжестью шубы.
  
   Иду, повторяя сутулую строчку,
   Как будто на все в ней найдется разгадка...
   Кудрявая девочка, издали - точка,
   Случайная точка на новой тетрадке.
  
  
  
  
  
   ***
   Возьми меня в руки, как будто бы мне еще нет лет.
   Возьми меня в руки, как будто бы я еще не умею слов.
   А иначе - снова придет рассвет.
   И мы снова уйдем, как уходят из лучших снов.
  
   Возьми мою грусть, я, как косы ее расплету,
   И нежность тягучую, будто бы поросли ивы,
   Возьми бескорыстие мое и мою красоту,
   Если такая тяжесть тебе по силам.
  
   Здесь медное Солнце. И колокола звонят.
   И медь, и звучанье - все в золото плавит осень...
   Или, хотя бы, возьми унеси меня
   Из этого счастья, как из огня выносят.
  
  
  
   И.
   Отстиралась и нежность. Почти не осталось следа.
   Отстиралась и горечь. Такая сегодня погода.
   По рукам переулка стекает вода и вода,
   Дождь идет и идет и не может уйти на свободу.
  
   Не потушен фонарь. И побитым цветам одиноко.
   И не веря, что утро, свернулась и дремлет постель,
   Только сверху не видно ни дома, ни клумбы, ни окон,
   Высота и вода превращает весь мир в акварель...
  
   Дождь идет и идет. И земля у него на пути.
   Отстиралась и нежность, и боль, и корысть, и беда...
   Я хочу на прощанье сказать тебе тихо: "прости",
   Так хочу, что уже не скажу никогда - никогда.
  
  
  
  
  
  
   ***
   Мы стояли обнявшись, и солнце спускалось за склон
   В анфиладу лучей. Запах солнца. Мурашки по коже.
   Как банально звучит, а для нас это было, как сон,
   От которого плачешь, а утром и вспомнить не можешь.
  
  
  
  
   ***
   Спеши, спеши, людей насмешить спеши,
   Пиши свой устав для чужого монастыря,
   На чужие тела транжирь широту души,
   Чтобы Он не сказал, что душа выдавалась зря.
  
   Спеши, спеши, это хрупкий комок в груди,
   Но удары его, как гром, в крови гремят.
   И куда б не идти, на пределе себя иди,
   Чтобы Он не сказал, что пределы давались зря.
  
   А еще - научись не сыпать на слезы соль,
   Не сгорать от счастья, будто бы от костра,
   А придет пора - осколками сжать всю боль,
   Чтобы знать, что не боль непосильна тебе была.
  
   Спеши, спеши, уложись в отведенный срок,
   Света белого и тьмы столь похожих дней,
   Доберись до вершин, до которых никто не мог.
   Чтобы точно знать, что не это всего важней
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Мальтийское
  
   На закате на этот остров выходит море
   подышать людьми, поплескаться в сосновой тине.
   Ощущенье, что если спросить: "Каков цвет крови?"
   То мальчишка на берегу ответит: "Синий."
  
   Если шаг поедает землю, то небо мстит,
   и господство Солнца спорит с господством Веры,
   оттого что, когда здесь день, от жары спасти
   могут только храмы, похожие на пещеры.
  
   Старики пьют кофе, а девочки красят брови,
   На закате даже у звуков оттенок алый...
   Ты глядишь на меня, я гляжу на тебя с любовью,
   Но потом в глазах остаются одни лишь скалы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ***
   Для звонов колокольных нет преград -
   Ни прочерк льда, ни пропись переулка,
   Ни спин ладони, сжатые в кулак,
   Никто, ничто не защитит от звука,
  
   Что меткость слов и справедливость строк,
   Когда звенит серебряный итог,
   Всего, что ты не думал и не смог?
  
   И меди переливы, перемены,
   Звучней любого гордого неверья,
   Звучнее неба и звучнее ночи,
   И снег, и снег такой, как будто в клочья
   Разорвана прекрасная поэма,
   А автор сжал ладони и хохочет.
  
   ...Но вот - удар - еще - и звук причалил,
   Он больше не возвысит, не обидит.
   И колокол становится невидим...
   Иди домой тихонько по молчанью.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Париж
  
   Каштанов вековая дрожь,
   И сумерек сиянье в доме,
   А лодки собирают дождь
   В соединенные ладони.
  
   Зонт, разговоры чьи-то рядом,
   А дальше - блики мостовой,
   И готика съедает взгляды
   Своей гигантской худобой.
  
   Когда же стихнет дождь и сытый
   От влаги воздух посветлеет,
   Когда останутся открыты
   Одни лишь зонтики кофеен,
  
   Поднимут головы степенно
   Тюлпаны от травы вязанья,
   И солнце заиграет Сеной,
   Деревьями и волосами.
  
  
  
  
  
   2
   Голуби пьют из лужи,
   Устав от унынья кровель,
   Из каменных мокрых кружев
   Собор неделим и ровен,
   И все же кажется странным,
   Что можно срастить руками
   Божественную осанку
   И грубую спину камня,
   И день отражает в лужах
   Готические узоры
   Чуть призрачней и чуть уже...
   Так голуби пьют соборы.
  
  
  
  
  
  
   К *
  
   Ты - сделанный, как статуи и сны,
   Как лучшая из версий Аполлона,
   А я - средневековая икона,
   И рамки золоченые тесны.
  
   Вдвоем, в музейном зале, как в плену,
   Здесь только сторож бросит взгляд, устав,
   На твой античный торс, лишь пыль уста
   Прикладывает к лику моему.
  
   И если даже люди входят в зал,
   Они в шагах приносят только ветер,
   И все скользят пресыщено глаза
   По лучшему ушедших в ночь столетий.
  
   И снова остаемся мы вдвоем,
   В той тишине, где ничего не ждем,
   Где ничего, застывшие, не можем,
   Я - сожалеть о камне твоей кожи,
   А ты - о целомудрии моем.
  
  
   Пред-новогоднеее
  
   Как много дней осталось, чтобы жить.
   Как много дней, чтоб радоваться дням.
   И время не ловить- пускай бежит
   Как по ступенькам, по календарям.
  
   Так много дней, что можно раздавать,
   И на ненужных тратить и чужих,
   И не скучать, и отпускать своих,
   И никого по льду не догонять.
  
   Пускай, пускай - нам будет новый круг,
   Планета будто новый циферблат,
   Нам далеко до терпеливых мук,
   Глухих кроватей и седых палат.
  
   Так далеко, что можно заменить
   На зеркало со смехом образа...
   Но я смотрю в любимые глаза:
   Как мало дней осталось, чтобы жить.
  
  
  
  
  
  
   ***
   Когда уходят близкие, в ночи
   Горит уют жестокого бессилья.
   Молчи, молчи, они сдают ключи
   От всех домов, в которых они жили.
  
   Они сдают ключи своих побед,
   И, подойдя к родной калитке детства,
   От ветхих тайн, им отданных в наследство,
   Потом от бед.
  
   Они сдают ключи от доброты
   Своей такой особенной и веры.
   Последний путь волнительный, как первый.
   И от тебя они сдают ключи.
  
   Когда уходят близкие в ночи,
   Они уходят в ярлыках причин,
   Вполне законно, будто снег подталый...
   Сдают ключи - и ты берешь ключи,
   И чувствуешь еще тепло металла.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ***
   После всего бывает пустота,
   В которой ждешь, безумствуешь и дышишь.
   А дом уснул, калитка заперта,
   И призраки дождя живут на крыше.
   После всего бывает пустота.
  
   После всего бывает горький чай,
   Таблеток горсть, конфеты для сиделки,
   Усталый вид, разбитая тарелка,
   И лампа в коридоре по ночам.
   После всего бывает горький чай.
  
   После всего бывает ничего.
   Оно приходит темное в молчанье,
   И новый день, спеленатый лучами,
   Подбрасывает дерзко мне в окно.
   И остается лишь принять его
   После всего.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   К.
  
   Я хотела бы жить на острове и с тобой
   С от блаженства тяжелою головой
   На балконе пить чай, идти по ступенькам к морю,
   Быть бок о бок в радости или в горе,
   До потери красы и свободы воли.
  
   Засыпать на кресле, нежиться по утру,
   Про расхожие мысли думать, что ко двору,
   Как белье на ветру развешивать дни,
  
   И когда они, заслоняя собой плетень,
   Вдруг сольются в судьбу единую, будто в тень,
   Я хотела б сказать с улыбкой, что жизнь длинна.
  
   И когда ты умрешь, я хотела бы в тот же день
   Умереть и проснуться в раю одна.
  
  
  
   Цикл Медуза
   К К*
  
   ***
   Как хорошо на острове вдвоем
   Закутаться в вечерний разговор
   О кухне, расстояньях и мытарствах,
   От ветра это лучшее лекарство.
   Как хорошо на острове вдвоем.
  
   Как хорошо средь древних мостовых
   Вдруг стать душа к душе и кожа к коже
   Мгновенным взглядом местных сторожил,
   Наживой гидов, завистью прохожих,
   И вечным осуждением святых.
  
   Как хорошо дрожать, дышать, влететь
   В отель полночный, как бы между прочим
   Поймать улыбку местного портье,
   Когда он говорит: Спокойной ночи!
   А утром, в фамильярной суете,
   Спешить на поезд, всполошив округу,
   И никогда не целовать друг друга.
  
  
   ***
   Сожженным днем многоголосье лодок...
   Ты слушаешь, как спорят о причалах
   Их расписные рты и ловишь воздух
   Внезапно, как в младенчестве, в начале.
  
   За столиком пустых прибрежных чайных,
   Боюсь, смеюсь, играю волосами,
   И знаю, что в глазах твоих печальных
   Я становлюсь мгновеньем и стихами.
  
   И никогда уже не повторится
   Сожженный день, и море цвета хлеба,
   И вязкой рыбы полные корзины,
   И рыбаки проспорившие небо,
   И в сердце проникающая спица.
  
  
  
  
   Медуза
   Этим летом я встретила ребенка. Он был старше меня на 15 лет и называл медузой.
  
   Начнешь смотреть и глаз не отведешь,
   Лицо мое из тех проклятий древних,
   Уродливая нежность королевны,
   Морских камней незыблемая дрожь.
  
   Не вычленяй из толп красивых тел,
   Не вызывай на нежность и на слезы,
   Лицо, такое белое, как мел
   В учительских и бантики на косах.
  
   Монашенка, мальчишка, ягоза,
   Пылают губы, как огонь на стали,
   Начнешь смотреть - не отведешь глаза,
   Начнешь смотреть и оба камнем станем.
  
  
   ***
   О, эти странные люди поэты!
   Они все знают и ничего не знают,
   Они свои грешки прикрывают морем,
   Они все умеют и ничего не умеют,
   И любят расплющивать нос о чужие окна,
   Но в радости или в горе
   они никчемны,
   Как вода, без которой не было жизни.
  
  
  
  
  
   ***
   О каких-то вещах мне нравиться плакать,
   О каких-то вещах мне нравиться думать,
   О каких-то вещах мне нравится быть не охотной,
   Не близкой, не распростертой,
   Об этих вещах самых главных.
  
  
  
  
  
   ***
   Созревает айва, без кокетства, забот и дождей,
   Созревает айва, в запустении, как в неглиже.
   Созревает душа, и становиться в чем-то нежней,
   В чем-то так тяжела, что ее не раскусишь уже.
  
   Созревает айва, мне одна лишь природа родна,
   А с тобой- чужаки, я машу беспристрастно рукой,
   Созревает душа и становиться так голодна,
   Весь мир поглотить ей не кажется много одной.
  
   И срывается голос, как листья, и хочет в полет,
   Созревает все то, что душа моя не превзойдет...
   Созревает айва, только это заброшенный сад,
   И ее на варенье хозяюшка вряд ли сорвет...
   Ты меня проводил и потерянно едешь назад.
  
  
  
  
  
   ***
   Мне нравится подумать, что могу
   Вернуться в сон и в воздух сладковатый,
   Что где-то на далеком берегу
   Свои сердца раскрыли мне гранаты,
  
   Что ночь мою там продлевают ставни,
   И я кажусь им детской и недавней,
   И ждет прикосновения ограда...
  
   Но каждый раз я не могу остаться,
   За губы лета, за шифон акаций,
   Нет, не проси, я не могу остаться.
   Моих стремлений заспанные львята,
   Они бояться стать всего лишь камнем,
   Штампованными сторожами сада.
  
  
   Детство
  
   По ночам, в пустоте, в без тебя одинокой постели,
   Где в случайности складок лежу, как в морщинках души,
   Надо мной проплывают зеленые зонтики елей,
   Моя няня, и белый щенок, и болот камыши,
  
   Надо мной проплывает не память, а сны и мечты,
   И не те, кто ушли, а лишь те, кто и не были вовсе,
   И они говорят мне: "Любимая, встретимся после,
   Мы как жилы, как корни, как нервы в тебя вплетены."
  
   Надо мной проплывает мой дом деревянный, сирень,
   И ленивое утро в венках васильков и грибниц,
   И сама я - смотри! - мне всего только шесть или семь,
   Я лечу, я смеюсь, позаимствовав легкость у птиц,
  
   И снижаюсь на миг, в синеве, в тишине, в темноте,
   К той другой, что лежит неподвижно в глубокой постели,
   И не видит меня, оттого что, как зонтики, ели
   Ей морочат глаза, да и слезы стоят у ресниц.
  
  
  
   О смерти и жизни.
  
   У смерти усталый взгляд и движенья нервные,
   Пуст холодильник и не налажен быт.
   Она мне клянется, что буду у ней я первой,
   В гости зовет и подолгу в дверях стоит.
  
   Врет она, знаю, изменит и мне со многими,
   В страстном запале смакует она тела.
   Только у жизни - одни лишь псалмы убогие,
   Ну а смерти - карьера и все дела.
  
   Все колобродит, манит манжетом шелковым,
   Тайн обещает, и праздников, и костров,
   Ну а жизни все чудеса дешевые -
   То про погоду, то про дележ хлебов.
  
   Что же мне делать? Не знаю. Гляжу и мучаюсь -
   У жизни и стол накрыт, и кипит плита,
   Ну а у смерти губы, как искры, жгучие.
   Только ни эта мне не люба, ни та.
  
  
   Венеция
  
   Прекрасный Город уходит,
   Все с собой забирая:
   Апокрифы Тициана,
   Витражные сны Гольдони,
   И белый мрамор узоров
   На серых гниющих сваях,
   Столетних коней впрягая,
   Бесстрашных в любой погоне.
  
   А гости спешат, листая
   Шагами реестр поколений,
   А гости спешат, не зная -
   Со всех мировых концов -
   Что город их покидает,
   Что город всех покидает,
   Навеки. И даже тени
   Выехали из дворцов.
  
   А с виду все так же - скоро
   Наступит соленый вечер,
   И пахнет вином и хлебом,
   И всем повезло с погодой...
   Но тщетно его соборы
   Твердят о спасении вечном -
   То люди уходят в небо,
   А город уходит в воду.
  
   И землю в ночи качая
   Его колесницы мчаться,
   Не веря в попутный ветер,
   Взбивая сугробы волн...
   И я выхожу к причалу,
   Чтоб с Городом попрощаться,
   Вздыхаю, а он шутливо
   Делает мне поклон,
  
   И говорит мне: "Донна,
   Мне кажется, мы встречались.
   Не помните? Ну так полно!
   А, впрочем, Вас подвезти?
   Не бойтесь, садитесь, Донна,
   Вы здесь, как и я, в печали,
   Скорее садитесь, Донна,
   Нам, кажется, по пути".
  
  
   Питер
  
   Вечеряющий город будет долго еще вечереть,
   В отцветающем золоте лип и дворцовых оград.
   Остужая глаза в переливчатой черной Неве,
   Мы пройдем по мосту и направимся влево и в сад.
  
   Там, в компании статуй, нелепо поставленных в ряд
   (Им пределы аллеи сродни очертаньям острога),
   Мы небрежно возьмемся с тобой разгадать бытия
   Справедливость и боль. И поймем, как покажется, много.
  
   И беспомощны так в этой вере своей и тепле
   Губ, и рук, и дыханий мы будем с тобой в полутьме,
   А кому-то покажется, что это статуи две,
   Прочь из плена аллеи куда-то бредут при луне.
  
   Но потом мы застынем, вдали, у Ростральных колонн,
   Чтоб стоять и смотреть, отгоняя то нежность, то сон,
   Как Дворцового вновь оживает столетний остов,
  
   Да и счастье похоже на множество древних мостов,
   по которым мгновенья идут из мечты в никуда.
   И зрачки фонарей своим блеском дурачит вода.
  
  
  
   Thanks-giving
  
   What can be more miserly than saying Thank you?
   It's like paying with a trinket for the gold of love,
   As if the giver is a savage.
   And celebrating the good bargain.
  
   Thank you. Thank you. What can be more safe?
   It's like hiding behind a brick fence - better - a barbed wire -
   Thank you for what you did but, please, don't come near!
   Thank you - the word of withdrawal,
   Indifference.
   Fear.
  
   A cheap currency that everyone understands but nobody values.
   Change we throw to people on the street
   Because being nice at no cost
   is a great feeling.
   Is it?
  
   Please don't say it.
   Not when I open my home and let you in to feast on my heart
   I've spend two days cooking and stuffing it the way I thought you'd like.
   Go on, feast on my heart.
   I'll grow a new one, even more delicious.
   But don't kill me with Thank you.
  
   You hear, boy?
   Girl, Man, Woman, Dear whoever,
   But when someone shows you a new way to breathe,
   If you carry it like a treasure through the reptile twists of life,
   And if you pass it on to a passerby with same selfless zeal
   And if with your last breath you'll remember that person's eyes,
   Then you'll know
   That you've mastered
   The difference
   Between saying
   And giving
  
   Thank you.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"