Вот здесь, прямо здесь, уверенно продави мне тонкое костяное ребро, чтобы послушать не попадающие друг в друга аритмичные удары сердца. Они ежесекундно подсчитывают меняющееся население моей кривобокой планеты, ведь мир считается живым, покуда в нём есть существа, согревающие его своим мерным дыханием. Население её колеблется от нуля до одной целой девяти десятых человекоединицы. Ежели стрелка медленно движется в сторону нуля, это означает, что и я медленно сползаю в сторону нуля: охлаждаю внутренние генераторы, делаюсь тоньше стекла, тише глухоты, меньше малого, суше разжаренных солнце трещин. И начинаю судорожно рассматривать свои внутренние лабиринты, пристально слушать кровь каждой артерии в поисках одной вещи, той самой, которая может развернуть стрелку в сторону двойки - цифра, практически недостижимая в рамках моего мира.
Днями-минутами, днями-веками, днями-вдохами, днями-выдохами эта вещь заставляет меня мять протёртыми ботинками траву, тихо наслаждаться твёрдостью рыжего домовитого кирпича, разделять плохим зрением небесные границы на разноцветные дружелюбные полосы. И эта вещь всегда делает меня тяжелее гранитных плит и наполняет иногда, несколько секунд, самую малость, мои глаза солоном. С первым лучом солнца и до появления полярной звезды я ищу этого. В запахе еды, в воде из-под крана, под стелькой полуразвалившейся обуви, на оконных разводах, на дне рюкзака, в отражении бокала...
Самое сложное всегда связано с самым простым. То, что я ищу называется ощущением дома. Вот она, эта вещь, которой нет под полярной звездой, в запахе еды, в воде из-под крана, под стелькой полуразвалившейся обуви, на оконных разводах, в отражении бокала - я проверила. Это движет мной, не даёт сидеть долго на одном и том же месте, потому что я знаю - это место не моё. Одному Богу известно, где оно.