Для того, кто оставил в сердце самый большой, не проходящий, след.
Тонкий, лунный серп заволокло легкой пеленой тумана, а темные улицы освещали, стоящие по бокам дорог, фонари. Я выскочила из подъезда, на ходу застегивая куртку. Было холодно. Руки в момент посинели, и я искренне пожалела, что не взяла с собой перчатки и головной убор. Я слишком торопилась поскорее сбежать из дома. Там, в двухкомнатной, уютной квартире остались мои проблемы, моя боль, мои каждодневные ссоры с супругом и прочие бытовые неурядицы. А здесь, поздним осенним вечером на безлюдной улице начиналась совсем другая жизнь. Я шла по асфальтированной дороге, вглядываясь вдаль в поисках знакомой фигуры. Одинокий мужчина, лет тридцати медленно плелся по дороге, таща на себе тяжелые сумки. Молодая девушка, примерно моя ровесница, одетая в черное, легкое пальто и замшевые туфли на высоком каблуке, торопливо шла мне навстречу, дрожа от холода. Где-то протяжно завыла собака. Под ногами хрустнула веточка, упавшая во время сильного порыва ветра с липы, растущей у дороги. В ледяной тишине пустынной улицы этот звук показался немного жутковатым. Из-за поворота выехала серая иномарка, обогнала меня и скрылась между пятиэтажными домами. Вдруг я увидела впереди знакомый силуэт. Сердце бешено забилось. Я прибавила шагу. Он шел мне навстречу, одетый в черную, кожаную куртку, темные джинсы и серые ботинки, испачканные в придорожной пыли. Я не выдержала и побежала к нему. Он распростер руки, и как только я уткнулась носом ему в грудь, сомкнул их у меня за спиной. Мы стояли, не двигаясь под фонарем, у края проезжей дороги и молчали. Я обхватила руками его за талию и крепче прижалась к нему. Даже не видя его лица, я поняла, что он улыбается. Он осторожно ослабил хватку, я подняла голову и встретилась взглядом с теплым взглядом его серых, задумчивых глаз. Я скучала по нему, всегда. И сейчас, находясь рядом с ним, я думала о том, что наше счастье продлится даже меньше, чем одну ночь. Он лукаво улыбнулся мне и погладил правой рукой по голове. Я запуталась пальцами в его мягких, русых волосах и привстала на цыпочки, желая поцеловать его. Он нагнулся ко мне. Время, место, погода - все стало вдруг таким неважным, абсолютно не нужным и не имеющим ни малейшего значения. Жадно, пламенно целуя его губы, я думала лишь о том, чтобы это никогда не кончалось. Мне всегда было его мало. А ему... Я так до сих пор и не могла понять, что он чувствует ко мне. Всегда слегка отстраненный, погруженный в собственные мысли, он прижимал меня к себе, закрывал глаза, вдыхал мой запах, но я на подсознательном уровне чувствовала, что душой он не здесь, не со мной. Он никогда не говорил, что любит меня. Но когда я предложила порвать эти ни к чему не ведущие свидания, он крепко сжал мою руку и тихо прошептал: "Не забирай последнее, что у меня есть". И я осталась. Я понимала, что я сама не смогу без него. Сколько времени уже это продолжалось? Не знаю. Мне было 25, ему уже за тридцать. Он выглядел даже старше своих лет. Преждевременно рыхлая кожа на лице, вечные синяки под глазами то ли от бессонницы, то ли от еще чего-то, неимоверная худоба его тела и уставший, пустой взгляд. Мы были знакомы уже на протяжении долгих десяти лет. Можно сказать, что я выросла на его глазах. Он был уже сформировавшимся мужчиной, когда я пятнадцати летней девчонкой ворвалась в его спокойную, монотонную жизнь и перевернула все вверх дном. Поначалу он терпеть меня не мог. Ему не нравилась излишняя моя гиперактивность, желание влезть в его дела, понять его. Я не оставляла его в покое. Я хотела быть хотя бы его другом, не понимая тогда, что невозможно пятнадцатилетней девчонки быть другом взрослого парня. Целый год он открещивался от меня, как мог. Но постепенно сдался. Когда закончилась наша дружба, я не знаю. Когда начался новый виток в наших отношениях, я тоже не помню. До достижения мною совершеннолетия мы были близкими друзьями, но личная жизнь у каждого была своя. А в восемнадцать... В восемнадцать я вышла замуж. Он сидел за большим столом в кругу почетных гостей и громче остальных кричал "горько". Я понимала причину - я, наконец, оставлю его в покое. У меня начнется своя жизнь, и наши пути разойдутся навсегда. Но все случилось совсем не так, как мы предполагали. Мы встретились с ним случайно... На углу. Это был понедельник, или среда, я точно не помню. Он шел с работы в старых, затертых шортах, закинув футболку на плечо, весь испачканный в цементе и краски. Мы разговорились. Он смотрел на меня уже по-другому. Что-то изменилось в его лице. Хотя, эти изменения начались гораздо раньше, просто я не замечала их тогда. Я выросла. Я стала достойна того, чтобы быть с ним. Я больше не была сумасшедшим, формирующимся подростком, у которого летал в голове ветер и слезы наворачивались при каждом пустяке. Я стала женщиной. Он меня ею сделал. После знакомства с ним я плавно вылезла из джинсов и кроссовок и стала носить юбки, туфли на высоком каблуке, часами пропадать в магазинах нижнего белья. Мне хотелось быть лучше, красивее, чем расфуфыренные, самодовольные девушки из его компании. Но меня бы никогда не приняли в ту среду. Разница в возрасте, пускай и в шесть лет, но чувствовалась весьма ощутимо, особенно в то время. К тому же, у нас были разные интересы, разные жизненные ценности, даже музыку мы слушали совершенно разную. Но тогда, на небольшой улочке, при свете яркого, летнего солнца это все показалось таким мелким и жалким в сравнении с тем, какие чувства накатили на нас. Это был первый раз, когда мы были по-настоящему вместе. Вдвоем. В пустой, однокомнатной квартире с распахнутыми настежь окнами. Я лежала, прижимаясь к нему и опустив голову ему на грудь, и думала о том, как же это здорово, быть рядом с ним, чувствовать его тепло, прикасаться к нему без ропота, без страха, без стеснения. Он лежал, одной рукой обняв меня, и курил, томно прикрыв глаза, как всегда думая о чем-то своем. Его длинные, музыкальные пальцы нежно гладили меня по спине. А сигаретный дым вырывался из его тонких губ и растворялся в горячем воздухе.
После этого мы уже не смогли расстаться. Нас тянуло друг к другу как магнитом. Позже я призналась ему, что вышла замуж даже в большей степени, чтобы насолить ему, а не из великой любви к своему супругу. Он ответил, что знал это и так.
Он никогда не дарил мне подарков, сухо поздравлял с праздниками, но при каждой встрече крепко прижимал к себе и по собственнически целовал.
Моя детская влюбленность не прошла бесследно, она переросла во взрослую, сильную любовь к мужчине, с которым я не могла бы быть ни при каких обстоятельствах. Возможно, из-за своей глупости в молодости, возможно, из-за огромной разницы в характерах, возможно еще по каким-то причинам. Но не могла - и это я знала точно.
Он прервал поцелуй и тихо произнес:
-Пойдем. Не будем же мы вечно тут торчать.
Я кивнула в ответ. Мы шли по длинной, хорошо освещенной улице. Одну руку он положил мне на плечо, в другой держал зажженную сигарету. Порой мне казалось, что сигарета - его единственная любовь. Он мог выкурить пачку в час. Как-то я попыталась намекнуть ему, что так недолго и рак легких заработать, на что он шутливо ответил: "Значит - умру молодым". Я шла возле него, стараясь запомнить его запах, его взгляд, его движения, мимолетную улыбку - все, будто чувствовала, что что-то должно произойти. Он перевел на меня взгляд и мягко улыбнулся, затем остановился, прижал меня к себе и всмотрелся в мое лицо.
-Накрась глаза в следующий раз.
-Зачем? - не поняла я.
-Просто... Сделай это ради меня.
-Ладно, - пожала плечами я.
Просьба была более чем странной, ведь он знал, что я не пользуюсь косметикой и даже шутя, называл меня "дурочка ты моя некрашеная".
Больше он не сказал ни слова. Всегда молчаливый, задумчивый, сегодня он был серьезнее даже, чем обычно. Но я не предала этому значения. А потом была ночь. И вновь эти сильные руки, глубокий взгляд, грубый голос, сбивчивое дыхание, смятая простынь.
Я ушла под утро, он проводил меня до двери, как обычно, совершенно голый. Я знала, что как только за мной захлопнется дверь, он закурит, ляжет на еще не успевшую остыть кровать, возьмет в руки книгу и надолго уйдет из этой реальности в другую, ту, где хорошо и спокойно, где нет проблем, нерешенных вопросов, недосказанных фраз.
Я вошла в квартиру, громко хлопнув дверью, прекрасно зная, что муж уже не спит. Он встретил меня на пороге в одних трусах, и я брезгливо поморщилась, при виде него.
-Где была? - беспристрастно спросил он.
-Отвали, - кратко ответила я, разуваясь.
-Шлюха, - рявкнул супруг и вышел из коридора.
Я ничего не ответила. Ушла в свою комнату и заперла дверь. Мы уже давно жили, как чужие. Я вообще не помню, любили ли мы когда-нибудь друг друга и до сих пор не могу понять, назло кому мы поженились? Что мы хотели доказать? Или просто сломать себе жизни? Ну, как бы там ни было, но последнее у нас получилось точно.
О смерти самого родного и любимого мной человека, я узнала случайно. Зашла в библиотеку, чтобы отдать прочитанные книги и запастись новыми. В читальном зале я столкнулась с Федором Николаевичем - шестидесяти летним ученым и по совместительству моим старым знакомым. Он-то мне и рассказал, что моя первая и единственная любовь умерла. Мне стало плохо, пол поплыл под ногами, тело перестало слушаться, и Федор Николаевич еле успел подхватить меня и помог дойти до ближайшего стула.
-Как умер? - с трудом шевеля языком, спросила я, - Мы же только позавчера...
-У него была злокачественная опухоль головного мозга.
-Но... почему вы об этом знаете, а я нет, - чувствуя, как к горлу подступает комок, спросила я.
-Он запретил тебе рассказывать. Об этом вообще никто, кроме меня не знал. Видишь ли, он вырос у меня на глазах, и я, как мне кажется, был единственным, кроме тебя, кому он всецело доверял. Он пришел ко мне однажды вечером и сказал, что жить ему осталось всего несколько лет. А спустя некоторое время, после этого известия он встретил тебя. И, будто, заново начал жить. По прогнозам врачей он должен был умереть уже два года назад, но ты подарила ему еще пару лет жизни. Он боготворил тебя. Любил, как никого и никогда. И только я знал об этом.
-Но почему!? - захлебываясь слезами, попыталась возразить я.
-Потому что не хотел привязывать тебя еще сильнее. Он знал, что скоро умрет. Он слишком сильно тебя любил, и старался быть как можно холоднее к тебе, чтобы боль от его утраты была как можно меньше. Хотя я и говорил ему, что он не прав, но он не слушал меня. Но поверь, ни одну минуту, проведенную с тобой, он бы не променял ни на что другое.
-Я ничего не знала, - прошептала я, уставившись невидящим взглядом в стену.
-Это было благородно с его стороны. Его опухоль была неоперабельная, и он знал, что все равно не выживет. Он много курил, хотя с его диагнозом, ему вообще нельзя было курить, он пробовал на прочность себя, потому что знал - смерть неизбежна. Но он был счастлив, поверь. В те минуты, когда вы были вместе. Знаешь, что он мне сказал в последний свой визит ко мне?
-Что? - я перевела взгляд на старика.
-"Все будет так, как и должно быть".
-Если бы я знала, я бы бросила все, я бы была с ним... до конца.
-Он этого не хотел. Он хотел умереть в покое и тишине. Один. Именно поэтому его все устраивало. Девочка, ты еще молодая и наивная, и многих вещей не понимаешь, но, поверь, все сложилось именно так, как он желал.
-Теперь я понимаю... почему он был такой странный в последние дни. Он прощался со мной, да?
Старик кивнул в ответ. Затем порылся в своем черном портфеле и достал оттуда старую, потрепанную книгу. Надпись на обложке гласила: "На игле. Ирвин Уэлш". Его любимая книга.
-Держи. Он попросил отдать это тебе, - старик запнулся, - когда придет время.
Время пришло. Дрожащими пальцами я взяла книгу из рук Федора Николаевича и открыла ее. На первой странице лежал клочок бумаги, где до боли знакомым, мелким, неровным почерком было написано два слова: "Не грусти".