Аннотация: Очень мерзкое наваждение, которое однажды мне приснилось. Я знал, что во всём виноват Прозак, но половина вины всё же принадлежит тварям.
Не суши бельё, когда дует западный ветер.
Пятнадцать лет спустя.
Это был его маленький подарочек, его подарочек и никто, никто не имел права его отнять. Именно эти мысли вертелись в голове у сорокалетнего старика, именно эти мысли обосновались в его сознании.
Некто, очень похожий на молодого мужчину, но на самом деле старик и разумом и телом, сидел на корточках рядом с ванной, ржавой и старой. Ванна была его другом, его единственным другом и отражением. Старичок кряхтел рядом с ванной, обтираясь вокруг ножек ванны как кот. Так он беседовал с ванной, только так, он считал, ванна может понимать его.
Он жил один в доме, и был бы счастлив, если бы его дом стоял у края леса. Его маленький домик, который даже и не был мрачным, а скорее жалким, как бездомная собака с вылезшей шерстью, ютился среди других домов, которые словно бы гордились тем, что у них есть реальные хозяева. Каждый день он был вынужден наблюдать счастье других, боль других, жизнь других. Другие, они были опасные, они могли позвать людей, много людей, чтобы убить его. Нужно было всегда быть осторожным в этом пригороде. Он и был: появлялся на улице только по ночам и никогда не расхаживал по дому с открытыми окнами, а день всегда проводил рядом с ванной. Он знал, как обмануть людей.
В этот век всё странное оправдано воображением, и соседи думали, что это больной и добрый человек, а иначе кто бы это мог быть, кто каждый праздник заботливо раскладывал под соседские двери подарки? Он был отнюдь не глуп и знал, что их воображение надо подкармливать как собак.
Никто же не знал, что он зол, мерзок и отвратителен, как долго пролежавшая и теперь гниющая половая тряпка.
Больше всего он любил детей, чудесных златокудрых девочек и кареглазых мальчиков, загореленьких и сочных, как шоколадное мороженое, как слегка недожаренное мясо. Старичок наблюдал за ними из окна, что находилось в ванной комнате, и причмокивал.
Он так много фантазировал, что уже не мог отличить свою прошлую жизнь, от того, что придумал. Как бы это не казалось странным, ему всегда снилась чистая синяя вода, и его сны в этом сине-перламутровом свете никогда не были страшным, они вообще мало напоминали кошмары.
Эта была причина, по которой он считал себя здоровым. Больше всего раздражали его в чистом полотне сна постоянно появляющиеся кролики: сначала маленькие, но потом они вырастали размером со слона и заставляли его прыгать вместе с ними и кричать:"Если сушишь бельё, не суши при западном ветре!". Всё это продолжалось до тех пор, пока небо не становилось розово-синим.
Кроме кроликов, всё было у него хорошо.
Новая семья заняла соседский дом в следующий месяц, они обанкротились и вынуждены были продать старый особняк, что расплатиться по долгам.
Она не привыкла так жить, это было видно с первого взгляда, у неё и её детей всегда было всё, что она хотела, но жить здесь, с этими соседями, необразованными и невоспитанными, было выше её сил.
Он не привык так жить, не привык сориться со своей женой и видеть её так часто, не понимал, что его друзья ему больше не друзья, и скоро ему придётся продать кабриолет, потому что дела пойдут ещё хуже.
Мальчик смотрел на своих родителей, орущих друг на друга и выпускающих фонтаны взаимных оскорблений. Ему было всего четырнадцать, его сестре пять, и им обоим хотелось есть. Они уже не ели два дня, потому что отец пил и жаловался, а мать делала вид, что всё хорошо, и она не в захолустном домишке, а в своём шикарном особняке. Его сестра постоянно плакала, и иногда её кормили, чтобы она заткнулась. Вскоре это вошло у неё в привычку. Последние деньги уплывали облаками в страну снов и приходили сумерки.
В сумерках подросток читал книгу. Просить денег на еду было бесполезно, потому что они бы сделали вид, что она у них есть. Никто не готовил, родители всё ещё ели в ресторанах. Мальчишка посмотрел в окно.
Старичок наблюдал за ней уже три минуты и двадцать девять секунд, а мог бы целую вечность.
Она резвилась и плескалась в лучах солнца, как сверчок. У него потекли слюни, и он начал канючить и пристанывать. Оторвавшись от окна, он начал тереться о ножки ванной, оставляя ошметки кожи и грязи, его большой пузо задевало пол, а маленькие и худенькие ножки с пустым звуком скользили по кафелю.
"И снова смотреть, снова пытаться учуять её запах, такой сладкий и терпкий, такой свежий. И почему малявочка не одна, почему крошечка со своей злобненькой мамочкой, которая развешивает бельё, которая так неаккуратно развешивает бельё? Почему маленький крольчёнок всё ещё бегает?"
Старикашка видел, что надо быть осторожным: она не одна гуляет, но они глупы, они никогда ещё не замечали, и к тому же, её мать была занята работой.
Бельё развешивалось, малышка резвилась.
Это был его подарочек, он сидел и канючил, но плохие люди рядом, они хотят его забрать. Он пытался спрятать отрубленную голову - подарочек, который он нашёл ночью на крыльце - разбухшую, с безмятежным выражением лица под ванну, а ещё раньше в раковину и в ящик наверху, что находился на нижнем опасном этаже. Двухэтажный домишко наполнялся грохотом топающих ног, и, не справляясь с новыми звуками и ощущениями, вибрировал, посылая тревогу хозяину.
Полицейские застали его за поеданием мёртвой плоти, и в последнем акте его тайной жизни он был возбуждён и счастлив. Глуп он тоже не был, он знал, чувствовал, что она дала ему подарочек.
"Ничего удивительного - говорили их близкие друзья. - Она в последнее время была не в себе, да и денег на еду не было, насколько я знаю...
".... Ну, конечно, это он виноват в смерти дочери и в безумии матери, если бы он не разорился, то они были живы.
".... Оставил сынишку совсем сиротой...
"Это, безусловно, был не самый традиционный способ сэкономить - так размышляли те, кто считал себя ироничным и остроумным человеком.
Дело было громким, неоднозначным и переливалось под освещением журналистов, как бриллиант.
Мальчик написал повесть, написал быстро и для первого раза изумительно - говорили критики. Они дали ему "зелёный свет, чтобы стать известным писателем.
" Он детально описывает психологию безумца, учитывая его возраст - это нереально ... - удивлялись издатели.
Они же не знали, что я ничего не выдумывал, что я долго наблюдал, а это кропотливая работа.
Для Тебя уже не секрет, что тот, кто развешивал бельё, был Я.